Подняв юбки, Элвин легко переступила через грязь. Всю ночь шел дождь, и вокруг церкви было сыро. Сегодня это величественное сооружение казалось серым и заброшенным. Девушка спряталась под раскидистыми ветвями старого тиса напротив фасада и стала ждать, не сводя глаз с закрытых дверей.

Ей уже довелось несколько раз побывать внутри знаменитой Сен-Шапель. Но первый запомнился особо. Элвин обнаружила это окруженное деревьями двухэтажное сооружение, прожив в Париже лишь два дня. Поднялась на крыльцо, приоткрыла дверь и… чуть не столкнулась с королем Людовиком. Она оцепенела от ужаса, ожидая страшного наказания, но король неожиданно улыбнулся и пригласил внутрь. Провел ее вначале по первому этажу, часовне для придворных. Элвин смотрела во все глаза, впитывая в себя великолепие убранства, монументальные витражи, яркие живые цвета стенной росписи, статуи, стоящие как живые у стен. На втором этаже, в своей личной часовне, он подвел девочку к мраморному алтарю, где лежал небольшой искривленный кусочек дерева. Своим глубоким, преисполненным благоговения голосом король поведал ей, что это привезенная из Константинополя частица тернового венца Спасителя, ради которой он и повелел построить церковь. «Это же вроде моих „сокровищ“, — изумилась Элвин, — где деревяшка на самом деле вовсе не деревяшка, а воплощение веры короля». Они вместе опустились на колени перед святыней и молились почти час. Элвин никогда еще не чувствовала такого благостного умиротворения, такой нежной теплоты, стоя на коленях на холодном каменном полу рядом с королем Франции. Она, в простом платье и белом переднике, и Людовик — в ярко-красном плаще, отороченном мехом горностая. Элвин едва осмеливалась дышать, боясь нарушить тишину, искоса поглядывая на монарха, прикрывшего глаза в молитве. Потом король, кажется, не отличал ее от других горничных, но для Элвин чудесные мгновения запомнились навсегда.

Элвин заволновалась, что очарование Сен-Шапель может задержать трубадура. Она уже четыре дня искала возможности встретиться с Пьером де Понт-Экве, но вокруг трубадура постоянно крутились хихикающие придворные дамы и любопытные вельможи. Эврар настоятельно наказал взять «Книгу Грааля» обязательно до представления. А оно состоится сегодня.

Большой зал уже подготовлен. На столах кувшины с вином и кубки, стены украшают флаги, горят факелы. Настоящий праздник в честь Дня всех святых. Вечером придворные вместе с приехавшими баронами присоединятся к королевской семье на особой вечерней службе в Сен-Шапель, после которой состоится представление, а затем пиршество.

В городе к прибытию трубадура относились по-разному. Многих простых людей, жаждавших его увидеть, разочаровало намерение Пьера выступить только перед королем. Священники из местных коллегий, подстрекаемые доминиканцами, призывали к запрету выступления. Людовик, истративший на этот вечер кучу денег, не желал его испортить и обмануть ожидания гостей, но, как узнала от королевы Элвин, втайне сожалел о приглашении Пьера к своему двору. В любом случае король заверил священников в готовности немедленно остановить представление, если заметит малейшее нарушение кодекса поведения.

«Пойди к нему в комнату, пока его нет, и возьми книгу. Это так просто», — говорила себе Элвин. Но не могла двинуться.

Кроме опасения быть пойманной, у Элвин имелись и другие причины оставаться на месте. Эврар, разумеется, всего не рассказал, но ее заинтриговало очевидное отчаяние капеллана и сам факт прихода к ней старого наставника. Она согласилась только при условии, что, получив книгу, он немедленно представит Уилла к посвящению в рыцари. Да, конечно, Уилл будет ей признателен, осуществится его мечта, но, помимо всего прочего, Элвин представляла себя героиней одного из романов, читаемых ею во множестве.

«К тому же трубадур, наверное, никогда не расстается с книгой», — убеждала она себя, пытаясь унять дрожь.

