Глава 23
Воскресенье, 3 апреля – понедельник, 4 апреля
Приготовив два свежих эспрессо, Микаэль, извинившись, закурил сигарету. Паоло Роберто пожал плечами. Блумквист задумчиво рассматривал собеседника.
Паоло Роберто производил впечатление человека прямодушного и охотно говорящего в глаза все, что он думает. Микаэль понял, что он не только прямолинейный, но еще и умный и скромный человек. Ему вспомнилось, что Паоло Роберто пытался сделать и политическую карьеру, став депутатом парламента от социал-демократической партии. Он все больше производил на Микаэля впечатление человека, у которого голова неплохо варит, и журналист поймал себя на мысли, что этот парень ему симпатичен.
– А почему вы решили обратиться ко мне?
– Саландер попала как кур в ощип. Не знаю, чем ей можно помочь, но друг ей был бы нужен.
Микаэль кивнул.
– А почему вы думаете, что она невиновна? – спросил Паоло Роберто.
– Трудно сказать. Лисбет может быть беспощадной, но я просто-напросто не могу поверить в то, что она могла убить Дага и Миа, в особенности Миа. Во-первых, у нее не было мотива…
– Не было известного нам мотива.
– Ладно. Лисбет не задумываясь применила бы силу против того, кто этого заслуживает. Но я не знаю… Я вроде как бросил вызов Бублански, инспектору полиции, ведущему следствие. Мое твердое убеждение состоит в том, что для убийства Дага и Миа существует какая-то причина и что она как-то связана с публикацией, над которой работал Даг.
– Если это так, то Саландер нужен не просто кто-то, дружески к ней расположенный, когда ее схватят. Ей нужна помощь совсем другого типа.
– Я знаю.
Глаза Паоло Роберто блеснули недобрым блеском.
– Если она действительно невиновна, значит, угодила в гущу самого мерзкого юридического скандала в нашей истории. В нее тычут пальцем, как в убийцу, – полиция, средства массовой информации; да и вся остальная грязь, которую в нее кидают…
– Я знаю.
– Так что же делать? Могу я хоть как-то помочь?
Микаэль задумался.
– Наилучшей помощью было бы, если бы мы смогли найти настоящего преступника, и я работаю над этим. Другая важная помощь – найти Лисбет самим, пока кто-нибудь из полицейских не пристрелил ее. Вы ведь знаете, что Лисбет не из тех, кто сдается добровольно.
Паоло Роберто кивнул.
– А как нам ее найти?
– Не знаю. Правда, есть одна вещь, которую вы могли бы сделать, если у вас есть время и желание.
– Моя уехала на всю следующую неделю, а время и желание у меня есть.
– Правда? Я подумал, что раз уж вы боксер, то…
– Ну?
– У Лисбет есть подруга, Мириам Ву, вы про нее, наверное, читали.
– Известная как садомазо-лесбиянка… Да уж, читал.
– У меня есть номер ее мобильника, я пробовал ей дозвониться. Она отключается, как только слышит, что звонит журналист.
– Да, это вполне понятно.
– У меня самого нет времени гоняться за Мириам Ву, но я читал, что она занимается кикбоксингом. И подумал: может быть, если известный боксер ищет контакта с ней, то…
– Понятно. Вы надеетесь, что она выведет нас на Саландер.
– Полицейским она сказала, что не знает, где находится Лисбет, но попробовать сто́ит.
– Давайте ее номер. Я попробую ее найти.
Микаэль снабдил Паоло Роберто номером мобильника и адресом на Лундагатан.
Выходные Гуннар Бьёрк провел, пытаясь проанализировать свою ситуацию. Будущее его висело на волоске, и он должен был продумать, как сыграть теми плохими картами, что были у него на руках.
Во-первых, эта чертова сволочь Микаэль Блумквист. Нужно решить, стóит ли пытаться уговорить его помалкивать о… в общем, о том, что Бьёрк нанимал для определенных услуг тех девок. Подобное осуждалось законом, и он не сомневался, что в два счета вылетит с работы, если это откроется. Газеты просто растерзают его на куски. Сотрудник полицейской службы безопасности пользовался услугами несовершеннолетних проституток… Хоть бы эти чертовы шлюхи были не такими молодыми…
Но сидеть сложа руки означало предрешить свою печальную судьбу. У Бьёрка достало ума ничего не сказать Микаэлю Блумквисту. Он все читал по его лицу, следил за его реакцией. Блумквист колебался. Ему необходима информация, но ему пришлось бы за нее заплатить. А ценой будет молчание – это единственный выход.
Зала принес в расследование убийств совершенно новое уравнение.
Даг Свенссон охотился за Залой.
Бьюрман искал Залу.
А комиссар Гуннар Бьёрк был единственным, кто знал о связи Залы с Бьюрманом. Значит, от Залы тянулись нити как к Эншеде, так и к площади Уденплан.
Это создавало еще одну серьезную проблему для благополучия Гуннара Бьёрка. Именно он снабдил Бьюрмана информацией о Залаченко, и сделал это по дружбе, не задумываясь о том, что переданные сведения все еще имеют гриф секретности. Такой пустяк, а может квалифицироваться как служебный проступок.
Мало того, с тех пор, как в пятницу его посетил Микаэль Блумквист, он стал виновен еще в одном проступке. Будучи полицейским, он, получив информацию, имеющую отношение к расследованию убийств, был обязан немедленно передать ее инспектору Бублански или прокурору Экстрёму. Но тем самым он разоблачил бы самого себя. Это стало бы известно общественности – не баловство со шлюхами, а история с Залаченко.
В субботу Бьёрк ненадолго заскочил к себе в кабинет в отделе безопасности полиции в Кунгсхольме. Достав все старые бумаги, касающиеся Залаченко, перечитал весь материал. Все эти рапорты написал он сам, но это было много лет назад. Самая старая из бумаг имела уже почти тридцатилетнюю давность, а последний документ – десятилетнюю.
