Было семь часов утра Великого четверга, когда прокурору Рихарду Экстрёму положили на стол официальное распоряжение о том, что он возглавит следствие по делу о двойном убийстве в Эншеде. Дежурный прокурор, сравнительно молодой и неопытный юрист, понял, что убийство в Эншеде – что-то особенное. Он позвонил и разбудил помощника прокурора своего лена, а тот, в свою очередь, связался с заместителем начальника ленной полиции. Вместе они решили поручить дело добросовестному и опытному прокурору, и таковым они сочли Рихарда Экстрёма, сорока двух лет.

Худощавый, подвижный мужчина с жидкими светлыми волосами и эспаньолкой был ростом сто шестьдесят семь сантиметров, поэтому носил ботинки на каблуках повыше и всегда безупречно одевался. Начав карьеру помощником прокурора в Уппсале, Экстрём был затем переведен в департамент юстиции, где стал экспертом по согласованию шведского законодательства и законодательства Европейского Сообщества, и так преуспел, что некоторое время занимал пост начальника отдела. Он обратил на себя особое внимание, расследуя организационные недостатки в осуществлении юридического правосудия и ратуя за усиление эффективности, а не за увеличение ресурсов, как обычно требовали полицейские службы. После четырех лет в департаменте юстиции Рихард перебрался в прокуратуру Стокгольма, где занимался несколькими делами в связи с нашумевшими ограблениями и преступлениями, сопряженными с грубым насилием.

В кругах государственной администрации Экстрём считался социал-демократом, но на самом деле партийно-политические вопросы его совершенно не интересовали. Средства массовой информации уже уделяли ему некоторое внимание, и в коридорах власти считалось, что начальство держит его на примете. Он был явно потенциальным кандидатом на более высокие должности, у него установились обширные связи в политических и полицейских кругах. Среди полицейских мнение о способностях Экстрёма не было единодушным. Разбирательства, которыми он занимался в департаменте юстиции, оттолкнули от него тех полицейских, которые считали увеличение личного состава полиции наилучшим способом укрепления правопорядка. С другой стороны, он был известен как человек, которому палец в рот лучше не класть, если он готовит дело к суду.

Когда Экстрём получил краткий доклад дежурных криминалистов о событиях прошедшей ночи в Эншеде, он сразу почувствовал, что это дело имеет большой потенциал и, безусловно, наделает много шума. Это не какое-то там примитивное убийство. Убитыми оказались ученый-криминолог в канун защиты диссертации и журналист. Последних он, в зависимости от ситуации, любил или ненавидел.

В начале восьмого Экстрём кратко переговорил по телефону с начальником уголовной полиции лена. В четверть восьмого он снял трубку и разбудил инспектора уголовного розыска Яна Бублански, известного среди коллег по прозвищу Констебль Бубла, то есть Пузырь. Собственно говоря, сейчас он был выходной на все праздники за счет скопившейся за прошлый год кучи переработанных часов, но сейчас его попросили прервать отдых и немедленно явиться в полицейское управление, чтобы возглавить расследование в Эншеде.

Пятидесятидвухлетний Бублански проработал в полиции больше половины жизни, с двадцати трех лет. Шесть лет он колесил в патрульной полицейской машине, работал в отделах по борьбе с торговлей оружием и воровством, а потом, после курсов повышения квалификации, был переведен в отдел по борьбе с насилием уголовной полиции лена. Скрупулезный подсчет показывал, что за последние десять лет он участвовал в расследовании тридцати трех убийств, умышленных или непредумышленных. В семнадцати из этих случаев Бублански возглавлял расследование, четырнадцать из них были раскрыты, два считались не вызывающими сомнения с полицейской точки зрения, что означало нехватку доказательств для суда, при полной уверенности полиции в отношении убийцы. Оставался еще один случай, теперь уже шестилетней давности, когда Бублански и его сотрудники потерпели неудачу. Имеется в виду дело об убийстве известного алкоголика и скандалиста, зарезанного у себя в квартире в Бергсхамре. Место преступления было эдаким компотом из отпечатков пальцев и следов ДНК, оставленных дюжиной собутыльников, которые в течение года выпивали и дебоширили в квартире. Бублански и его сотрудники были уверены, что убийцу надо искать в обширном кругу знакомых убитого, среди пьяниц и наркоманов, но, несмотря на их упорные усилия, убийце удалось ускользнуть от полиции. По сути дела, расследование было прекращено.

В общем и целом Бублански имел хорошие показатели раскрываемости и явно снискал уважение коллег.

В то же время сослуживцы считали, что он не без странностей. Отчасти это было связано с тем, что он был еврей и в отдельные праздники являлся в полицию в ермолке. Это повлекло за собой комментарий впоследствии уволившегося полицейского о том, что ермолка неуместна в той же мере, в какой был бы странен вид сотрудника, бегающего по коридору в тюрбане. Однако дебатов по этому поводу не последовало. Один журналист придрался к этому высказыванию и начал задавать вопросы, но полицейский поспешил убраться восвояси в служебный кабинет.

Бублански принадлежал к общине района Сёдер и заказывал вегетарианскую еду, если кошерная была недоступна. Однако он был не настолько ортодоксален, чтобы не работать по субботам. Бублански тоже быстро понял, что двойное убийство в Эншеде не относится к числу обыденных. Едва он появился на службе в начале девятого, как его тотчас отозвал в сторонку Рихард Экстрём.

– Дрянная история, похоже, – без предисловий начал Экстрём. – Убита пара: журналист и криминолог. Вдобавок нашел их тоже журналист.

Бублански кивнул. Это означало, что расследование будет под неусыпным надзором и контролем средств массовой информации.

– А если уж продолжать наступать на больную мозоль, то скажу, что обнаружил их Микаэль Блумквист из «Миллениума».

– Ну и ну, – отозвался Бублански.

– Тот самый, что наделал шума во время дела Веннерстрёма.

