Глава 21
Храбрые люди
Когда наступил рассвет, «Ксантос» все еще пробирался обратно по узкому Симоису. Геликаон стоял у рулевого весла и наблюдал за знаками, которые подавал с носа Ониакус. За ними все ярче разгорался дневной свет, а впереди река была в глубокой тени, и Ониакус орудовал длинным шестом с отметками, измеряя глубину.
Судно шло медленно, и Геликаон давно распрощался с идеей напасть на микенский флот перед рассветом.
Он пытался думать только о предстоящей битве, но его мысли все время возвращались к Андромахе. Когда он впервые мельком увидел ее, так давно, несчастливой ночью у бухты Невезения, Андромаха пленила его сердце. До того момента Геликаон всегда говорил друзьям, что женится только по любви. До того момента, однако, он понятия не имел, что такое любовь. И в своем высокомерии верил, что выбор невесты всегда останется за ним.
Ему никогда и не снилось, что он безнадежно влюбится в ту, что будет для него недосягаема, в ту, что уже будет обручена с его ближайшим другом. «Боги веселятся, глядя на подобное высокомерие», — подумал он.
Последние дни во многих отношениях были счастливейшими днями его жизни. «Ксантос» был его истинным домом, тем местом, где он мог чувствовать себя по-настоящему довольным. Возможность разделить это с любимой женщиной была неоценимой жемчужиной.
Этой зимой, когда они плыли с острова на остров, в хорошую погоду или в дурную, он порой наблюдал за Андромахой: как она сидит на носу и глядит в море; или как идет, подобно пенноволосой богине, среди гребцов, протягивая им фляги с водой; или как, присев у мачты, крепко держится, пока корабль с трудом продвигается по бурному морю, — и думал, что никогда не мог бы быть счастливее. Она была его северной звездой, осью, вокруг которой вращался его мир. Геликаон верил: пока его сердце бьется, пока бьется ее сердце, у них всегда будет общая судьба.
Он не ожидал, что потеряет ее этой ночью так внезапно, что будет смотреть, как Андромаха уходит прочь, шагая рядом с одной из запряженных осликами тележек в темноту, к осажденному городу. Она сделала свой выбор — остаться с сыном Гектора. Она не оглянулась. Геликаон и не ожидал, что она оглянется.
Когда встало солнце, луч света пронзил туман и осветил корабли троянского флота, ожидающие там, где река Симоис впадала в бухту. Они казались умиротворенными в бледном свете утра — паруса свернуты, гребцы отдыхают на веслах в ожидании действий.
«Мы сражаемся на самой огромной войне, которую когда-либо видел мир, — подумал Геликаон, — и, скорее всего, нас ждут смерть и поражение, а ты думаешь о любимой женщине, вместо того чтобы обдумывать ход битвы. Если любовь творит такое с мужчиной, может быть, тебе лучше обойтись без любви».
Он мысленно улыбнулся: «Нет, я в это не верю».
Он передал весло рулевому и пошел, чтобы присоединиться к Ониакусу на центральной палубе.
— Собери капитанов троянских кораблей, — велел ему Геликаон. — Нам надо посовещаться.
— Я попрошу их присоединиться к нам, Золотой, — ответил Ониакус.
Повернулся было, чтобы уйти, потом нерешительно вернулся.
— Ходят слухи, — сказал он, — что некоторые микенские суда имеют теперь свои метатели огня.
Геликаон засмеялся.
— Наконец-то хорошие новости! — сказал он.
Ониакус озадаченно посмотрел на него.
— У них нет опыта такого боя и мало практики, Ониакус, — объяснил Геликаон. — Мы знаем, как опасны шары с горючей жидкостью, и обращаемся с ними с огромной осторожностью. В пылу битвы микенцы скорее всего нанесут больше ущерба своим судам, чем нашим. Это хорошие новости. Подожди и сам увидишь, друг мой.
