Каждое из трех параллельных расследований убийства в Эншеде неспешно продвигалось вперед. Преимущество группы Констебля Бублы состояло в том, что она была частью властной структуры. При поверхностном взгляде казалось, что всё само собой плывет к ним в руки: у них была подозреваемая и орудие убийства с привязкой к подозреваемой. Существовала несомненная связь с первой жертвой убийцы и возможная связь – через Микаэля Блумквиста – с двумя другими жертвами. Практически Бублански оставалось только найти Лисбет Саландер и поместить ее в одну из камер следственной тюрьмы Круноберг.

Расследование Драгана Арманского формально подчинялось полицейскому розыску, но имело и собственные задачи. Намерением Арманского было по возможности защитить интересы Лисбет Саландер – обнаружить истину, желательно со смягчающими обстоятельствами.

Расследование «Миллениума» выглядело самым непростым. Здесь и в помине не было тех ресурсов, которыми располагали полиция и Арманский. Однако, в отличие от полиции, Микаэль Блумквист не ставил своей целью установить надлежащую мотивацию появления Лисбет Саландер в Эншеде и убийства двух его друзей. В какой-то момент в пасхальные выходные он решил для себя, что не верит в теорию полиции. Если Саландер и замешана каким-то образом в убийстве, то совсем не так, как представлялось официальному следствию: оружием воспользовался кто-то другой, или же произошло что-то, чему Лисбет была не силах помешать.

Всю дорогу на такси от Шлюза до полицейского отделения в Кунгсхольме Никлас Эрикссон просидел молча. Он был ошеломлен тем, что наконец-то, причем совершенно неожиданно, оказался включен в настоящее полицейское расследование. Никлас покосился на Сонни Бомана, в который раз читавшего резюме Арманского. И тут он вдруг улыбнулся своей собственной мысли.

Нынешнее задание совершенно неожиданно представляло ему возможность реализовать свою старую задумку, о которой не подозревали ни Арманский, ни Сонни Боман. Внезапно ему выпал шанс обломать рога этой Лисбет Саландер. Он надеялся помочь в ее розыске и поимке и рассчитывал, что ей дадут пожизненный тюремный срок.

В «Милтон секьюрити» ни для кого не было секретом, что Лисбет Саландер не пользуется популярностью. Большинство сотрудников, имевших с ней дело, воспринимали ее как мýку мученическую. Но ни Боман, ни Арманский не подозревали, что Никлас Эрикссон ненавидел ее всей душой.

Судьба несправедливо обошлась с Никласом. Он хорошо выглядел, был в расцвете сил и к тому же весьма неглуп. И все же он был навсегда лишен возможности стать тем, кем всегда мечтал быть, – полицейским. Корнем зла была микроскопическая дырочка в сердечной сумке, которая посвистывала и ослабляла стенку одного из желудочков. В результате операции проблема была устранена, но из-за порока сердца он был раз и навсегда отодвинут в сторону, признан человеком второго сорта.

Когда представилась возможность работать на «Милтон секьюрити», Эрикссон согласился, но без всякого энтузиазма. Он воспринимал «Милтон» как своего рода свалку для неудачников – состарившихся полицейских, не способных оставаться на высоте. Он был одним из тех, кем побрезговали, и даже не по его вине.

Одним из его первых поручений в «Милтоне» стало снабжение оперативного отдела анализом мер по обеспечению безопасности одной всемирно известной пожилой певицы. Она подверглась угрозам со стороны одного не в меру пылкого поклонника, к тому же бежавшего из психиатрической лечебницы. Это поручение Никлас получил во время подготовительного этапа своей работы в «Милтоне». Певица жила одна на вилле в Сёдертёрне, и «Милтон» занимался установкой камер наблюдения, сигнализации и обеспечивал клиентку телохранителями в течение полугода. Однажды поздно ночью пылкий поклонник попытался проникнуть в дом. Телохранитель быстро одолел полезшего. Позднее тот был осужден за незаконные угрозы и вторжение на чужую территорию, а затем и водворен обратно в психбольницу.

В течение двух недель Никлас Эрикссон и несколько других сотрудников «Милтона» появились на вилле в Сёдертёрне. Престарелая певица показалась ему спесивой и чванной старухой, смерившей его презрительным взглядом, когда он попытался продемонстрировать свое обаяние. Радовалась бы лучше, что хоть какой-то пылкий поклонник помнил о ней.

