Глава десятая. ДЕЛЬФИЙСКИЙ ОРАКУЛ
Главной причиной, побудившей Фемистокла уступить Архиппе, была его неизменная занятость государственными делами. Тучи, сгущавшиеся над Элладой, вынуждали афинян выдвигать на руководящие должности самых деятельных и неунывающих граждан. Среди таковых первенствующее место занимал Фемистокл. Именно его, и никого другого, народное собрание облекло полномочиями представлять Афины на очередной ассамблее Коринфского союза.
На этот раз председателем синедриона был спартанский царь Леотихид.
К удивлению Фемистокла, Леотихид первым завел речь о том, что нельзя допустить персов к Срединной Элладе, где находятся общеэллинские святилища в Дельфах, Абах и Фивах. Леотихид говорил о необходимости занятия эллинским войском Фермопильского прохода в Этейских горах: это был единственный удобный путь для конницы и повозок из Фессалии в Среднюю Грецию.
Выступавшие после спартанца послы фокидян, феспийцев и опунтских локров говорили то же самое.
Фемистокл задал Леотихиду всего один вопрос, желая узнать, готова ли Спарта послать свое войско в Фермопилы. Ведь если спартанцы призовут эллинов защищать Фермопилы от варваров, а сами не выступят, то их примеру последуют коринфяне и прочие государства Пелопоннеса. У фокидян же, локров и феспийцев не хватит сил, чтобы удержать Фермопилы против превосходящего врага.
Леотихид без колебаний заверил Фемистокла, что Спарта не оставит в беде своих союзников и направит свое войско к Фермопилам.
Потом выступил коринфянин Адимант, который изложил общий стратегический замысел. Из него следовало, что эллинское войско преградит персам путь в теснинах Фермопил, а эллинский флот перекроет пролив между островом Эвбея и полуостровом Магнесия, дабы флот персов не смог подойти к берегам Малиды и соединиться с сухопутными силами.
- Таким образом, бесчисленное войско Ксеркса, запертое на узком пространстве между морем и неприступными горами, в скором времени будет обречено на голод, ибо в Малиде нет больших городов и селений, - заключил Адимант. - Малийцам не прокормить даже короткое время такое множество войск. Продовольствие можно было бы доставлять морем на кораблях, но и это будет невыполнимо, поскольку персидский флот будет заперт нашим флотом в Эвбейском проливе. Ксерксу ничего не останется, как прекратить поход и вернуться в Азию.
Стратегический план, предложенный спартанцами и коринфянами, был одобрен всеми членами синедриона. По сути дела, в сложившейся ситуации это была единственная возможность для государств Коринфского союза если не остановить, то хотя бы задержать полчища варваров на подступах к Элладе.
Сразу после заседания в синедрионе Фемистокл отправился в гости к Гермонассе, желая узнать у нее последние новости тайной дипломатии Коринфа и Лакедемона.
- Честно говоря, я удивлен решимостью спартанцев защищать Фермопилы, - признался Фемистокл. - Не означает ли это, что власти Лакедемона наконец-то осознали всю бессмысленность затеи постройки стены на Истме?
- Нет, не означает, - грустно промолвила Гермонасса. - Постройка стены пока приостановлена, но ее непременно будут достраивать. Можешь мне поверить. А решимость спартанцев защищать Фермопилы связана с оракулом, полученным из Дельф. Недавно они получили предсказание Аполлона Пифийского относительно участи Спарты в этой войне. Так вот, оракул предрекает Спарте победу, если в сражении с персами погибнет один из ее царей.
Фемистокл понимающе покивал головой. Ему было хорошо известно, как слепо и трепетно лакедемоняне исполняют повеления оракулов.
- Если царь Леотихид находится в Коринфе, значит, спартанское войско, скорее всего, поведет к Фермопилам царь Леонид, - сделал предположение Фемистокл. - Хочется верить, что Леонид - доблестный муж и умелый военачальник. После нескольких бесед с Леотихидом у меня сложилось впечатление, что он человек недалекий и явно не стремящийся к самопожертвованию ради Лакедемона.
