В понедельник в шесть утра у Блумквиста зазвонил мобильник Т10. Это была Сусанн Линдер из «Милтон секьюрити».

– Ты, что, никогда не спишь? – поинтересовался заспанный Микаэль.

Он покосился на Монику, которая уже стояла в спортивных шортах, но еще не успела надеть футболку.

– Время от времени все-таки я сплю. Но меня разбудил звонок ночного дежурного. Сигнализация, которую мы установили в твоей квартире, сегодня в три часа ночи сработала.

– Вот как?

– Мне пришлось поехать и проверить, что случилось. Дело довольно запутанное. Не мог бы ты заглянуть утром к нам, в «Милтон секьюрити»? И, пожалуйста, не откладывай.

– Это уже серьезно, – заявил Драган Арманский.

Они встретились в начале девятого перед телевизионным монитором в конференц-зале «Милтон секьюрити». На встречу явились Драган Арманский, Микаэль Блумквист и Сусанн Линдер. Арманский также пригласил шестидесятидвухлетнего Юхана Фреклунда, в прошлом инспектора уголовной полиции в Сольне, а сейчас начальника оперативного подразделения «Милтон секьюрити», и сорокавосьмилетнего бывшего инспектора полиции Сонни Бомана, который с самого начала следил за делом Лисбет Саландер. После того как Сусанн Линдер прокрутила запись с камеры наблюдения, они принялись активно обсуждать ситуацию.

– Мы видим, как Юнас Сандберг сегодня ночью в три часа семнадцать минут открывает дверь квартиры Микаэля Блумквиста. У него есть собственные ключи. Вы помните, что слесарь Фаульссон снял слепок с запасных ключей Блумквиста, когда они с Йораном Мортенссоном несколько недель назад совершили незаконное проникновение в квартиру?

Арманский мрачно кивнул.

– Сандберг находится в квартире чуть более восьми минут. За это время он проделывает следующее: приносит с кухни маленький полиэтиленовый пакетик и наполняет его, потом откручивает заднюю стенку динамика, который находится у тебя в гостиной, Микаэль, и помещает туда пакетик.

– Ничего себе, – произнес Блумквист.

– Примечательно, что он берет пакетик с твоей кухни.

– Это пакетик из «Консума», в котором у меня были багеты, – объяснил Микаэль. – Я обычно храню такие пакетики, чтобы класть туда сыр и тому подобное.

– Я дома тоже так делаю. При этом, разумеется, что на пакетике имеются твои отпечатки пальцев. Потом он приносит старую газету из лежащего в прихожей мешка с мусором и вырывает из нее страницу, чтобы завернуть некий предмет, который затем помещает на верхнюю полку твоего платяного шкафа.

– Однако… – откликнулся Микаэль.

– И здесь то же самое. На газете имеются твои отпечатки пальцев.

– Понятно.

– Я приехала к тебе на квартиру около пяти утра и обнаружила следующее. В твоем динамике находится около ста восьмидесяти грамм кокаина. Я взяла оттуда один грамм для анализа. – Она положила на стол маленький пакетик с доказательством.

– А что находится в шкафу? – поинтересовался Микаэль.

– Примерно сто двадцать тысяч крон наличными.

Арманский знаком велел Сусанн Линдер выключить монитор и посмотрел на Фреклунда.

– Стало быть, Микаэль Блумквист причастен к торговле кокаином, – добродушно заявил Фреклунд. – Они явно разволновались по поводу того, чем он занимается.

– Это и есть ответный ход, – сказал Микаэль.

– Ответный ход?

– Вчера вечером они обнаружили ваших охранников в Моргонгове.

Он рассказал о том, что узнал от Моники относительно поездки Сандберга в типографию.

– Шустрый мерзавец, – буркнул Сонни Боман.

– Но почему именно сейчас?

– Они явно нервничают по поводу того, что может предпринять «Миллениум», когда начнется суд, – сказал Фреклунд. – Если Блумквиста арестуют за торговлю кокаином, доверие к нему будет основательно подорвано.

Сусанн Линдер кивнула.

Микаэль не вполне понимал, что происходит.

– Но что же нам делать в сложившейся ситуации? – спросил Арманский.

– Давайте пока ничего не будем делать, – предложил Фреклунд. – Придержим козыри на руках. У нас имеется отличное документальное подтверждение того, что Сандберг подкинул наркотики и деньги тебе в квартиру, Микаэль. Пускай ловушка захлопнется. Мы сможем немедленно доказать твою невиновность, и, кроме того, это станет лишним доказательством преступных действий «Секции». Хотел бы я оказаться на месте прокурора, когда эти весельчаки предстанут перед судом…

– Не знаю, – медленно произнес Микаэль Блумквист. – Суд начинается послезавтра. «Миллениум» выйдет в пятницу, на третий день судебного процесса. Если они собираются засадить меня за торговлю кокаином, то это, вероятно, произойдет раньше… А я до выхода журнала ничего не смогу объяснить. Это означает, что я рискую оказаться за решеткой и пропустить начало судебного процесса.

– Иными словами, тебе следует на неделю куда-нибудь скрыться, – предложил Арманский.

– Но я собирался поработать вместе с ТВ-четыре и еще кое-что подготовить. Это было бы так некстати…

– Почему все-таки именно сейчас? – поинтересовалась вдруг Сусанн Линдер.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Арманский.

– У них было три месяца на то, чтобы опорочить Блумквиста. Почему они взялись за дело именно сейчас? Ведь что бы они сейчас ни предпринимали, журнал ведь все равно выйдет.

Все на некоторое время замолчали.

– Это может быть связано с тем, что они не понимают, что именно ты собираешься опубликовать, Микаэль, – предположил Арманский. – Они знают, что ты что-то замышляешь… Но, возможно, думают, что у тебя есть только отчет Бьёрка от девяносто первого года.

Блумквист неуверенно кивнул.

– Им не приходит в голову, что ты собираешься разоблачить всю «Секцию». Если речь идет только об отчете Бьёрка, то вполне достаточно подорвать к тебе доверие. Твои потенциальные разоблачения будут обесценены фактом твоего ареста. Разразится громкий скандал: известный журналист Микаэль Блумквист арестован за преступление, связанное с наркотиками, ему светит от шести до восьми лет тюрьмы…

– Вы можете сделать мне две копии этой записи? – попросил Микаэль.

– Что ты собираешься делать?