– А что известно о мотиве преступления?

– На данный момент ничего. Личности убитых в полицейских регистрах не фигурируют. Пара вполне пристойная. Девушка должна была защищать докторскую через несколько недель. Это расследование должно стать для нас первоочередным.

Бублански кивнул. Для него расследование убийства всегда было делом, не терпящим отлагательств.

– Мы создадим группу. Тебе нужно взяться за работу как можно скорее, а я позабочусь, чтобы ты был обеспечен всем необходимым. Твоими помощниками будут Ханс Фасте и Курт Свенссон. Еще к тебе перейдет Еркер Хольмберг. Он работает над убийством в Ринкебю, но там преступник, судя по всему, скрылся за границей. Он блестящий эксперт-криминалист, опытный специалист по сбору и анализу улик на месте преступления. Если нужно, можешь привлекать следователей из Главного управления уголовной полиции.

– Я хочу привлечь Соню Мудиг.

– Не слишком ли она молода?

Бублански вскинул брови и удивленно посмотрел на Экстрёма.

– Ей тридцать девять, то есть она всего несколькими годами моложе тебя. К тому же она очень сообразительная.

– Ладно, сам решай, кого тебе брать в группу, только не затягивай. Руководство уже интересовалось нами.

Это Бублански счел некоторой фантазией. В столь ранний час руководство еще вряд ли покончило с завтраком.

Всерьез полицейское расследование началось в девять, когда инспектор Бублански собрал свою группу в конференц-зале уголовной полиции лена. Оглядев собравшихся, он понял, что состав группы не вполне удовлетворителен.

Больше всего надежд он возлагал на Соню Мудиг, работавшую в полиции уже двенадцать лет. Четыре из них она была занята в отделе по расследованию насильственных преступлений; некоторые из этих расследований проводились под руководством Бублански. Тщательный и методичный работник, она, как заметил Бублански, обладала качествами, незаменимыми при расследовании самых сложных дел: воображением и ассоциативным мышлением. По крайней мере, в двух каверзных расследованиях Соне Мудиг удалось найти странные и даже притянутые за уши связи, на которые другие не обратили внимания и которые привели к прорыву в расследовании. А еще Соня Мудиг обладала тем прохладно-интеллектуальным типом чувства юмора, который особенно ценил Бублански.

Его также радовало, что в группу вошел Еркер Хольмберг, пятидесятипятилетний сотрудник родом из Онгерманланда. Это был неуклюжий зануда, полностью лишенный фантазии, делавшей Соню Мудиг бесценной. Однако Хольмберг был, по мнению Бублански, лучшим в Швеции экспертом-криминалистом. В минувшие годы они работали вместе над различными делами, и Бублански был твердо убежден в том, что Хольмберг всегда найдет следы преступления на месте, где оно совершено, если хоть какие-нибудь были оставлены. Вот почему главной задачей сейчас было начать работу в квартире в Эншеде.

Курт Свенссон был, в сущности, не знаком Бублански. Молчаливый, крепкого сложения мужчина, с такой короткой стрижкой белокурых волос, что казался лысым. Ему было тридцать восемь, и он недавно перешел сюда из полицейского отделения Хюддинге, где много занимался организованной преступной деятельностью. По слухам, он обладал грубым чувством юмора и тяжелой рукой, что могло служить образным описанием методов, возможно применяемых к подследственным и не вполне совместимых с полицейским уставом. Однажды, лет десять назад, Курта Свенссона обвинили в применении грубых мер воздействия, что привело к расследованию, которое, однако, признало его невиновным по всем пунктам.

Но известность пришла к нему в связи с совершенно другим случаем. В октябре 1999 года Курт Свенссон с напарником поехал в Альбу за местным дебоширом, которого надо было привезти на допрос. Этот хулиган уже был известен полиции: в течение нескольких лет он держал соседей в страхе, и на него много раз жаловались за угрожающее для соседей поведение. Теперь в полицию поступил сигнал, что он якобы ограбил видеомагазин в Норсборге. Это совершенно рядовое задержание получило злополучное развитие, когда хулиган, вместо того чтобы послушно следовать за полицейскими, выхватил нож. Защищаясь, напарник получил несколько ножевых ран в ладони и лишился большого пальца левой руки. Затем преступник переключил внимание на Курта Свенссона, и тот впервые за всю свою профессиональную жизнь пустил в ход служебное оружие. Он сделал три выстрела: первый был предупредительный, второй дан на поражение. Как ни странно, он промахнулся, хотя их разделяло не больше трех метров. Третья пуля, к несчастью, угодила в середину корпуса и разорвала артерию. Через несколько минут задержанный умер от потери крови. Расследование происшедшего затянулось, но в конце концов сняло всю ответственность с Курта Свенссона, что привело к полемике в средствах массовой информации, в особенности к обсуждению монопольного права государства на насилие. Тогда имя Курта Свенссона ставилось в один ряд с именами двух полицейских, забивших насмерть Осмо Валло.

Сначала у Бублански были некоторые сомнения по поводу Курта Свенссона, но по прошествии шести месяцев у него не появилось никаких оснований для нареканий. Более того, Бублански зауважал Свенссона за его немногословный профессионализм.

Последним членом команды Бублански стал Ханс Фасте, сорокасемилетний ветеран отдела борьбы с насилием, отработавший в нем уже пятнадцать лет. Именно из-за него Бублански был не вполне доволен составом группы. Подключение Ханса имело свои плюсы и минусы. К плюсам относилась опытность Фасте, его умение работать над сложными делами. Минусами Фасте Бубласки считал эгоцентризм и привычку громко хохотать, действующую на нервы любому нормальному человеку, а больше всего самому Бублански. Некоторые черты характера и привычки Фасте он просто не выносил. Ладно, если держать его в узде, он – вполне квалифицированный следователь. К тому же Фасте был кем-то типа ментора для Курта Свенссона, которому гогот Ханса вроде не докучал. Они часто становились напарниками в ходе расследований.

