Глава десятая. ГЕРМОНАССА
Едва начался месяц элафеболион по афинскому календарю, в город прибыл гонец из Коринфа с известием о созыве синедриона. Формально было объявлено: на синедрионе предстоит решить, сколько войск и кораблей сможет выставить каждое из государств Коринфской лиги для предстоящего похода на Кипр.
Поскольку Фемистокл простудился и лежал в горячке, от Афин на собрание союзников отправился Аристид.
Съезд синедриона по воле спартанцев случился на месяц раньше запланированного срока. Это стало косвенным подтверждением того, что в Лакедемоне узнали о намерении афинян укрепить свой город стенами. Афинские власти не сомневались в том, что представитель Спарты потребует от Аристида объяснений по этому поводу. Архонты советовали Аристиду постараться сгладить все острые углы в разговоре со спартанцами и коринфянами, заверить их в миролюбии афинян. Ведь и Коринф, и Фивы имеют крепостные стены. Разве из-за этого стало меньше могущество Лакедемона?
Аристид вернулся в Афины через четыре дня.
Архонты немедленно собрались на заседание, чтобы выслушать отчет Аристида обо всем случившемся на синедрионе. Самые худшие их предположения оправдались в полной мере. Аристид выглядел мрачным и усталым. Он поведал, что приехавшие на синедрион спартанские послы в ультимативной форме заявили, что не допустят превращения Афин в крепость.
- Главный довод спартанцев был такой, - молвил Аристид. - Если персы вновь высадятся в Аттике, то обнесенные стенами Афины станут для них опорным пунктом. Отсюда варвары постараются распространить свое владычество на всю Элладу. Спартанцы не скрывают того, что намерены и Фивы лишить стен, дабы впредь фиванцы не смели заключать союз с персидским царем.
Прозвучала из уст спартанских послов и угроза. Они сказали Аристиду, что войско пелопоннесцев, собранное для похода на Кипр, может оказаться и в Аттике в случае, если афиняне не проявят благоразумия.
Не считаться с услышанным архонты не могли.
Не один час Аристид и первые мужи Афинского государства рассуждали и спорили, как им поступить в создавшейся ситуации. Передавать решение этого дела в народное собрание было неосмотрительно и опасно, поскольку ломать стену, уже с трех сторон огородившую Афины, народ не пожелает. А стена будет означать открытый вызов Спарте.
Как назло, афинский флот находился вдали, осаждая Сеет.
Наконец прозвучало мнение архонта-полемарха: нужно идти к Фемистоклу. Аристид выразил свое согласие. Не последовало возражений и от остальных архонтов. В прошлом Фемистокл не раз выручал афинян своей хитростью и находчивостью. Может, и на этот раз он подскажет лучший выход.
Фемистокл уже почти оправился от болезни, но врачи еще запрещали ему покидать дом.
Архиппа была несказанно изумлена, увидев в прихожей Аристида и первых лиц государства, которые с некоторым смущением попросили позволения побеседовать с ее мужем по важнейшему государственному делу.
- Вы пришли вовремя, - заметила Архиппа. - Мой муж только что вспоминал о вас.
Фемистокл встретил архонтов и Аристида, сидя в кресле с подлокотниками. Ноги его были опущены в таз с горячим отваром из целебных трав. На коленях у Фемистокла лежал папирусный свиток: друзья принесли ему сочинения ионийских натурфилософов Фалеса и Анаксимандра.
Фемистоклу было известно о поездке Аристида в Коринф. Он изнывал от томительной неизвестности.
- Судя по вашим лицам, вы пришли с плохими известиями. - Фемистокл махнул рукой рабыне, приказывая ей удалиться.
Первым заговорил Аристид, рассказав о переговорах со спартанцами, завершившихся категоричным условием последних: стены Афин должны быть снесены!
- Иначе спартанцы угрожают вам войной, - заключил Аристид.
Фемистокл с молчаливым раздражением ударил себя кулаком по колену.
- Наш флот все еще стоит у Сеста, - заметил архонт-полемарх. - В случае разрыва со Спартой эгинцы и коринфяне смогут безнаказанно вторгнуться в Аттику с моря.
- А если спартанцы и их союзники из Пелопоннеса вторгнутся в Аттику по суше, то Афины будут обречены на разорение. Ведь стена еще не достроена, - добавил кто-то из архонтов.
- Чтобы избежать войны с Лакедемоном, нужно ломать стену, - опять заговорил архонт-полемарх. - Но афинский демос выступит против. Люди просто убьют всякого, кто предложит им такое!
- Стену ломать нельзя! - решительно произнес Фемистокл. - Ее необходимо достраивать, и как можно скорее. Разобрать на камни дома и храмы, пританей и Ареопаг, но возвести стену до конца!
- Чтобы достроить стену до конца, понадобится не меньше трех месяцев, - хмуро заметил Аристид. - Люди совсем выбиваются из сил, ибо живут впроголодь. К тому же пришла пора сельских работ, и тут отсрочек быть не может. Поля должны быть засеяны.
- Что ты предлагаешь, Аристид? - сердито прищурившись, спросил Фемистокл. - Поклониться в ноги спартанцам? Ну давайте выполнять все их приказания! Давайте жить так, как они нам повелят! Давайте будем воевать там, куда направит нас Спарта! А если спартанцы прикажут нам уничтожить военный флот, что тогда?
Повисла гнетущая пауза.
Видя, что Аристиду, как и всем остальным, нечего сказать, Фемистокл позвал рабыню, которая немедленно появилась из соседней комнаты.
- Унеси таз, - велел он. - И дай мне полотенце.
Аристид и архонты в молчаливом оцепенении взирали на то, как Фемистокл, ругаясь сквозь зубы, вытирает ноги полотенцем, потом надевает сандалии. Несколько раз из его уст вырывались упреки в адрес архонтов, которые только разглагольствуют о величии Афин, а на деле ничего не могут сделать ради этого величия.
- Если Афины ввяжутся в войну со Спартой, это обернется катастрофой для нашего государства, - несмело сказал архонт-полемарх. - Неужели ты этого не понимаешь, Фемистокл?
- Понимаю, - не задумываясь, ответил тот. - И все равно стену ломать нельзя!
Кто-то из архонтов позволил себе язвительное замечание:
- Дети могут капризничать перед своими родителями. В политике капризы слабейшего перед сильнейшим обычно заканчиваются кровавой расправой! А наше государство еще не оправилось от нашествия персов.
- Действительно, Фемистокл, мы пришли к тебе за советом, а не слушать твои упреки, - согласился архонт-полемарх. - Мы тоже не хотим разрушать с таким трудом построенную стену. Народ забросает нас камнями, если мы отдадим такой приказ. Но и спартанцы зря слов не говорят.
Воцарилось молчание.
Архонты ждали, что скажет Фемистокл, который в раздумье поглаживал бороду.
