Присев на кровати, Элвин оглядела пустую опочивальню, которую делила с горничной по имени Мария, и вытащила из кармана находку. Подняла повыше, чтобы полюбоваться на полном свету блестящей кремовой поверхностью. Она нашла эту жемчужину сегодня утром, когда прислуживала королеве. Драгоценный шарик закатился в желоб между плитками пола в спальне. Видно, оторвался от платья. Пока королева вертелась перед серебряным зеркалом, придирчиво рассматривая устроенное Элвин сложное переплетение локонов, та незаметно подобрала жемчужину. Она не считала это воровством, помилуй Боже! На платье из венецианской парчи было нашито больше сотни точно таких же жемчужин. Отсутствие одной никто не заметит.

Под кроватью у Элвин стояла длинная деревянная шкатулка, украшенная серебряными цветами. Она увидела ее на рынке год назад и очень захотела купить. Копила деньги два месяца, наведывалась к торговцу, беспокоилась, на месте ли шкатулка. Это была единственная роскошная вещь, какую Элвин себе позволила. Все остальные деньги откладывались для путешествия на Святую землю. Страсть, возникшая еще в детстве, так и не угасла. Девушка как завороженная слушала рассказы аристократов, побывавших на Святой земле. Они, разумеется, беседовали с королевой, но Элвин при разговорах присутствовала. Никто из слуг не понимал этого. Ведь речь шла не о паломничестве. Тогда что же, спрашивается, ей там делать? Элвин не могла объяснить словами. Просто некая сила внутри упорно тянула ее на Восток. В это время года, когда башни дворца окутывал холодный туман, тяга становилась особенно сильной.

Она достала шкатулку, сняла с шеи цепочку с маленьким ключиком. Мягкий щелчок, и крышка плавно поднялась. Внутри имелось несколько отделений. Торговец сказал, что шкатулка предназначена для специй, но Элвин хранила здесь свои сокровища: малиновую ленту со свадебного платья подруги-горничной, перо белой голубки, найденное в дворцовом саду, старинную золотую монету, вытащенную из грязи на берегу реки. В другом отделении лежал завернутый в лоскуток синей материи высушенный цветок жасмина. Подарок Уилла. Сокровища Элвин представляли ценность только для нее одной. Жемчужина станет исключением, но ей трудно было от нее отказаться.

Еще ребенком в Поуисе она собрала похожую коллекцию, но попроще. Для каждого предмета придумала романтическую историю. Камешек в голубую крапинку являлся даром дочери султана отважному рыцарю. Обточенная водой красивая деревяшка оторвалась от кормы корабля, разбившегося у берегов Аравии. Коллекция скрашивала унылую жизнь, помогала скоротать долгие зимние вечера, когда единственными звуками в доме оставались завывания ветра за окном. Прошли годы, она покинула Поуис, ее жизнь изменилась, но пристрастие к «сокровищам» осталось.

Элвин положила жемчужину рядом с золотой монетой, заперла шкатулку, запихнула под кровать. Только начала надевать на шею цепочку, как дверь распахнулась и в опочивальню вбежала раскрасневшаяся Мария, невысокая светловолосая девушка примерно шестнадцати лет.

— Вот ты где! А я тебя всюду ищу.

— Что случилось? — Элвин опустила цепочку под платье.

— Там человек стоит у ворот для слуг, хочет тебя видеть. — Мария заулыбалась. — Мальчик-посыльный сказал, что он из Темпла.

— Из Темпла? — Элвин развязала передник. — Ты уверена?

— Да. — Мария хихикнула. Взяла у нее передник, аккуратно положила на кровать. — Это твой кавалер?

— Не знаю, — ответила Элвин, расправляя платье цвета слоновой кости.

— Расскажи, чего таишься. — Мария схватила Элвин за руки. — Собираешься замуж, да?

— Не скажу. — Элвин засмеялась.

Мария отпустила ее руки и притворно надулась:

— А я тогда не расскажу тебе свой секрет.

