Глава 6
В один из таких дней, омраченных смертью архиепископа новгородского, подъезжал к городу великий князь Московский Иван Молодой.
Еще в дороге, прознав о кончине владыки Ионы, дьяк Федор, сокрушаясь, говорил:
- Не ко времени скончался он, ох как не ко времени. Кому грамоту государеву вручу? Иван Васильевич наказывал непременно владыке Ионе вручить.
Неожиданно посмотрел на молодого великого князя:
- Княже, не след нам ноне в Новгород въезжать, остановимся в каком-нибудь монастыре пригородном, в гостинице монастырской. Поглядим, как нас новгородцы встретят. Да и встретят ли?
На том и порешили…
Встретивший московитов старый монастырский настоятель указал князю на келью:
- Уж не осуди, княже, жилище убогое, тем паче на двоих с дьяком, да иных келий нет. А люди твои в трапезной разместятся.
И стали московиты выжидать, когда же новгородцы призовут их…
А Новгород в ту пору жил своей жизнью. С утра и допоздна трудились мастеровые, на городских концах звенели молоты кузнечные, стучали топоры плотницкие, чадили печи гончарные. По утрам звонили церковные колокола, гудели торговые ряды множеством голосов.
Спозаранку, едва открылись городские ворота, в Новгород вошел старый монах Зосима в изношенных одеждах, стоптанных лаптях и бесцветном клобуке, из-под которого выбивались пряди седых волос.
Долго стоял он перед храмом Святой Софии, молясь, прежде чем отправиться к подворью Борецких.
- Дивна красота твоя, Господи, - промолвил он и, еще раз перекрестившись, зашагал к терему Марфы.
У закрытых ворот стукнул висячим кольцом. Выглянул в смотровое оконце заспанный мужик. Зосима попросился:
- Впусти, человече, к матушке-боярыне, я из обители, что на поморском берегу.
Закрылось оконце, заскрипела задвижка. Удалился воротник, видно, с докладом в палаты отправился.
Долго глядел Зосима на терем Борецкой, на сияние стеколец, на точеность камней, из которых хоромы сложены. И не ведал, какой гнев вызвало его появление на подворье у боярыни. Едва услышав от ключника, что приплелся к ней из Поморья монах, Марфа взбеленилась, затопала ногой:
- Прочь, взашей гоните! Со всего Севера старцы повадятся, по миру пустят!
Услышал Зосима стук металла за воротами. Оконце открылось, и голос уже не воротного мужика, а ключника раздался:
- Взашей гнать тебя велено, старец. Иди, откуда приплелся!
Заплакал Зосима и, сгорбясь, опираясь на посох, удалился от боярских хором. В конце переулка остановился, хоромам Борецких посохом погрозил:
- В Содоме и Гоморре живущая! Зрю ее безглавую! Соромица беспутная!
Народ окружил Зосиму, сочувствует:
- Она старца обидела! Богомольца!
- Корыстолюбица Марфа, обители святой отказала!
Сопроводили новгородцы Зосиму до городских ворот и разбрелись кто куда, позабыв о старце.
А тот приплелся в подгородный монастырь, у трапезной остановился. Подошедшему монаху Иосифу, который из-под Белого озера шел, пожаловался:
- Пиявица ненасытная, много ль я на братию просил? На обитель, на церковку сгоревшую. От свечи заполыхала…
Вокруг старцев люд собрался. Из кельи вышел князь Иван Молодой. Зосима посохом грозит, слюной брызжет, выкрикивает:
- Все Поморье в кулаке держит, обиды люду чинит!
Толпа Зосиму поддерживает:
- Марфе никто не указ! Она на весь Новгород узду накинула!
Купчик в шубейке, шапка набекрень, через толпу пробился,заорал:
- На Марфу зла не держи, Зосима!
- Тебя бы так! - зашумели на купчика.
- На севера подавайся, на Выгу!
- Ворочайся в обитель, Новгород сирых не любит!
- Марфа и на Выге сыщет!..
А Зосима вопросил на все монастырское подворье:
- Что есть человек? - И, воздев руки, сам же и ответил:- Человек есть тварь ненасытная, зло превеликое, гордыней и корыстью обуянное!
Толпа любопытных помаленьку рассасывалась. Ушел ворча Зосима, и только, гордо вскинув седую голову, покрытую клобуком, остался стоять монах Иосиф. Опираясь на посох, он смотрел на молодого великого князя. Тот подошел к нему, достал из кошеля несколько монет.
- На твою обитель, отче. Иосиф подаяние принял, сказал:
- Ты обидами Зосимы тронут, князь, так Зосима в глухие ворота стучался. Душа человека земле подобна. Когда травой сорной земля зарастет, доброе зерно всходов не даст.
Из-под нависших бровей Иосиф пристально смотрел на молодого князя. Под жгучим взглядом Иван вздрогнул.
- Что узрел ты, отче? - спросил он, робея.