– Отдать одну копию Эдклинту. А потом я через три часа встречаюсь с ТВ-четыре. Думаю, лучше, чтобы мы были готовы сразу показать это по телевидению, к тому моменту, когда грянет гром.

Моника Фигуэрола выключила DVD-проигрыватель и положила пульт дистанционного управления на стол. Они собрались во временном офисе на Фридхемсплан.

– Кокаин, – сказал Эдклинт. – Они используют грубые методы.

Моника выглядела озабоченной. Она покосилась на Микаэля.

– А вы просто молодец, что раздобыли необходимую информацию, – сказал Эдклинт.

– Мне это не нравится, – заметила Фигуэрола. – Они явно спешат и совершают прокол за проколом. И все же они должны понимать, что если вас арестуют за преступление, связанное с наркотиками, вы не позволите им так просто засадить себя в тюрьму.

– Ну да, – сказал Микаэль.

– Даже если вас осудят, все равно останется риск, что народ поверит вашим разоблачениям. Да и ваши коллеги из «Миллениума» не станут молчать.

– Кроме того, это довольно накладно, – добавил Эдклинт. – Значит, их бюджет позволяет, не моргнув глазом, выложить сто двадцать тысяч крон плюс стоимость кокаина…

– Понимаю, – согласился Микаэль. – Но их план все же вполне оправдан. Они рассчитывают на то, что Лисбет Саландер попадет в психушку, а меня заставят замолчать как потенциального преступника. К тому же они предполагают, что все внимание будет сосредоточено на СЭПО, а не на «Секции». Они не такие уж дураки и все просчитали.

– Но как они намерены убедить отдел по борьбе с наркотиками заявиться с обыском к вам домой? Ведь анонимной кляузы явно недостаточно, чтобы кто-то мог вломиться в квартиру известного журналиста. А чтобы все это сработало, вы должны попасть под подозрение в ближайшие сутки.

– Конечно, мне неведомы те сроки, которые они сами себе установили, – сказал Микаэль.

Чувствуя себя измотанным и желая, чтобы все поскорее закончилось, он поднялся.

– Куда вы сейчас? – поинтересовалась Моника. – Я бы хотела знать, где вы в ближайшее время предполагаете находиться.

– К обеду я должен встретиться с журналистом из ТВ-четыре. А потом, в шесть часов, у меня назначена встреча с Эрикой Бергер, за котелком с бараниной у Самира. Нам надо доработать пресс-релиз, с которым мы собираемся выступить. Остаток вечера я, вероятно, проведу в редакции.

Глаза Моники немного сузились, когда он упомянул про Эрику Бергер.

– Я хочу, чтобы в течение дня вы поддерживали со мной контакт. Лучше всего, если мы будем на связи вплоть до начала судебного процесса.

– О’кей. Может, мне стоит на пару дней переехать к вам домой, – сказал Микаэль и улыбнулся, как будто пошутил.

Фигуэрола помрачнела и покосилась на Эдклинта.

– Моника права, – заявил тот. – Думаю, вам лучше всего держаться в тени, пока все не закончится. Если вас арестует наркополиция, вам придется до начала суда хранить молчание.

– Не беспокойтесь, – заверил Микаэль. – Я не намерен поддаваться приступам паники и тем самым рисковать. Занимайтесь своими задачами, а я займусь своими.

«Та, с ТВ-4» не могла сдержать реакцию восторга по поводу переданного Микаэлем Блумквистом нового видеоматериала. Тот снисходительно улыбался, наблюдая за нею – ее охота за сенсациями его обезоружила. Целую неделю они трудились, как пчелки, чтобы собрать более или менее доступный материал о «Секции» для телевидения. И ее продюсер, и шеф информационного отдела ТВ-4 понимали, какой сенсацией станет эта история. Материал готовился в строжайшей тайне, в которую посвятили всего несколько человек. Микаэль выдвинул требование дать сюжет в эфир только вечером на третий день судебного процесса. Они решили подготовить часовой выпуск «Новостей» с комментариями.

Микаэль показал ей массу обычных фотографий, но магия телевидения заключается в демонстрации движущихся картинок, и ничто не может с ними конкурировать. Качественная видеозапись, зафиксировавшая, как конкретный названный по имени полицейский подсовывает кокаин в квартиру Микаэля Блумквиста, привела ее в состояние обморока.

– Это будет настоящий шок, – сказала она. – Заставка: «СЭПО подкладывает кокаин в квартиру журналиста».

– Не СЭПО, а «Секция», – поправил Микаэль. – Это разные структуры.

– Но ведь Сандберг, черт возьми, служит в СЭПО, – заспорила она.

– Да, но на самом деле он просто диверсант.

– Хорошо, пусть в центре внимания будет «Секция», не СЭПО. Микаэль, ты можешь объяснить мне, каким образом всегда оказываешься втянутым в такие громкие скандалы?.. Но вообще ты прав – этот скандал выйдет похлеще дела Веннерстрёма.

– Мне кажется, у меня просто особый талант. По иронии судьбы, эта история тоже началась с дела Веннерстрёма, только другого – с дела о шпионаже в шестидесятых годах.

В четыре часа дня позвонила Эрика Бергер. Она отправилась на совещание в Объединение издателей газет, чтобы высказать свой взгляд на планирующиеся в «СМП» сокращения, по поводу которых после ее увольнения возник серьезный профсоюзный конфликт. Эрика объяснила, что не успеет, как договорились, приехать к шести часам на ужин в «Котелок Самира» и появится там не раньше половины седьмого.

Юнас Сандберг помог ветерану Фредрику Клинтону перебраться из инвалидного кресла на койку. Командный пост Клинтона разместился в комнате отдыха в ставке на Артиллеригатан. Клинтон только что вернулся в офис «Секции» после диализа, который занял всю первую половину дня. Он страшно устал и чувствовал себя настоящей старой развалиной. В последние дни Клинтон почти не спал и мечтал только о том, чтобы все наконец-то закончилось. Едва он успел устроиться на кровати, как к ним присоединился Георг Нюстрём. Клинтон собрался с силами и спросил:

– Все готово?

Нюстрём кивнул.

– Я только что встречался с братьями Николич, – отчитался он. – Это обойдется в пятьдесят тысяч.

– Средства у нас есть, – сказал Клинтон.

Он повернул голову и долго изучал по очереди Георга Нюстрёма и Юнаса Сандберга.

– Никаких моральных препятствий? – поинтересовался он.

Оба замотали головами.

– Когда? – спросил Клинтон.

