Представшее нашим глазам безрадостное помещение освещала масляная лампа в руке открывшей нам женщины, а также дешевые свечи в стенных нишах, дававшие масляный, дымный свет и отбрасывающие на все унылый отблеск. Мутнеджемет, сестра Нефертити, жена Хоремхеба, была очень худа; не видевшая солнца кожа обтягивала изящные кости, которые с мучительной ясностью угадывались под складками ее простого одеяния. Ее череп был выбрит; парика она не носила. Мутнеджемет сильно сутулилась. Ее лицо с такими же высокими скулами, что и у сестры, но не без уравновешенности Нефертити, было каким-то вялым, и глаза ее могли быть печальны, не будь в то же время столь безразличными. Мутнеджемет была пустышкой. От нее веяло отчаявшейся, жалостной, безответной нуждой. Но в то же время я понимал, что не могу ни в коем случае ей доверять, поскольку, несмотря на кажущуюся апатию, нужда свернулась в ней словно готовая к броску кобра.

По бокам от Мутнеджемет стояло по карлику. На них были одинаковые добротные костюмы и украшения, они носили одинаковые кинжалы, указывающие на их престижное положение. В этом не было ничего обычного — и в прошлом множество людей подобного телосложения и внешности пробивали себе путь к ответственным должностям при царском дворе. Необычным, однако, было то, что карлики были абсолютно одинаковы. Судя по всему, они не обрадовались тому, что их потревожили.

Мутнеджемет, наклонив голову, продолжала непонимающе, с полуоткрытым ртом, глядеть на меня. Очевидно, она никак не могла сообразить, кто я такой и что нам могло здесь понадобиться.

— Почему ты ничего мне не принес? — промяукала она тоном, в котором читалось нечто более глубокое, чем просто разочарование.

— Что я должен был вам принести? — спросил я.

Она оглядела меня пустыми глазами и внезапно разразилась потоком отборных ругательств в мой адрес, а потом, шаркая ногами, удалилась в соседнюю комнату. Карлики продолжали глазеть на нас с недружелюбными лицами. Я предположил, что своими кинжалами они умели пользоваться. Возможно, малый рост даже давал им преимущество; в конце концов, уныло подумал я, можно принести человеку немалый ущерб, нанося ему удары исключительно ниже пояса.

— Кто вы такие?

Они обменялись короткими взглядами, словно говорившими: «Что это за идиот?».

Хаи вмешался:

— Мы здесь лишь ненадолго, с визитом к принцессе.

— Она не принимает посетителей, — отозвался один карлик неожиданно звучным голосом.

— Совсем? — уточнил я.

— Зачем вы хотите ее видеть? — спросил второй карлик, точно таким же голосом.

Я словно разговаривал с двумя лицами, представлявшими один ум. В этом было нечто комическое. Я улыбнулся.

Однако они не видели ничего забавного; их маленькие руки потянулись к рукояткам кинжалов. Хаи начал было оправдываться, но тут его прервали.

— Ох, да впустите же их! — крикнула Мутнеджемет из соседней комнаты. — Мне нужно хоть чье-то общество. Кто угодно, только бы не вы двое!

Пройдя по коридору — куда, как я заметил, выходили несколько более или менее пустых кладовых, а также кухня с полками, на которых стояли горшки и кувшины с продуктами, — мы оказались в более просторной гостиной. Мы уселись на табуреты, в то время как принцесса прилегла на кровать. Комната была самой обычной, и казалось, будто в ней не хватает мебели, словно Мутнеджемет досталась пара второсортных помещений в бывшем семейном особняке. Она разглядывала нас своими пресыщенными глазами, обведенными слишком жирными и неаккуратно наложенными линиями краски. Она посмотрела на Хаи, словно на протухшую рыбину.

— Я привел к вам Рахотепа, Расследователя тайн. Он настаивал на встрече с вами.

Она поглядела на него свысока и захихикала.

— Ха, да это блюдо давно простыло! Я и кошке бы такое не дала. А вот ты… — Она посмотрела мне прямо в глаза.

Я игнорировал ее откровенный намек. Внезапно она разразилась хохотом, откинув голову, словно мелодраматическая актриса.