Залаченко.
Ушлый черт.
Зала.
В своих заметках Гуннар Бьёрк сам ввел это прозвище, но не помнил, чтобы когда-либо пользовался им.
А связь была не подлежащая сомнению: с Эншеде, с Бьюрманом и с Саландер.
Гуннар Бьёрк продолжал размышлять. Он еще не разобрался, как все кусочки головоломки складываются вместе, но вроде понял, зачем Лисбет Саландер поехала в Эншеде. Он мог легко себе представить, что вспышка ярости привела ее к убийству Дага Свенссона и Миа Бергман – либо из-за того, что они отказались с ней сотрудничать, либо потому, что чем-то ее спровоцировали. У нее был мотив, о котором, возможно, знали только Гуннар Бьёрк да еще два-три человека во всей стране.
«Она же совершенно чокнутая. Вот бы повезло, если бы какой-нибудь полицейский пристрелил ее при задержании. Она-то знает, и если заговорит, раскроется вся история», – думал Гуннар Бьёрк.
Но как тут ни обдумывать, незыблемым оставался один факт: Микаэль Блумквист для него лично был единственным выходом из положения, а это в нынешних обстоятельствах оставалось важнее всего. Бьёрк чувствовал нарастающее отчаяние. Блумквиста надо заставить обращаться с ним как с анонимным источником и помалкивать о его… легкомысленных заблуждениях с теми чертовыми шлюхами. «Ох, вот если бы Саландер прострелила кумпол этому Блумквисту», – мелькнуло у него.
Микаэль взял себе за правило методично подводить итоги своих поисков. Именно этим он занимался примерно с час, после того как ушел Паоло Роберто. У него получался фактически журнал, почти что дневник, где он фиксировал свободно текущие мысли и в то же время воспроизводил все разговоры, встречи и результаты поиска материалов. Микаэль зашифровывал это в компьютере с помощью программы PGP, а копии отсылал Эрике Бергер и Малин Эрикссон, чтобы его коллеги все время были в курсе дела.
Последние недели перед смертью Даг Свенссон сосредоточился на Зале. Это имя прозвучало и в его последнем разговоре с Микаэлем по телефону всего за два часа до убийства. Гуннар Бьёрк утверждал, что кое-что знает о Зале.
Потратив минут пятнадцать, Микаэль подвел итог тому, что раскопал о Бьёрке, и этого оказалось совсем немного.
Шестидесятилетний Бьёрк был не женат, родился в Фалуне, в полиции с двадцати одного года. Начав как патрульный полицейский и получив затем юридическое образование, он попал в тайную полицию лет в двадцать шесть или двадцать семь. Дело было в 1969 или 1970 году, как раз в конце периода, когда службу безопасности возглавлял Пер-Гуннар Винге.
Винге пришлось покинуть свой пост после того, как он в разговоре с губернатором Норрботтена Рагнаром Лассинанти предположил, что премьер-министр Улоф Пальме является русским шпионом. Затем последовало дело Информационного бюро ТВ и другие скандалы, а потом и убийство Пальме. Микаэль Блумквист понятия не имел, какую роль играл Гуннар Бьёрк – если у него вообще была роль в событиях, произошедших на протяжении последних тридцати лет истории тайной полиции.
Карьера Бьёрка между 1970 и 1985 годом оставалась за семью печатями, что и неудивительно для тайной полиции, деятельность которой всегда была засекречена: может, он точил карандаши для своего начальника, а может, был тайным агентом в Китае. Но последнее было маловероятно.
В октябре 1985 года Бьёрк оказался в Вашингтоне и проработал в шведском посольстве два года. С 1988 года он снова служил в тайной полиции в Стокгольме. В 1996 году он приобрел публичный статус, став заместителем начальника отдела по делам иностранцев. Чем именно он там занимался, Микаэль не смог узнать. Однако начиная с 1996 года Бьёрк несколько раз высказывался в средствах массовой информации в связи с высылкой то одного, то другого сомнительного араба. В 1998 году он замелькал всюду в связи с высылкой нескольких иракских дипломатов.
«Какое отношение может все это иметь к Лисбет Саландер и убийству Дага с Миа? Возможно, никакого», – думал Микаэль.
Но Гуннар Бьёрк что-то знал о Зале.
Значит, здесь есть какая-то связь.
Эрика Бергер не рассказывала никому, включая собственного мужа, от которого у нее в принципе не было тайн, что собирается переметнуться к Большому Дракону – «Свенска моргонпостен». В «Миллениуме» у нее оставался один месяц. Эрику переполняла тревога. Ведь оставшиеся дни промелькнут быстро, и она неожиданно подойдет к своему последнему дню на посту главного редактора.
Эрика чувствовала гнетущую тревогу за Микаэля. Сердце ее сжималось, когда она читала его последнее электронное письмо. Она узнавала эти предвестники. Появилось то же упрямство, которое два года назад подстегнуло его к тому, чтобы вцепиться в Хедестад, и та же одержимость, с которой он взял за горло Веннерстрёма. После Великого четверга для него не существовало уже ничего, кроме задачи выяснить, кто убил Дага и Мию, и так или иначе отвести подозрения от Лисбет Саландер.
При всей симпатии к его цели – ведь Даг и Миа были также и ее друзьями – Эрику отталкивала одна черта характера Микаэля. Почуяв кровь, он срывался с цепи.
Уже в тот момент, когда он позвонил ей вчера и рассказал, что бросил вызов Бублански и вступил с ним в поединок, как какой-то одержимый ковбой, она поняла, что охота за Лисбет Саландер полностью поглотит его на все ближайшее время. По опыту она знала, что с ним будет невозможно иметь дело, пока Микаэль не справится с поставленной задачей. Он будет то упиваться своими успехами, то впадать в депрессию. И брать на себя совершенно неоправданный риск.
