Книга: Крестовый поход
Назад: 35
Дальше: 37

Часть третья

36

Окрестности Бордо, Французское королевство 24 апреля 1288 года от Р.Х.
Охотники ринулись через высокий кустарник. Ночью прошла гроза, на лошадиные копыта налипала грязь, нещадно хлестали прутья, но это никого не останавливало. Только вперед. В весеннем лесу пряно пахло гнилью. Проникающий сквозь густую листву солнечный свет разгонял тонкий туман. Трава на полянах блестела, похожая на атлас. Кое-где в просветах были видны голубые лоскуты неба. Только рассвело, но пройдет немного времени, и от этой утренней хрупкости ничего не останется. Солнце сделает свое дело.
Во главе охотничьей кавалькады скакал высокий, атлетически сложенный мужчина. На блестящих черных волосах красовалась великолепная шляпа цвета изумруда, соответствовала ей и охотничья туника, расшитая переплетенными золотыми цветами. В свои почти пятьдесят он по-прежнему выглядел молодо и был красив. Единственный недостаток в его внешности — слегка провисающее веко одного глаза, такое же, как у отца, совсем его не портило. Король Англии Эдуард Первый был полностью сосредоточен на охоте и не замечал придворных и оруженосцев, скачущих легким галопом сзади. Послышался лай собак. Им ответил рев труб, и охотники ринулись к дичи.
Увидев волка, Эдуард ощутил знакомый приятный трепет. Хищника выслеживали несколько часов, и король опасался разочарования. Вчера они загнали одного, тощего, едва стоявшего на лапах. Противно было смотреть. А этот оказался крупным матерым зверем. Выгнув спину, он быстро двигался через подлесок. Его преследовали собаки, понукаемые резкими свистками пажей. Теперь к ним присоединились выпущенные по команде Эдуарда мастифы, настырные твари с плоскими ушами на квадратных головах. Они упорно преследовали волка несколько сотен ярдов, наконец вожак своры рванулся вперед и сомкнул на шее животного свои мощные челюсти. Хищник взвыл и повалился на землю, злобно рыча, принялся кувыркаться, пытаясь вырваться из захвата мастифа. Остальные собаки напряженно ждали, не смея приблизиться. Охотники плетками отогнали вожака, и с седла грациозно спрыгнул Эдуард. Все затихли, слышалось лишь рычание собак и негромкое ржание коней.
Эдуард выхватил меч. Волк лежал на боку, тяжело дыша. При приближении Эдуарда посмотрел на него своими желтовато-грязными глазами, оскалил зубы и попытался подняться, но не успел. Король всадил ему в сердце меч, после быстро его вытер лоскутом ткани, который протянул ему оруженосец. Теперь с волка снимут шкуру, а тушу отдадут на съедение собакам. Охотники спешились, начали передавать по кругу бурдюки с вином, поздравляя друг друга с удачной охотой. Вскоре к ним подошел Эдуард, улыбающийся, довольный.
Один участник охоты, бледный, стоял в стороне. Он потянулся было к бурдюку, но Эдуард крикнул, прервав свой разговор посередине:
— Ему только воду.
Придворный без колебаний протянул вино другому. Бледный охотник болезненно поморщился.
— Ты бы, де Лион, очистил желудок, — произнес Эдуард, подходя.
— Простите меня, милорд, — пробормотал Гарин, наклоняя голову.
— Меньше надо пить за ужином, — сказал Эдуард, — и не будешь так мучиться.
Гарин глянул в серые глаза короля и отвернулся. Ему был сорок один год, но Эдуард разговаривал с ним, как будто он по-прежнему тринадцатилетний.
— Прошу прощения, милорд, — пробормотал он снова.
Король двинулся к одному из своих французских вассалов, оставив Гарина ежиться под сырым ветром.