- Зрю я, великий князь Иван Молодой, твое суетное восхождение.
Монах замолчал, продолжая глядеть на князя. Молчал и Иван. Но вот Иосиф очнулся, заговорил глухо, будто выдавливая из себя каждое слово:
- Смутно проглядываю я дальнейшую жизнь твою, великий князь. Прости, пусть твое тебе останется…
И удалился, оставив великого князя гадать, что имел в виду Иосиф…
Посадник новгородский Иван Лукинич хоть и был истинным новгородцем, обычаи своего города чтил, но московского государя Ивана Васильевича побаивался. Знал, коли Москва на Новгород власть свою наложит, не видать тому никаких вольностей. Потому и был Иван Лукинич во всем согласен с боярами, какие к Литве тянут.
И направился новгородский посадник к Марфе Борецкой за советом и поддержкой.
Дворецкий Прохор встретил посадника у самых ворот, в хоромы проводил. Мягко ступая в легких сафьяновых сапогах, Иван Лукинич шел по палатам, устланным яркими заморскими коврами. Борецкую увидел в дальней палате, у муравленой печи, изразцы которой напоминали полевые травы.
Одетая просто, в саяне с пуговками из янтаря, сверху донизу застегнутыми, и повойнике, прикрывавшем волосы, Марфа строго смотрела на Ивана Лукинича.
- Здрава будь, матушка, - поклонился посадник.
- Здрав будь и ты, государь. Я же твоими молитвами живу. - Марфа пожевала полными губами. - Садись, Иван Лукинич, в ногах правды-то нет. Догадываюсь, к чему приход твой ранний.
- Как не догадаться, когда московиты за Подолом.
- Сызнова волк московский волчонка на нас напустил.
- Ноне московиты зубы кажут. Дьяк Федор грамоту вручил. Государь московский ждет от нас присяги.
Марфа усмехнулась:
- Так-таки.
- Ведомо тебе, Марфа Исааковна, Новгород Великий Москве что собаке кость поперек горла. - Посадник почесал голову. - Я, как и ты, Марфа, мыслю, Но что ответствовать молодому великому князю? Он ведь под государем живет. Эвон как московиты в ворота новгородские стучатся.
Марфа хитро прищурилась:
- Ахти, аль позабыл ты, Лукинич, как на Руси сказывают: «Незваный гость хуже татарина»?
- То так, Марфа Исааковна, да мне отвечать молодому великому князю. А ответ наш в грамоте изложен будет. И ту грамоту дьяк государю вручит.
Марфа губы поджала, думала недолго. Молвила твердо:
- Ты, посадник, отпиши: Новгород в скорби великой пребывает. Духовного отца, пастыря Божьего, потеряли новгородцы. И пока нет у нас архиепископа, какой ответ Москве давать?
И зевнула сонно:
- Умаялась я, Иван Лукинич. Сказ мой тебе ясен. Мы же, бояре, во всем на тебя, посадник, полагаемся.
Иван Лукинич ожидал великого князя в вечевой канцелярии. Новгородский совет господ загодя изложил ответ московитам, и теперь только осталось отдать грамоту Ивану Молодому.
Письмо удовлетворило Ивана Лукинича, от присяги новгородцы отказались, ссылаясь на то, что Новгород без архиепископа такие вопросы решать даже на вече не может. А у Новгорода с Москвой взгляды едины - так в том и присяга не нужна.
Время от времени посадник поглядывал на дверь, но московитов все не было. К обеденному часу, когда Иван Лукинич намерился покинуть избу, молодой великий князь появился в сопровождении дьяка.
Посадник встретил их с поклоном, посожалел, что потеряли новгородцы своего пастыря архиепископа Иону и нет у них ныне отца духовного.
- В неурочный час посольство твое, великий князь Иван Иванович.
Говорил Иван Лукинич, а сам глаз с молодого князя не сводил. К его удивлению, перед ним стоял не тот прошлогодний юный великий князь, а возмужавший высокий отрок с пробивавшейся бородкой и рассыпавшимися по широким плечам кудрями.
Дьяк Федор грамоту новгородцев принял, заметив при том:
- Не такой ответ великий князь и государь Иван Васильевич ждет от вас, старейшины новгородские. Вам бы люд к присяге привести да самим на верность государю московскому присягнуть…
С тем и отъехали послы московские. И пока по ополью до монастыря добирались, звон колокольный слышался. К обедне звали. А может, Новгород провожал молодого великого князя Московского, коего государь Иван Васильевич на бесчестье послал?
Дьяк Федор Топорков бубнил:
- Стыдоба… Не хотят новгородцы Москве присягать, им Литву подавай, Казимира… Ужо настанет час, будет вам суд государев…
Отъехал молодой великий князь Московский, а Иван Лукинич еще долго не покидал Посольскую избу. Держало невесть откуда закравшееся сомнение. А по правде ли живет Великий Новгород? По той ли старине, какая дедами завещана? Люди именитые, Совет господ Тянут Новгород под крыло литовского князя Казимира. Он, посадник, с ними в согласии. Но отчего среди ремесленного люда есть и такие, кто к Москве готов податься? Требуют, чтобы Новгород с Москвой договорную грамоту подписал. Им бы московского государя Ивана Васильевича видеть великим князем новгородским!..