На собрание группы также позвали дежурного криминального инспектора Аниту Нюберг, чтобы проинформировать собравшихся о допросе Микаэля Блумквиста прошедшей ночью, а также комиссара полиции Освальда Мортенссона – сообщить о том, что было на месте преступления, когда они приехали по вызову. Оба были измотаны, им не терпелось поскорее попасть домой и поспать, но Анита Нюберг уже достала фотографии с места происшествия и пустила их по кругу среди сидящих.

После тридцатиминутного совещания ход событий был в основном ясен. Бублански подытожил информацию:

– Отдавая отчет в том, что техническое обследование места преступления продолжается, можно предположить, что события развивались следующим образом… Неизвестный, не замеченный ранее соседями или другими свидетелями, проник в квартиру в Эншеде и убил пару, Свенссона и Бергман.

– Пока не установлено, является ли найденный там револьвер орудием убийства, но он уже направлен в государственную криминалистическую лабораторию, – вторглась Анита Нюберг. – Это сейчас первоочередное. Мы также нашли часть пули, выпущенной в Дага Свенссона, в сравнительно неповрежденном состоянии в стене между гостиной и спальней. А вот от пули, поразившей Мию Бергман, остались одни фрагменты, так что их практически невозможно использовать.

– Спасибо за сообщение. «Кольт», эту проклятую ковбойскую «пушку», надо просто запретить. Известен его серийный номер?

– Пока нет, – ответил Освальд Мортенссон. – Я послал оружие и фрагмент пули в государственную криминалистическую лабораторию прямо с места преступления. Уж лучше они возьмутся за это, чем я начну их трогать.

– Хорошо. Я еще не успел съездить на место преступления, но вы двое там были. Какие у вас заключения?

Анита Нюберг и Освальд Мортенсон переглянулись, и Нюберг предоставила старшему коллеге говорить за них двоих.

– Прежде всего, мы считаем, что убийца – одиночка и что это чистой воды расправа. У меня такое чувство, что у преступника была серьезная причина для убийства Свенссона и Бергман и что он действовал решительно.

– А на чем основано ваше чувство? – спросил Ханс Фасте.

– В квартире полный порядок, все прибрано. Не могло и речи быть об ограблении, рукоприкладстве или чем-то подобном. А главное – было сделано всего два выстрела, оба нацелены в голову и попали точно в цель. Значит, стрелявший – человек, хорошо владеющий оружием.

– Так.

– Если взглянуть на схему, реконструирующую события, то получается, что мужчина, Даг Свенссон, был убит с очень близкого расстояния; возможно, ствол револьвера упирался ему в голову. Вокруг входного отверстия видны следы ожогов. Скорее всего, он погиб первым. Выстрелом его отбросило в сторону мебели. Убийца стоял, вероятно, на пороге в прихожей или же при входе в гостиную.

– Ясно.

– По свидетельству соседей, выстрелы последовали один за другим с интервалом в несколько секунд. В Мию Бергман стреляли из холла. Вероятно, она стояла в дверях спальни и пыталась увернуться. Пуля вошла под ухом и вышла прямо над правым глазом. Выстрел отбросил ее в спальню, где ее и нашли. Она упала головой к спинке кровати и сползла на пол.

– Выстрел, сделанный уверенной рукой, – подтвердил Фасте.

– Более того, не найдено следов, указывающих на то, что убийца зашел в спальню проверить, убил ли он женщину. Точно зная, что попал в цель, он повернулся и вышел из квартиры. Итак: два выстрела, двое убитых – и сразу давать деру. Еще…

– Что?

– Не хотелось бы забегать вперед результатов технической экспертизы, но мне кажется, убийца пользовался охотничьими боеприпасами. Смерть, по всей вероятности, наступила мгновенно. У обоих жертв страшные повреждения.

На короткое время воцарилось молчание. Никому из присутствующих не хотелось начинать дискуссию по этому поводу. Дело в том, что существует два типа пуль. Первый – твердые оболочечные – проходят тело насквозь и производят сравнительно небольшие повреждения. Второй тип – мягкие пули – разрываются в теле и вызывают обширные повреждения. Между попаданием девятимиллиметровой пули и той, что разворачивается в теле на два-три сантиметра, большая разница. Пули второго типа называются охотничьими, или экспансивными, их цель – вызвать обширное кровотечение, что считается гуманным, например, при охоте на лосей, так как добыча умирает довольно быстро и безболезненно. Международное законодательство запрещает использовать подобные пули в военных целях, поскольку пораженный разрывной пулей человек почти всегда умирает, куда бы он ни был ранен.

Два года назад шведская полиция рассудила, что ей необходимо ввести такие пули в свой арсенал. Неясно, для чего это было сделано. Ясно лишь, что, например, если бы известный на всю страну демонстрант Ханнес Вестберг, раненный в живот во время демонстрации в Гётеборге в 2001 году, получил охотничью пулю, он не выжил бы.

– Значит, стреляли, чтобы убить, – произнес Курт Свенссон.

Он, конечно, имел в виду случившееся в Эншеде, но в то же время выражал точку зрения в безмолвной дискуссии, шедшей за столом.

Оба, Анита Нюберг и Освальд Мортенссон, кивнули.

– Оттого и невероятный временной расклад, – заметил Бублански.

– Точно. Выстрелив, убийца сразу покинул квартиру, сбежал по лестнице, бросил оружие и скрылся в ночи. Тотчас же – речь шла, наверное, о нескольких секундах – приехал на машине Микаэль Блумквист с сестрой.

– Хм-м, – пробормотал Бублански.

– Может быть, убийца скрылся через подвал? Там есть боковая дверь. Он мог выйти на задний двор, пересечь газон и выйти на параллельную улицу. Но это при условии, что у него был ключ от подвала.

– Есть ли основания предполагать, что он исчез этим путем?

