Глава 14
Среда, 18 мая
В среду Моника Фигуэрола встала в пять часов утра, устроила короткую пробежку, а потом приняла душ и надела черные джинсы, белую майку и тонкий серый льняной жакет. Затем сварила кофе, налила его в термос и приготовила бутерброды. Также она надела кобуру и достала из оружейного сейфа пистолет «ЗИГ-Зауэр». В начале седьмого завела свою машину – белый «Сааб 9–5» – и отправилась на улицу Виттангигатан, расположенную в районе Веллингбю.
Йоран Мортенссон жил в пригороде, на верхнем этаже трехэтажного дома. За вторник Моника собрала о нем всю доступную информацию из открытых источников. Он был не женат, что, правда, не мешало ему с кем-нибудь совместно проживать. Он не имел никаких претензий от налогового инспектора, не владел крупным состоянием и, казалось, вел довольно скромный образ жизни. Больничный он брал редко.
Единственный достойный внимания факт его биографии заключался в том, что Мортенссон владел лицензией на целых шестнадцать единиц стрелкового оружия. В том числе – три охотничьих ружья и разного рода личное огнестрельное оружие. Поскольку у него имелись лицензии, то ничего противозаконного в его увлечении не было, но Моника Фигуэрола относилась с вполне обоснованным недоверием к людям, которые собрали у себя такую массу оружия.
«Вольво» с регистрационным номером, начинавшимся на КАБ, стояла на парковке, метрах в сорока от того места, где припарковалась Моника. Она налила себе в бумажный стаканчик полчашки черного кофе и съела багет с салатом и сыром, потом очистила апельсин и не торопясь начала его есть, дольку за долькой.
Во время утреннего обхода Лисбет Саландер выглядела разбитой и жаловалась на сильную головную боль. Она попросила таблетку альведона, и ей ее выдали без всяких дискуссий.
Через час головная боль усилилась. Лисбет вызвала медсестру и попросила еще одну таблетку альведона. Это тоже не помогло. К обеду у нее настолько разболелась голова, что сестра вызвала доктора Эндрин, которая после краткого осмотра прописала сильные болеутоляющие таблетки.
Лисбет положила таблетки под язык и, как только ее оставили одну, тут же выплюнула.
Около двух часов ее начало рвать. Около трех часов это повторилось.
В четыре, перед самым уходом доктора Хелены Эндрин, в отделении появился Андерс Юнассон. Они немного посовещались.
– Ее тошнит, и у нее сильные головные боли. Я дала ей дексофен. Просто не понимаю, что с нею творится… В последнее время она активно выздоравливала. Может, это какой-то грипп…
– У нее высокая температура? – спросил доктор Юнассон.
– Нет, час назад было всего тридцать семь и две. С РОЭ ничего серьезного.
– О’кей. Я буду ночью за ней присматривать.
– Я ухожу в отпуск на три недели, – сказала доктор Эндрин. – Тебе или Свантессону придется заняться ею. Но Свантессон ее совсем не знает и дела с ней не имел…
– О’кей. На время твоего отпуска я вызываюсь быть ее лечащим врачом.
– Отлично. Если наступит какой-нибудь кризис и тебе понадобится помощь, естественно, звони.
Они вместе ненадолго зашли в палату Лисбет. Та лежала с несчастным видом, натянув одеяло до кончика носа. Андерс Юнассон положил ей руку на лоб и констатировал, что лоб влажный.
– Думаю, нам придется провести небольшое обследование.
Он поблагодарил доктора Эндрин и пожелал ей приятного вечера.
Около пяти доктор Юнассон обнаружил, что температура у Лисбет подскочила до 37,8, и зафиксировал это в журнале. Он трижды посетил ее за вечер и заметил по журналу, что температура держится на уровне 38 градусов – слишком высоко, чтобы считаться нормальной, и слишком низко, чтобы создавать серьезную проблему. Около восьми часов он распорядился сделать ей рентген головы.
Получив рентгеновские снимки, Андерс Юнассон их внимательно изучил. Ничего негативного он не увидел, но констатировал наличие едва заметного затемнения в непосредственной близости от пулевого отверстия. После этого доктор Юнассон записал в ее журнале обтекаемую и ни к чему не обязывающую формулировку:
«Рентгеновское обследование не дает оснований для определенных выводов, но состояние пациентки в течение дня явно ухудшилось. Не исключено, что имеется небольшое кровоизлияние, которого не видно на рентгеновских снимках. В ближайшее время пациентке необходим покой и постоянное наблюдение».
В среду Эрика Бергер пришла на работу в половине седьмого утра. В почтовом ящике у нее накопились двадцать три электронных сообщения.
Отправителем одного из них значился «
[email protected]». Короткий текст содержал одно-единственное слово:
ШЛЮХА
Эрика вздохнула и уже подняла указательный палец, чтобы стереть сообщение, но в последний момент передумала. Она перелистала входящие письма и открыла сообщение, пришедшее два дня назад. Отправителем тогда числился «
[email protected]».
Ничего себе. Два письма со словом «шлюха», отправленными фиктивными представителями массмедиа.
Эрика открыла новую папку, назвав ее «МедиаПсих» и перебросила в нее оба сообщения. Потом приступила к изучению утренней подборки новостей из отдела информации.
Йоран Мортенссон вышел из дома в 7.40 утра, сел в «вольво» и отправился в сторону Сити, а потом свернул через острова Стура Эссинген и Грёндаль в район Сёдермальма. Проехав по Хурнсгатан, он направился к Бельмансгатан, завернул налево, на Тавастгатан возле паба «Бишопс армз» и припарковался прямо на углу.
Монике Фигуэроле повезло, как может повезти только дуракам. Как только она подъехала к пабу, от него отъехал фургон, и у тротуара на Бельмансгатан образовалось свободное место, так что она встала носом прямо к перекрестку Бельмансгатан и Тавастгатан. Отсюда, с возвышения перед пабом, открывался исключительный обзор. Ей был виден кусочек заднего стекла машины Мортенссона, стоящей на Тавастгатан. Прямо перед ней, на крутом спуске к переулку Прюссгренд, находился дом с адресом Бельмансгатан, 1. Фасад она видела сбоку и, соответственно, подъезд был ей не виден, но как только кто-нибудь выходил на улицу, Моника это фиксировала. Ей было абсолютно понятно, какая надобность привела Мортенссона в данный район.
