Глава одиннадцатая. ЕВРИБИАД, СЫН ЕВРИКЛИДА
Морской поход к Эвбейскому проливу едва не сорвался из-за соперничества между афинянами и спартанцами. Афиняне справедливо полагали, что союзники предоставят им главенство на море, поскольку Афины выставили самое большое количество триер по сравнению с прочими городами Коринфского союза. Однако спартанцы не пожелали уступить командование над морскими силами, хотя Спарта снарядила всего десять триер. Спартанцы проявили упрямство еще и потому, что в этом их поддерживали коринфяне, эгинцы и мегарцы.
На стороне афинян были халкидяне, эретрийцы и кеосцы.
Ксантипп, выступивший перед союзниками, обличал лакедемонян не только в чрезмерной гордыне, но и в том, что те ведут двойную игру.
- Спартанские власти вовсе не считают защиту Фермопил столь уж важным делом, иначе они отправили бы туда все войско, а не жалкий отряд в триста воинов! - говорил Ксантипп в собрании союзников. - И защиту Эвбейского пролива в Лакедемоне не воспринимают как нечто важное. Только этим можно объяснить назначение верховным навархом спартанца Еврибиада, который совершенно не знаком с морским делом. Более того, Еврибиад относится с презрением к морякам и боится моря. Он совершенно непригоден для командования таким множеством кораблей! Еврибиад не способен править даже одним кораблем!
Пылкая речь Ксантиппа до предела накалила страсти. Правота его была очевидна. В Еврибиаде не было никакой морской хватки. Находясь на корабле, он явно чувствовал себя не в своей тарелке.
С самого первого дня своего появления на флоте Еврибиад только и делал, что следовал советам Адиманта и Поликрита, предводителя эгинцев. Эти двое горой стояли за Еврибиада, ибо понимали, что лучшего наварха у лакедемонян все равно нет. Главенство над флотом, по сути дела, оставалось за ними двоими.
Понимали это и афиняне, потому настаивали им смещении Еврибиада. Афиняне и их союзники утверждали, что верховным навархом должен стать Фемистокл либо Ксантипп.
Еврибиад же столь недалек и косноязычен, что не мог и несколько фраз сказать в свою защиту.
Защищал его в собрании союзников Адимант. Он прекрасно знал, какие настроения царят среди пелопоннесцев, как им не хочется уходить далеко от Истма. На этом хитрец Адимант и построил свою речь, заявляя, что исход войны все равно будет решен на суше, а не на море. Если Фермопилы не будут удержаны, тогда у эллинов останется последний рубеж, чтобы остановить нашествие варваров. И рубеж этот - Истм.
- Фемистоклу нужна победа на море, чтобы доказать своим согражданам, как он был прозорлив, построив большой флот, - говорил Адимант. - Победа на море, несомненно, возвысит афинян над прочими союзниками. Вот почему так рвется в сражение и Ксантипп. Честолюбие туманит им голову! Они даже не задумываются о том, что флот Ксеркса в не сколько раз больше нашего флота. Персы могут себе позволить проиграть две или три битвы на море, их морские силы не утратят своей мощи. А для нас даже; одно поражение станет катастрофой!
Дабы разрядить обстановку, слово взял Фемистокл.
Он начал с того, что, покуда они тут спорят о главенстве, персы наверняка уже подошли к Фермопилам, где стоит небольшое эллинское войско во главе с царем Леонидом без всякого прикрытия с моря.
- Афиняне уступают главенство над флотом Спарте, дабы Адимант и ему подобные не попрекали меня и Ксантиппа чрезмерным честолюбием, - сказал Фемистокл. - Пусть Еврибиад проявит себя и окажет помощь царю Леониду, который, несомненно, эту помощь ждет.
В войске Леонида помимо трехсот спартанцев были также отряды из других городов Пелопоннеса, в том числе из Коринфа.
Союзники оценили благородство Фемистокла и стали торопить Еврибиада с отплытием флота к северной оконечности Эвбеи.
Эта часть называлась Гистиеотидой, поскольку там находился город Гистиея.