– Нет.

– И у нас нет ни малейшей зацепки, из которой можно было бы исходить, – заметила Соня Мудиг. – Вопрос: зачем он бросил оружие? Возьми он его с собой или выбрось где-то подальше от дома, мы бы не скоро его нашли.

Все пожали плечами, на этот вопрос никто не мог ответить.

– А можно ли доверять сказанному Блумквистом? – спросил Ханс Фасте.

– Он был явно в шоке от случившегося, – сказал Мортенссон, – но действовал правильно и разумно. Он производит впечатление человека, слова которого достоверны. Сестра подтвердила телефонный звонок, разговор и поездку на машине. Не думаю, что он замешан в убийстве.

– Он знаменитый журналист, – заметила Соня Мудиг.

– Пресса еще устроит из этого представление, – согласился Бублански. – Тем больше у нас оснований раскрыть это дело как можно быстрее. Ладно… Еркер, тебе, конечно, придется заняться обследованием места преступления и соседями. Фасте и ты, Курт, будете работать с информацией о жертвах: кто они такие, чем занимались, каков круг их знакомых, у кого мог быть повод убить их. Соня, мы с тобой посмотрим показания свидетелей, полученные ночью. Затем ты скомпонуешь почасовую роспись того, чем занимались Даг Свенссон и Миа Бергман в течение последних суток перед убийством. Наше следующее совещание состоится в четырнадцать тридцать.

Микаэль Блумквист начал с того, что сел за тот письменный стол в редакции, который этой весной был предоставлен в пользование Дага Свенссона. Некоторое время он неподвижно просидел, как будто не мог собраться с силами и заняться делом, затем включил компьютер.

У Дага Свенссона был свой собственный лэптоп, и он чаще всего работал на нем дома. Но в редакции он тоже сидел, обычно пару раз в неделю, в последнее время чаще. В «Миллениуме» у него был старенький «Макинтош G3», стоявший на столе и предназначенный для работы временных сотрудников. Микаэль включил его. Там было много всякого разного материала, с которым работал Даг. В основном он использовал компьютер, чтобы лазать по Интернету, но были там и папки, в которые он копировал материал из лэптопа. Еще у Свенссона хранились два диска с полным архивом сделанного, запертые в ящике письменного стола. Каждый день Даг делал копию нового и обновленного материала. Последние дни он не заходил в редакцию, поэтому запасные копии заканчивались на субботе, то есть недоставало еще трех дней.

Микаэль сделал копию диска и запер ее в сейфе в своем кабинете. Затем он потратил минут сорок пять на то, чтобы просмотреть содержимое оригинального диска. Там было не менее тридцати папок и несчетное число подпапок. Все вместе это составляло собрание данных, накопленных Дагом Свенссоном за четыре года по теме «Трафикинг». Микаэль просмотрел названия документов в поисках того, который мог бы содержать явно засекреченный материал, а именно, имена источников информации. Он обратил внимание на то, что Даг был педантично аккуратен с источниками – весь материал такого рода был собран в папке под названием «Источники. Секретно». В ней было сто тридцать четыре документа разного объема, обычно малого. Микаэль пометил их все и затем уничтожил, но не посредством мусорной корзины, а с помощью программы «сжечь», которая уничтожала всю информацию байт за байтом.

Затем он принялся за электронную почту. В «Миллениуме» у Дага был свой собственный временный электронный адрес с окончанием millenium.se, которым он пользовался как в редакции, так и со своего лэптопа. Был у него и свой собственный пароль, но с этим Микаэль справился без труда, так как права администратора давали ему мгновенный доступ ко всему почтовому серверу издательства. Он скачал всю электронную почту Дага Свенссона на CD-диск.

В довершение всего Микаэль занялся кучей бумаг, скопившихся за все время у Дага. Это были разные ссылки, заметки, газетные вырезки, судебные решения и просто письма. Чтобы заведомо подстраховаться, Блумквист пошел к копировальной машине и снял копию со всего, что выглядело важным. Получилось около тысячи страниц, что отняло у него почти три часа времени. Из всего материала Микаэль отобрал то, что могло иметь отношение к секретным источникам. Так образовалась пачка страниц в сорок, в основном записи из блокнота формата А4, хранившегося в запертом ящике его письменного стола. Весь этот материал Микаэль положил в конверт и отнес к себе в кабинет. Весь остальной материал, относящийся к проекту Дага Свенссона, остался на письменном столе.

Только теперь, переведя дух, Микаэль спустился в «Севен-илевен», выпил кофе и съел кусок пиццы. Он ошибочно полагал, что в любой момент может появиться полиция и исследовать рабочий стол Дага Свенссона.

О первом неожиданном прорыве в ходе расследования Бублански узнал в начале одиннадцатого утра, когда позвонил доцент Леннарт Гранлунд из Государственной криминально-технической лаборатории в Линчёпинге.

– Я звоню по поводу двойного убийства в Эншеде.

– Так быстро?

– Мы получили оружие сегодня рано утром, и хотя мой анализ не готов полностью, я хочу сообщить вам кое-что интересное.

– Отлично. Расскажите, что выяснили, – вежливо попросил Бубла.

– Это револьвер марки «Кольт .45 магнум», изготовлен в США в 1981 году.

– Так.

– Отпечатки пальцев и, возможно, ДНК сохранились, но их анализ займет некоторое время. Мы также изучили пули, которыми была убита пара. Как и можно было ожидать, пули соответствовали револьверу. Так часто бывает, если оружие найдено на лестнице неподалеку от места убийства. От пуль остались только кусочки, но один фрагмент оказался достаточен для сравнения. Так что с большой вероятностью это орудие убийства.

– Револьвер, вероятно, нелегальный? Серийный номер прочитывается?

– Оружие вполне легально. Его владелец – адвокат Нильс Эрик Бьюрман, купивший револьвер в 1983 году. Он член Полицейского стрелкового клуба и проживает на улице Уппландсгатан около Уденплана.