Обычно ему удавалось скрыть от короля симптомы похмелья. Эдуард призывал его позднее, когда самое худшее было позади. Но сегодня он потребовал участия в охоте всех советников и вассалов. Почему — неизвестно. Гарина тоже призвали, хотя официально советником короля он не значился и вообще, прослужив королю двадцать восемь лет, до сих пор не имел в сложной иерархии двора никакого устойчивого положения. Эдуард убедил его, что так надо, дескать, те деликатные поручения, которые Гарин выполнял, требуют, чтобы он не был на виду. Без официального статуса легче добиться успеха. Вот так он и жил этакой странной неполноценной жизнью, не являясь ни тем, ни другим и ни третьим, заливая расстройство вином.
Гарин порой удивлялся, как это получилось. Ему казалось, что еще все можно поправить, он просто где-то не там свернул и скоро выйдет на широкую дорогу. Но после возвращения со Святой земли прошло одиннадцать лет, а дороги этой все еще не было видно. Конечно, он мог исчезнуть однажды ночью, прихватив какое-то количество монет из сундука Эдуарда, перебраться в другую страну, подальше от ненавистного короля, и начать все сначала. Но во-первых, он боялся, а во-вторых, не оставляла надежда, что Эдуард в конце концов вознаградит его за верную службу. Не имелось никаких свидетельств, что это когда-нибудь случится, а Гарин все равно надеялся. С одной стороны, король доверял ему даже больше, чем любому из придворных, и за эти годы они стали близки, как братья. А с другой стороны, это ничего не значило. Его мать, Сесилия, умерла пять лет назад. Эдуард задурил Гарину голову разными формальностями и забрал назад поместье в Рочестере вместе с тем, что еще оставалось от состояния де Лионов. Так что из своего наследства Гарин не увидел ни пенни.
Наконец охотники закончили распивать вино и взобрались на коней, двое оруженосцев понесли на шесте волка. Гарин тоже влез в седло, теша себя надеждой, что в его покоях в спальне остался кувшин с вином. Теперь уже без ежедневной выпивки он обойтись никак не мог, вино помогало поддерживать в сносном состоянии не только тело, но и душу, забыть о жалком существовании, служило надежным утешителем.
Охотничья кавалькада двинулась через лес в Бордо. Спустя час показались виноградники и вдали город с голубой Гаронной, несущей воды в море. На виноградниках крестьяне ухаживали за лозой, с которой свисали зеленые гроздья. Виноград еще был молодой, кислый. Припекало солнце, от рассветной идиллии не осталось и следа. Дома, построенные в Бордо за последние два года пребывания Эдуарда в Гасконии, придавали пейзажу определенный английский колорит. Временно сделав Бордо своей столицей, король упорно стремился объединить постоянно ссорившихся феодалов и укрепить свое французское герцогство, завоеванное его прапрадедом, которое потом перешло к его отцу, Генриху III, а затем к нему.
Охотники быстро миновали город и поднялись вверх к замку, надменно возвышавшемуся над поросшей лилиями рекой. Въехали во двор, где было на удивление оживленно. У конюшен стояли на привязи четырнадцать коней, около них слонялись молодые люди странной наружности, наверное, оруженосцы. С оливковой кожей и цветастыми тюрбанами на головах. Попоны и сбруя на конях тоже были странной расцветки, с диковинными узорами.
Эдуард слез с коня, сдернул с головы шляпу, прошелся рукой по влажным от пота волосам. Навстречу ему из главного входа быстро вышел мажордом:
— Милорд, ваша охота прошла успешно?
— У нас гости? — спросил Эдуард.
Сзади охотники слезали с седел. Громко лаяли собаки.
— Да, милорд. Они прибыли вскоре после того, как вы покинули замок, милорд. — Мажордому пришлось повысить голос. — Они ожидают в зале приемов.
— Кто они?
— Человек, назвавшийся именем Раббан Саума, посол монгольского ильхана Аргуна со свитой.
Гарин с интересом слушал, передав поводья пажу. О монголах было известно, пожалуй, только то, что брат Абаги, занявший после его смерти трон ильхана Персии, принял ислам и вскоре был убит нойонами, которые провозгласили ильханом Аргуна, одного из сыновей Абаги.
