Глава 2
Ада говорит
Урук вернулся ближе к полудню.
Пес учуял его издали. Он вскочил, часто задышал, принялся размахивать хвостом.
— Все на месте, — удовлетворенно произнес Урук, проползая сквозь прореху в стене кустарника. Он волок за собой большую корзину.
— На месте, — подтвердила Ада. Она действительно не двигалась с места. Пес оказался отменным часовым. Стоило ей вздохнуть поглубже, как он тут же ощетинивался. Она с удовольствием бы прилегла, но боялась пошевелиться. Что ж, сидеть на мягкой траве не так уж плохо. Однажды, когда она пролила ведро Анта-Кане, ей пришлось простоять целую ночь, прижавшись спиной к стене храма.
— Есть хочешь? — спросил Урук.
— Пить.
Урук подал ей небольшой бурдюк.
— Пей, сколько хочешь.
Из второго бурдюка он, сжав рукой собачью морду, принялся тоненькой струйкой вливать жидкость в пасть пса.
— Иначе все расплещет, — пояснил он.
Вода отдавала кожей, но тут уж не до жалоб.
Урук тем временем скинул рубаху и бросил ее на куст. Такой ткани Ада еще не видела. С виду мягкая, как шерсть, но блестит, будто гладкая кожа. Еще внушительнее выглядел сам Урук. Под блестящей от пота кожей играли мощные мышцы. Днем он оказался еще красивее, чем выглядел ночью. Проседь на висках и морщины на лбу его только красили.
— Воздух влажный, — сказал Урук. Он ладонями стер пот с боков и провел руками по штанам.
Ада опустила глаза на свою рубаху, тоже промокшую от пота.
— Сними, если хочешь, — предложил Урук.
У себя дома она бы так и сделала. Мать целыми днями расхаживала в одной набедренной повязке. Дети вообще голышом бегали. Но в Дагоноре рабы становились стеснительными. Им ничто не принадлежало, беречь они могли лишь собственное тело, поэтому прятали его с болезненной одержимостью. Женщины не раздевались даже друг перед другом. Мужчины вели себя так же. И Ада осталась в одежде.
— Неразговорчивая ты.
— Анта-Кане не любит разговорчивых.
— Есть хочешь?
— Конечно.
Урук отошел к дереву и вытянул из веток сверток. Осторожно развернув пергамент, он извлек на свет маленькую мясную тушку, почерневшую при обжаривании на открытом огне.
— Это что? — спросила Ада.
— Кролик.
Урук оторвал от тушки заднюю ногу и швырнул псу. Оторвал вторую и протянул Аде.
— Пес его добыл, ему и первый кусок.
Затем Урук отодрал полоску мяса от ребер и протянул псу. Тот проглотил то, что уже было во рту, и осторожно принял мясо.
Ада попыталась сделать то же самое. Она оторвала от своей порции кусочек обугленного мяса и протянула псу. Тот не обратил на нее внимания.
— Брось ему, — посоветовал Урук.
— Но он не смотрит.
— А ты попробуй.
Ада думала, что мясо упадет псу на спину, но, как только кусочек оторвался от ее пальцев, пес подпрыгнул и поймал подачку на лету.
— Спала?
— Нет. Не улечься было.
Урук глянул на нее, но промолчал. Ел он быстро, Покончив со своей порцией, закинул кости в кусты.
— Знаешь, почему я тебя сюда притащил?
Ада пожала плечами, стараясь казаться спокойной. Однако этот вопрос ее мучил все утро. Зачем она ему? Не поварихой же, ясное дело. Задавать вопросы она не решалась. Раб должен таиться все время. Многие нифилимы, особенно женщины, любили поддразнить раба, чтобы потом обмануть его робкие надежды и еще больше унизить.
— Сейчас я тебе кое-что покажу. — Урук кивнул на прореху в кустарнике. — Полезай туда.
Ада приблизилась к кустам и увидела перед собою всю долину, от сарая, в котором лежали ее метлы, до поля, на котором нифилимы устраивали учебные сражения. В отдалении возвышались Иссохшие Холмы.
— Что видишь? — спросил Урук.
