Глава тринадцатая. СВЯЩЕННАЯ ЗМЕЯ
Отступив в Саронический залив, эллинский флот разделился на два отряда. Афинские корабли бросили якорь в аттической гавани Фалер, а все прочие триеры ушли в трезенскую гавань Погон. В Погоне был объявлен общий сбор всех эллинских морских сил, поскольку предстояло дать персам решительное сражение.
Одновременно города Коринфского союза стягивали сухопутные войска к Истмийскому перешейку, где было возобновлено строительство гигантской стены, некоего последнего рубежа, возле которого спартанцы и их союзники намеревались остановить полчища Ксеркса.
Афиняне не только не одобряли замысел лакедемонян об укреплении Истма, но и резко высказывались против этого. Получалось, что их город, вместе с Феспиями и Платеями, должен стать добычей варваров, которые уже прошли Фермопилы и теперь разоряют земли фокейцев и опунтских локров. Афиняне настаивали на том, что эллинам нужно встретить персов на беотийской равнине либо у горной гряды Киферон. В этом афинян поддерживали мегарцы, город которых лежал на Истмийском перешейке, но гораздо севернее возводимой близ Коринфа гигантской стены.
Греческие отряды, отступившие от Фермопил, стояли лагерем под Коринфом в ожидании, когда подойдут войска Спарты и прочих городов Пелопоннеса. Пока только Сикион, Эпидавр и Флиунт, не считая коринфян, отправили к Истму всех своих граждан, способных держать оружие. Задержка еще заключалась в том, что в Олимпии продолжались общеэллинские состязания, на которые съехалось множество народа со всего Пелопоннеса и городов Срединной Эллады.
В Афинах в тот день, когда к Фалеру причалили аттические триеры, тоже справляли праздник Диполии в честь Зевса Градодержца. Моряков и воинов, пришедших в город из гавани, встречали толпы нарядно одетых женщин и детей. Праздничные шествия возглавляли жрецы и городские магистраты.
Фемистокл по этому поводу хмуро заметил своим друзьям:
- Можно подумать, что враг уже разбит и всякая опасность миновала. В Олимпии идут состязания. В Спарте проходят торжества в честь Аполлона Карнейского. В Афинах чествуют Зевса Градодержца. Люди радуются, не ведая того, что самое страшное еще впереди!
Уже на другой день пророчества Фемистокла стали сбываться. Сначала прибыли послы из Коринфа, которые поведали архонтам и пританам о постановлении синедриона: вывезти на кораблях все население Афин в безопасное место. Потом стали поступать слухи с Эвбеи вместе с беженцами оттуда. Персы безжалостно сжигают города и деревни на Эвбее, убивают мужчин и насилуют женщин: так они мстят за свои несчастья на море.
Из Фокиды пришел слух о разорении персами святилища в Абах, о гибели в пламени пожаров многих городов и селений.
Персидское войско двигалось по трем направлениям. Одна колонна во главе с самим Ксерксом самой удобной дорогой продвигалась к Фивам. Другая во главе с полководцем Мардонием стремилась выйти по горным дорогам к приморской Крисейской долине, куда бежало множество разного люда из Беотии и Фокиды. Третья колонна шла к Дельфам.
Все дороги из Беотии в Аттику и Пелопоннес были заполнены толпами людей, спасавшимися от гнева персидского царя.
Афинские власти заседали почти непрерывно, не зная, что решить и какому совету последовать. Отдавать Афины на поругание врагу никому не хотелось. Однако было очевидно, что своими силами афинянам не продержаться. Спасаться бегством? Но хватит ли времени и, главное, кораблей, чтобы вывезти из Аттики свыше ста тысяч человек! А ведь еще нужно подумать о стадах скота, о храмовой утвари, о государственных архивах и сокровищах…
Архонты и пританы вспомнили про дельфийские предсказания, принялись вновь перечитывать священные таблички и спорить над их содержанием.
