Стояла чудесная весенняя погода, когда Микаэль, сидя за рулем машины Эрики Бергер, ехал по Нюнесвеген на юг. Уже сейчас на черных полях угадывалась зеленоватая поросль. Погода была идеальной для того, чтобы забыть все проблемы, на несколько дней уехать и отдохнуть на даче в Сандхамне.

С Гуннаром Бьёрком он договорился о встрече в час дня, но сейчас было еще слишком рано, и Микаэль остановился в Даларё выпить кофе и посмотреть газеты. Он не готовился к встрече. Бьёрк собирался ему что-то сообщить, и Микаэль был полон решимости покинуть Смодаларё, лишь узнав что-то новое о Зале, что-нибудь способное продвинуть расследование дальше.

Бьёрк встретил его уже во дворе. Держался он бодрее и увереннее, чем два дня назад. «Какой ход он запланировал?» – подумал Микаэль и не стал здороваться с ним за руку.

– Я могу вам дать информацию о Зале, – начал Гуннар Бьёрк, – на определенных условиях.

– Слушаю вас.

– Мое имя не будет упомянуто в репортаже «Миллениума».

– Ладно.

Бьёрк опешил. Блумквист с такой легкостью, без обсуждений, согласился на условие, к долгому торгу вокруг которого Бьёрк уже приготовился. Это был его единственный козырь: информация об убийстве в обмен на анонимность. А Блумквист без рассуждений согласился вычеркнуть то, что готовилось стать сенсацией в газетных статьях.

– Дело серьезное, – недоверчиво произнес Бьёрк, – и я хочу, чтобы это было оформлено письменно.

– Если хотите, можно и письменно, но подобной бумаге грош цена. Вы совершили преступление. Я о нем знаю и в принципе обязан заявить в полицию. Вы располагаете нужными мне сведениями и пользуетесь своим положением, чтобы купить мое молчание. Я обдумал и решил согласиться на сделку. Я готов пойти вам навстречу и дать обещание не упоминать вашего имени в публикации «Миллениума». Либо вы мне доверяете, либо нет.

Бьёрк задумался.

– У меня тоже есть условие, – добавил Микаэль. – Цена моего молчания – ваш всеобъемлющий рассказ о том, что вы знаете. Узнай я, что вы что-то утаили, все наши договоренности аннулируются. Тогда я позабочусь о том, чтобы ваше имя появилось на первой странице каждой шведской газеты, в точности как я сделал в деле Веннерстрёма.

При мысли об этом Бьёрка пробрала дрожь.

– Ладно, – согласился он. – Выбора у меня нет. Вы обещаете, что мое имя не появится в публикации «Миллениума», а я расскажу вам о Зале. И в связи с этим мне необходима защита как источнику информации.

Он протянул руку, и Микаэль пожал ее. Он только что пообещал пособничать в сокрытии преступления, и это было ему отнюдь не по нутру. Но его обещание не писать о Бьёрке касалось только его самого и журнала «Миллениум». Даг Свенссон уже описал всю историю, включая Бьёрка, в своей книге, и книга эта будет опубликована. Микаэль был полон решительности способствовать этому.

Сигнал тревоги поступил в полицейское отделение Стренгнеса в 15.18. Звонок был сделан на коммутатор отделения и шел не из центральной диспетчерской. Владелец дачи по фамилии Эберг, живущий чуть восточнее Сталлархольмена, сообщил, что слышал выстрел и пошел узнать, в чем дело. Он обнаружил двоих мужчин с серьезными повреждениями. Ну, один из них вроде не то чтобы избит, но сильно мучается. Дача принадлежала Нильсу Бьюрману. Да, да – тому самому покойному адвокату Нильсу Бьюрману, о котором так много писалось в газетах.

Загрузка у полицейских Стренгнеса в то утро была очень значительной: они проводили давно запланированную масштабную проверку дорожного движения в коммуне. Не успела эта работа закончиться во второй половине дня, как поступило экстренное сообщение об убийстве пятидесятисемилетней женщины ее сожителем в местечке Финнинге. Почти одновременно с этим в квартире в Стургерде начался пожар, приведший к человеческой жертве. А затем, как будто этого мало, в районе Варьхольмена, по дороге на Енчёпинг, произошло лобовое столкновение двух автомобилей. Сообщение о выстреле поступило через несколько минут после этого, так что бóльшая часть полицейских ресурсов уже была задействована на других заданиях.

По полицейским каналам дежурная знала о событиях, происшедших утром в Нюкварне, и сообразила, что это может иметь отношение к следствию по делу Саландер. Поскольку расследование касалось и Нильса Бьюрмана, она пораскинула мозгами и приняла меры сразу по трем направлениям. Она откомандировала один из полицейских микроавтобусов – единственный доступный в этот сумасшедший день в Стренгнесе – в Сталлархольмен. Потом позвонила коллегам в Сёдертелье и попросила о помощи. Но там полиция испытывала не меньшее напряжение, так как много сотрудников было занято на раскопках вокруг сгоревшего склада к югу от Нюкварна. Но вполне допустимая взаимосвязь между событиями в Нюкварне и Сталлархольмене заставили дежурную в Сёдертелье направить две полицейские машины в Сталлархольмен, на подмогу патрульным Стренгнеса. И наконец, в-третьих, дежурная в Стренгнесе решила позвонить инспектору криминальной полиции Яну Бублански в Стокгольм. Ей удалось дозвониться ему на мобильник.