– В течение двадцати четырех часов, – ответил Нюстрём. – Всегда чертовски трудно разнюхать, где находится Блумквист, но, в крайнем случае, они займутся им возле редакции.

Клинтон кивнул.

– У нас есть теоретическая возможность провернуть все сегодня вечером, через пару часов, – сказал Юнас Сандберг.

– Неужели?

– Ему недавно звонила Эрика Бергер. Они сегодня вечером ужинают в «Котелке Самира» – это ресторанчик недалеко от Бельмансгатан.

– Бергер… – медленно произнес Клинтон.

– Будем молить Бога, чтобы она не… – начал Нюстрём.

– Это было бы не так уж и плохо, – перебил его Сандберг.

Клинтон с Нюстрёмом уставились на него.

– Мы пришли к выводу, что Блумквист представляет для нас наибольшую опасность и что он, по всей видимости, в следующем номере «Миллениума» что-то опубликует. Мы не можем препятствовать этой публикации. Следовательно, мы должны подорвать к нему доверие. Если его убьют якобы в криминальной разборке, а потом полиция обнаружит у него в квартире наркотики и деньги, следствие сделает определенные выводы. В любом случае они не кинутся первым делом искать заговоры, имеющие отношение к Службе государственной безопасности.

Клинтон кивнул.

– Ведь отношения Бергер и Блумквиста носят интимный характер, – многозначительно добавил Сандберг. – Она замужем и изменяет мужу. Если и она погибнет при каких-то загадочных обстоятельствах, это вызовет массу разных слухов и домыслов.

Клинтон с Нюстрёмом обменялись взглядами.

Сандберг словно обладал природным талантом создавать дымовые завесы. Он вообще оказался талантливым учеником. Но Клинтона и Нюстрёма охватило минутное сомнение. Решимость Сандберга относительно устранения тех или иных персонажей шокировала их. Они этого не одобряли. Убийство – чрезвычайная мера, и к ней не следует прибегать только потому, что представилась удобная возможность. Это не универсальное решение проблем, а мера, применяемая лишь при отсутствии других вариантов.

Клинтон покачал головой.

Collateral damage, подумал он, внезапно почувствовав неприязнь ко всему предприятию.

Залаченко пришлось устранить. А Бьёрк… Как ни прискорбно, но Гульберг был прав – Бьёрк наверняка подвел бы. Расправиться с Блумквистом, вероятно, тоже необходимо. Но Эрика Бергер ведь просто невинный свидетель…

Он покосился на Юнаса Сандберга. Оставалось надеяться, что этот молодой человек не превратится в психопата.

– Что известно братьям Николич?

– Ничего. В смысле, о нас. С ними встречался только я, а я представлялся другим именем, и им меня не выследить. Они думают, что убийство как-то связано с траффикингом.

– Что будут делать братья Николич после убийства?

– Они незамедлительно покинут Швецию, – ответил Нюстрём. – Как и в случае с Бьёрком. Если полицейское расследование не даст результатов, они смогут вернуться через несколько недель.

– А план?

– Сицилийская модель. Они просто подходят к Блумквисту, разряжают обойму и исчезают.

– Оружие?

– У них автоматическое оружие. Какого типа, я не знаю.

– Надеюсь, они не собираются замочить весь ресторан…

– Не волнуйтесь. Они хладнокровны и знают, что делают. Но если Бергер будет сидеть за одним столиком с Блумквистом…

– Послушайте, – сказал Клинтон. – Важно, чтобы Ваденшё не узнал о том, что мы имеем к этому отношение. Особенно если жертвой окажется еще и Эрика Бергер. Он уже и так напряжен до предела. Боюсь, что когда все закончится, нам придется отправить его на пенсию.

Нюстрём кивнул.

– Соответственно, получив известие об убийстве Блумквиста, мы должны разыграть спектакль. Мы созовем кризисное совещание и будем делать вид, что не ожидали такого поворота событий. Начнем дискуссию, кто может за этим стоять, не говоря ни слова о наркотиках, пока их не обнаружит полиция.

Микаэль Блумквист расстался с «Той, с ТВ-4» около пяти часов. Всю вторую половину дня они вместе дорабатывали материал, а потом у Микаэля взяли пространное интервью под запись.

Ему задали вопрос, на который он затруднился дать сколь-нибудь приемлемый ответ, и им пришлось несколько раз перезаписывать его реплику.

Микаэль долго размышлял над этим вопросом – еще до того, как «Та, с ТВ-4» его задала. «Секция», вероятно, рассматривала личность Залаченко как беспрецедентную угрозу, но такой ответ его все же не удовлетворял. Микаэль в конце концов ответил на этот вопрос, но этот ответ тоже не показался ему исчерпывающим.

– Единственное вероятное, на мой взгляд, объяснение заключается в том, что «Секция» с годами преобразовалась в некую секту, в прямом смысле этого слова. Они уподобились Кнутбю или пастору Джиму Джонсу, и живут по собственным законам; для них такие понятия, как «добро» и «зло», утратили привычный смысл, и они, похоже, полностью изолировались от привычного социума.

– Это похоже на некое психическое отклонение?

– Я бы не стал отрицать такую вероятность.

Он обнаружил, что в «Котелок Самира» идти еще рано. Он ощутил тревогу, но в то же время ему показалось, что жизнь вдруг возвращается к привычному руслу. Только после того, как Эрика Бергер вернулась в «Миллениум», он понял, как ему позарез ее не хватало. К тому же ее возвращение на пост главного редактора не привело к каким-либо внутренним конфликтам из-за того, что Малин Эрикссон пришлось снова занять должность ответственного секретаря редакции. Напротив, Малин просто светилась от счастья, потому что жизнь, по ее словам, вернулась к привычному распорядку.

После возвращения Эрики всем стало очевидно, насколько им в последние месяцы не хватало сотрудников. Эрика вернулась к своим обязанностям в «Миллениуме» с новыми силами и вдохновением. Им с Малин Эрикссон удалось решить часть накопившихся организационных проблем. Они также созвали общее собрание редакции, на котором приняли решение, что «Миллениуму» необходимо увеличить штат на одного или, возможно, двух сотрудников. Впрочем, никто не имел понятия, откуда взять на это деньги.

Микаэль купил вечерние газеты и отправился пить кофе в кафе «Ява» на Хурнсгатан. Он решил посидеть там, а потом отправиться на свидание с Эрикой.