Дни шли за днями. Афиняне пребывали в постоянном беспокойстве от безрадостных слухов и от той неопределенности, какая царила вокруг. К Фалеру уже подошли триеры и грузовые суда из трезенской гавани, чтобы начать перевозку людей на остров Эгину и в Пелопоннес, кто куда пожелает, но везти было некого. Афинские власти проводили время в спорах, то принимая какое-то решение, то отменяя его; никто не хотел брать на себя ответственность в столь важном деле, ибо большинство жителей не желали покидать родные очаги и могилы предков.
Тогда за дело взялся Фемистокл, видя, что безволие властей вот-вот приведет Афинское государство к краю пропасти.
Встретившись с архонтом-эпонимом Каллиадом, Фемистокл без особого труда сумел убедить его в том, что основную массу афинян разумнее переправить на остров Саламин, лежащий у самого побережья Аттики.
Каллиад привел Фемистокла в коллегию архонтов, чтобы те послушали его доводы относительно оракула, упоминавшего Саламин.
Строки гласили:
Конных спокойно не жди ты полков или рати пехотной
Мощно от суши грядущей, но, тыл обращая,
Все ж отступай: ведь время придет, и померишься
силой!
Остров божественный, о Саламин, сыновей своих жен
ты погубишь В пору ль посева Деметры даров, порою ли знойною
жатвы.
Доказывая свою правоту, Фемистокл говорил так:
- Если бы упомянутый стих действительно относился к афинянам, то Аполлон, как мне кажется, сказал бы вместо «божественный Саламин», к примеру, «несчастный Саламин», если жителям его суждено погибнуть в борьбе за остров. Я считаю, если изречение бога понять правильно, то его следует относить скорее к врагам, а не к афинянам.
Но, даже согласившись с Фемистоклом, архонты по-прежнему пребывали в затруднении. Они понимали, что даже приказом властей вряд ли удастся заставить афинян бросить дома и имущество, оставив отечество на поругание.
- Я знаю, многие из афинян полагают, что если они не покинут Аттику, то спартанцы и коринфяне волей-неволей придут к ним на помощь, - сказал Каллиад, беседуя наедине с Фемистоклом. - Но мыто с тобой понимаем, что пелопоннесцы не станут рисковать своим войском ради Афин. Все, на что способны наши союзники, - это помочь нам с кораблями для переправы семей воинов.
Фемистокл хмуро кивал, молча соглашаясь с архонтом-эпонимом.
- Нужен какой-то хитрый ход со стороны властей или со стороны жрецов, дабы афиняне все как один решились наконец покинуть отечество. - Каллиад потер лоб с задумчивым видом. - Кто бы подсказал нам этот спасительный ход! Может, ты что-нибудь придумаешь, Фемистокл?
Каллиад с надеждой посмотрел в глаза собеседнику.
- Хорошо, я подумаю, - вновь кивнул тот.
На самом деле Фемистокл давно уже все придумал. Прямо из пританея он направился к дому Анаис.
Финикиянка встретила гостя неприветливо. Она была одета в траурные одежды, ее роскошные волосы были острижены до плеч в знак печали.
Анаис выслушала приветствие Фемистокла, но ответного приветствия не произнесла, такого раньше не бывало.
- По ком твой траур, Божественная? - поинтересовался Фемистокл.
- Ты еще спрашиваешь! - Анаис скривила красивые уста. - Не ты ли послал на смерть Филокла? Моя бедная племянница овдовела, едва разродившись первенцем. И зачем я только связалась с тобой?
- Мне известно, что триера была захвачена персами у острова Скиаф, но о гибели самого Филокла ничего не ведомо, - вздохнул Фемистокл. - Но нехорошо раньше времени хоронить человека. Быть может, он еще жив…
- О да, конечно! - воскликнула Анаис раздраженно. - У тебя не бывает ничего, кроме предположений. «Может быть», «возможно», «всякое случается» - вот все, что ты можешь мне сказать. Хотя то, что триера Филокла захвачена персами, больше говорит в пользу моего траура, нежели твоих глупых надежд.