Я продолжал глядеть прямо ей в глаза.

— О! Я вижу — ты сильный и молчаливый. Замечательно!

Мутнеджемет попыталась поглядеть на меня как куртизанка, но у нее не вышло, и она снова захихикала, а затем внезапно разразилась истерическим хохотом.

Кто-то совсем недавно ее накачал дурманом. Она пребывала еще в радостной фазе. Вскоре веселье угаснет, и она снова окажется в тисках своей неумолимой потребности. Я почувствовал, как в груди у меня вздымается возбуждение, похожее на пленительную панику, ибо здесь было недостающее звено. Однако способна ли была она проделать все то, в чем я ее подозревал? Могла ли она подбросить резную вещицу, коробку с маской из останков животных и куколку? Она живет на территории царского дворца, однако свободы у нее вроде бы было не больше, чем у животного в клетке. Ее покои были запечатаны снаружи. Кто-то держал ее под контролем, но кто? Не ее муж — по крайней мере не непосредственно, поскольку он был далеко отсюда. Это должен был быть кто-то, у кого есть постоянный доступ во дворец, и в особенности в эти комнаты. Кроме того, это должен был быть тот, кто мог снабжать ее наркотиком. Ответ был так мучительно близок! Мог ли тот, кто убивал молодых людей, также управлять принцессой? Не торопиться, задавать вопросы по очереди — и я, возможно, сумею доказать эту связь, двигаясь медленно, осторожно, выверенно.

— Кто вас снабжает? — спросил я.

— Снабжает чем? — переспросила она. Ее глаза блестели.

— Опийным маком.

Хаи моментально оказался на ногах.

— Это вопиющее нарушение протокола и отвратительное обвинение!

— Сядьте и заткнитесь!

Он был глубоко оскорблен.

— У вас тоже есть свои привычки, — добавил я, исключительно для собственного мстительного удовольствия. — Пристрастие к вину ничем не отличается от того, как поступает она. Вы не можете жить без этого, и она тоже. В чем разница?

Хаи тяжело задышал, но ответить не смог.

— Это правда, — сказала она спокойно. — Это все, что у меня есть. Я пыталась отказаться. Но в конце концов жизнь без этого оказывается такой неинтересной! Попросту скучной. Никакой.

— И все же вы продолжаете жить ради этого. Хотя и выглядите так, словно уже умерли.

Мутнеджемет печально кивнула.

— Но когда оно внутри тебя, все превращается в сплошное блаженство!

Она казалась не ближе к состоянию блаженства, чем если бы находилась в челюстях крокодила.

— Кто приносит вам это? — спросил я.

Она загадочно улыбнулась и приблизилась ко мне.

— Тебе хотелось бы это знать, не так ли? Я вижу тебя насквозь. Ты такой же отчаявшийся, как и я. Тебе так же нужны ответы, как мне — снадобье. Ты знаешь, что это за чувство…

Ее холодная ладонь скользнула вниз, под мою одежду. Мне это не понравилось, поэтому я вытащил ее обратно и вернул хозяйке.

Мутнеджемет мягко потерла запястье.

— Теперь я ничего тебе не скажу, — произнесла она голосом обидчивого ребенка.

— Ну что ж, тогда я пошел, — отозвался я и встал.

— Нет, не уходи! — вскрикнула она. — Не будь таким жестоким. Не покидай бедную девочку!

Она снова замяукала, словно кошка.

Я повернулся к ней.

— Я останусь с вами еще ненадолго. Но только если вы будете со мной разговаривать.

Она покрутила бедрами, словно девочка-обольстительница. В случае почти пожилой женщины эти движения выглядели жалко. Потом она похлопала по скамье, и я снова сел.

— Спроси меня о чем-нибудь.

— Просто расскажите мне, кто приносит вам снадобье.

— Никто.

Внезапно она снова разразилась хохотом.

— Мне это начинает надоедать, — сказал я.

— Это у нас с ним такая маленькая шутка: он говорит мне, что он никто. Но он не знает, что я смеюсь, потому что вижу, что у него пустое лицо.

— Что вы хотите этим сказать?

— Ты знаешь, что я хочу сказать. У него почему-то нет души. Он пустой.

— А сколько ему лет? Он высокий?