Эрикссон с презрением отмечал, как персонал «Милтона» старался ей угодить, но ни слова хулы не слетело с его языка.

Днем, накануне той ночи, когда схватили поклонника, певица и двое сотрудников находились у небольшого бассейна позади дома, а сам Никлас делал снимки окон и дверей в доме, чтобы продумать для них меры защиты. Он переходил из одной комнаты в другую, пока не дошел до спальни, где не смог побороть искушение и открыл ящик комода. Он нашел дюжину фотоальбомов. Там певица была запечатлена на пике своей славы в 70–80-е годы, когда вместе со своим оркестром объездила весь свет. Еще он увидел коробку с сугубо личными фотографиями певицы. Фотографии были весьма невинными, но при избытке фантазии могли считаться «с эротическим налетом». «Ну и дура же», – подумал Эрикссон. Он украл пять наиболее смелых снимков, очевидно сделанных каким-то любовником и сохраненных из сентиментальных побуждений.

Сделав копии, Никлас положил оригиналы обратно, а потом, выждав несколько месяцев, продал снимки английской бульварной газете. Публикация принесла ему девять тысяч фунтов и наделала немало шума.

Как об этом пронюхала Лисбет Саландер, Эрикссон до сих пор не понимал. Вскоре после публикации снимков она явилась к нему в офис. Девчонка знала, что фотографии продал он, и пригрозила все рассказать Арманскому, если он еще хоть раз позволит себе что-то подобное. Саландер бы, наверное, разоблачила его, имей она в руках доказательства, но их, очевидно, у нее не было. С этого дня Никлас чувствовал, что она не спускает с него глаз. Он видел ее поросячьи глазки всякий раз, стоило ему обернуться.

Эрикссон чувствовал себя загнанным в угол, просто не в своей тарелке. Единственным способом лягнуть ее было подорвать к ней доверие, поливая ее грязью в кофейной комнате на работе. Но даже это было не особенно эффективно. Ему не хотелось слишком высовываться, потому что по какой-то непонятной причине Арманский ей покровительствовал. Он недоумевал, на какой крючок ей удалось подцепить их директора, разве что старый черт трахал ее втихую. Хотя в «Милтоне» никто не был в восторге от Лисбет Саландер, Арманского все уважали и потому терпеливо сносили ее присутствие. Постепенно она стала все чаще исчезать из поля зрения и наконец перестала работать на «Милтон». Вот тут-то Никлас испытал колоссальное облегчение.

Сейчас же появилась возможность поквитаться с ней, причем не подвергаясь риску. Теперь, какие бы обвинения против него она ни выдвигала, ей никто не поверит. Даже у Арманского не будет доверия к патологически больной убийце.

Инспектор криминальной полиции Бублански увидел Ханса Фасте, выходящего из лифта вместе с Боманом и Эрикссоном из «Милтон секьюрити». Фасте ходил за ними на пропускной пункт. Бублански не был в большом восторге при мысли о том, что приходится допускать посторонних к расследованию убийства, но решение было принято у него за спиной… Наплевать. Боман, во всяком случае, настоящий полицейский, за много лет на этих делах собаку съел. Да и Эрикссон окончил Школу полиции и, скорее всего, не был полным идиотом. Бублански жестом указал им на конференц-зал.

Охота на Лисбет Саландер шла шестые сутки, и пора уже было подводить основные итоги. Прокурор Экстрём в совещании не участвовал. Группа Бублански включала инспекторов полиции Соню Мудиг, Ханса Фасте, Курта Свенссона и Еркера Хольмберга. В подкрепление они получили четырех сотрудников сыскного отдела уголовной полиции Швеции. Сначала Бублански представил присутствующим сотрудников «Милтон секьюрити» и спросил, не хочет ли кто-нибудь что-то сказать. Боман откашлялся и кивнул.