— Дома… Люди…
Совсем еще ребенком Ада поднималась с отцом в горы, где росла сочная трава для коз. «Мы отсюда кажемся муравьями», — показывал отец на долину внизу. Люди внизу, однако, вовсе не были похожи на насекомых. Ада могла разглядеть очертания голов, рук и ног. Мужчин от женщин и нифилимов от рабов она, правда, отличить не могла. Все одинаковы с такой высоты.
— На кузницу смотри, — подсказал Урук.
Она посмотрела на кузницу и удивилась.
— Дыма нет. Огонь погас.
Урук кивнул.
— Почему?
За все время рабства Ада ни разу не видела кузницу бездействующей.
— Все в шахты перетаскивают. Инструменты, пищу прячут. Даже рабов. Армия Кан-Пурама на подходе.
Ада снова прищурилась на холмы, как будто ожидая увидеть толпу вооруженных людей. Но даль по-прежнему была пуста. Между небом и землей слегка покачивались лазурные волны, на армию не похожие. Не похожи они были и на зеленую траву, которая, как знала Ада, росла за холмами. Как будто вода. Океана она не видела. «Река только с одним берегом», — так отец описывал эту большую воду.
— Это море? — спросила она.
— Нет. Нет там воды.
— Отец рассказывал, что за равнинами есть большое море.
— Верно он говорил.
— Может, это оно?
Урук покачал головой.
— Я был там недавно.
— Ты видел большую воду?
— Много раз. Но она так далеко, что вряд ли я увижу ее еще раз.
— Но что это тогда?
— Может быть, небо отражается в песке. Как гора отражается в пруду. — Урук пожал плечами. — Когда я шел через пустыню, много раз замечал эти волны. Сначала спешил, думал, и вправду вода… Нет, не было там никакой воды.
— Ты и в пустыне был?
Урук кивнул.
— Откуда ты?
— С юга.
— С побережья?
Ада не встречала людей из южных городов, но слышала, что там живут и чернокожие.
— Еще дальше.
— Из-за моря? — ужаснулась Ада.
— К западу от моря.
Ада опасливо покосилась на Урука. Если бы не его спокойный тон, можно было бы подумать, что он врет или бахвалится. «Хвастун хуже вруна», — говорила ей мать. Но голос Урука звучал спокойно, в нем чувствовалась какая-то усталость. И разочарование… Печаль? Стыд? И она верила каждому его слову.
— Мой народ живет так далеко, что даже звезды там кажутся другими, — продолжал Урук. — Хотя, к сожалению, они те же, что и здесь.
— А я жила в деревне между горами Хит и Ван, — вздохнула Ада. — Ее больше нет, нашей деревни. Три года я здесь… — Она смотрела на Дагонор. Внизу группа рабов с корзинами на головах проходила мимо храма. Издали корзины казались частью огромных голов. — Они даже меня не ищут…
— Ищут, — возразил Урук. — В холмах, к юго-западу от храма. Я следы изменил. Пусть побегают.
— Зачем ты меня украл?
Урук внимательно посмотрел на нее. Никогда еще Ада не ощущала на себе такого взгляда. Ей захотелось вытереть нос. Подумала, заметил ли он след удара на щеке, изъяны кожи на лбу.
— Я ищу одного человека, — произнес он. — Его зовут Джаред. Три дня уже здесь, но пока ни следа не обнаружил.
— Я о таком не слыхала.
— Но он тут. Думаю, он в горных пещерах. Там я еще не был.
— Он пленник?
— Да.
Ада задумалась.
— Если твой друг жив…
— Джаред мне не друг, — резко перебил ее Урук. — Я с псом в долгу перед ним. У меня нет друзей.
Резкий тон предвещал побои. Ада вскинула руки к лицу и сжалась. К одному-двум ударам она готова, но вот больше…
— Извини, — пискнула она. — Я не хотела…
Урук взял ее руки, отвел их от лица. Пальцы его, мозолистые и грубые, могли, оказывается, быть очень нежными.
— Успокойся. Тебе не за что извиняться.
Ада боялась ему верить, но на всякий случай кивнула.
— Что ты собиралась сказать?
— Если Джаред новый пленник, то он еще в камере. Новых рабов нифилимы держат в отдельном помещении, пока они… не созреют. — Она передернула плечами. — Ужасное место.
— И сколько это продолжается?
— Неделю или две. Иногда месяц. Некоторые из Акшура до сих пор там, внутри горы.