— Он среднего возраста. Примерно твоего роста.

Я поглядел на нее. Я чувствовал, как в моем мозгу зарождается новая цепочка взаимосвязей.

— Как его имя?

— У него нет имени. Я зову его «Лекарь».

Лекарь…

— Расскажите, какой у него голос.

— Не громкий, но и не очень тихий. Не молодой, но и не старый. Не слишком мягкий, но и не то чтобы жестокий. Спокойный голос. А иногда в нем появляется необычная доброта. Словно бы ласковость.

— А волосы?

— Седые. Сплошь седые, — пропела она.

— Глаза?

— О, его глаза… Они серые, а иногда голубые — а иногда и то, и другое вместе. Это единственное, что в нем есть прекрасного, — сказала она.

— Что в них прекрасного?

— Они видят то, чего не видят другие.

Я задумался.

— Расскажите мне о его поручениях.

— Нет, я не могу! — воскликнула она. — Он рассердится на меня. Он больше никогда ко мне не придет, если я вам расскажу.

Я взглянул на Хаи, слушавшего с огромным изумлением.

— А когда он к вам приходит?

— Я не знаю. Мне приходится ждать. Это так ужасно, когда я не вижу его по многу дней!

— Вы заболеваете?

Она жалобно кивнула, ее подбородок поник.

— А потом он приходит, приносит мне подарки, и все снова становится хорошо!

— Когда он что-то вам поручает, то указывает, как и что вы должны для него сделать. Я прав?

Мутнеджемет неохотно кивнула.

— Взять определенные вещи и положить их в определенные места?

Она помолчала, потом снова кивнула, наклонилась ко мне и принялась жарко шептать:

— Он позволяет мне гулять по коридорам, а иногда и в садах, если там никого нет. Обычно это бывает ночью. Я целыми днями сижу здесь взаперти! Я с ума схожу от скуки. Мне так хочется увидеть свет, увидеть жизнь! Но он очень строгий, и мне приходится быстро возвращаться, иначе он не даст того, что мне надо. И он всегда напоминает, что меня ни в коем случае не должны видеть, потому что иначе все придут в ужасную ярость, и тогда уже больше не будет подарков…

Мутнеджемет поглядела на меня: теперь ее глаза были широко раскрыты и невинны.

— Кто придет в ярость?

— Они!

— Ваша семья? Ваш муж?

Она кивнула с несчастным видом.

— Они обращаются со мной как с животным! — прошипела она.

— Неужели больше никто никогда не выпускает вас, не дает вам немного свободы?

Принцесса немного поколебалась, быстро взглянула на меня и покачала головой. Значит, кто-то все же ее жалел. Я подумал, что знаю, кто это мог быть.

Я поглядел на нее. Она нервно ерзала, ее пальцы бесконечно распутывали невидимый клубок.

— Итак, что происходит там, в большом мире? — спросила она, словно внезапно вспомнив, что он еще существует.

— Ничего не изменилось, — сказал Хаи. — Все остается по-прежнему.

Она посмотрела на меня.

— Я знаю, что он лжет, — спокойно сказала она.

— Я ничего не могу вам сказать, — отозвался я.

— У меня здесь мир, — она легко постучала пальцем себя по голове, словно это была игрушка. — Я живу в нем уже долгое время. Мой мир прекрасен, дети в нем счастливы, люди танцуют на улицах. Жизнь — сплошной праздник. Никто не стареет, слезы им неведомы. Повсюду цветы, яркие краски, чудесные предметы… И любовь там зреет, как плоды на лозе.

— В таком случае, подозреваю, вашего мужа там нет.

Она резко вскинула голову, ее глаза пришли в фокус.

— У тебя есть известия о моем муже? Когда ты его видел?

— Несколько недель назад, в Мемфисе.

— В Мемфисе? Что он там делает? Мы так давно не виделись с ним! Он пропадает на войне уже годы — так говорил мне Лекарь…

Казалось, она поняла, что ее предали.

— Откуда у Лекаря сведения о вашем муже? — спросил я.

— Не знаю. Он приносит мне новости. Он рассказывал мне, что мой муж — великий человек, и я должна им гордиться. Он сказал, что скоро тот вернется, и тогда все будет по-другому.