– Слушайте, что за чертовщина?

– Мы также обнаружили несколько отпечатков пальцев на оружии. Они принадлежат, по крайней мере, двум лицам.

– Вот как?

– Можно предположить, что одни из них принадлежат Бьюрману, разве что револьвер был украден или продан, но информацией об этом мы не располагаем.

– Ага. Значит, у нас, выражаясь полицейским языком, появилась зацепка.

– Отпечатки пальцев другого лица нашлись в полицейском регистре. Там были указательный и большой пальцы правой руки.

– И кто это?

– Женщина, дата рождения тридцатое апреля семьдесят восьмого года. Ее взяли в связи с дракой в Старом городе в Стокгольме в 1995 году, и тогда же сняли отпечатки пальцев.

– Имя есть?

– Конечно. Лисбет Саландер.

Констебль Бубла, удивленно подняв брови, записал имя и личный номер, продиктованный ему, в блокноте на письменном столе.

Микаэль Блумквист вернулся в редакцию с позднего ланча, прошел в свой кабинет и плотно прикрыл дверь в знак того, что ему нельзя мешать. Пока что у него не было времени разобраться с информацией, содержащейся в электронной почте и заметках Дага Свенссона. Теперь он был вынужден просмотреть как книгу, так и статьи совершенно другими глазами, зная, что их автор мертв, а значит, не сможет ответить на заковыристые вопросы.

Ему надо было решить, годится ли книга к изданию в будущем. Еще ему предстояло выяснить, было ли что-то в материалах, что могло послужить поводом для убийства. Включив свой компьютер, он засел за работу.

У Яна Бублански состоялся короткий разговор с начальником следственного отдела Рихардом Экстрёмом, во время которого шеф был проинформирован о результатах экспертизы Государственной криминалистической лаборатории. Они приняли решение, что Бублански и Соня Мудиг посетят адвоката Бьюрмана для беседы, которая может перейти в допрос или даже арест, если того потребует ситуация. Тем временем сотрудники Ханс Фасте и Курт Свенссон должны сосредоточиться на Лисбет Саландер и попытаться выяснить, как ее отпечатки пальцев могли оказаться на орудии убийства.

Поиск Бьюрмана не предвещал особых проблем. Его адрес был вписан в регистры налогоплательщиков, владельцев оружия и автомашин. К тому же он просто-напросто был указан в телефонном каталоге. Бублански и Мудиг поехали к Уденплан и успели проскочить в подъезд по Уппландсгатан, когда туда вошел молодой человек, появившийся одновременно с ними.

На этом везение кончилось. Они позвонили в дверь, но никто не открыл. Тогда они отправились в контору Бьюрмана на площади Сакт-Эриксплан и повторили попытку с тем же успехом.

– Может быть, он в суде, – предположила Соня Мудиг.

– А может, смылся в Бразилию, пристрелив двоих, – парировал Бублански.

Соня кивнула и искоса взглянула на коллегу. Ей нравилось работать с ним в паре. Не будь они оба счастливы в семейной жизни и не имей она к тому же парочку детей, можно было бы и пофлиртовать с ним.

Поглядев на латунные таблички с именами на соседних по площадке дверях, Соня выяснила, что ближайшие соседи – это зубной врач Нурман, некая контора под названием «Н-Консалтинг» и адвокат Руне Хоканссон.

Они постучались к Хоканссону.

– Здравствуйте. Моя фамилия Мудиг, а это инспектор уголовного розыска Бублански. Мы из полиции, по делу к вашему коллеге адвокату Бьюрману. Вы случайно не знаете, где его можно застать?

Хоканссон покачал головой.

– Последнее время я его редко видел. Два года назад он серьезно заболел и почти положил конец работе. Табличка все еще висит на двери, но он бывает здесь не чаще, чем раз в два месяца.

– Он что же, серьезно болен? – спросил Бублански.

– Точно не знаю. Всегда был полон энергии, а потом вдруг заболел. Может быть, рак или что-то подобное… Я с ним едва знаком.

– Вы думаете или знаете, что у него рак? – спросила Соня Мудиг.

– В общем… не знаю. У него была секретарша Бритт Карлссон, а может, Нильссон, как-то так. Пожилая женщина. Он ее уволил. Так вот, она мне рассказала, что он заболел, но чем именно, я не знаю. Это случилось весной две тысячи третьего года. Когда я повстречал его уже в конце года, он постарел почти на десять лет, выглядел измученным и стал совсем седой. Ну, вот я и подумал… А что? У него неприятности?

– Нет, не думаю, – ответил Бублански. – Нам он нужен по срочному делу.

Они вернулись к квартире на Уденплан и снова понажимали дверной звонок. Безрезультатно. Наконец Бублански достал свой мобильник и набрал номер мобильного телефона Бьюрмана. В ответ он услышал: «Вызываемый абонент в настоящее время недоступен, пожалуйста, позвоните позже».

Он попробовал домашний номер телефона. На лестничной площадке послышались слабые звонки, затем телефонный ответчик попросил оставить сообщение. Переглянувшись, оба пожали плечами.

Был час дня.

– Может быть, кофе?

– Уж лучше гамбургер.

Они прогулялись до «Бургер Кинг» на Уденплан. Соня Мудиг заказала воппер, а Бублански взял вегетарианский бургер. Затем они вернулись в полицейское управление.

Прокурор Экстрём назначил совещание на два часа дня в своем кабинете. Расселись за столом: Бублански и Мудиг сели рядом, спиной к окну, Курт Свенссон пришел через пару минут и расположился напротив них. Еркер Хольмберг принес поднос, уставленный бумажными стаканчиками с кофе. Он съездил ненадолго в Эншеде и собрался вернуться туда позже, во второй половине дня, когда техники закончат свою работу.

– А где Фасте? – спросил Экстрём.