Элвин молча улыбалась.

Мария вздохнула и села на кровать.

— Ладно, расскажу, хотя ты и не заслуживаешь. — Ее глаза заблестели. — Во дворце трубадур.

— Ты его видела? — Вместе со всей королевской челядью Элвин с большим интересом ожидала прибытия знаменитого Пьера де Понт-Экве.

— Видела. И он совсем не похож на дьявола, как говорили некоторые. Очень даже приятной наружности.

— У тебя все мужчины приятной наружности.

— Да, — искренне призналась Мария. — Но это глаза ищут разнообразия, а сердце желает единственного мужчину.

Элвин знала, о ком идет речь. Мария прикипела сердцем к подручному повара, жгучему брюнету Району из Галисии. Он об этом, кажется, пока не догадывался.

— Как же нам повезло! — Мария откинулась на подушку. — Мы увидим представление.

Элвин кивнула. Представление состоится через пять дней, и королева разрешила присутствовать на нем четырем своим горничным, включая Элвин и Марию. Правда, они будут скрыты тяжелой драпировкой, прикрывающей вход для слуг в боковой части большого зала, но это не важно.

Она поправила чепец.

— Как я выгляжу?

— Как девушка из стихов, которые ты мне читала. Очень красивая.

— Я пошла. — Элвин направилась к двери.

— Передай своему милому привет! — крикнула вслед Мария.

Элвин миновала повара с корзинкой овощей, двух дворцовых стражников в алых ливреях и вышла через ворота для слуг в вымощенный плитками проход. В одну сторону он вел к главным улицам, в другую — к реке. Интересно, почему Уилл пришел без предупреждения? На него это не похоже. Может, наконец решил признаться в чувствах? Размышляя подобным образом, Элвин направилась к реке. Вода у берега была сплошь покрыта листьями, сорванными с деревьев во время недавнего ненастья. Под дубом стоял одетый в черное старик, смотрел на реку. Элвин осмотрелась. Уилла нигде видно не было.

— Элвин.

Она повернулась и увидела, что старик направляется к ней. Ее сердце встрепенулось. Перед ней стоял наставник Уилла Эврар де Труа.

Адель осторожно пролистала ветхие пергаментные листы лечебника. Нашла нужный, проследила пальцем по списку составных частей снадобья. В небольшом очаге тлели поленья. Стоявший в комнате серый туман щипал глаза. Видно, где-то засорился дымоход. Из окна сквозь дырявую штору сочился грязный свет. С улицы доносился скрип повозок, храп лошадей. Перекрикивались люди, лаяли собаки, пронзительно кричали младенцы.

Сзади подошел Гарин.

— Пошли в постель.

Он прижался к ней, пробежал ладонями по прохладным полумесяцам грудей. Руки заскользили дальше вниз, к животу. Адель не оглядываясь поймала их.

— Мне нужно приготовить настойки. Иначе завтра на рынке нечем будет торговать.

Через ее плечо Гарин прочитал несколько советов из лечебника. «Прижимай к сгнившим зубам лягушку, и они снова станут здоровыми. Если младенец не берет материнскую грудь, намажь соски медом».

— Зачем тебе это?

— Что? — рассеянно отозвалась Адель, шаря глазами по полкам с травами.

— Делать снадобья. — Он прижался губами к ее шее, потерся носом. — Разве тебе мало того, что я плачу?

— Конечно, мало. — Она выскользнула из его объятий и направилась к полкам. Сняла две высокие глиняные бутылки. Повернулась, встретившись с хмурым взглядом Гарина. — Я с моими девушками зарабатываю совсем немного, едва хватает на жизнь. Ты же видишь, какая у меня комната. А дом? Его нужно ремонтировать, иначе он развалится и нам негде будет принимать гостей. Когда я только открыла заведение, оно было в квартале самым известным. Теперь моих гостей начали переманивать новые дома. — Адель тяжело вздохнула. Поставила бутылки на стол рядом со ступкой и пестиком.