- Мы ведем трудную войну, - печально сказал Фемистокл. - На этой войне погибнет еще много эллинов. Я сам могу сложить голову в одной из грядущих битв. Поверь, Анаис, мне очень жаль Филокла и его брата. И Гнафену…
- Твоя жалость, Фемистокл, не умаляет нашего женского горя! - гневно начала Анаис. Она поднялась со стула и принялась нервно ходить по комнате, натыкаясь то на стол, то на подставку для светильника. - Получается, что, помогая Гнафене обрести афинское гражданство, ты подспудно уже тогда подталкивал ее к вдовьей участи. Несчастный Филокл, тратя все свои деньги на постройку триеры, даже не догадывался, что этот корабль принесет ему погибель. Ты упомянул о войне, которая, судя по всему, породит еще много вдов. А осознаешь ли ты в полной мере всю бессмысленность дальнейшего сопротивления персидскому царю? Наверняка нет.
- Я понимаю тебя, Анаис. - Фемистокл покачал головой. - Понимаю твою глубокую скорбь…
- Ничего ты не понимаешь, глупец! - все сильнее распалялась гневом Анаис. - Даже боги предрекают эллинам поражение от персов. И доказательства тому уже имеются: спартанский царь Леонид погиб при Фермопилах со всеми своими воинами. А эллинский флот после успехов в Эвбейском проливе все же не смог разбить флот Ксеркса. Афиняне собираются бежать за море. А ты, Фемистокл, твердишь тут о каких-то грядущих сражениях с персами. Оглянись вокруг. Никто, кроме тебя, не верит в победу. И никакой победы не будет! Боги ясно сказали об этом, а боги не ошибаются.
- Не ошибаются, говоришь. - Фемистокл задумчиво погладил леопардовую шкуру, наброшенную на скамью, на которой сидел. - Когда-то очень давно Зевс не пожелал рассудить спор трех богинь и поручил это дело сыну троянского царя Приама - Парису. Парис был молод и глуп. Конечно же, он поддался чарам Афродиты и присудил ей победу в споре. Две другие богини, Гера и Афина, не простили этого Парису. Они приложили все усилия к тому, чтобы разгорелась знаменитая Троянская война. В нее были втянуты не только смертные воители, но и обитатели Олимпа. Эта война длилась десять лет и закончилась разрушением Трои.
Фемистокл сделал короткую паузу, затем процитировал отрывок из «Илиады»:
Будет некогда день и погибнет священная Троя,
С нею погибнет Приам и народ копьеносца Приама.
- Зачем ты рассказываешь мне об этом? - насторожилась Анаис.
- Затем, что впоследствии Зевс признал свою ошибку, - пояснил Фемистокл. - Царь богов признался богине Фемиде, что спор надо было разрешать ему, а не Парису. Стало быть, и боги допускают ошибки.
- Какое счастье для афинян, что у них есть Фемистокл, знающий все наперед и не допускающий ошибок! - с язвительным сарказмом произнесла Анаис. - Может, афинянам следует подумать о том, чтобы воздвигнуть храм, посвященный тебе? И за оракулом не ездить в Дельфы, а ходить в святилище Фемистокла, раз твои предсказания вернее предсказаний самого Аполлона!
- У меня к тебе просьба, Анаис, - тихо сказал Фемистокл. - Ты можешь выслушать меня спокойно?
- Нет, не могу!- капризно воскликнула финикиянка. - Твои просьбы мне неинтересны! Я не хочу помогать тебе. Если ты такой находчивый и прозорливый, то выпутывайся из своих затруднений сам!
- Анаис, мы же друзья с тобой, - с легкой обидой проговорил Фемистокл, - а друзья так не поступают.