В этом доме жил Микаэль Блумквист.
Моника Фигуэрола должна была признать, что район вокруг Бельмансгатан, 1 категорически неудобен для слежки. За расположенным в «котловане» подъездом напрямую можно наблюдать лишь с пешеходного прохода и мостика, перекинутого через Бельмансгатан, возле старого подъемника Мариахиссен и зданием Мэларпалатсет. Там нет места для парковки, а на пешеходном мостике наблюдатель будет открыт всем взорам, как ласточка на старых телефонных проводах. Место у перекрестка Бельмансгатан и Тавастгатан, где припарковалась Моника, было в принципе единственным, откуда она, сидя в машине, могла иметь полный обзор, но вместе с тем и ее саму, сидящую в машине, внимательный наблюдатель вполне мог с легкостью заметить.
Фигуэрола оглянулась. Выходить из машины и прогуливаться ей не хотелось – она знала, что сразу привлечет к себе внимание. Ее примечательная внешность всегда мешала ее работе в полиции.
Микаэль Блумквист вышел из подъезда в 9.10. Моника записала время. Окинув взглядом пешеходный мостик над началом Бельмансгатан, журналист двинулся в гору, как раз в ее сторону.
Фигуэрола вытащила и развернула на пассажирском сиденье карту Стокгольма. Потом открыла блокнот, достала из кармана ручку, взяла мобильный телефон и притворилась, что разговаривает. Голову она склонила так, чтобы рука закрывала часть лица.
Она видела, как Микаэль Блумквист бросил беглый взгляд на Тавастгатан. Он знал, что за ним следят, и не мог не заметить машину Мортенссона, но пошел дальше, не проявив к ней никакого интереса.
Действует спокойно и хладнокровно. А кое-кто мог бы распахнуть дверцу машины и задать трепку водителю…
Через секунду он оказался в нескольких шагах от ее машины. И хотя Моника была полностью погружена в поиски какого-то адреса на карте Стокгольма, одновременно разговаривая по телефону, она почувствовала, что Микаэль Блумквист, проходя мимо, на нее посмотрел.
С подозрением относится ко всему, что находится поблизости.
В зеркало заднего вида с пассажирской стороны она могла наблюдать, как его силуэт удаляется по направлению к Хурнсгатан. Фигуэрола пару раз видела Блумквиста по телевизору, но живьем встречала впервые. На нем были синие джинсы, футболка и серый пиджак, на плече висела сумка. Шел он широкими шагами, пружинистой походкой. Довольно эффектный мужчина.
На углу, возле паба, появился Йоран Мортенссон и проследил взглядом за Микаэлем Блумквистом. Через плечо у него висела солидных размеров спортивная сумка, и он как раз заканчивал разговаривать по мобильному телефону.
Фигуэрола ожидала, что он последует за объектом, но, к ее удивлению, он перешел через улицу прямо перед ее машиной, свернул налево и стал спускаться со склона к подъезду Микаэля. В следующую секунду мимо машины Моники прошел мужчина в синем комбинезоне и присоединился к Мортенссону.
Эй, а ты откуда взялся?
Они остановились прямо у подъезда Микаэля Блумквиста. Мортенссон набрал код, и оба скрылись за дверью.
Собираются проверить квартиру. Вечер актеров-любителей… Ни черта себе, он хоть понимает, во что он ввязался?
Потом Моника подняла взгляд к зеркалу заднего вида и вздрогнула от изумления, вновь увидев Микаэля Блумквиста. Он вернулся обратно и стоял метрах в десяти позади нее, достаточно близко, чтобы проследить за Мортенссоном и его сообщником с верхушки крутого спуска к дому № 1 по Бельмансгатан. Моника посмотрела на его лицо. На нее он не глядел, зато явно видел, как Йоран Мортенссон скрылся в подъезде. Почти сразу после этого Блумквист развернулся и продолжил путь в сторону Хурнсгатан.
Полминуты Фигуэрола просидела неподвижно.
Он знает, что за ним следят. Держит ситуацию под контролем. Но почему он ничего не предпринимает? Нормальный человек задал бы им трепку… Видимо, он что-то замышляет.
Микаэль Блумквист положил телефонную трубку и задумчиво посмотрел на блокнот, лежащий на письменном столе. Из государственного реестра транспортных средств он только что узнал, что машина с блондинкой, которую он видел на Бельмансгатан, принадлежит некой Монике Фигуэрола, 1969 года рождения, проживающей на Понтоньергатан, на острове Кунгсхольмен. Поскольку в машине сидела женщина, Микаэль мог предположить, что это была сама Фигуэрола.
Она говорила по мобильному телефону, сверяясь с развернутой на пассажирском сиденье картой. Микаэль не имел никаких оснований полагать, что она как-то связана с делом Залаченко, но регистрировал любые подозрительные детали вокруг себя и особенно рядом со своим домом.
Он вышел из оцепенения и громко позвал Лотту Карим.
– Кто эта девушка? Раздобудь ее паспортную фотографию, узнай, где она работает, и собери все, что сможешь о ней найти.
– О’кей, – сказала Лотта и вернулась обратно за свой письменный стол.
Кристер Сельберг, начальник финансового отдела «Свенска моргонпостен», выглядел растерянным. Он отложил в сторону лист формата А4 с девятью краткими пунктами, подготовленными Эрикой Бергер к еженедельному совещанию бюджетной комиссии.
Финансовый директор Ульф Флудин казался озабоченным.
А лицо председателя правления Боргшё, как обычно, не выражало никаких эмоций.
– Это невозможно, – с любезной улыбкой заявил Сельберг.
– Почему же? – поинтересовалась Эрика.