Прошло некоторое время, прежде чем капитаны восемнадцати троянских судов собрались вместе. Суда поменьше подошли к «Ксантосу» так близко, что их капитаны смогли взобраться на его борт, иногда перебираясь через несколько стоящих бок о бок кораблей, чтобы добраться до цели. Когда Геликаон увидел столько сгрудившихся судов, осторожно стукающихся бортами друг о друга, в голове его начал зарождаться новый план.
В конце концов все капитаны собрались на центральной палубе «Ксантоса». Геликаон знал их всех и почувствовал прилив гордости. Все они были храбрыми людьми и умелыми мореходами. Они выходили из себя из-за того, что столько дней были заперты в бухте. Каждый из них жаждал действия, но самым нетерпеливым оказался Хромос, капитан «Артемиды», одного из быстроходных судов троянского флота, хотя и самого маленького из них.
— Нас девятнадцать, — сказал Геликаон, оглядев собравшихся. — Есть ли у нас точные сведения о количестве судов Менадоса?
— Их больше пятидесяти, — ответил Хромос. — До сегодняшнего дня половина этих судов находилась у берега ниже бухты Геракла. Появление «Ксантоса» заставило Менадоса приказать всем судам вернуться в Геллеспонт. Нас очень мало по сравнению с ними. Но Менадос будет ожидать, что вскоре «Ксантос» устремится прочь.
— Менадос думает, что такова главная часть моего плана, — задумчиво сказал Геликаон. — На каких из ваших кораблей есть метатели огня?
— На «Наяде» и на «Щите Ила», — ответил сильно хромающий молодой темноглазый капитан.
— У тебя есть опыт в работе с метателями, Акамас?
— В бою — нет. Но мои люди на «Щите» и моряки «Наяды» провели много долгих дней, бросая в цель пустые глиняные шары. В бухте кроме этого немногим можно было заняться, — печально сказал Акамас. — Наши команды приобрели неплохой опыт в метании этих шаров в другие корабли.
Большинство капитанов улыбнулись, а некоторые рассмеялись.
— Кто-нибудь из вас видел, как горит корабль, подожженный таким шаром? — спросил Геликаон. Лицо его ожесточилось, голос стал холодным.
Все покачали головами. Геликаон кивнул.
— Я так и думал. Вы и все члены ваших команд должны понимать, что, как только шар с горючей жидкостью попадает в корабль и разбивается, этот корабль обречен, как будто уже находится на дне Зеленого моря. Не ждите огненных стрел. Вся команда должна без колебания покинуть такое судно. Вам ясно?
Он осмотрел всех по очереди, его яростные голубые глаза внимательно вглядывались в моряков, пока все не кивнули.
— Очень хорошо. И хотя я с уважением отношусь к твоим словам, Акамас, я отряжу несколько моих моряков, имеющих боевой опыт, на борт «Наяды» и «Щита Ила». Они будут давать советы и помогать — не примите это за жест неуважения. Впереди нас ждет, без сомнения, тяжелый бой. Нам нужно умело распределить наши навыки. И у нас есть лишние моряки с «Борея», которые могут занять места на гребных скамьях любого из ваших судов.
— Хоть «Артемида» и не имеет метателей огня, Золотой, — сказал Хромос нетерпеливо, — но у нее скорость выше, чем у любого из судов побольше. Мы можем станцевать с микенцами веселый танец, если ты прикажешь.
— Скорость бывает жизненно важна, — ответил Геликаон, — но обычно для того чтобы убегать от битвы, а не стремиться к ней.
Остальные капитаны засмеялись, а Хромос покраснел, боясь, что выставил себя на посмешище.
— Я не издеваюсь над тобой, Хромос, — сказал Геликаон. — «Артемиде» отведена весьма существенная роль в составленном мною плане. Тебе пригодятся и скорость твоего судна, и его подвижность.
Хромос ухмыльнулся и осмотрелся по сторонам, гордый своей избранностью.
— Итак, когда мы атакуем, Золотой? — спросил он. — Чем скорее наши суда смогут выскользнуть в море, тем скорее мы сможем начать сражаться и ударить по врагу у бухты Геракла.