Как бы огорчился отец, увидев, во что она превратила его постоялый двор. Ведь их заведение процветало, они жили богато. Потом отец умер, хозяйкой стала шестнадцатилетняя Адель, и количество гостей начало быстро сокращаться. Потому что в основном постоялый двор посещали священники и школяры, приезжающие в Сорбонну и окрестные коллегии. Они, видимо, сочли недостойным останавливаться в заведении, где управляет женщина. Пришло время, когда Адель не смогла больше содержать двор и платить налог. Хоть продавай дом. Но девушка решила начать торговлю единственным товаром, какой у нее имелся.

— Я бы вообще не стала заниматься этим, если бы могла прожить на свои снадобья.

— Чем «этим»? Ты имеешь в виду меня?

— Нет. — Она ласково провела ладонью по его щеке. — Всех, кроме тебя.

Гарин схватил ее руку. Адель осторожно освободилась и повернулась к столу. Он направился к постели. Рядом в куче лежала сваленная одежда. Сверху брошен небольшой бархатный кошель. Гарин приподнял его за тесемку, с тревогой осознавая, что кошель стал совсем легким. Когда-то он трясся над каждым пенни, полученным от принца Эдуарда. А тот выдавал их очень скупо. Теперь же почти все молодой человек истратил. Одна монета за другой прижимались к ладони Адели каждый раз, когда она открывала ему дверь. Он посмотрел на Адель, вытряхивающую в ступку маковые зерна. Прошелся глазами по ее нежной белой коже, сладостному закруглению бедер, темному треугольнику между ними, от которого у него перехватывало дыхание. А она, не обращая внимания, сосредоточенно толкла смесь. Фиалковые глаза напряженно-внимательны, углы рта опущены, лоб наморщен. Вот, значит, какой становится Адель, когда занимается интересным для нее делом. С ним в постели она вроде бы всегда нежна и весела, но это всего лишь игра. А ее истинное лицо проглядывает сейчас, и он единственный, кому она его показывает, самодовольно улыбнувшись, подумал Гарин. Они напоминали супругов, проживших в браке много лет. Жена занимается своим делом, а муж…

Нет, себя в этой роли Гарин представить не мог.

Когда она поднялась взять с полки очередную бутылку, он уронил кошель на пол и бросился к ней. Повернул к себе.

— Гарин!..

— Я ничего не могу с собой поделать. — Молодой рыцарь впился горячими голодными губами в ее шею. — Это от меня не зависит.

— Не надо, — выдохнула она.

— Надо, — пробормотал он ей в ухо.

Дверь с шумом распахнулась.

Гарин испуганно развернулся, остро ощутив свою наготу. Грач окинул их хитрым насмешливым взглядом.

— Вот, значит, каким занятиям предаются славные рыцари-тамплиеры. Неудивительно, что Иерусалим до сих пор в руках сарацин.

Гарин ринулся, толкнул Грача к двери.

— Уходи!

Грач перестал усмехаться. Отбросил ударом кулака руку Гарина, затем схватил его за горло и сильно сдавил.

— Я же предупреждал тебя, ты, жалкое дерьмо! Никогда не разговаривай со мной таким тоном!

— Отпусти его! — хрипло крикнула Адель, даже не пытаясь одеться.

— Пошла вон, шлюха, — рявкнул Грач, мотнув головой на дверь.

Гарин тем временем тщетно пытался вырваться из захвата негодяя.

Адель спокойно подошла к Грачу, блестя фиалковыми глазами.

— Я никуда из своего дома не пойду. А тебе, разбойник, сейчас придется очень худо.

— Ах это твой дом? — усмехнулся Грач.

Она вытянула шею и крикнула в раскрытую дверь:

— Фабьен!

— Не надо, Адель, — прохрипел Гарин, не сводя глаз с Грача.

— Почему не надо?