В этот момент Бублански был в «Милтон секьюрити». У него был важный разговор с директором Драганом Арманским и двумя сотрудниками: Фрэклундом и Боманом. Никлас Эрикссон отсутствовал.

Реакцией Бублански на звонок был приказ Курту Свенссону срочно отправиться на дачу к Бьюрману, прихватив Ханса Фасте, если того удастся найти. Секунду подумав, Бублански позвонил также Еркеру Хольмбергу. Тот был по-прежнему возле Нюкварна и, следовательно, существенно ближе к месту нового происшествия. У Хольмберга были дополнительные новости.

– Я как раз собирался вам звонить. Мы опознали зарытый труп.

– Не может быть. Так быстро?

– Очень даже может, если покойник сохранил при себе бумажник и пластиковую карточку, удостоверяющую личность.

– И кто же это?

– Личность известная – Кеннет Густафссон, сорока четырех лет, из Эскильстуны. Также известен как Бродяга. Ну как, вспоминаете?

– А как же. Так, значит, Бродяга зарыт под Нюкварном… Давненько я не присматривался, что там сейчас за публика, но в девяностые годы он был там заметной фигурой среди торговцев наркотиками, мелких воришек и наркоманов.

– Он самый. Во всяком случае, если верить удостоверению в бумажнике. Окончательная идентификация трупа будет произведена в ходе судебно-медицинского исследования. Правда, придется собирать пазл – Бродягу расчленили на пять-шесть кусков.

– Хм-м. Паоло Роберто говорил, что блондин, с которым он дрался, угрожал Мириам Ву бензопилой.

– Расчленение, вполне возможно, сделано бензопилой, но это надо уточнить. Сейчас мы начали заниматься раскопками второго захоронения. Там сейчас ставят палатку.

– Хорошо. Еркер, я знаю, что у тебя был длинный рабочий день, но ты не мог бы поработать и вечером?

– Ладно. Сначала смотаюсь в Сталлархольмен.

Бублански закончил разговор и потер веки.

Микроавтобус с пикетом появился у дачи Бьюрмана в 15.44. На въезде полицейские в прямом смысле слова столкнулись с мужчиной, неловко пытавшимся скрыться с места на «Харли-Дэвидсоне» и с грохотом ткнувшимся прямо в капот полицейских. Столкновение было пустяковым. Выскочив из автобуса, полицейские выяснили, что это Сонни Ниеминен, тридцати семи лет, хорошо им известный, судимый за убийство в середине 90-х годов. Ниеминен был явно не в лучшей форме, и наручники на него надели без труда. При этом оказалось, что задняя сторона его куртки сильно порвана – со спины был вырван большой кусок размером двадцать на двадцать сантиметров. Выглядело это странно, но Сонни Ниеминен отказался объяснить происхождение дыры.

Еще через двести метров они оказались у дачи. Там уже находился пенсионер, бывший рабочий порта по имени Эберг. Тот был занят наложением шины Карлу-Магнусу Лундину, тридцати шести лет, председателю пресловутого лихого мотоклуба «Свавельшё МК».

Начальник пикета, инспектор полиции Нильс-Хенрик Юханссон, вышел из машины, поправил ремень и поглядел на беспомощное создание, валявшееся на земле. Прозвучал классический вопрос полицейского:

– Что здесь произошло?

Бывший портовый рабочий прервал перевязку ноги Лундина и бегло взглянул на Юханссона.

– Это я звонил, – ответил он.

– Вы сообщили о выстреле?

– Я сообщил о выстреле, пошел посмотреть, в чем дело, и нашел этих парней. Вот этого ранили в ногу и как следует отделали. Я думаю, ему нужно вызвать «Скорую». – Эберг покосился в сторону полицейского микроавтобуса. – А, значит, второго вы уже взяли… Когда я пришел, он лежал как тюфяк, но вроде без увечий. Потом все же собрался с силами и надумал смыться.

Еркер Хольмберг, вместе с полицейскими из Сёдертелье, появился у дачи, когда «Скорая» уже уезжала. Ему кратко доложили обстановку. Оба – и Лундин, и Ниеминен – отказались объяснить, зачем они сюда приехали, а Лундин был вообще не в состоянии говорить.

– Итак, два байкера в полном снаряжении, один мотоцикл «Харли-Дэвидсон», огнестрельная рана и никакого оружия. Я правильно понял? – уточнил Хольмберг.

Начальник пикета кивнул. Хольмберг минуту помолчал.

– Надо думать, никто из парней не приехал сюда за спиной другого пассажиром.

– Кажется, у них это считается недостойным мужчины, – заметил Юханссон.

– Тогда тут не хватает еще одного мотоцикла. А раз отсутствует и оружие, можно сделать вывод, что кто-то третий, причастный к делу, скрылся с места происшествия.

– Звучит разумно.

– Тогда тут нарушена логика. Если эти ребята из Свавельшё приехали каждый на своем мотоцикле, то было еще одно средство передвижения, на котором сюда заявился третий участник событий. Но ведь третий не мог отсюда уехать и на своей машине, и на мотоцикле одновременно. А ведь расстояние отсюда до дороги на Стренгнес немалое.

– Если только третий участник не жил на этой даче.