- Тебе не откажешь в проницательности, - заметила Гермонасса. - Леотихида недолюбливают сами спартанцы. Это из-за его интриг лишился трона и удалился в изгнание Демарат, сын Аристона, который прославился как мудрый правитель и храбрый военачальник. Леотихид же за все время своего царствования ничем себя не проявил, кроме похоти и пьянства. В Коринфе у Леотихида много друзей и знакомых, которые довольно часто бывают в Спарте на различных местных торжествах. Сам он тоже любит приезжать в Коринф, поскольку здесь имеется много возможностей для утоления его сластолюбивых наклонностей. Леотихид водит дружбу со многими здешними гетерами и содержателями притонов.
Гермонасса вращалась среди гетер. От них-то она и узнавала подробности биографии Леотихида, а также особенности его характера. В отличие от Эвенета Леотихид обладал большей властью, поскольку за ним стояла сильная группировка спартанской знати, которая и помогла в свое время взять верх над Демаратом.
На другой день заседание синедриона возобновилось.
Сначала выступил посол с острова Керкира, который объявил о решении своих сограждан оказать помощь Коринфскому союзу. Посол поведал членам синедриона, что шестьдесят керкирских триер со дня на день должны отправиться в плавание вокруг Пелопоннеса, чтобы соединиться с общеэллинскими морскими силами.
Это известие внесло заметное оживление в союзный совет.
Затем началось обсуждение того, сколько и каких кораблей в самое ближайшее время может выставить каждое государство Коринфской лиги. Обсуждались сроки выдвижения эллинского флота в Эвбейский пролив. Фемистокл и представители эвбейских городов настаивали на скорейшем отплытии флота к мысу Артемисий. Эгинцы и коринфяне предлагали дождаться подхода керкирских триер. Председательствующий Леотихид то выступал в поддержку Фемистокла, то склонялся к мнению Адиманта, который взял себе за правило оспаривать любое заявление афинянина.
Прения были в самом разгаре, когда глашатай объявил о посланце из Афин, у которого было срочное и важное сообщение для членов синедриона.
Фемистокла это насторожило.
Леотихид велел глашатаю привести афинского вестника в зал заседаний.
К изумлению и недовольству Фемистокла, вестником оказался его давний недоброжелатель Зенодот.
Самые худшие опасения подтвердились, едва Зенодот начал свою речь перед членами синедриона.
Из речи явствовало, что полученный афинянами оракул из Дельф предвещает полный крах Афинскому государству. И крах этот станет возмездием от персидского царя.
«Ныне афинские власти озабочены не тем, где встретить врага во всеоружии, но тем, куда направить корабли с семьями и скарбом, чтобы вдали от Аттики обрести новую родину и спасение от гнева Ксеркса», - сказал в заключение Зенодот.
В зале заседаний водворилось тягостное молчание. Представители городов Коринфского союза во главе с Леотихидом сидели как пораженные громом. На лицах у всех была полнейшая растерянность.
И только Фемистокл был не растерян, а рассержен. Он поднял руку, требуя, чтобы ему предоставили слово. Леотихид молчаливым жестом дал свое согласие.
Фемистокл спустился на круглую площадку для ораторов, где в позе трагического актера застыл Зенодот в ярком оранжево-голубом гиматии.
Не удостоив его даже приветственным словом, Фемистокл заговорил о том, что полученный из Дельф оракул, скорее всего, неправильно истолкован.
- Видимо, в толковании оракула принимали участие те из эвпатридов, которые не желают войны с персами, - сказал Фемистокл, обращаясь к членам синедриона. - Возможно, негодяи вроде присутствующего здесь Зенодота, коих немало в совете Пятисот, зачитали священную табличку в народном собрании, исказив истинный смысл оракула. От этих людей всего можно ожидать, клянусь Зевсом!