Побережье Гистиеотиды, густо покрытое лесом, и гористый берег полуострова Магнесия образовывали Эвбейский пролив, ведущий к Фермопилам и во внутренние воды Эллады. Полуостров Магнесия являлся частью Фессалии, это был гористый и довольно неприветливый край. Эллинский флот встал на якорь у мыса Артемисий, что на северном побережье Эвбеи. Отсюда в любую погоду был прекрасно виден остров Скиаф, лежавший у входа в пролив. Чтобы попасть в Эвбейский пролив, персидскому флоту неминуемо пришлось бы огибать остров Скиаф либо со стороны фессалийского берега, либо со стороны Эвбеи.
На этом и строился замысел греческих навархов, которые собирались навязать персам морское сражение в тот момент, когда головной отряд персидских кораблей, минуя Скиаф, окажется перед мысом Артемисий. В узком проливе персы не могли задействовать в битве большое число кораблей. К тому же эллины намеревались заманить персидских моряков, не знающих здешних вод и течений, к подводным скалам и рифам.
Чтобы вовремя узнать о приближении вражеского флота, Еврибиад, по совету Адиманта, отирании к Скиафу три сторожевых корабля. Один корабли был из города Трезена, другой - с Эгины, третий из Афин.
Сторожевой корабль афинян назывался «Гнафена». Его владельцем был мебельщик Филокл, жене которого Фемистокл в свое время помог обрести афинское гражданство. Триера, построенная Филоклом, была очень быстроходна. Вдобавок на ней были опытные гребцы и матросы, которых набирал брат Филокла, с юных лет ходивший кормчим на торговых судах.
К Фермопилам была отправлена афинская пентеконтера, чтобы в случае бедственного положения царь Леонид мог вызвать на помощь эллинский флот. Командиром пентеконтеры был Аброник, сын Лисикла.
Фемистокл, полагавший, что самым заносчивым из лакедемонян является царь Леотихид, изменил свое мнение после общения с Еврибиадом, сыном Евриклида. Если высокое самомнение Леотихида было результатом его привилегированного воспитания, какое получали в Спарте сыновья из царских родов, то Еврибиад ставил себя выше всех прочих эллинов только потому, что он - гражданин Спарты. Бесцеремонность, с какой спартанцы держали себя перед своими пелопоннесскими союзниками, сквозила во всех поступках Еврибиада.
Афинян и эвбейцев возмущали тиранические замашки спартанца, который повсюду ходил с палкой и самолично наказывал ею всякого провинившегося, будь то простой воин или военачальник. При случае Еврибиад без раздумий пускал в ход и свои крепкие кулаки. Он был необычайно ловок и силен, как и прочие граждане Лакедемона, прошедшие суровую школу агоге.
Спартанцы, находившиеся в небольшой свите Еврибиада, все как один носили длинные волосы, не завивали бороды и брили усы. Носить усы считалось в Лакедемоне варварским обычаем. В свиту Еврибиада входили зрелые немногословные мужи. Рядом с ними тридцатипятилетний Еврибиад казался юнцом.
Фемистокл, пожелавший узнать, почему спартанские власти доверили главенство над эллинским флотом такому молодому военачальнику, был поставлен в известность, что Еврибиад покрыл себя беспримерной отвагой во многих битвах. Отец его, павший в сражении, был не менее храбрым воином, а дед помимо храбрости на полях сражений прославился еще и победами на Олимпийских играх.
В Лакедемоне воинская отвага являлась главным мерилом для всякого мужчины. По мнению спартанских эфоров, Еврибиад вполне заслужил честь командовать эллинским флотом, а то, что он не разбирался в тонкостях войны на море, их мало заботило. Спартанцы отводили флоту второстепенную роль в войне с Ксерксом и не скрывали этого.
Дальнейшие события показали всю неспособность Еврибиада к руководству.
Около полудня к Скиафу были отправлены три сторожевых корабля. Вечером этого же дня дозорные на Эвбее, расположившиеся на прибрежных высотах, заметили сигналы в виде огней на Скиафе. Греческие сигнальщики сообщали о захвате персами трех эллинских сторожевых судов. Также сообщалось, что передовой отряд вражеских кораблей вошел в пролив между Скиафом и фессалийским берегом.