– Хм-м, – промычал Еркер Хольмберг. – Хозяином дома был покойный адвокат Бьюрман, теперь он здесь точно не живет.

– Значит, мог быть и четвертый участник. Он-то, может быть, и уехал в машине.

– Но почему бы не уехать на ней вместе? Ведь не ради же кражи «Харли-Дэвидсона», сколь бы дорогим он ни был, здесь произошла заваруха.

Немного поразмыслив, он попросил начальника пикета выделить двух сотрудников проверить, нет ли где-нибудь на близлежащих лесных дорогах брошенного средства передвижения, а также расспросить соседей, не было ли замечено чего-нибудь необычного.

– Народу здесь немного в это время года, – заметил начальник пикета и обещал сделать все возможное.

Потом Хольмберг открыл так и не запертую дверь в дом. Сразу бросились в глаза оставленные на кухонном столе папки с материалами Бьюрмана, касающимися Лисбет Саландер. Он сел и начал читать.

Еркеру Хольмбергу повезло. Минут через тридцать после того, как он начал обходить соседей в редконаселенных домиках, полицейские натолкнулись на семидесятидвухлетнюю Анну Викторию Ханссон, занимавшуюся в этот славный весенний денек уборкой мусора в саду у своего дома возле дороги, отходящей в глубь поселка.

– А как же, – подтвердила она, – зрение у меня еще в порядке. Видела невысокого роста девчушку в черной куртке, прошедшую мимо примерно во время ланча. А в три часа проехали двое мотоциклистов – трещали немилосердно. Вскоре мелькнула девчушка, проехав на мотоцикле в обратном направлении. А потом появились полицейские.

Пока Еркер Хольмберг слушал монолог, подъехал Курт Свенссон.

– Что тут произошло? – спросил он.

Хольмберг понуро взглянул на коллегу.

– Даже не знаю, как это все передать, – ответил он.

– Еркер, что ты плетешь? Что Лисбет Саландер появилась у дачи Бьюрмана и в одиночку накостыляла двум главным парням из «Свавельшё МК»? – возмутился Бублански в телефонную трубку.

– Ну, все-таки она тренировалась у Паоло Роберто…

– Чушь, Еркер.

– Тут вот что – у Магнуса Лундина прострелена ступня. Он рискует остаться хромым на всю жизнь. Пуля вышла через пятку.

– Хорошо еще, что не через голову.

– Возможно, этого не понадобилось бы. Участники пикета сообщили, что у Лундина серьезные травмы лица – сломана челюсть и выбиты два зуба. Врач «Скорой помощи» также подозревает сотрясение мозга. Помимо раны в ступне, он жаловался на сильные боли в паху.

– А как там Ниеминен?

– Вроде без повреждений. Но мужчина, сообщивший в полицию, рассказал, что нашел его без сознания. Тот не мог ничего сказать, но быстро очухался и попытался скрыться, как раз когда подъехал местный пикет.

Уже давно Бублански не чувствовал себя таким растерянным.

– Есть еще одна странная деталь… – продолжил Еркер Хольмберг.

– Что еще?

– Даже не знаю, как описать. На кожаной куртке Ниеминена… той, в которой он приехал сюда на мотоцикле…

– Ну?

– Она порвана.

– Ну и что с того, что порвана?

– Из нее выдран кусок. Размером примерно двадцать на двадцать сантиметров. Квадрат на спине. Словно бы вырезан. Как раз там, где изображена эмблема мотоклуба «Свавельшё».

Бублански удивленно поднял брови.

– Зачем это Лисбет Саландер понадобилось вырезать кусок его куртки? В качестве сувенира?

– Понятия не имею. Но я вот подумал… – сказал Еркер Хольмберг.

– Что?

– Магге Лундин – обладатель пивного живота и «конского хвоста», а один из парней, похитивших Мириам Ву, приятельницу Саландер, был блондином с «конским хвостом» и заметным брюшком.

Такого потрясающего чувства Лисбет Саландер не испытывала с тех пор, как несколько лет назад посетила «Грёна Лунд» и не побывала на аттракционе «Свободное падение». Она воспользовалась им три раза и сделала бы это еще раза три, если бы не кончились деньги.

Лисбет обнаружила, что одно дело управлять легким «Кавасаки» с движком в 125 кубиков, который, в сущности, был усиленной версией мопеда, и совершенно другое – держать под контролем «харлей» с двигателем 1450 кубов. Первые триста метров по отвратительной бьюрмановской лесной дороге были хуже американских горок. Пару раз ее чуть не выбросило вперед, как из катапульты, и она лишь в последнюю секунду ухитрялась справиться с мотоциклом. Такое чувство, будто она неслась на обезумевшем лосе.

К тому же шлем то и дело норовил сползти ей на глаза, хотя она и подложила для уплотнения кусок кожи на подкладке, вырезанной из куртки Сонни Ниеминена.

Остановиться и поправить шлем она не решалась – боялась не удержать тяжелый мотоцикл в равновесии. Ноги у нее были коротковаты и не доставали до земли, так что она боялась, что мотоцикл рухнет. А тогда ей уж ни за что его не поднять.