Наконец дверь церкви распахнулась. Вышли двое. Элвин замерла, наблюдая за ними из-под опущенных ресниц. Мария оказалась права. Пьер де Понт-Экве действительно хорош собой. Невысокий, худощавый, но держится с большим достоинством, как настоящий аристократ. Молодой человек с роскошными каштановыми волосами и красивыми голубыми, очень умными, глазами глянул на нее, и Элвин отвернулась.

— Надеюсь развлечь вас сегодня вечером, мой господин, — донесся до нее голос трубадура. Напряженный, глубокий, звучный. — И нижайше прошу вас передать мою благодарность его величеству за позволение увидеть личную часовню. Недаром ее называют одним из чудес света.

Его спутник быстро удалился, согнувшись под дождем, а Пьер зашлепал кожаными сапогами по грязи прямо к ней. Его голубые рейтузы и бархатная туника промокли. Элвин затаила дыхание.

— На берегу окутанного туманом озера стояла она, Джиневра. Ждала у своего жилища рыцаря Ланселота. — Пьер, улыбаясь, раздвинул ветви тиса. — Если тут можно укрыться от дождя, леди, то не позволите ли вы мне присоединиться к вам?

Элвин рассмеялась:

— Здесь тоже сыро.

Пьер внимательно рассматривал ее. Он был ниже ростом, но под его острым взглядом Элвин чувствовала себя маленькой.

— Тогда почему вы здесь стоите, мерзнете, когда есть возможность зайти под крышу?

Элвин не ответила.

— Вы горничная королевы?

Она удивилась. «Если он знает, кто я, то, может быть, ему ведома и моя цель». А если он колдун?

— Да, — отозвалась она, чувствуя, как бесследно исчезает ее уверенность. — А как вы узнали?

— Я поинтересовался, кто эта славная девушка, следующая за мной как тень. Как только я появился во дворце. Куда ни направлю шаги, вы уже там.

— Ах вот как. — Элвин совсем упала духом. Ей казалось, она действовала с большой осторожностью.

— Как ваше имя?

— Грейс.

— Оно вам чудесно подходит, — сказал Пьер, его голубые глаза заблестели. — И вы захотели проверить правдивость рассказов обо мне? Написал ли мои романсы дьявол? И не злой ли я волшебник, стремящийся колдовскими хитростями соблазнить короля, чтобы он отвернулся от Бога?

— Нет. — Элвин заставила себя выпрямиться и посмотреть ему в глаза. — Поэт интересен мне своими стихами.

— Вот как? — Пьер задумчиво улыбнулся. Похоже, ответ Элвин его удивил. — У меня осталось немного времени перед выступлением, леди Грейс. Мы могли бы побеседовать о поэзии. Но в более сухом месте. Не откажетесь пройти в мои покои? — Он жестом предложил ей идти впереди него.

Элвин двигалась по дворцу опустив голову и боясь оклика. В коридорах царило оживление. Слуги, чиновники, придворные шли по своим делам. Она чувствовала на своей спине взгляд трубадура. Когда они поднялись на башню, где отвели покои Пьеру, ее сердце так сильно стучало в груди, что она испугалась, не вылетит ли оно наружу как птица. Он быстро оглядел пустой коридор, затем открыл дверь, предлагая войти. Элвин окинула взглядом скромную опочивальню. У стены стояли несколько сундуков, на кровати — небольшой вещевой мешок, полуприкрытый одеялом.

— Вид из окна компенсирует отсутствие роскоши.

Элвин повернулась.

— Садитесь, пожалуйста, — сказал он, показывая на лавку у окна.

Она бросила взгляд на Сену далеко внизу, такую же серую, как небо. Дальше весь город тонул в тумане.

Пьер сел рядом.

— Вы замерзли. — Он сжал ее руки и начал их растирать.