Обвинитель Рагнхильд Густавссон из Генеральной прокуратуры отложила очки для чтения на стол и оглядела аудиторию в конференц-зале. Ей было пятьдесят восемь лет, на ее лице отчетливо проступили морщины, щеки напоминали яблоки, а коротко стриженные волосы тронуло сединой. Она уже двадцать пять лет служила прокурором, а в Генеральной прокуратуре работала с начала 1990-х годов.

Три недели назад ее внезапно вызвали в кабинет генерального прокурора для встречи с Торстеном Эдклинтом. В тот день она собиралась закончить несколько рутинных дел и отправиться в отпуск на шесть недель, на дачу, на остров Хюсарё. Но все планы на отпуск пришлось отложить. Ей поручили вести следствие против группы представителей властной структуры, фигурировавших под псевдонимом «Секция». Густавссон сообщили, что в обозримом будущем это будет ее основной задачей и что ей предоставляется практически полная свобода действий в организации рабочего процесса и принятии необходимых решений.

– Это дело может стать одним из самых сенсационных расследований в истории Швеции, – заявил генеральный прокурор.

Рагнхильд Густавссон не стала бы с ним спорить.

Когда Торстен Эдклинт кратко изложил суть дела и доложил о ходе расследования, которое он проводил по поручению премьер-министра, она испытала почти шок. Расследование еще не было завершено, но Эдклинт посчитал, что продвинулся достаточно далеко и уже необходимо доложить обо всем прокурору.

Для начала она отсмотрела весь материал, представленный Торстеном Эдклинтом. Когда масштабы правонарушений стали очевидны, она пришла к выводу, что все принятые ею решения в дальнейшем войдут в историю и будут описаны в учебниках. С этого дня Густавссон каждую свободную минуту посвящала расследованию. Она пыталась разобраться в грандиозном перечне преступлений, которыми ей предстояло заниматься. С точки зрения шведской юридической практики, случай оказался беспрецедентным. Поскольку речь шла о раскрытии преступных действий, продолжавшихся как минимум тридцать лет, Рагнхильд Густавссон считала, что ей необходимо создать особую рабочую группу. Ей вспомнились итальянские государственные обвинители, которым в 1970-х и 1980-х годах приходилось вести дела против мафии почти подпольно. Она понимала, почему Эдклинт был вынужден собирать материал втайне. Он просто не знал, кому можно доверять.

Для начала она привлекла к работе троих сотрудников Генеральной прокуратуры, которых знала уже много лет. Затем обратилась к известному историку, который работал в Государственном совете по предупреждению преступности. Ей понадобились сведения о том, как в течение десятилетий формировались ведомства по обеспечению государственной безопасности. И наконец, формальным руководителем расследования она назначила Монику Фигуэрола.

Таким образом следствие по делу «Секции» обрело конституционные очертания. Теперь его можно было рассматривать как очередное полицейское расследование – правда, при строжайшем запрете на разглашение информации.

За прошедшие две недели прокурор Густавссон приглашала к себе массу народу для формальных, но сугубо секретных переговоров. Помимо Эдклинта и Фигуэрола, она вызывала также инспектора уголовной полиции Бублански, Соню Мудиг, Курта Свенссона и Йеркера Хольмберга. Затем она допросила Микаэля Блумквиста, Малин Эрикссон, Хенри Кортеса, Кристера Мальма, Аннику Джаннини, Драгана Арманского, Сусанн Линдер и Хольгера Пальмгрена. За исключением сотрудников «Миллениума», которые принципиально не отвечали на вопросы, чтобы не раскрывать источники информации, все остальные добровольно предоставили все сведения и документы.

Рагнхильд Густавссон отнюдь не пришла в восторг от того, что ей передали составленный «Миллениумом» график, согласно которому от нее требовалось арестовать ряд людей в строго определенный день. Она считала, что для доведения расследования до стадии арестов необходимо несколько месяцев подготовки, но в данном случае выбора у нее не было. Микаэль Блумквист из журнала «Миллениум» сговорчивости не проявлял. Он не подчинялся никаким государственным постановлениям или регламентам и собирался опубликовать материал на третий день суда над Лисбет Саландер. Это вынуждало Рагнхильд Густавссон подстраиваться и наносить удар одновременно, чтобы подозреваемые, а также возможные доказательства не успели исчезнуть. Правда, Блумквиста, как ни странно, поддержали Эдклинт с Фигуэрола, и задним числом прокурор начала понимать, что блумквистовская модель имеет ряд явных преимуществ. Как прокурору СМИ оказывали ей поддержку, столь необходимую при возбуждении судебного преследования. Кроме того, при таком скоропалительном развитии событий информация об этом сложном расследовании не могла успеть просочиться в коридоры власти, а следовательно, и дойти до «Секции».

– Для Блумквиста самое главное заключается в том, чтобы добиться справедливости для Лисбет Саландер. А уж разоблачить «Секцию» получится само собой, – заметила Моника.

Судебный процесс над Лисбет Саландер начинался в среду – через два дня, – и на этом совещании предполагалось проанализировать доступный материал и распределить задания.

В совещании участвовали тринадцать человек. От Генеральной прокуратуры Рагнхильд Густавссон пригласила двух своих ближайших сотрудников. От Отдела защиты конституции присутствовала руководитель следственной группы Моника Фигуэрола вместе с сотрудниками Стефаном Бладом и Андерсом Берглундом. Начальник Отдела защиты конституции Торстен Эдклинт присутствовал в качестве наблюдателя.

Рагнхильд Густавссон решила, что дело такого масштаба не должно замыкаться только на ГПУ/Без. Поэтому она пригласила инспектора уголовной полиции Яна Бублански и его группу, в которую входили Соня Мудиг, Йеркер Хольмберг и Курт Свенссон. Они занимались делом Саландер, начиная с Пасхи, и досконально изучили всю историю. Кроме того, она вызвала из Гётеборга прокурора Агнету Йервас и инспектора Маркуса Эрландера. Расследование дела «Секции» теснейшим образом примыкало к расследованию убийства Александра Залаченко.

Когда Моника Фигуэрола напомнила, что в качестве свидетеля, возможно, следует допросить бывшего премьер-министра Турбьёрна Фельдина, полицейские Йеркер Хольмберг и Соня Мудиг с беспокойством заерзали на стульях.