Легче стало, когда пошла гравийная дорога, ведущая в глубь дачного поселка. А свернув чуть позже на дорогу на Стреннес, Лисбет даже осмелилась убрать одну руку с руля и поправить шлем. Затем она поддала газу. Остаток пути до Сёдертелье она преодолела за рекордное время, и довольная улыбка не сходила с ее лица. У въезда в Сёдертелье ей встретились два автомобиля с включенными сиренами.

Разумнее всего, конечно, было кинуть «Харли-Дэвидсон» уже в Сёдертелье и дать Ирене Нессер возможность вернуться в Стокгольм на электричке. Но искушение для Лисбет Саландер было слишком большим. Она выехала на шоссе Е4 и нажала на газ. Девушка старалась не превышать допустимую скорость – ну, хотя бы не сильно превышать, – и все равно у нее было такое чувство, будто она находится в свободном полете. Только уже в районе Эльшё она съехала с шоссе, добралась до известной ярмарки и умудрилась припарковаться, не повалив своего зверюгу. С грустью бросив мотоцикл, шлем и кусок кожи, вырезанной из куртки Сонни Ниеминена, Лисбет пошла к станции электрички. В пути она сильно замерзла. Проехав одну остановку до станции Сёдра, пошла домой на Мосебакке и улеглась в горячую ванну.

– Его зовут Александр Залаченко, – начал Гуннар Бьёрк, – но на самом деле он не существует. Вы не найдете его в переписи населения.

«Зала. Александр Залаченко. Наконец-то есть имя», – мелькнуло в голове у Микаэля.

– Кто он и как мне его найти?

– Этого человека вы не захотите найти.

– Поверьте, я очень хочу с ним встретиться.

– Сведения, которые я вам сейчас сообщу, имеют гриф секретности. Если обнаружится, что это я вам рассказал, я попаду под трибунал. Это один из самых больших секретов шведской государственной безопасности. Вы должны осознать, как важна для меня, поставщика информации, гарантия анонимности.

– Я вам это обещал.

– Вы достаточно зрелого возраста, чтобы помнить времена холодной войны.

Микаэль кивнул, подумав: «Когда же он наконец перейдет к делу?»

– Александр Залаченко родился в 1940 году в Сталинграде, в тогдашнем Советском Союзе. Ему исполнился год, когда началась операция «Барбаросса» – наступление немцев на Восточном фронте. Родители Залаченко погибли в войну – во всяком случае, Зала так считает. Сам он не знает, что случилось во время войны, и он помнит себя начиная лишь с той поры, когда жил в детском доме на Урале.

Микаэль кивнул, подтверждая, что внимательно слушает.

– Детский дом располагался в гарнизонном городке и опекался военными. Можно сказать, Залаченко приобщился к военному делу очень рано. Детство его пришлось на страшные годы сталинизма. Когда Советы развалились, всплыло много документов, свидетельствовавших о попытках создать кадры специально подготовленных элитных военнослужащих из числа сирот, бывших на воспитании у государства. Одним из таких детей и был Залаченко.

Микаэль снова кивнул.

– Короче говоря, уже в пять лет его отдали в армейскую школу. Он оказался очень способным. В 1955 году, когда ему было пятнадцать лет, его перевели в военную школу в Новосибирске. Там, вместе с двумя тысячами других подростков, он в течение трех лет проходил спецназовскую подготовку, то есть подготовку в элитном формировании.

– Итак, храбрый солдат-ребенок.

– В 1958 году, когда ему исполнилось восемнадцать лет, его направили в Минск, в спецучилище ГРУ. Вы знаете, что такое ГРУ?

– Да.

– Расшифровывается как Главное разведывательное управление. Это военная разведка, подчиняющаяся непосредственно верховному военному командованию. Не следует путать ГРУ с КГБ, гражданской тайной полицией.

– Я знаю.

– В фильмах про Джеймса Бонда КГБ часто изображают как поставщика самых важных шпионов за границей. На самом деле КГБ в основном занимается вопросами внутренней безопасности, лагерями заключенных в Сибири, оппозицией, которую расстреливали в затылок в подвалах Лубянки. Шпионажем и оперативной работой за границей в основном занималось ГРУ.

– Напоминает лекцию по истории. Продолжайте.

– Александру Залаченко было двадцать лет, когда его впервые направили за границу. Его послали на Кубу. Это был его период практики, и он находился в звании, соответствующем нашему прапорщику. Но он был оставлен там на два года и застал Кубинский кризис и высадку десанта в заливе Свиней.

– Ясно.

– В 1963 году он вернулся в Минск и продолжил обучение. Позднее его направляли сначала в Болгарию, потом в Венгрию. В 1965 году он получил звание лейтенанта и свое первое назначение в Западную Европу, в Рим, где оставался двенадцать месяцев. Он впервые работал под прикрытием, то есть как гражданское лицо с фальшивым паспортом и без всяких контактов с посольством.

Микаэль кивнул. Помимо воли, его все больше увлекал рассказ.

– В 1967 году его направили в Лондон, где он организовал ликвидацию перебежчика – сотрудника КГБ. Следующие десять лет сделали его одним из лучших агентов ГРУ. Он принадлежал к подлинной элите преданных политических бойцов. Тренировался с младых ногтей, свободно говорит по крайней мере на шести иностранных языках. Работал под прикрытием в качестве журналиста, фотографа, специалиста по рекламе, моряка… да кем он только не был. Владел искусством выживания, был экспертом по маскировке и отвлекающим маневрам. Руководил другими агентами, сам организовывал и проводил различные операции. Некоторые из этих операций были заданиями по ликвидации и часто выполнялись в странах третьего мира. Но были также и поручения начальства, связанные с шантажом и запугиванием. В 1969 году ему было присвоено звание капитана, в 1972 году – майора, а в 1975 году – подполковника.