А еще – Лисбет Саландер… Эрика видела ее всего один раз и слишком мало знала об этой необычной девушке, чтобы разделить веру Микаэля в то, что она невиновна. А если прав Бублански? А если она виновна? А если Микаэлю удастся ее отыскать и он окажется перед сумасшедшей, вооруженной огнестрельным оружием?
Ее ничуть не успокоил и разговор с неожиданно появившимся Паоло Роберто. Хорошо, конечно, что Микаэль будет не единственным на стороне Саландер, но этот мачо-боксер не внушал доверия.
А главное, ей нужно подыскать себе преемника, который будет способен возглавить «Миллениум». Теперь это нужно было делать срочно. Эрика подумала, не позвонить ли Кристеру Мальму и не посоветоваться ли с ним, но поняла, что не сможет сказать ему о своем решении, не поговорив сначала с Микаэлем.
Блумквист был первоклассный репортер, но совершенно не подходил на роль главного редактора. В этом отношении Кристер гораздо лучше отвечал требованиям, но Эрика не была уверена, что тот примет предложение. Малин была слишком молода и неуверенна. Моника Нильссон слишком занята своей особой. Хенри Кортес – хороший репортер, но слишком молод и неопытен в руководстве. Лотта Карим отличалась мягкостью характера. Что же касается приглашения человека со стороны, то тут Эрика не была уверена, что Кристер и Микаэль этому обрадуются.
Вот такие заморочки.
Не так ей хотелось бы закончить годы, проработанные в «Миллениуме».
Вечером в воскресенье Лисбет Саландер снова открыла «Асфиксию 1.3» и зашла на зеркальный жесткий диск «МикБум/лэптоп». Убедившись, что в данный момент сам Микаэль не в Сети, она потратила некоторое время на то, чтобы прочитать все новое, что у него появилось за последние два дня.
Просматривая его журнал расследования, Лисбет задумалась, уж не ради нее ли он писал столь подробно, и если это так, что бы это значило. Зная, что она заходит в его компьютер, он, может быть, хотел, чтобы она читала, что он пишет? Интересно, а чего же тогда он не пишет? Исходя из того, что Лисбет бывает в его компьютере, он мог манипулировать приводимыми сведениями. Попутно она отметила, что он не слишком далеко продвинулся, бросив вызов Бублански в вопросе ее невиновности. Уже это вызывало только досаду – Микаэль Блумквист делал заключения, основываясь на эмоциях, а не на фактах. Наивный недотепа.
Однако он нацелился на Залу. «Правильно смекаешь, Калле Блумквист!» – похвалила она. Интересно, стал бы он заниматься Залой, если бы она не подкинула ему это имя?
Затем Лисбет с некоторым удивлением обнаружила, что в дело внезапно вмешался Паоло Роберто. Это была приятная новость, и она улыбнулась. Ей нравился этот задавака – вот уж мачо до кончиков ногтей. Он не стеснялся вмазать ей как следует на ринге – точнее, вмазать, когда вообще попадал в нее.
Прочитав последнее дешифрованное письмо Микаэля Блумквиста Эрике Бергер, она так и подскочила на месте.
Гуннар Бьёрк из полицейской службы безопасности располагает информацией о Зале.
Гуннар Бьёрк был знаком с Бьюрманом.
Взгляд Лисбет стал рассеянным, когда она мысленно представила себе треугольник: Зала, Бьюрман, Бьёрк. Да, в этом есть смысл. Раньше она не смотрела на проблему под этим углом зрения. Голова у Микаэля Блумквиста вроде варит. Но, конечно, он не понимает взаимосвязи. Она и сама ее не понимала, хотя знала о случившемся намного больше. Задумавшись о Бьюрмане, Лисбет поняла, что факт его знакомства с Бьёрком делает его гораздо более значительным игроком, чем она думала раньше.
Лисбет решила, что ей стóит наведаться на его дачу в Смодалире.
Затем она зашла на жесткий диск Микаэля и создала новый документ в папке «Лисбет Саландер», назвав его «Угол ринга». Он должен увидеть его, когда в следующий раз подключится к ноутбуку.
1. Держись подальше от Телеборьяна. Это злобное существо.
2. Мириам Ву не имеет к делу ни малейшего отношения.
3. Правильно делаешь, что сосредотачиваешься на Зале. Это ключевая фигура. Но ты не найдешь его ни в одном регистре.
4. Существует какая-то связь между Бьюрманом и Залой. Пока не знаю какая. Я этим занимаюсь. Может быть, Бьёрк.
5. Важное обстоятельство. Существует малоприятное расследование, касающееся меня, датированное февралем 1991 года. Я не знаю его регистрационного номера и не могу его найти. Почему Экстрём не разболтал о нем журналистам? Ответ: его нет у него в компьютере. Вывод: он о нем ничего не знает. Как такое могло случиться?
Немного подумав, она сделала приписку:
PS. Я не могу считать себя невиновной, но я не стреляла в Дага и Мию и никакого отношения к их убийству не имею. Я виделась с ними в тот вечер, когда произошло убийство, но ушла до того, как все произошло. Спасибо, что ты веришь в меня. Передавай привет Паоло, скажи, что я под впечатлением от его левого хука.
Потом она подумала, что такую информационную наркоманку, как она, до смерти одолевает любопытство. И написала еще одну строку.
PS2. А как ты узнал насчет Веннерстрёма?
Микаэль Блумквист наткнулся на документ Лисбет часа через три. Он раз пять перечитал письмо, строчку за строчкой. Впервые она отчетливо заявила, что не убивала Дага и Мию. Он верил ей – и испытал огромное облегчение. И теперь наконец-то она говорила с ним, хотя, как и всегда, загадками.
