Глава 8
Дезертир
Кнемцу, руки которого были по-прежнему связаны, привязали веревку, обмотав ее вокруг пояса, чтобы в последний момент не рванул к своим. Другой конец веревки был в руке у Федора. Он хоть и боевой офицер, с опытом, а понимал: разведчики навыки специфические имеют и справятся лучше его. Тут уж без обиды.
Курт вел уверенно, и Федору подумалось, что не первый раз он этой дорогой идет, слишком уж точно двигается в темноте.
Федор дернул за веревку, и Лейнер остановился. Казанцев прошептал ему в ухо:
– Как до своих дойдешь, дай мне знак, я кляп вытащу. Заговоришь с ними – и сразу падай. Если перестрелка начнется, уцелеешь. Все понял?
Немец кивнул головой. У него сейчас главная задача – выжить в этой мясорубке. Вообще он считал, что ему очень повезло. Гюнтеру ноги прострелили, и даже если он поправится в русском лагере для военнопленных, еще неизвестно, будет ли ходить. Слышал он, медицина у русских плохая, ноги раненому могут ампутировать. А кому инвалид нужен? О раненом русском лодочнике он даже и не вспомнил: предатели своего Отечества никогда не вызывали уважения у противника, даже если и помогали ему.
Курт уже шагал не так бодро, стал посматривать по сторонам. Федора же беспокоило, что их пятеро, а на встречу пришло двое. Ну пусть агента забрали – трое должно остаться. Немцы тоже считать умеют.
Федор обернулся назад, но Николая с бойцами не увидел. Отстали или крадутся в стороне, не желая себя проявлять?
И тут раздался окрик по-немецки:
– Хальт!
Причем прозвучал он негромко.
Курт оглянулся на Федора, и погранец, поняв его, выдернул изо рта кляп. Курт ответил на окрик – тоже по-немецки, но что сказал, неясно, языка Федор не знал.
– Ком! – ответили ему.
Федор дернул веревку, Курт понял и тут же упал не землю. Шлепнувшись рядом, Федор выхватил пистолет.
Впереди, совсем рядом, грохнул выстрел, следом – шум борьбы, сдавленные крики, звуки ударов.
Федор встревожился. Явно шла схватка, помочь бы надо. Убежать немец не должен, руки связаны. Решив: «А-а-а, была не была», Федор бросился на шум схватки.
Почти тут же услышал сиплый хрип:
– Командир…
На земле барахтались двое: где свой, где немец?! Сообразил: наш внизу, немец – сверху. Коротко размахнувшись, Федор ударил немецкого разведчика рукоятью пистолета по голове. Приложил хорошо, от души. Немец обмяк.
Лежавший под ним боец столкнул с себя тело и перевел дыхание.
– Здоров, как хряк, небось – центнер весом. Чуть не задушил, гад!
Разведчик встал на колени, перевернул немца на спину, расстегнул на нем брючный ремень и очень шустро перетянул ему руки. Но рядом еще две пары дерутся, а в стороне – неподвижное тело.
Федор сделал пару шагов в сторону – на немце сидел и заламывал ему руки за спину Николай.
– Помочь?
– Справлюсь. Ты лучше посмотри или подмогни Рожкову.
Федор бросился на помощь, но разведчик уже ударил «своего» немца ножом в живот, дважды. Немец захрипел, засучил ногами. Потом дернулся, вытянулся и затих. Готов!
– Что же ты его? – спросил Федор, но вместо ответа разведчик повалился на землю. Федор стал его ощупывать – правый бок был липкий от крови. Ранил его немец. Сил одолеть его у разведчика не было, потому и прикончил. Ну и ладно. Двое из группы связаны, допросу подлежат. Можно сказать, успех.
Федор подошел к телу, по-прежнему неподвижно лежащему в стороне, включил фонарик. Это был наш боец, убитый выстрелом в лицо. Дорого обошелся нашим разведчикам захват немецкой группы! Но немцы тоже профессионалы, нашим в выучке не уступают.
Николай уже поднялся, подошел к Федору.
– Вот… – дальше последовал крутой мат. – Он первым на немца кинулся, но тот из пистолета успел шмальнуть. Жалко парня, четвертый месяц в разведке, опыта уже успел набраться. А где твой немец?
Черт, Курт же без пригляда лежал… Федор бросился к месту, где, по его предположениям, должен был находиться Лейнер, но немца там не было! В деревню он не пойдет, жители его запросто забьют до смерти. К лодке направился? Федор побежал к месту, где они привязали лодку. Зрительная память у него была отличная, и путь он помнил.
Курта он догнал уже на мостках. Вот же фрукт! Сбежать хотел! И без малого ему это удалось. Веревки на руках перетереть мог о железку, а весла в лодке. Отплыл бы на сотню метров – и попробуй его достань!
Со злости Федор врезал обер-фельдфебелю кулаком в скулу. Схватив за веревку, свисающую с пояса, он буквально поволок Курта за собой, к месту схватки.
Николай перевязывал раненого бойца – немец все же успел ударить его ножом в живот…
– Казанцев, привяжи своего немца к дереву и помоги раненого в лодку перенести. Первым делом раненого отправлю, пленных – второй ходкой. Ни черта с ними не будет! Я с бойцом на весла, ты фрицев стережешь. Можешь допросить, чтобы время не тратить.
– Ты немца, что в ноги ранен, прихвати, а то от кровотечения загнется. Он у ивы лежит…
– Не учи ученого! Берись за ноги…
Втроем они перенесли бойца в лодку. Николай с бойцом уселись на весла, Федор сбросил с бревна причальный конец и оттолкнул лодку ногой, направляя ее на чистую воду. Потом бегом вернулся к месту бывшего захвата. Пленные были связаны, никуда деться они не должны, но и без пригляда оставлять их нельзя…
Однако, подбежав, услышал, как Курт и немец-разведчик переговариваются по-немецки.
– А ну, заткнулись оба! Ни слова по-немецки! Только по-русски, чтобы я понимал…
Федор подошел к лежащему немцу – это его одолел Николай. Второй, которого Федор приложил по голове пистолетом, все еще был в отключке, но связан.
– По-русски понимаешь?
– Немного. – Немец говорил с сильным акцентом. Однако он понимал язык, и это было главное.
– Сколько вас было?
– Трое, все здесь.
– Один из вас убит, второй пока без сознания. Кто в группе старший?
– Он без сознания.
– Где передовую переходили?
– Южнее Клубино, по реке Ра-чи-ца! – по слогам произнес немец.
Блин, какие-то они водоплавающие… Фронт по реке перешли, к месту встречи тоже на лодке приплыли… Место перехода по воде не перекроешь, не заминируешь. Худо-бедно, но разведгруппа обезврежена. Не без потерь с нашей стороны, к сожалению.
Федор замолчал. Оставалось ждать, когда лодка с Николаем вернется, да доставить немцев в отдел. Он же свою работу выполнил. Николай с бойцами львиную долю сделал. Без его помощи со своими бойцами Федор устроил бы стрельбу и побоище.
Ждать возвращения лодки пришлось долго, часа два.
Николай вынырнул из темноты неожиданно.
– Ну что, не покусали тебя немцы? Придется потрудиться… Перенесем трупы – нашего бойца и немца, всех сразу взять не получится. На озере небольшая волна поднялась, ветер.
– А грести один будешь?
– Сюда-то я так плыл… Раненых в госпиталь отвезли. А здесь все подчистить надо – чтобы ни трупов, никаких следов. Пусть немцы гадают, где и по какой причине их группа сгинула.