– Правление никогда на такое не пойдет. Это противоречит здравому смыслу.
– Давайте вернемся к началу, – предложила Бергер. – Меня взяли на работу для того, чтобы вновь сделать газету прибыльной. Для этого мне нужны какие-то активы. Так ведь?
– Да, но…
– Я не могу издавать ежедневную газету, сидя в стеклянной клетке и гадать на кофейной гуще.
– Неужели вы не понимаете? Экономические реалии держат нас в рамках.
– Возможно, не понимаю. Зато я разбираюсь в том, как делать газеты. А реальность такова, что за последние пятнадцать лет штат «Свенска моргонпостен» сократился в целом на сто восемнадцать человек. Предположим, что половину заменили за счет новой техники и прочее, но количество пишущих тексты репортеров уменьшилось за это время на целых сорок восемь человек.
– Мы были вынуждены произвести эти сокращения. Иначе газету давно бы пришлось закрыть.
– Пока еще преждевременно утверждать, что вынужденно, а что нет. За последние три года сократили восемнадцать репортерских ставок. Кроме того, на сегодня целых девять ставок в «Свенска моргонпостен» вакантны и в какой-то степени покрываются временными сотрудниками. Спортивной редакции катастрофически не хватает персонала. Там должно быть девять сотрудников, а уже более года две ставки никем не заняты.
– Нам приходится экономить средства, только и всего.
– В отделе культуры не занято три ставки. В экономической редакции не хватает одной ставки. Юридической редакции практически не существует – там у нас имеется только руководитель, который на каждое задание отправляет репортеров из общей редакции. И так далее. Газета всерьез не отслеживает деятельность государственных управлений и ведомств как минимум лет восемь. И по этой части мы пребываем в полной зависимости от внештатных работников и материалов Телеграфного агентства. А как вам известно, Телеграфное агентство уже много лет назад упразднило у себя соответствующую редакцию. Иными словами, в Швеции не существует ни одной печатной структуры, которая освещает деятельность государственных управлений и ведомств.
– Газетная индустрия оказалась в незавидной ситуации…
– Но реальность такова, что «Свенска моргонпостен» либо следует немедленно закрыть, либо правление должно перейти к решительным действиям. У нас сегодня не хватает сотрудников, и им приходится ежедневно создавать по много текстов. Статьи получаются убогие, поверхностные и недостоверные. Следовательно, народ просто перестанет читать «Свенска моргонпостен».
– Вы не понимаете того…
– Я устала слушать, что я чего-то не понимаю. Я не какая-нибудь ученица на курсах повышения квалификации, и я нахожусь здесь не ради забавы.
– Но мы не можем принять ваше предложение.
– Почему же?
– Если мы последуем вашему рецепту, то газета перестанет приносить прибыль.
– Послушайте, Сельберг! Вы собираетесь в этом году раздать двадцати трем акционерам газеты огромную сумму в качестве дивидендов. Плюс еще совершенно нелепые бонусы девяти членам правления, которые обойдутся «Свенска моргонпостен» почти в три миллиона крон. Себе самому вы начислили бонус – четыреста тысяч крон – в качестве вознаграждения за то, что провели сокращения в «Свенска моргонпостен». Разумеется, это не такой огромный кусок, какой отхватывают себе некоторые директора «Скандии», но с моей точки зрения вы не стоите ни единого эре. Бонус надо выплачивать, когда вы сделаете что-нибудь такое, что укрепит газету. А ваши сокращения на самом деле ослабляют «Свенска моргонпостен» и углубляют кризис.
– Это крайне несправедливо. Правление одобрило все предложенные мною меры.
– Правление одобряло ваши меры, поскольку вы гарантировали распределение дивидендов. С этим надо немедленно покончить.
– Значит, вы на полном серьезе предлагаете, чтобы правление отменило все выплаты дивидендов и бонусов? Неужели вы считаете, что держатели акций пойдут на такие меры?
– Я предлагаю объявить этот год годом нулевой прибыли. Это даст экономию почти в двадцать один миллион крон и возможность укрепить персонал и экономическое положение «Свенска моргонпостен». Предлагаю также снизить зарплату руководителям. Моя зарплата – восемьдесят восемь тысяч крон, что является чистым безумием для газеты, которая не может позволить себе даже заполнить штат спортивной редакции.
– То есть вы хотите снизить собственную зарплату? Вы ратуете за своего рода коммунизм в области оплаты труда?
– Не говорите ерунды. Вы, с учетом годового бонуса, получаете сто двенадцать тысяч крон в месяц. Это ненормально. Если б газета находилась в стабильном положении и приносила громадную прибыль, вы вполне могли бы раздавать какие угодно бонусы. Но сейчас вам не время раздавать себе бонусы. Я предлагаю наполовину сократить зарплату всем руководителям.
– Вы не понимаете, что наши акционеры хотят зарабатывать деньги. Это называется капитализмом. Если вы предложите им терять деньги, они больше не захотят быть акционерами.
– Я не предлагаю им терять деньги, но дело вполне может дойти и до этого. Собственность подразумевает ответственность. Как вы справедливо отметили, речь идет о капитализме. Владельцы «Свенска моргонпостен» хотят иметь прибыль. Но правила игры таковы, что рынок решает, когда будет прибыль или убыток. Согласно вашим рассуждениям, вы хотите, чтобы правила капитализма касались сотрудников «Свенска моргонпостен» избирательно, не затрагивая акционеров и лично вас.
Сельберг вздохнул и закатил глаза. Он в растерянности попытался встретиться взглядом с Боргшё, но тот задумчиво изучал состоявшую из девяти пунктов программу Эрики Бергер.
Моника Фигуэрола ждала целых сорок девять минут.
Наконец Йоран Мортенссон с неизвестным мужчиной вышли из подъезда дома номер один по Бельмансгатан. Когда они двинулись в верх, в ее направлении, она приподняла камеру «Никон» с телеобъективом 300 миллиметров и сделала два снимка. Затем, убрав камеру в бардачок, вновь обратилась к карте, но случайно бросила взгляд в сторону старого подъемника Мариахиссен и вытаращила глаза от удивления. На краю верхнего яруса Бельмансгатан, рядом с входом в Мариахиссен, стояла темноволосая женщина и цифровой камерой снимала Мортенссона с сообщником.