- А мы перехитрим спартанцев! - наконец с усмешкой проговорил он. - Я завтра отправлюсь в Спарту.
- С посольством? - не понял Аристид.
- Нет, один. Возьму с собой только Сикинна.
- Что ты скажешь спартанцам? - удивился архонт-полемарх.
- Что я им скажу, это мое дело. Но поверьте, я сумею запутать мозги спартанским эфорам! - Фемистокл вновь усмехнулся. - А вам, уважаемые, покуда я буду пребывать в Лакедемоне, надлежит бросить все силы на постройку стены. И достроить стену за месяц, а не за три!
Архонты переглянулись, не понимая, на чем основана хитрость Фемистокла.
Не понимал этого и Аристид.
- Если ты хочешь обмануть спартанцев, Фемистокл, то, боюсь, это может плохо кончиться: спартанцы возьмут тебя в заложники и пошлют сюда людей, чтобы те убедились на месте, в каком состоянии находится крепостная стена Афин.
- Вот именно! - воскликнул Фемистокл. - Спартанцы, конечно же, не поверят моим словам о разрушении стены и отправят послов в Афины. Этих послов надо будет тоже взять в заложники и в дальнейшем использовать как разменную монету в переговорах с лакедемонянами.
- Это очень опасная затея, Фемистокл, - с сомнением покачал головой архонт-полемарх. - Спартанцы никогда не простят тебе такого подвоха.
Фемистокл небрежно махнул рукой.
- Иного выхода все равно нет, - сказал он. - А если я не вернусь в Афины живым, достроенная крепостная стена станет для меня самым лучшим надгробием.
Архонты взирали на Фемистокла с глубоким уважением, им было ведомо, что он способен на многое ради своих целей, но такого самопожертвования никто не ожидал.
Растроганный Аристид обнял Фемистокла. Глядя сейчас на этих людей, невозможно было поверить, что когда-то они были непримиримыми врагами.
Впервые Сикинн следовал за Фемистоклом с явной неохотой. И даже не пытался этого скрывать. До Лаконики было решено добираться на корабле. В пути Сикинн постоянно пенял Фемистоклу, что тот бездумно сует свою голову в петлю и его тянет за собой.
- О чем ты говоришь, Сикинн! - пытался отшучиваться Фемистокл. - Спартанцы наши друзья и союзники! Вот увидишь, какой роскошный прием они устроят. Помнится, прошлогодняя поездка в Лакедемон тебе понравилась. Ты восторгался красотой лаконских девушек, которые носят очень длинные волосы и очень короткие хитоны. А как красиво спартанки танцуют! Помнишь, Сикинн?
- Не надо заговаривать мне зубы! - проворчал Сикинн. - Кто-то перед этой поездкой весь вечер писал завещание и прощальные письма друзьям. Этого не делают, собираясь в гости к союзникам.
- Все-то ты замечаешь, Сикинн! - усмехнулся Фемистокл. - Ничего-то от тебя не утаишь!
- А перстень с печатью ты почему оставил дома? - Сикинн сердито посмотрел на Фемистокла. - Боишься, что спартанцы могут снять перстень с твоей мертвой руки и использовать твою личную печать во вред Афинам. Так?
Фемистокл развел руками:
- Нет слов, Сикинн! Твое всевидение меня поражает!
Став свободным человеком, Сикинн больше не называл Фемистокла «господином».
- За себя ты можешь не беспокоиться, - серьезно сказал Фемистокл. - Тебя спартанцы не тронут. Если случится худшее, то тебе предстоит доставить мое тело в Афины. Согласись, кому кроме тебя я могу поручить столь важное дело!
- Благодарю за честь и доверие, мне оказанное! - огрызнулся Сикинн. - По-твоему, если тебя будут убивать у меня на глазах, я должен буду бездействовать? Ничего подобного! Спартанцам придется убить и меня вместе с тобой.
- Сикинн, ты преданный друг! - вздохнул Фемистокл. - Хоть ты и перс, но мне дороже любого эллина!…
Легкий торговый корабль, пользуясь попутным ветром, бойко шел под парусами. За полдня судно пересекло Саронический залив, обогнуло остров Калаврию и бросило якорь в гавани города Гермионы на восточном побережье Пелопоннеса. Шторм, разыгравшийся на море, не позволил следовать дальше. К утру следующего дня шторм утих.
Фемистокл и Сикинн спали в своих каютах, даже не замечая, что корабль опять вышел в море.
Во время стоянки у острова Питиуса кормчий предложил Фемистоклу задержаться, поскольку надвигался новый шторм.
- Если буря застигнет нас у восточного побережья Лаконики, то укрыться будет негде. Островов там нет, а берег сплошь покрыт скалами.
Но Фемистокл хотел как можно скорее попасть в Спарту.
- Ставь все паруса. И вперед!
Глядя на то, как погода меняется на глазах - небесный свод затягивают мрачные тучи и меркнет свет солнца, - Сикинн не скрывал своей тревоги.
- Нет, спартанцы нас не убьют, Фемистокл, - невесело шутил он. - Скорее всего, мы сгинем в морской пучине!
Едва судно обогнуло мыс Малею, как разразился сильнейший шторм. За Малеей находилась глубокая и укромная бухта, где уже собралось два десятка торговых кораблей, чтобы переждать непогоду. Нашлось там место и для афинского судна…
Лишь на исходе третьего дня Фемистокл и Сикинн ступили наконец на землю Спарты. Афинское судно бросило якорь в лаконской гавани Лас.
- Имей в виду, приятель, мы надолго тут задержимся, - сказал Фемистокл кормчему при прощании. - Все это время твой корабль не должен покидать Лас. Возможно, нам придется спасаться бегством. Поэтому пусть у тебя будет все готово к немедленному отплытию хоть днем, хоть ночью!
Кормчий молча покивал головой. Он был согласен. Архонты щедро заплатили ему и велели во всем слушаться Фемистокла.
Переночевав на постоялом дворе рядом с гаванью, Фемистокл и Сикинн на рассвете следующего дня оказались на дороге, ведущей в Спарту.
Владелец постоялого двора продал им двух резвых мулов.
От Ласа до Спарты было не меньше ста пятидесяти стадий.
После разоренной войной Аттики Лаконика казалась прекрасным цветущим краем. Была пора цветения плодовых деревьев. На полях шли в рост озимые посевы ячменя. Повсюду земледельцы были заняты вспашкой зяби; пахали, как и в Аттике, на быках. Только в Аттике все земледельцы были свободными гражданами, а в Лаконике сельский труд был переложен на плечи государственных рабов-илотов. Спартанским гражданам по закону было разрешено заниматься только военным делом.
Вся земля в Лаконике была разделена на одинаковые участки-клеры, которые находились во владении граждан без права продажи или сдачи в аренду. Лишь спартанские цари владели наделами, превышающими в несколько раз наделы прочих граждан. Но и цари не имели права продавать свою землю. Все сделки с землей и недвижимостью в Лакедемоне были запрещены, чтобы у граждан не было тяги к обогащению.
