35
Темпл, Акра 10 июля 1277 года от Р.Х.
На улицах Акры звучали музыка и смех. Дети в праздничных нарядах играли, гонялись друг за другом под ногами взрослых. А взрослые стояли группами у церквей, оживленно переговаривались, собирались на базарных площадях, потягивали ароматный чай, делились слухами и пели веселые песни в набитых битком тавернах. Горячий ветерок несильно трепал развешанные на веревках между домами шелковые треугольники. Работы на стройках остановились, магазины задернули решетками, в кузнечных горнах огонь едва горел. Так было везде, кроме Мусульманского квартала, где шла обычная жизнь. Для всех остальных в городе был праздник. Не обычный, библейский или посвященный какому-то святому. Нет. Сегодня горожане Акры праздновали смерть.
Почил Бейбарс Бундукари, человек, который согнал их подобно стаду овец к этой узкой прибрежной полосе, истребив при этом великое множество.
Ходил слух, что его отравили. Некоторые говорили, будто бы это сделал прорицатель, но какая разница. Главное, умер самый грозный враг франков со времен Саладина, а его наследник, юноша, едва достигший шестнадцати лет, известен своим слабоволием. И потому люди радовались, рассказывали истории, шутили, а на одной из площадей развели погребальный костер, в который, к всеобщему веселью, бросили соломенное чучело султана.
Весть о кончине Бейбарса пришла неделю назад. Ее объявил бейлиф, граф Роже де Сан-Северино, на спешном собрании городского Совета. Он же объявил этот день праздником, чем серьезно укрепил свой авторитет. И вообще, люди полюбили Роже. Не за его дела, а за их отсутствие.
Акра уже оправилась от прошлогодней смуты, и жизнь наконец вошла в нормальную колею. Мир между кварталами был восстановлен. Карла Анжуйского особенно никто в городе не ждал. Король — это хорошо, но пусть лучше правит на расстоянии. Так было приятнее бюргерской коммуне, верхушке итальянских купцов, магистрам рыцарских орденов, патриарху и многим другим, которые имели свой кусок городского пирога и были довольны. И граф Роже, устраивающий рыцарские поединки и праздники для своих друзей-аристократов, тоже был доволен.
Уилл стоял у окна, слушал, морщась, пьяные выкрики гуляк за стенами Темпла.
— Опусти шторы.
Он оглянулся, увидел Эврара, болезненно щурящегося на своей узкой койке, и отпустил шнур. Штора с негромким свистом встала на место, погрузив покои в угнетающий полумрак.
Уилл подошел к капеллану, сел на табурет рядом.
— Извините, я не знал, что вы проснулись.
— Уже не сплю какое-то время, — сказал Эврар, кладя голову обратно на подушку. — Меня разбудило пение. — Он устремил на Уилла воспаленные глаза и печально вздохнул. — Празднуют его кончину. Как стервятники, обдирающие мясо с костей мертвого льва. Радуются, как будто сами его убили! — Негодование вызвало у Эврара приступ сухого прерывистого кашля.
Уилл привычным движением чуть приподнял его голову, а другой рукой поднес ко рту тряпицу, куда капеллан наконец сплюнул мокроту с большой примесью крови.
— Их нельзя осуждать за веселье, Эврар. — Уилл протянул капеллану чашку с водой, которую тот пренебрежительно отверг. — Бейбарс принес нашим людям много горя.
— Горя? — презрительно усмехнулся Эврар. — А сколько горя принесли мы мусульманам, когда пришли на их землю?
— Я только хотел сказать…
— Знаю, — пробормотал священник, закрывая глаза. — Знаю.
— По крайней мере сейчас есть надежда на мир. Прочный мир. Барака-хан сел на трон, но править всем будет Калавун. Так что смерть Бейбарса нам на руку.
Эврар посмотрел на него.
— Я уже давно не думаю о мести, — проговорил Уилл, как бы оправдываясь.
— По правде говоря, я бы не осудил тебя, если бы ты ее жаждал, — сказал Эврар. — По его приказу казнили твоего отца и похитили Элвин. У тебя есть личные причины желать ему смерти.
— Наверное, прежде были. Но теперь я не чувствую никакой радости. Сам не знаю почему. Вероятно, потому, что он не убил Элвин. Не знаю. Просто… — Он пожал плечами.
— Я знаю почему, — мудро заметил Эврар.
Уилл ждал ответа. Но капеллан молчал. Лежал с закрытыми глазами, мерно дыша. Кожа на его лице стала совсем прозрачной. Непонятно было, как в таком теле еще держится душа. Но она держалась. Прошло уже больше трех недель с тех пор, как лекари Темпла заявили, что жить ему осталось не больше одного дня.