– Прошло какое-то время с тех пор, как я был в этом здании, но некоторые из вас знают меня и помнят, что много лет я был полицейским, пока не ушел в частную фирму. Причина того, что мы здесь находимся, в том, что Лисбет Саландер проработала у нас несколько лет, поэтому мы чувствуем ответственность за нее. Наше рабочее задание состоит в том, чтобы способствовать скорейшей поимке Лисбет Саландер. Наш вклад будет выражаться еще и в том, что мы ее, в общем-то, знаем лично. Так что мы здесь не для того, чтобы путаться у вас под ногами или ставить палки в колеса.

– А как вам с ней работалось? – спросил Фасте.

– Да она никому не пришлась по душе, – ответил Никлас Эрикссон и умолк, заметив, что Бублански поднял руку.

– У нас еще будет возможность поговорить обо всем в деталях. Давайте придерживаться определенного порядка и подытожим, чем мы располагаем. После совещания вы двое пойдете к прокурору Экстрёму и дадите подписку о неразглашении. Первой будет докладывать Соня.

– В настоящий момент все глухо. В течение нескольких первых часов после убийства нам удалось установить личность Саландер. Мы нашли место ее жительства – во всяком случае, мы думали, что она там живет. Потом – никаких следов. Мы получили не меньше тридцати сообщений, что ее видели то там, то сям, но все они оказались безрезультатными. Она точно в воду канула.

– Странно это как-то, – заметил Курт Свенссон. – Внешность у нее примечательная, татуировки… Неужели так трудно ее найти.

– Вчера полиция Уппсалы получила сигнал и выступила с оружием наперевес. Они окружили и перепугали четырнадцатилетнего подростка, сильно похожего на Саландер. Его родители очень недовольны.

– Да, очень сложно искать кого-то похожего на четырнадцатилетнего подростка. Она ведь может просто раствориться в толпе молодежи.

– Но при том внимании, которое ей уделяют средства массовой информации, кто-то может заприметить ее, – заметил Свенссон. – На этой неделе она будет показана в телепрограмме «Разыскивается», так что подождем; может быть, и появится что-нибудь новое.

– В это мне верится с трудом, если иметь в виду, что ее фотография уже печаталась на первых страницах ведущих шведских газет, – возразил Ханс Фасте.

– Это значит, что нам, вероятно, нужно еще раз все как следует продумать, – сказал Бублански. – Может быть, ей удалось скрыться за границей, но также есть вероятность, что она где-то затаилась и выжидает.

Боман поднял руку, и Бублански кивком дал ему слово.

– У нас сформировалось такое впечатление, что она не склонна к саморазрушению. У нее есть стратегическая жилка, и она планирует каждый свой шаг, не делая ничего без просчитывания последствий. Так, во всяком случае, считает Драган Арманский.

– Ее бывший врач-психиатр того же мнения. Но не будем пока торопиться с ее характеристикой, – предложил Бублански. – Рано или поздно она где-нибудь закопошится. Еркер, какими средствами она располагает?

– Тут тоже есть над чем поломать голову, – отозвался Еркер Хольмберг. – Уже несколько лет у нее есть счет в «Хандельсбанке». Это те самые деньги, которые она приводит в налоговой декларации. Точнее, деньги, которые адвокат Бьюрман приводил за нее в налоговой декларации. Год назад на ее счету было примерно сто тысяч крон. Осенью 2003 года она сняла всю сумму.

– Осенью 2003 года ей нужны были наличные. Тогда она, со слов Арманского, бросила работу на «Милтон секьюрити», – пояснил Боман.

– Может, так оно и есть. Сумма на счете оставалась на нуле примерно две недели, а потом та же сумма вновь была внесена на счет.

– Она думала, что деньги ей на что-то нужны, но не использовала их и снова положила в банк?

– Звучит разумно. В декабре 2003 года Саландер брала деньги со счета для различных платежей, в частности, для квартирной платы за год вперед. Тогда сумма на счете уменьшилась до семидесяти тысяч крон. Потом он оставался неизменным один год, пока на него не было помещено примерно девять тысяч крон. Я проверил: это ей досталось в наследство от матери.

– Ладно.

– В марте этого года Саландер сняла со счета в точности сумму наследства, 9312 крон. И все, больше счет не трогали.

– А на что же она тогда живет?

– Послушайте. В январе этого года она открыла новый счет, на этот раз в «Стокгольмском частном банке», и положила на него два миллиона крон.

– Что?