– Он в социальном ведомстве, звонил минут пять назад, сказал, что немного задержится, – ответил Курт Свенссон.

– Ладно. Тогда начнем. Что у нас есть? – без церемоний открыл обсуждение Экстрём и кивнул Бублански.

– Мы искали адвоката Нильса Бьюрмана. Ни дома, ни в конторе его не было. Его коллега-адвокат рассказал, что тот заболел два года назад и с тех пор практически свернул адвокатскую практику.

Соня Мудиг продолжила:

– Бьюрману пятьдесят шесть лет, в уголовных регистрах не числится. Как адвокат, он обслуживает предпринимателей. Узнать о нем больше подробностей я не успела.

– Но он владелец оружия, использовавшегося в Эншеде.

– Это так. У него есть лицензия на право владения оружием, и он член Полицейского стрелкового клуба, – добавил Бублански. – Я разговаривал с Гуннарссоном из оружейного отдела – он председатель клуба и хорошо знает Бьюрмана. Тот вступил в клуб в 1978 году и исполнял обязанности казначея в правлении клуба в период с 1984 по 1992 год. Гуннарссон отзывается о Бьюрмане как об отличном стрелке, спокойном, здравомыслящем человеке, без каких-либо странностей.

– Оружием интересовался?

– Гуннарссон сказал, что Бьюрмана, похоже, больше интересовало общение в клубе, чем сама стрельба. Ему нравилось стрелять по мишени, но оружие не было для него культом. В 1983-м он участвовал в Национальном стрелковом чемпионате и занял тринадцатое место. Последние десять лет забросил стрельбу, появляясь лишь на ежегодных собраниях и тому подобных встречах.

– А у него есть еще оружие?

– С момента зачисления в стрелковый клуб он получил лицензии на владение четырьмя единицами ручного оружия. Кроме «Кольта», у него были «Беретта», «Смит-энд-Вессон» и спортивный пистолет марки «Рапид». Десять лет назад все три пистолета были проданы в клубе, и лицензии перешли к другим членам. Здесь полная ясность.

– Но нам неизвестно, где он находится.

– Верно. Но мы начали искать его сегодня в десять утра, а он, возможно, пошел погулять в Юргорден или лежит в больнице.

В этот момент в дверях показался запыхавшийся Ханс Фасте.

– Извините за опоздание. Можно сразу к делу?

Экстрём жестом разрешил.

– Имя Лисбет Саландер представляет для нас большой интерес. Я провел все время в социальном ведомстве и опекунском совете. – Он стянул с себя кожаную куртку и повесил ее на спинку стула, а потом сел и открыл блокнот.

– В опекунском совете? – переспросил Экстрём, нахмурив брови.

– Это на редкость непутевая девица, – объявил Ханс Фасте. – Она объявлена недееспособной, и над нею учреждено опекунство. Угадайте, кто ее опекун. – Он сделал рассчитанную на эффект паузу. – Адвокат Нильс Бьюрман, чьим оружием совершено убийство в Эншеде.

Брови поднялись от удивления буквально у всех.

Минут пятнадцать Ханс Фасте делился с присутствующими информацией, собранной о Лисбет Саландер.

– Вот что мы имеем, – суммируя, сказал Экстрём, когда Фасте закончил. – Отпечатки пальцев на орудии убийства принадлежат женщине, в юности помещавшейся в психиатрические клиники и, вполне возможно, зарабатывавшей на жизнь проституцией, признанной судом недееспособной и склонной к насилию, что подтверждается документально. Какого черта она вообще разгуливает по улицам?

– Еще в начальной школе у нее была замечена склонность к насилию, – пояснил Фасте. – Ее уже тогда считали психически неуравновешенной.

– Но пока мы не видим прямой связи между нею и парой в Эншеде. – Экстрём постучал по столу кончиками пальцев. – Ну, ладно, может быть, это двойное убийство и не окажется супертрудным. Есть у нас адрес Саландер?

– Она зарегистрирована по адресу на Лундагатан в Сёдермальме. Налоговое управление располагает сведениями, что она время от времени получала зарплату в охранном агентстве «Милтон секьюрити».

– А что, черт возьми, она для них делала?

– Понятия не имею. Выплачиваемое ими вознаграждение было весьма скромным. Наверное, работала уборщицей или кем-то в том же роде.

– Хм, – кашлянул Экстрём. – Это легко выяснить. Но сейчас у меня такое чувство, что нам надо срочно найти Саландер.

– Согласен, – отозвался Бублански. – Детали обсудим потом. Мы уже продвинулись настолько, что у нас есть подозреваемый. Фасте, поезжайте с Куртом на Лундагатан и постарайтесь задержать Саландер. Будьте осторожны, мы ведь не знаем, есть ли у нее еще оружие и насколько она опасная психопатка.

– Ладно.

– Бубла, – прервал Экстрём. – Директора «Милтон секьюрити» зовут Драган Арманский. Я встречал его несколько лет назад в связи с одним расследованием. Он парень что надо. Поезжай к нему и лично поговори о Саландер. Ты еще можешь успеть застать его до конца рабочего дня.

Бублански недовольно поморщился: во-первых, Экстрём употребил в обращении к нему прозвище, а во-вторых, его предложение звучало как приказ. Но он коротко кивнул и перевел взгляд на Соню Мудиг.

– Мудиг, тебе придется продолжать поиски адвоката Бьюрмана. Постучи к его соседям. Я считаю, его тоже надо поскорее найти.

– Хорошо.

– Надо раскопать, что связывало Саландер и пару в Эншеде. Еще надо выяснить, как Саландер перемещалась в Эншеде до и после убийства. Еркер, возьми ее фотографии и поговори с соседями убитых. Зайди к ним вечером. Возьми в помощь несколько ребят в форме.

Бублански на секунду замолк и почесал в затылке.