— Я обрадовалась, когда объявили о вашем выступлении во дворце, — сказала Элвин, наблюдая за медленными нежными движениями его рук. — Мне нравятся стихи. Я читала стихи Кретьена де Труа и поэмы Арно де Мореля, но никогда не имела возможности спросить поэта, откуда он берет вдохновение.

— Вы это спрашиваете у меня, леди? — вроде бы удивился Пьер, поднося ее руку к губам. — Откуда я черпаю вдохновение?

Она кивнула, чувствуя его горячее дыхание на своей ледяной коже.

— Меня может вдохновить любой пустяк. — Пьер опустил ее руку и взял другую. — Шепот ветра, запах дождя на опавших листьях. — Он снова принялся согревать ее кисть своим дыханием.

— А стихи других поэтов вас не вдохновляют? — произнесла Элвин, осторожно освобождая руку и кладя ее на колени. — Я слышала, многие поэты черпают вдохновение из стихов приятелей.

— Такое бывает, но… — Пьер оперся назад, на оконную раму, полуприкрыв глаза, слегка покачивая головой. — Чаще вдохновение можно найти в древних сказаниях. Но мне, для того чтобы рассказать о любви, не нужно ничего. — Он улыбнулся. — Мои стихи написаны сердцем. — Пьер посмотрел на нее. — Вы довольны моим ответом, леди?

— А я слышала, что свои последние романсы вы откуда-то списали, — быстро проговорила Элвин.

— Что? — Глаза Пьера расширились. — Где вы это слышали?

— Кто-то сказал во дворце, — ответила Элвин, удивленная происшедшим в нем изменением. Исчезли вальяжность и томная поза. Он встревожился, как олень, почуявший охотника. — Кажется, горничная.

— И что именно эта горничная сказала?

— Что у вас есть какая-то книга, из которой вы читаете на представлениях. И эта книга вами похищена.

Пьер сильно сжал руку Элвин, заставив ее охнуть.

— Я не вор!

— Конечно, нет, — быстро ответила она, мотнув головой. — Я в этом уверена. Но такой слух ходит.

Он медленно отпустил ее руку, как будто опасаясь ее бегства.

— Я не вор. И не колдун, и не слуга дьявола.

Пьер подался вперед. Неожиданно он как-то скукожился, как будто из него выпустили воздух. Взгляд поблек, лицо сделалось унылым и вялым.

— Чужой успех не дает другим покоя. Зависть — самый страшный яд. Он проникает в сердца людей и превращает их в подлецов и негодяев. Полжизни я провел в поисках славы. И теперь, снискав ее, понял, что она мне больше не нужна. — Он посмотрел на Элвин. — Да, «Книга Грааля» написана не мной. — Пьер замолк, а затем добавил твердым голосом: — Но я ее не крал. Этот слух, как и все остальные, ложь, и я прошу вас больше его не повторять.

— Обещаю. — Элвин встала. Изменение настроения Пьера ее расстроило. Она не чувствовала больше возбуждения. — Извините. Мне не следует отнимать у вас время. Вам нужно готовиться к выступлению.

— Погодите! — крикнул Пьер, когда она направилась к двери.

Элвин нервозно обернулась.

— Не уходите. — Он грустно улыбнулся. — С тех пор как я появился во дворце, моего общества искали многие. Дамы, желающие, чтобы я обессмертил их в стихах; аристократы, стремящиеся заманить меня в гости, чтобы повысить свой престиж. Я начал опасаться предстоящего выступления перед этой хищной толпой во дворце, где меня однажды с презрением отвергли. Но ваше присутствие здесь и интерес к моему творчеству я с радостью приветствую. Извините, я не захотел продолжить разговор о «Книге Грааля». В пути меня преследовали не только вздорные слухи и злые обвинения, но также и твердое ощущение неотступной слежки.

— За вами следят? — Элвин притворилась шокированной.

Эврар рассказал ей, что посылал кого-то искать трубадура.

— На постоялых дворах, где я останавливался, путешествуя с юга, рассказывали о человеке, разузнававшем обо мне. Похож на чужестранца.