Микаэль обратил внимание на то, что она заявляла лишь о непричастности к убийству Дага и Миа, но ничего не сказала о Бьюрмане. «Возможно, – подумал он, – это объясняется тем, что я упомянул лишь имена Дага и Миа в своем письме». Обдумав текст, он создал документ «Угол ринга 2».
Привет, Салли!
Хорошо, что ты наконец сказала, что невиновна.
Я в тебя верил, но трескотня в прессе действовала даже на меня, и меня одолевали сомнения. Я виноват перед тобой – прости. До чего приятно получить это прямо с твоей клавиатуры. Остается только разоблачить настоящего убийцу. Это нам с тобой уже доводилось делать. Все стало бы намного легче, если бы ты не говорила загадками. Ты наверняка читаешь мой дневник расследований, так что примерно знаешь, что я делаю и о чем размышляю. Мне кажется, что Бьёрк что-то знает, и я собираюсь снова поговорить с ним на днях. Может быть, поиски клиентов проституток – неверный след?
То, что ты написала про полицейское расследование, меня просто поразило. Я поручу моей коллеге Малин поискать его. Тебе ведь было тогда 12–13 лет? О чем там шла речь?
Твое мнение о Телеборьяне я принял во внимание.
М.
PS. В налете на деньги Веннерстрёма ты допустила одну ошибку. Я знал о том, что ты сделала, еще в Сандхамне, во время рождественских праздников, но ни о чем не спрашивал, потому что ты ничего мне не рассказала. Я не хочу писать тебе, в чем была твоя ошибка, пока мы не встретимся за чашкой кофе.
Ответ поступил через три часа.
Про клиентов можешь забыть. Важен только Зала. И еще один верзила-блондин. Но полицейское расследование представляет интерес, потому что кто-то, похоже, хочет его скрыть. Это не может быть случайностью.
Прокурор Экстрём, собравший группу Бублански на утреннее совещание в понедельник утром, был в отвратительном настроении. Уже больше недели они занимались поисками вполне определенной подозреваемой с приметной внешностью, а результатов все еще не было. Настроение Экстрёма не стало лучше, когда Курт Свенссон, дежуривший на выходных, сообщил о последних событиях.
– Вторжение? – с неподдельным изумлением спросил Экстрём.
– В воскресенье вечером поступил звонок от соседа, который случайно обратил внимание на то, что заградительная лента на двери Бьюрмана порвана. Я съездил туда и проверил.
– И что оказалось?
– Ленту разрезали в трех местах либо бритвой, либо перочинным ножиком. Разрезы аккуратные, и их нелегко заметить.
– Ограбление? Есть такие воры, что специализируются на покойниках…
– Ограбления не было. Я всю квартиру проверил. Все ценное на месте: видео и тому подобное. Но ключ от машины Бьюрмана лежал на кухонном столе, на видном месте.
– Ключ от машины? – удивился Экстрём.
– Еркер Хольмберг был в квартире в среду, проверял, не упустили ли мы чего-нибудь. В частности, он посмотрел машину и клянется, что на кухонном столе никакого ключа не было, когда он уходил из квартиры, и что квартиру он снова опечатал лентой.
– А может быть, все-таки забыл ключ на столе? С кем не бывает.
– Тем ключом Хольмберг вообще не пользовался. Он прибегнул к связке ключей Бьюрмана, которую мы изъяли. На ней был дубликат ключей от машины.
Бублански почесал подбородок.
– Значит, это не обычное ограбление?
– Проникновение. Кто-то вторгся в квартиру Бьюрмана и шарил по ней. Произошло это между вечером среды и воскресным вечером, когда сосед заметил, что лента повреждена.
– Иными словами, кто-то что-то искал. Так, Еркер?
– Там ничего не осталось, мы все изъяли.
– Ничего известного нам. И мотив убийства остается все еще неясным. Мы исходили из того, что Саландер психопатка, но даже у психопата должен быть мотив.
– И что же вы предлагаете?
– Не знаю. Кто-то не поленился обыскать квартиру Бьюрмана. Возникают два вопроса. Первый: кто? И второй: зачем? Значит, мы что-то упустили?
На секунду воцарилось молчание.
– Еркер…
Хольмбер тяжко вздохнул.
– Ладно. Я съезжу на квартиру Бьюрмана и прочешу ее снова. С пинцетом.
Лисбет Саландер проснулась в понедельник утром в одиннадцать. Она полежала, нежась еще с полчаса, потом встала, включила кофеварку и приняла душ. Приведя себя в порядок и приготовив пару больших бутербродов, села за компьютер посмотреть, что нового появилось у прокурора Экстрёма, и проглядеть выпуски разных утренних газет в Интернете. Интерес к убийству в Эншеде ощутимо упал. Потом она открыла папку Дага Свенссона с расследованием и внимательно ознакомилась с записями его разговоров с Пером-Оке Сандстрёмом, тем самым потребителем услуг проституток, который бегал на цырлах перед секс-мафией и что-то знал о Зале. Покончив с чтением, Лисбет налила еще кофе, села в оконной нише и задумалась.
Часам к четырем план созрел.
Ей понадобятся деньги. Всего у нее было три кредитки. Одна – на имя Лисбет Саландер, а значит, практически бесполезная, вторая – на имя Ирене Нессер, но Лисбет избегала ею пользоваться, потому что могли потребовать предъявить паспорт Ирене Нессер, а это было рискованно. Третья была зарегистрирована на «Уосп Энтерпрайс» и обслуживалась счетом, на котором лежало около десяти миллионов крон. По ней можно было делать интернет-переводы. Ею мог пользоваться кто угодно, но личная идентификация при этом все равно требовалась.
Пройдя на кухню, Лисбет открыла коробку из-под печенья и вынула пачку банкнот. У нее было 950 крон наличными – м-да, немного. Но еще там хранилось 1800 американских долларов, лежавших еще с тех пор, как она вернулась в Швецию, и которые можно поменять в любом обменнике «Форекс». Это было уже кое-что.