В коридоре раздался тяжелый топот, и вскоре в дверном проходе возник здоровенный слуга с хмурым лицом и густыми сросшимися бровями.

Грач отпустил Гарина.

Тот перевел дух. Посмотрел на Адель:

— Прошу тебя, оставь нас ненадолго одних.

Адель помолчала пару секунд, затем подала знак рукой слуге уходить. Тот скрылся. А она неспешно зашла за плетеную ширму, набросила на себя красный шелковый халат. С такими, как этот висельник, ей доводилось сталкиваться не раз. Коварными, жестокими подонками, в любую минуту готовыми пустить в ход кулаки. Направляясь к двери, она поймала взгляд Гарина.

— Я буду рядом.

Глядя ей вслед, Грач ухмыльнулся:

— У твоей потаскухи острый язычок. Но ты об этом, конечно, знаешь. — Он пытливо посмотрел на Гарина, поспешно натягивающего на себя рейтузы. — Стало быть, ты уже попрал все обеты, какие дал ордену. Давно не живешь в бедности и послушании, а теперь вот расстался с целомудрием. Молодец. А она ничего. Правда, когда молчит. — Грач посмотрел на закрытую дверь. — Я, пожалуй, ее тоже попробую.

— Нет! — выкрикнул Гарин.

Лицо Грача отвердело, но через секунду он рассмеялся. Хриплым, омерзительным смехом.

— Так ты в нее влюблен? Подумать только, гордый тамплиер влюблен в шлюху! Воин Христа питает нежные чувства к дешевой потаскухе! О, это будет веселить меня еще много дней.

Слова негодяя огнем полоснули по Гарину.

— Как ты меня нашел? — произнес он сквозь стиснутые зубы.

— Очень просто. Прошел за тобой от прицептория. Ты забыл об осторожности. А ведь если они узнают, чем ты здесь занимаешься, тебе придется несладко. А?

— Что тебе нужно?

Грач сел на кровать, сбросил грязные башмаки и принялся тереть костлявые черные ступни. Время его изрядно потрепало. Он выглядел пожилым, хотя был всего на десять лет старше Гарина.

— Наш господин поручил дело. Тебе и мне. — Грач улыбнулся, показав гнилые зубы. — Ты надеялся, что о тебе забыли, да?

Гарин не ответил, просто отвел глаза. Вид Грача вызывал у него тошноту.

— Помнишь, ты рассказывал господину о книге? Которую украли.

Гарин решил больше не перечить. Чем скорее Грач отвяжется, тем лучше.

— И что с ней?

— Похоже, мы знаем, где она, — ответил Грач, выковыривая между пальцами на ноге большой ошметок черной грязи. — Перед королем на День всех святых собирается выступить один трубадур. Так вот: мы думаем, книга у него. — Грач стряхнул грязь с пальцев на постель. — Кто такой Эврар де Труа?

— Капеллан прицептория. Возможно, дядя имел в виду его, когда упоминал главу тайного братства. Он наставник моего бывшего товарища из Лондона, Уилла Кемпбелла.

Грач нахмурился:

— Ты думаешь, Кемпбелл знает об «Анима Темпли»?

Гарин пожал плечами:

— Откуда мне знать?

Грач помрачнел.

— Придержи язык, когда со мной разговариваешь, мальчик. А то я его вырву и лишу твою шлюху удовольствия. Я тут порасспрашивал немного и узнал, что доминиканцы собрались помешать выступлению трубадура и заручились поддержкой тамплиеров. Ты заметил в последние несколько недель в прицептории каких-то необычных визитеров?

Прежде чем ответить, Гарин долго молчал.

— Да. Я видел доминиканца, а также Хасана, с которым был связан мой дядя.

— Так я и думал, — довольно отозвался Грач. — Хасан связан также и с капелланом. Наверное, он в этом тайном братстве вроде наемника. — Покряхтывая, Грач натянул башмаки и встал. — Капеллан, как считает наш господин, попытается добыть книгу у трубадура. Мы позволим ему проделать эту трудную работу, а потом отнимем книгу.