— Может быть, он просто хотел побывать на ваших выступлениях?

— Может быть, — неуверенно ответил Пьер. — Я ускользнул от него, поселившись на несколько недель в Блуа, у друга. — Он похлопал ладонью по скамье. — Может, сядете, леди?

После недолгих колебаний Элвин вернулась на скамью у окна. У нее появилась идея.

— Не могли бы вы дать мне одеяло? Я вся промокла.

— Конечно, — галантно отозвался Пьер и, стащив с кровати одеяло, осторожно обернул вокруг ее плеч.

Элвин сняла с головы мокрый чепец и, тряхнув локонами, заметила, как вспыхнули глаза Пьера. Она узнала этот взгляд. Так смотрели на нее многие мужчины — торговцы на рынках, стражники в дворцовых коридорах, Уилл, до того как начал подавлять в себе чувства. Ей это нравилось. Она ощущала себя непобедимой и одновременно желающей быть покоренной.

Всякий раз, встретив подобный взгляд, Элвин проникалась уверенностью, что в этом мире, где правят мужчины, и у нее, женщины, тоже есть сила.

Она улыбнулась и подвинулась ближе к Пьеру.

— Вы говорили о том, где черпаете вдохновение для стихов. Я мечтала прочесть хотя бы одно стихотворение.

— Сейчас, — сказал Пьер. Его глаза снова засветились. Он подошел к кровати, вытащил из вещевого мешка книгу и пачку пергаментов. Книга полностью соответствовала описанию Эврара. Пьер положил «Книгу Грааля» на скамью рядом, а пачку пергаментов протянул ей. — Вот мои стихи.

Элвин с трудом оторвала глаза от книги. Прочла несколько стихов, написанных аккуратным почерком. Все посвящены женщине по имени Катерина. Ее поразила их глубокая чувственность.

— Ваши стихи… в них столько страсти, — проговорила она, возвращая листы. Ее щеки горели.

— Подобная страсть ныне не в чести. Я их не могу читать на выступлениях. — Пьер грустно посмотрел на пергаменты. — В прежние времена поэты, чьи стихи вы читали, могли себе позволить выразить страсть. Они писали о медленном болезненном восторге постижения любви, муке ожидания, наслаждениях сердца и плоти. Но теперь в моде галантность. Теперь поэты воспевают отказ от удовольствий и воздержание от желаний. Прежде мужчина из любви к прекрасной даме отбрасывал все мысли о грехе. Теперь на первом месте благородство. — Он покачал головой. — Но любовь невозможно запереть в клетку. Она не знает греха, не разбирает, дозволенная страсть или нет. Любовь — дикое ненасытное существо, не ведающее сдержанности.

Элвин молча кивнула. Пьер взял «Книгу Грааля», начал перелистывать страницы. Время от времени унылый дневной свет оживляли яркие вспышки золотой фольги, из которой были выполнены заставки.

— Это книга моего брата. Я взял ее после его смерти две зимы назад. Использовал кое-что оттуда, чтобы обновить историю о Парсивале. Книга помогла мне добиться славы. И, может быть, это позволит однажды обнародовать стихи о нем. На мои выступления собираются огромные толпы.

— Ее написал ваш брат?

— Нет. — Пьер устало усмехнулся. — Антуан не мог написать даже свое имя. Мой брат торговал вином.

— Как же она к нему попала?

Пьер посмотрел на нее:

— Я полагаюсь на вашу осмотрительность и благоразумие.

— Можете не сомневаться, — пробормотала Элвин. Чувствуя сомнение Пьера, она заговорщицки тронула его за колено. — Никто не узнает. Обещаю.

Пьер улыбнулся.