— Сколько, говоришь, этому капеллану? — спросил главный лекарь Уилла. — Девяносто? Так ему давно пора было отойти на небеса.
Эврара соборовали две недели назад, а с тех пор еще два раза, но он по-прежнему решительно цеплялся за жизнь. Уилл решил, что капеллан снова заснул, но тот заговорил:
— Ты стал взрослым, Уильям.
Уилл усмехнулся:
— Мне тридцать, Эврар. Надеюсь, я уже какое-то время пребываю во взрослом состоянии.
Эврар кивнул:
— Да, ты взрослый, чтобы стать рыцарем. Даже коммандором. Но только сейчас ты достаточно вырос для понимания цели братства. — Уилл хотел возразить, но Эврар его прервал: — Все эти годы, что я тебя знаю, Уильям, тобой управляла страсть. Страсть загладить вину перед отцом, страсть к женщине, к мести. Но член братства должен быть иным. Стоять выше личных желаний и страстей. Он воин, и его поле битвы — будущее человечества. Это самая трудная цель — изменить мир к лучшему. Не себя, не отдельный народ, а весь мир. Ты не радуешься смерти Бейбарса, потому что теперь видишь мир иначе. Возможно, глубже, чем его вижу я.
— Мне приятны ваши похвалы, Эврар, но я по-прежнему грешен. — Уилл сунул руку за воротник мантии и вытащил длинную серебряную цепочку, где рядом с кулоном, изображающим Святого Георгия, висело небольшое золотое колечко. — Мной по-прежнему управляет страсть.
Эврар улыбнулся.
— Нет, Уильям. Теперь не страсть управляет тобой, а ты ею. Это большая разница. — Он снова закашлялся, но быстро успокоился. — Как она?
Уилл рассмеялся. Вернувшись из Дамаска, он застал Эврара больным и с тех пор не отходил от его постели, отлучившись лишь один раз, чтобы обвенчаться с Элвин. Андреас организовал тайный обряд. А потом Уилл вернулся к Эврару. С тех нор супруги общались только с помощью писем, которые носил Саймон. Вместе с письмами Элвин передавала корзинки с фруктами для Эврара.
— Ей стало лучше, — ответил Уилл.
— Как она ест? Ей нужно набираться сил. — Капеллан посмотрел на Уилла. — Чего ты улыбаешься?
— Я просто не мог себе вообразить, что настанет день, когда вы с сочувствием спросите о здоровье моей жены, носящей моего ребенка.
Эврар хрипло вздохнул.
— Я сам удивляюсь. Но жизнь, Уильям, всегда преподносит сюрпризы. — Он опять закрыл глаза. Вскоре его дыхание стало ровным и едва заметным. Балансируя на своем табурете, Уилл напряженно прислушивался, пытаясь уловить очередной вздох.
Час спустя он сам задремал, подперев подбородок рукой. Неожиданно веки Эврара затрепетали, и он разлепил сухие губы.
— Помнишь, я дал книгу рабби Илие? Ты ее забери в следующий раз, когда его увидишь.
— Хорошо, — сонно пробормотал Уилл.
Лоб Эврара наморщился.
— Встретит ли меня Хасан?
Уилл теперь окончательно проснулся.
— Что вы сказали, Эврар? Что?
Рот Эврара остался полуоткрытым, но он больше не произнес ни слова. Уилл коснулся вены на его шее. Она чуть трепыхнулась и замерла. Уилл медленно выпрямился, вглядываясь в Эврара, в его хрупкое маленькое тело иод одеялом, почти детское. Прежде чем позвать капеллана и лекаря, он встал, подошел к окну и нерешительно поднял шторы. В солар хлынул золотой солнечный свет. Он обернулся посмотреть на старика, купающегося в этом щедром свете, и отметил, что его прозрачная кожа как будто светится изнутри.
Вечером, когда Эврара облачили для похорон и на вечерне были произнесены заупокойные молитвы, Уилла призвал сенешаль. Он поднимался по ступеням к нему в покои, понимая, что день наконец пришел. Уилл ждал этого много лет, казалось, был готов, но все равно волновался. Теперь, когда главой «Анима Темпли» станет сенешаль, а Уилл в этом не сомневался, ему придется ответить за покушение на Бейбарса и обман братства.
Сенешаль пристально посмотрел на него, оторвавшись от лежащего на столе листа. Освещенный сзади вечерним солнцем, он казался крупнее, чем обычно. Гигант с короткими, темными, отливающими металлом волосами на квадратной голове.