– Откуда такие деньги? – спросила Соня Мудиг.

– Деньги переведены со счета в одном английском банке, зарегистрированном на одном из Нормандских островов в Ла-Манше.

В комнате воцарилась полная тишина.

– Я ничего не понимаю, – наконец сказала Соня Мудиг.

– Значит, эти деньги она не заявляла в декларации? – спросил Бублански.

– Нет, но она и не должна делать этого до следующего года. Интересно, что эта сумма не фигурировала в финансовых отчетах адвоката Бьюрмана о ее доходах и расходах. А такие отчеты он отсылал каждый месяц.

– Итак, либо он ничего не знал об этих деньгах, либо они вместе что-то скрывали. Еркер, а что у нас получено от техников?

– Вчера я встречался с начальником следственного управления. Вот что известно на данный момент. Во-первых, установлена связь Саландер с обоими местами преступления. Найдены ее отпечатки пальцев, как на орудии убийства, так и на осколках разбитой чашки в Эншеде. Мы ждали заключения об анализе ДНК-теста, но сомневаться не приходится – она была в квартире.

– Ясно.

– Во-вторых, ее отпечатки пальцев есть на коробке от оружия в квартире адвоката Бьюрмана.

– Ясно.

– В-третьих, наконец-то у нас появился свидетель, узнавший ее в Эншеде. Это продавец в табачном магазинчике. Он позвонил и сообщил, что Лисбет Саландер заходила и купила у него пачку «Мальборо лайтс» в тот вечер, когда было совершено убийство.

– И это он сообщил через несколько дней после того, как мы обратились с просьбой сообщить нам любую информацию?

– На празднике его не было дома, как и многих других. Как бы то ни было, – продолжал Еркер, показывая пальцем на карте, – табачный магазинчик находится на углу, примерно в ста девяносто метрах от места преступления. Саландер зашла ровно в десять вечера, когда магазин закрывался. Продавец смог дать довольно точное ее описание.

– С татуировкой на шее? – спросил Курт Свенссон.

– С этим у него определенности не было. Ему кажется, что он ее видел. Но в чем он уверен, так это в том, что у нее был пирсинг на брови.

– У вас есть что-нибудь еще?

– Представленных технических доказательств не так много, но они убедительны.

– Фасте, что у вас по квартире на Лундагатан?

– Мы нашли отпечатки ее пальцев, но, думаю, она там не живет. Мы там всё перетряхнули, но вещи, похоже, принадлежат Мириам Ву. Она была вписана в контракт недавно, в феврале этого года.

– А что о ней известно?

– Полицией не зарегистрирована, лесбиянка, участвует в различных шоу и тому подобном на гей-парадах. Делает вид, что учится на социолога, совладелица порнобутика на улице Тегнергатан «Домино фэшн».

– Порнобутика? – удивленно переспросила Соня Мудиг.

Однажды она, на радость своего мужа, приобрела себе сексуальное нижнее белье в «Домино фэшн», но собравшимся в комнате мужчинам отнюдь не собиралась об этом докладывать.

– Типа. Они продают наручники, одежду для шлюх и все в таком роде. Может, тебе плетка нужна?

– В общем, это не порнобутик, а бутик для любителей смелого нижнего белья, – уточнила Соня.

– Мне это по барабану.

– Продолжайте, – сухо напомнил Бублански. – Следов Мириам Ву так и не нашли?

– Ни малейших.

– Может, и она уехала куда-то на праздники, – предположила Мудиг.

– Или Саландер ее тоже прикончила, – парировал Фасте. – Она, может, решила провести чистку среди всех своих знакомых.

– Итак, Мириам Ву – лесбиянка. А мы можем сделать заключение, что они с Саландер – пара?

– Мне кажется, они почти наверняка находятся в сексуальных отношениях, – вставил Курт Свенссон. – Я основываюсь на нескольких наблюдениях. Во-первых, мы обнаружили отпечатки пальцев Саландер на кровати и вокруг нее. Кроме того, ее отпечатки есть на наручниках, очевидно использовавшихся в сексуальных играх.

– Тогда ей, наверное, придутся по вкусу наручники, которые я для нее уже приготовил, – влез Ханс Фасте.

Соня Мудиг испустила вздох.