— Он нашел ее на пороге своего дома. Да-да, все так и произошло. Полагаю, моя версия про принесшего ее ангела звучит менее абсурдно, не так ли? Не стоит спрашивать, как она там оказалась, я этого не знаю. Однажды утром, много лет назад, брат открыл дверь и увидел книгу. Показал мне ее, когда я у него гостил. Я просмотрел, но в то время охоты читать не было. После того как мне отказали в выступлениях при королевском дворе, я вернулся в родительский дом в Понт-Экве, где отец начал заставлять меня работать на земле. Посчитал крестьянский труд более подходящим занятием. Поэзию он не понимал, считал ее глупой блажью. Презрение, с каким отнесся король к моим стихам, раздавило меня, и я, признаюсь, начал верить отцу. Но заставить музу молчать невозможно. Когда Антуан умер, мы с отцом приехали в Париж уладить дела с его имуществом, и я забрал книгу. И не пожалел. Книга послужила богатым источником вдохновения. — Пьер опустил глаза. — Мне улыбнулась удача, на которую я уже и не рассчитывал.

— Но вас не беспокоят протесты Церкви? Я слышала, при дворе Аквитании ваши выступления запретили. И здесь священники требуют того же. Угрожают даже отлучить от Церкви.

— Да, какое-то время назад мои выступления казались немного грубоватыми и откровенными для утонченных вкусов. Я их смягчил. — Пьер резко поднялся, сложил пергаментные листы, взял «Книгу Грааля». — Здешние придворные, по словам пригласивших меня, ждут моего выступления с большим нетерпением. Доминиканцам не удалось склонить короля на свою сторону.

Элвин с досадой смотрела, как он возвращает книгу и стихи в вещевой мешок. Ведь она только что лежала рядом.

— И мои представления не так уж плохи, как говорят некоторые. По крайней мере дьявол там не появлялся. Пока.

В дверь постучали.

Несколько секунд Пьер смотрел на дверь, затем, покачав головой, открыл небольшую щелку.

— В чем дело?

— Вы хотели, мой господин, чтобы вам сообщили, когда будет готов большой зал, — произнес мужской голос. Элвин догадалась, что это слуга.

— Извините меня, леди, — пробормотал Пьер, оглянувшись, и выскользнул в коридор, закрыв за собой дверь. — Все подготовлено, как я просил?

— Да, мой господин, вы будете выступать перед королем.

Прислушиваясь к приглушенным голосам за дверью, Элвин ринулась к кровати.

— А зал? Он оформлен, как я просил?

— Да, мой господин.

— Когда я выступал в Клуни, там скамьи поставили неправильно. И мне пришлось говорить в затылки зрителям!

— Все поставлено в точности как вы просили, мой господин.

— Очень хорошо. Я сейчас приду. — Пьер открыл дверь. Улыбнулся. — Увы, леди, я вынужден покинуть ваше общество. Мне нужно сделать кое-какие дела.

— Мне тоже пора идти. — Элвин возвратила трубадуру улыбку, чувствуя себя насквозь порочной. — Если я не закончу работу, то придется пропустить ваше представление. Благодарю за приятный разговор. Доверившись, вы оказали мне большую честь.

— Тогда, Грейс, может быть, и вы окажете мне честь? Давайте встретимся после представления.

— Если позволят мои обязанности.

Пьер забросил на плечо вещевой мешок и открыл дверь, пропуская ее вперед.

— Надеюсь, позволят. — Он двинулся по коридору. Затем резко развернулся. — О… один момент! У вас осталось кое-что мое.

Элвин похолодела.

— Ваше?

— Да, одеяло. — Пьер подошел к ней. — Боюсь, без него я ночью замерзну в этой комнате, похожей на склеп.

— Оно мокрое! — выпалила Элвин. — Я скажу слуге, чтобы он принес вам другое. Даже два.

Пьер поклонился.

— Тогда до встречи.

Элвин подождала пару мгновений, затем двинулась в противоположном направлении. Под одеялом она прижимала к груди «Книгу Грааля».

В опочивальне ее встретила взволнованная Мария.

— Где ты была? Королева очень недовольна. Твоя обязанность одевать ее после купания!

Лицо Элвин вытянулось.

— Я думала, у меня свободное время.