– А как он попал в Швецию?

– Я уже подхожу к этому. С годами в нем развилась расчетливость, он стал время от времени прикарманивать денежки. Много пил, имел много женщин. Все это фиксировалось его начальством, но он оставался на хорошем счету, и такие мелочи ему прощались. В 1976 году он уехал по заданию в Испанию. Не буду входить в детали, но там его застукали, а он смог удрать. Это был провал. Внезапно он впал в немилость, и ему приказали вернуться в Советский Союз. Он не желал подчиниться приказу, чем только усугубил ситуацию. Тогда ГРУ поручило военному атташе в Мадриде встретиться с ним и попытаться его вразумить. Но что-то пошло вкривь и вкось во время этой беседы, и Залаченко убил сотрудника посольства. Теперь у него не было выбора. Он сжег за собой все мосты и решил поспешно скрыться.

– Так.

– Он сбежал из Испании и имитировал след, ведущий в Португалию и закончившийся несчастным случаем с катером. Он также имитировал след, указывающий якобы на бегство в США. На самом деле он выбрал наиболее неправдоподобную страну Европы. Он приехал в Швецию, установил контакт со Службой безопасности и попросил политического убежища. Это было здравомыслящее решение, так как вероятность того, что его будут искать здесь подосланные убийцы из КГБ или ГРУ, ничтожна.

Гуннар Бьёрк замолчал.

– Ну, а дальше?

– А что было делать правительству, если один из лучших советских шпионов вдруг становится перебежчиком и просит политического убежища в Швеции? Это было как раз в то время, когда к власти пришло буржуазное правительство, и это стало самой первой проблемой, которую нам с новоиспеченным премьер-министром надо было как-то решать. Трусливые политики попытались, конечно, поскорее избавиться от Залаченко, но выслать его в Советский Союз было чревато грандиозным скандалом. Его пытались отослать в США или Англию, но Залаченко отказался. Он не любил США, а Англию считал одной из стран, где советские агенты занимают самые крупные посты в разведывательной службе. В Израиль он ехать не хотел, так как не любил евреев. Вот так он и решил остаться в Швеции.

Все это звучало столь неправдоподобно, что Микаэль подумал, уж не морочит ли ему голову Гуннар Бьёрк.

– Значит, он остался в Швеции.

– Вот именно.

– И об этом так никто и не узнал?

– Много лет это было одной из наиболее строго хранимых государственных тайн нашей страны. Дело в том, что Залаченко приносил нам огромную пользу. С конца семидесятых и до начала восьмидесятых он считался «бриллиантом в короне» среди перебежчиков на международном уровне. Никогда еще ни один оперативный шеф элитного подразделения ГРУ не оказывался перебежчиком.

– Стало быть, он мог продавать информацию?

– Конечно. Он умело сыграл своими картами, дозируя информацию наилучшим для себя образом. Сначала достаточно показаний, чтобы раскрыть советского агента-нелегала в Риме, следующим – связного шпионской сети в Берлине. Сообщил имена наемных убийц, оплаченных им в Анкаре и Афинах. О Швеции у Залаченко было мало сведений, но у него были данные об операциях за границей, которые мы могли выдавать по частям в ответ на соответствующие услуги. Это было просто золотое дно.

– Итак, вы начали с ним работать.

– Мы сделали из него «человека с нуля». Все, что было нужно, это снабдить его новым паспортом и деньгами для начала, дальше он справлялся сам. Именно на это он был натренирован.

Микаэль помолчал, переваривая информацию, потом взглянул на Бьёрка.

– Вы мне солгали в прошлом разговоре.

– Вот как?

– Вы сказали, что впервые встретили Бьюрмана в полицейском стрелковом клубе в восьмидесятые годы. На самом деле ваше знакомство состоялось намного раньше.

Гуннар Бьёрк кивнул.

– Я утаил машинально. Это касается засекреченных сведений, и у меня не было никаких оснований излагать, как я и Бьюрман познакомились. Когда вы спросили о Зале, я связал то и другое.

– Расскажите, как это было.

– Мне было тридцать три, и я работал в Службе безопасности уже три года. Двадцатишестилетний Бьюрман только что окончил университет и поступил к нам в безопасность делопроизводителем по юридическим вопросам. Это было место практиканта. Родом Бьюрман из Карлскруны, и его отец служил в военной разведке.

– Ну и что?

– Мы оба, Бьюрман и я, были совершенно не подготовлены к тому, чтобы заниматься такими личностями, как Залаченко, но тот сам с нами связался в день выборов семьдесят шестого года. В тот самый день в полицейском управлении вообще не было ни души – в воскресный день народ был либо выходной, либо занят на обеспечении безопасности и тому подобном. И Залаченко выбрал тот самый день для того, чтобы явиться в полицейское отделение Нормальма и заявить, что просит политическое убежище и хочет поговорить с кем-нибудь из Службы безопасности. Своего имени он не назвал. Я был дежурным и решил, что речь идет об обычном беженце. Взяв с собой Бьюрмана как юриста-делопроизводителя, я отправился в полицейское отделение Нормальма.