В течение пяти часов они называли поименно тех, кого считали активистами «Секции», затем перечисляли, какие преступления те совершили, и принимали решения об аресте. В общей сложности они насчитали семерых сотрудников, связанных с квартирой на Артиллеригатан. Помимо них удалось установить личности еще девяти человек, имевших отношение к «Секции», но никогда не посещавших Артиллеригатан. Они в основном работали в ГПУ/Без на Кунгсхольмене, но встречались с некоторыми из активистов «Секции».

– Мы по-прежнему не можем определить масштабы заговора. Нам неизвестно, при каких обстоятельствах эти лица встречаются с Ваденшё или еще с кем-либо. Они могут оказаться информаторами или думать, что работают на внутренние расследования или что-то подобное. Значит, с уверенностью говорить об их причастности мы сможем только после того, как допросим. Кроме того, это лишь те, на кого мы обратили внимание в течение тех недель, пока шло расследование. Значит, могут быть еще люди, о которых мы пока просто не знаем.

– А шеф канцелярии и финансовый директор…

– Про них мы можем с уверенностью сказать, что они работают на «Секцию».

В понедельник в шесть часов вечера Рагнхильд Густавссон объявила часовой перерыв на ужин, после чего предполагалось продолжить дискуссию.

Когда все встали и собрались расходиться, сотрудник Моники Фигуэрола из оперативного подразделения Отдела защиты конституции Йеспер Тумс попросил минуту внимания, чтобы доложить о том, что удалось разузнать за последние часы.

– Клинтон бо́льшую часть дня провел на диализе и вернулся на Артиллеригатан около пяти. Более пристальный интерес вызывает Георг Нюстрём, хотя мы не можем с уверенностью сказать, чем именно он занимался.

– И что же дальше? – уточнила Моника Фигуэрола.

– В тринадцать тридцать Нюстрём поехал на Центральный вокзал и встретился с двумя типами. Они дошли до отеля «Шератон» и выпили в баре кофе. Встреча продолжалась около двадцати минут, после чего Нюстрём вернулся на Артиллеригатан.

– Вот как. И с кем же он встречался?

– Мы не знаем. Это новые лица. Двое мужчин, лет по тридцать пять. Судя по внешности, восточноевропейского происхождения. К сожалению, наш оперативник потерял их из виду, когда они вошли в метро.

– Ага, – устало отозвалась Моника.

– Вот фотографии, – сказал Тумс, протягивая ей результаты оперативной съемки.

Она посмотрела на укрупненные изображения. Лица были ей незнакомы.

– Хорошо, спасибо, – сказала она, положила фотографии на стол и встала, чтобы что-нибудь поесть.

Стоявший рядом Курт Свенссон взглянул на снимки.

– Черт возьми, – сказал он. – А откуда тут взялись братья Николич?

Фигуэрола остановилась.

– Кто?

– Это два отъявленных подонка, – пояснил Курт Свенссон. – Томи и Миро Николичи.

– Ты знаешь, кто они?

– Да. Два брата из Худдинге. Они сербы. Мы несколько раз их разыскивали, когда им было лет по двадцать, а я работал в тамошней полиции. Из них двоих Миро Николич более опасен. Он, кстати, уже год как объявлен в розыск за нанесение тяжких телесных повреждений. А я-то думал, что они уехали в Сербию и сделались там политиками или что-то вроде этого…

– Политиками?

– Да. Они ездили в Югославию в первой половине девяностых годов и участвовали там в этнических чистках. Работали на босса мафии Аркана, который нанял частную фашистскую полицию. Оба получили прозвище «стрелки».

– «Стрелки»?

– Да, то есть наемные убийцы. Некоторое время они болтались между Белградом и Стокгольмом. Их дядя владел ресторанчиком в районе Норрмальм, и они периодически вроде как числились у него на работе официально. До нас дошли сведения об их причастности по крайней мере к двум убийствам, связанным с внутренними разборками между югославами в так называемой сигаретной войне, но нам так и не удалось их за что-нибудь посадить.

Моника Фигуэрола молча разглядывала фотографии. Внезапно она страшно побледнела и пристально посмотрела на Торстена Эдклинта.

– Блумквист! – запаниковала она. – Им будет мало опозорить его. Они собираются его убить и предоставить полиции обнаружить кокаин в процессе расследования. А это позволит им сделать собственные выводы.

Эдклинт снова взглянул на нее.

– Он собирался встретиться с Эрикой Бергер в «Котелке Самира», – сказала Фигуэрола и схватила Курта Свенссона за плечо. – Ты вооружен?

– Да…

– Тогда пошли со мной!

Моника выбежала из конференц-зала. Ее кабинет находился через три двери по коридору. Она отперла дверь и выхватила из ящика письменного стола табельное оружие. Нарушая все правила, женщина оставила дверь в кабинет распахнутой и помчалась к лифтам. Курт Свенссон на секунду застыл в нерешительности.

– Ступай, – сказал ему Бублански. – Соня… отправляйся с ними.

Микаэль Блумквист явился в «Котелок Самира» в двадцать минут седьмого. Эрика Бергер только что пришла и успела найти свободный столик рядом с барной стойкой, неподалеку от входной двери. Она поцеловала Микаэля в щеку. Они заказали каждый по большому бокалу крепкого пива и по котелку с бараниной. Пиво им принесли сразу.

– Как поживает «Та, с ТВ-четыре»? – поинтересовалась Эрика Бергер.

– Холодна, как и всегда.

Эрика Бергер засмеялась.

– Кстати, она может стать для тебя навязчивой идеей. Только представить себе: есть девушка, не поддающаяся обаянию Блумквиста.

– Вообще-то за все эти годы таких девушек было немало, – скромно заметил Микаэль. – А как прошел твой день?

– Впустую. Но я согласилась принять участие в дебатах о «СМП» в Клубе публицистов. Мой последний вклад в это издание.

– Замечательно.

– Я так счастлива, что вернулась обратно в «Миллениум», – сказала Эрика.

– А я-то как рад этому, ты даже не представляешь… Никак в себя не приду.

– Мне снова нравится ходить на работу.

– Вот-вот.

– Я счастлива.

– А мне надо на минуту отойти, – сказал Микаэль, поднимаясь.

Он сделал несколько шагов и чуть не столкнулся с мужчиной лет тридцати пяти, как раз вошедшим в дверь. Микаэль отметил, что у того восточноевропейская внешность, и внимательно на него посмотрел. Затем он увидел автомат.

Когда они проезжали Риддархольмен, позвонил Торстен Эдклинт и сообщил, что ни Микаэль Блумквист, ни Эрика Бергер на звонки не отвечают. Возможно, оба отключили на время ужина мобильные телефоны.