По пути в Спарту Фемистокл и Сикинн ненадолго задержались в городке Фарис. Это была крепость с мощными стенами и башнями, прикрывающая подступы к Спарте с юга.
Начальник местного гарнизона, расспросив Фемистокла о цели его поездки в Лакедемон, дал ему двух провожатых.
В Фарисе жили периэки, их быт и обычаи ничем не отличались от обычаев прочих эллинов. Суровые законы лакедемонян на периэков не распространялись.
Дорога от Фариса до Спарты пролегала по холмам и дубравам. На западе, заслоняя горизонт, высился могучий хребет с белой шапкой из вечных снегов - Тайгет.
Городки, лежавшие близ дороги, тоже были населены периэками, но стен не имели.
Фемистокл восхищался дорогой, по которой ехал, каменными мостами через речушки и ручьи, невысокими мраморными столбиками, на которых красной краской было указано с одной стороны расстояние от моря до Спарты, а с другой - от Спарты до моря. Такие столбики стояли вдоль всей дороги через каждые десять стадий.
Солнце погружалось в багряную дымку заката. Последние косые лучи озаряли розовато-желтые черепичные крыши широко раскинувшегося города, покрытые виноградниками склоны ближних холмов, густые кипарисовые и платановые рощи, извилистую голубую ленту реки.
Дорога взобралась на возвышенность. Отсюда открывался чарующий вид на город и его окрестности.
Медвяный воздух колыхался над молодой зеленью ореховых кустов, над цветущим шиповником.
Фемистокл слез с мула, чтобы поразмять ноги. Остаток пути он решил проделать пешком.
- Сикинн, а вот и Спарта! Почему же ты невесел?
- Чего веселиться, - буркнул Сикинн, сидевший на муле с хмурым видом.
Два воина-периэка, не торопя коней, спускались с холма к видневшемуся впереди мосту через реку Тиасу, за которой раскинулась Спарта. Один из них то и дело оборачивался назад, не понимая, почему Фемистокл и его спутник продолжают стоять на вершине, глядя по сторонам.
В Спарте Фемистокл сразу же направился к дому Эвенета, сына Карена.
Шагая по вечерним улицам, Фемистокл, обращаясь к Сикинну, который шел рядом, пару раз сказал:
- Это хорошо, что мы добрались до Спарты поздно вечером. Это очень хорошо! Боги явно помогают нам!
От своих провожатых Фемистокл сумел отделаться еще на мосту через Тиасу, заплатив им несколько драхм и отправив обратно в Фарис.
Сикинн мрачно помалкивал. Он не верил в эллинских богов, продолжая поклоняться богам и демонам своей далекой родины.
Эвенета дома не оказалось. По обычаю лакедемонян, все взрослые граждане были обязаны проводить вечернее время в особых домах, сисситиях. Там после ужина мужчины, разделенные на товарищества по двадцать-тридцать человек, вели долгие беседы на самые разные темы, иногда музицировали и пели песни. Даже спартанские цари соблюдали этот древний обычай. По домам граждане расходились уже глубокой ночью.
Фемистокла и Сикинна встретила жена Эвенета и младшая из его дочерей. Обе помнили Фемистокла по его первой поездке в Лакедемон, тогда он тоже гостил у них в доме.
Супругу Эвенета звали Мегисто, а дочь - Поликаста.
Четырнадцатилетняя Поликаста за прошедшие полтора года заметно выросла и похорошела. Она очень сильно, в отличие от старшей сестры, походила на мать.
Мегисто была женщиной довольно крупной, с красивой фигурой и очень белой кожей. У нее были светлые длинные вьющиеся волосы. Лицо, имевшее форму овала, являло собой образчик совершенной женской красоты, оторвать взор от него было трудно.
Дочь в полной мере унаследовала всю внешнюю прелесть матери. Поликаста была красиво сложена и белокожа, у нее были светлые вьющиеся волосы, уложенные в виде прически с ниспадающими на спину длинными локонами. Красиво очерченные уста алели, будто маков цвет, прямой нос не имел ни малейшего изъяна. Огромные глаза были точь-в-точь как у матери: красивые по форме, с необычайно белыми белками и длинными изогнутыми ресницами. Но одно отличие все же было. У Мегисто глаза были серые, а у Поликасты - светло-голубые.
Сидя за гостеприимно предложенным ужином, Фемистокл расспрашивал Мегисто обо всем, что случилось в Спарте за прошедший год. При этом он осыпал восторженными комплиментами Поликасту, которая не участвовала в беседе, скромно сидя поодаль.
- Отбою от женихов нету, - заметила Мегисто. - Даже царь Павсаний положил глаз на мою ненаглядную дочуру. Где бы Поликаста ни попалась ему на глаза, он непременно приветствует ее, хотя они едва знакомы. Павсаний был у нас дома всего один раз. Эвенет не жалует его.
- Отчего же? - удивился Фемистокл. - После победы над персами слава Павсания гремит по всей Элладе!
- Он открыто высказывает недовольство спартанскими законами, - понизив голос, промолвила Мегисто. - К тому же Павсаний ветреник. Он соблазнил уже немало девушек, а в двадцать лет изнасиловал свою сводную сестру. Отцу и родственникам Павсания удалось замять это дело. Иначе не видать бы ему царской диадемы.
- Я слышал, Павсаний привез из Коринфа красивую гетеру, которая живет в его доме, - как бы между прочим спросил Фемистокл. - Так ли это?
- Да, это так. - Мегисто подлила вина в чашу Фемистокла. - Гетеру зовут Гермонасса. Очень красивая женщина! И люто ненавидит персов! Павсаний познакомил Гермонассу со всеми своими друзьями. Его так распирает от самодовольства, что он делит ложе с…
Мегисто запнулась и глянула на дочь:
- Милая, не пора ли тебе идти спать?
Поликаста недовольно повела округлым плечом: мол, я уже немаленькая!
Неожиданно пришел Эвенет. Его строгий голос заставил девушку удалиться в спальню. Ушла на женскую половину дома и Мегисто.
Друзья крепко обнялись.
- Ну вот! - шутливо воскликнул Эвенет, взглянув на Сикинна. - Персы добрались и до Спарты! А эфоры даже не знают об этом.
Фемистокл и Эвенет дружно расхохотались.
Сикинн после сытной трапезы клевал носом, не обращая внимания ни на что.
Фемистокл отправил его спать.
За окнами была непроглядная ночь. Где-то вдалеке слышался лай потревоженных собак.
Фемистокл и Эвенет, налив в чаши вина, завели доверительный разговор. Обоих беспокоило отчуждение и недоверие, которые все больше давали о себе знать во взаимоотношениях правителей Афин и Спарты.