– Продолжайте, – предложил Бублански.

– Поступила информация, что Мириам Ву была в «Мельнице» и там тискалась с какой-то девицей, по описанию похожей на Саландер. Это было недели две назад. Информатор сообщил, что знает, кто такая Саландер, и что он уже видел ее раньше в «Мельнице», но это было больше года назад. С тамошним персоналом я еще не успел поговорить, займусь этим после обеда.

– В ее журнале, который ведет социальная служба, нет ничего о том, что Саландер лесбиянка. В подростковом возрасте она несколько раз сбегала от приемных родителей и приставала к мужчинам, шатавшимся по кабакам. Несколько раз ее заставали в компании пожилых мужчин.

– Ну, это еще не значит, что она потаскуха, – заметил Бублански. – А что известно о круге ее знакомых, Курт?

– Почти ничего. С восемнадцатилетнего возраста в полицию она не попадала. Что она знакома с Драганом Арманским и Микаэлем Блумквистом, мы знаем. Ну, и конечно, Мириам Ву. Информатор, сообщивший, что видел Саландер и Ву в «Мельнице», упомянул, что раньше она появлялась там в компании девиц. Это группа под названием «Персты дьявола».

– «Персты дьявола»? Что за группа? – спросил Бублански.

– Что-то оккультное. Они собирались вместе и бузили.

– Нам только недоставало, чтобы Саландер оказалась сатанисткой, – отозвался Бублански. – Журналисты ошалеют от счастья.

– Группа лесбиянок-сатанисток, – нашелся Фасте.

– Хассе, у тебя средневековый взгляд на женщин, – возразила Соня Мудиг. – Даже я слышала о «Перстах дьявола».

– Да ну? – удивленно воскликнул Бублански.

– В конце девяностых была такая рок-группа. Не суперзвезды, но какое-то время держались на сцене.

– А, значит, рок-группа лесбиянок-сатанисток, – предложил Ханс Фасте.

– Ладно, кончайте трепаться, – приказал Бублански. – Хассе, ты и Курт займетесь «Перстами дьявола». Выясните, кто у них в составе, и поговорите с ними. Есть у Саландер еще знакомые?

– Немного, если не считать ее прежнего опекуна Хольгера Пальмгрена. Но тот лежит в больнице для хроников после кровоизлияния в мозг и явно болен. Честно говоря, не могу сказать, что нашел у нее хоть какой-то круг знакомых. Словом, мы не нашли место реального проживания Саландер и не обнаружили какой-нибудь записной книжки с адресами, но близкого круга знакомых у нее, видно, нет вообще.

– Не может же человек бродить как привидение, не оставляя следов!.. А как там Микаэль Блумквист?

– Слежки мы за ним не устанавливали, но на праздниках связывались с ним – на тот случай, если Саландер даст о себе знать, – сообщил Фасте. – Из редакции он поехал домой, а в выходные, видимо, вообще никуда не выходил.

– Не думаю, что он имел хоть какое-то отношение к убийству, – сказала Соня Мудиг. – В его изложении событий нет противоречий, и все, что он делал в тот вечер, можно проверить.

– Но он знаком с Саландер и является связующим звеном между нею и парой в Эншеде. Кроме того, он заявил, что был свидетелем нападения на Саландер за неделю до убийства. Что это может значить? – спросил Бублански.

– Кроме Блумквиста, нет других свидетелей нападения… если оно действительно произошло, – сказал Фасте.

– А ты считаешь, что Блумквист все это придумал или наврал?

– Не знаю. Вся эта история кажется мне какой-то туфтой. Будто бы здоровый мужик не смог одолеть девчонку весом сорок килограммов.

– Но зачем Блумквисту врать?

– Может, чтобы отвлечь внимание от Саландер?

– Тут концы с концами не сходятся. Блумквист выдвинул теорию, по которой пару в Эншеде убили из-за книги, которую писал Даг Свенссон.

– Чепуха, – отозвался Фасте. – Конечно, это Саландер. С какой стати убивать ее опекуна, если нужно заставить молчать Дага Свенссона? И кто бы это мог быть… полицейский?

– Если Блумквист обнародует свою версию, затаскают нас с этим «полицейским следом» в хвост и в гриву, – заметил Курт Свенссон.