— Мы не будем атаковать, — ответил Геликаон. — Мы подождем, пока микенцы атакуют нас.
Хромос фыркнул.
— Но почем нам знать, что они атакуют? С них довольно того, что они держат нас взаперти в бухте, как… как крабов в сети.
— Ты сам заметил, что многое изменилось, когда появился «Ксантос», — сказал Геликаон. Он оглядел троянских капитанов. — Мы должны быть терпеливыми. Это то, чего нет у микенцев — терпения. Они порывистые, агрессивные люди. Мы должны повернуть это против них. И мой план заключается не в том, чтобы проскользнуть мимо Менадоса, а после изо всех сил поплыть прочь. Мой план заключается в том, чтобы уничтожить весь его флот.
День на водах Геллеспонта тянулся с болезненной медлительностью, и, когда солнце заскользило вниз по небосводу, «Ксантоса» все еще не было видно и непохоже было, чтобы троянские корабли собирались вырваться из бухты.
Менадос заставил себя перестать расхаживать по палубе «Электриона» и сел в капитанское кресло, являя собой воплощение спокойной уверенности. Однако в душе его все бурлило: гнев на хитрого Геликаона, желание поплыть в бухту и разнести «Ксантос» на куски. Его капитаны хотели последовать за ненавистной галерой в залив, но Менадос отказался гнаться за ней в темноте.
Все его пятьдесят пять кораблей теперь находились в море, либо собравшись у входа в Геллеспонт, либо плавая по заливу. Гребцы устали, и он приказал, чтобы они работали посменно: пока половина людей гребла, другая в это время отдыхала. Гребцов всегда нелегко было найти. Любой, кто мог позволить себе приобрести воинские доспехи и оружие, предпочел бы сражаться на поле боя, а не страдать от жарких зловонных испарений на скамьях гребцов. Некоторые капитаны сажали на скамьи рабов. Но прикованные рабы редко работали так же усердно, как свободные люди, и на «Электрионе» гребли только микенские воины, гордясь тем, что находятся на самом прекрасном корабле микенского флота.
Когда в конце второго дня дневной свет начал меркнуть, с корабля, находившегося ближе всех к Мысу Приливов, раздался крик: с него заметили судно, пытавшееся прорваться из бухты.
Сердце Менадоса возбужденно застучало, он приказал «Электриону» и четырем кораблям, находившимся неподалеку, перехватить судно.
— Преградите ему путь, — приказал он, — но пока не нападайте.
Вглядываясь в полумрак, Менадос вскоре сам разглядел это судно. То был не «Ксантос», а корабль поменьше, под черным парусом с изображением белой полной луны. Корабль быстро шел вдоль береговой линии, в опасной близости к скалам мыса, рискнув поднять парус, чтобы набрать скорость побольше.
— Не «Ксантос», — разочарованно сказал сын сестры Менадоса. — Но, может быть, они пустили в ход маленькое судно, чтобы тайком переправить царскую семью из Трои?
— Для этого потребовалось воистину маленькое судно, — сухо ответил Менадос.
«Приам никогда не оставил бы город, — подумал он, — и свои сокровища».
Суденышко мчалось по волнам, все ближе к надвигающимся микенским галерам, потом внезапно убрало парус, и за дело взялись гребцы. Они вмиг полностью развернули судно и погнали обратно к бухте.
— Не преследовать! — приказал адмирал, и сигнал этот был быстро передан с корабля на корабль.
Микенские корабли медленно отошли; нехотя, как подумалось Менадосу. «Что затевает Геликаон?» — гадал он. Было ли все на самом деле таким, каким казалось: одно судно попыталось сбежать? Или оно было еще одним огненным судном? Нет, Геликаон не проделал бы дважды один и тот же трюк.
Менадос снова стал расхаживать по палубе взад-вперед, его командиры тревожно наблюдали за ним.