Моника выругалась и проскочила площадь Сёдермальмсторг на скорости, приближавшейся к восьмидесяти километрам в час. Включив сигнал, она резко завернула на Хурнсгатан. Курт Свенссон схватился за дверцу машины – он как раз вытащил табельное оружие и проверял, заряжено ли оно. Соня Мудиг на заднем сиденье тоже готовилась к боевым действиям.

– Нам придется запросить подкрепление, – сказал Свенссон. – С братьями Николич шутки плохи.

Моника Фигуэрола кивнула.

– Поступим так, – распорядилась она. – Мы с Соней пойдем прямо в «Котелок Самира». Будем надеяться, что они сидят там. А ты, Курт, поскольку знаешь братьев Николич в лицо, останешься снаружи и будешь вести наблюдение.

– О’кей.

– Если все спокойно, мы сразу заберем Блумквиста с Бергер и отвезем их в управление. Если что-то не так, то останемся в ресторане и вызовем подкрепление.

– Хорошо, – согласилась Соня Мудиг.

Моника Фигуэрола все еще ехала по Хурнсгатан, когда у нее под панелью управления запищала полицейская рация.

Монике стало дурно. Внутри у нее все оборвалось.

Эрика Бергер видела, как Микаэль Блумквист по дороге в туалет столкнулся у входной двери с мужчиной лет тридцати пяти. Она почему-то напряглась. Ей показалось, что этот неизвестный мужчина посмотрел на Микаэля с удивлением, и подумала, что, возможно, Микаэль с ним знаком.

Потом Эрика увидела, как мужчина шагнул назад и бросил сумку на пол. Поначалу она даже не поняла, что происходит. Мужчина поднял автомат и направил ствол на Микаэля, а она сидела, словно парализованная.

Блумквист среагировал мгновенно, не задумываясь. Он выбросил вперед левую руку, ухватился за ствол и направил его в потолок. На микроскопическую долю секунды дуло мелькнуло у него перед лицом.

Стрекотание автомата в тесном помещении прозвучало оглушительно. Миро Николич произвел одиннадцать выстрелов, на Микаэля с потолка дождем сыпались штукатурка и осколки ламп. На какой-то краткий миг журналист уставился прямо в глаза убийце.

Потом Миро Николич шагнул назад и рванул оружие на себя. Не ожидавший этого Микаэль выпустил ствол. До него вдруг дошло, что ему угрожает смертельная опасность. Но вместо того чтобы попытаться укрыться, он не раздумывая бросился прямо на убийцу. Позднее Микаэль понял, что, среагируй он иначе – если б присел или отступил назад, – его пристрелили бы на месте. Блумквист снова ухватился за ствол автомата и попытался всем своим весом прижать убийцу к стене. Услышав еще шесть или семь выстрелов, он стал отчаянно дергать за автомат, чтобы направить дуло в пол.

Когда раздалась вторая серия выстрелов, Эрика Бергер инстинктивно присела на корточки, стукнулась головой о стул и упала. Потом свернулась на полу, подняла взгляд и увидела, что на стене, прямо за тем местом, где она только что сидела, появились три пулевых отверстия.

В шоке она повернула голову и увидела, что Микаэль Блумквист дерется с мужчиной возле входа – опустившись на одно колено, пытается вырвать автомат, за который держится двумя руками, – а убийца дергается, стараясь высвободиться, и раз за разом бьет Микаэля кулаком в лицо и в висок.

Моника Фигуэрола резко затормозила перед «Котелком Самира», распахнула дверцу машины и бросилась к ресторану. Пистолет «ЗИГ-Зауэр» уже был у нее в руке, и, снимая его с предохранителя, она обратила внимание на стоящую возле самого ресторана машину.

Увидев за рулем Томи Николича, она через стекло направила пистолет ему в лицо и крикнула:

– Полиция! Руки вверх!

Томи Николич поднял руки.

– Выходи из машины и ложись на землю, – в бешенстве заорала Моника. Потом повернула голову и быстро взглянула на Курта Свенссона. – Ресторан!

Свенссон с Мудиг бросились через улицу.

Соня подумала о своих детях. Наперекор всем полицейским инструкциям, они с Куртом ворвались в помещение с оружием в руках, не дождавшись подкрепления, действовали без бронежилетов и без предварительного ознакомления с обстановкой.

Потом она услышала, как в ресторане раздался хлопок.

Микаэль Блумквист просунул средний палец между спусковым крючком и скобой, когда Миро Николич снова начал стрелять.

Сзади раздался звон бьющегося стекла. Убийца раз за разом давил на спуск, зажимая его палец. Микаэль испытывал отчаянную боль, но, пока палец оставался на месте, стрелять было невозможно. Сбоку ему на голову градом сыпались удары, и он вдруг ощутил, что ему сорок пять лет и что он очень плохо тренирован.

Это была его первая здравая мысль с тех пор, как он увидел мужчину с автоматом.

Блумквист стиснул зубы и просунул палец еще дальше за спусковой крючок. Потом он уперся ногами, прижался плечом к туловищу убийцы и заставил себя снова встать на ноги. Затем выпустил автомат из правой руки и выставил вперед локоть, чтобы защититься от кулачных ударов. Тогда Миро Николич ударил его под дых и по ребрам. На секунду они вновь столкнулись лицом к лицу.

В следующее мгновение Микаэль почувствовал, что убийцу от него оттаскивают. Палец снова пронзила боль, и Микаэль увидел могучую фигуру Курта Свенссона. Крепко ухватив Миро Николича за шею, Свенссон буквально приподнял его и ударил головой о стену возле дверного косяка. Стрелок рухнул, как подкошенный.

– Лежать! – донесся до него крик Сони Мудиг. – Полиция! Не двигаться!

Микаэль повернул голову и увидел, как она стоит посреди этой потасовки, широко расставив ноги, держит двумя руками пистолет и пытается понять, что происходит. Под конец Соня подняла оружие стволом вверх и взглянула на Блумквиста.

– Вы ранены? – спросила она.

Микаэль растерянно взглянул на нее. Из разбитых бровей и носа у него текла кровь.

– Думаю, я сломал палец, – сказал он, опускаясь на пол.

Патруль Сёдермальма прибыл на помощь Монике меньше чем через минуту после того, как она заставила Томи Николича лечь на тротуар. Фигуэрола предъявила удостоверение и передала задержанного полицейским, а сама побежала в ресторан. Остановившись у входа, она пыталась разобраться в ситуации.