Задумался Иван Лукинич: случись такое, и не бывать вольностям новгородским. Не ударит колокол, и не сойдутся в яростных спорах люди новгородские.
И посадник решительно крутнул головой: нет, он, Иван Лукинич, под властью великого князя Московского видеть Новгород не желает.
Вскоре после возвращения из Крыма от Гирея довелось Саньке Ненашеву стоять у входа в опочивальню великого князя Ивана Васильевича. Тот, проходя мимо отрока, поманил:
- Поди ждешь, когда князь Иван из Новгорода прибудет? Помоги, молодец, разоблачиться да свечу вздуй.
Пока Санька свечу зажигал и одежды государя принимал, Иван Васильевич присел на широкую лавку, покрытую медвежьей шкурой. Посмотрел на Саньку, брови приподнял:
- Боярин Родион Коробьин, с которым ты, отрок, в Крым к Гирею ездил, сказывал, исполнителен ты и услужлив. А то, что верен, и сам знаю. Ты с князем Иваном сызмальства дружбу водил. Вот и решил я, Александр, сын Гаврилы, землей тебя наделить. И чтоб была она рядом с вотчиной боярина Родиона, в земле Рязанской. А числиться тебе, Александр, дворянином служилым и по первому зову моему являться на службу на коне и приоружно вместе с другими служилыми людьми. А настанет час, и возвеличит тебя великий князь Иван Молодой своим стремянным.
Великий князь и государь Иван Васильевич созвал в Москву братьев, чтоб сообща совет держать. Слишком дерзко отвечали новгородцы послам московским и хоть знали, что молодой великий князь Иван самим государем послан, однако гордыни не уняли.
Не в думной сошлись братья, в большой горнице собрались. А перед тем как за стол сесть, сходили в келью к матери, старой вдовствующей княгине.
Встали братья перед ней. Перекрестила она их, спросила строго:
- Сказывай, великий князь Иван, о чем совет с братьями держать будешь? Почто и молодого великого князя Ивана призвал?
Подался вперед Иван Васильевич, государь московский, ответил:
- Великая княгиня, обиды Новгорода пора рассудить.
- Отец ваш, Василий, обиды Новгороду не прощал и, ежели б не смерть, сломил бы гордыню новгородцев. Вот и вы о том помыслите…
За столом в большой горнице расселись по старшинству. По левую руку молодой великий князь, по правую - Юрий, князь Дмитровский, Можайский, Серпуховский. За ним Андрей Угличский, Борис Волоцкий, а уж последний - Андрей Меньшой, тихий, безропотный. Позвал государь на совет и митрополита Филиппа, архиепископа Макария, священника Успенского собора, а также архимандрита Чудовского монастыря отца Николая и священника церкви на Арбате отца Виктора.
Повел Иван Васильевич очами по горнице, на каждого брата изучающее поглядел. Затихли они и, кажется, готовы были спросить брата старшего, аль за ними какие грехи водятся? Но промолчали.
А великий князь головой покачал:
- Ведь вот же никак князья удельные не уразумеют, что только в единстве сила. Каждый норовит под себя грести. Вот и шурин наш, тверской князь Михаил, на двух стульях сидит. Не ведаю, отчего он начал к Литве клониться? Ну да об этом не будем сегодня речь вести. Я Новгородом обеспокоен… Два лета назад стало мне известно, что приходили в Новгород послы литовские, речь вели признать Казимира. Да случилась беда: ураган на город налетел и крест на Святой Софии едва не сбросил.
Митрополит перекрестился:
- То знак Божий!
- Но новгородцам не в урок, и сызнова они склоняются к Литве…
Князь Иван прищурился, а Филипп посохом пристукнул:
- Управу на них, силой склонить!
- Нет, владыка, попытался я новь послать грамоту новгородцам и послал с дьяком сына Ивана, молодого великого князя. Писал я в грамоте, чтоб не отступали новгородцы от православия и не вынашивали в сердцах своих лихую мысль, не приставали к латинству, а били челом государю московскому!.. Не плачусь я вам, отцы духовные, братья мои, не хотят новгородцы с нами сообща жить, им к Литве сподручней. Не успели послы наши, молодой великий князь Иван с дьяком Топорковым, в Москву воротиться, как прознал я, что Новгород на Совете господ порешил нарядить к Казимиру послов, людей именитых.
И смолк: ждал, что скажут братья. Андрей Угличский фыркнул:
- Сломать хребет Новгороду, собирай полки, государь!
Князья-братья в один голос заговорили:
- Наши дружины в стороне не останутся! А митрополит Филипп пробасил:
- Тебе, государь, Господь власть вручил, тебе и решать.