В конце концов он принял решение. Если Геликаон снова проскользнет мимо него, вторую ночь подряд, Менадос и его командиры встретят медленную и мучительную смерть от рук Агамемнона. Он не мог позволить ни одному судну выбраться из бухты. Ночь снова будет лунной, поэтому оставалось предположить, что враги сделают еще одну попытку.
— Нашим командам ночью не придется отдыхать! — сказал он своим офицерам. — Сегодня все наши корабли будут в море!
Геликаон проснулся перед рассветом, когда на востоке виднелся лишь розовый отблеск.
Спал он крепко. Предыдущей ночью Геликаон послал два судна к устью бухты в дозор. Остальные команды хорошо выспались и отдохнувшими встречали наступающий день.
Геликаон увидел, что троянская галера скользит к ним от мыса, где ее капитан принимал рапорты от находившихся там дозорных, наблюдавших за микенским флотом.
— Они караулили всю ночь! — радостно крикнул капитан Геликаону. — Все их гребцы будут усталыми, как собаки!
Ониакус улыбнулся своему командиру.
— Усталые экипажи и усталые командиры, — сказал он.
Геликаон кивнул.
— А усталые люди принимают скверные решения, — ответил он. — Пора «Артемиде» заманить их сюда.
Во второй раз он наблюдал, как судно Хромоса храбро двинулось по направлению к микенскому флоту. На Геликаона произвело впечатление мастерство капитана и его команды. «Хромос, может, и хвастун, — подумал Геликаон, — но он имеет право гордиться своим кораблем и своей командой. Да хранит это судно Посейдон».
Команда «Ксантоса» готовилась к битве. Глиняные шары, каждый величиной с голову человека, осторожно перенесли из грузового отсека в выстланные соломой корзины, стоящие рядом с метателями огня. Сами метатели были проверены и смазаны. Специально подготовленные стрелы и жаровни держали на центральной палубе, подальше от горючей жидкости. Каждый член команды надел кожаный нагрудник и взял меч, лук и колчан со стрелами. По кругу передавали еду — пшеничный хлеб и сыр, чтобы поторопить наступление дня.
Когда дневной свет стал ярче, Геликаон приказал своему маленькому флоту построиться в две линии, обращенные к северу, далеко от устья бухты. «Ксантос» был впереди, в центре этих линий. «Щит Ила» и «Наяда», на которых имелись метатели огня, заняли места бок о бок во главе обеих линий. Два судна, что всю вели ночь наблюдение, разместились позади, где было сравнительно безопасно.
Геликаон снял свой бронзовый нагрудный доспех и вложил в ножны за спиной два меча с листовидными клинками. Под рукой он поместил шлем с глухим наличником.
— Сегодня мы рулевые, Ониакус, — обратился он к своему помощнику. — Ты хорошо понимаешь нашу стратегию?
— Да, Золотой, — ответил Ониакус. Потом поколебался и с беспокойством в глазах добавил: — Мы еще никогда не проигрывали морских битв, и я без вопросов буду следовать твоему плану, как всегда. Однако мы уже заперты в этой бухте, как мышь в кувшине, и, кажется, твой план теперь заключается в том, чтобы заманить в этот кувшин кошку.
Геликаон засмеялся, и его веселый смех разнесся над водой, заставив других улыбнуться и слегка разрядив напряжение.
— Это верно, мы заперты здесь, — ответил он, — но мышь в безопасности лишь до тех пор, пока она в кувшине. Враги сильно превосходят нас числом, Ониакус. Мы не можем позволить себе вступить с микенцами в бой в открытом море. Нас потопят, сожгут или захватят в плен до последнего корабля. Поэтому мы должны заманить микенцев в бухту, где у нас перед ними все преимущества. Они в море уже несколько недель. Они умирают со скуки, они раздражены, а теперь еще и устали в придачу. Каждый микенский капитан жаждет чести потопить или взять в плен «Ксантос». Особенно этого хочет Менадос. Я подарил ему жизнь, помнишь? Вряд ли он простил меня за это.
Ониакус почесал кудрявую голову.