Какого черта… Неужели на Бельмансгатан шпионы проводят свою конференцию?
Мортенссон с незнакомцем расстались на вершине горы, они даже не обменялись ни единым словом. Мортенссон направился к своей машине на Тавастгатан, завел мотор, выехал и исчез из поля зрения Моники Фигуэролы.
Она перевела взгляд на зеркало заднего вида и увидела спину мужчины в комбинезоне. Потом подняла взгляд и увидела, что женщина с камерой закончила снимать и направляется в ее сторону.
Орел или решка?
Про Йорана Мортенссона Моника уже знала, кто он такой и чем занимается. Мужчина в комбинезоне и женщина с камерой были темными лошадками. Но если бы она вышла из машины, то рисковала попасть в поле зрения женщины с камерой.
Моника продолжала сидеть на месте. В зеркало заднего вида она наблюдала, как мужчина в комбинезоне свернул налево, на Бреннчюркагатан. Она дождалась, пока женщина с камерой дойдет до расположенного прямо перед ней перекрестка, но, вместо того чтобы последовать за мужчиной в комбинезоне, та развернулась на 180 градусов и двинулась вниз, к Бельмансгатан, 1.
Фигуэрола увидела женщину лет тридцати пяти, с темными, коротко стриженными волосами, в темных джинсах и черной куртке. Как только она немного спустилась с горы, Моника распахнула дверцу машины и побежала к Бреннчюркагатан. Мужчины в комбинезоне видно не было. В следующую секунду от тротуара отъехал фургон «тойота». Фигуэрола увидела мужчину в полупрофиль и запомнила номер машины. Даже если бы она и не запомнила номер, мужчину все равно удалось бы отследить: по бокам фургона располагался рекламный баннер «Ларс Фаульссон. Замки и ключи», и рядом – номер телефона.
Моника не бросилась бегом к машине, чтобы последовать за «тойотой», а пошла обратно спокойно и поднялась на гору как раз вовремя, чтобы увидеть, как женщина с камерой заходит в подъезд Микаэля Блумквиста.
Сев в машину, Фигуэрола записала номер фургона и телефона фирмы Ларса Фаульссона, потом почесала в затылке. Вокруг места, где живет Микаэль Блумквист, сгущается какая-то мистика. Моника подняла взгляд и посмотрела на крышу его дома. Она уже знала, что квартира располагается в мансарде, но по чертежам из городского управления жилищного строительства установила, что она находится с другой стороны дома и выходит окнами на пролив Риддарфьерден и Старый город. Эксклюзивное место жительства в знаменитом старинном квартале. Может, он хвастливый выскочка?
Через девять минут женщина с камерой вышла из подъезда. Вместо того чтобы снова подняться в гору, к Тавастгатан, она продолжила спускаться и свернула направо в переулок Прюссгренд.
Если у нее там припаркована машина, все пропало. Если же она пойдет пешком, то выйти из «котлована» сможет только одним путем – поднявшись по Бреннчюркагатан, около переулка Пустегренд, ближе к Шлюзу.
Фигуэрола вышла из машины, свернула налево по Бреннчюркагатан в сторону Шлюза. Она уже почти дошла до Пустегренд, когда ей навстречу вывернула женщина с камерой. Удача. Моника проследовала за ней мимо отеля «Хилтон» к площади Сёдермальмсторг, перед Городским музеем, возле Шлюза. Женщина спешила и не смотрела по сторонам. Фигуэрола держалась метров на тридцать сзади. У Шлюза женщина зашла в вестибюль метро, и Моника ускорила шаг, но остановилась, увидев, что та вместо дверей метро вошла в газетный киоск.
Пока женщина стояла в очереди, Фигуэрола ее разглядывала. Около 170 сантиметров ростом, на вид довольно спортивная. Обута в кроссовки. Когда она встала перед продавцом, у Моники вдруг возникло ощущение, что перед ней сотрудник полиции. Женщина купила коробочку жевательного табака Catch Dry, вышла обратно на площадь Сёдермальмсторг и свернула направо, перейдя через улицу Катаринавеген.
Фигуэрола двинулась следом. Она была почти уверена, что женщина ее не заметила. Та скрылась за углом, и Моника поспешила за ней, отставая метров на сорок.
Завернув за угол, она обнаружила, что женщина бесследно исчезла. Моника остановилась в полной растерянности. Дьявол. Она медленно пошла мимо ворот, потом ее взгляд упал на вывеску. «Милтон секьюрити».
Фигуэрола кивнула сама себе и вернулась обратно на Бельмансгатан.
Она поехала на Гётгатан, где располагалась редакция «Миллениума», и следующие полчаса кружила по улицам вокруг редакции, но машины Мортенссона так и не увидела. К обеду Моника вернулась в полицейское управление и следующие полчаса провела в спортзале, занимаясь силовыми упражнениями.
– У нас возникла проблема, – сказал Хенри Кортес.
Малин Эрикссон и Микаэль Блумквист оторвали взгляды от досье на Залаченко. Была половина второго дня.
– Садись, – сказала Малин.
– Речь идет о фирме «Витавара АБ», которая производит унитазы во Вьетнаме и продает их по тысяче семьсот крон за штуку.
– Вот как… В чем же состоит проблема? – поинтересовался Микаэль.
– Фирма «Витавара АБ» оказалась дочерним предприятием компании «СвеаБюгг АБ».
– Вот оно что. Это ведь довольно крупная компания.
– Да. Председателя правления зовут Магнус Боргшё, и он председатель-профессионал. Он, в частности, является также председателем правления «Свенска моргонпостен» и владеет примерно десятью процентами акций «Свенска моргонпостен».
Микаэль внимательно посмотрел на Хенри Кортеса.
– Ты уверен?