Микаэль Блумквист и Эрика Бергер сидели на полу. У него по лицу текла кровь, и он, похоже, пребывал в шоковом состоянии, но был жив, и Моника перевела дух. Потом, увидев, как Эрика Бергер обнимает Микаэля за плечи, она нахмурила брови.

Соня Мудиг сидела на корточках, разглядывая руку Блумквиста. Курт Свенссон надевал наручники на Миро Николича, который выглядел так, будто столкнулся со скорым поездом. На полу валялся автомат – модель, находящаяся на вооружении шведской армии.

Моника подняла взгляд и увидела потрясенный персонал ресторана и насмерть перепуганных посетителей. Она также отметила, что посуда разбита, стулья и столы перевернуты, и что выстрелы нанесли ощутимый ущерб всему помещению ресторана. Чувствовался запах пороха, однако убитых или раненых видно не было. Полицейские из патрульной службы с оружием наготове начали протискиваться в ресторан. Моника протянула руку и коснулась плеча Курта Свенссона. Тот поднялся.

– Ты говорил, что Миро Николич в розыске?

– Верно. Причинение тяжких телесных повреждений примерно год назад. Драка в Халлунде.

– О’кей. Сделаем так. Я забираю Блумквиста и Бергер. Ты остаешься. Легенда такая: вы с Соней Мудиг пришли сюда поужинать, и ты опознал Николича, о делах которого помнил со времен работы в патруле. Когда ты попытался его задержать, он выхватил оружие и открыл стрельбу. Ты его повязал.

Курт Свенссон смотрел на нее с удивлением.

– В эту версию никто не поверит… Ведь есть свидетели.

– Свидетели будут рассказывать, что кто-то дрался и стрелял. Нам надо дотянуть хотя бы до завтрашних вечерних газет. Значит, легенда такова, что братьев Николич взяли по чистой случайности, поскольку ты их опознал.

Курт оглядел пейзаж после битвы, потом коротко кивнул.

Моника Фигуэрола сквозь толпу полицейских выскочила на улицу и усадила Микаэля Блумквиста с Эрикой Бергер на заднее сиденье своей машины. Затем она повернулась к командиру патрульной службы и что-то объясняла ему примерно полминуты. Кивнула в сторону машины, где сидели Микаэль с Эрикой. Командир выглядел растерянным, но под конец кивнул. Моника проехала несколько кварталов, припарковала машину и обернулась.

– Как ты себя чувствуешь?

– Мне несколько раз дали в нос, но зубы на месте. И я повредил палец.

– Поехали в отделение экстренной помощи больницы Святого Йорана.

– А что вообще все это значит? – поинтересовалась Эрика Бергер. – И кто вы такая?

– Простите, – сказал Микаэль – Эрика, это Моника Фигуэрола. Она работает в СЭПО. Моника, это Эрика Бергер.

– Я уже догадалась, – отозвалась Фигуэрола нейтральным тоном, не глядя на Эрику.

– Мы с Моникой познакомились в процессе расследования. Она – мой контакт в ГПУ/Без.

– Понятно, – сказала Эрика Бергер.

Ее вдруг затрясло – до нее постепенно начало доходить, что на самом деле произошло.

Моника пристально посмотрела на нее.

– Что произошло? – спросил Микаэль.

– Мы неверно истолковали предназначение кокаина. Мы думали, они подстроили ловушку, чтобы тебя опорочить. А на самом деле они собирались тебя убить. А после полиция обнаружила бы кокаин во время осмотра квартиры.

– Какой кокаин? – спросила Эрика Бергер.

Микаэль ненадолго прикрыл глаза.

– Отвези меня к Святому Йорану, – попросил он.

– Как? Арестованы? – воскликнул Фредрик Клинтон, чувствуя, как сжалось его сердце.

– Мы считаем, что все нормально, – заверил Георг Нюстрём. – Похоже, это была чистая случайность.

– Случайность?

– Миро Николич значился в розыске за давнюю историю с избиением. Какой-то полицейский из патрульной службы случайно опознал его и схватил, когда тот вошел в «Котелок Самира». Николич запаниковал и начал стрелять, пытаясь вырваться на свободу.

– А Блумквист?

– До него дело так и не дошло. Нам даже неизвестно, находился ли он в «Котелке Самира» во время задержания.

– Черт возьми, это звучит совершенно невероятно! – Фредрик Клинтон покачал головой. – Что известно братьям Николич?

– О нас? Ничего. Они считают, что и Бьёрк, и Блумквист связаны с траффикингом.

– Но они знают, что мишенью был Блумквист?

– Разумеется. Но они едва ли начнут трепаться о том, что взялись за заказное убийство, и, скорее всего, до самого суда будут держать язык за зубами. Их осудят за незаконное ношение оружия и, подозреваю, что за применение насилия в отношении должностного лица.

– Вот придурки, черт бы их побрал, – сказал Клинтон.

– Да уж, ребята облажались… Придется пока повременить с Блумквистом. Но ничего страшного, собственно говоря, не произошло.

В одиннадцать вечера Сусанн Линдер вместе с двумя крутыми ребятами из отдела личной охраны «Милтон секьюрити» приехала забирать Микаэля Блумквиста и Эрику Бергер из полицейского управления.

– Все-таки ты вышла из тени – и нарвалась, – сказала Сусанн Эрике.

– Сорри, – мрачно ответила Бергер.

По дороге в больницу Святого Йорана она никак не могла опомниться от шока. До нее вдруг дошло, что их с Микаэлем Блумквистом кто-то намеревался убить. И что эта затея чуть не удалась.

Микаэль провел час в отделении экстренной помощи, где ему пластырем заклеили ссадины на лице, сделали рентген и наложили повязку на средний палец левой руки. Верхняя фаланга пальца оказалась сильно расплющена, и, по всей видимости, придется удалить ноготь. Обиднее всего, что самую серьезную травму он получил уже в тот момент, когда к нему на помощь подоспел Курт Свенссон и стал отрывать от него Миро Николича, – средний палец Микаэля, намертво зажатый в скобе автомата, просто сломался. Блумквист ощутил адскую боль, но опасности для жизни травма явно не представляла.

До Микаэля все случившееся дошло только почти через два часа, когда он уже прибыл в Отдел защиты конституции ГПУ/Без и стал излагать обо всем случившемся инспектору Бублански и прокурору Рагнхильд Густавссон. Его вдруг заколотил озноб, и он почувствовал себя настолько измотанным, что начал засыпать прямо между вопросами.