- Эфоры и старейшины были очень рассержены тем, что Ксантипп не подчинился Леотихиду и осадил Сеет, - начал Эвенет. - Но еще больше шума наделало известие о строительстве стены вокруг Афин. Среди спартанской знати немало людей, симпатизирующих афинянам за их самоотверженность в войне с персами. Однако среди знатных спартанцев есть и такие, кто предпочитает не видеть заслуг афинян в противостоянии варварам. Эти люди не желают, чтобы афиняне строили свою политику без оглядки на Спарту. И самое главное, они против распространения влияния Афин на и побережье Фракии.
Эвенет был искренним другом Афин, поэтому он откровенно делился своими мыслями.
Фемистокл сказал, что он оказался в Спарте по пути на Керкиру. Мол, в Афинах обеспокоены намерением коринфян и лакедемонян сурово наказать керкирян за то, что те оставались в стороне, когда полчища Ксеркса прорвались через Фермопилы. Ведь была достигнута договоренность о вступлении Керкиры в войну с варварами.
К удивлению Фемистокла, Эвенет разделял мнение воинствующих лакедемонян, желавших расправы над Керкирой.
- В то время, когда эллинский флот изнемогал, сражаясь с многочисленными кораблями персов у Артемисия и Саламина, флот керкирян стоял у мыса Тепар в бездействии, - сердито проворчал Эвенет. - Глупцу понятно, что керкиряне просто выжидали, чья возьмет! В то, что их задержали встречные ветры, я не верю.
- И какую же кару, по-твоему, должны понести керкиряне? - поинтересовался Фемистокл.
- Они должны выдать Спарте и Коринфу свои боевые корабли или хотя бы их часть, - ответил Эвенет. - Кроме того, керкиряне должны заплатить денежную пеню как не сдержавшие своего обещания. Кто из эллинов не заплатил кровью за победу над варварами, должен платить серебром! Только так.
- Хорошо сказано, клянусь Зевсом! - Фемистокл поднял чашу. - За наши будущие победы над персами!…
На другой день чуть свет Фемистокл отправился в гости к Еврибиаду, благо тот жил на соседней улице.
У Еврибиада в доме было радостное событие. Несколько дней тому назад его младшая сестра, недавно овдовевшая, снова вышла замуж.
Дейно, сестра Еврибиада, запомнилась Фемистоклу еще по первому приезду в Спарту. Это была необычайно красивая молодая женщина, рядом с ней меркла красота и Мегисто, и Поликасты. Фемистокл знал, что, по обычаю спартанцев, всех хилых младенцев мужского пола отнимали у родителей и отдавали на воспитание периэкам. Точно так же поступали с некрасивыми новорожденными девочками. Потому-то в Спарте юноши и мужчины были все как на подбор сильные и высокие, а девушки и женщины поражали красотой.
Еврибиад привел Фемистокла в дом к сестре, где продолжалось праздничное застолье.
Первый муж Дейно пал в битве при Платеях. Новый ее супруг Фемистоклу не понравился. Это был крепкий сорокалетний мужчина, который из-за шрамов на лице и длинной бороды выглядел гораздо старше своих лет. Но дело было не только в его внешности. Новый родственник Еврибиада не блистал умом и совершенно не умел поддерживать обычный разговор. Его интересовали только войны и сражения. Он был готов до бесконечности обсуждать все перипетии битвы при Платеях, насмехаться над неумением персов держать плотный строй и восторгаться полководческим талантом Павсания.
Если Фемистокл пытался перевести разговор на погоду, обещавшую в этом году неплохой урожай маслин и ячменя, или на недавние состязания кифаредов в Дельфах, то Стесимброт, так звали нового мужа Дейно, бесцеремонно прерывал гостя одной и той же фразой: «Неужели мы будем тратить время на обсуждение такой ерунды!»
Еврибиад взглядом давал понять Фемистоклу, что лучше не спорить. Мол, лучше терпеть таким, каков есть!
Когда кто-то из гостей с восхищением отозвался о меткости персидских лучников и метателей дротиков, Стесимброт возмутился.
- Персы пускают стрелы слишком часто, и от этого создается впечатление, будто лучники у них очень меткие, - начал он. - То же самое можно сказать и про персидских метателей дротиков. Конечно, когда фалангу засыпает шквал из тысяч летящих стрел и дротиков, то передние шеренги неизбежно несут ощутимые потери. На этом и строится тактика варваров: брать скопом! Но в индивидуальном воинском мастерстве персы гораздо слабее эллинов. Одни только спартанцы при Платеях перебили десять тысяч варваров. Я сам сразил троих персов в ближнем бою, а когда они обратились в бегство, то я подобрал валявшийся под ногами дротик и сумел поразить им конного персидского знаменосца примерно с двухсот шагов. Взятое мною вражеское знамя теперь стоит в храме Эниалия.
Один из гостей, явно не спартанец, выразил сомнение в том, что Стесимброт мог достать дротиком вражеского знаменосца, скачущего на коне, с такого большого расстояния.
Еврибиад шепотом сообщил Фемистоклу, что недоверчивый гость - его ксен из Элиды.
Стесимброт распалился гневом.
- По-твоему, я лжец? - зарычал он, поднимаясь над столом. - Уличать меня во лжи - все равно что называть меня трусом! Берегись, чужеземец!
Стесимброт грозно потряс могучим кулаком.
Еврибиад поспешил вмешаться.
- Э-э, друзья! Угомонитесь! - воскликнул он. - Стесимброт, сядь! Я приказываю тебе. Не забывай, ты - сотник, а я - полемарх.
Стесимброт подчинился с явной неохотой.
Еврибиад предложил заключить пари при многих свидетелях.
- Если Стесимброт с двухсот шагов попадет дротиком в цель, тогда тебе, Эпигей, придется подарить ему коня, - сказал он. - Если Стесимброт промахнется, то он подарит тебе скакуна. Идет?
- Согласен, - после краткого раздумья ответил Эпигей.
Еврибиад взглянул на Стесимброта, тот молча кивнул.
- Вот и отлично! - улыбнулся Еврибиад.
Испытывать меткость Стесимброта было решено за городом на просторном лугу. Мишенью должна была служить корзина с шерстью, насаженная на прочный кол.
Когда гости шумной гурьбой вышли из дома на узкую улицу, а Еврибиад и Стесимброт удалились в соседнюю комнату, чтобы выбрать дротик, к Фемистоклу приблизилась Дейно.
На ней было длинное сиреневое платье из тонкой шерсти с узором в виде волнистых линий у ворота и по нижнему краю; узоры были многоцветные. Стола была прихвачена на плечах Дейно красивыми серебряными застежками. Платье имело длинные разрезы на бедрах и короткие рукава. Легкое одеяние, стянутое в талии поясом, лишь подчеркивало все линии фигуры женщины, - а сложена она была безупречно.
- Фемистокл, останься с нами, - попросила Дейно. - Расскажи что-нибудь занимательное. Ты же всюду бывал и многое видел. Не уходи.