– Уверен. Шеф Эрики Бергер – отпетый мерзавец, использующий во Вьетнаме детский труд.
– Вот это да, – произнесла Малин Эрикссон.
Около двух часов дня ответственный секретарь редакции Петер Фредрикссон постучался в стеклянную клетку Эрики Бергер. Он явно был чем-то расстроен.
– В чем дело?
– Мне немного неловко. Одна из сотрудниц редакции получила от вас сообщения.
– От меня?
– Вот именно.
– И что же?
Он протянул ей несколько листов формата А4 с распечаткой электронных сообщений, адресованных Эве Карлссон, двадцатишестилетней временной сотруднице отдела культуры. Отправителем значилась «
[email protected]».
Эва, любимая. Я хочу ласкать тебя и целовать твою грудь. Страсть переполняет меня, и я ничего не могу с собой поделать. Прошу тебя ответить на мои чувства. Мы можем встретиться? Эрика.
Эва Карлссон не ответила на первый мейл.
В последующие дни она получила еще два послания.
Дорогая, любимая Эва. Умоляю, не отвергай меня. Я буквально схожу с ума от желания. Хочу видеть тебя обнаженной. Ты должна стать моей. Тебе будет со мной хорошо. Ты не пожалеешь. Я покрою поцелуями каждый сантиметр твоей обнаженной кожи, твою прекрасную грудь, твою нежную пещеру. Эрика.
Эва. Почему ты не отвечаешь? Не бойся меня. Не отталкивай меня. Ты ведь уже не невинна и понимаешь, о чем идет речь. Я хочу заниматься с тобой сексом и щедро тебя вознагражу. Если ты будешь добра ко мне, то и я отплачу тебе добром. Ты спрашивала о возможности продления работы в газете. В моей власти ее продлить и даже превратить временную ставку в постоянную. Давай встретимся сегодня вечером в 21.00 в гараже, около моей машины. Твоя Эрика.
– Вот оно что, – сказала Эрика Бергер. – И ее, конечно, интересует, действительно ли я пристаю к ней с этими непристойными предложениями?
– Не совсем… Я хочу сказать…
– Петер, выкладывайте начистоту.
– Она, похоже, не поверила в то, что вы автор первого мейла. Во всяком случае, она очень удивилась. Но потом решила, что это полная чушь и не в вашем стиле, и теперь…
– И теперь?
– Она считает ситуацию крайне щепетильной и не знает, что ей делать. К тому же она вам симпатизирует, вы ей нравитесь… как руководитель. Поэтому она и пришла ко мне за советом.
– Понятно. И что вы ей сказали?
– Я сказал, что кто-то подделал ваш адрес и теперь преследует ее. Или, возможно, вас обеих. И я обещал поговорить с вами.
– Спасибо. Будьте добры, пришлите ее ко мне через десять минут.
Эрика принялась составлять текст совершенно особого сообщения.
Я вынуждена информировать вас об инциденте. Один из сотрудников «Свенска моргонпостен» получил по электронной почте несколько писем, отправленных от моего имени и содержащих грубые сексуальные домогательства. Лично я тоже получила сообщения вульгарного содержания от отправителя, использующего адрес «Свенска моргонпостен», который начинается на «centralred». В «Свенска моргонпостен», как известно, такого адреса не существует.
Я проконсультировалась с начальником технического отдела. Он сообщил, что адрес отправителя легко подделать. Как именно это делается, я не имею понятия, но в Интернете якобы имеются сайты, позволяющие фальсифицировать мейлы. Я с сожалением вынуждена констатировать, что подобному занятию предается какой-то психопат.
Я хочу знать, не получал ли еще кто-нибудь из сотрудников подобные электронные послания. В таком случае прошу незамедлительно обратиться к ответственному секретарю редакции Петеру Фредрикссону. Если подобные шутки будут продолжаться, нам придется заявить обо всем в полицию.
Эрика Бергер, главный редактор
Она распечатала один экземпляр, а затем отослала мейл коллективной рассылкой всем сотрудникам концерна «Свенска моргонпостен».
В ту же минуту в дверь постучала Эва Карлссон.
– Здравствуйте, садитесь, – сказала Эрика. – Я слышала, что вы получили от меня электронные письма.
– Ой, я и не думала, что их посылали вы.
– Тридцать секунд назад вы, во всяком случае, получили письмо от меня. Это сообщение я написала собственноручно и разослала всем сотрудникам.
Она протянула Эве Карлссон распечатанную копию.
– О’кей. Я понимаю, – сказала та.
– Я сожалею, что кто-то избрал вас мишенью для этой недостойной кампании.
– Вы не должны просить прощения за трюки какого-то психопата.
– Мне просто хочется убедиться в том, что вы больше не считаете, будто я имею отношение к этим письмам.
– А я вовсе и не думала, что их посылаете вы.
– Что ж, и на том спасибо, – улыбнулась Эрика.
Остаток дня Моника Фигуэрола посвятила сбору информации. Для начала она заказала паспортную фотографию Ларса Фаульссона, чтобы убедиться, что именно его видела в компании Йорана Мортенссона. Потом заглянула в реестр осужденных за уголовные преступления – и сразу получила результат.
Ларс Фаульссон, сорока семи лет, известный под кличкой Фалун, начинал свою карьеру в семнадцатилетнем возрасте с угона автомобилей. В 1970-х и 1980-х годах его дважды арестовывали и осуждали за кражи со взломом и за сбыт краденого. В первый раз Фаульссона приговорили к небольшому тюремному заключению, а во второй раз – к трем годам тюрьмы. В то время его считали up and coming – восходящей звездой криминальной среды, и он допрашивался по подозрению еще как минимум в трех преступлениях, одним из которых было довольно запутанное и получившее широкую огласку ограбление сейфа в универмаге Вестероса. Выйдя на свободу в 1984 году, он взялся за ум – или, по крайней мере, не совершал больше преступлений, за которые его арестовывали бы и выносили бы приговор. Фалун переквалифицировался в слесаря-специалиста по замкам и в 1987 году основал собственную фирму «Ларс Фаульссон. Замки и ключи», зарегистрированную по одному из адресов на площади Норртулль.