Все закивали.

– Ладно. Так почему она убила Бьюрмана? – спросила Соня Мудиг.

– И что значит татуировка? – полюбопытствовал Бублански, показывая пальцем на фотографию живота Бьюрмана: Я – САДИСТСКАЯ СВИНЬЯ, ПОДОНОК И НАСИЛЬНИК.

Все молчали.

– А что говорят врачи? – спросил Боман.

– Татуировка двух-трехлетней давности. Как-то это связано с тем, в каком состоянии находится кровоснабжение кожи, – пояснила Соня Мудиг.

– Есть предположение, что Бьюрман сделал эту татуировку не сам.

– Тату-салонов существует в избытке, но к числу их стандартных мотивов этот текст вряд ли относится.

Соня Мудиг покачала указательным пальцем.

– Патологоанатом говорит, что татуировка ужасного качества, да я и сама это видела. Значит, ее нанес явный любитель. Игла проходила на разную глубину, и это очень крупная татуировка на чрезвычайно чувствительной части тела. В целом это была наверняка болезненная процедура, которую можно поставить вровень с причинением тяжких телесных повреждений.

– Однако Бьюрман никогда не заявлял об этом в полицию, – заметил Фасте.

– Я бы тоже воздержался от заявления, если бы кто-то наваял подобное на моем животе, – добавил Курт Свенссон.

– Я могу еще кое-что добавить, – сказала Соня Мудиг. – Возможно, это может подтвердить истинность татуировки – что Бьюрман был свинья и садист. – Она открыла папку с распечаткой фотографий и послала ее по кругу. – Я отпечатала только случайный образец, взятый из папки на жестком диске Бьюрмана. Картинки скачаны из Интернета, а всего в компьютере не меньше двух тысяч подобных изображений.

Фасте присвистнул и поднял, чтобы всем было видно, фотографию женщины, связанной в мучительно неудобной позе.

– Это, пожалуй, в стиле «Домино фэшн» или «Перстов дьявола», – сказал он.

Бублански раздраженно замахал на Ханса, призывая того заткнуть рот.

– И как это надо понимать? – спросил Боман.

– Татуировка сделана примерно два года назад, – сказал Бублански. – Именно тогда Бьюрман вдруг заболел. Ни патологоанатом, ни медицинская карточка не указывают на какую-то серьезную болезнь, если не считать высокого давления. Так что можно предположить какую-то связь между этими двумя событиями.

– В тот год Саландер изменилась, – заметил Боман. – Она вдруг бросила работу в «Милтон секьюрити» и исчезла, уехав за границу.

– Следует ли предположить какую-то связь между этими событиями? Если текст татуировки соответствует истине, значит, Бьюрман кого-то насиловал. Саландер подходит как нельзя лучше. В таком случае, это был бы достаточный мотив для убийства.

– А что, если было совсем по-другому? – предположил Ханс Фасте. – Возможно и такое развитие событий, когда Саландер и китаянка промышляют эскортными услугами с садомазохистским отливом. Возможно, Бьюрман – один из тех чокнутых, что возбуждаются, когда их хлещут девочки. Может быть, так он оказался в какой-то зависимости от Саландер, а потом они перессорились.

– Но это же не объясняет, зачем она поехала в Эншеде.

– Если Даг Свенссон и Миа Бергман собирались разоблачить торговлю сексуальными услугами, они могли наткнуться на Саландер и Ву. И тогда у Саландер мог появиться мотив для убийства.

– Все это всего лишь гипотезы, – сказала Соня Мудиг.

Обсуждение продолжалось еще примерно час. Был затронут вопрос об исчезновении лэптопа Дага Свенссона. Когда подошло время обеденного перерыва, все ощущали какое-то неудовольствие. В расследовании появилось больше вопросов, чем было раньше.

Придя в редакцию во вторник утром, Эрика Бергер первым делом позвонила Магнусу Боргшё, председателю правления «Свенска моргонпостен».

– Я заинтересована, – сказала она.

– Мы так и думали.

– Я намеревалась сообщить о своем решении сразу после пасхальных праздников, но тут, как вы понимаете, в редакции заварилась такая каша…

– Убийство Дага Свенссона. Сочувствуем вам, история неприятная.