О том же стали просить Фемистокла и подруги Дейно, столпившиеся в дверях, - знатные спартанки, мужья и братья которых были не последними людьми в Лакедемоне.
Фемистокл понимал, что если разговорить этих женщин, то наверняка можно узнать немало полезного. Но ему очень хотелось увидеть посрамление Стесимброта. Попасть точно в цель с такой большой дистанции неимоверно трудно! Фемистокл знал это по своему опыту, так как в молодости проходил службу в афинском войске.
- Милая Дейно, я непременно расскажу тебе немало занимательного, - промолвил Фемистокл. - Ты и твои подруги посмеетесь вволю! Но сначала я хочу посмотреть, чем разрешится этот спор.
- Я знаю, чем все закончится, - уверенно проговорила Дейно. - Стесимброт обязательно попадет в цель! Эпигею придется раскошелиться на коня.
По смеющимся лицам спартанок было видно, что они полностью разделяют уверенность подруги.
Фемистоклу же не хотелось верить в это. И он последовал за спартанцами, когда те позвали его.
Еврибиад знал один неплохой луг за рекой Эврот сравнительно недалеко от дома Стесимброта, поэтому повел всех туда.
Место действительно оказалось замечательное. Узкая зеленая долина располагалась во впадине между холмами, поросшими буковым лесом. Там было безветренно, лучи солнца, цепляясь за верхушки деревьев, не слепили глаза.
Еврибиад сам установил кол с корзиной на небольшом пригорке и принялся отсчитывать двести шагов. Эпигей придирчиво наблюдал за ним.
Видимо, элейца терзали какие-то сомнения. Он заговорил о том, что персидский знаменосец находился в движении, а здесь мишень неподвижна.
- Перс скакал не по кругу, он удалялся от меня, - раздраженно промолвил Стесимброт, - а удаляющаяся цель, если смотреть на нее со спины, схожа с целью неподвижной. К тому же знаменосец скакал не быстро, ведь он находился в гуще бегущих варваров.
- И все же он удалялся, а не стоял на месте, - упрямо проговорил Эпигей.
- Ну, хорошо! - проворчал Стесимброт. - Давай увеличим расстояние до мишени еще на полсотни шагов. Это тебя устроит?
- Устроит, - после мучительного колебания выдавил Эпигей.
Еврибиад отсчитал еще пятьдесят шагов.
Теперь мишень казалась такой далекой, что не только попасть, но и хотя бы добросить до нее копье было делом чрезвычайно трудным. На Олимпийских играх, правда, атлеты кидали копья и на триста шагов, а то и дальше. Но в олимпийских состязаниях выступали люди гораздо моложе Стесимброта, обладающие огромным опытом в этом деле.
Фемистокл ободряюще подмигнул Эпигею, тем самым уверяя, что спор наверняка завершится в его пользу.
По команде Еврибиада Стесимброт встал на исходную позицию возле брошенного на траву плаща и взял дротик наизготовку. Его губы сурово сжались, глаза чуть прищурились. Отведя руку с дротиком далеко назад и перенеся тяжесть тела на правую ногу, Стесимброт на короткое мгновение застыл, изогнувшись. Потом сильным и резким движением метнул дротик. Описав в воздухе дугу, короткое копье вонзилось точно в корзину.
Фемистокл изумленно присвистнул.
Стесимброт торжествующе расхохотался, глядя на понурого Эпигея.
Пока мальчик-слуга бегал к мишени за дротиком, друзья Стесимброта, подтрунивая над Эпигеем, предлагали ему показать свою меткость.
- Если твой бросок будет столь же удачным, как и мой, друг-элеец, то я не возьму с тебя плату за коня, - сказал Стесимброт, уперев в бока загорелые мускулистые руки.
Он был в коротком хитоне, как и все находившиеся на лугу спартанцы. В длинных гиматиях были только Фемистокл и Эпигей.
Эпигей хмуро отказался.
- Не печалься, друг мой! - Еврибиад положил руку ему на плечо. - Я метну копье за тебя. Не беспокойся, свои деньги ты не потеряешь.
Фемистокл, восхищенный благородством Еврибиада, тронул его за локоть:
- Не боишься промахнуться?
Еврибиад удивленно вскинул брови:
- Я?
Глядя на то, с какой уверенностью и спокойствием Еврибиад взял в руку копье и шагнул к красному плащу на траве, Фемистокл утратил всякие сомнения, что бросок не получится. Еврибиад не просто послал дротик точно в цель, но проделал это легко и красиво, без малейшего напряжения.
Потом, уже смеха ради, стали кидать дротики в цель друзья Стесимброта, желая произвести впечатление на Фемистокла и Эпигея. Кто-то кидал дротик с разворота, кто-то левой рукой, кто-то став на одно колено…
И никто ни разу не промахнулся. Племянник Стесимброта, двадцатилетний юноша, метнул правой и левой рукой с расстояния в шестьдесят шагов. И оба копья пронзили мишень.
Такого мастерства во владении дротиком Фемистокл никогда не видел. По лицу Эпигея было видно, что и он тоже.
Возвращаясь к своему дому, Стесимброт покровительственно похлопал Эпигея по плечу.
- Теперь ты понимаешь, друг-элеец, почему лакедемоняне почти двести лет властвуют над Пелопоннесом! - горделиво проговорил он.
«Ну, не над всем Пелопоннесом! - подумал Фемистокл. - Аргос так и не покорился спартанцам. Стало быть, аргосцы тоже чего-то стоят на поле битвы!»
Мужское пиршество в доме Стесимброта закончилось, когда стало темнеть за окнами. Хозяину дома и гостям, кроме Фемистокла и Эпигея, нужно было спешить на коллективную трапезу в дом сисситий, как повелевал закон. Эпигей, подумав, отправился к Еврибиаду, у которого он остановился, приехав по своим делам в Спарту.
Фемистокл, который никуда не торопился, остался за праздничным столом в обществе прекрасных лакедемонянок. Желая сделать приятное красивой хозяйке дома и ее очаровательным подругам, он принялся сыпать остротами, рассказывать различные забавные истории из жизни афинских аристократов, делиться впечатлениями об увиденном в Ионии и на островах Эгеиды.
Лаконянок интересовало буквально все! Им хотелось знать, как одеваются знатные женщины в Ионии и Карии, какие там носят прически и какие предпочитают украшения, как обставлены тамошние гинекеи, как относятся местные мужчины к своим женам и дочерям. Немало вопросов было задано Фемистоклу и об азиатах. Красивы ли азиатские женщины, сколь велики гаремы у знатных персов, правда ли, что мужчины там имеют серьги в ушах, а женщины носят облегающие штаны и ездят верхом на лошадях, как мифические амазонки…
Фемистокл знал многое, поскольку со времен Марафонской битвы в Афинах осело больше тысячи попавших в плен азиатов, и не только персов, но также представителей других восточных племен. С той поры в доме Фемистокла и жил Сикинн, который не раз рассказывал про обычаи своего народа.