Нацепив парик Ирене Нессер и одевшись поприличнее, Лисбет взяла с собой смену одежды, косметику и коробку с театральным гримом – и уложила все это в рюкзак. Теперь можно было уходить с Мосебакке и начинать вторую вылазку. Прогулявшись до Фолькунггатан, а затем дальше к Эрстагатан, она заскочила в магазин «Ватски» перед самым его закрытием, купила изоляционную ленту для электропроводов, механический блок с веревкой и якорную веревку восьмиметровой длины.
Обратно она поехала на шестьдесят шестом автобусе. На остановке Медборгарплатс увидела женщину, ожидавшую автобус. Сначала Лисбет не узнала ее, но где-то затылком почуяла сигнал тревоги и, бросив на женщину еще один взгляд, вспомнила, что это Ирен Флемстрем, кассирша из «Милтон секьюрити». У нее была новая, более броская прическа. Лисбет тихо и спокойно вышла из автобуса, пока Флемстрем садилась в него. Она внимательно огляделась, скользя по лицам и проверяя, нет ли знакомых. Затем дошла до станции метро «Сёдра» и села на поезд, идущий в северном направлении.
Инспектор криминальной полиции Соня Мудиг и Эрика Бергер пожали друг другу руки. В буфетной нише, куда они сразу направились за кофе, Соня заметила, что все кружки непарные и снабжены рекламой различных политических партий, профсоюзных организаций и предприятий.
– Кружки с разных предвыборных кампаний и в связи с интервью, – пояснила Эрика, протягивая кружку с логотипом LUF – Либерального молодежного союза.
Соня Мудиг провела три часа у письменного стола Дага Свенссона. Малин Эрикссон, секретарь редакции, помогала ей ориентироваться в книге и статьях Дага Свенссона, а также в материалах его исследования. Размах работы поразил Соню. Следственная группа считала пропажу компьютера Дага Свенссона невосполнимой утратой, а оказалось, что почти весь материал спокойно лежал все это время в «Миллениуме».
Микаэля Блумквиста не было в редакции, но Эрика дала Соне список бумаг, которые он взял со стола Дага Свенссона. Они относились исключительно к личности источников информации. Под конец Мудиг позвонила Бублански и описала положение дел. В итоге они решили изъять весь материал с письменного стола Дага, включая компьютер, выданный ему «Миллениумом», поскольку все это представляет интерес для следствия. Кроме того, руководитель следственного отдела сможет вернуться к вопросу об изъятии также и материала, отобранного Микаэлем Блумквистом. Соня Мудиг составила протокол изъятия, а Хенри Кортес помог ей отнести все в машину.
В понедельник к вечеру Микаэль совсем пал духом. За всю прошлую неделю он проверил десять имен из всего списка, который Даг Свенссон собирался предать гласности. Всякий раз он встречал обеспокоенного, взволнованного и перепуганного мужчину. Среднегодовой доход каждого составлял около четырех сотен тысяч крон в год. Теперь это была жалкая кучка напуганных мужчин.
Но ни в одном из случаев у Блумквиста не зародилось подозрение, что от него скрывают что-то связанное с убийством Дага Свенссона и Миа Бергман. Напротив, многие из тех, с кем он говорил, считали, что их положение сильно ухудшится в обстановке охоты на ведьм, которая развернется, когда журналисты узнают, что их имена как-то связаны с убийствами.
Микаэль открыл свой ноутбук и посмотрел, нет ли чего-нибудь нового от Лисбет. Нет, ничего. В предыдущем письме она утверждала, что клиенты проституток не представляют интереса и что он попусту тратит время. Микаэль выматерился выражением, которое Эрика Бергер определила бы как «сексистское и новоязовское одновременно». Он проголодался, но готовить еду не хотелось. К тому же Микаэль уже две недели не покупал продукты, если не считать мелкую ерунду из соседнего магазинчика. Надев пиджак, он спустился в греческий ресторанчик на Хорнсгатан и заказал баранину, жаренную на гриле.
Лисбет Саландер сделала пару неприметных кругов вокруг ближайших зданий, а затем зашла в нужный подъезд. Это были низкие панельные дома, вероятно, с плохой изоляцией и вряд ли подходящие для ее целей. Журналист Пер-Оке Сандстрём жил в угловой квартире на третьем, последнем этаже. Лестница шла выше, на чердак, что было вполне приемлемо. Света не было во всех окнах квартиры, что, по-видимому, означало отсутствие ее хозяина.
Прогулявшись несколько кварталов до пиццерии, Лисбет заказала гавайскую пиццу, села в углу и раскрыла вечернюю газету. Было почти девять, когда она купила кофе с молоком в киоске «Пресс-бюро» и вернулась к нужному зданию. Окна в квартире были по-прежнему темными. Лисбет зашла в подъезд, поднялась и села неподалеку от чердака, откуда был виден вход в квартиру Пера-Оке Сандстрёма. Она пила кофе и ждала.
Инспектору криминальной полиции Хансу Фасте повезло: он наконец напал на след двадцативосьмилетней Силлы Нурен, лидера сатанинской группы «Персты дьявола». Этот след отыскался в студии «Рисент трэш рекордс», расположенной в промышленном здании в районе Эльвше, пригороде Стокгольма. Шок, который он испытывал, по своим масштабам был сравним разве что с тем, который пережили португальцы, впервые наткнувшись на индейцев Карибского бассейна.
После нескольких безуспешных попыток узнать что-то у родителей Силлы Нурен Фасте больше повезло с ее студией звукозаписи, где она, по словам сестры, «помогала» в записи альбома группы «Колд вакс» из Борлэнге. Про эту группу Фасте никогда ничего не слышал и почему-то думал, что ее члены – двадцатилетние парни. Уже в коридоре возле студии его накрыла такая волна звука, что у него дух занялся. Понаблюдав за «Колд вакс» через стеклянную стену, он подождал, пока в звуковой волне не наступил просвет.