Они перенесли в лодку труп нашего бойца, потом немца. Фриц тяжелым оказался, и когда его погрузили в лодку, корма просела.
– Не скучай, Казанцев, я мигом обернусь, – Николай поплевал на ладони и взялся за весла.
«Мигом» – это для красного словца. Полчаса туда, столько же обратно, да еще его разведчикам трупы надо выгрузить. Часа полтора ждать придется.
Федор вернулся к пленным и увидел, что там произошли некоторые изменения. Лежавший без сознания немецкий разведчик очнулся и подполз к своим; второй разведчик пробовал зубами развязать веревку на запястьях своих рук.
Федор, не церемонясь, пнул сапогом одного и другого.
– Еще раз увижу попытку освободиться, кастрирую! Расползлись друг от друга, живо!
Он уселся у дерева и оперся спиной о его ствол.
На востоке постепенно начало сереть – наступало утро. Ночь беспокойная выдалась. Федор чувствовал, как постепенно спадало напряжение, наваливалась сонливость.
Наконец появился Николай.
– Место вокруг осматривал?
– Темно было. Да и за этими пригляд нужен. Один вон хотел веревку зубами перегрызть или узел ослабить.
– Груз у них должен быть – я вещмешки имею в виду. Боеприпасы, жратва – все же впятером шли. Я бы сейчас шнапса глотнул… Ты погоди маленько, я пройдусь.
Федор подошел к пленному:
– Вещмешки или ранцы были?
– Я.
– Где оставили?
– Десять шагов туда, под елка.
– Ага, слышал я. – Николай зашагал к уже видимой в рассветном полумраке ели.
Уже не ночь, но еще и не полноценное утро; однако видимость улучшилась.
Николай выудил из-под ели два вещмешка, принес их и открыл один.
– Так… запасные магазины, махорка наша… Слышь, фриц, махорка-то тебе зачем?
– Собаки…
Ага, понятно… Они махоркой след посыпают, чтобы его собаки не взяли.
Николай достал фляжку, свинтил пробку, понюхал.
– Коньяк! Ей-богу, коньяк, причем хороший!
Он сделал глоток, подержал коньяк во рту и проглотил.
– Хлебни, – протянул фляжку Федору.
Федор сделал несколько крупных глотков. Коньяк взбодрит, согреет. А пока они до своих доберутся, запах уже выветрится.
Николай отхлебнул еще, и получилось довольно много.
Федор поймал взгляд немца, которым он смотрел на фляжку – жадный взгляд… А хрен тебе, отпил свое!
Николай продолжил рыться в вещмешке.
– О! Галеты и копченая колбаса! В самый раз! Держи!
Он отломил половину кольца колбасы и протянул ее Федору. Запах от колбасы шел… словами не описать! Федор не ужинал, и есть ему хотелось.
С колбасой и галетами оба офицера расправились быстро.
– Вставайте, фрицы! К лодке!
При посадке в лодку немцев придерживали – все-таки со связанными руками садятся. Лодка раскачивается, неудобно. Бултыхнется за борт, и доставай его потом, мокни…
На этот раз за весла сел Федор. Николай же сидел на корме, приглядывал за немцами.
Федор работал в темпе – хотел согреться, кровь разогнать.
– Левее немного, – скомандовал Николай, – в самый раз к иве получится.
Федор обернулся. Уже рассвело. За ивой был виден их грузовик, боец на берегу.
Лодка с разгона ткнулась носом в песок, на полметра залетев на пологий берег.
Все выбрались из лодки, и боец помог немцам забраться в грузовик.
– Казанцев, я вещмешки немецкие заберу, там ничего секретного нет. Фляжку я с бойцами оприходую, а патроны самим пригодятся.
Федор кивнул.
Уже когда они приехали в город, сам забрал из карманов немцев документы. Перед выходом в рейд, в немецкий тыл, наши разведчики сдавали старшине взвода документы и награды, а немцы все это имели при себе.
– Ну что, Казанцев, будь здоров и не кашляй, как говорится… Думаю, свидимся мы еще…
– Спасибо тебе, Николай, помог с парнями.
– Одно дело делаем, братишка!
Из Одессы Николай, что ли? Словечки употребляет портовые, да и песня про Костю… Надо поинтересоваться при случае.
Федор сразу пошел к начальнику отдела: документы немецкие на стол выложил да рассказал подробно о ходе операции.
– Не без огрехов сработали, но дело сделали. Пиши рапорт и можешь отдыхать. Допрашивать немцев найдем кому, ты же свою работу выполнил. Да, побриться не забудь.
Но Федор первым делом завалился спать. После бессонной ночи голова была тяжелой, во рту сухо, как с похмелья. «Хороший коньяк у немца во фляжке был, сейчас бы пригодился…» С этой мыслью он и уснул.
Проснулся он оттого, что в окно били солнечные лучи. Посмотрел на часы – девять часов. Попытался сообразить, сколько времени он спал, но ничего не смог понять.
Лейтенант Федотов, вошедший в комнату, только покачал головой:
– Ну и здоров ты спать, Казанцев! Экзамен на пожарника сдаешь? Сутки проспал!
Ни фига себе! Но выспался, отдохнул, в теле чувствовалась бодрость. А еще хотелось есть, просто зверски…
Он умылся, побрился. Щетина, даже трехдневная, была жесткой, как стерня, и трещала под лезвием бритвы.
Когда Федор пришел в столовую, завтрак уже закончился, но повара наскребли каши, сверху кинули кусок масла, а в придачу поставили рядом с котелком жестяную кружку с чаем и положили четыре куска сахара. Федор с аппетитом поел. Вот теперь можно жить!
Он поднялся в отдел, пришел к следователям и прочитал протоколы допросов немцев. Оказалось, что этим переходом к местам встречи агентов пользовались уже не раз. Наше упущение, водным объектам мало внимания уделяли! И воспользоваться этим переходам нашим разведчикам нельзя. Немцы, зная об этом уязвимом месте, наверняка там дежурного пулеметчика поставят – прикрыть лазейку. Но и у наших проверенные места были, где немцы недосмотрели, хоть и славились своей педантичностью. Но они под себя мерили… Стоит на карте значок «непроходимое болото» – все, никто из немцев туда не пойдет, и думать будут, что русские сделают так же. Только что русскому хорошо, немцу смерть… И потому переходили по совсем уж гиблым местам, где, как казалось, перейти невозможно.
День Федор наслаждался отдыхом – в его службе такое редко бывало. Пообщался с офицерами, анекдоты послушал. А утром следующего дня посыльный в отдел призвал, под очи начальственные:
– Отдохнул?
– Так точно!
– Тогда дело для тебя. То ли самоубийство, то ли убийство в минометной батарее – утром тело обнаружили. Езжай, разберись. Нужен будет эксперт или помощь – позвонишь. Но, полагаю, справишься.
Уточнив, где располагается батарея, Федор выехал.
Оказалось, тяжелые, 120-миллиметровые, минометы на позиции всего в двух километрах от передовой. И чем ближе он подъезжал, тем явственнее представали перед ним следы войны. Громыхание пушек, сожженные автомашины, пепелища домов…
Батарея располагалась в рощице, где были боевые позиции. Там же вырыли землянки для личного состава.
Как только Федор подъехал, к грузовику подбежал лейтенант.
– Заместитель командира батареи лейтенант Найденов, – доложил он.