Выяснилось, что у персиянок жизнь почти лишена запретов, как и у спартанок, которым законом дано право не заниматься домашним хозяйством и не быть в полной зависимости от мужа. Спартанки, как и знатные персиянки, могли владеть землей, недвижимым имуществом и рабами. Замужним спартанкам было даже разрешено законом иметь любовника, при условии, что он либо умен, либо красив, либо проявил себя в состязаниях или на войне самым выдающимся образом.
Вот почему Фемистокл не очень удивился, когда Дейно без всякого смущения предложила ему остаться у нее на ночь. Он вышел во внутренний дворик, чтобы освежиться прохладой весеннего вечера. За ним следом вышла и Дейно.
- А как же Стесимброт? - спросил Фемистокл.
- После ужина он заступает в караул возле казнохранилища и арсенала. Домой не вернется до завтрашнего утра. В женском мегароне имеется потайной выход, так что ты всегда сможешь незаметно уйти. И незаметно прийти, если пожелаешь, - с лукавой улыбкой добавила Дейно.
Эта улыбка и нежный тон голоса мигом возбудили Фемистокла.
Он привлек красавицу-спартанку к себе, впившись пальцами в ее мягкие округлые ягодицы сквозь тонкую ткань виссона. Дейно прижалась к Фемистоклу, подставив ему уста для поцелуя.
Вернувшись в трапезную, Дейно сразу же перевернула свою чашу вверх дном. Это означало, что гостям пора расходиться. Ее подруги восприняли этот жест с должным пониманием, ни одна не выразила недовольства. Фемистокл слышал, как идущие к выходу спартанки подтрунивают над провожающей их Дейно, желая ей провести приятную ночь со знаменитым афинянином. В голосах женщин он не уловил ни малейшей нотки досады или раздражения.
Оказавшись в постели с изумительно прекрасной женщиной, тело которой поражало белизной кожи и совершенством всех линий фигуры, Фемистокл поначалу растерялся. В его объятиях бывали, конечно, красавицы, та же Гермонасса, но их прелести не могли сравниться с красотой Дейно. Фемистоклу казалось, что он обладает богиней, спустившейся к нему с Олимпа, либо какой-то из харит.
Дейно не скрывала того, что очень хочет забеременеть от Фемистокла.
- Сын, рожденный от тебя, обязательно станет выдающимся человеком, - говорила она, лаская Фемистокла. - А если родится дочь… Что ж, в Спарте немало умных и красивых женщин. Пусть будет еще одна!
Фемистокл не заметил, как заснул, утомленный ласками.
Утром, провожая любовника через потайную дверь, Дейно взяла с него слово, что он придет по первому зову.
- Стесимброта часто не бывает дома и днем. Днем встречаться даже удобнее. Ты остановился у Эвенета? Моя служанка тебя разыщет. Как долго ты пробудешь в Спарте?
- Пока ты не прогонишь меня, - улыбнулся Фемистокл.
Дейно засмеялась, обнажив белые ровные зубы, которые казались еще белее на фоне алых губ.
- Не дождешься! - Дейно шутливо дернула Фемистокла за нос.
Они поцеловались и расстались, нехотя расцепив пальцы рук.
Фемистокл поспешил к дому Эвенета. Тот спросил, где друг провел ночь.
Фемистокл признался, что ночевал в спальне Дейно.
- Я, кажется, влюбился по уши! - добавил он с блаженной улыбкой. - Какая женщина! Почему я не спартанец? Ты не осуждаешь меня, Эвенет?
- Нисколько, но будь осторожен, друг мой. Стесимброт очень ревнив и вспыльчив!
- Дейно не пострадает от ревности Стесимброта, если он каким-то образом все узнает? - забеспокоился Фемистокл.
- Она не пострадает в любом случае, будучи сестрой Еврибиада, - промолвил Эвенет. - А вот ты можешь пострадать, если подвернешься под горячую руку Стесимброта.
- А что, если я увезу Дейно в Афины? - вдруг проговорил Фемистокл с самым серьезным видом.
- Ты с ума сошел! - засмеялся Эвенет. - Дейно выросла в Спарте, здесь ее родственники и подруги. В Афинах она будет всем чужая. И потом, Дейно сама не поедет с тобой.
- Но она не любит Стесимброта! - пылко промолвил Фемистокл.
- Думаешь, Дейно любит тебя? Не обольщайся, друг мой. - Эвенет глубоко вздохнул. - Ты интересен ей, потому что знаменит. Она, конечно же, постарается родить от тебя ребенка. И думаю, что не она одна! - с усмешкой добавил он.
Фемистокл хотел было заспорить, но Эвенет прервал его:
- Собирайся, дружище! Тебя хочет видеть Павсаний.
Фемистокл тут же вспомнил о Гермонассе, о своих душевных муках, связанных с ее отъездом в Спарту. Странно, но после ночи, проведенной с Дейно, былая печаль улетучилась из его сердца. Он уже не стремился к красавице-гетере.
Однако с Павсанием Фемистоклу нужно было встретиться непременно.
Спартанец должен был возглавить общегреческое войско в летнем походе на Кипр.
Дом Павсания находился на другом конце города. Путь туда пролегал через торговую площадь. По дороге Фемистокл с изумлением увидел на агоре среди людской толчеи троих совершенно голых спартанцев: они ходили по кругу друг за другом и пели какую-то монотонную песенку. Рядом стоял раб и играл на флейте. То, что обнаженные мужчины являются гражданами Спарты, можно было понять по их атлетическому телосложению, сбритым усам и длинным волосам и бороде. Длинные бороды и волосы нигде в Греции, кроме Лаконики, мужчины не носили, а тем более не брили усы.
- Как это понимать? - спросил Фемистокл.
- Так у нас наказывают холостяков, - пояснил Эвенет. - Всем мужчинам законом предписано жениться после тридцати лет. Кто этого не сделает, тот раз в году обязан прилюдно раздеться донага и три часа петь глупую песенку. Слышишь, как они невнятно поют? Это потому, что в песне очень много непристойных слов. После всей постыдной процедуры эфоры еще и оштрафуют этих несчастных за то, что они непристойно выражались в людном месте.
- Чем больше я узнаю обычаи лакедемонян, тем больше им поражаюсь! - откровенно признался Фемистокл.
Возле дома Павсания толпились послы из различных эллинских государств. В толпе выделялись своими яркими плащами карийцы, которые на фоне неброских эллинских одежд смахивали на персов. В общем гуле голосов звучали акценты критских дорийцев, фтиотийских ахейцев, эолийцев, островных ионийцев.