- Филокл тоже был моим другом. - Анаис замерла на месте. - И где он теперь? Ты послал его на смерть! Ты подобен этесию, южному ветру. Сначала этесий радует людей, даря им тепло и дождь, но вслед за этим часто приносит губительный ураган или смерч. Так и ты, Фемистокл. Ты делаешь добро своим друзьям, но это добро зачастую оборачивается злом. Уходи! Я не хочу тебя видеть!
- Беда нависла над всей Элладой, Анаис, а ты льешь слезы по одному человеку. - Фемистокл зашагал к дверям, но на пороге задержался. - А тебе идет короткая стрижка, Божественная. С ней ты похожа на богиню Исиду. Прощай!
Перед тем как отправиться домой, Фемистокл заглянул на агору, чтобы узнать последние новости о персах.
Стена объявлений, огораживающая загоны для скота, пестрела надписями, выполненными углем и мелом. Высокое ограждение было сложено из больших глыб известняка, которым каменотесы придали четырехугольную форму. Камень свозили из разных каменоломен, поэтому стена получилась неоднородной по цвету: местами известняк был белый, местами темно-серый. На белых камнях надписи были сделаны углем, на темных - мелом.
У стены объявлений, как всегда, толпился народ. Звучали взволнованные голоса, кто-то бранился…
Фемистокл протолкался к стене и принялся изучать неровные надписи. Одни сделаны были на уровне его лица, другие чуть выше или ниже. Вот записи, сделанные секретарями пританов этим утром. В них говорится о разорении персами Феспий, об избиении людей в святилище Амфиарая, о множестве изнасилованных женщин в селах и городах Беотиии, об отрядах македонского царя, которые пытаются как-то воспрепятствовать бесчинствам. Эти записи Фемистокл уже видел.
А вот и последние известия, записанные секретарями пританея вечером.
Фемистокл впился глазами в строки, написанные мелом вкривь и вкось: конница варваров вышла к городку Танагра; Ксеркс с главными силами и обозом расположился в Фивах; в горах близ Дельф произошел камнепад, напугавший персов, которые после этого не осмелились разграбить сокровища Аполлона Пифийского…
«Варвары не тронули сокровища дельфийских жрецов, - с досадой подумал Фемистокл, - а жаль, клянусь Зевсом!»
Продвигаясь вдоль стены объявлений, Фемистокл случайно наступил кому-то на ногу. Он тут же извинился и взглянул на стоящего рядом человека в богатом сиреневом гиматии. Это был Геликаон.
- А, Фемистокл! - с вызывающей улыбкой проговорил тот. - Что, не терпится узнать, когда персы окажутся у границ Аттики? Ты уже решил, где спрячешь свою семью? И куда денешь мое золото?
Сделав ударение на слове «мое», Геликаон демонстративно наступил Фемистоклу на ногу.
Последний с трудом удержался, что бы не двинуть кулаком по наглой физиономии Геликаона.
- Спрячь свою Архиппу понадежнее, Фемистокл, - с угрозой в голосе произнес Геликаон. - Ведь если до ее нежного тела не доберутся жадные персы, то это запросто могут сделать твои недруги среди эвпатридов. Ты и сам поостерегся бы в одиночку разгуливать по Афинам.
- Мне смешно слушать твои угрозы, Геликаон. - Фемистокл смерил аристократа презрительным взглядом. - Или ты забыл, что ты у меня в руках? Стоит мне показать пританам отнятые у тебя два свитка, доказывающие измену, как ты получишь смертный приговор!
- О, я дрожу от страха! - засмеялся Геликаон. - Какие два свитка?… О чем ты?… Ты не болен ли, часом?
И Геликаон приложил ладонь ко лбу Фемистокла.
- Да у тебя жар! - с притворным беспокойством проговорил он. - Тебе надо к лекарю. Немедленно!
Фемистокл с такой силой толкнул Геликаона, что тот еле устоял на ногах.