— Ну что ж, веди меня к нему. — Эдуард сбросил верховой плащ и кивнул нескольким советникам следовать за ним.
Гарину особого приглашения не требовалось. Он тоже вошел в замок, удивляясь, зачем пожаловал сюда монгольский посол.
В центре ярко освещенного зала со стенами из дубовых бревен стояли иноземцы, среди которых выделялся один — толстый, сияющий, еще не старый, со смуглым лицом, в богато расшитом одеянии, с преобладанием белых и нефритовых тонов. Белый тюрбан на его голове украшал крупный овальный сапфир в золотой оправе. Висячие усы и борода блестели, умащенные маслами. С обликом посла резко контрастировала внешность человека, стоявшего рядом. Тощего, анемичного, с презрительной гримасой на лице.
— Милорд, — начал мажордом, — позвольте представить посла…
Улыбка толстяка расширилась до немыслимых пределов. Он не дал мажордому закончить и двинулся к Эдуарду.
— Ваше величество, да пребудет с вами блаженство. Я Раббан Саума, посол его высочества, высокочтимого ильхана Персии. — Он говорил по-французски медленно и высокопарно.
Эдуард кивнул:
— Добро пожаловать к моему двору, посол. Что бы вы желали отведать из еды и вин?
Раббан жестом призвал толмача, подождал, выслушал его гортанную речь и с улыбкой ответил. Толмач перевел:
— Спасибо за ваше королевское гостеприимство, ваше величество. Немного еды и какого-нибудь сладкого питья было бы очень приятно для меня и моей свиты.
— Тогда мы позавтракаем вместе, — ответил Эдуард и кивнул мажордому. Тот с поклоном удалился.
Гарин услышал бормотание одного из советников:
— Милорд, не разумнее было бы спросить посла, зачем он прибыл, прежде чем делить с ним трапезу?
Посол тем временем прошествовал к высокому окну, откуда открывался вид на Бордо и залитые солнцем окрестности, и произнес по-французски:
— Красиво. Очень красиво.
А затем снова заговорил через толмача:
— Я прибыл из Парижа. Тоже красивый город. Меня восхитили величественность университета, изящество его архитектуры, соборы. — Глаза Раббана расширились в восторге. — Вам доводилось видеть Сент-Шапель, ваше величество?
Эдуард презрительно усмехнулся:
— Да.
Раббан, казалось, не заметил этой усмешки.
— Король Филипп сам показал мне это чудо. Особенно меня поразила часть венца Христа, которую привез король Людовик. Потом я присутствовал на мессе вместе с двором Филиппа. Этот день будет храниться в моей памяти вечно.
Гарин, стоящий позади, чуть справа от короля, увидел, как напряглась его челюсть при упоминании имени Филиппа. Прежде чем направиться в Гасконию, Эдуард нанес визит в Париж, засвидетельствовать почтение новому королю, очень еще молодому человеку, уже успевшему получить от подданных прозвище le Bel, то есть Красивый, из-за его легендарно прекрасной наружности. С этой первой встречи между королями обозначилось явное соперничество. Гарин решил, что частично тому причиной было недовольство Эдуарда своей вассальной зависимостью от Филиппа, а Филиппу не нравилось, что английский монарх владеет областью в его королевстве. Но не исключено, еще больше Эдуарда раздражало то, что Филипп был похож на него, каким он был два с лишним десятилетия назад. Молодой, красивый, честолюбивый, восходящая звезда, свет которой угрожал затмить прославленного короля Англии, героя Крестовых походов и Бича Божьего Уэльса. Эдуард не любил делиться славой.
Еще меньше понравилось Эдуарду, когда Раббан жестом показал на стоящего рядом худого, анемичного человека:
— Это Гобер де Ильвиль, ваше величество. Великодушный король Филипп назначил его послом при дворе ильхана. Он следует со мной в Персию, чтобы выразить волю и стремление короля к союзу между нашими народами.