– Оперуполномоченный СМЕРШа старший лейтенант Казанцев. – Федор предъявил удостоверение. Дело было серьезным, и на слова полагаться нельзя. – Рассказывайте, лейтенант!
– А что рассказывать? Утром захожу к комбату, а он мертвый. В руке пистолет, в виске – рана…
– Хотите сказать – самоубийство?
– Предположительно так.
– Ведите, посмотрим. Кто-нибудь еще в землянку заходил?
– При мне – нет. Я головою отвечаю, приказал никого не впускать.
– Правильно сделал!
– Вот здесь. – Лейтенант остановился у входа в землянку.
Часовой шагнул в сторону, и Федор распахнул дверь из горбыля. В нос ударил запах крови и алкоголя.
– Лейтенант, комбат частенько выпивал? – поинтересовался Федор.
– Как все, наркомовские сто граммов.
Но со ста граммов такого запаха не будет.
Дверь за собой Федор прикрывать не стал – так в землянке хотя бы что-то видно.
Землянка обычная, таких Федор уже не один десяток видел. Стены обшиты досками, сверху бревенчатый накат. У стены – лежанка, посередине – четыре снарядных ящика вместо стола, еще один ящик на боку лежит, как стул. Чуть в стороне – печь-«буржуйка», рядом с которой обломки все тех же снарядных ящиков. Хоть и лето, а в землянке влажно, сказывается характер местности. Протопишь «буржуйку» – все не так сыро, да и чаек подогреть сгодится.
Между столом из ящиков и лежанкой лежало тело убитого комбата.
Федор сделал шаг вперед, глядя под ноги – не втоптать бы случайно какую-нибудь улику. На земляном полу – старые окурки, уже втоптанные и заветренные. А коли выстрел был, гильза должна лежать…
Аккуратно ступая, он приблизился и наклонился к трупу. Входное отверстие в правом виске, вокруг раны – пороховой ожог и темные крапинки не сгоревшего при выстреле пороха. Выстрел был почти в упор, как и бывает при самоубийстве. Но гильза где?
Федор опустился на четвереньки, светил фонариком под лежанку: может, туда закатилась? Не видно… слегка раздвинул ящики, приподнял их – нет гильзы.
У правой кисти трупа – штатный пистолет «ТТ». Странно… Труп есть, пистолет есть, а вот гильзы нет…
Поднявшись на ноги, Федор отряхнул колени и вышел из землянки.
– Никто гильзу в землянке не подбирал?
– Я – нет.
– А другие?
– Вроде не заходил никто…
Но так не бывает, гильза не могла испариться. Значит, кто-то унес ее с собой. Зачем? Пистолет на месте, и на первый взгляд все это похоже на самоубийство. Но только на первый взгляд! Надо покопаться…
Помедлив, Федор вернулся в землянку и решил продолжить осмотр, начав его с пистолета комбата. Осторожно подняв оружие за рукоятку, он поднес ствол к носу. Оп-паньки! От пистолета не пахло порохом!
После выстрела, если оружие не почистить, от ствола будет исходить кисловатый специфический запах. Из этого пистолета как минимум двое-трое суток никто не стрелял. Уже интересно! И чем больше деталей, тем сомнительнее время самоубийства.
Федор выщелкнул магазин и пересчитал патроны. Их было восемь, как и должно быть. Он передернул затвор «ТТ» – не исключено, что в патроннике был еще патрон. Так и есть. Комбат был боевым офицером и девятый патрон имел в стволе. Картина вырисовывается уже совсем иная.
Кто-то, кто пока еще не установлен, зашел в землянку комбата. О чем-то он говорил с ним, может, они повздорили. Водку точно не пили, потому что кружка на столе из снарядных ящиков была только одна, и в ней – остатки чая. И на пьяную ссору эта картина явно не тянет.
Гость схватился за оружие, комбат успел вытащить свое, но из-за цейтнота выстрелить не смог. Тогда объяснимо, почему нет гильзы: ее забрал стрелявший гость. Стало быть, с железными нервами человек. Убив комбата, он не бросился в панике наутек, а подобрал гильзу и спокойно вышел из землянки.
Федор обыскал форменную одежду убитого, достал документы.
«Так, Молодчук Виктор Иванович, двадцатого года рождения. Молодой совсем, а на гимнастерке – орден Красного Знамени. Эх, парень, где-то ты просмотрел тайного врага, иначе опередил бы его и выстрелил первым».
Федор перелистал книжку. Найдя номер выданного оружия, сравнил запись с номером на пистолете затвора. Все сходится. Значит, убийца стрелял из своего оружия. И это был не карабин, как у большинства минометчиков, и не автомат, иначе выходное отверстие было бы огромным. Половину черепа точно бы снесло, слишком большая мощь у винтовочной пули. Выходит, у убийцы был пистолет.
В батарее короткоствольное оружие у четырех-пяти человек. У самого комбата, командиров огневых взводов, вероятно, еще у старшины батареи. Если в землянку не заходил посторонний, то убийцу следует искать среди них. Но как? Он же не эксперт, а тут баллистическая экспертиза нужна, отстрел оружия.
Федор вышел из землянки. Лейтенант курил в сторонке.
– Пришлите четверых бойцов, я заберу труп комбата с собой.
– Товарищ старший лейтенант, как это «заберете»? Мои бойцы уже могилу выкопали…
– Исполнять! И еще: соберите всех офицеров и других военнослужащих – у кого в качестве личного оружия пистолеты.
Лейтенант удивился, но возражать не стал.
Офицеры собрались быстро – батарея располагалась компактно.
– Товарищи офицеры! – обратился к ним Федор. – Надеюсь, вы знаете о трагическом происшествии на батарее. Я представитель СМЕРШа, провожу дознание. Будьте любезны приготовить документы и личное оружие к досмотру.
Командиры переглянулись, но подчинились.
Федор уселся на снарядном ящике, пристроил на командирскую сумку лист бумаги. Он сверял номер оружия в документах с номером на пистолете и записывал фамилию и звание. На всякий случай нюхал стволы. Пистолеты изымал и укладывал рядом с собой.
Осмотр закончился быстро: пистолетов было всего пять.
– Товарищи офицеры, оружие верну завтра. Сейчас все свободны, кроме лейтенанта Найденова.
Когда офицеры разошлись, явно недовольные, Федор спросил:
– Больше пистолетов в батарее нет?
– Никак нет.
– Я старшины не видел.
– Так у него револьвер, а вы о пистолете говорили.
Федор подосадовал про себя. Нечетко поставил задачу Найденову, сам виноват…
– Старшину ко мне. Еще у кого-нибудь револьверы есть?
– Никак нет.
Найденов остановил проходящего бойца.
– Старшину сюда! Одна нога здесь, другая – там!
Подошедший старшина Федору не понравился. Глаза жуликоватые, но ведь ощущения к делу не подошьешь. Может, старшина и прохиндей, водку солдатскую втихомолку пьет или кальсоны гражданским продает… Такие обычно способны на мелкую пакость, но не на убийство.
– Предъявите документы и оружие.
– Пожалуйста. – Старшина явно лебезил.
Федор переписал номера, понюхал ствол – свежим порохом не пахло.
– Оружие завтра получите.
Попрощавшись с Найденовым, Федор поехал в Великие Луки. Надо было успеть к медэксперту, пусть вскрытие делают. Причина смерти ясна: огнестрельное ранение в голову. Но надо пулю изъять, отстрелять каждый ствол, изъятый у офицеров батареи. Потом свое веское слово скажет офицер по баллистике – в Управлении СМЕРШа такой специалист был.