Установить личность неизвестной женщины, фотографировавшей Мортенссона с Фаульссоном, оказалось проще, чем предполагала Моника. Она просто позвонила в службу информации «Милтон секьюрити» и объяснила, что ищет их сотрудницу, с которой какое-то время назад встречалась, но забыла, как ее зовут. Зато она могла ее подробно описать. Монике сообщили, что это похоже на Сусанн Линдер, и переключили телефон на нее. Когда Сусанн Линдер ответила, Фигуэрола извинилась, сказав, что, вероятно, ошиблась номером, и повесила трубку.
Она заглянула в реестр записи актов гражданского состояния и выяснила, что в Стокгольмском лене имеется восемнадцать женщин по имени Сусанн Линдер. Три из них находились в возрасте тридцати пяти лет. Одна проживала в Норртелье, одна – в Стокгольме и одна – в Накке. Моника заказала их паспортные фотографии и сразу определила, что та Сусанн Линдер, которую она видела на Бельмансгатан и за которой шла по пятам, была зарегистрирована в Накке.
Наконец она подвела итоги работы за день в служебной записке и отправилась к Торстену Эдклинту.
Около пяти часов Микаэль Блумквист поморщился и отодвинул от себя папку с материалами Хенри Кортеса. Кристер Мальм уткнулся в распечатку статьи Хенри – он прочитал ее уже четыре раза. Сам Кортес сидел на диване в кабинете Малин Эрикссон, изображая жертву.
– Кофе, – сказала Малин и поднялась.
Вскоре она вернулась с четырьмя кружками и кофейником.
Микаэль вздохнул.
– Статья просто чертовски хороша, – сказал он. – Первоклассное исследование, все подтверждено документами. Отличная драматургия, главный герой – bad guy, который всю дорогу надувает честных шведских квартиросъемщиков, впрочем, не нарушая букву закона, но настолько жаден и туп, что размещает заказы во Вьетнаме на предприятии, использующем детский труд.
– К тому же статья хорошо написана, – добавил Мальм. – На следующий день после того, как мы ее опубликуем, Боргшё станет персоной нон грата в шведской экономике. Телевидение ухватится за этот текст, и Боргшё займет достойное место рядом с директорами «Скандии» и другими аферистами. Настоящая горячая новость от «Миллениума». Хенри, ты просто молодец.
Микаэль кивнул.
– И все же ситуация с Эрикой – настоящая ложка дегтя в бочке с медом, – сказал он.
Кристер кивнул.
– А в чем, собственно, проблема? – спросила Малин. – Ведь не Эрика занимается аферами. Мы имеем полное право заинтересоваться деятельностью любого председателя правления, даже если он, по чистой случайности, является ее начальником.
– В том-то и дело, что это очень серьезная проблема, – сказал Микаэль.
– Эрика Бергер никуда отсюда не ушла, – продолжил Мальм. – Она владеет тридцатью процентами «Миллениума» и до сих пор заседает у нас в правлении. К тому же является председателем до тех пор, пока мы на следующем собрании правления не изберем Харриет Вангер, а это будет не раньше августа. Эрика работает в «Свенска моргонпостен», где она тоже входит в правление… И именно их председателя мы собираемся пригвоздить к позорному столбу.
Повисла мрачная тишина.
– Что же нам, черт возьми, делать? – спросил Хенри. – Снимать статью?
Микаэль посмотрел Кортесу прямо в глаза.
– Нет, Хенри. Мы не будем снимать статью. Мы в «Миллениуме» не привыкли пасовать перед трудностями. Но нам придется заняться кое-какой черной работой. Мы не можем просто так взять и ошарашить Эрику своей публикацией.
Мальм кивнул и поднял палец.
– Мы ставим Эрику перед жестким выбором. Ей придется либо продавать акции и немедленно уходить из правления «Миллениума», либо, при самом худшем раскладе, она потеряет работу в «Свенска моргонпостен». В любом случае она окажется перед неразрешимым конфликтом интересов. Честно говоря, Хенри… Я согласен с Микаэлем, что мы должны опубликовать статью, но возможно, нам придется передвинуть ее в следующий номер.
Блумквист кивнул.
– Поскольку мы тоже оказались перед трудным выбором, – сказал он.
– Хотите, я ей позвоню? – предложил Кристер.
– Нет, – ответил Микаэль. – Я сам ей позвоню и договорюсь о встрече. Скажем, сегодня вечером.
Торстен Эдклинт внимательно слушал Монику Фигуэролу. Она описывала цирковое шоу, которое развернулось вокруг дома Микаэля Блумквиста на Бельмансгатан. Он почувствовал, что почва потихоньку начинает ускользать у него из-под ног.
– Значит, сотрудник ГПУ/Без вошел в подъезд Микаэля Блумквиста вместе с бывшим взломщиком сейфов, который переквалифицировался в слесаря – специалиста по замкам…
– Именно так.
– И что же они делали на лестнице, по-твоему?
– Я этого не знаю. Но они отсутствовали целых сорок девять минут. Можно, разумеется, предположить, что Фаульссон вскрыл дверь и Мортенссон провел это время в квартире Блумквиста.
– А что они там, по-твоему, могли бы делать?
– Если б они устанавливали подслушивающую аппаратуру, то на это понадобилась бы всего минута. Значит, Мортенссон, вероятно, рылся в бумагах Блумквиста. Или искал еще что-то, что держится дома.
– Но ведь Блумквист уже предупрежден… Они ведь уже украли у него из дома отчет Бьёрка.
– В том-то и дело. Журналист знает, что за ним следят, а теперь и сам следит за своими преследователями. Он держится очень хладнокровно.
– Что ты имеешь в виду?
– Блумквист явно что-то замышляет. Он собирает информацию и намерен предать действия Йорана Мортенссона огласке. Это единственное объяснение.
