Уилл проверил коней, достал из мешка бурдюк с водой и вернулся к Элвин. Она сидела на камне, закутанная в одеяло, подтянув колени к груди. Освещенная призрачным лунным светом дорога была пустынна. Верхушки деревьев в долине по берегам реки напоминали облака тумана.

Элвин стучала зубами, выпуская изо рта клубы пара. Уилл протянул ей бурдюк. Она взяла его, но пить не стала. Поверх разорванного платья на нее был надет шелковый плащ гонца султана, превратившийся в лунном свете из фиолетового в серый.

— Надо бы развести костер, да где тут найдешь сучья, — пробормотал Уилл, сбрасывая с себя одеяло и накрывая ее плечи. Затем, ежась от холода, стал смотреть на дорогу.

— Ты по-прежнему опасаешься погони? — спросила она.

Уилл оглянулся и отрицательно покачал головой, но было видно, что это его беспокоит.

Они долго ждали, спрятавшись неподалеку от мечети. Наконец появились люди Калавуна, оставили у входа двух прекрасных коней и мешок провизии. Уилл и Элвин благополучно выбрались из города и до позднего вечера скакали по дороге, хотя никакой погони не было. Здесь остановились на ночлег. Говорили мало, оба погруженные в свои мысли.

— Садись.

Уилл заставил себя оторваться от дороги. Посмотрел на изможденное лицо Элвин. Еще на выезде из Дамаска он, вспомнив слова Саймона, спросил, не больна ли она. Элвин тогда отмахнулась, и он не стал ее расспрашивать, как и она его насчет Мекки. Они чувствовали некоторую неловкость в обществе друг друга, став немного чужими после стольких месяцев разлуки. И только теперь Уилл начал наконец осознавать, что вот она сидит перед ним живая, а ему все же удалось ее спасти. Он подошел к Элвин, сел, взял ее руки в свои. «Боже, ведь я почти ее потерял». Он закрыл глаза и пробормотал благодарственную молитву.

Они долго молчали, тесно прислонившись друг к другу.

— Элвин… — начал Уилл и замолк.

Она посмотрела на него своими мерцающими изумрудными глазами и еле слышно произнесла:

— Прости меня.

— За что?

— Зато, что заставила тебя так рисковать. Сказала мамлюкам, что я твоя жена. Надо было придумать что-нибудь другое, но я не знала… — Она на секунду замолкла, затем спросила: — А что с Саймоном?

— Он в порядке, — ответил Уилл. — Но во всем виноват только я один.

Элвин опустила голову и прошептала:

— Моя вина не только в этом…

— Тебя они взяли, чтобы выманить меня, — продолжил Уилл, не слыша этих слов.

— Нет, Уилл, я… должна признаться тебе в очень важном…

— Дай мне договорить, — прервал он ее. — Пожалуйста. Мне следовало сказать тебе это раньше, но… — Он замолк. — Да. Мне следовало сказать тебе много лет назад. Но всегда что-то мешало. Я заблуждался насчет того, что для меня самое важное. Понимаешь, когда я вернулся из Мекки, то, конечно, радовался, что удалось помешать похищению, но потом, когда я скакал в Дамаск, не зная… — он вздохнул, — жива ты или нет, то наконец осознал в полной мере, что для меня всего важнее в мире — это ты…

Его голос пресекся, и он заплакал, к великому смятению Элвин. Тяжелые хриплые рыдания приходили откуда-то из самого центра его существа.

Она обняла его за плечи, и он затих. И они просидели так долгое время.

Потом Уилл поднял голову. Посмотрел на нее:

— Ты еще не передумала выходить за меня замуж?

Элвин ошеломленно смотрела, не зная, что сказать. В этот момент вокруг внезапно потемнело. Она подняла глаза и слабо охнула. На диск луны наползала тень. Уилл кивнул.

— Лунное затмение.

— Да, я согласна стать твоей женой, — прошептала Элвин и крепко сжала его руку. — К тому же я беременна.

Его как будто встряхнули. Там, внутри. На душе неожиданно стало легко и спокойно. «Ребенок! У меня будет ребенок!» Это было естественно, но он никогда не верил, что такое может случиться. Непонятно почему. Ведь фактически он был мужем Элвин уже много лет. И вот наконец ребенок.

Уилл крепко прижал Элвин к себе, широко улыбаясь, осыпая ее лицо поцелуями. Луна была совсем затемненной, и он не видел в ее глазах муку.

