Я постучал в дверь кабинета Хаи. Его помощник открыл почти сразу. Он обеспокоенно посмотрел на меня.

— Мой господин занят, — поспешно проговорил он, встав между мной и дверью, ведущую во внутреннюю комнату.

— Уверен, он сможет уделить мне несколько минут своего драгоценного времени.

Я пересек переднюю и вошел в кабинет Хаи. Его худое лицо покраснело. Он был захвачен врасплох и недостаточно трезв, чтобы это скрыть.

— О, вот оно, торжественное появление великого Расследователя тайн!..

На низеньком столике стояла полная чаша вина, а рядом на полу, на подставке, я увидел небольшую амфору.

— Прошу прощения, что беспокою вас в столь поздний час. Я боялся, что вы уже ушли домой, к своей семье. У вас ведь есть дом и семья?

Он поглядел на меня, сощурив глаза.

— Чего вы хотите, Рахотеп? Я занят.

— Да, я вижу.

— Должен же хотя бы кто-то из нас выполнять свою работу на достаточно высоком уровне.

Я пропустил колкость мимо ушей.

— Я обнаружил нечто очень любопытное.

— Приятно слышать, что наш Расследователь тайн сумел обнаружить хоть что-то.

Очевидно, его слова несколько опережали мысли.

— В стенах этого дворца обитает Мутнеджемет…

Подбородок Хаи дернулся вверх, взгляд внезапно стал настороженным.

— Какое отношение это имеет к тому, что вы здесь делаете?

— Жена Хоремхеба и тетка Анхесенамон.

Он хлопнул в ладоши, скривив лицо в насмешливой гримасе:

— Какое дотошное исследование родословного древа!

Однако, несмотря на иронию, было заметно, что Хаи нервничает.

— Так вы подтверждаете, что ее держат в этом дворце?

— Как я уже сказал, это не имеет никакого отношения к насущным вопросам.

Я подошел ближе. Крошечные разорванные сосудики мягко пульсировали под одутловатой, морщинистой кожей вокруг его глаз. Хаи быстро сдавался возрасту. Высокое положение, которое он занимал, тоже добавляло напряжения, и он был не первым, кто искал утешения в вине.

— У меня другое мнение на этот счет, поэтому, будьте добры, ответьте мне.

— Я здесь не для того, чтобы вы меня допрашивали! — ощетинился он.

— Как вам известно, царь и царица даровали мне полномочия продолжать свое расследование, куда бы оно меня ни привело, и я не понимаю, почему у вас возникают затруднения с ответом на простейший вопрос, — сказал я.

Хаи глядел на меня, моргая, в некоторой нерешительности. Наконец он ответил:

— Ее здесь не «держат», как вы говорите. Она здесь живет — ей отведено отдельное крыло дворца, где удобств и охраны не меньше, чем в царских покоях.

— Я слышал совсем другое.

— Ох, люди порой болтают такой вздор!

— Если все обстоит так мило и приятно, почему же никто не говорил мне об этом?

— Ха! Вам просто отчаянно нужно ухватиться хоть за какую-то ниточку в ваших тщетных попытках разгадать эту тайну. Но теперь они лишились смысла, и я бы посоветовал вам лучше оставить эту линию расследования.

— Почему?

— Потому что она ведет в тупик.

— Откуда такая уверенность?

— Это просто бедная помешанная, которая уже много лет не покидала своих покоев! Какое отношение она может иметь ко всему этому?..

Хаи отвернулся. Его руки слегка дрожали, когда он поднес к губам чашу с вином и сделал большой глоток.

— Проведите меня к ней. Прямо сейчас.

Он поставил чашу так быстро, что вино выплеснулось ему на руку. Казалось, это разгневало его, и вместо того, чтобы вытереть руку, он просто слизнул капли.

— У вас нет оснований для подобной встречи.

— Должен ли я обеспокоить этой просьбой Эйе или царицу?

Он заколебался.

— Это действительно смешно, когда так много всего другого, что действительно жизненно важно… Но раз вы так настаиваете…

— Тогда пойдемте.

— Уже поздно. Принцесса, должно быть, отошла ко сну. Завтра.

— Нет. Сейчас. Кто может знать, когда бодрствуют помешанные?

Мы двинулись по длинным коридорам. Я старался следить за нашим маршрутом как бы с птичьего полета, словно рисуя план на папирусе своей памяти, поскольку хотел точно определить, где находятся ее покои, чтобы впоследствии, если понадобится, суметь их отыскать. Однако это было непросто, ибо коридоры превращались в узкие проходы, которые становились все уже и более извилистыми. Красивые настенные росписи, изображающие папирусные болота и реки, полные превосходной рыбы, уступили место прозаическим крашеным оштукатуренным стенам и глинобитным полам. Тончайшей работы масляные светильники, стоявшие по бокам главных проходов, здесь сменились более обыденными, какие можно увидеть в любом более-менее зажиточном доме.

В конце концов мы подошли к простой, ничем не примечательной двери. Ее не украшали никакие надписи. По бокам не стояла охрана. Она вполне могла вести в кладовку. Засов был перевязан шнуром и запечатан. Хаи вспотел, на его благородном лбу блестели крошечные капельки. Я кивнул ему. Он постучал, не очень уверенно. Мы прислушались, но за дверью не было слышно никакого движения.

— Должно быть, она уже отошла ко сну.

Он ощутимо расслабился и повернулся, собираясь уходить.

— Постучите сильнее, — предложил я.

Он нерешительно замешкался, и тогда я постучал сам, кулаком.

Снова тишина. Возможно, все бесполезно.

И тут я услышал шаги — очень тихий шорох шагов по полу. Под дверью показался слабенький отблеск света. Там определенно кто-то был. В двери, на уровне глаз, появилась крошечная яркая звездочка: тот, кто там был, рассматривал нас в глазок.

А затем дверь затрясли в безумной ярости.

Хаи отскочил назад.

Я собственноручно сломал печать, быстро развязал узлы шнура, удерживавшего засов, и распахнул дверь.