По приезде Федор доложил о своих подозрениях Белому.
– Вот как дело-то оборачивается! – постучал пальцами по столу подполковник. – Задействуй всех специалистов, кого посчитаешь нужным. Случай не рядовой, и если комбат убит, убийцу боевого офицера надо найти. Это вопрос чести нашего отдела.
На самом вскрытии Федор не присутствовал – уж больно неприятная процедура. Но подождал у порога.
Врач вынес ему пулю.
Одного взгляда Федору хватило, чтобы понять: пуля немецкая, девятимиллиметровая. Такие в Вермахте широко распространены – для пистолетов «Р-08» «Парабеллум», «Вальтер Р38», пистолетов-пулеметов «МР 38/40» Фольмера. Ни на пули «ТТ», ни тем более на пули «Нагана» они не похожи. Стало быть, оружие он изъял зря. Но кто тогда это предположить мог?
С пулей он сразу направился к подполковнику и положил ему на стол:
– Баллистическая экспертиза в данный момент не нужна, подходящего оружия нет.
Белый повертел пулю в руках:
– Ты ее к делу приобщи…
– Так точно!
– И ищи на батарее трофейный пистолет.
Это Федору с самого начала понятно было, как только пулю увидел.
– Тело комбата верни на батарею. Все думают, что он застрелился, все же это пятно. Мертвые сраму не имут – есть такая поговорка. Но ты должен найти убийцу, обелить имя комбата. Доказать, что не слабак он и не застрелился по пьяни.
– На батарее вчера могилу вырыли, думали, там похоронят.
– Езжай. Убийца на батарее, там и ищи.
Убийца должен быть на батарее, чужой человек в небольшом подразделении сразу виден. Но не факт. Мог прийти знакомый или сослуживец из другой части. Люди в военной форме в среде себе подобных не выделяются, и внимания на них никто не обращает.
Убийца и комбат, скорее всего, были знакомы. На это указывает выстрел в висок с близкого расстояния – человека незнакомого так близко к себе не подпустят. Между ними состоялся какой-то разговор, переросший в конфликт, и оба схватились за оружие.
Но то, что конфликт был, шатко. Убийца, если он задумал убить комбата, заранее готовился. Раздобыл трофейный пистолет, что на фронте сделать несложно. Свой, штатный, использовать побоялся, а трофейный выкинуть после убийства не жалко. Подошел, выхватил пистолет, выстрелил в голову ничего не подозревавшему комбату, наскоро создал имитацию самоубийства – и концы в воду… Долго ли вытащить «ТТ» убитого из кобуры и вложить пистолет в мертвую руку?
И чем больше Федор думал над картиной убийства, тем сильнее крепло у него убеждение: это была не ссора и комбата убили не в горячке. Это было хладнокровное, заранее задуманное преступление. И корни его кроются в давнем знакомстве.
Труп комбата погрузили в машину, Федор сложил оружие, изъятое им у офицеров, в вещмешок, и они выехали.
Почти час тряслись по разбитым дорогам, когда наконец полуторка въехала в расположение батареи. Минометчики бродили хмурые: слухи о самоубийстве комбата уже распространились по соседним частям. На фронте военнослужащие несли потери постоянно, но то была смерть от оружия противника: пули, осколка бомбы или снаряда. А самоубийства были редкими и приравнивались к происшествиям «из ряда вон».
Встречались, особенно среди новобранцев, самострелы. Напуганные суровыми и страшными фронтовыми буднями, тяготами, вновь прибывшие простреливали себе руки или ноги с надеждой отправиться в госпиталь, подальше от фронтового ада. А попадали под трибунал и в лагерь.
К грузовику подошел лейтенант Найденов.
– Здравия желаю, – козырнул он.
– Здравствуйте, лейтенант, – спрыгнул с подножки Федор. – Привез я тело вашего командира. Не самоубийца он, убит выстрелом из «Вальтера» или «Парабеллума». Только об этом – пока никому. Можете собрать офицеров, я верну им оружие. И распорядитесь насчет похорон. Воевал погибший честно, тому подтверждение награды боевые. И отказывать ему в последних почестях было бы несправедливо.
– Так точно! – Лейтенант улыбнулся, хотя обстановка для улыбок была более чем неподходящая.
Офицеры собрались живо. Федор доставал из сидора пистолет, называл номер, командиры смотрели на запись в документах и разбирали свои стволы.
По команде Найденова бойцы батареи забрали из грузовика тело. Хозотделение расстаралось, успели гроб сколотить по приказу Белого, чтобы по-человечески последние почести отдать, а не хоронить комбата завернутым в брезент.
Церемония не была долгой. Собрались у могилы, Найденов сказал краткую речь, а когда минометчики опустили гроб в могилу, офицеры дали залп из пистолетов.
Найденов подошел к Федору:
– Поминки будут, по традиции. Присоединитесь?
– Дела неотложные… Я должен обыскать все землянки, какие-то постройки, склады… Надо трофейный пистолет найти, а по нему – убийцу.
– Не смею отвлекать…
– Мне бы сопровождающего – территорию показать, чтобы не пропустить ничего.
– Старшина устроит?
– Вполне.
Федор начал с землянок. Смотрел под нарами, обыскивал «сидоры» бойцов, пока те стояли у землянок под приглядом старшины. Как он и предполагал, обнаружить ничего не удалось.
– Покажите огневые позиции.
Минометы стояли в ровиках, там не спрячешь ничего. Но рядом с ровиком были укрытия для минометных ящиков. И если убийца мог отлучиться с позиции батареи, вполне возможно, что он бросил оружие туда. Помня об этом, Федор поднимал тяжелые ящики, осматривал укрытия. Но здесь было пусто.
– Вон то строение… Что в нем?
– Имущество батареи. А конкретно – моя епархия. Гимнастерки, портянки, сапоги, оружейное масло, НЗ.
– Пойдемте, я осмотреть должен.
Навесной замок на хлипком сарае был примитивным, гвоздем открыть можно.
– Что же вы так? – укорил Федор. – Казенное имущество все же…
– А кто туда белым днем полезет? На виду сараюшка… А ночью часовые бдят, чужому не подойти.
Объяснение было разумным.
– Хорошо, открывайте.
В сарае – полки в два ряда. От большой банки с гуталином для чистки сапог – сильный удушливый запах. На полках мелочовка: брезентовые и дерматиновые брючные ремни, сапоги, попарно связанные за ушки, нательные рубахи и кальсоны. То, что и должно быть на складе у рачительного старшины.
Сам старшина Туровцев присел на пустой снарядный ящик и выглядел абсолютно спокойным. Однако, едва начав проверку и приподняв небольшую кипу портянок, Федор увидел пистолет «Вальтер Р38». Причем он был не потертый – новенький. От неожиданности Федор застыл на месте. Конечно, в глубине души он надеялся где-нибудь да обнаружить оружие, но чтобы у старшины, да еще почти на виду?
– Старшина, ко мне!
Старшина подошел.
– Что-то не так?
Он повернулся, увидел пистолет и остолбенел. Только через несколько секунд обрел способность говорить.
– Не мой! Я в первый раз его вижу! Да и зачем он мне, у меня штатный револьвер! – И старшина лапнул кобуру.
– Стоять! Не шевелиться!