Мария раздраженно вскинула руки:

— Как ты могла быть такой забывчивой?

— Королева собирается меня наказать?

Мария сурово глянула на Элвин:

— Я сказала королеве, что ты в постели с сильной болью в животе. И заменила тебя при одевании. Не беспокойся, представление ты не пропустишь. Твое недомогание должно к вечеру пройти. Просто утром ты что-то съела негодное.

— Как мне повезло с подругой.

— Ты права, — согласилась Мария. Посмотрела на одеяло. — Это что еще за тряпье? И где твой чепец? — Она нахмурилась. — Элвин, ты вся промокла до нитки!

— Я хочу тебя кое о чем попросить.

Мария вскинула брови:

— Значит, пока я за тебя выполняла работу, ты встречалась со своим милым? Под дождем? — Она улыбнулась. — Теперь-то ты мне о нем расскажешь.

— У меня к тебе очень важное дело, Мария.

Девушка перестала улыбаться.

— Что случилось?

— Я не хотела тебя впутывать, но у меня нет выбора. Ты уже помогла мне сегодня, и я тебя отблагодарю, обещаю, но мне нужно еще кое-что. Только не спрашивай о причинах. Я этого сказать не могу.

Мария медленно кивнула:

— Говори.

— Нужно передать в прицепторий весть. Как можно скорее. Пойди к Рамону. Думаю, ему можно доверять и он сумеет покинуть дворец без особых трудностей. Рамон доставит послание, если ты его попросишь.

Мария покраснела.

— Мне кажется, он меня едва замечает.

— Ты ошибаешься, Мария. Рамон все время пялит на тебя глаза.

— А кому послание?

— Священнику Эврару де Труа.

— Священнику! Ты влюблена в священника?

— Нет, — быстро ответила Элвин. — К любви это никакого отношения не имеет.

Мария вздохнула.

— Что я должна сказать Рамону?

— Пусть передаст священнику, что мне удалось добыть необходимую ему вещь. Эврар должен послать своего человека встретиться со мной за полчаса до вечерни. Он знает где.

— Это все?

— Да.

Мария внимательно оглядела Элвин.

— У тебя неприятности?

Элвин напряженно рассмеялась.

— А когда неприятности меня миновали? — Она посерьезнела. — Так ты это сделаешь?

— Сделаю.

— Тогда я должна тебе вдвойне.

— Конечно, — шутливо бросила Мария, одновременно встревоженная за подругу и возбужденная поводом увидеть Рамона.

Проводив Марию, Элвин достала черную шкатулку. Для книги там оказалось места достаточно, если положить ее сверху на все отделения. Она заперла шкатулку, толкнула ее ногой под кровать и направилась к вешалке высушить платье.

Пьер налил в кубок еще вина и прошагал к помосту, воздвигнутому в дальнем конце большого зала. Сел на доски, оперся на локти. По пути сюда ему встретился аристократ, с которым пришлось выпить вина и вести долгую беседу, поэтому времени для подготовки оставалось мало. Но в любом случае большой зал смотрелся великолепно.

На помосте стояли троны для короля и королевы, покрытые пуховыми покрывалами. Позади на стене висел алый стяг короля Людовика с золотой лилией, мерцающей в ярком свете сотен свечей. По залу были развешаны флаги, украшенные гербами герцогов и баронов, которые будут присутствовать на представлении. На пространстве перед помостом — там, где Пьер будет выступать, — разбросали высушенные лепестки роз, источавшие нежный аромат. На убранных осенними листьями длинных столах через равные интервалы стояли усыпанные драгоценными камнями чаши с вином. Янтарные, малиновые, золотые. После представления будет пиршество в честь Дня всех святых. Ничто не мешало Пьеру представлять такое великолепие устроенным королевскими особами в его честь.

Трубадур допил вино и проворно вскочил на ноги. Вещевой мешок с «Книгой Грааля» и стихами лежал на столе.