— Садись, — бросил он вместо приветствия и снова углубился в чтение.
Стиснув зубы, Уилл прошел к табурету у стола и сел, с грустной иронией отметив про себя, насколько его сиденье ниже стула сенешаля. Он чувствовал себя напроказившим школьником, вызванным наставником для нагоняя. Видимо, этого сенешаль и добивался. Но почему? За что он так его невзлюбил и до сих пор не может простить, хотя прошло столько лет? Уилл рисковал жизнью, чтобы помешать похищению Черного камня, предотвратил страшную войну, остановил великого магистра, который был готов сделать шаг, откуда нет возврата. Что еще можно сделать и искупить вину в глазах этого человека?
Сенешаль молчал, продолжая читать. Молчание длилось уже несколько минут. Уилл беспокойно ерзал на табурете и наконец не выдержал и встал.
— Мессир, я хотел бы провести вечер в скорби по моему наставнику, удалиться в часовню и читать молитвы за упокой его души. Если вы пожелали меня изгнать, то прошу вас, покончите с этим поскорее, и тогда мы оба смогли бы заняться своими делами.
Сенешаль вскинул глаза и хлопнул ладонью по бумагам на столе.
— Садись!
— Мессир, я…
— Тебя никто не изгоняет.
Эту фразу сенешаль произнес тихо. Уилл засомневался, верно ли расслышал.
— Мессир…
— Сиди, Кемпбелл, — прохрипел сенешаль. Он подождал, пока Уилл снова усядется на табурет, и, быстро вздохнув, заговорил: — Пока ты был в Аравии, брат Эврар собирал «Анима Темпли». Он знал, что ему недолго осталось пребывать в этом мире, и предложил избрать преемника. Братство согласилось с его выбором.
— И что? — спросил Уилл в замешательстве.
— Выбрали тебя, — буркнул сенешаль.
— Что?..
— Я говорю, выбрали тебя, — повторил сенешаль. — Теперь ты глава «Анима Темпли».
Уилл долго не мог найти слов. Потом ошеломленно спросил:
— Братство выбрало меня?
— Не единогласно, — признался сенешаль.
— Почему он мне не сказал?
Сенешаль пожал плечами:
— Таков Эврар. Ты его знаешь лучше меня.
Он вытащил из ящика за столом толстый потрепанный фолиант в кожаном переплете. Передал Уиллу. Это были хроники Эврара.
— Он хотел, чтобы это хранилось у тебя. Полагал, что, не исключено, ты продолжишь. Я бы эти писания лучше уничтожил. У нас было достаточно хлопот, когда пропала «Книга Грааля». Нельзя повторять прежние ошибки. Но это мое мнение. А ты глава. Тебе решать.
— Я вначале почитаю его труд.
Сенешаль кивнул. Уилл понял, что примирение состоялось, и, кивнув в ответ, встал и направился к двери. Завтра он подумает, что это значит и что делать дальше, но не сейчас.
Уилл закрыл дверь. Постоял немного, пряча на груди фолиант. Вдохнул резкий запах старого пергамента, который Эврар всегда предпочитал бумаге, и вдруг понял: все, связанное с этим человеком, ушло в прошлое.
И вот тут наконец он ощутил настоящее горе.
Цитадель, Дамаск 10 июля 1277 года от Р.Х.
Барака-хан сидел на троне. Презрительно прищурив глаза, смотрел на придворных. Главный визирь монотонно бубнил, докладывая положение дел.
Калавуна изумляло, каким маленьким казался принц по сравнению с колоссом, который занимал это место всего три недели назад. Карлик на резном золотом троне. Кулаки Калавуна сжались. Султана только что схоронили, и вот уже его место занято. С Бейбарсом можно было не соглашаться, в чем-то осуждать, но этот человек вызывал уважение. Калавун пытался сделать сына достойным своего отца, но надутый злобный юнец даже отдаленно не напоминал Бейбарса. Годы потрачены впустую. Жертвы оказались напрасны.