Фемистокл мог долго говорить в таком духе. Однако Зенодот прервал его и показал всем навощенную табличку, которую прятал под плащом.
- Вот полученный оракул! - громко объявил Зенодот. - Я готов зачитать его, а присутствующий здесь Фемистокл, честный и непогрешимый, пусть сам истолкует волю бога пред столькими свидетелями. - Зенодот обвел рукой ряды каменных сидений, возвышавшихся амфитеатром над площадкой для ораторов и заполненных представителями союзных городов. - По возвращении в Афины у Фемистокла будет возможность сравнить данный текст оракула с текстом на священной табличке во избежание недоверия. Итак, я читаю!
Выйдя на середину круглой площадки, Зенодот раскрыл скрепленные шнуром две восковые таблички. Голос его зазвучал трагическими нотками, соответствующими ритму и ударениям пятистопного ямба:
Что ж вы сидите, глупцы? Бегите к земному пределу,
Домы покинув и главы высокие круглого града.
Не устоит ни глава, ни тело пред гибелью страшной,
И ни стопа, и ни длань, и ничто иное средь града
Не уцелеет. Но все истребится, и град сей погубит
Огнь и жестокий Арей, что стремит колесницу сириян.
Много и прочих твердынь - не только твою он погубит…
Ныне кумиры бессмертных стоят, уже пот источая.
В страхе трепещут они, а кровли их храмов
Черною кровью струят - в предвестии бед неизбывных…
Но выходите из храма и скорбию душу излейте.
Несколько долгих мгновений после прочтения Зенодотом оракула члены синедриона в глубоком молчании размышляли над услышанным. Лишь там, где сидели Леотихид и Адимант, было слышно тревожное перешептывание.
В сильнейшем беспокойстве пребывал и Фемистокл, хотя и не подавал виду.
«После столь убийственного оракула и самые мужественные из афинян оробеют и падут духом! - думал он. - Все это подозрительно! Похоже, сторонники персидского царя появились и в Дельфах! Неспроста Форак, тиран лариссеян, намекал мне в беседе, что боги ныне на стороне Ксеркса. Ох, неспроста!»
Фемистокл шагнул к Зенодоту и тихо промолвил:
- Торжествуешь, сын ехидны! Наверняка твои сторонники подкупили жрецов в Дельфах. Вот почему пифия вещает в угоду Ксерксу!
- Ты в своем уме, сын Неокла! - надменно выгнув брови, прошипел Зенодот. - Тебе всюду мерещатся враги и подкупы! Ты и с богами готов враждовать, если их провидение нарушает твои честолюбивые замыслы!
Заседание синедриона было немедленно прервано.
Гнетущее молчание сменилось шумом и гвалтом, когда несколько десятков мужчин, переполняемых эмоциями, затеяли споры друг с другом. Кто-то требовал, чтобы выступил Фемистокл. Кому-то хотелось послушать, что скажет Леотихид. Иные настаивали на выступлении Зенодота, не веря тому, что Афины отказываются от войны с персами. Некоторые кричали, что все кончено, ибо без афинского флота морские силы Коринфского союза ни к чему не годны! И даже прибытие триер с Керкиры не изменит ситуацию к лучшему.
Леотихид и Адимант вывели Фемистокла из зала. Оба были сильно взволнованы.
- Без афинского флота война на море будет проиграна! - заговорил Адимант. - Надеюсь, ты это понимаешь, Фемистокл? Оракул оракулом, однако не стоит забывать, что речь идет о спасении не только Афин, но о спасении всей Эллады!
- Вся надежда на тебя, Фемистокл. - Леотихид разом утратил всю свою надменность. - Поезжай в Афины, убеди своих сограждан не поддаваться печали. Неужели они захотят оставить храмы и могилы предков на поруганье варварам! Нужно не бежать, а сражаться!
- Я согласен с вами, друзья, - кивнул Фемистокл. - Можете мне поверить, Афины не откажутся от борьбы. Я не допущу этого! Я немедленно отплываю в Аттику!