Я взглянул на Хаи, услышав эти зловещие слова.

— Но я боюсь, что мой муж никогда не любил меня так, как я его любила, и никогда не будет любить. Понимаешь, у него нет сердца. Может быть, он даже хочет, чтобы я умерла, теперь, когда я послужила одной его цели и не смогла послужить другой. Человеческие существа не имеют для него значения.

— Какой цели вы не смогли послужить? — спросил я.

Она поглядела мне прямо в глаза.

— Я бесплодна. Я не принесла ему наследника. Это проклятье нашего рода. И чтобы наказать меня, погляди, что он сделал! — Она подняла руки к своей несчастной голове. — Он сделал меня безумной. Он поселил демонов в моей голове. Когда-нибудь я вышибу себе мозги об стенку, и все это кончится!

Я взял руки Мутнеджемет в свои. Рукав ее сорочки слегка задрался, открыв зарубцевавшиеся шрамы на запястьях. Она хотела, чтобы я их увидел.

— Сейчас я должен вас покинуть. Если Лекарь вернется, может быть, вы не станете упоминать ему о моем визите? Я бы не хотел, чтобы он перестал носить вам подарки.

Она кивнула — вполне искренне, но было ясно, что полагаться на нее нельзя.

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, приходи еще раз навестить меня! — сказала она. — Может быть, если ты придешь снова, я вспомню еще что-нибудь.

— Обещаю, что попытаюсь.

Кажется, это ее удовлетворило.

Она настояла на том, чтобы проводить меня до двери. Карлики появились снова, следуя за ней, словно злобные домашние любимцы. Она все повторяла: «До свидания, до свидания!», снова и снова, даже когда я уже закрывал дверь. Я знал, что она ждет по ту сторону, прислушиваясь, как мы завязываем шнур на засове ее гроба.

Мы шли по коридору молча. Казалось, Хаи заметно протрезвел.

— Кажется, я должен извиниться перед вами, — наконец промолвил он.

— Извинения приняты, — отозвался я.

Мы обменялись поклонами.

— Вы должны знать имя этого Лекаря, — сказал я.

Он поморщился от досады.

— Хотел бы я, чтобы это было так! Разумеется, мне было известно, что принцесса находится здесь и почему. На меня была возложена ответственность за практические аспекты ее содержания. Но распоряжение давал Эйе, возможно при участии Хоремхеба. Этому «Лекарю» просто даровали пропуск в царские покои, и все было сделано в секрете. Все это произошло так давно, и она была для всех нас такой обузой, что, полагаю, мы попросту забыли о ней и продолжали заниматься другими делами, которые представлялись нам гораздо важнее. Она была страшной семейной тайной, и мы все были рады от нее избавиться.

— Но вы уверены, что именно Эйе распорядился, как и где ее содержать?

— Да. Или, по крайней мере, распоряжался вначале.

Я немного подумал.

— Она права насчет Хоремхеба? — спросил я.

Хаи кивнул.

— Хоремхеб женился на ней ради власти. Он без особого труда соблазнил ее, но от нее ему нужно было только одно — возможность войти в царскую семью. Он знал, что сама по себе она никому не нужна, так что это было нечто вроде сделки.

— Что вы имеете в виду?

— Принцесса была, так сказать, подпорченным товаром. Она всегда была немного странной. С самого детства она была беспокойной, склонной к истерикам. Так что ее отдали по дешевке. Семье хотелось, чтобы от нее была какая-то польза, а альянс с восходящей звездой-военачальником казался в то время ценным. Было очевидно, что он далеко пойдет. Почему бы не придержать армию внутри семьи? И, разумеется, новое положение обеспечивало ему значительное продвижение по службе. Другой стороной сделки было то, что он, став благодаря сделке членом семьи, соглашался вести себя прилично, дать ей подобие семейной жизни, хотя бы ее видимость на людях, а также использовать армию в стратегических планах и на благо интересам семьи в мире. В конце концов, судя по условиям сделки, это было на руку также и самому Хоремхебу.

— И что, поэтому Мутнеджемет до сих пор остается в заточении во дворце Малькатта? Почему ее не отошлют к мужу?