Гобер скованно поклонился Эдуарду. Гарин предположил, что перспектива путешествия в Персию его не слишком вдохновляет.
— И о чем вы беседовали с королем Филиппом? — поинтересовался Эдуард, не замечая Гобера.
— Да о том же, что привело меня сюда, ваше величество. — Детский восторг Раббана сменился сдержанной серьезностью. — Вначале я побывал в Риме в надежде побеседовать с папой. Но мне не повезло. Его святейшество скончался, а на его место пока никого не избрали.
— Это уже случилось, — сказал Эдуард. — Я недавно получил весть, что преемником стал кардинал, принявший имя Николая IV. Так какое именно у вас дело, посол?
— Новый Крестовый поход, ваше величество.
— Вот как? — изумился Эдуард.
— Его высочество ильхан, как и все остальные при его дворе, исповедует буддизм, — продолжил Раббан. — Но очень благоволит христианству. Среди его приближенных есть христиане-несторианцы. К примеру, я. И наш ильхан состоит в большой дружбе с патриархом Ирака. Его высочество давно лелеет желание отобрать у мусульман христианские святые места, и это желание разделяет его близкий друг, патриарх. Его высочество ильхан послал меня сюда искать у королей и духовенства Запада поддержки. Если они откликнутся, его высочество готов дать денег и поднять войско. — Раббан замолк. — Ваше величество, вы однажды заключили союз против мамлюков с отцом его высочества, ильханом Абагой. Готовы ли вы подписать новый договор и возглавить Крестовый поход?
Эдуард задумчиво смотрел на Раббана. Его советники вопросительно поглядывали друг на друга. Тишину нарушали лишь шаги слуг, появившихся с подносами холодного мяса, сыров и теплого хлеба.
— Отнесите еду в мои покои, — сказал Эдуард и повернулся к Раббану: — Все примут трапезу здесь, а мы с вами побеседуем приватно. Вы согласны?
— Конечно, ваше величество.
Советники Эдуарда и Раббана выглядели оскорбленными, что их не пригласили на такой важный разговор, но король и посол в сторону советников даже не взглянули. Следом за ними направились толмач и слуги с подносами.
Гарин с облегчением вернулся к себе в покои, оставив советников возмущенно обсуждать случившееся. Он вошел, задернул шторы и сел. Ему было хорошо известно, что в Эдуарде не угасло желание возглавить Крестовый поход с целью вернуть Заморские земли. Но пока у него и дома дел было в избытке.
Двенадцать лет назад Эдуард объявил о своем решении пойти на Уэльс. После шести лет кровопролитных войн сопротивление князя Ллевелина Гвинеда было наконец сломлено, и Уэльс присоединился к Англии. Для всеобщего устрашения у лондонского Тауэра долго красовалась отрубленная голова Ллевелина, вставленная в железную оправу и насажанная на шест.
Эдуард повелел построить в Уэльсе несколько мощных замков для охраны завоеванной территории и отправился в Гасконию, наводить порядок там. Но Гарин знал, что король продолжает думать о Крестовом походе. Однако оставались еще непокоренные Ирландия и Шотландия, а после смерти короля Кипра Гуго четыре года назад договор о размещении там войска потерял силу.
Когда пришла весть о кончине короля Гуго, Гарин почувствовал, будто с его плеч сняли ношу. Эдуард ничего не знал о плане похищения Черного камня. По пути из Акры Гарин на корабле отыграл часть денег, затем во французском порту продал свой меч. Представ перед взбешенным Эдуардом, он объяснил, что его ограбили разбойники, отобрали все деньги, какие удалось добыть у «Анима Темпли». Он надеялся, что эта ложь помешает Эдуарду отправить его обратно на Святую землю, дабы шантажировать братство и вымогать у них золото. О том, что станет, если король узнает правду, лучше было не думать. Но все равно жестоких унизительных побоев избежать не удалось.