Выбравшись из людской толчеи, он торопливо зашагал домой, полный беспокойства. Геликаон неспроста так осмелел!
«Негодяй уверен в своей безнаказанности! Считает себя неуязвимым! - лихорадочно размышлял Фемистокл, глядя себе под ноги и не замечая прохожих, приветствующих его. - На чем основана такая самонадеянность? Тут что-то не так. Надо поскорее разобраться!»
Фемистокл не вошел, а ворвался в свой дом, подобно вихрю. Он сразу же бросился к заветному ларцу, спрятанному в нише стены в дальней комнате мегарона. Открыв ларец, Фемистокл обнаружил, что тот пуст.
Оба свитка исчезли!
Фемистокл кинулся в гинекей и подступил с расспросами к Архиппе.
Та поначалу не могла понять, чего добивается рассерженный супруг, выкрикивая: «Кто хозяйничал в мегароне в мое отсутствие? Отвечай! Кто приходил к тебе? Лучше признайся по-хорошему!»
Доведя жену до слез, Фемистокл выяснил, что никого из посторонних в его отсутствие в доме не было. К Архиппе ненадолго по разным поводам приходили ее родственницы, еще как-то раз заглядывала сестра Фемистокла Фаргелия. Еще приходили рабы с посланиями устными и письменными от должностных лиц и кредиторов, но их она не пустила дальше порога.
Фемистокл терялся в догадках. Ночь он провел почти без сна, просеивая через сито подозрений всех людей из своего ближайшего окружения. В том числе Архиппу и Фаргелию. Отправляясь в морской поход к Артемисию, Фемистокл взял с собой Сикинна, который был верным сторожем мегарона.
«Без Сикинна в моем доме не стало порядка, ведь Архиппа законченная недотепа! - сердито размышлял Фемистокл. - Я купил ей рабыню, чтобы та помогала по хозяйству и следила за детьми. Но моя безмозглая супруга настолько очаровалась девушкой, что теперь рабыня не только ее лучшая подруга, но и член нашей семьи!»
А что, если это Гликерия похитила свитки из тайника?
Рабыню звали Гликерией.
С виду она простушка, но кто знает, что таится в голове у фракиянки?
Фемистокл принялся обдумывать новый вариант пропажи писем, но усталость в конце концов взяла верх, и он заснул.
Утром Фемистокл поручил Сикинну разыскать и привести к нему Эвмела, а потом - Кифна.
Завтракал он в одиночестве, так как Архиппа, обиженная вчерашней грубостью, накрыла стол для себя и детей на женской половине дома.
Прислуживала Гликерия. Фемистокл делал вид, что заигрывает с рабыней, то притягивая ее к себе за руку, то легонько похлопывая пониже спины. Наконец он усадил фракиянку к себе на колени и принялся гладить ее пышные груди. При этом Фемистокл осторожно расспрашивал рабыню о том, что происходило в доме в его отсутствие. Кто делал уборку в мегароне? Ночевал ли кто-нибудь? Позволяла ли Архиппа Архентолу и его друзьям дурачиться на мужской половине дома?
Рабыня, раскрасневшаяся от ласк своего господина, часто отвечала невпопад, то и дело томно вздыхая.
Тогда Фемистокл приказал Гликерии обнажиться и лечь на стол. Рабыня безропотно исполнила повеление, торопливо убрав со стола недоеденные яства и глиняную посуду. Она хотела было унести все это в соседнюю комнату, но Фемистокл нетерпеливо махнул рукой:
- Клади на пол!
Его вдруг обуяло сильнейшее желание насладиться прелестями пышнотелой фракиянки, прекрасная нагота которой была сродни статуям обнаженной Афродиты, виденным в Коринфе. Тамошние ваятели представляли Афродиту не хрупкой девушкой, а широкобедрой, полногрудой молодицей.