Подойдя к старшине, Федор забрал у него из кобуры револьвер.
Губы у Туровцева тряслись, он побледнел, в глазах плескался страх.
Лично Федор не верил, что старшина убийца. Жуликоват? Да! Вполне вероятно, что грешки есть, – но он не убийца! Для этого характер иметь надо. Кроме того, ни один умный человек не станет прятать у себя орудие убийства – он просто выбросит его подальше. А тут – как специально улику подбросили.
– Сядь, старшина! Ну, не дергайся! Сейчас твое спасение в твоих руках.
Старшина неожиданно рухнул на колени:
– Чем хотите поклянусь – не убивал! Нет на мне крови! Я с комбатом уже два года служу, зачем мне грех на душу брать? У меня семья, трое деток!
Сейчас судьба старшины была целиком в руках Федора. Напишет обвинительное заключение и передаст обвинение в трибунал – худо будет.
Федор подошел к стеллажу, вытащил из брючного кармана платок, обернул им пистолет и бережно положил его в сидор. Старшина следил за ним полными ужаса глазами.
– Пальчики снимем, отстреляем. Думаю, это тот самый пистолет, из которого комбата убили.
– Так вроде застрелился он… – трясущимися губами старшина попытался опротестовать вывод Федора.
– Не слабак комбат, и потому убили его. И убийца – ты! – Федор ткнул пальцем в сторону Туровцева.
– Детьми клянусь, я не убивал!
– Поднимись, что ты, как баба, на коленях ползаешь, нюни распустил!
Старшина послушно поднялся с колен.
– Сядь! У кого-нибудь на батарее такой пистолет видел?
– Видел. Только давно уже это было, месяца три назад. Товарищи офицеры на спор стреляли из пистолетов по пустым консервным банкам, и лейтенант Загудаев еще им похвалился. У какого-то убитого фрица вместе с кобурой снял, когда наступали.
– Точно?
– Ей-богу!
– Ты коммунист?
– Беспартийный, но из сочувствующих.
– Чего же Богом клянешься?
– На фронте в кого хочешь поверишь: и в Бога, и в черта.
Федор задумался. Отводит от себя подозрения старшина, или и в самом деле убийца другой человек? Тот же Загудаев? И что сейчас предпринять? Арестовать обоих? Но убийца только один, тот, который на спусковой крючок нажал. Снять с обоих отпечатки пальцев? Так у него с собой специальной бумаги не было, она наличествовала только у эксперта в отделе. Такие преступления, где нужно снимать отпечатки пальцев, редко происходят.
Для начала надо снять отпечатки пальцев с пистолета, потом проехать с экспертом. Он снимет отпечатки у обоих – старшины и лейтенанта, посмотрит на месте. Да и не факт еще, что Загудаев стрелял. Может, отдал кому-нибудь, обменял да выбросил, израсходовав боеприпасы. Но тем не менее спросить лейтенанта о судьбе этого оружия надо.
– Хорошо, старшина. Пока я вам верю… В отделе сниму отпечатки пальцев, но завтра попрошу вас из расположения батареи не отлучаться.
– Так точно! – Старшина вскочил, в глазах его появилась надежда.
Федор же направился к Найденову. От лейтенанта пахло водкой – все поминали комбата.
– Товарищ лейтенант, постарайтесь припомнить, у кого из минометчиков трофейные пистолеты есть!
– У Загудаева Андрея. Извините, лейтенанта Загудаева. Однажды мы все вместе по банкам консервным из него стреляли.
– Где сейчас пистолет?
– Не могу знать. Оружие не штатное, я за него не отвечаю. И проблем не вижу. Пострелял да выкинул небось.
– Можно мне увидеть лейтенанта?
– Он сейчас на передовой, командир взвода артиллерийской разведки. Он же корректировщик огня!
– Передайте ему, чтобы завтра с позиции батареи не отлучался.
– Слушаюсь.
Федор поехал в город. Всю дорогу он раздумывал, правильно ли поступил, не вызвав Загудаева и не арестовав обоих. Невиновен старшина – отпустили бы. А теперь от отпечатков пальцев зависит многое – при условии, что они на пистолете есть. Убийца мог быть осведомлен об отпечатках и протереть оружие.
По приезде в отдел Федор сразу направился к эксперту. Им был капитан – уже в возрасте. По образованию химик, но подготовку соответствующую имел.
– Федор Игнатьевич, рад приветствовать! – Федор приложил руку к пилотке.
– С чем пожаловал?
– Пистолет посмотреть надо на предмет обнаружения отпечатков пальцев.
– Сделаем.
– Похоже, это из него комбата минометной батареи убили.
– Подозреваемый есть?
– Двое. Надо будет завтра у них пальчики откатать. Но это имеет смысл, если они на пистолете будут.
– Логично.
Эксперт кисточкой нанес на рукоять и затвор пистолета угольный порошок очень мелкого помола, слегка дунул на него и посмотрел под косым светом.
– Есть пальчики… Сейчас сниму.
Приложив специальную бумагу, он посмотрел через лупу на отпечатки.
– Завитки, петли… все четко. Есть отпечаток большого пальца на затворе и указательного на спусковом крючке. Но вот с указательным похуже, только часть идентифицировать можно. Погоди, это еще не все…
Эксперт натянул резиновые перчатки, как у хирургов, и отщелкнул магазин.
– Большинство из тех, кто о следах понятие имеет, сами пистолет протирают, а о магазине забывают. А при его снаряжении отпечатков пальцев предостаточно.
И точно! На наружных стенках магазина еще три отпечатка обнаружилось, причем это были полностью конечные фаланги трех пальцев левой руки. Все правильно. Левой рукой магазин держат, правой патроны снаряжают.
– Пальчики есть. Теперь надо снять отпечатки пальцев с подозреваемых.
– С утра выезжать надо – туда и назад. Я исполняющего обязанности комбата батареи предупреждал, чтобы на месте были.
– Вот и славно, быстро обернемся.
Но эксперт как сглазил ситуацию: по приезде на батарею на месте оказался один старшина, сам к грузовику подошел быстрым шагом. Эксперт снял у него отпечатки и стал под лупой сравнивать. Минут через пятнадцать вынес свой вердикт:
– Можете старшину из списка подозреваемых вычеркнуть – ничего похожего.
Федор отправился к Найденову:
– Здравия желаю! Я вчера предупреждал, чтобы лейтенант Загудаев на месте был.
– Я помню. Он и должен быть на месте. Я никуда его не отправлял с заданием. Сейчас бойцы найдут его.
У Федора вдруг возникли какие-то сомнения в душе. Но делать было нечего, и он уселся у землянки комбата, подставив лицо солнцу.
Через четверть часа прибежавший боец доложил:
– Нет товарища Загудаева на батарее…
Федор нахмурил брови:
– Ты хорошо искал?
– Так точно! По всем землянкам пробежал, на огневой позиции был.
– Может, это… в туалете он?
– Смотрел я…
Под туалет использовали небольшую отрытую щель.
Найденов подозвал еще двоих минометчиков.
– Найдите Загудаева, срочно!
Но и эти вернулись ни с чем.
Найденов сам направился в офицерскую землянку и вышел оттуда с расстроенным лицом.
– Вещмешка Загудаева нет. Командир первого огневого взвода говорит, что не видел его после завтрака.
– Вот… – Не удержавшись, Федор выматерился.