— Достопочтенные мессиры! — воскликнул он, обращаясь к слугам, украшающим столы листьями. — Позвольте мне исполнить вам «Песнь о Роланде». — Он откашлялся, довольный акустикой зала, и прикрыл глаза.

Слуги замерли, слушая пение Пьера. Его голос, сильный и звонкий, наполнял огромный зал.

— День миновал, на землю ночь спустилась. Могучий император сон увидел…

— Пьер де Понт-Экве.

Пьер открыл глаза. К помосту направлялась целая процессия. Впереди двое в поношенных черных сутанах. Босые, на шеях большие деревянные кресты. Пьер знал, кто они такие, поскольку их облачение было широко известно. Следом за братьями-доминиканцами шли пятеро тамплиеров еще более внушительного вида. Каждый рыцарь держал в руке обнаженный меч, и трубадура обуял холодный ужас. Слуги попятились прочь, перешептываясь.

— Что вам угодно, мои добрые братья?

Процессия остановилась.

— Мы тебе не братья, — ответил один из доминиканцев, выступая вперед.

Ответ прозвучал из уст молодого человека, очень серьезного, темноглазого. Пьер поежился под его острым взглядом, попытался выпрямиться во весь рост.

— Если у вас ко мне дело, нижайше прошу закончить его быстро. У меня мало времени для разговора.

— Пьер де Понт-Экве, — произнес доминиканец, не обращая внимания на его слова, — по велению нашего дома при церкви Святого Иакова в Париже, приверженцев святого ордена доминиканцев, волей папы Георгия IX назначенных быть инструментом Божьим для искоренения ереси, ты арестован.

— Арестован? По какому обвинению?

— В ереси.

— Послушайте, — быстро проговорил Пьер, — не знаю, что вы обо мне слышали, но заверяю: это все ложь. Я не еретик!

— Ты немедленно передашь нам книгу, какой обладаешь, это… писание дьявола, и пойдешь с нами.

— Нет! — выкрикнул Пьер. Его охватил страх. — Я гость его величества короля Людовика! Он пригласил меня выступить сегодня!

— Где «Книга Грааля»?

— Погоди!

Высокий черноволосый тамплиер двинулся к столу, потянулся к вещевому мешку Пьера.

— Сэр де Наварр! — рявкнул доминиканец поворачиваясь. — Отойдите. Я разберусь с этим сам.

Рука Никола де Наварра повисла над мешком.

— Давай же, брат Жиль, сделаем это вместе, — невозмутимо проговорил он спустя пару мгновений, кивнув на мешок.

Жиль снял с шеи деревянный крест, положил на мешок и начал молитву.

Пьер соскочил с помоста.

— Схватите его! — крикнул второй доминиканец.

— Позовите короля! — крикнул Пьер перепуганным слугам. Его тут же утихомирил один из тамплиеров жестоким ударом кулака по затылку.

— Не будешь впредь распространять о нас грязь! — прошипел он в ухо трубадуру.

Пьер обмяк, схваченный с обеих сторон, а Жиль закончил молитву и осторожно сунул руку в мешок.

— Остановитесь, — простонал трубадур.

— Ты богохульствовал, осквернял христианство, — подал голос второй доминиканец. Его тон был столь же непреклонен, как и взгляд. — Но в нашем доме тебе дадут надежду спасти душу. Мы стремимся отвратить тебя от тьмы, заставившей идти против Господа, и будем пытаться изгнать из тебя дьявола. Сошедшие с пути Божьего должны за это поплатиться. Если ты вошел в сговор с Сатаной…

— Ее там нет.

Пьер с трудом поднял голову, чтобы посмотреть, как Жиль вытряхивает на стол содержимое мешка. По доскам разлетелись пергаментные листы со стихами. И все. «Книги Грааля» не было. Никола де Наварр начал собирать пергаменты, Жиль прошагал к Пьеру.

— Где она?

— Что? — испуганно спросил Пьер.

Доминиканец вскинул руку, схватил Пьера за подбородок, заставив поднять голову.