— Тогда давай надеяться, что они клюнут на наживку в виде «Артемиды».
Геликаон пожал плечами.
— Может, клюнут, а может, нет. Если не клюнут, они все равно атакуют еще до полудня. Они микенцы. Они не смогут воспротивиться такому искушению.
Ожидание, казалось, тянулось очень долго, но в конце концов доблестная «Артемида» показалась вдалеке, возле мыса; ее гнал северный ветер.
Геликаон наблюдал, как корабль Хромоса направляется к ним, в середину бухты. В обшивке «Артемиды» торчали стрелы. Судно остановилась рядом с «Ксантосом», и Геликаон посмотрел на него сверху вниз: на корабле имелись раненые, но, кажется, ни одного тяжелого.
— Мы были на волосок от смерти, Золотой! — окликнул его крепыш Хромос. — Но, боюсь, они не клюнули на наживку.
— Займи свое место, Хромос, — отозвался Геликаон. Он посмотрел на север, в сторону Геллеспонта. — Похоже, ты ошибся.
Огибая мыс, появился микенский флот, дюжина кораблей шла на веслах в строгом порядке. Команды судов, собравшихся в Троянской бухте, наблюдали, как вражеские корабли построились для атаки. Геликаон улыбнулся, увидев, что впереди идут в ряд двенадцать судов. Корабли находились далеко друг от друга, чтобы оставалось побольше места для весел.
— Двенадцать в ряд, — ухмыляясь, сказал Ониакус, — как ты и предвидел.
— Менадос не моряк, — объяснил Геликаон. — Он один из воинов Агамемнона. Его назначили командовать флотом после его успехов на поле битвы. Поэтому он не знает Троянской бухты. Кажется, ее не знают и его капитаны.
Реки Симоис и Скамандер впадали в Троянскую бухту с востока и юга, неся с собой ил с возвышенностей. С течением лет воды здесь мельчали, и под водой образовались грязевые отмели. Капитаны, знавшие здешние воды, предусмотрительно держались середины бухты, чтобы избежать скрытых опасностей у ее берегов. Вход в бухту был широким, но быстро сужался, и в нее могли войти в ряд не больше восьми кораблей. Двенадцать судов Менадоса, протискиваясь, как надеялся Геликаон, сцепятся веслами и нарушат боевой строй. Если атакующие суда начнут качаться и покажут свои борта, «Ксантос» сможет пустить в ход таран.
Хорошо протаранить судно было трудно. Только самая искусная команда и капитан с великолепным глазомером, способный точно рассчитать время, могли надеяться на успех. В момент столкновения таранящий корабль был должен идти точно с нужной скоростью. Если он будет двигаться слишком медленно, враг сможет заставить своих гребцов табанить и уйдет от столкновения; если же атакующий корабль будет идти слишком быстро и таран войдет в корпус жертвы так глубоко, что застрянет в нем, это оставит атакующих беззащитными перед нападением с вражеского корабля.
Халкей оснастил «Ксантоса» тараном с тупым концом, окованным бронзой, который прорезал море под самой поверхностью воды. Назначением этого тарана было не пробить корпус противника, а нанести удар, который ослабил бы обшивку у места столкновения.
— Чего мы ждем? — громким шепотом спросил Ониакуса один из гребцов.
Утро близилось к концу, солнце уже поднялось высоко, однако ни один из флотов не двигался.
Геликаон услышал вопрос гребца и ответил:
— Мы ждем «косу».
И добавил, обращаясь к Ониакусу:
— Сегодня северный ветер — наш друг. Может, Менадос думает, что этот ветер — его друг, но он ошибается.
Холодный северный ветер, который свистел через Трою большинство дней в году, был так же предсказуем, как рассвет. Легкий ветерок крепчал, когда солнце подходило к зениту. После полудня «коса» могла продувать до костей, потом ветер снова стихал с наступлением ночи.