— Почему вы решили, что капеллан будет действовать именно так?

— Если ты сказал нам тогда правду, — Грач сделал несколько шагов к Гарину, — насчет невероятной ценности для них книги, то тамплиеры, несомненно, захотят ее вернуть. И будут продолжать хотеть, когда книга окажется у нас.

— Я рассказал лишь об услышанном от дяди. — Гарин замолк. — А если книгой завладеют доминиканцы?

— Это было бы неплохо. У них книгу добыть гораздо проще, чем из подвалов тамплиеров. — Грач хмыкнул. — Посмотрим, как пойдет дело. До представления трубадура ты будешь в прицептории нашими ушами и глазами. В ближайшие дни внимательно следи за капелланом и его другом сарацином. Если они добудут книгу у трубадура, немедленно извести меня.

— А чем будешь заниматься ты? — спросил Гарин.

Грач бросил взгляд на дверь и озорно улыбнулся:

— Составлю твоей милой компанию и буду ждать. Если все сделаешь как следует, получишь в награду поместье и титул лорда. Так сказал наш господин. И вот это. — Он вытащил кошель. Поднял так, чтобы Гарин мог его видеть. — Достань книгу, и будешь ездить на этой шлюхе целый год. — Он сунул кошель обратно в плащ и направился к двери. — Одевайся. Я спущусь вниз что-нибудь поесть. О наших планах поговорим, когда закончу.

Грач вышел за дверь. Через пару мгновений в комнату вошла Адель.

— Что случилось?

Гарин, весь красный от ярости, сорвал с ширмы свою рубашку.

Адель подошла, выхватила у него рубашку и уронила на пол, затем обвила руками его шею. Встала на цыпочки, поцеловала в губы.

Гарин вначале оцепенело стоял, затем медленно обнял ее и зарылся лицом в волосы, пахнущие апельсинами и какими-то пряностями. Теплый экзотический аромат напоминал ему о матери.

После смерти мужа леди Сесилии пришлось передать ордену тамплиеров свое имение в Лионе и переехать в Рочестер. Одной из немногих оставшихся у нее ценностей оставалась шкатулка с пряностями, которую она постоянно держала рядом с постелью. Если Гарин вел себя хорошо, леди Сесилия затевала с ним игру. Усаживала на кровать и заставляла закрывать глаза. Затем брала из шкатулки шепотки пряностей и подносила к его носу, чтобы он угадал. За правильный ответ позволялось слизнуть пряность с пальца матери. Он запомнил не столько вкус, сколько мягкий, игривый голос матери и ее нежные прикосновения.

Гарин резко отпустил Адель.

— Мне нужно одеться.

— Кто этот человек? — спросила Адель.

Он не ответил.

— Почему ты молчишь?

— Занимайся своими делами, черт возьми!

Фиалковые глаза Адели заблестели.

— Мне ничего не стоит выбросить отсюда вас обоих.

— Извини. Я просто… оставь меня одного на пару минут. — Гарин обернулся. — Пожалуйста, Адель.

Она кивнула и вышла за дверь.

Гарин надел рубашку, открыл мешок. На дне лежала смятая мантия, в пятнах. Белая материя, символ рыцарской чистоты. Сознание жгли слова Грача. «Подумать только, гордый тамплиер влюблен в шлюху!» Ведь порой он и сам так думал. Однако в постели с Адель Гарин забывал обо всем, кроме запаха, вкуса и ощущения этой необыкновенной женщины. Он даже иногда задавался вопросом, не отравила ли она его каким-то снадобьем, чтобы он приходил и приходил к ней — всегда голодный, ненасытный. Гарин встряхнул мантию, и на пол что-то выпало. Кожаная заплатка с глаза дяди. Он поднял ее, расправил потрескавшуюся кожу, приложил к глазу и посмотрел на себя в пыльное серебряное зеркало.