Бьёрк потер веки.

– Он спокойно и деловито рассказал нам, как его зовут, кто он, чем занимается. Бьюрман вел протокол. Вскоре я понял, кто находится передо мной и какая бомба готова взорваться. Я прервал наш разговор, взял с собой Залаченко с Бьюрманом и ушел из полицейского участка от непрошеных глаз и ушей. Не зная, что делать дальше, я снял номер в отеле «Континенталь» напротив Центрального вокзала и поместил его туда. Бьюрману я велел сторожить его, а сам пошел вниз к администратору и от него позвонил своему начальнику… – Бьёрк вдруг засмеялся. – Я часто думал, как глупо мы себя вели, просто как дилетанты. Но так уж получилось.

– А кто был ваш начальник?

– Не имеет значения. Я не стану называть лишних имен.

Микаэль пожал плечами, решив не спорить попусту.

– Мы с моим шефом сразу поняли, что нам выпало секретнейшее дело и что в него должно быть замешано как можно меньше народу. В частности, Бьюрман не должен был иметь к нему хоть какое-то касательство, это дело не соответствовало его уровню. Но поскольку он уже знал эту тайну, то было лучше сохранить его, чем привлекать кого-то другого. Возможно, те же соображения касались и такого молокососа, как я. Всего в Службе безопасности о существовании Залаченко знали семь человек.

– А сколько всего народу знает об этой истории?

– С семьдесят шестого и до начала девяностых всего примерно двадцать человек в правительстве, высшем военном руководстве и Службе безопасности.

– А после начала девяностых?

Бьёрк пожал плечами.

– Как только Советский Союз распался, Залаченко полностью потерял для нас интерес.

– А что было после того, как он попал в Швецию?

Бьёрк молчал так долго, что Микаэль заволновался.

– Ну, если честно… С Залаченко нам подфартило – все, кто был связан с этим делом, сделали на нем карьеру. Только не думайте, что мы занимались пустяками. Мы работали круглые сутки. Я был назначен его наставником в Швеции, и первые десять лет мы виделись если не каждый день, то по крайней мере пару раз в неделю. Это были самые важные годы, Зала был кладезем свежей информации. Но это также означало присматривать за ним.

– Что вы имеете в виду?

– Залаченко был, видно, в ладу с нечистой силой. Порой он излучал невероятное обаяние, но иногда можно было подумать, что он псих и параноик. Периодически у него случались запои, и он становился агрессивным. Не раз приходилось мне посреди ночи спешить на выручку и вытаскивать его из историй, в которые он влипал.

– К примеру?

– К примеру, он мог пойти в пивную, повздорить там с кем-нибудь и накостылять паре охранников, пытавшихся его успокоить. Невысокого роста, щуплый, он прошел потрясающую подготовку по рукопашному бою и, к сожалению, мог продемонстрировать свои навыки при неподходящих обстоятельствах. Однажды мне пришлось забирать его из полиции под расписку.

– Звучит, как будто он ненормальный. Ведь он тем самым рисковал привлечь к себе внимание. Не слишком-то это профессионально.

– Ну, такой уж он был. Все же в Швеции он не совершил никакого преступления, ни разу не был задержан или арестован. Мы оснастили его шведским паспортом, идентификационной карточкой и шведской фамилией. В пригороде Стокгольма ему предоставили квартиру. Служба безопасности оплачивала его жилье и выдавала зарплату, а он был обязан являться в ее распоряжение по первому требованию. Но мы не могли запретить ему ходить по пивным или заводить связи с женщинами. Только наводить за ним порядок. Это и было моей служебной обязанностью до 1985 года, когда меня перевели на другую работу, а Залаченко перешел к другому сотруднику.

– А какова роль Бьюрмана?

– Честно говоря, в этом деле он был просто балластом. Звезд с неба он не хватал и оказался, что называется, не тем человеком не в том месте. Бьюрман ведь совершенно случайно попал в историю с Залаченко. Он имел с ним дело лишь на первых порах и потом еще несколько раз, когда возникла надобность в соблюдении определенных юридических формальностей. Мой начальник решил проблему с Бьюрманом.

– Каким образом?

– Самым простым способом. Ему дали работу вне полиции, в адвокатском бюро, занимавшемся, так сказать, смежными вопросами…

– В бюро «Кланг и Рейнс».

Гуннар Бьёрк пристально взглянул на Микаэля и кивнул.

– Хоть Бьюрман и не был семи пядей во лбу, с работой он справлялся хорошо. Многие годы время от времени выполнял задания Службы безопасности, касающиеся незначительных расследований и тому подобного. Выходит, что так или иначе он тоже продвинулся в карьере за счет Залаченко.

– А где сейчас находится Зала?

Бьёрк секунду поколебался.

– Не знаю. После восемьдесят пятого года мои контакты с ним пошли на убыль, и я его вообще не встречал вот уже двенадцать лет. Последнее, что я слышал о нем, это что он покинул Швецию в 1992 году.

– Он, очевидно, вернулся. Его имя всплывало на поверхность в связи с торговлей оружием, наркотиками и трафикингом.

– Я бы ничуть не удивился, – вздохнул Бьёрк. – Но вы же не знаете наверняка, тот ли это Зала, которого вы ищете, или кто-то другой.