Геликаон посмотрел вверх, на Трою, стоящую высоко справа по борту. Золотистые стены мирно сияли в солнечном свете, и, глядя из бухты, невозможно было сказать, что там идет война. Геликаон видел движение в нижнем городе, поднимающуюся пыль, слышал далекие крики, но на таком расстоянии звуки эти походили на безмятежные крики морских птиц. О войне говорили только дымы погребальных костров: один — к западу от города, другой — к югу, на равнине Скамандера.
Геликаон снова обратил взор к вражескому флоту и наконец-то почувствовал, что ветер сильно дует в лицо. Он поднял меч, рулевые побежали по своим местам, и Геликаон крикнул:
— Грести на четыре такта!
Гребцы рьяно налегли на весла, «Ксантос» рванулся вперед, троянские корабли не отставали от него. За устьем бухты микенские суда увидели, что им бросают вызов, и пошли в атаку.
Как только вражеские гребцы набрали скорость и два флота ринулись навстречу друг другу, Геликаон поднял обе руки и резко их опустил.
— Греби назад! — крикнул он.
Могучие гребцы налегли на весла, табаня. Троянский флот замедлил ход, как будто его командиры испугались встречи с врагом. При виде этого микенские суда полетели вперед, им не терпелось углубиться в бухту. Некоторое время они удерживали идеальное построение.
Геликаон, сощурив глаза, наблюдал, как потом корабли на концах передней линии влетели на мелководье и потеряли ритм, начав поворачиваться к ближайшим судам, как усталые гребцы стали сцепляться веслами. Не ведая этого, центр передней линии продолжал стремиться вперед, в узкий проход. Геликаон снова отдал приказ атаковать, и снова троянский флот рванулся вперед.
Наконец, командиры «Электриона» поняли, что корабли на флангах их передовой линии беспомощно барахтаются, сцепившись веслами, на мелководье. Был отдан приказ замедлить ход, но к тому времени вторая и третья линия судов, гребцы которых усердно работали веслами, стремясь в бой, подгоняемые «косой», уже не могли остановиться.
Быстро идущие галеры начали врезаться в тыл своей же атакующей передней линии. Геликаон увидел, как корабль во втором ряду натолкнулся на корму «Электриона», заставив того начать вращаться. Теперь с «Ксантоса» были видны борта микенского флагманского корабля.
— Набрать скорость для тарана! — закричал Геликаон.
«Электрион» все еще двигался вперед, его нос беспомощно поворачивался влево, когда золотой корабль нанес удар. Всего за миг до столкновения Геликаон заорал:
— Греби назад!
И снова дисциплинированные гребцы начали табанить.
Два корабля столкнулись со звуком, похожим на зевесов гром. «Ксантос» поразил свою мишень чуть ниже носа, заставив вражеский корабль содрогнулся от носа до кормы; потом «Ксантос» подался назад.
На обоих кораблях моряки ждали, держа наготове веревки и абордажные крюки, мечи и щиты. Но многие были сбиты с ног столкновением, и, когда «Ксантос» подался назад, между двумя судами образовалось пространство, прежде чем люди с обеих сторон смогли перепрыгнуть с одного корабля на другой.
Геликаон ощутил холодную дрожь триумфа. Он знал, что «Электрион» обречен. В момент столкновения Геликаон почувствовал, как вражеский корабль смертельно дрогнул: подводная часть его обшивки была вмята внутрь.
На микенском судне разразилась паника. Их недавно столь гордый флагман начал крениться на левый борт, а корабли на обеих сторонах флота барахтались на мелководье или в густой грязи. Раздавались сердитые крики и проклятья, паникующие команды обвиняли друг друга в своем невезенье. Потом, как и предвидел Геликаон, микенцы пустили в ход метатели огня.
Он приказал своему флоту как можно скорее отойти назад. Некоторые из летящих глиняных шаров упали в воду рядом с троянскими кораблями, но ни один из вражеских метателей не был таким высоким и дальнобойным, как метатели «Ксантоса».
Геликаон велел членам команды, занимающимся метателями огня, стоять наготове, но они и не нуждались в таких приказаниях.