Ада провела в камере четыре дня. Отец ее вообще не вышел оттуда, хотя такое случалось редко.
— Ты могла бы ее найти, эту камеру?
— Она глубоко в горе. Дверь обшита железом.
— Охраняется?
— День и ночь, хотя там разницы не чувствуешь.
— Охрана сильная?
— Четыре или пять стражников… — Ада замялась. — Может, даже больше. Не знаю.
— Вход только один?
— Да, — уверенно кивнула головой Ада. — Камера вырублена в скале, все стены каменные.
— Трудновато… — пробормотал Урук.
— Ты хочешь туда пробраться?
— Конечно. Я должен. — Он посмотрел на глодавшего кость пса. — Мы должны.
— А что ты сделаешь со мной?
— Ты мне в пещерах не нужна.
Мысли Ады путались. Она даже подумала, не отправит ли этот новый хозяин ее обратно в Дагонор. Сердце беспокойно забилось в груди. Рабство ужасно, но смерть еще хуже. Возвращение — верная смерть. Ее отрубленную голову выставят на шесте перед храмом. Она чуть не упала на колени перед Уруком. Но не станет же он рисковать жизнью, чтобы передать ее нифилимам!
— Ты оставишь меня здесь? — спросила она с надеждой.
— Ближе к рудникам. А там — иди, куда хочешь.
Ада встрепенулась. Ее переполнили восторг и ужас. Свобода! Возможно ли такое? Нифилимы в своей жизни подчинялись не менее строгим правилам, чем их рабы. Сам грозный Анта-Кане, обремененный высокой ответственностью, не смел покинуть пределов храма. Возможность жить по-своему и делать, что пожелаешь, казалась пустой мечтой. А этот странный человек предлагал ей свободу как нечто само собой разумеющееся.
— А если тебя поймают?
— Убьют.
— И ты не боишься?
— Я больше боюсь, что не смогу спасти Джареда.
Ада смотрела на Урука широко раскрытыми глазами. Непонятный человек.
— Можешь нарисовать дорогу к камере?
— Попробую, — неуверенно согласилась Ада.
Урук достал из мешка кошель. Из него вытащил кошелек поменьше.
— Вытяни вперед руки, — приказал он.
Ада протянула к нему ладони, и он вытряхнул из кошелька три маленьких кусочка серебра и два ярких желтых камня.
— Что это? — спросила Ада.
— Янтарь.
Она взяла камень побольше и подняла его к солнцу.
— Красивый… Дорогой?
— Нет, не очень. Богатая женщина может в гребень вставить. Купец за него пару-другую коз даст. Но попробуй съесть его, когда голодный, или выпить, когда вода закончилась… Или защититься им ото льва…
— Все это сделают за тебя рабы. Накормят, напоят, уберегут от льва.
— Нарисуй мне карту, и я все это тебе отдам.
— Правда?
Урук кивнул.
— Если мы с псом выйдем из каменоломен — кошелек твой. А если с нами выйдет Джаред, получишь намного больше.
— А если ты не вернешься? Или я сбегу? Или нифилимы меня поймают?
— Риск всегда есть.
— А как ты пса туда проведешь?
Урук молча показал на корзину.
— А сам?
— Попробую. У них, — он кивнул в сторону Дагонора, — кучи вещей, а рабов мало. Дотемна им не закончить. Когда стемнеет, я пристроюсь к рабам.
— Я не смогу ждать тут вечно.
— Понятно. Жди, сколько сможешь.
Урук спрятал свои сокровища обратно в кошелек.
— Пора.
Урук поднял с куста рубаху, а Ада откусила еще кусок от кролика. Мясо показалось безвкусным, и она кинула кость псу. Тот поймал подарок на лету.
— Хочешь, я понесу что-нибудь, — предложила Ада.
Урук огляделся.
— Вон, воду возьми, — указал он на мех с водой.
На дне корзины Ада заметила рубаху из грубого коричневого полотна.
— А это зачем?
— Это я надену.
Ада поморщилась. На него никакой рубахи не хватит. И корзина предназначена для двоих. Сразу заметят и схватят. Жаль парня, пропадет.
— Вряд ли эта рубаха тебе подойдет. Нет здесь таких огромных рабов.
— Шить умеешь? — улыбнулся Урук.