Когда это стало известно Еврибиаду, то он немедленно собрал военачальников на военный совет. На совете прозвучал приказ: поднимать якоря и всему флоту, кроме грузовых судов, двигаться навстречу варварам.
Большинство союзников выслушали распоряжение Еврибиада без каких-либо возражений.
Однако Фемистокл позволил себе не согласиться.
- Надвигается ночь, - сказал он. - Покуда наш флот доберется до Скиафа, совсем стемнеет. В темноте мы не сможем разобрать, где свои, где чужие. Глупо затевать сражение в таких условиях.
- По-твоему, нужно дать возможность персидскому флоту войти в пролив и расположиться на ночлег на фессалийском берегу? - рассердился Еврибиад.
Приученный действовать стремительно и храбро, он не считал сгущавшиеся сумерки препятствием для сражения.
- Если мы атакуем немедленно, то сумеем разбить головной отряд персидских кораблей еще до наступления полной темноты.
- Даже если нам удастся разбить персов до наступления ночи, это не спасет наш флот от другого более опасного врага - надвигающегося шторма, - заметил Фемистокл. - Об этом явственно говорит сменившийся ветер.
Афинянина поддержал один из эвбейских военачальников.
- В этих краях всегда так: если задул Борей, значит, жди шторма!
Еврибиад может и продолжал бы настаивать на своем, если бы его верные сторонники Адимант и Поликрит не согласились с Фемистоклом. Оба заявили, что надвигающаяся непогода наверняка принесет сильнейший ураган, поэтому эллинскому флоту лучше вообще уйти от мыса Артемисий, пока не поздно.
- У Артемисия нет укромных бухт, а береговая полоса сплошь покрыта скалами, - молвил Адимант. - Ураган разобьет наши корабли об эти скалы.
- Надо уходить отсюда, - согласился Поликрит. - Борей шутить не любит!
- Уходить? - Еврибиад слегка растерялся. - Но куда?
- За мыс Кеней, - без раздумий ответил Поликрит, - а еще лучше к Еврипу. Там-то нашему флоту никакие ветры не страшны.
Еврипом назывался пролив между Аттикой и Эвбеей. Вернее, самая узкая его часть возле города Халкиды, что на эвбейском берегу.
Адимант без колебаний согласился с Поликритом. Поддержал его и Фемистокл.
Еврибиад скрепя сердце отдал приказ: флоту сниматься с якоря и спешно двигаться на веслах на запад, чтобы к полуночи успеть обогнуть мыс Кеней.
Впереди должны были плыть триеры из Халкиды, кормчие на которых прекрасно знали здешние воды и даже в темноте могли отыскать безопасный путь.
Едва эллинский флот укрылся в заливе с южной стороны мыса Кеней, как ночное небо засверкало сполохами надвигающейся грозы. По лесистым вершинам гор пронесся ураган, ломая деревья. Затем хлынул ливень. По морю к северу от мыса Кеней катились огромные валы и с ревом обрушивались на берег.
В проливе между Аттикой и Эвбеей волнение было не сильное, поскольку длинный гористый мыс Кеней принял на себя порывы северного ветра. В заливе, где стоял эллинский флот, море и вовсе было спокойно.
Фемистокл, посмеиваясь, говорил Адиманту и Поликриту:
- Это я призвал на помощь Борея, принеся ему жертву. Он давний и неизменный союзник афинян, ведь его супругой была аттическая женщина Орифия. Недаром Борея называют зятем афинян.
Буря бушевала три дня.
Когда наступило затишье, эллинский флот метнулся к мысу Артемисий.
Греческие сигнальщики на Скиафе подавали спотовые знаки при помощи начищенных до блеска бронзовых щитов. Они извещали эллинов у Артем и сия о том, что множество персидских кораблей рас по ложились вдоль фессалийского берега от мыса Сепиада до города Касфанея. Часть кораблей вытащена пи берег, часть стоит на якоре в шахматном порядке носами к морю. Вражеские корабли продолжают прибывать небольшими отрядами.