– Вероятность того, что могли появиться два Залы, ничтожно мала. Какое у него шведское имя?

Бьёрк пристально взглянул на Микаэля.

– Этого я не собираюсь разглашать.

– Лучше бы вам не хитрить со мной.

– Вы хотели знать, кто такой Зала, и я рассказал вам. Но я не собираюсь снабжать вас последним кусочком в пазле, пока не удостоверюсь, что вы соблюдаете свою часть договоренности.

– Вполне вероятно, что Зала совершил три убийства и что полиция ищет не того человека. Вы ошибаетесь, если думаете, что я обойдусь без имени Залы.

– Откуда вы знаете, что убийца не Саландер?

– Знаю.

Гуннар Бьёрк иронически улыбнулся, внезапно почувствовав себя намного увереннее.

– Я думаю, что убийца – Зала, – сказал Микаэль.

– Грубая ошибка. Зала ни в кого не стрелял.

– Откуда вы знаете?

– Зале сейчас шестьдесят пять лет, и он инвалид. У него ампутирована ступня, и ему трудно передвигаться. Бегать от квартиры на Уденплан в Эншеде и стрелять в кого-то – задача не для него. Чтобы кого-нибудь убить, ему понадобилось бы вызвать инвалидный транспорт.

Малин Эрикссон вежливо улыбнулась Соне Мудиг.

– Об этом вы должны спросить Микаэля.

– Хорошо.

– Я не могу обсуждать с вами его расследование.

– Но если человек по имени Зала – потенциально подозреваемый в убийстве…

– Об этом надо поговорить с Микаэлем, – повторила Малин. – Я могу помочь вам информацией, касающейся работы Дага Свенссона, но не могу ознакомить вас с материалами нашего расследования.

Сона Мудиг вздохнула.

– Я понимаю вашу позицию. А что вы могли бы рассказать мне о лицах из этого списка?

– Только то, что написал Даг Свенссон, но ничего – об источниках. Однако я могу приоткрыть вам, что Микаэль уже встречался примерно с дюжиной лиц из списка и отверг их. Вероятно, это вам поможет.

Соня Мудиг неуверенно кивнула. «Нет, это не поможет, – рассуждала она про себя. – Полиция все равно должна встретиться с каждым и формально допросить. Один судья, три адвоката, несколько политиков и журналистов… а также коллег-полицейских. Вот завертелась бы карусель! Надо было полиции заняться этим списком сразу после убийства».

Взгляд ее упал на одно имя в списке. Гуннар Бьёрк.

– Против этого имени нет адреса.

– Да.

– А почему?

– Он сотрудник Службы безопасности, и его адрес засекречен. Но сейчас он на больничном. Дагу Свенссону не удалось его найти.

– А вам удалось? – улыбнулась Мудиг.

– Спросите Микаэля.

Соня размышляла, глядя куда-то поверх стола Дага Свенссона.

– Можно задать вам личный вопрос?

– Пожалуйста.

– Как вы думаете, кто убил ваших друзей и адвоката Бьюрмана?

Малин Эрикссон молчала. Хорошо бы, если Микаэль Блумквист был рядом и отвечал на все эти вопросы. Как-то неприятно беседовать с полицией, даже будучи невиновной. А еще неприятнее было то, что она не имела права рассказать, чего уже добились в своем расследовании сотрудники «Миллениума». Но тут она услышала голос Эрики Бергер у себя за спиной:

– Мы кладем в основу предположение, что убийства произошли с целью предотвратить разоблачения, над которыми работал Даг Свенссон. Но мы не знаем, кто стрелял. Микаэль сконцентрировал внимание на человеке по имени Зала.

Соня обернулась и увидела главного редактора «Миллениума». Эрика Бергер протянула чашки с кофе Малин и Соне. На одной стоял логотип одного из профсоюзов, а на другой – партии христианских демократов. Эрика Бергер приветливо улыбнулась и ушла в свой кабинет.

Она вернулась минуты через три.

– Мудиг, вам только что звонил ваш шеф. У вас выключен мобильник. Свяжитесь с ним.

События возле дачи Бьюрмана повлекли лихорадочную активность ближе к вечеру. По Стокгольму и прилегающим к столице областям было разослано срочное оповещение о том, что Лисбет Саландер наконец-то всплыла на поверхность и что ездит на «Харли-Дэвидсоне», принадлежащем Магге Лундину. Сообщалось также, что необходимо соблюдать осторожность, так как Саландер вооружена и стреляла в человека рядом с дачей в окрестностях Сталлархольмена.

Полиция выставила посты на въезде в Стренгнес и Мариефред, а также на всех подъездах в Сёдертелье. В течение нескольких часов производилась проверка на всех электричках между Сёдертелье и Стокгольмом. Ни одной подходящей низкорослой девушки с «Харли-Дэвидсоном» или без него не обнаружили.

Только ближе к семи вечера полицейский патруль обнаружил искомый мотоцикл неподалеку от «Стокгольмской ярмарки» в Эльвшё, и это перенесло центр тяжести поисков из Сёдертелье в Стокгольм. Из Эльвшё также сообщалось о находке куска кожаной куртки с логотипом мотоклуба «Свавельшё». Находка заставила инспектора Бублански сдвинуть очки на лоб и угрюмо уставиться в темноту за окном его служебного кабинета в Кунгсхольмене.