– Тогда вы понимаете, что сейчас мне просто невозможно объявить, что я покидаю корабль.

Боргшё помолчал.

– Тогда у нас проблема, – сказал он наконец.

– Какая?

– Когда мы разговаривали в прошлый раз, то договорились, что вы начинаете работать у нас первого августа. Но проблема в том, что у главного редактора Хокана Морандера, которого вы замените, плохое состояние здоровья. У него больное сердце, и он должен сократить нагрузку на него. Пару дней назад Морандер говорил со своим врачом, и в выходные я узнал, что он увольняется с первого июля. Сначала мы планировали, что он останется до осени и вы сможете работать с ним параллельно весь август и сентябрь. Но теперь положение становится критическим. Эрика, вы необходимы нам с первого мая, в крайнем случае с пятнадцатого.

– Господи! Да это же всего несколько недель.

– И вы по-прежнему заинтересованы?

– Конечно… но у меня остается всего лишь месяц на то, чтобы завершить дела в «Миллениуме».

– Я знаю и сожалею, Эрика, но вы должны поднапрячься. К тому же одного месяца вполне достаточно, чтобы закончить дела в редакции, где всего полдюжины сотрудников.

– Но как я могу оставить их в самый разгар сумятицы?

– Вам придется оставить их в любом случае. Все дело в том, чтобы передвинуть срок на несколько недель.

– У меня есть несколько условий.

– Слушаю вас.

– Я хочу остаться в правлении «Миллениума».

– Это кажется мне неразумным. «Миллениум» – журнал небольшого масштаба, ежемесячный – и, можно сказать, наш конкурент.

– Ничего не поделаешь. Я не буду участвовать в редакционной работе журнала, но не хочу продавать свою долю совладельца, то есть остаюсь в правлении.

– Хорошо, об этом мы можем договориться.

Они условились встретиться с правлением на первой неделе апреля, обсудить детали контракта и подписать его.

Еще раз посмотрев список подозреваемых, которых они с Малин составили в выходные, Микаэль Блумквист испытал разочарование от «уже виденного». Список насчитывал тридцать семь человек, которых Даг Свенссон разоблачал в своей книге. Двадцать один из них, названные по имени, были заказчиками сексуальных услуг.

Тут Микаэлю вспомнилось, как два года назад он начал искать убийцу в Хедестаде и нашел ни много ни мало почти пятьдесят подозреваемых. Проанализировать, кто из них виновен, было безнадежным занятием.

В десять утра во вторник он махнул рукой Малин Эрикссон, делая знак зайти к нему в кабинет редакции, закрыл дверь и предложил ей сесть.

Помолчали. Выпили кофе. Наконец Микаэль протянул ей список из тридцати семи имен, составленный им в праздники.

– Что будем делать?

– Минут через десять давай посмотрим список с Эрикой. Затем постараемся обсудить одного за другим. Может быть, кто-то из списка имеет отношение к убийству.

– А как мы будем их отбирать?

– Думаю, нам надо сконцентрироваться на тех двадцати одном клиенте, что приведены в книге под своими именами. Им больше, чем другим, есть что терять. Я думаю пойти по следам Дага и встретиться с каждым из них.

– Ладно.

– Для тебя у меня есть два поручения. Во-первых, вот семь лиц, которые не идентифицированы, – два потребителя и пять торговцев. Твоя задача на ближайшее время – постараться выяснить, кто они такие. Кто-то из них фигурирует в диссертации Миа. Может быть, у нее есть ссылки, по которым можно установить, как их зовут.

– Хорошо.

– Во-вторых, мы слишком мало знаем о Бьюрмане, опекуне Лисбет. В газетах есть его краткая биография, но я подозреваю, что половина ее – вранье.

– Значит, надо покопаться в его подноготной.

– Именно. Копай везде, где сможешь.

В пять часов вечера раздался звонок от Харриет Вангер.

– Микаэль, ты можешь говорить?

– Могу, но недолго.

– Та девушка, что объявлена в розыск… это та самая, что помогла тебе меня найти?

Харриет Вангер и Лисбет Саландер никогда не встречались.

– Да, – ответил Микаэль. – Извини, что не выкроил время позвонить тебе и пересказать новости. Это действительно она.

– И что это предвещает?