Оказавшись в Афинах, Фемистокл первым делом собрал у себя дома самых преданных друзей.
Он пожелал услышать от них о настроениях, царящих в Афинах после обнародования зловещего предсказания из Дельф. Фемистокл не собирался поддаваться унынию. Ему хотелось убедиться, что его верные друзья не утратили былой решимости сражаться с персами.
Однако их подавленный вид лишил Фемистокла последних обнадеживающих иллюзий.
- О чем ты говоришь, Фемистокл? - печально молвил рыжебородый Евтихид. - Какая война? Какие сборы в поход? У афинян теперь одни помыслы и разговоры, куда бежать из Аттики.
- Эвпатриды предлагают основать колонию в Южной Италии, - вставил Эпикрат. - Демосу более по душе остров Крит, ведь его берега омывают воды родного нам Эгейского моря.
- Хотя были и другие предложения, - заметил Горгий. - Например, уехать на остров Закинф или на соседний с ним - остров Кефаллению.
- Эти острова лежат в Ионийском море, а там сходятся торговые интересы Коринфа и Керкиры, - сказал рассудительный Демострат. - Ни коринфяне, ни керкиряне не позволят афинянам потеснить их на тамошних морских торговых путях. По-моему, самое лучшее - это отправиться в Италию. Персы вряд ли туда доберутся.
- И это говорят мои друзья! - рассердился Фемистокл. - Верные сподвижники во всех моих начинаниях! Клянусь, я не ожидал от вас подобных слов и малодушия!
- Это не наша затея, Фемистокл, - ответил Демострат. - Мы передаем тебе то, о чем говорилось на последнем народном собрании. Только и всего. Что касается меня, то я против бегства. Я предпочитаю умереть у родных очагов, чем скитаться по чужим землям.
- Я согласен с Демостратом, - сказал Эпикрат. - Однако ни он, ни я не стоим у власти в Афинах. Что мы можем сделать?
- Вот именно, - пробурчал Евтихид. - Не Ксеркс решил участь Афин, но сам Аполлон! Никто из архонтов не осмелится спорить с богом, да еще с таким мстительным!
- Оба оракула явственно велят афинянам уступить Аттику персам, что тут можно поделать, - пожал плечами Горгий.
- А разве оракулов было два? - обернулся к нему Фемистокл.
- Два, - кивнул Горгий. - А ты не знал? Зенодот зачитал в синедрионе только один.
Фемистокл тут же по памяти повторил вслух предсказание.
- Ну да, - опять кивнул Горгий. - Это первый оракул, но был еще второй…
- Дело в том, что, получив столь грозное предречение Аполлона, наши феоры вышли из храма, сели на ступенях и разрыдались, не решаясь с таким оракулом возвращаться в Афины, - сделал пояснение Эпикрат. - Мимо проходил какой-то знатный дельфиец, который, узнав, в чем дело, посоветовал нашим феорам вновь принести жертвы Аполлону и опять вступить в храм уже с просьбой о защите. Феоры так и сделали. И получили второй оракул из уст пифии. Он показался им более милостивым, хотя в нем тоже нет ни слова о победе афинян над персами.
- Что же вы сразу не сказали мне об этом! - воскликнул Фемистокл. - Где второй оракул? Я должен ознакомиться с ним!
- Таблички с оракулами хранятся в пританее, - ответил Эпикрат. - Где же им еще быть?
- Поверь нам, Фемистокл, - проговорил Горгий, - второй оракул ничем не лучше первого. Он написан более мягким слогом, но смысл его тот же. У афинян единственный выход - спасаться бегством!
День клонился к закату. У пританов было время обеда, когда пред ними предстал Фемистокл. Его появление оказалось как нельзя кстати, поскольку и за трапезой пританы вели разговоры о том неизбежном роке, какой обрушился на Афины в связи с получением двух несчастливых оракулов.
- Твое счастье, Фемистокл, что тебя не было в Афинах в день, когда оракулы были оглашены в народном собрании, - сказал один из пританов. - Граждане рыдали и рвали на себе волосы от отчаяния. Скорбь и плач заполонили город! То было ужасное зрелище.