Весь день был цепью чего-то невиданного: похищение подруги Саландер, вмешательство Паоло Роберто, затем поджог, закопанные трупы в окрестностях Сёдертелье… И, наконец, полная неразбериха в Сталлархольмене.

Бублански зашел в большую комнату и стал рассматривать карту Стокгольма с окрестностями. Он по порядку переводил взгляд со Сталлархольмена на Нюкван, затем на Свавельшё и, наконец, на Эльвшё – четыре места, по разным причинам ставшие актуальными. Затем посмотрел на Енигеде и вздохнул. У него было безотрадное чувство, что полиция безнадежно отстает от развития событий. Он ровным счетом ничего не понимал. С чем бы ни было связано убийство в Енигеде, оно оказалось намного сложнее, чем думалось вначале.

О событиях в Сталлархольмене Микаэль Блумквист не имел никакого понятия. Он уехал из Смодаларё около трех часов пополудни и по дороге остановился на заправке. Хотелось выпить кофе и как-то подытожить услышанное.

Его переполняло разочарование. Он узнал от Бьёрка массу поразительных деталей, но тот категорически отказался снабдить его последним кусочком пазла – дать шведское имя Залаченко. Такое чувство, что его обманули: история пришла к концу, а разгадки от Бьёрка он не узнал.

– У нас же с вами договор, – настаивал Микаэль.

– И я свою часть договора выполнил – рассказал, кто такой Залаченко. Если вам нужна еще информация, надо заключить новый договор. Я нуждаюсь в гарантиях, что мое имя полностью останется в стороне и меня не коснутся никакие последствия.

– Как я могу вам дать такие гарантии? Я не руковожу полицейским расследованием, а они рано или поздно выйдут на вас.

– Полицейское расследование меня не волнует. Мне нужны гарантии того, что вы никогда не разоблачите меня в связи с проститутками.

Микаэль обратил внимание, что Бьёрк больше озабочен сокрытием своей связи с секс-торговлей, чем выдачей важной государственной тайны. Это в определенном смысле характеризовало его личность.

– Я уже обещал вам, что не напишу ни слова о вас в этой связи.

– Но мне также нужны гарантии, что вы не упомянете меня и в связи с Залаченко.

Таких гарантий Микаэль не собирался давать. Он мог использовать Бьёрка как анонимный источник, когда речь шла о предыстории Залаченко, но не собирался гарантировать ему стопроцентной анонимности. Наконец они договорились обдумать все еще раз, прежде чем вернуться к этому разговору.

Микаэль сидел на бензозаправке и пил кофе из бумажного стаканчика и тут вдруг почувствовал, что, не отдавая отчета, пропускает нечто лежащее у него прямо перед носом, но словно в тумане. Тут его вдруг осенило, что существует еще один человек, который, возможно, мог бы пролить свет на темные места этой истории. Микаэль находился довольно близко от реабилитационного центра в Ерште. Посмотрев на часы, он быстро встал и уехал навестить Хольгера Пальмгрена.

Гуннар Бьёрк чувствовал себя беспокойно. Он был полностью выжат после встречи с Микаэлем Блумквистом. Спина болела, как никогда раньше. Приняв три обезболивающие таблетки, он прилег на диван в гостиной. В голове продолжали вертеться мысли. Поднявшись через час и вскипятив воду, он достал пакетик чая «Липтон», сел за кухонный стол и задумался.

Может ли он полагаться на Микаэля Блумквиста? Все его карты теперь вышли, и он целиком в руках Блумквиста. Но самую важную информацию он придержал: шведское имя Залы и его истинную роль в произошедшем. Это был козырь, который он припрятал у себя в рукаве.

Как его угораздило попасть в переплет? Подумаешь, преступление… Все, что он сделал, так это заплатил нескольким проституткам. Он же холостяк. А та шестнадцатилетняя паршивка даже не думала притворяться, что он ей приятен. Просто смотрела на него с отвращением.

Шлюха чертова. Если бы она не была такой молоденькой… Будь ей хотя бы чуть больше двадцати, ничего страшного не было бы. Журналисты не оставят от него и мокрого места, если что-нибудь просочится. Блумквист тоже испытывает к нему омерзение и даже не пытается это скрыть.

Залаченко.

Обыкновенный сутенер. Что за ирония судьбы… Он трахался с проститутками, нанятыми Залаченко. Хотя сам Залаченко был достаточно умен, чтобы держаться в тени.

Бьюрман и Саландер.

И Блумквист.

Нужен какой-то выход.

Спустя несколько часов размышлений Гуннар пошел в свой кабинет и разыскал лоскут бумаги с телефоном, который откопал во время недавнего визита на работу. Он скрыл от Блумквиста не только это. От отлично знал, где находится Залаченко, хотя не встречался с ним двенадцать лет. Никакого желания делать это снова у него не было.

Но Залаченко – скользкий как угорь и хитрый как бес. Он-то поймет, в чем проблема. Ему бы надо исчезнуть с лица земли, уехать за границу и выйти на пенсию. Настоящий катастрофой был бы его арест. Тогда рухнет все.

Подумав еще, Бьёрк поднял трубку и набрал номер телефона.

– Привет. Это Свен Янссон, – сказал он.

Этим именем для прикрытия Бьёрк уже давным-давно не пользовался, но Залаченко сразу его вспомнил.