- Ничего не понимаю! - недоумевал Адимант. - Как могло у персов уцелеть так много кораблей после столь сильного урагана! Ведь на побережье Магнесии нет укромных стоянок даже для маленького флота. А наши сигнальщики на Скиафе насчитали около шестисот судов!
- Значит, большая часть персидского флота пережидала непогоду в Фермейском заливе, - сделал предположение Фемистокл. - Иного объяснения я просто не нахожу.
Фермейский залив у берегов Македонии был местом сбора всего флота Ксеркса перед решающим броском к берегам Эллады.
Правота Фемистокла вскоре подтвердилась самым неожиданным образом.
Случилось так, что пятнадцать персидских кораблей вышли к Скиафу значительно позже прочих. Свет заходящего солнца мешал азиатам смотреть на запад. Они не увидели стоянок своего флота, скрытых за мысом Сепиада, зато отлично разглядели греческие корабли, озаренные лучами низкого солнца на юго-западе. Варвары приняли их за своих и повернули триеры к мысу Артемисий. Когда командиры персидских триер осознали свою ошибку, было уже поздно. Эллинские корабли взяли неприятелей в плотное кольцо и принудили сдаться в плен.
Начальником варварских кораблей был Сандок, сын Фамасия, правитель Кимы в Эолиде. При Дарии Сандок был одним из царских судей, при Ксерксе стал начальником флота.
На одном из кораблей оказался Аридолис, тиран города Алабанды в Карии, на другом - Пенфил, сын Демоноя, полководец пафосцев. Он был начальником двенадцати кораблей, выставленных кипрским городом Пафосом. Одиннадцать из них Пенфил потерял во время бури у мыса Сепиада, приплыв с последним уцелевшим кораблем к Артемисию.
От знатных пленников греческие навархи узнали, что во время той бури у персов погибло около четырехсот кораблей. Весь берег у мыса Сепиады усеян обломками судов. Такая же картина наблюдалась севернее Сепиады на побережье Пелиона. Местные жители собрали множество золотых и серебряных предметов, выброшенных волнами на берег, некоторые находили целые ящики с монетами.
Выведав у пленников все, что нужно, Еврибиад их отослал в Коринф.
С рассветом следующего дня эллины готовились к сражению, но персидские навархи почему-то медлили с нападением, несмотря на свое полное превосходство по числу кораблей. Несколько раз легкие дозорные суда варваров подплывали к стоянке греческого флота, держась на безопасном расстоянии.
Неожиданно к Еврибиаду привели перебежчика, который переплыл Эвбейский пролив, сбежав от персов.
- Я знаю тебя, - приглядевшись к перебежчику, сказал Еврибиад. - Ты - Скиллий. Родина твоя - Сикион. О тебе говорят, что ты лучший пловец из всех эллинов. Что тебе нужно?
- Я хочу сражаться с персами, - ответил Скиллий. - Я был у своих друзей в Фессалии, когда туда пришли персы. Мне пришлось прикинуться их другом, чтобы без помех добраться до Эвбейского пролива. И вот я здесь.
Еврибиад взирал на Скиллия с изумлением, ведь тот проплыл расстояние в восемьдесят стадий!
От Скиллия эллины узнали, что двести персидских триер двигаются вдоль восточного берега Эвбеи с намерением выйти к Еврипу, обогнув остров.
- Вот почему персидские навархи не нападают на нас, - молвил Адимант на военном совете. - Они ждут, когда эти двести триер перекроют нам единственный путь к отступлению. Хитро задумано, ничего не скажешь!
- Что будем делать? - спросил Еврибиад.
- Нужно спешить к Еврипу, чтобы оказаться там раньше персов, - предложил Адимант. - Главное теперь - это уничтожить идущие к нам в тыл вражеские корабли, иначе наш флот окажется в ловушке.
- Думаю, персидские навархи сразу разгадают этот маневр, едва наш флот устремится к мысу Кеней, - сказал Фемистокл. - Персы наверняка преградят ему путь. Наши корабли либо окажутся в полном окружении, либо их прижмут к скалистому берегу. При таком раскладе немногие наши триеры смогут прорваться к Еврипу.
Адимант хмуро промолчал, сознавая правоту Фемистокла.
- Что будем делать?- повторил Еврибиад.