У Силлы Нурен были длинные, черные как смоль волосы с красными и зелеными прядями и черный как сажа макияж. Это была низкорослая пышка, одетая в короткую кофточку, обнажавшую живот с пирсингом в пупке, и с ремнем с заклепками вокруг бедер. Смотрелась она как героиня какого-нибудь французского фильма ужасов.
Фасте протянул свое удостоверение и попросил разрешения поговорить с нею. Жуя резинку, Силла оглядела его подозрительным взглядом. Наконец она ткнула пальцем в какую-то дверь и повела его в комнату типа буфетной. При входе Ханс чуть не споткнулся о мешок с мусором, оставленным прямо на дороге. Силла Нурен налила из-под крана воды в пустую бутылку, выпила примерно половину, села за стол и закурила сигарету. На Фасте уставились ярко-голубые глаза. Он вдруг забыл, с чего надо начать.
– Что значит «Рисент трэш рекордс»? – спросил он.
Она недовольно поморщилась.
– Это звукозаписывающая фирма, выпускающая диски новых молодых групп.
– А в чем тут ваша роль?
– Я – техник звукозаписи.
Фасте посмотрел на нее.
– Получили специальное образование?
– Не-а. Сама научилась.
– И с этого можно прожить?
– А почему это вас интересует?
– Да просто спросил. Я думаю, вы читали про Лисбет Саландер последние дни?
Она кивнула.
– У нас есть сведения, что вы с ней знакомы. Это правда?
– Возможно.
– Так правда или нет?
– Зависит от того, что вам надо.
– Мне надо найти объявленную в розыск психичку, совершившую тройное убийство. Я ищу информацию о Лисбет Саландер.
– Я ее не видела с прошлого года.
– Когда вы с ней встретились в последний раз?
– Осенью почти два года назад, в «Мельнице». Она там появлялась, а потом перестала.
– А вы пробовали с ней связаться?
– Звонила ей на мобильник несколько раз, потом телефонный номер отключили.
– А вы не знаете, как ее найти?
– Нет.
– Что такое «Персты дьявола»?
Силла Нурен ухмыльнулась.
– А вы что, газет не читаете?
– Почему это?
– В них ведь написано, что мы – группа сатанисток.
– А это так и есть?
– Как думаете, я похожа на сатанистку?
– А как она выглядит?
– Да уж… Не знаю, где больше кретинов – в полиции или прессе.
– Слушайте, милочка, речь ведь идет о серьезных делах.
– Сатанистки ли мы?
– Хватит трепаться, отвечайте на мои вопросы.
– А какие у вас вопросы?
Зажмурившись, Ханс Фасте вспомнил, как несколько лет назад, в рамках сотрудничества и обмена опытом, он ездил в Грецию. Тамошние полицейские, имея много собственных проблем, обладали большими преимуществами. Начни Силла Нурен валять дурака в Греции, он пригнул бы ее и врезал раза три дубинкой. А Ханс стоял и смотрел на нее.
– Состояла ли Лисбет Саландер в «Перстах дьявола»?
– Не думаю.
– Что вы имеете в виду?
– Лисбет слон на ухо наступил больше, чем кому-либо. Слух у нее был никудышний.
– Слух?
– Ну, трубу от барабана по звуку она еще могла отличить, но дальше этого ее музыкальные способности не шли.
– Но я спросил, состоял ли она в группе «Персты дьявола»?
– Я и ответила на этот вопрос. Чем же еще, черт возьми, занимались «Персты дьявола»?
– Чем же?
– Вы же ведете следствие, читая идиотские газеты.
– Отвечайте на вопрос.
– «Персты дьявола» были рок-группой. В середине девяностых годов у нас была компания девушек, любительниц тяжелого рока, и мы поигрывали для собственного удовольствия. Нам хотелось, чтобы нас заметили, и мы использовали знак пентаграммы и немного симпатии к дьяволу. А потом наша группа распалась, и теперь я – единственная из всех нас, оставшаяся в мире музыки.
– И Саландер не входила в группу?
– Я же сказала.
– Почему же наши источники утверждают, что Саландер была членом группы?
– Потому что ваши источники – такие же мудаки, как журналисты.
– Объясните.
– Нас было пять девушек в ансамбле, и мы потом продолжали иногда встречаться. Раньше собирались раз в неделю в «Мельнице», а теперь – примерно раз в месяц. Но мы в контакте друг с другом.
– А что вы делаете, когда встречаетесь?
– А что люди вообще делают в «Мельнице», как думаете?
Фасте вздохнул.
– Значит, встречаетесь, чтобы тяпнуть?
– Мы обычно пьем пиво, треплемся. А что вы делаете, когда встречаетесь с приятелями?
– А Лисбет Саландер тут с какого боку-припеку?
– Я познакомилась с ней в вечерней школе, когда мне было восемнадцать. Иногда она заглядывала в «Мельницу» и пила с нами пиво.
– Значит, «Персты дьявола» – это не организация?
Силла Нурен посмотрела на него так, будто он с Луны свалился.
– Вы лесбиянки?
– А по морде не дать?
– Отвечайте на вопрос.
– Не ваше дело, кто мы.
– Остыньте и не провоцируйте меня.
– Ну, как же. Полиция заявляет, что Лисбет Саландер убила троих, а ко мне пристает с вопросами о моей сексуальной ориентации… Шли бы вы куда подальше.
– Эй, я ведь и задержать вас могу!
– Интересно, за что? Между прочим, забыла вам сказать, что учусь на юридическом уже три года и что мой отец – Ульф Нурен из адвокатской конторы «Нурен и Кнаппе». Так что увидимся в суде.
– Я думал, вы работаете в музыкальном бизнесе.