Ситуация складывалась неудачно. Старшина не при делах, а второй подозреваемый исчез. Арестовал бы Федор вчера обоих – и не было бы проблемы… Но куда мог направиться лейтенант? На передовую, а затем к немцам перейти? Не исключено. В пехотных ротах его знают в лицо – все же разведчик-корректировщик. На передовой бывает почти каждый день, служба у него такая. И слабые места, где к фрицам перейти можно, наверняка знает, даже с биноклем изучить мог. Но не факт! С таким же успехом он мог в тыл отправиться, кто знает, что у него на уме? Мог забрать документы у какого-нибудь убитого бойца – у многих бойцов в солдатской книжке фотографии нет. Поменяет погоны, и военные патрули или заставы войск по охране тыла быстро его задержать не смогут.
Меры надо было принимать срочные.
– Найденов! Срочно собрать и построить личный состав батареи!
Пока бойцы и командиры собирались и строились, Федор подошел к капитану-эксперту:
– Федор Игнатьевич, накладка вышла. Да чего там – мое упущение, ошибка. Лейтенант Загудаев, второй подозреваемый, исчез из расположения батареи. Вещмешка с личными вещами нет. Полагаю, почуял, что жареным пахнет, и сбежал. Официально выражаясь, дезертировал. Я попрошу вас вернуться в город, в отдел, и доложить ситуацию полковнику Белому. Надо разослать телефонограммы по железнодорожным станциям, заградотрядам, а еще – в полки и батальоны на передовой. Не исключено, что он может попробовать перейти линию фронта.
– Ни хрена себе, старлей! Заварил ты кашу! А сейчас что собираешься делать?
– Упущение мое, поэтому постараюсь исправить. Буду преследовать его… Все же офицер Загудаев не мышь-полевка. Кто-то его видел, кто-то что-то знает… Хорошо бы, чтобы в штабе армии его личное дело просмотрели. Да, и еще… нет ли у него в соседних частях сослуживцев, однокашников по училищу, у кого бы он мог укрыться на несколько дней?
– Понял, старлей… Найду подполковника – сразу доложу. А тебе успеха!
Капитан уселся в кабину грузовичка, и полуторка укатила.
Федор подошел к личному составу батареи, который уже построился в две шеренги, встал перед центром:
– Товарищи бойцы и командиры! Все вы знаете о несчастном случае на батарее – я говорю об убийстве комбата. Именно об убийстве, а не о самоубийстве! Не скрою, все было обставлено так, чтобы выглядело оно самоубийством. На данный момент есть веские основания подозревать лейтенанта Загудаева, тем более он самовольно оставил подразделение, то есть фактически – дезертировал.
По строю пронесся гул голосов: бойцы не могли сдержать удивления и гнева. В их рядах служил убийца, а возможно – и предатель, прикидывавшийся товарищем. Бойцов уму-разуму учил…
– Разговорчики в строю! – выступил вперед Найденов.
Нарушение Устава мелочное, но врио комбата было неудобно перед Казанцевым. Еще подумает, что лейтенант распустил батарею, не может поддерживать дисциплину.
– Так вот, товарищи, – продолжил Федор, – я прошу вас помочь в розыске Загудаева. Кто видел, куда направился Загудаев, прошу выйти из строя.
Вперед шагнули трое. Уже хороший знак!
– И еще… Кто из вас знает, нет ли у Загудаева в близрасположенных частях сослуживцев, однокашников по учебе в училище?
В ответ – тишина, строй не шелохнулся.
Повернувшись к Федору, Найденов тихо, чтобы в строю не расслышали, сказал ему:
– Загудаев не очень общительным был, о личной жизни мало рассказывал.
– Дайте батарее команду разойтись. А тем, кто вышел из строя, подойти ко мне.
К Федору подошли трое бойцов. Один из них был утром на кухне в наряде, двое в карауле. Федор опрашивал их поодиночке, отведя в сторону.
– Рядовой Шнуров. Я на часах стоял у склада боепитания и видел, как лейтенант това…
– Он нам не товарищ, называйте по имени, – прервал его Федор.
– Так вот, Загудаев прошел мимо меня. На плече сидор был.
– Куда он направился?
– В сторону госпиталя. – Боец показал рукой.
– Он что, ранен был? Или кто-то из бойцов батареи лечение там проходит?
– Не ранен он, цел.
Федор почувствовал, что боец что-то недоговаривает.
– Говорите все как есть. Ваши слова помогут задержать преступника.
– Слухи только, товарищ старший лейтенант… Не знаю, стоит ли?
– Стоит. Слушаю.
– Девушка у него там. Не знаю, доктор она или медсестричка, а только ходит он туда не первый раз. Когда мне на часах приходилось стоять в вечернее время, видел, как он возвращался. Веселый, песни потихоньку пел…
– Как девушку зовут?
– Вот чего не знаю, того не знаю, – развел руками боец.
– Спасибо.
Опрос двух других бойцов сведений не добавил, оба показали то же направление, что и Шнуров.
И Федор решил не медлить. Итак, у Загудаева была фора в четыре часа, за это время пешком можно двадцать километров преодолеть. Поэтому он направился к госпиталю.
Располагался он в лесу, неподалеку. Но не госпиталь это был, а медсанбат. Принимал раненых с близкой передовой, оказывал срочную или неотложную помощь и отправлял в госпитали. Жил и работал медсанбат в палатках.
На подходе к нему Федора остановил часовой из легкораненых. Тех, кого можно было быстро восстановить – за неделю, десять дней, – в тыл не отправляли. Они лечились в медсанбате и по мере своих сил несли армейскую службу. Конечно, кому-то из раненых хотелось в тыл, подальше от фронта – передохнуть. Но были и те, кто даже с серьезными ранениями не хотел уезжать: здесь их взвод, рота, друзья. А куда их могли послать после тылового госпиталя, еще неизвестно.
Федор предъявил документы.
– Давно на часах стоишь?
– Скоро уже менять будут.
«Ага, стало быть, около четырех часов», – сообразил Федор.
– Не припомнишь, лейтенант-артиллерист не приходил в госпиталь поутру?
– Из минометной батареи? Как же, был! Я только на пост заступил. Зазноба у него здесь, медсестричка Лиза Мурашкина.
– Осведомлен ты, однако!
– Делать-то нечего, вот и наблюдаешь со скуки…
– Долго он здесь был?
– Полчаса.
– А потом куда ушел?
– Уехал. Начмед наш Кучин на мотоцикле с коляской в Великие Луки поехал, так он на заднем сиденье был.
Федор едва зубами от злости не заскрипел. Загудаев уже в городе, а он в медсанбате, быстро выбраться из которого надо еще суметь… Но все же он решил поговорить с медсестричкой. Насколько понял Федор, Загудаев посещал свою зазнобу ближе к вечеру – в темное время суток корректировщик огня обязанности свои исполнять не может. Вот и уходил с батареи, и наверняка – с ведома комбата.
– Где Лизу найти можно?
– В перевязочной она, вторая палатка отсюда.
– Спасибо, боец!
Федор зашел в палатку. Здесь две медсестры мыли хирургические инструменты, готовя их к стерилизации.
– Здравия желаю! Кто из вас Лиза Мурашкина?
– Я, – обернулась к нему одна из медсестер. – Вы по какому делу?
– Поговорить с вами надо.
– Вы из медсанбата?
– Нет.
Вторая медсестра, зыркнув на Федора, прошла мимо него к выходу и буркнула:
– Везет же некоторым, уже второй ухажер за утро…
Когда они остались одни, Федор предъявил девушке удостоверение.