- Даже всего твоего красноречия не хватило бы, чтобы вдохнуть в афинян хоть каплю мужества, - добавил другой притан с тяжелым вздохом. - Боги отвернулись от нас! Плохие настали времена!
Окружив Фемистокла, пританы стали жаловаться на злую судьбу, постигшую Афины. Они знали, сколько сил потратил Фемистокл на создание сильного флота и на объединение эллинов против персидской угрозы. Благодаря Фемистоклу Афины ныне готовы к войне, но пифия устами Аполлона повелевает им без сражения уступить варварам родную землю. Это ли не позор!
Узнав, что Фемистокл пришел, дабы взглянуть на второй оракул, пританы гурьбой повели гостя в дальнюю комнату, где хранились священные предметы. Ему вручили навощенную табличку с оракулом. По лицам пританов было видно, что многие из них надеются на изворотливый ум Фемистокла. Быть может, ему удастся отыскать в этом оракуле некий тайный смысл, который послужит спасению Афин. Может, Фемистокл отыщет самое верное прочтение, докопается до сокровенной божественной сути! И тогда властям Афин не придется принимать постыдных решений, бросая в беде своих союзников.
Все это было написано на лицах пританов, когда они, толкаясь и наступая друг другу на ноги, скрылись за дверью и оставили Фемистокла одного. Ведь ему надо не просто прочитать предсказание Аполлона. Надо хорошенько поразмыслить над ним! Потому-то, уходя, пританы поставили стул, рядом на столе ими же был оставлен горящий светильник и чаша с вином.
С бьющимся сердцем Фемистокл раскрыл табличку и шагнул поближе к свету. В комнате не было ни одного окна.
Ровные строчки букв сами собой сложились в слова и предложения, образовав связный, наполненный глубоким смыслом стихотворный текст.
Оракул гласил:
Гнев Олимпийца смягчить не в силах Афина Паллада,
Как ни склоняй она Зевса - мольбами иль хитрым советом.
Все ж изреку тебе вновь адамантовой крепости слово:
Если даже поля меж скалою Кекропа высокой
И Киферона долиной святой добычею вражеской станут,
Лишь деревянные стены дает Зевес Тритогенее
Несокрушимо стоять во спасенье тебе и потомкам.
Конных спокойно не жди ты полков или рати пехотной
Мощно от суши грядущей, но, тыл обращая,
Все ж отступай: ведь время придет, и померишься силой!
Остров божественный, о Саламин, сыновей своих жен ты
погубишь
В пору ль посева Деметры даров, порою ли знойною
жатвы.
Не прошло и часа, как Фемистокл вновь появился в трапезной.
Полсотни пританов замерли, сидя за столами с яствами; наступила тишина. Все взоры устремились на вошедшего.
Фемистокл вышел на середину просторной комнаты.
- Я понял истинный смысл предсказания Аполлона. Феб предлагает афинянам два пути к спасению. Первый самый легкий - бегство за моря и дали. Другой - самый достойный - сражаться и победить!
Пританы зашумели, многие из них вскочили со своих мест. Послышались голоса, что о сражении и тем более о победе над персами в оракуле нет ни слова. А вот о бегстве что в первом оракуле, что во втором сказано предельно ясно.
Фемистоклу с трудом удалось восстановить тишину.
Он поднял над головой табличку с текстом оракула и громко произнес:
Лишь деревянные стены дает Зевес Тритогенее
Несокрушимо стоять во спасенье тебе и потомкам.
- Ну и что из этого? - прозвучал чей-то голос. - Здесь говорится о деревянной стене Акрополя. Однако вершина Акрополя невелика, там не уместится все население Афин. И значит, большинству людей все равно придется спасаться бегством.
Фемистокл обернулся на этот голос.
- Не о стене Акрополя говорится в предсказании, но о нашем флоте! - воскликнул он. - Наш флот и есть те самые «деревянные стены», которые будут несокрушимо стоять во спасенье афинян!