– Черт побери! Еще немного удачи, и мы покончим с этим делом уже вечером. А я-то думал, это будет долгая морока…

– Да, вот еще что… – добавил Экстрём. – Журналисты наседают. Я пообещал провести пресс-конференцию в три часа. Я справлюсь, если мне поможет кто-нибудь из полицейской пресс-службы. Возможно, часть журналистов будет названивать прямо вам. Так вот, про Саландер и Бьюрмана пока ни слова.

Все кивнули.

Драган Арманский думал уйти с работы пораньше. Был Великий четверг, и они с женой планировали на все пасхальные праздники уехать на дачу в Блидё. Он уже застегнул портфель и надел пальто, как вдруг ему позвонили из приемной внизу и сказали, что его ищет инспектор уголовного розыска Ян Бублански. Арманский не был знаком с Бублански, но уже одного того факта, что явился полицейский, искавший встречи с ним, было достаточно, чтобы, вздохнув, повесить пальто обратно. У Драгана не было ни малейшего желания принимать посетителя, но «Милтон секьюрити» не могла себе позволить игнорировать полицию. Он вышел встретить Бублански в коридоре у лифта.

– Спасибо, что вы готовы уделить мне время, – начал инспектор. – Мой шеф, прокурор Рихард Экстрём, передает вам привет.

Они пожали руки.

– С Экстрёмом мне доводилось сотрудничать пару раз, теперь уже несколько лет тому назад. Может быть, кофе?

Арманский задержался у кофейного автомата и наполнил два стаканчика, затем открыл дверь своего кабинета и предложил Бублански занять место в удобном кресле для посетителей у столика перед окном.

– Арманский… русская фамилия? – полюбопытствовал Бублански. – У меня ведь тоже на «ски».

– Мои предки приехали из Армении. А ваши?

– Из Польши.

– Чем могу быть полезен?

Бублански вынул блокнот и раскрыл его.

– Я работаю над расследованием убийства в Эншеде. Полагаю, вы слышали об этом сегодня в новостях?

Арманский кивнул.

– Экстрём сказал, что вы не станете разглашать информацию.

– При моей работе не стоит ссориться с полицией. Я умею молчать.

– Хорошо. В настоящее время мы разыскиваем одного человека, который раньше работал у вас. Ее имя Лисбет Саландер. Вы знаете ее?

Арманский почувствовал спазм в животе, но виду не понял.

– А почему вы ищете фрёкен Саландер?

– Можно сказать, что она представляет интерес для расследования.

Спазм в животе Арманского усилился и причинял физическую боль. Уже с первого дня встречи с Лисбет Саландер у него зародилось ощущение, что вся ее жизнь устремлена к какой-то катастрофе, но Драган всегда представлял себе Лисбет в роли жертвы, а не преступницы. Его лицо все еще не выдавало эмоций.

– Значит, вы подозреваете Лисбет Саландер в двойном убийстве в Эншеде? Я правильно уловил?

Бублански, поколебавшись, кивнул.

– Что вы можете рассказать о Саландер?

– А что вы хотите знать?

– Во-первых, как ее найти?

– Она живет на Лундагатан. Точный адрес у меня записан. Еще у меня есть номер ее мобильного телефона.

– Адрес мы знаем, а вот номер мобильника представляет интерес.

Арманский подошел к письменному столу, нашел номер телефона и громко продиктовал. Бублански записал.

– Она у вас работает?

– Она выполняла для меня работу время от времени как индивидуальный предприниматель. Это началось в 1998 году, и вот уже года полтора она ничего для меня не делает.

– Какого рода работа ей поручалась?

– Сбор сведений.

Бублански приподнял голову от блокнота и удивленно приподнял брови.

– Сбор сведений? – повторил он.

– Точнее, изучение обстоятельств, связанных с той или иной личностью.

– Послушайте… а мы говорим об одной и той же девушке? – спросил Бублански. – Лисбет Саландер, которую мы ищем, не получала даже аттестата об окончании школы и признана недееспособной.

– Теперь это уже не называется недееспособностью, – мягко исправил Арманский сказанное гостем.

– Наплевать на то, как это называется. Девица, которую мы ищем, характеризуется в документах как психически неуравновешенная и склонная к насилию. Социальное ведомство ознакомило нас с рапортом, где указано, что в конце девяностых годов она занималась проституцией. Ничто в ее бумагах не свидетельствует о том, что она способна выполнять квалифицированную работу.

– Одно дело бумаги, другое – люди.

– То есть вы хотите сказать, что она способна изучать обстоятельства, связанные с другими личностями?

– Более того. Она, безусловно, была лучшим работником по сбору сведений – лучшим из всех, кого я когда-либо встречал.

Бублански медленно положил ручку и нахмурился.

– Уж не значит ли это, что вы… уважаете ее?

Арманский опустил голову, разглядывая свои руки. Этот вопрос обозначал рубеж. Он всегда знал, что рано или поздно Лисбет Саландер попадет в какую-нибудь заваруху. Он решительно был не способен представить себе, как она могла оказаться замешанной в двойном убийстве в Эншеде – в роли убийцы или еще кого-то, – но отдавал себе отчет в том, что очень мало знает о ее личной жизни. В чем она оказалась замешанной? Арманский вспомнил ее неожиданное появление у него в кабинете, когда она туманно оповестила, что у нее есть деньги на жизнь и что в работе она не нуждается.

Единственным разумным и удобоваримым в данный момент было бы отмежеваться от Лисбет Саландер – как ему лично, так и «Милтон секьюрити». У Арманского промелькнула мысль, что Лисбет едва ли не самый одинокий человек из всех, кого он знает.

– Я уважаю ее способности. О них вы ничего не найдете в аттестатах и характеристиках.

– Значит, вам известно ее прошлое?

– Знаю, что над ней назначено опекунство и что у нее было тяжелое детство.

– А вы все равно взяли ее на работу.

– Именно поэтому и взял.

– Поясните.