Однако сладострастный пыл Фемистокла неожиданно наткнулся на перемену обстоятельств: пожаловал Эвмел.
Он уверенно вошел в трапезную и невольно смутился, застав хозяина не просто обнаженным, но совокупляющимся с рабыней.
Фемистокл без всякого замешательства предложил гостю стул и, прервав свое занятие, натянул хитон. Выпроваживая из трапезной раскрасневшуюся фракиянку, он ласково потрепал ее по щеке, сказав при этом, что будет ждать ее сегодня ночью в своей опочивальне.
- А госпожа? - робко спросила рабыня, задержавшись на пороге и глядя на хозяина преданными глазами, полными вожделения.
- Я ныне в опале у госпожи, - успокоил ее Фемистокл, - не бойся, приходи!
Гликерия ответила улыбкой. В ней сквозила радость от осознания того, что рабыня желанна такому известному в Афинах человеку.
- Ты звал меня? Зачем? - проговорил Эвмел, обменявшись приветствиями с Фемистоклом.
- Ты мне нужен по очень важному делу. - Фемистокл налил в чаши вино себе и гостю. - Необходимо к сегодняшнему вечеру разыскать несколько смазливых куртизанок.
- Это и есть важное дело? - разочарованно спросил Эвмел, принимая чашу.
- А по-твоему, важные дела по плечу только архонтам и пританам? - проворчал Фемистокл, усаживаясь возле стола. - Бывает, что судьбы государств оказываются в руках людей, совершенно далеких от политики. Ныне именно такой случай, друг мой. Судьба Афин зависит от нескольких женщин, торгующих собой.
- Ты как-то говорил, что у тебя есть давняя знакомая, которая владеет диктерионом у Итопских ворот, - вспомнил Эвмел. - Почему бы тебе не обратиться за помощью к ней?
- Я с ней поссорился, - не глядя на друга, ответил Фемистокл. - Вот почему и обратился к тебе.
- Что ж, таких девиц найти нетрудно, - Эвмел пожал плечами, - были бы деньги.
- О деньгах не беспокойся. Постарайся выбрать диктериад не болтливых и не слишком заметных среди афинских куртизанок. Скажешь, что их ждет дело на одну ночь и за двойную плату. Приведешь ко мне домой, как стемнеет.
- Сколько нужно женщин: пять, шесть?… За двойную плату к тебе набежит толпа, только свистни.
- Я думаю, четырех вполне хватит для этого дела, - немного подумав, решил Фемистокл.
- А что за дело?
- Вечером узнаешь.
- Понятно. - Эвмел залпом допил вино и поднялся.
Не прошло и часа после ухода Эвмела, как появился Сикинн, а с ним заспанный Кифн.
- Во! Еле его разыскал! - Сикинн бесцеремонно толкнул Кифна вперед, а сам тут же удалился.
Фемистокл пригласил Кифна к столу, на котором уже стояли аппетитные яства.
- Составишь мне компанию? - проговорил Фемистокл, делая вид, что только что встал с постели.
Кифн охотно согласился. Угощая гостя молоком, сыром и свежеиспеченными лепешками, Фемистокл завел с ним непринужденную беседу. Он знал, что Кифн вчера до темноты таскал камни на Акрополь вместе с полусотней прочих поденщиков-фетов.
- Зачем это нужно? - спросил Фемистокл.
- Жрецы хотят воздвигнуть каменную стену позади деревянного частокола, чтобы персы не смогли добраться до святилища Афины Паллады, - ответил Кифн с набитым ртом. - Всем работникам платят по три обола в день, вот я и нанялся. Но сегодня отдыхаю.
- У тебя разве нет денег? - удивился Фемистокл. - Помнится, я избавил тебя от долгов и еще подарил двадцать золотых монет. Неужели ты за месяц все потратил?
- На эти деньги я купил небольшой домик в Колоне, - сказал Кифн. - Починил крышу, приобрел хорошую мебель. Крепкую изгородь поставил.