Троянские и дарданские команды наблюдали, как два шара, выпущенные микенскими галерами, ударили по своим же кораблям. Геликаон быстро приказал лучникам выпустить по этим двум судам огненные стрелы. Оба корабля со свистом занялись пламенем. Корпуса судов были проконопачены с помощью дегтя, и огонь распространился по флоту с ужасающей быстротой.
Моряки ныряли в воду, некоторые из них барахтались по пояс в густом иле.
Прошло немного времени — и весь микенской флот уже был в огне; пламя добралось до шаров с горючей жидкостью на других судах, жаровни на накренившихся кораблях перевернулись. Моряки, застрявшие посреди толчеи горящих судов, гибли, вопя. Другие погибли, когда подплыли на расстояние прицельной стрельбы троянских лучников. Некоторые выплыли или вышли вброд на берег бухты Приливов, где были убиты троянскими воинами, удерживавшими мыс. И лишь немногие добрались до восточного берега бухты, к своим войскам.
Издалека донеслись радостные крики, и Геликаон посмотрел вверх — на стенах Трои собрались толпы, чтобы посмотреть на уничтожение вражеского флота. Он приказал двум своим кораблям подобрать выживших, чтобы допросить их, а потом зашагал на кормовую палубу «Ксантоса».
Бледный Ониакус благоговейно покачал головой.
— Они потеряли больше пятидесяти судов и несколько сотен людей, а мы — только трех сраженных стрелами моряков, — сказал он, едва осмеливаясь поверить в случившееся.
Потом посмотрел на Геликаона.
— На многих микенских судах были экипажи из рабов, прикованных к веслам. Какая чудовищная смерть!
Геликаон знал, что Ониакусу вспомнились события в Бухте Голубых Сов, когда тот спорил, возражая против подобной участи микенских пиратов.
— Я бы не пожелал рабам такой смерти, — ответил Геликаон. — Война всех нас превращает в животных. Не существует победы, которой стоило бы гордиться. Эти микенцы и их рабы были обречены на гибель невежеством, высокомерием и нетерпением.
— «Электрион» — проклятое имя, — сказал Ониакус.
Геликаон кивнул.
— Это правда. Агамемнон вряд ли разгневает Посейдона, построив еще одно судно с таким именем. Теперь нам нужно решить одну задачу.
— Да, господин?
— Мы должны убраться из бухты, прежде чем Агамемнон успеет послать еще один флот с Имброса или из бухты Геракла. А путь для нас перекрыт, — Геликаон выругался. — Эти суда могут гореть до темноты.
— Мы узнали, что горючая жидкость быстро выгорает, — окликнул их Акамас, капитан «Щита Ила». — А теперь ты, Золотой, узнаешь, что «Щит» и его собратья-корабли могут пройти там, где не может пройти огромный «Ксантос».
В ожидании, пока огонь погаснет, Геликаон допросил нескольких микенцев, которых члены его команды выудили из воды. Большинство из пленных были простыми моряками, которые ничего не знали. Их прикончили и бросили обратно в воду. Спасся один из командиров, но он умер от ожогов прежде, чем успел рассказать что-нибудь важное.
Солнце начало опускаться к тому времени, как «Артемида» в последний раз отправилась в сторону микенского флота. Используя весла, как шесты, моряки этого судна проложили узкий канал в тлеющей путанице почерневших деревяшек, находя и убирая те, что были под водой и представляли собой опасность для кораблей, и выуживая большие обломки. Один за другим за «Артемидой» следовали остальные корабли, сперва те, что поменьше, потом — большие; каждый из них расширял спасительный канал, ведущий к выходу из бухты.
В конце концов два судна вернулись — «Наяда» и «Дельфин». Команда «Ксантоса» сбросила вниз канаты, и два троянских корабля потащили огромную галеру по каналу, проделанному другими судами. Команда «Ксантоса», убрав весла, наблюдала в молчании, как они проходят мимо призрачных галер, на которых валялись сотни обгорелых трупов. Некоторые из сгоревших и почерневших моряков до сих пор стояли, как стояли в тот миг, когда из настигла гибель. Большинство гребцов умерли, прикованные к скамьям, их тела скорчились в огненном тартаре.