Спустя три дня после смерти Бейбарса в зарослях речного тростника рыбак выловил тряпичную куклу. Он собирался ее выбросить, но увидел маленький стеклянный пузырек, спрятанный в разрезанном животе куклы. Боясь колдовства и нечистой силы, рыбак передал ее местному стражнику. Тот не знал, что с ней делать, и передал куклу дворцовым стражникам. Через два дня куклу узнали. Слуги в один голос заявили, что она принадлежала Хадиру. Прорицатель всюду ее искал и очень печалился о пропаже. Лекарь, тщетно пытавшийся спасти Бейбарса, подозревал отравление, но подтвердить это было невозможно. Кумыса в кубке совсем не осталось. Пузырек, находившийся внутри куклы, открыли. В нем оказалось ядовитое зелье из тсуги, симптомы отравления которым были схожи с симптомами Бейбарса. Загадочное исчезновение Хадира, появление куклы с ядом не оставляли у придворных никаких сомнений. Бейбарса отравил прорицатель.
Один лишь Калавун знал, что это не так. И каждый раз при виде Бараки вспоминал глаза принца, наблюдавшего агонию своего отца. Это Барака накапал яд в питье султана в ночь лунного затмения, когда Хадир уже лежал трупом в покоях Калавуна. И эмира начали мучить мысли о дочери, о ее кончине, столь похожей на кончину Бейбарса. Хадир признался, что это он отравил Айшу и также собирался отравить Калавуна. Выходит, замысел прорицателя сорвал Барака, который украл у него куклу с ядом. Но откуда юнец знал, что у нее внутри? Ответ существовал только один: Хадир ему однажды показывал.
И лишь одному Калавуну было также ведомо, что Бейбарс перед смертью решил сделать своим наследником младшего сына, Саламиша. Однако сделать официальное объявление он не успел, и потому на трон взошел Барака-хан, став правителем империи, простиравшейся от Александрии до Алеппо. Калавун не мог этому помешать. Правда, он стал регентом при юном султане и останется им, пока Барака не достигнет восемнадцати лет. Выбор главного визиря пал на него, поскольку он являлся ближайшим сподвижником Бейбарса и тестем Бараки. Но это было слабым утешением, когда знаешь, что этот сидящий на троне юнец с кислым лицом наверняка убийца Айши и Бейбарса.
Подошел Халил. Калавун заставил себя улыбнуться, поправил волосы младшего сына, которые упорно лезли ему на глаза. Мальчику было только тринадцать, но он быстро рос. Калавун полагал, что, став взрослым, сын будет выше его.
— Отец, Али послал меня узнать, когда мы будем есть, — проговорил Халил серьезным тоном.
— Он что, проголодался? — негромко спросил Калавун, бросив взгляд на старшего сына, который, скрестив на груди руки, со скучающим видом наблюдал за церемонией доклада главного визиря. — Иди и скажи брату, чтобы он набрался терпения. И в другой раз пусть не посылает тебя, а спрашивает сам.
Халил смущенно посмотрел на брата.
— Али сказал, что видел Хадира.
— Где? — Калавун вскинул брови.
— Ну, не его самого, а призрак. Он опять подглядывает за нами, как всегда делал.
Калавун крепко сжал плечи сына.
— Брат тебя дразнит. Хадир не может быть призраком, потому что Иблис забрал его в свою ледяную пустыню.
— Правда?
— Конечно. А теперь иди. — Он с улыбкой наблюдал, как, вернувшись, Халил шлепнул брата по руке.
Али глянул на отца и широко улыбнулся, а затем с наигранным интересом повернул взгляд на главного визиря. Он совсем не походил на своего младшего брата, ни внешне, ни характером, но был почти копией Айши, ее мужским воплощением. Разумеется, старше, но с той же улыбкой и тем же пониманием в глазах. «Хорошим эмиром станет со временем мой сын», — подумал Калавун и перевел глаза на хмурого злобного юнца на троне. Нет, надо что-то делать. Регент располагал огромной властью. Главное, правильно ею воспользоваться. Мамлюки пришли к власти через бунт. Бейбарс взошел на трон, убив сначала одного, а затем другого султана.
При жизни Бейбарса подобные мысли никогда Калавуна не посещали. Он был вполне доволен своим положением. Но теперь, когда золотой венец возложен на голову Бараки, терпеть это не было никакой возможности.
В противоположном конце тронного зала Назир, увидев на лице Калавуна улыбку, удивился, не понимая, что она значит.
За все эти годы он превосходно изучил эмира и мог читать его лицо, как опытный охотник тропу хищника. Обычно, только взглянув на эмира, он понимал, о чем тот думает. Но эта улыбка казалась в данный момент странной и неуместной, тем более что Назир знал, какие мысли сейчас в голове у Калавуна. Два дня назад эмир признался ему: несомненно, что Бейбарса убил Барака. Назир удивился, но не очень. Такое вполне могло случиться. Ведь обманывать людей так просто. Он сам многие годы обманывал всех вокруг, включая самого умного из них, эмира Калавуна.