- Все эти послы уже побывали у эфоров. Но не добившись от них желанной поддержки, они с раннего утра осаждают дом Павсания, который не только в Спарте, но и по всему свету слывет защитником эллинов от варваров, - объяснил Эвенет Фемистоклу, отвечая на его немой вопрос. - Павсаний находится в открытом противостоянии с эфорами. Он жаждет отвоевать у персов не только Кипр и Родос, но и все Ионийское побережье, а также проливы в Пропонтиде. Эфорам это, конечно, не нравится, ибо они не собираются воевать с персами вдали от Эллады. Поход на Кипр - это лишь уступка эфоров Павсанию из сочувствия кипрским дорийцам, желающим избавиться от персидского владычества. Но киприоты напрасно рассчитывают на то, что Спарта оставит на их острове свои гарнизоны. Этого не будет.
- Можно принять кипрские города в состав Коринфской лиги. Тогда объединенные эллинские силы смогут защитить кипрских дорийцев от посягательств варваров на их свободу, - промолвил Фемистокл.
- Эфоры не желают принимать в Коринфский союз никого из островных эллинов за исключением эвбеян, эгинцев, левкадян, закинфян и мелосцев, поскольку все они живут вблизи от берегов Эллады, - заметил Эвенет. - Чтобы защитить дальние острова от персов, нужен сильный флот. На содержание его требуется очень много денег. Спартанская казна такой нагрузки не выдержит.
«Что ж, тем лучше для афинян! - усмехнулся про себя Фемистокл. - Не добившись помощи у Спарты, островитяне и азиатские эллины будут уповать на поддержку Афин. И эту поддержку они получат!»
Фемистоклу показалось, что Павсаний после их последней встречи в прошлом году стал еще более развязен и самонадеян. Даже в его приветствии прозвучало подспудное желание поставить себя выше Фемистокла в глазах людей, присутствующих при этом.
- А вот и корабельщик Фемистокл! - воскликнул Павсаний, сделав жест, будто гребет веслами. - Давненько мы не виделись с тобой, начальник смоленых корыт! Что привело тебя в Спарту?
- Желание узреть здравствующего Павсания, - ответил Фемистокл, делая вид, что не замечает явной язвительности.
Ответ понравился спартанцу, которого в последнее время окружали льстецы, просители и завзятые пройдохи. Если до Платейской победы у Павсания даже в Лакедемоне друзей почти не было, то ныне в друзья к нему набивались эллины со всей Эллады! Все эти люди были мелкими пташками по сравнению с Фемистокл ом. Вот почему Павсаний уговорил афинянина погостить у него хотя бы день, дабы и вся Спарта, и чужеземные послы прониклись к нему, Павсанию, еще большим уважением.
Спартанец отвел гостю лучшую комнату в своем большом доме.
Этот дом был построен Клеомбротом, отцом Павсания, наперекор запрету эфоров: по закону, спартанским гражданам не разрешалось иметь большие дома. Клеомброт не желал отставать от Менара, отца Леотихида, который, злясь на эфоров, лишивших его царской диадемы, первым в Спарте выстроил огромный дом. Впоследствии Менар долгое время выплачивал большой штраф за свою дерзость. Не избежал крупного штрафа и Клеомброт.
Павсаний с нескрываемым самодовольством поведал Фемистоклу, что на женской половине его дома живет Гермонасса со своими служанками. Причем он дал понять, что красавица-гетера не просто гостья, но прежде всего наложница. В самодовольстве Павсания, в его ухмылках, пронизанных нескрываемым сластолюбием, сквозила напыщенная гордость выскочки, который вдруг из безвестности вознесся над всеми.
Фемистоклу было смешно и горько смотреть на спартанца.
Внешне Павсаний походил на мужественного басилея архаических времен: мускулистое сложение, гордая посадка головы, прямая осанка, манера глядеть собеседнику прямо в глаза. Но все шутки Павсания были откровенно грубые и непристойные. Было видно, что он необразован и не имеет ни малейшего представления даже об азах глубокой и разнообразной эллинской философии. Мировосприятие Павсания ограничивалось воинствующей доктриной о превосходстве эллинов над варварами и лакедемонян над прочими эллинами. Эту доктрину старательно вбивал в голову своих сограждан спартанский законодатель Ликург. На этой моральной основе и были созданы Ликурговы законы, действующие в Спарте.
Законодатель Хилон, признанный одним из семи эллинских мудрецов, спустя полвека после смерти Ликурга попытался несколько облагородить его слишком суровые законы. К ретрам Ликурга были прибавлены несколько Хилоновых ретр, благодаря которым в Спарте было уничтожено всевластие царей и повышена роль эфората.
На пиршестве, данном Павсанием в честь Фемистокла, кто-то завел речь: мол, спартанцам давно пора упразднить Хилоновы ретры и восстановить былое величие царской власти.
Фемистокл заметил, что Павсанию по душе такие разговоры. Голоса льстецов услаждали его слух лучше всякой музыки, поэтому из пиршественного зала удалились и флейтистки, и кифаристки.
Подвыпивший Павсаний посетовал: если бы не глупейшие спартанские законы, он мог бы стать самым прославленным царем Лакедемона. При этом он вспомнил своего дядю, царя Клеомена, нашедшего смерть в непримиримом противостоянии с эфорами.
- Царь Клеомен не знал поражений на поле битвы. Его боялись не только аргосцы, но и далекие от Лакедемона эллинские племена. А он был уничтожен эфорами в результате заговора, - возмущенно говорил Павсаний. - Клеомен пал от рук своих же сограждан, для которых соблюдение законов Ликурга было важнее всех побед! Важнее расширения могущества Лакедемона, к чему так стремился Клеомен! Разве это справедливо?
«Это несправедливо, - мысленно согласился с Павсанием Фемистокл, - но это выгодно Афинам! Покуда спартанцы грызутся между собой, Афины им не одолеть. Тем более им не одолеть персидского царя!»
Фемистокл тихо заговорил с Эвенетом, который помалкивал за столом. Он почти ничего не ел и совсем не пил вина.
- Скажи, Эвенет, хороший ли воин Павсаний?
- Отличный! - бросил Эвенет.
- А попадет ли он дротиком в мишень размером с овцу с двухсот шагов?
- С первого же броска, - без колебаний ответил Эвенет.
- А ты попадешь?
- Ия попаду. Я же полемарх!
- Ну и что?
- В Спарте военачальниками становятся только лучшие из воинов, - пояснил Эвенет, - знатность тут ни при чем. Отменное владение оружием - вот главный критерий!
- А-а, - понимающе покивал Фемистокл.
Он все больше проникался к спартанцам невольным уважением…
Ближе к вечеру гости стали расходиться: они все спешили в дома сисситий. По этой же причине на застолье у Павсания многие очень мало ели и не пили вино, так как на коллективную трапезу было запрещено приходить пьяным и сытым. За это налагался штраф.
Дольше всех с Павсанием сидела кучка его самых преданных льстецов, но и они хором упрашивали своего кумира не злить понапрасну эфоров и пойти на ужин в дом сисситий.