- Надо напасть на персидские корабли, стоящие у мыса Сепиада, - решительно произнес Фемистокл. - Именно этого варвары ожидают от нас меньше всего. Стоянки персидского флота растянуты на много стадий вдоль фессалийского берега. Персы вряд ли успеют быстро собрать все свои корабли в мощный кулак. По крайней мере, в начале битвы у нас будет полное превосходство, и мы сможем нанести врагу ощутимый урон.
Поскольку прочие военачальники молчали, Еврибиад объявил:
- Решено. Идем на врага!
Снявшись с якоря, эллинский флот вышел в море и, построившись ромбом, на веслах двинулся к противоположному берегу Эвбейского пролива. Эллинские навархи держали курс на мыс Сепиада, возле которого виднелся целый лес из корабельных мачт. Там, помимо боевых кораблей, находилось множество грузовых судов с провизией для персидского войска.
Еще на военном совете Фемистокл сказал Еврибиаду, что с уничтожением грузовых персидских кораблей в войске Ксеркса в самом скором времени начнется голод. Ведь доставлять продовольствие со складов во Фракии для столь многочисленного воинства возможно только морским путем.
Сначала навстречу эллинам вышли легкие персидские суда, но они держались в отдалении, не решаясь атаковать грозный строй греческих триер. Постепенно море вокруг эллинского флота покрылось множеством тяжелых боевых кораблей варваров, которые, снимаясь с многочисленных стоянок у фессалийского берега, спешили окружить противника.
До Сепиады было уже совсем недалеко, когда греческие триеры замедлили ход, а потом и вовсе остановились. Враги окружили эллинов со всех сторон. Было очевидно, что у персов кораблей в три раза больше.
С корабля Еврибиада прозвучал сигнал трубы.
Греческие триеры развернулись носами к врагу, а кормами сблизились так, чтобы образовался круг.
По второму сигналу трубы эллины атаковали вражеские корабли.
Персы, понадеявшись на легкую победу, очутились в невыгодном положении: их суда подплыли к греческим слишком близко и не могли воспользоваться своей высокой маневренностью. К тому же из- за своей многочисленности персидские корабли только мешали друг другу.
Эллины навязали персам свои условия боя.
Греческие триеры атаковали вражеские суда парами. Передняя триера, проходя вплотную возле борта противника, ломала ему весла, затем совершала резкий поворот за кормой поврежденного персидского корабля. В то время как передняя триера оказывалась борт о борт с другим персидским кораблем, повторяя свой маневр, идущая за ней следом триера таранила или брала на абордаж первый поврежденный вражеский корабль.
Над взбаламученной веслами морской гладью, перекрывая треск и грохот сталкивающихся судов, громогласно звучал персидский боевой клич. Выкрики эллинов были почти не слышны, зато то и дело ревели их боевые трубы. Этими сигналами греческие навархи давали друг другу знать о том, как развивается атака в центре и на флангах, где требуется помощь, а где сопутствует полнейший успех.
В начале сражения из-за сутолоки и неразберихи, царивших среди персидских кораблей, превосходство эллинов было настолько подавляющим, что во многих местах их враги и не думали сражаться, ища спасения в бегстве.
Около сорока персидских кораблей, получивших серьезные повреждения, не смогли уйти и были потоплены. Тридцать кораблей были взяты на абордаж. В том числе был захвачен корабль наварха Филаона, брата Торга, царя киприотов, человека влиятельного в персидском флоте. Первым из эллинов овладел вражеским кораблем афинянин Ликомед, сын Эсхрея, триера которого далеко вырвалась вперед. Вторым захватившим вражеский корабль был предводитель эгинцев Поликрит, сын Криоса. Оба получили впоследствии награду за доблесть.
Наступившая ночь прекратила битву.
Эллины отплыли назад к Артемисию, а персы - к Афетам, самой большой бухте на фессалийском берегу.
У союзников было повреждено около пятидесяти триер, а потоплено одиннадцать. В этой морской битве на сторону эллинов перешел Антидор из Лемноса со своим кораблем. За это ему впоследствии дали афинское гражданство и участок земли на острове Саламин.