- Ты теперь - домовитый хозяин! - Фемистокл улыбнулся и потянулся к сосуду с вином. - За это надо выпить.
- Думаю, за это не стоит пить, - проворчал Кифн. - По слухам, персы скоро будут в Аттике, а всему населению Афин предстоит спасаться бегством на кораблях. Голову я, пожалуй, спасти смогу, но как мне сохранить от разорения свое имущество? Ответь мне, Фемистокл.
Фемистокл промолчал, скорбно качая головой.
- Получается: только я купил дом, как тут же его потерял! Хоть смейся, хоть плачь!
- Не все так плохо, друг мой, - заговорил Фемистокл с ободряющими нотками в голосе. - Я могу предложить тебе дело, по исполнении которого ты снова получишь двадцать дариков. Возьмешься?
- Что за дело? - Кифн перестал жевать.
- Нужно похитить из храма Афины священную змею, - понизив голос, произнес Фемистокл. - Ты работаешь на Акрополе, и жрецы тебя знают. Тебе легче осуществить это дело, чем любому другому из моих друзей. Сделаешь?
Кифн в раздумье почесал голову.
- За такую работу двадцать дариков маловато, - промолвил он. - Если жрецы поймают меня в покое богини Афины, то без суда сбросят со скалы. А к священной змее и вовсе приближаться нельзя! За ней приглядывает старая жрица, которая почти не смыкает глаз. Это очень опасное дело, Фемистокл. Зачем тебе змея?
- Я заплачу тебе двадцать пять дариков.
- Мало, - вздохнул Кифн. - Пойми, Фемистокл, я же головой рискую!
- Слушай, Кифн, был бы у меня талант серебра, я без раздумий отдал бы его тебе. - Фемистокл, прижал руку к груди. - Я ведь знаю, что дело того стоит. Но у меня нет таких денег.
- А сколько у тебя есть?
- Тридцать дариков, - солгал Фемистокл. - Нет, тридцать три.
- Хорошо, пусть будет тридцать три дарика, - согласился Кифн. - Чего не сделаешь ради друга!
Он осклабился, показав редкие желтоватые зубы.
- Но за змеей нужно идти уже сегодня вечером, - сказал Фемистокл. - Я дам тебе в помощь Эвмела и четверых куртизанок: они отвлекут жрецов. Действовать придется в темноте. Не заплутаешь среди храмовых построек?
- Не беспокойся, Фемистокл, я все знаю, - уверенно проговорил Кифн.
- В случае неудачи обо мне молчок! - Фемистокл слегка пристукнул по столу кулаком. - Ночью тебя со скалы не сбросят, а утром я сумею тебя вызволить.
- Каким же образом?
- С помощью тех же дариков.
- А-а, - протянул Кифн и вновь принялся за еду.
По замыслу Фемистокла куртизанки должны были подняться на Акрополь с последними лучами солнца, якобы чтобы помолиться богам о спасении Афин, а заодно вручить жрецам деньги на укрепление Акрополя. Эвмел будет изображать страстного поклонника одной из диктериад, а Кифн - друга Эвмела. С собой Эвмел должен был взять амфору с вином, на словах - для возлияния богам, а на деле - чтобы склонить жрецов к небольшой попойке. Во время застолья диктериады должны привлечь к себе жрецов нескромными речами и взглядами, а Кифн в это время удалится, сделав вид, что ему стало дурно. Далее Кифну и Эвмелу надлежало действовать по обстановке. Одному надо выкрасть змею из священного покоя богини, а другому следить, чтобы жрецы ничего не заподозрили.