– А потом появилась эта Линдер…
– Сусанн Линдер, тридцать четыре года, проживает в Накке. Раньше работала в полиции.
– В полиции?
– Она окончила школу полиции и шесть лет проработала в группе Сёдермальма. Потом внезапно уволилась, без видимых причин. Несколько месяцев оставалась безработной, а потом поступила в «Милтон секьюрити».
– Драган Арманский, – задумчиво сказал Эдклинт. – Сколько времени она провела в доме?
– Девять минут.
– И чем она занималась?
– Я могу только предполагать. Раз она фотографировала Мортенссона с Фаульссоном, то, скорее всего, собирает на них компромат. Это означает, что охранное предприятие «Милтон секьюрити» сотрудничает с Блумквистом и установило камеры наблюдения у него в квартире или на лестнице. Возможно, она заходила, чтобы снять с камер информацию.
Эдклинт вздохнул. История Залаченко казалась ему чересчур запутанной и начинала его раздражать.
– Ладно. Спасибо. Иди домой. Мне надо это обдумать.
Моника Фигуэрола отправилась в тренажерный зал на площади Сант-Эриксплан и занялась спортом.
Микаэль Блумквист позвонил Эрике Бергер в «Свенска моргонпостен» с синего резервного телефона Т10.
В этот момент Эрика проводила совещание, на котором обсуждала с редакторами, как подавать статью о международном терроризме.
– Привет! Подожди секунду… – Она прикрыла трубку рукой и огляделась. – Думаю, мы все обсудили.
Оставшись в стеклянной клетке одна, Бергер вернулась к разговору с Микаэлем.
– Привет, Микаэль. Прости, что не сразу отвечаю. У меня работы выше крыши, мне приходится вникать в тысячу вещей…
– Я тоже, собственно, не сижу сложа руки, – сказал Микаэль.
– Как продвигается история Саландер?
– Все хорошо. Но я звоню не по этому поводу. Мне нужно с тобой встретиться. Сегодня вечером.
– Я бы с удовольствием, но мне придется торчать тут до восьми. И я смертельно устала. Я на ногах уже с шести утра.
– Рикки… Сейчас речь идет не о наших сексуальных играх. Мне необходимо с тобой поговорить. Это важно.
Эрика на секунду замолчала.
– В чем дело?
– Ничего хорошего. Но поговорим при встрече.
– О’кей. Я буду у тебя дома около половины девятого.
– Нет, не у меня дома. Это долгая история, но моя квартира еще какое-то время будет на карантине. Приходи в «Котелок Самира», выпьем пива.
– Я за рулем.
– Хорошо. Тогда выпьем легкого пива.
В половине девятого в кафе Эрика Бергер зашла в кафе «Котелок Самира». Она была раздражена, ибо не могла себе простить, что ни разу даже не позвонила Микаэлю с того дня, как ушла в «Свенска моргонпостен». Но она никогда не чувствовала себя настолько заваленной делами, как сейчас.
Микаэль Блумквист уже сидел за столиком в углу. Он помахал ей рукой. Увидев его, Эрика застыла. На секунду Микаэль показался ей чужим, и она почувствовала, что смотрит на него другими глазами.
Кто это?.. Господи, как я устала…
Потом он встал и поцеловал ее в щеку. До нее наконец дошло, что несколько недель она даже не вспоминала о нем и безумно по нему соскучилась. Неужели все, что с ней происходило в «Свенска моргонпостен», ей просто приснилось и она сейчас проснется на своем диване в «Миллениуме»? Просто невероятно.
– Привет, Микаэль!
– Привет, шеф-редактор. Ты голодна?
– На часах половина девятого. У меня другая система питания.
Но потом Эрика все же обнаружила, что смертельно голодна. Самир принес им меню, и она заказала легкое пиво и маленькую порцию кальмаров с ломтиками картошки. Микаэль заказал себе кус-кус и тоже легкое пиво.
– Ну, и как ты поживаешь? – спросила она.
– Наступили драматические времена. Я по горло завален работой.
– Как дела с Саландер?
– Она – тоже часть моей работы.
– Микке, ты не бойся, я не собираюсь никому выдавать твои секреты.
– Прости, что отвечаю так уклончиво. Понимаешь, я и сам во многом еще не разобрался. Я бы с удовольствием рассказал тебе, но на это уйдет полночи… Как тебе живется в роли шефа «Свенска моргонпостен»?
– Ну, уж точно не так, как в «Миллениуме».
Она немного помолчала.
– Приходя домой, я засыпаю, как свеча, которую загасили. А когда просыпаюсь, у меня перед глазами маячат бюджеты и калькуляции. Мне очень тебя не хватает. Может, пойдем к тебе домой и поспим? На секс у меня нет сил, но я бы с удовольствием свернулась и уснула у тебя под боком.
– Прости, Рикки. Но моя квартира сейчас – не лучшее место.
– Почему? Что-нибудь случилось?
– Ну да. Одна команда установила у меня в квартире жучки и прослушивает каждое мое слово. А я установил камеры скрытого наблюдения, и они показывают, что происходит, когда меня нет дома. Думаю, нам не стоит демонстрировать всему миру твою голую попу.
– Ты шутишь?
Блумквист покачал головой.
– Нет. Но я хотел с тобою встретиться вовсе не из-за этого.
– Что случилось? У тебя такой испуганный вид…
– Ну… Ты перешла в «Свенска моргонпостен». А мы в «Миллениуме» раскопали материал, который потопит твоего председателя правления. Он, видишь ли, причастен к использованию труда детей и политзаключенных во Вьетнаме. Словом, у нас с тобой намечается конфликт интересов.
Эрика отложила вилку и пристально посмотрела на Микаэля. Она сразу поняла, что он не шутит.
– Дело вот в чем, – сказал Блумквист. – Боргшё – председатель правления и мажоритарный акционер компании под названием «СвеаБюгг», которой, в свою очередь, полностью принадлежит дочерняя фирма «Витавара АБ». Они производят унитазы во Вьетнаме, на предприятии, которое значится в ООН как предприятие, использующее детский труд.