— Должно быть, они пришли к некоему взаимовыгодному соглашению. Она потеряла рассудок, стала обузой для обеих сторон. Для Хоремхеба она превратилась в источник ужасного замешательства, поскольку была той ценой, которую он заплатил за свои амбиции. Она его любит, но в нем вызывает лишь отвращение. Он хочет от нее избавиться. Для Эйе она тоже представляет проблему, поскольку принадлежит к династии, но не в состоянии играть общественную роль. Поэтому в интересах обеих сторон — чтобы она попросту исчезла из жизни, стала никем, но при этом и не умерла. Так что пока что ее держат в живых, и как вы видели, она совершенно безумна, бедняжка.

— А Хоремхеб?

— Бессердечный молодой крокодил быстро перерос свой пруд. Он становился все больше и больше. И вскоре всего нежного мяса и всех драгоценных камней, что ему скармливали, оказалось недостаточно. Он откажется от нее сразу же, как только сочтет для себя удобным. Он следил за Эйе, за Тутанхамоном, за Анхесенамон, за всеми нами. И теперь, после внезапной ужасной смерти паря, я боюсь, наступил нужный ему момент.

Казалось, собственные слова окончательно отрезвили Хаи. Он поглядел вокруг, на глянцевую, холодную роскошь дворца и, очевидно, на мгновение увидел его таким, каким тот был в действительности, — гробницей.

— По крайней мере, одно теперь стало ясным, — сказал я.

— А именно?

— И Эйе, и Хоремхеб в сговоре с этим Лекарем. Эйе отдавал распоряжения насчет содержания Мутнеджемет. Хоремхеб знал, что его жену держат взаперти. Однако тогда вопрос звучит так: кто поручил Лекарю сделать то, что он сделал? Это Хоремхеб приказал Лекарю подсадить свою жену на опиум? Или это была его собственная идея? И действовал ли Лекарь по собственному плану, запугивая царя, или же по указаниям кого-то другого? Возможно, Хоремхеба?

— Или Эйе, — добавил Хаи.

— Может быть. Поскольку тот не хотел, чтобы царь перехватил у него власть, как уже начал было делать. Тем не менее реакция самого Эйе на произошедшее показывает, что он понятия не имел, каким образом предметы могли оказаться в покоях царя. В любом случае, как мне представляется, вряд ли бы он стал действовать подобным образом.

Хаи вздохнул.

— Ни одна из возможностей не сулит ничего хорошего. Но теперь, когда царь мертв, можете быть уверены, что Хоремхеб очень скоро прибудет сюда. У него здесь важные дела. Его будущее открыто перед ним. Ему необходимо лишь одолеть Эйе и царицу, и Обе Земли будут принадлежать ему. И что до меня, я всем сердцем страшусь этого дня.

Было уже поздно. Мы вернулись к двойным дверям, ведущим в покои царицы. Перед ними на ночь была выставлена стража. Я попросил Хаи оставить меня здесь, чтобы я мог поговорить с царицей наедине. Он кивнул, потом заколебался и вновь обернулся, словно хотел попросить меня о чем-то очень личном.

— Не беспокойтесь, — сказал я ему. — Ваша тайна останется при мне.

На его лице отразилось облегчение. Однако вместе с тем его вид говорил о том, что он хочет еще что-то сказать мне.

— Что?

Он замялся.

— Это место больше не безопасно для вас.

— Вы второй человек за вечер, кто говорит мне это, — ответил я.

— В таком случае вы знаете, что должны быть очень осторожны. Это пруд, полный крокодилов. Будьте крайне осмотрительны.

Хаи похлопал меня по руке, затем повернулся и медленно пошел прочь по длинному безмолвному коридору к своей маленькой, быстро кончающейся амфоре доброго вина. Я знал, что мое время тоже на исходе. Однако у меня была зацепка. И если удача на нашей стороне и Нахту удалось спасти мальчика, то тогда он должен был достаточно оправиться, чтобы разговаривать. Если это так, то, возможно, я сумею увязать все воедино. Понять, кто такой Лекарь. Помешать ему и дальше калечить и убивать людей. И тогда я смогу задать ему вопрос, пылающий у меня в мозгу: зачем?