Вырывая табличку с оракулом друг у друга, пританы принялись спорить над смыслом текста, который уже не казался им столь несчастливым. Действительно, не может быть, чтобы Аполлон Пифийский совсем отвернулся от афинян, на деньги которых в недалеком прошлом был перестроен главный храм Дельфийского святилища. Большинство пританов стали склоняться к тому, чтобы принять толкование оракула, предложенное Фемистоклом.
Таким образом, совет Пятисот, можно сказать, был на его стороне.
Но были еще архонты, стоявшие во главе государства.
- Я сам поговорю с архонтом-эпонимом, - сказал Фемистокл. - Сейчас же пойду к нему домой!
Чтобы Фемистокл предстал перед архонтом-эпонимом не с пустыми руками, один из пританов переписал текст оракула со священной таблички, которую нельзя было выносить из пританея, на одну из обычных табличек.
Архонтом-эпонимом на этот год афиняне избрали знатного гражданина Каллиада, сына Пифокрита.
Дом его находился через две улицы от пританея.
Каллиад только-только встал из-за стола после сытного обеда, когда слуга сообщил о приходе Фемистокла.
Хозяин встретил гостя с благодушием человека, привыкшего философски относиться к любым невзгодам и потрясениям. Каллиад был настроен на войну с персами, именно поэтому ему удалось стать архонтом-эпонимом.
Он выслушал Фемистокла с живейшим интересом, поскольку сам разделял настроение тех аристократов, которые на свои деньги построили боевые корабли, дабы не допустить персидский флот к берегам Аттики.
- Если твои доводы, Фемистокл, будут одобрены народным собранием, тогда Афины, конечно же, не выйдут из Коринфского союза, - сказал Каллиад. - Я велю завтра же объявить о созыве экклесии.
Перед выступлением в народном собрании Фемистокл тщательно подготовил свою речь. Теперь от его красноречия зависела не очередная победа над эвпатридами, не одобрение нового законопроекта, но участие афинян в войне с персидским царем. И в конечном итоге - само существование Афинского государства.
Речь Фемистокла произвела сильнейшее впечатление на его сограждан. Уже утратившие всякую надежду на спасение афиняне вновь воспрянули духом! Да, Фемистокл прав, афинский флот и есть те самые спасительные «деревянные стены»!
После Фемистокла выступали многие ораторы, одобрявшие его толкование оракула. Ярче всех выступили двое: Кимон, сын Мильтиада, и Ксантипп, сын Арифрона.
На стороне Кимона была громкая слава его отца, победившего персов при Марафоне. Ксантипп же возглавлял то крыло воинствующей афинской знати, которая выступала за отвоевание золотых приисков во Фракии и за захват проливов в Пропонтиде, через которые в Аттику везли из Скифии дешевую пшеницу.
- Покуда персы не будут побеждены на море, Афины будут испытывать нехватку в хлебе, - заявил в конце своей речи Ксантипп.
Народное собрание постановило снарядить сто триер и послать их вместе с кораблями союзников в Эвбейский пролив. Главным навархом народ назначил Фемистокла, хотя он сам предлагал на эту должность Ксантиппа.
Зная о том, что общеэллинское войско в ближайшие дни должно преградить путь персам в Фермопильском проходе, Фемистокл рассчитывал на то, что его назначат стратегом сухопутного афинского войска. Однако спартанцы и коринфяне через своих послов предложили афинянам не посылать в Фермопилы свой отряд, а вместо этого выставить как можно больше кораблей.
Афинские власти пошли навстречу союзникам и решили отправить в Эвбейский пролив сто восемьдесят триер.
Поскольку времени на сборы было очень мало, афиняне успели снарядить только сто двадцать семь триер. Союзники выставили сто сорок четыре.
Шестьдесят керкирских триер так и не подошли. Сильные встречные ветры задержали их у южной оконечности Пелопоннеса.