– Для тебя… надеюсь, ничего.

– Но ведь она все обо мне знает и знает все, что произошло два года назад.

– Да, она знает все.

Харриет Вангер хранила молчание.

– Послушай, Харриет… Я не верю, что это она. Я не могу допустить ничего, кроме того, что она невиновна. Я полагаюсь на Лисбет Саландер.

– Но если верить тому, что пишут в газетах…

– Не надо в это верить. Тут все просто: она дала слово не выдавать тебя – и, я думаю, останется верна этому слову до конца жизни. Я считаю ее человеком твердых принципов.

– А если нет?

– Не знаю, Харриет. Я делаю все, что в моих силах, чтобы выяснить, что же произошло.

– Ладно.

– Не беспокойся.

– Я не беспокоюсь, но хочу быть готова к худшему. А как ты себя чувствуешь?

– Хуже некуда. С тех пор как произошло убийство, у меня ни минуты покоя.

Харриет Вангер опять помолчала.

– Микаэль… я сейчас в Стокгольме, улетаю завтра в Австралию на месяц.

– Вот как.

– Я остановилась в том же отеле.

– Просто не знаю. Я на части разрываюсь. Мне нужно всю ночь работать, и я вряд ли составлю тебе веселую компанию.

– Мне не требуется веселая компания. Приезжай, отдохни немного.

Домой Микаэль вернулся около часа ночи. Усталый, он подумал, не плюнуть ли на все и поспать, но включил ноутбук и зашел в свою почту. Ничего интересного не пришло.

Открыв папку «Лисбет Саландер», он обнаружил там новый документ, названный «Мику Блуму». Тот лежал рядом с документом «Для Салли».

Увидев документ, Микаэль испытал что-то вроде шока. «Она здесь. Лисбет Саландер заходила в мой компьютер. Может быть, она и сейчас подсоединена к нему», – пронеслось у него в голове, и он дважды щелкнул мышкой.

Блумквист и сам не знал, что ожидал увидеть: письмо, ответ, клятвы в невиновности, объяснения… Отклик Лисбет Саландер был обескураживающе короток и состоял из четырех букв.

Микаэль уставился на это имя.

Даг Свенссон говорил о Зале в их последнем телефонном разговоре за два часа до того, как был убит.

«Что она хочет этим сказать? Что Зала – связующее звено между Бьюрманом, Дагом и Миа? Каким образом? Почему? Кто он? Откуда он известен Лисбет Саландер? Какое отношение ко всему этому имеет она?» – размышлял Микаэль.

Он проверил информацию о документе и обнаружил, что тот создан около пятнадцати минут назад. Создателем документа значился Микаэль Блумквист. Значит, Лисбет создала документ в его компьютере при помощи его же лицензионной программы. Это было лучше, чем электронная почта, и не оставляло после себя адреса отправителя, по которому его можно было бы выследить. Хотя Микаэль и так был совершенно уверен, что выследить Лисбет Саландер в Сети никому не под силу. Это служило доказательством того, что сама Лисбет осуществила только что «насильственный захват» его компьютера – это был ее собственный термин.

Микаэль встал у окна, из которого открывался вид на ратушу, не в силах избавиться от ощущения, что в этот момент Лисбет Саландер наблюдает за ним, чуть ли не присутствует в комнате и смотрит на него с экрана компьютера. В принципе, она могла находиться в любом уголке земного шара, но он подозревал, что она в нескольких шагах. Где-нибудь в районе Сёдермальма, в радиусе километра от него.

Подумав, Микаэль снова сел за компьютер, создал новый документ в «Ворде» под названием «Салли-2» и поместил его на рабочем столе. Текст он составил в сильных выражениях.

Она действительно забралась к нему в ноутбук, потому что ответ пришел уже через минуту. На его рабочем столе появился новый документ, на сей раз под именем «Калле Блумквист», с текстом:

Микаэль поморщился. Лисбет поманила его пальцем и использовала прозвище, которое он терпеть не мог, что ей было хорошо известно. И при этом никаких наводок. Он быстро набрал текст следующего документа, «Салли-3», и оставил его на рабочем столе.

Ответа Микаэль впустую прождал несколько часов. В четыре часа утра, махнув рукой, он лег спать.