Все это было неслыханное святотатство! За кражу любого предмета из храма Афины Паллады виновного карали смертью без суда. Что уж говорить про священную змею Афины! Фемистокл обманывал Кифна, говоря, что сможет вызволить его в случае провала их замысла. На самом деле он рисковал головой. Ведь если угодивший в темницу Кифн назовет имена своих сообщников, то всем им не отвертеться от сурового наказания. Дерзость Фемистокла основывалась на том, что у храма Афины никогда не стояла стража. За все время существования Афинского государства ни разу не было случая, чтобы кто-то посторонний посмел проникнуть в адитон храма Афины-Девы.
Даже лежа в постели со страстной фракиянкой, Фемистокл не мог избавиться от беспокойства. Мысленно он был с Эвмелом и Кифном. Все ли гладко у них складывается? Куртизанок Эвмел подобрал веселых и красивых, жрецам они должны понравиться. Женщинам было объяснено, за что именно они получат двойную плату. И все же тревога не покидала Фемистокла. Слишком опасное дело он затеял!
После полуночи в опочивальню к Фемистоклу тихонько постучался Сикинн.
К тому времени насладившаяся ласками фракиянка спала, разметав по подушке свои длинные густые волосы. Фемистокл же сидел возле горящего светильника и глядел на рыжеватый язычок пламени.
Он с бьющимся сердцем впустил Сикинна в опочивальню.
По лицу перса было видно, что тот пришел с доброй вестью.
- Все удалось, господин. Змею похитили.
- Где они? - задыхаясь от волнения, проговорил Фемистокл.
- На улице, у дверей нашего дома. Позвать их сюда?
- Не надо. - Фемистокл принялся торопливо одеваться. - Я сам выйду.
Надев хитон и плащ, Фемистокл прошел по спящему дому и вышел на темную улицу. Сикинн со светильником в руке освещал путь.
Теплая августовская ночь была наполнена густым запахом дорожной пыли и сочным ароматом листвы деревьев: рядом находилась роща дубов и платанов. Небеса сверкали яркими россыпями звезд. Было безветренно и тихо.
У дома стояли две темные фигуры в длинных плащах.
Фемистокл, приблизившись, узнал Эвмела и Динарха, его брата.
- А где Кифн?
- Мы отнесли его ко мне домой, - негромко ответил Динарх.
- Отнесли? - забеспокоился Фемистокл. - Он ранен?
- Он пьян! - проворчал Эвмел. - Этот негодяй едва не провалил все дело! Хорошо Динарх подоспел ко мне на помощь.
- Змея где? - прошептал Фемистокл.
- Здесь. - Динарх указал на корзину у своих ног. - Эта гадина укусила меня за палец! Что теперь со мной будет?
- Не беспокойся, горланы не ядовитые змеи, как и ужи.
Фемистокл присел на корточки и склонился над корзиной, которая была плотно закрыта грубой холстиной и обмотана веревкой.
- Она там. - Эвмел протяжно зевнул. - Нам что теперь делать?
Фемистокл выпрямился и обнял братьев за плечи:
- Теперь вам нужно поспешить в Фалер, к стоянке нашего флота. Надо сделать так, чтобы священная змея Афины оказалась на «Саламинии». Это будет означать, что сама богиня Афина призывает афинян оставить город и сесть на корабли.
- Хитро! - Динарх усмехнулся.
- Я дам вам своих лошадей. - Фемистокл повернулся к слуге: - Сикинн, живо в конюшню! Им надо успеть в Фалер до рассвета.
Братья вернулись из Фалера уже при свете дня. Им удалось незаметно подбросить священную змею на «Саламинию», благо священная триера стояла не на якоре, как большинство судов в гавани, а была вытащена на берег.
Не успели глашатаи оповестить афинян об исчезновении змеи из священного покоя Афины, как из Фалера примчался гонец от триерарха «Саламинии». Змея Афины каким-то образом заползла к нему на корабль и обвилась вокруг мачты. Жрецы и архонты после некоторого замешательства были вынуждены признать, что это божественный знак. Богиня покинула свой храм на Акрополе. Она призывает афинян искать спасения на кораблях!