- Не хочу я жрать похлебку из бычьей крови! - возмущался Павсаний. - Меня от нее мутит! А вы отправляйтесь! Ступайте отсюда, если милость эфоров вам важнее моего расположения.
Наконец в дом пришел посланец от эфоров с повелением немедленно поспешить на коллективную трапезу и не подавать дурной пример согражданам.
Павсаний вскочил из-за стола и грубо вытолкал гонца за дверь.
- Передай эфорам, что мне плевать на их приказы! - рявкнул он вслед удаляющемуся гонцу.
Прошло совсем немного времени, и этот же посланец появился вновь. И с тем же повелением.
Павсаний осыпал гонца оскорблениями. Тот удалился.
Следом удалились и приятели Павсания, досадуя на его упрямство. От Фемистокла не укрылось, что знатные лаконские юноши предпочитают не испытывать терпение эфоров, видимо зная, сколь суровой карой это может обернуться для них.
В трапезной остались лишь Павсаний, Фемистокл и два молодых раба, которые складывали объедки на широкие подносы.
Павсаний пересел поближе к Фемистоклу, приказав одному из рабов позвать в трапезную Гермонассу.
- Пусть она придет сюда не переодеваясь! - бросил Павсаний рабу, с трепетом взиравшему на него. - Если же в данный момент не одета, пусть идет голой. Ступай!
Фемистокл был потрясен до глубины души. Неужели гордая Гермонасса позволяет столь бесцеремонно помыкать собой!
«Тут что-то не так! - мелькнуло у него в голове. - Может, это какая-то другая гетера с похожим именем?»
Но всякие сомнения Фемистокла мигом исчезли, когда он увидел вошедшую в пиршественный зал женщину в голубом пеплосе, с еле прибранными волосами. Это была Гермонасса!
Сердце Фемистокла сильнее забилось в груди, когда он встретился с гетерой взглядом и услышал негромкое приветствие из ее уст.
Фемистокл даже не успел ответить. Ему помешал Павсаний:
- Спартанец приказал Гермонассе приблизиться к нему и встать на колени.
На щеках гетеры вспыхнул румянец стыда, тем не менее она молча повиновалась.
К изумлению и внутреннему негодованию Фемистокла, Павсаний, развалившись на стуле, задрал на себе хитон и обнажил свой детородный орган.
- Займись-ка делом, милая, - с похотливой усмешкой промолвил он. И, обращаясь к Фемистоклу, добавил: - Когда мы взяли персидский стан при Платеях, какие там оказались персияночки, как они умеют услаждать мужчин! Не передать словами! Но мне запомнилась одна египтянка, не помню ее варварского имени. - Павсаний слегка поморщился. - Я подарил ее начальнику своих телохранителей, о чем теперь жалею. Строптивым лаконянкам далеко до этой египтянки. У наших женщин божественно прекрасные уста, но кое-каким умением их боги не наградили.
Павсаний громко и развязно расхохотался.
У Фемистокла пересохло во рту от увиденного. Он вполуха внимал Павсанию, который продолжал описывать свои сексуальные «подвиги».
- Когда мои воины вошли в Фивы, то ко мне привели жену и дочерей изменника Тимегенида, который уговорил фиванцев заключить союз с Ксерксом. - Павсаний одной рукой поглаживал Гермонассу по волосам. - Старшей из дочерей было шестнадцать лет, младшей - четырнадцать. Очень миловидные девочки! По просьбе матери я не стал лишать их девственности, заставил ублажить мое «сокровище». Они делали это по очереди. Но перед этим я неплохо развлекся с их грудастой мамашей…
Павсаний вдруг издал несколько блаженных стонов…
- А теперь, милая, сделай приятное моему другу, - отдышавшись, властно произнес он и указал на Фемистокла. - Тем более что ты в прошлом не раз отдавалась ему. Вспомни былые деньки!
Фемистокл бурно запротестовал.
Павсаний принялся уговаривать его, уверяя, что между едой и сном очень полезно насладиться красивой женщиной.
Тут, нарушив их спор, вновь появился посланец эфоров.
- О боги Олимпа! - простонал Павсаний, схватившись руками за голову. - Когда же закончится в Спарте владычество обнаглевших от власти эфоров! Меня - царя! - принуждают, как мальчишку, присутствовать на ужине в доме сисситий!
- Царь, если ты не подчинишься, то эфоры по закону лишат тебя командования войском, - громко и бесстрастно объявил гонец.
- Иду, иду! - с видом уязвленного самолюбия воскликнул Павсаний. - Эй, слуги, где мой плащ?
Оставшись одни, Фемистокл и Гермонасса какое- то время сидели молча. Она положила голову ему на плечо. Он держал ее руку в своих ладонях, нежно перебирая суставы точеных пальчиков с гладкими перламутровыми ноготками.
Наконец Гермонасса с ненавистью произнесла:
- Если бы ты знал, Фемистокл, как мне опостылел этот дом и этот город! А Павсания я просто готова убить.
- Что же заставило тебя стать его наложницей? - спросил Фемистокл, давно мысленно искавший ответа на этот вопрос.
Прежде чем заговорить, Гермонасса глубоко вздохнула.
Затем она стала рассказывать, что, когда Фивы были поставлены на колени, кое-кому из местных аристократов, уличенных в тесной дружбе с персами, удалось бежать от мести спартанцев и коринфян. Одним из них был Аттагин. Спартанцы усердно его искали. Аттагин перебрался на остров Эвбею и был случайно узнан в городе Халкида. Халкидяне схватили его и передали эгинцам. Эгинцы решили выдать Аттагина коринфянам, поскольку те обещали за него большую награду. Спартанцы же за пленение или убийство Аттагина ничего не обещали.
- Коринфяне послали на Эгину триеру, - говорила Гермонасса. - На беду, командиром этого корабля оказался мой брат. В пути Аттагин умело изобразил приступы удушья, поэтому его вывели из трюма на палубу отдышаться. Руки у Аттагина не были связаны. Стражники не уследили за пленником. Они не ожидали, что Аттагин отважится прыгнуть за борт, когда до суши оставалось не меньше семи стадий. К тому же была ночь… В Коринфе моего брата обвинили в том, что он был в сговоре с Аттагином и тот бежал не без его помощи. Главным обвинителем выступал Адимант. Он же настаивал на казни Каллина. Мерзавец таким образом мстил мне за прошлое, за мою неприязнь к нему! Я обратилась за помощью к Павсанию, только он мог спасти Каллина от петли. Павсаний выставил условие: я должна стать его наложницей. Я согласилась. Надо же было выручать брата!
Гермонасса немного помолчала.
- Теперь я вынуждена терпеть унижения от Павсания, поскольку поклялась богами выполнять все его прихоти. А какие это прихоти, ты, Фемистокл, только что видел сам…