– Ой! С ним что-то случилось?
– Вы о ком?
– О Загудаеве, конечно!
– Что с ним случилось, пока не знаю. А где он сейчас, вы знаете?
– Он был здесь утром. Сказал, что его переводят на другое место службы и некоторое время мы не сможем видеться. Обещал написать.
«Так… Стало быть, уход лейтенанта из батареи не был случайным…»
– А куда он направился? Может быть, он случайно обмолвился в разговоре?
– Он не сказал. После самоубийства комбата он сам не свой был.
– Это он сказал вам о смерти комбата?
– Да, он.
– В каких отношениях он был с комбатом?
– Как петухи молодые, даже подрались недалеко от медсанбата.
Федор был удивлен: о драке ему на батарее никто не говорил.
– А по какому поводу была драка?
Щеки девушки запунцовели, и Федор высказал тут же появившееся предположение:
– Из-за вас?
– Угадали… Только мне комбат не нравился, руки он распускал. И я Андрею сказала об этом…
– Андрей – это кто?
– Да Загудаев же! Вот и поцапались они. Знала бы, лучше бы промолчала.
Похоже, конфликт из-за девушки вышел, не поделили они ее… Хотя это еще не повод убивать, но все же зацепка какая-то.
– Андрей не говорил, может, у него родственники поблизости есть? Или в соседних областях?
– Вроде тетка в Вологде…
Кажется, выспросил все, что его интересовало и что знала девушка. Вероятно, расспроси он ее подробнее, всплыли бы и другие детали. Но Федор был в чистом цейтноте, каждая минута на счету.
– Спасибо, вы мне очень помогли.
Федор направился к штабной палатке – позарез был нужен транспорт. Любой, хоть мотоцикл.
С ходу он направился к столу, за которым сидел врач в пожелтевшем от частого кипячения халате.
– Здравия желаю! Мне нужен начальник медсанбата.
– Всем нужен, – невозмутимо отозвался врач.
Федор предъявил красную книжку, и врач поднял на него красные от уже хронического недосыпа глаза.
– Слушаю вас.
– Срочно нужен транспорт в Великие Луки.
– Да что у меня, автотранспортная рота? Хотя… Грузовик под погрузкой стоит, раненых в город повезет. Комфорта не обещаю, в кузове поедете.
– Согласен.
Для ускорения процесса Федор помогал грузить в машину носилки с ранеными. Когда кузов заполнился, влез сам и кое-как пристроился у заднего борта.
Грузовик ехал медленно, водитель старательно по мере возможности объезжал многочисленные рытвины, чтобы не растрясти раненых, не причинить им боль. А время неумолимо бежало вперед.
Грузовик въехал в город и на одном из перекрестков встал, пропуская воинскую колонну.
Пользуясь моментом, Федор выбрался из кузова и, спросив у первого прохожего, где железнодорожный вокзал, побежал туда. Он не шел быстрым шагом, он действительно мчался. Редкие прохожие удивленно смотрели на бегущего офицера, некоторые оборачивались ему вслед.
Увидев при входе на территорию вокзала воинский патруль, Федор сразу кинулся к ним и без лишних слов показал удостоверение.
– Лейтенант по фамилии Загудаев не проходил?
– Уже получили указание. Не было такого.
– Последние два часа поезда в сторону Калинина проходили?
– Два эшелона. На перроне и станционных путях тоже патрули, и они извещены. Если бы этот лейтенант здесь был, его бы задержали.
– Спасибо.
Отойдя в сторону, Федор на несколько мгновений застыл в раздумье. Он полагал, что Загудаев отправится на вокзал. Народу здесь много, в том числе и военных, затеряться среди них легко. Но это только кажется на первый взгляд человека, не знакомого с работой застав и патрулей. Если известна фамилия фигуранта, его описание – задержат. Во время таких акций задерживали других людей, зачастую – с похожей внешностью. Но, разобравшись, с извинениями отпускали.
Лейтенант, если он не дурак, мог иметь и другие документы, мог переодеться в гражданскую одежду. Если он заранее продумал убийство, раздобыл пистолет, то мог продумать пути отхода и маскировку.
Была еще зацепка – начмед, который прихватил Загудаева в попутчики. Конечно, если он не укатил обратно в медсанбат. Но найти его не так просто. Начмед мог приехать в госпиталь, Санитарное управление фронта – да еще в сто мест. Но наиболее вероятны эти две точки.
Для очистки совести Федор решил их посетить – все лучше, чем являться в отдел с пустыми руками. Обмишулился он, не задержал вчера обоих подозреваемых, теперь вот придется расхлебывать. И поделом! Его упущение, а привело оно к тому, что в поиске сейчас задействовано множество людей.
Со стороны – все спокойно. Но усилены патрули, и они проверяют каждую проходящую через город машину, контролируют посадку в вагоны на вокзале. Уж Федору известно, как могут работать органы – и СМЕРШ, и НКВД, и войска по охране тыла, и милиция. Поисковую сеть они раскидывают широко. Под наблюдение попадают вокзалы, выезды из населенных пунктов. В город без пропуска не войти и не выехать из него любым видом транспорта.
Узнав, где госпиталь, Федор побежал туда.
И ему наконец повезло. Сразу за КПП он увидел стоящий трофейный мотоцикл с коляской – «БМВ».
– Не подскажешь, чей мотоцикл? – обратился он к стоящему на КПП дежурному.
– Фамилии не знаю, – пожал тот плечами, но внезапно оживился. – Да вон он идет!
От здания школы, переоборудованной на время войны под госпиталь – явление в прифронтовых зонах повсеместное, впрочем, как и в ближних тылах, – к КПП направлялся старший лейтенант. Разглядев на его погонах эмблемы медицинской службы, Федор перехватил его у самого мотоцикла.
– Ваша фамилия Кучин?
– Именно. А вы по какому делу ко мне, чем могу служить?
Федор представился и предъявил документы.
– Слушаю.
– Вы сегодня утром подвозили лейтенанта Загудаева?
– Было дело. А что, это преступление?
– Я вас ни в чем не обвиняю. Скажите, где вы его высадили?
– В Лакомице, это километра три от города.
– Он же в город собирался?
– Хозяин – барин… Где попросил меня остановиться, там я его и высадил.
– Спасибо.
Начмед завел мотоцикл и укатил.
Действия Загудаева были явно подозрительными. Не доехав до города совсем немного, он сошел, почему? Предполагал, что на дорогах организованы проверки? У Федора все больше и больше крепла уверенность, что Загудаев и есть убийца. Неужели они с комбатом настолько сильно повздорили из-за медсестрички, что одному потребовалось убить другого? Ведь не уголовник он, не в пьяном угаре сотворил убийство! Сослуживцы Загудаева говорили, что спиртное он не употребляет и зачастую сто граммов «наркомовских» отдавал товарищам. И вообще не скандальный человек. Замкнутый – да, это черта характера, но не скандальный.
Федор направился в отдел – надо было доложить полковнику о деталях расследования. За упущения по загривку получит, это ясно. Но сейчас главное – задержать беглого лейтенанта. Обычно дезертировали рядовые, чаще – новобранцы. Слишком резок был переход от мирной, тыловой жизни к войне: обстрелам, бомбежкам, крови, смерти соседа по траншее. Люди со слабой, неустойчивой психикой ломались, чувство самосохранения пересиливало чувство долга. Но… боевой офицер – и такая глупость?!