— Где книга?

Пьер шумно засопел, адамово яблоко быстро двигалось вверх-вниз.

— Брат Жиль.

Доминиканец оглянулся. Никола де Наварр закончил просматривать пергамента и направился к нему.

— Позволь попытаться мне.

Жиль посмотрел на рыцаря, собираясь что-то возразить, затем отошел.

Пьер порывисто задышал. С пояса рыцаря свисали арбалет, кинжал и, наконец, меч.

— Книга в мешке! — выпалил Пьер.

— Однако ее там нет, — мягко возразил Никола.

Из глаз Пьера закапали слезы.

— Отпустите меня! Я не писал эту книгу! Клянусь!

— Я тебе верю, — сказал Никола. Затем понизил голос до шепота. — Выполняй требования доминиканцев и спасешь себе жизнь. Понял? Но скажи, где книга. Если будешь упрямиться, они тебя убьют как еретика. А книгу все равно искать будут. И начнут с того, что посетят твою родню в Понт-Экве.

— Боже, — пробормотал Пьер.

Никола понизил голос еще сильнее, обжигая дыханием щеку Пьера:

— Если они не найдут книгу в твоем доме, то сорвут с родных одежды и привяжут к столбам на городской площади. Твоего отца Жана, твою мать Элеонор, сестер Оду и Кателин. Их вымажут маслом и поджарят на древесном угле. Очень медленно. Так что можно будет наблюдать, как чернеет плоть, отделяется от костей, как отваливаются ступни, голени…

— Нет! Боже мой! Я положил ее в мешок! В своей опочивальне. Положил ее в мешок. Клянусь!

Жиль, не слышавший слов Никола, удивленно посмотрел на трубадура:

— Так где же она сейчас?

— Не знаю! Я ее не вынимал! Она должна быть там… я не понимаю почему… — Пьер замолк.

— Что? — быстро спросил Никола.

Пьер поднял голову.

— Со мной была девушка, служанка. Она пришла поговорить о поэзии.

— По-твоему, книгу могла взять служанка?

— Я вышел из комнаты, ненадолго, и… — Пьер кивнул. — Да. Она могла ее взять.

— Кто она? — бросил Жиль.

— Грейс.

— Погоди, брат! — крикнул Никола, видя направлявшегося к двери Жиля. Он повернулся к Пьеру: — Как она выглядит?

— Высокая. Стройная. Длинные золотистые волосы. Красивая.

Никола подошел к Жилю.

— Во дворце сотни слуг, брат. Я найду сенешаля и спрошу о девушке. А ты тем временем отведи трубадура в его опочивальню и обыщи там все. Убедись, что он не оставил книгу по ошибке или просто спрятал, а насчет служанки лжет. Я думаю, королю уже доложили о нашем прибытии. Он потребует объяснений.

Жиль напряженно кивнул:

— Хорошо. Но ты приведи девушку, если найдешь. Я хочу ее допросить.

— Как пожелаешь.

Никола подождал, пока доминиканцы и рыцари выведут трубадура из зала, затем вышел сам. Спросив слуг, задержавшихся в задней части, где находится сенешаль, он быстро двинулся по широким коридорам мимо придворных, с любопытством поглядывающих на его белую мантию. Достигнув покоев сенешаля на нижнем этаже, он обнаружил их пустыми. Постоял в коридоре, размышляя, стоит ли ждать или поискать сенешаля во дворце. Из окна ветерок доносил запахи реки. Приближались сумерки, небо сплошь затянулось серыми облаками. Окна выходили на окружающий дворец узкий проход, обнесенный стеной, который с одной стороны отделял дворец от реки, а с другой — от улиц Ситэ. Через равные промежутки в стене были сделаны арочные ворота. На несколько мгновений перед взором Никола мелькнул человек в сером плаще, быстро шедший от дворца к дубовой роще, окаймлявшей берег реки. Осмотревшись, человек исчез среди деревьев. Даже в сумерках проглядывала его темная кожа.