– Ее прежний опекун, Хольгер Пальмгрен, был адвокатом старика Ю. Ф. Милтона. Он взял ее под свое крыло, еще когда она была подростком, и это он уговорил меня дать ей работу. Сначала я поставил ее сортировать почту, работать на копировальной машине и тому подобное. Затем у нее обнаружились скрытые таланты. А рапорт в социальное ведомство о том, что она, возможно, занималась проституцией, вообще можете забыть. Это полная чушь. В подростковом возрасте у нее были трудности, и характер у нее малость несдержанный, но ведь это еще не преступление. А уж проституция – последнее, чем она бы занялась.

– Ее нового опекуна зовут Нильс Бьюрман.

– Я его никогда не встречал. Два года назад у Пальмгрена произошло кровоизлияние в мозг, а вскоре после этого Лисбет Саландер перестала на меня работать. Последнее задание для меня она выполнила полтора года назад.

– Почему вы перестали давать ей поручения?

– Это не я перестал. Она оборвала со мной все контакты и уехала за границу без всяких объяснений.

– Уехала за границу?

– Да, ее не было почти год.

– Этого не может быть. Адвокат Бьюрман посылал ежемесячные отчеты о ней весь год. У нас в полицейском управлении в Кунгсхольмене есть их копии.

Арманский пожал плечами и ухмыльнулся.

– Когда вы видели ее в последний раз?

– Примерно два месяца назад, в начале февраля. Явилась вдруг, как из-под земли, с визитом вежливости, а я о ней уже больше года не слышал. Весь прошлый год она провела за границей, путешествовала по Азии и району Карибов.

– Простите, но я несколько озадачен. Направляясь сюда, я был убежден, что Лисбет Саландер – психически нездоровая девушка, не получившая даже аттестата об окончании средней школы и находящаяся под опекой. Потом вы рассказали, что наняли ее для сбора сведений и она проявила себя высококвалифицированным сотрудником, что она индивидуальный предприниматель, заработавший достаточно денег, чтобы уйти на год в отпуск и поездить вокруг света, – а ее опекун даже не начал волноваться! Что-то тут не сходится.

– Когда речь идет о Лисбет Саландер, много чего не сходится.

– Хочу вас спросить: а что вы сами о ней думаете?

Арманский на секунду задумался.

– Она из тех редких людей, которые способны вывести вас из себя своей непреклонностью, – сказал он наконец.

– Непреклонная?

– Она не сделает абсолютно ничего такого, что ей не хочется делать. Ей совершенно наплевать на то, что о ней думают другие. У нее чрезвычайно острый ум, и она ни на кого не похожа.

– Сумасшедшая?

– Какой смысл вы вкладываете в это слово?

– Способна ли она умышленно убить двух человек?

Арманский надолго задумался.

– Мне очень жаль, – сказал он наконец, – но я – циник. Я думаю, каждый человек обладает врожденной способностью убить другого: от отчаяния, из ненависти или при самозащите.

– То есть вы не считаете, что в ее случае это исключено.

– Лисбет Саландер ничего без причины не делает. Если она кого-то убила, значит, считала, что у нее для этого веские основания. Позвольте спросить… на чем основываются подозрения, что она замешана в убийстве в Эншеде?

Бублански секунду колебался, потом посмотрел в глаза Арманскому.

– Абсолютно конфиденциально.

– Безусловно.

– Орудие убийства принадлежит ее опекуну, и на нем имеются отпечатки ее пальцев.

Арманский стиснул зубы. Да, это было очень серьезно.

– Я слышал об убийстве лишь в утренней программе новостей. Из-за чего оно? Наркотики?

– А она имеет отношение к наркотикам?

– Понятие не имею. Но, как я уже говорил, у нее были проблемы в подростковом возрасте и ее несколько раз находили пьяной. Вероятно, в ее медицинском журнале есть информация, имела ли она дело с наркотиками.

– Трудность в том, что мотив убийства неизвестен. Пара была приличной: она – криминолог, у которой скоро защита диссертации, а он – журналист. Их звали Даг Свенссон и Миа Бергман. Вам эти имена что-нибудь говорят?

Арманский покачал головой.

– Мы пытаемся выяснить, какая связь между ними и Лисбет Саландер.

– Я о них никогда не слыхал.

Бублански поднялся.

– Спасибо, что уделили мне время, это был интересный разговор. Не знаю, что мне сможет дать эта беседа, но я надеюсь, она останется полностью между нами.

– Не беспокойтесь.

– Если понадобиться, я еще зайду к вам. И, разумеется, если Лисбет Саландер даст о себе знать…

– Само собой разумеется, – ответил Драган Арманский.

Они уже пожали руки, и Бублански стоял у двери, когда он остановился и обернулся.

– Вы случайно не знаете, с кем Лисбет Саландер водит знакомство? Друзья, приятели…

Арманский покачал головой.

– Я совершенно ничего не знаю о ее частной жизни. Один из немногих, кто что-то значит в ее жизни, это Хольгер Пальмгрен. Должно быть, она с ним в контакте. Он на лечении в реабилитационном центре в Эрсте.

– А к ней никто не заходил, пока она здесь работала?

– Нет. Она работала из дома и здесь появлялась главным образом для отчета о сделанном. Она почти никогда, за редким исключением, не встречалась с клиентами. Может быть…

Арманскому вдруг пришла в голову одна мысль.

– Что?

– Возможно, есть еще один человек, сохранивший с ней контакт. Это журналист, с которым она водила знакомство два года назад и который разыскивал ее, когда она была за границей.

– Журналист?

– Да, его зовут Микаэль Блумквист. Помните дело Веннерстрёма?

Бублански отпустил ручку двери и медленно вернулся к Драгану Арманскому.

– Именно Микаэль Блумквист обнаружил убитую пару. Вот вы и установили связь между Саландер и жертвами убийства.

Арманский вновь ощутил сильный спазм в желудке.