– Работаю, для собственного удовольствия. Уж не думаете ли вы, что на это можно прожить?
– Понятия не имею, на что вы живете.
– Сатанизмом и лесбийством я не зарабатываю, если это то, что вы подумали. Но если вы исходите из этого в охоте на Лисбет Саландер, тогда мне ясно, почему вы до сих пор ее не нашли.
– А вы знаете, где она?
Силла Нурен начала крутить верхней частью туловища и водить руками в воздухе перед собой.
– Я чувствую, что она близко… подождите, я настрою телепатическую связь…
– Хватит уже!
– Слушайте, я же сказала, что не слышала о ней уже почти два года. Не имею ни малейшего понятия, где она. Еще чего вам надо?
Соня Мудиг включила компьютер Дага Свенссона и весь вечер просидела, составляя каталог того, что было на жестком диске и на дискетах. Книгой Дага она зачитывалась до одиннадцати вечера.
Соня сделала два заключения. Во-первых, обнаружила, что Даг Свенссон был отличным писателем, к тому же прекрасно знавшим механизм секс-торговли. Вот было бы здорово, если бы он мог прочитать несколько лекций на эту тему в Высшей школе полиции! Его знания были бы отличным подспорьем. Хансу Фасте, например, очень пригодились бы познания Свенссона.
Во-вторых, Соня теперь поняла точку зрения Микаэля Блумквиста, что исследования Дага могли породить мотив его убийства. Обнародование информации о секс-покупателях, которое планировал Свенссон, не просто повредило бы репутации нескольких людей. Это было безжалостное разоблачение. Несколько известных особ, выступавших судьями на процессах по сексуальным правонарушениям или принимавших участие в общественных дебатах, были бы полностью уничтожены. Микаэль Блумквист прав: в книге есть мотив убийства.
И все же, даже если кто-то из секс-покупателей, рисковавших разоблачением, решил убить Дага Свенссона, это никак не было связано с адвокатом Нильсом Бьюрманом. Он вообще не фигурировал в материалах Дага, а это не только решительно ослабляло доводы Микаэля Блумквиста, но и серьезно говорило в пользу гипотезы единственной подозреваемой – Лисбет Саландер.
При всей неясности мотивации убийства Дага Свенссона и Миа Бергман Лисбет имела привязку к месту преступления и орудию убийства. Такие отчетливые технические доказательства было трудно интерпретировать иначе, и они указывали именно на Саландер как на человека, произведшего смертельные выстрелы в квартире в Эншеде.
А тут еще и оружие, непосредственно связанное с убийством адвоката Бьюрмана… В этом деле существовала несомненная личная связь, а возможно, и мотив. Если принять во внимание художество на животе Бьюрмана, можно думать о какой-то форме сексуального насилия или садомазохистских отношений между ним и Лисбет. Сомнительно, чтобы Бьюрман мог добровольно подставить свое тело для такой странной татуировки. Это предполагало либо его наслаждение от такого рода унижения, либо – если это была сама Саландер – что он был поставлен в беспомощное положение. О том, как все это реально происходило, Мудиг и гадать не хотелось.
Любопытно, что Петер Телеборьян утверждал, что насилие со стороны Лисбет Саландер было всегда направлено против тех, кого она по какой-то причине считала представляющими угрозу, или тех, кто ее обидел.
Соне Мудиг припомнилось сказанное о Лисбет Саландер Телеборьяном. Казалось, что ему искренне хотелось защитить ее; что ему было бы неприятно, если бы его бывшая пациентка пострадала. В то же время расследование существенным образом опиралось на его анализ личности Саландер как социопатки на грани психоза.
Не в рациональном, а в эмоциональном плане теория Микаэля Блумквиста была привлекательнее.
Чуть прикусив губу, Мудиг попыталась представить себе какой-нибудь вариант, отличный от сценария «Лисбет Саландер – единственная убийца». Наконец она взяла авторучку и нерешительно написала строку в блокноте перед собой:
«Два абсолютно разных мотива? Двое убийц? Одно орудие убийства!»
В голове у нее промелькнула какая-то ускользающая мысль, которую ей так и не удалось сформулировать, но записанные вопросы Соня хотела поднять завтра на утреннем заседании Бублански. Необъяснимым образом она вдруг почувствовала, что роль Саландер в качестве единственного убийцы потеряла для нее всякую привлекательность.
Затем Мудиг решила, что на сегодня хватит, выключила компьютер и заперла диски в письменном столе. Надев куртку и погасив настольную лампу, она собиралась запереть дверь своего кабинета, как вдруг услышала звук в конце коридора. Брови ее сдвинулись. Она-то считала, что осталась единственной из всего отдела на работе. Дойдя по коридору до комнаты Ханса Фасте, Соня увидела, что дверь приоткрыта, и услышала, что он разговаривает по телефону.
– Это, конечно, сводит концы с концами, – услышала она его голос.
Постояв в нерешительности, Мудиг собралась с духом и постучала по дверному косяку. Ханс Фасте удивленно уставился на нее. Она приветственно помахал ему рукой.
– Мудиг все еще на работе, – сообщил Фасте по телефону. Он слушал, но не спускал глаз с Сони. – Ладно, я ей передам, – произнес Ханс и положил трубку. – Бубла, – пояснил он. – А ты чего хочешь?
– А что там сводит концы с концами? – спросила она.
Он изучающе взглянул на нее.
– Подслушиваешь за дверью?
– Нет. Твоя дверь была открыта, и ты произнес эти слова, когда я постучала.
Фасте пожал плечами.
– Я позвонил Бубле рассказать, что государственная криминалистическая лаборатория выдала наконец кое-что пригодное.
– Вот оно что.
– У Дага Свенссона был мобильник с симкой компании «Комвик», и они наконец-то составили список его разговоров. Разговор с Микаэлем Блумквистом в двадцать часов двенадцать минут подтверждается. Так что Блумквист действительно был на ужине у своей сестры.