Начальник отдела был не в духе, и сомнительно, что из-за Федора. Оперативных разработок, которые вел отдел, было много, и не все продвигалось так хорошо, как ему хотелось.
После взаимных приветствий подполковник сказал:
– Думаю, о своем промахе ты уже знаешь. Времени у меня мало, поэтому докладывай коротенько.
Коротко и четко Федор доложил о Загудаеве и предпринятых мерах по его поиску.
– Пока все твои действия правильны, – подвел итог подполковник. – А сейчас бери пару бойцов, машину и езжай в эту деревню Лакомицу. Распутывай след оттуда. Кто-то все равно его видел, офицер – не иголка в стоге сена.
– Товарищ подполковник, не исключено, что дезертир и убийца обойдет город. Если к железной дороге выйдет, то у небольших разъездов – Щелково или Сердце. На разъездах патрулей нет, а поезда останавливаются. Он может там подсесть.
Федор показал на карте разъезды, но подполковник ткнул карандашом в перекресток дорог, который находился южнее города.
– Здесь тоже удобное место, два шоссе пересекаются. Если он в сторону Москвы двигаться собрался, не исключено, что тут попутную машину ловить будет. На перекрестке только военный регулировщик. Ладно, вышлю я к шоссе лейтенанта Макарова – он сейчас в кабинете шифровальщика находится. Опиши, как выглядит этот Загудаев. Макаров сейчас делами не занят, пусть перекрестком займется. И пусть ко мне перед отъездом зайдет.
– Слушаюсь!
Федор передал Макарову приказание начальника отдела.
– Да не вопрос, поеду. Особые приметы у этого вашего дезертира есть?
– Никаких. Видел я его. Молодой, среднего роста, лицо ничем не примечательное. Зубы свои.
Бывает, что у фигуранта стоят коронки, которые видны при разговоре или улыбке, – тоже особая примета.
– Хреново! Безликий он у тебя какой-то!
– Я что, выбирал его?
– Да это я так, к слову… Если Загудаев умен, как премудрый пескарь, он документы сменил.
– Типун тебе на язык!
Макаров засмеялся:
– Славно поговорили, обменялись любезностями… Пойду я к Белому. Подполковник сегодня не в настроении, как бы не досталось.
Пока водитель готовил машину, Федор заскочил в столовую и до того, как подкатил водитель, успел съесть тарелку супа с куском хлеба.
В кузов уже забрались двое незнакомых ему бойцов из взвода отдела.
Выбежав на звук сигнала, Федор устроился в кабине.
– Едем в Лакомицу!
– Так это недалеко…
Через четверть часа они остановились в центре деревни, съехав на обочину. Через деревню шло гравийное шоссе из Локни в Великие Луки. Движение, по фронтовым меркам, вполне оживленное. Загудаев мог поймать попутку до города, но Федор сомневался, что фигурант это сделает, до Великих Лук он мог доехать на мотоцикле начмеда. Скорее всего, поста на въезде остерегался, потому и сошел. Форы по времени у него много, и в деревне он не задержался. Но куда направился? У фигуранта сто дорог, а для Федора только одна – по следу.
Еще когда только ехал, Федор поставил себя на место Загудаева. У парня есть карта, и пользоваться ею лейтенант умеет, все же корректировщик. На карте не только обозначения населенных пунктов нанесены, для грамотного человека там есть все: болота, колодцы, холмы, дороги, реки с бродами. Человек неподготовленный выберет короткий путь, по южному обходу города. Так ближе, но там мост и перекресток дорог. Одна – из Великих Лук на юг, на Невель. Вторая, с запада на восток, – с Пустоши на Калинин и дальше на Москву. Есть еще второй вариант, он дальше, но безопаснее. Это возможность обойти город с севера и выйти к разъезду Щелково, что на железной дороге, в десяти километрах от Великих Лук. Если Загудаев осторожен и умен, он выберет второй вариант.
Федор начал обход изб, причем с восточной части деревни. Он здоровался и спрашивал: не видел ли кто командира с вещмешком? Нашлись двое, кто видел, показали направление, и Федор остро посожалел, что рядом с ним нет служебной собаки. А как бы она ускорила поиски!
– Бойцы, за мной! Демирчан, езжай к разъезду Щелково и жди нас там. Только не на самом виду!
От деревни в лес вела тропинка. Видимо, жители ходили за дровами для печей да по грибы-ягоды – все же приварок к столу. Но очень скоро тропинка стала едва заметной, а потом и вовсе пропала.
Федор стал держаться направления по карте и компасу. У лейтенанта, как корректировщика, в командирской сумке точно такие же принадлежности должны быть – это его рабочий инструмент.
Через пару километров пересекли грунтовку от Веретья к Великим Лукам.
Федор шел быстро, временами переходя на бег. Сзади громко топали сапогами бойцы. Ничего, засиделись в отделе, пусть разомнутся.
Судя по карте, километров через пять будет хутор, всего один дом. И Загудаев не мог его миновать. Или мимо пройдет, или зайдет – воды попросить, передохнуть.
К разочарованию Федора, хутор оказался заброшен. Изба стояла, но замок с двери был сорван, а сама дверь перекошена.
– Стоять здесь, – приказал Федор бойцам.
Пока бойцы переводили дух у ворот, Федор прошел по двору, глядя себе под ноги. Да, здесь совсем недавно кто-то был: трава примята и еще не успела выпрямиться. Но не факт, что это был Загудаев, мог зайти кто-то из жителей близлежащих деревень.
Федор вошел в избу и, памятуя о возможности наткнуться на «растяжку», не переставал глядеть себе под ноги. Чисто. А вот на столе он обнаружил банку из-под американской ленд-лизовской консервированной колбасы, а также хлебные крошки. Он понюхал пустую банку – запах был свежий, не выветрился. Помял между пальцами хлебные крошки. И они не обветрились, не высохли. Час или два назад кто-то здесь ел, и это был точно не местный житель, у них таких консервов нет. Американская консервированная колбаса поставляется только в армию. Значит, он, Федор, на верном пути.
Выйдя во двор, Федор подошел к колодцу – на деревянном срубе вода еще не высохла. Так, значит, после перекуса лейтенант водички напился, а еще во фляжку ее набрал, все же в колодце вода чище и вкуснее речной.
Федор воспрял духом: он идет по следу.
После небольшой остановки на хуторе дальше они бежали до пересечения с грунтовкой Суханово – Беседино – Великие Луки. Дорога малоезженая, поскольку тупиковая и идет только до Мартинково, а там заканчивается. На пыльной дороге – следы армейских сапог, отпечатки сорок второго размера.
Федор почувствовал моральный подъем, как гончая, взявшая верный след и рвущаяся с поводка к близкому уже зверю.
Некоторое время следы шли по самой дороге, потом – по обочине, а дальше свернули в лес, или, скорее, в рощу, слишком редко росли здесь деревья.
Федор достал карту. От Великих Лук дорога разделялась, и северная ее колея шла к Торопцу, а более южная – через Старую Торопу, на Москву. А впрочем, сейчас надо двигаться на юг: обе вешки идут почти параллельно и только после Куньи расходятся.
– Бежим!
Федор решил не сворачивать в лес, по дороге бежать удобнее. Рано или поздно дезертир выйдет к железной дороге, а вот куда он последует потом, еще большой вопрос.
Долго бежать не пришлось. Сначала они услышали паровозный гудок, а потом из-за деревьев показалась насыпь и сам паровоз с вагонами.