Впрочем, оценки по поводу всего случившегося у всех присутствующих разошлись.

– Нам неизвестно, что они планировали, – говорила Моника. – Мы не знаем, собирались ли они устранить только Блумквиста, или и Бергер тоже. Мы не знаем, собираются ли они повторить попытку и угрожает ли опасность еще кому-нибудь из «Миллениума». И почему бы им не убить Саландер, которая действительно представляет для «Секции» серьезную опасность?

– Я уже обзвонила сотрудников «Миллениума», пока Микаэля перевязывали, – сказала Эрика. – Все постараются не высовываться, пока не выйдет журнал. В редакции никого не будет.

Торстену Эдклинту хотелось в первую очередь предоставить Микаэлю Блумквисту и Эрике Бергер личных телохранителей, но потом они с Моникой посчитали обращение к отделу личной охраны Службы безопасности неосмотрительным и даже легкомысленным шагом.

Эрика отказалась от полицейской охраны. Она подняла трубку, позвонила Драгану Арманскому и объяснила ему ситуацию. И поздно вечером Сусанн Линдер срочно вызвали на работу.

Микаэля Блумквиста и Эрику Бергер привезли на второй этаж safe house, в дом, расположенный за Дроттнингхольмом, на пути к центру муниципалитета Экерё. Это была большая вилла 1930-х годов, с видом на озеро, ухоженным садом, хозяйственными постройками и земельными угодьями. Поместье принадлежало «Милтон секьюрити», но там проживала Мартина Шёгрен, шестидесятивосьмилетняя вдова Ханса Шёгрена, который много лет прослужил в охранном предприятии и пятнадцать лет назад погиб при выполнении служебного задания – провалился сквозь прогнивший пол заброшенного дома неподалеку от городка Сала.

После похорон Драган Арманский побеседовал с Мартиной Шёгрен и нанял ее на работу в качестве домоправительницы и управляющей поместьем. Она бесплатно проживала на первом этаже пристройки и держала второй этаж наготове для случаев, когда «Милтон секьюрити» внезапно требовалось спрятать кого-то из клиентов, имевшего реальные или вымышленные основания опасаться за свою жизнь. Обычно такое случалось несколько раз в год.

Моника Фигуэрола поехала с ними. Мартина Шёгрен пригласила ее на кухню на первом этаже и сварила ей кофе. Пока Эрика Бергер и Микаэль Блумквист устраивались на втором этаже, Сусанн Линдер проверяла сигнализацию и электронное оборудование наружного наблюдения.

– В комоде перед ванной комнатой есть зубные щетки и туалетные принадлежности, – крикнула Мартина так, чтобы ее услышали наверху.

Сусанн Линдер и двое охранников из «Милтон секьюрити» заняли комнаты на первом этаже.

– Меня разбудили в четыре утра, и с тех пор я на ногах, – сказала Сусанн Линдер. – Составьте график дежурств, но дайте мне поспать хотя бы до пяти.

– Можешь спать всю ночь, мы справимся сами, – ответил один из охранников.

Сусанн Линдер поблагодарила и отправилась спать.

Моника Фигуэрола рассеянно слушала, как охранники включают в саду датчики движения и бросают спички, распределяя дежурства. Заступивший на дежурство охранник сделал себе бутерброд и уселся в телевизионной комнате рядом с кухней. Моника Фигуэрола изучала чашки с цветочками. Она тоже была на ногах с раннего утра и чувствовала себя утомленной. Она уже собиралась ехать домой, когда на кухню спустилась Эрика Бергер и, налив себе чашку кофе, уселась по другую сторону стола.

– Микаэль заснул, как убитый, едва добравшись до постели.

– Реакция на адреналин, – объяснила Моника.

– Но что теперь с нами будет?

– Вам придется посидеть тут несколько дней. Надеюсь, что через неделю все уже устаканится. Как ты себя чувствуешь?

– Вполне сносно. По-прежнему немного трясет. Такое приключается не каждый день. Я только что позвонила мужу и объяснила, почему не приеду домой.

– Ну да.

– Я замужем за…

– Я знаю, за кем ты замужем.

Повисло молчание. Фигуэрола потерла глаза и зевнула.

– Надо ехать домой спать, – пробормотала она.

– Бога ради. Кончай болтать, иди и ложись рядом с Микаэлем, – ответила Эрика.

Моника внимательно посмотрела на нее и спросила:

– Это, что, так очевидно?

Бергер кивнула.

– Микаэль что-нибудь говорил…

– Ни слова. Он обычно помалкивает, когда речь идет о его знакомых дамах. Но порой бывает как открытая книга. А ты так откровенно враждебно смотришь на меня… Вы явно пытаетесь что-то скрыть.

– Все дело в моем шефе, – сказала Фигуэрола.

– В шефе?

– Ну да. Эдклинт просто взбесится, если узнает, что мы с Микаэлем…

– Понимаю.

Они снова помолчали.

– Не знаю, что там у вас с Микаэлем происходит, но я тебе не соперница, – призналась Эрика.

– Нет?

– Мы с Микаэлем встречаемся время от времени, но он мне не муж.

– Я поняла, что у вас с ним особые отношения. Он рассказывал мне о вас в Сандхамне.

– Ты ездила с ним в Сандхамн?.. Значит, это серьезно.

– Ты, что, издеваешься?

– Моника… Я надеюсь, что вы с Микаэлем… Я постараюсь вам не мешать.

– Неужели?

Эрика пожала плечами.

– Его бывшая жена совсем спятила, когда Микаэль ей со мною изменил, и выгнала его. Но тогда я была виновата. Пока Микаэль считает себя холостяком, я не собираюсь терзаться угрызениями совести. Но я дала себе слово, что, когда у него с кем-нибудь возникнут серьезные отношения, я постараюсь держаться от него подальше.

– Я не знаю, можно ли вообще на него всерьез полагаться.

– Микаэль, конечно, не такой, как все. Ты влюблена в него?

– Мне кажется, да.

– Ну и хорошо. Только не говори ему об этом раньше времени. Иди спать.

Моника немного подумала, потом поднялась на второй этаж, разделась и заползла в постель к Микаэлю. Тот что-то пробормотал и обнял ее за талию.

Эрика Бергер еще долго сидела на кухне одна и предавалась невеселым размышлениям. Внезапно она почувствовала себя глубоко несчастной.