Многие моряки «Ксантоса» отвернулись, в ужасе перед представшим перед ними кошмаром. Дерево микенских судов в некоторых местах все еще дымилось, вонь была тошнотворной.
Прошло много времени, прежде чем спасающиеся корабли достигли открытых вод и свежего воздуха. Потом, когда солнце уже коснулось горизонта, «Ксантос» и его маленький флот быстро вышли в Геллеспонт, а оттуда — а безопасное Зеленое море.
Как и большую часть дня, Андромаха стояла на западной стене Трои, наблюдая за тем, что происходит в бухте внизу. Она не присоединила свой голос к радостным крикам, раздавшимся вокруг, когда загорелся микенский флот. Андромаха стояла выпрямившись, неподвижная и молчаливая, и боялась, что если раскроет рот, то ударится в слезы. В душе она говорила прощальные слова человеку, которого любила больше всех на земле.
Когда стало холодать, толпа вернулась по домам или казармам, но Андромаха продолжала стоять на стене до тех пор, пока там не остались только она да четыре ее телохранителя.
Ее ночное путешествие в город прошло без происшествий. Караван осликов пересек равнину Симоиса, потом обогнул северный край плато, на котором стояла Троя. Когда они приблизились к городу, Андромаха увидела высоко вверху огни: они горели в окнах покоев царицы, обращенных к северу, над высоким утесом. Вряд ли под отвесной скалой могли находиться вражеские воины. Но, когда караван достиг подножья северной стены, вперед были высланы разведчики — проверить, свободен ли путь к Дарданским воротам.
Остальные ждали в темноте, зная, что им осталось сделать всего несколько шагов, но шаги эти будут самыми опасными. Если войска Агамемнона добрались до Дарданских ворот, Андромаха и ее спутники погибли.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем разведчики вернулись и сообщили, что дорога к воротам все еще открыта.
Караван осликов без помех проскользнул в город.
Встреча Андромахи с Астианаксом была счастливой. Когда она обняла мальчика, теплого и сонного, сбитого с толку тем, что его разбудили посреди ночи, она увидела еще одного ребенка, светловолосого, с очень светлой кожей, стоящего в углу комнаты в одной рубашонке. Все еще прижимая к себе сына, Андромаха опустилась на колени и улыбнулась.
— Декс? — ласково спросила она, и маленький мальчик молча кивнул.
Она увидела на его лице следы слез, как будто он плакал, пока не заснул. Андромаха обхватила его руками и обняла, прижав к себе.
— Я Андромаха, — прошептала она, — и я буду присматривать за тобой, если хочешь. Ты бы хотел остаться здесь с Астианаксом и со мной?
Она отодвинулась и посмотрела в его темные глаза. Мальчик сказал что-то, но так тихо, что она не расслышала. Андромаха приблизила ухо к его губам:
— Скажи еще раз, Декс.
Маленький мальчик прошептал:
— Где Солнечная женщина? Я не могу ее найти.
Теперь, стоя на западной стене, Андромаха наблюдала, как северный ветер гонит прочь облако дыма, висящее над флотом мертвых кораблей. Она поняла, что туман, который окутывал ее мысли последние дни, туман, порожденный борьбой чувств, страхом и усталостью, исчез. Она была рада вернуться в Трою, где ей и надлежало быть вместе с сыном и его маленьким братом-сиротой. Она не была ничьей любовницей, ничьей дочерью, ничьей женой. Если всем им в Трое суждено погибнуть, как она того боялась, они все равно будут вместе. Она будет защищать детей до последнего и умрет вместе с ними.
Андромаха дождалась, пока «Ксантос» добрался до выхода из бухты, и подняла руку в невидимом с судна прощальном жесте. Потом, с сердцем, впервые за много дней полным мира, отправилась обратно домой, во дворец.