Гарин приложился к найденному под кроватью початому кувшину с вином. Удовольствие длилось недолго, вино закончилось, но кое-какую работу сделало. На душе полегчало. Он сбросил грязные сапоги, лег на спину на узкую койку и уставился в потолок, пытаясь угадать, как король ответит на смелое предложение монголов.
Ждать ответа пришлось не долго.
Он продремал два часа и, проснувшись с противным вкусом во рту и зверским голодом в бурчащем желудке, отправился на кухню. По пути Гарина догнал слуга и сказал, что король призывает его в свои покои.
Эдуард сидел за столом с задумчивым видом. Перед ним лежало письмо.
— Захлопни дверь. — Он посмотрел на Гарина. — У меня к тебе поручение. Немедленно отправляйся в Рим и передай это письмо папе.
— Могу я спросить, милорд, что в этом письме? — спросил Гарин ровным голосом. Он знал: при короле нельзя проявлять никаких эмоций, поскольку Эдуард их непременно использует.
— Можешь, — ответил король после короткого молчания. — Я прошу папу начать переговоры с правителями стран Запада о поддержке Крестового похода и прошу его также послать в эти страны легатов убеждать народ вступать в войско для новой войны за Иерусалим и Святую землю. За место рождения Христа.
Гарин слышал такие речи и прежде. До сих пор они речами и оставались. Высокая риторика, произносимая с глубокой серьезностью и горячим энтузиазмом. Но потом все в конце концов забывалось до следующего раза. Правители Запада все погрязли в собственных распрях и никаких призывов к войне не слушали. И вообще, идея Крестовых походов устарела. Даже если сейчас Эдуард настроен серьезно, Гарин не мог представить, кто еще откликнется на его призыв.
— Вы намерены возглавить Крестовый поход, милорд?
— Да, когда придет пора. А пока мне просто интересен союз с монголами. Их предложение мне весьма по нраву, хотя и не ко времени. Так что я решил оказать им поддержку вот таким способом. Король Филипп, видимо, тоже послал похожее письмо папе Николаю. — Губы Эдуарда чуть скривились. — Я слышал, папа мечтает о Крестовом походе и, думаю, прислушается к нашим предложениям. А я вернусь в Англию, как намеревался. Здесь уже все закончено.
Гарин понимал, что дело не только в письме.
— Могу я спросить, милорд, почему вы не пошлете королевского гонца? Ведь в письме не содержится никаких секретов.
— Я хочу, чтобы ты сделал для меня еще кое-что.
Гарин молчал.
— Из Рима ты оправишься в Заморские земли. В Акру, к Уильяму Кемпбеллу.
Гарин побледнел. На этот раз скрыть эмоции не удалось.
Эдуард сделал вид, что ничего не заметил.
— Ты знаешь мои планы. Знаешь, что меня удерживает от Крестового похода. — Он скатал письмо в свиток, взял со стола красную свечу, слабо мерцающую в залитых солнцем покоях. Накапал на место соединения воск и вдавил туда свой перстень с печаткой. — Для похода на Шотландию мне потребуются огромные деньги.
Принимая свиток у короля, Гарин едва стоял на ногах. Кружилась голова. Благотворное действие вина закончилось. Мир снова превратился в серую бесплодную пустыню. Покидая Святую землю одиннадцать лет назад, он поклялся больше никогда туда не возвращаться.
— «Анима Темпли» и прежде неохотно давали деньги, — тихо проговорил Гарин. — В последний раз мне пришлось очень долго уговаривать их расстаться со своим золотом.
— И ты его очень быстро потерял, — повысил голос Эдуард. — Не знаю, как ты их уговаривал и чем угрожал, но тогда у тебя получилось. Значит, получится и теперь. Возвратишься с деньгами, и, наверное, я сумею простить твою нерадивость.
Гарин молчал. Мысль о встрече с Уиллом была невыносимой.
Назад: 35
Дальше: 37