– Хорошо, но не думаю, чтобы Блумквист имел какое-то отношение к убийству.
– Я тоже. Но Даг Свенссон в тот вечер сделал еще один звонок, в двадцать один тридцать четыре. Разговор длился три минуты.
– Ну и что?
– Он звонил адвокату Нильсу Бьюрману, домой. Так что между двумя этими убийствами есть какая-то связь.
Соня Мудиг медленно опустилась в кресло для посетителей.
– Давай, присаживайся, пожалуйста.
Она не отреагировала на эту реплику.
– Так. Как выглядит роспись по времени? Вскоре после восьми Даг Свенссон звонит Микаэлю Блумквисту и договаривается о встрече позже вечером. В половине десятого Свенссон звонит Бьюрману. Под самое закрытие табачного магазинчика Саландер покупает сигареты в Эншеде. В начале двенадцатого Микаэль Блумквист с сестрой приезжают в Эншеде и в двадцать три одиннадцать звонят в городскую дежурную службу.
– Вроде все так, мисс Марпл!
– Но ведь ничего не сходится. По заключению патологоанатома, Бьюрман был застрелен между десятью и одиннадцатью вечера. Саландер в это время находится уже в Эншеде. Мы же исходили из того, что Саландер сначала убила Бьюрмана, а потом – пару в Эншеде.
– Ничего это не значит. Я снова говорил с патологоанатомом. Тело Бьюрмана было обнаружено только на следующий день вечером, почти сутки спустя. Патологоанатом считает, что временной интервал его смерти может сдвигаться на час.
– Но Бьюрман – безусловно, первая жертва, потому что орудие убийства было обнаружено в Эншеде. Это означало бы, что Саландер убила Бьюрмана где-то сразу после двадцати одного часа тридцати четырех минут – и тут же помчалась в Эншеде, чтобы купить сигареты в табачном магазине. Разве этого времени хватило бы, чтобы доехать от площади Уденплан до Эншеде?
– Ну да, хватило бы. Она ведь не общественным транспортом пользовалась, как мы думали раньше. У нее была машина. Мы с Сонни Боманом недавно проехали тот самый отрезок пути, и нам вполне хватило времени.
– Но затем проходит час, прежде чем она стреляет в Дага Свенссона и Мию Бергман. Что она делала все это время?
– Пила с ними кофе. У нас есть ее отпечатки пальцев на кофейных чашках.
Фасте с триумфальным видом посмотрел на Соню. Она вздохнула и помолчала.
– Ханс, для тебя все это лишь вопрос престижа. Иногда ты ведешь себя как скотина и можешь довести человека до ручки, но я постучалась к тебе попросить прощения за пощечину. Я не имела права.
Он не отрываясь смотрел на нее.
– Если ты считаешь меня скотиной, то я думаю, что ты абсолютно непрофессиональна и что в полиции тебе не место. Во всяком случае, на этом уровне.
У Сони Мудиг на языке крутились разные ответы, но она лишь пожала плечами и поднялась.
– Ладно. Теперь мы знаем, какого мнения придерживаемся друг о друге, – сказала она.
– Да, выяснили. И поверь, тебе тут недолго осталось шататься.
Соня Мудиг закрыла за собой дверь громче, чем собиралась. «Не давай этому ослу разозлить себя», – думала она, спускаясь в гараж за своей машиной. Ханс Фасте самодовольно улыбнулся в сторону закрытой двери.
Только Михаил Блумквист зашел в свою квартиру, как зазвонил его мобильник.
– Привет, это Малин. Говорить можешь?
– Конечно.
– Вчера меня вдруг осенило.
– Давай, рассказывай.
– Я снова перечитала подборку газетных вырезок об охоте на Саландер, которую мы собирали в редакции, и нашла большой разворот, относящийся к истории ее болезни и обстоятельствам жизни в связи с психиатрическим лечением.
– Ну?
– Может быть, это и несущественно, но я удивилась, потому что в ее биографии есть пробел.
– Пробел?
– Ну да. Там приводят массу деталей обо всех неурядицах, в которых она была замешана в школе, – столкновения с учителями, одноклассниками и все в таком роде…
– Помню-помню. Была какая-то учительница, утверждавшая, что боялась Лисбет, когда та училась в средней школе.
– Биргитта Миоос.
– Она самая.
– Есть масса деталей о том периоде, когда Лисбет лежала в детской психиатрической больнице, а потом полно деталей о ее жизни в приемных семьях, о случае в метро и о прочем.
– Ясно. Ну и?..
– Ее забрали в больницу как раз накануне ее тринадцатого дня рождения.
– Да.
– Но ни слова не говорится о том, почему.
Микаэль помолчал.
– Ты хочешь сказать, что…
– Я хочу сказать, что если двенадцатилетнюю девочку госпитализируют в психушку, то этому должно предшествовать что-то вызвавшее эту госпитализацию. А в случае с Лисбет это должна была быть какая-то особенно мощная вспышка, и это не могло не отразиться в ее биографии. А между тем ничего подобного нет.
Микаэль нахмурился.
– Малин, у меня есть сведения из надежного источника, что существует полицейское расследование, касающееся Лисбет, датированное февралем 1991 года, когда ей было двенадцать лет. Это расследование не имеет регистрационного номера. Я как раз хотел попросить тебя разыскать его.
– Если было расследование, то у него, естественно, должен быть регистрационный номер. Иначе это нарушение закона. А ты точно это знаешь?
– Нет, но мой источник утверждает, что расследование не зарегистрировано.
Малин помолчала.
– А у тебя надежный источник?
– Очень даже.
Малин еще помолчала. Оба, она и Микаэль, думали в одном направлении.
– Полицейская служба безопасности, – сказала Малин.
– Бьёрк, – присовокупил Блумквист.