– Повтори, пожалуйста.
Микаэль в деталях пересказал статью Хенри Кортеса, затем открыл рюкзак и вытащил копии документов. Эрика внимательно прочла статью Кортеса, потом подняла взгляд и посмотрела Микаэлю в глаза. Ее охватила безотчетная паника пополам с недоверием.
– Но почему сразу после моего ухода «Миллениум» начал доскональную проверку членов правления «Свенска моргонпостен»?
– Рикки, это не так.
Он объяснил, откуда взялся этот материал.
– И давно ты об этом знаешь?
– С сегодняшнего дня. Хотя мне все это не по душе.
– И какие у вас планы?
– Не знаю. Но мы будем публиковать статью. Мы не можем сделать исключение только потому, что речь идет о твоем шефе. Хотя никто из нас не хочет навредить тебе.
Он развел руками.
– Мы просто в отчаянии. Особенно Хенри.
– Я ведь по-прежнему вхожу в правление «Миллениума». Я – совладелец… Это будет воспринято как…
– Я знаю, как это будет воспринято. В «Свенска моргонпостен» тебя просто смешают с дерьмом.
Эрика почувствовала, что буквально валится с ног от усталости. Она сжала зубы, чтобы не поддаться импульсу и не попросить Микаэля не публиковать эту историю.
– Вот черт, проклятье, – произнесла она. – А материал действительно опирается на надежные источники?
Микаэль кивнул.
– Я целый вечер изучал документы Хенри. Так что Боргшё грозит публичный позор.
– Что вы намерены делать?
– А что бы сделала ты, если б мы обнаружили этот материал два месяца назад?
Эрика Бергер внимательно посмотрела на своего друга и любовника, с которым ее связывали двадцать лет жизни и работы. Потом опустила глаза.
– Ты прекрасно знаешь, что бы я сделала.
– Это трагическая случайность. Здесь нет ничего личного, поверь мне. Я и сам очень расстроен. Поэтому и просил тебя о встрече. Нам надо решить, как поступать.
– Нам?
– Дело в том, что… Мы могли бы дать эту статью в июньский номер. Но я ее уже снял. Ее опубликуют не раньше августа. Однако, если тебе потребуется, мы перенесем ее и на попозже.
– Понятно. – В ее голосе чувствовался холодный металл.
– Я предлагаю ничего не решать сегодня вечером. Возьми документы домой и поразмышляй. Ничего не предпринимай, пока мы не выработаем общую стратегию. Времени у нас еще много.
– Общую стратегию?
– Ну да. Тебе придется либо заблаговременно уйти из правления «Миллениума», либо покинуть «Свенска моргонпостен». Но усидеть на обоих стульях тебе не удастся.
Эрика кивнула.
– Я настолько тесно связана с «Миллениумом», что, сколько бы я ни уходила, никто все равно не поверит, что я не причастна к этому.
– Есть и альтернативный вариант. Ты можешь взять статью для публикации в «Свенска моргонпостен», выступить против Боргшё и потребовать его ухода. Я уверен, что Хенри Кортес не будет возражать. Только абсолютно ничего не предпринимай, пока мы не договоримся.
– Неплохо для начала! Я добьюсь увольнения человека, который пригласил меня на работу…
– Я сожалею.
– Он, кстати, совсем неплохой человек.
Микаэль кивнул.
– Охотно верю. Но он алчный тип.
Эрика кивнула и встала.
– Я поеду домой.
– Рикки, я…
Она не дала ему договорить.
– Прости, я очень устала. Спасибо, что предупредил меня. Мне необходимо все обдумать и понять, что на самом деле произошло.
Микаэль кивнул.
Бергер ушла и даже не поцеловала его в щеку, как обычно. И предоставила ему оплачивать счет самому.
Эрика оставила машину в двух сотнях метров от «Котелка Самира», и на полпути туда почувствовала такое сильное сердцебиение, что была вынуждена остановиться и прислониться к стене возле какого-то подъезда. Ее мутило.
Она стояла довольно долго, вдыхая прохладный майский воздух. Вдруг до нее дошло, что, начиная с первого мая, она работала в среднем по пятнадцать часов в сутки. Уже почти три недели. Интересно, как она будет чувствовать себя через три года? И как чувствовал себя Морандер, когда упал замертво прямо посреди редакции?
Через десять минут она пошла обратно к «Котелку Самира» и столкнулась с Микаэлем – он как раз выходил из дверей. Блумвист остановился как вкопанный.
– Эрика…
– Ничего не говори, Микаэль. Мы с тобой уже такие давние друзья, что ничто не может разрушить нашу дружбу. Ты мой лучший друг, и сейчас ситуация такая же, как два года назад, когда ты уехал в Хедестад, только наоборот. Я чувствую себя застрессованной и замученной.
Он кивнул и заключил ее в объятия. Она вдруг почувствовала, что на глаза навернулись слезы.
– Три недели в «Свенска моргонпостен» меня уже сокрушили, – сказала она и засмеялась.
– Ну-ну. А, по-моему, сломить Эрику Бергер не так-то легко.
– Твоя квартира под надзором, а я слишком устала, чтобы ехать домой в Сальтшёбаден. Я засну за рулем и разобьюсь. Я только что приняла решение: дойду до гостиницы «Скандик Краун» и сниму номер. Пойдем со мной.
Он кивнул.
– Теперь она называется «Хилтон».
– Мне уже все равно.
Они отправились в гостиницу и по дороге не проронили ни слова. Микаэль обнимал Эрику за плечи. Глядя на него, она отметила, что он устал не меньше ее.
Они подошли прямо к портье, сняли двухместный номер и расплатились кредитной карточкой Эрики. Затем поднялись в номер, разделись, приняли душ и забрались в постель. У Эрики так болели мышцы, будто она пробежала марафонскую дистанцию. Они немного пообнимались и угасли, словно задутые свечки.
Никто из них даже не догадался, что за ними следят, и они не обратили никакого внимания на мужчину, наблюдавшего за ними в холле гостиницы.