Калавун вытирал пол, стоя на четвереньках. Вода в бадье сделалась темной от крови, тряпка тоже. Знакомые предметы при слабом лунном свете принимали зловещие очертания. Начавшееся некоторое время назад затмение теперь приближалось к апогею. Луна, хмурая, медно-красная, стала похожа на распухший больной глаз. Калавун выжал в бадью тряпку и вытер лоб тыльной стороной кисти. Бросил взгляд на труп Хадира, прислоненный к стене у двери. Завернутый в простыни, он походил на жука в коконе.

Отправив Уилла с Элвин, Калавун вошел в тронный зал. Барака лежал на полу. Стоявший над ним Бейбарс разжал кулаки, хмуро посмотрел на эмира и вышел, не промолвив ни слова. Калавун помог принцу подняться на ноги. Предложил отвести его к лекарю, но юноша вырвался и злым голосом потребовал оставить его в покое. Калавун не стал спорить, вспомнив, что ему надо послать Уиллу коией. У входа в тронный зал по-прежнему лежали без чувств двое стражников. Бейбарс прошел мимо, даже не заметив, но Калавун знал, что пройдет немного времени, и султан потребует ответа, куда девалась женщина.

Эмир распорядился отнести стражников в лазарет. Объяснил атабеку полка Бари, что на стражников напал неизвестный в одеянии гонца султана. Он пытался его задержать, но неизвестный вырвался и убежал вместе с женщиной, полоснув ему по руке кинжалом. Султана Калавун посетил только после того, как отправил людей к мечети. Доложил о случившемся. Бейбарс угрюмо выслушал и запретил посылать погоню. Сказал, что его больше не интересуют ни эта женщина, ни тот, кто ее увел.

Калавун уронил тряпку в бадью и встал, разминая затекшие мускулы. Подошел к завернутому в простыни трупу, постоял и потащил в опочивальню.

В дверь постучали. Он бросил прорицателя на пол и приоткрыл дверь.

В коридоре стоял один из евнухов Бейбарса.

— Эмир Калавун, — евнух поклонился, — султан призывает тебя в тронный зал.

Калавун откашлялся.

— Я буду через минуту.

Оставив евнуха ждать в коридоре, Калавун поспешно смыл с рук кровь Хадира, переоделся в чистый плащ и последовал в тронный зал с тревогой в душе. Неужели Бейбарс узнал о судьбе прорицателя? Невероятно.

Султан стоял у окна, освещенный слабым красноватым сиянием луны в пустом тронном зале, отсутствовали даже слуги. Правда, все было прибрано и ничто не намекало на недавно разразившийся здесь скандал.

Бейбарс оглянулся:

— Эмир. Ты мне нужен.

— Слушаю тебя, мой повелитель.

— Созови всех моих приближенных и советников. Только тихо. Я не хочу, чтобы об этом знали до поры до времени.

— О чем знали, мой повелитель? — спросил Калавун.

Бейбарс поднялся на помост, взял со стола у трона инкрустированный драгоценными камнями кубок с кумысом и начал задумчиво пить.

— Тут темно, мой повелитель. Приказать слугам, чтобы зажгли фонари? — предложил Калавун.

— Нет. Так лучше наблюдать затмение. — Бейбарс сел и сухо улыбнулся. — Пожалуй, следовало бы призвать Хадира. Послушать его пророчества. Ты его видел?

— Нет, — ответил Калавун.

Бейбарс сделал еще несколько глотков перебродившего кобыльего молока.

— Я принял решение, Калавун, и почувствовал себя лучше. Теперь ясно, что нужно делать. Неразумно окружать себя людьми, которые меня не уважали, а только боялись и втайне ненавидели. Я их всех разгоню, оставлю лишь несколько самых преданных.

— Но разве есть такие, кто тебя ненавидит? — возразил Калавун.

Бейбарс усмехнулся:

— Их много. Я наказал Махмуда, но не осознавал, как далеко распространилась зараза. Пришло время отсечь гниль. — Он замолк. — Начиная с моего сына.

Калавун напряженно молчал.

— Я лишаю Бараку-хана прав на трон. Моим наследником будет Саламиш.

— Но, мой повелитель, зачем торопиться в таком деле.

— Ну сам подумай, Калавун, какой из него правитель, — решительно проговорил Бейбарс. — Я понимал это давно, но все надеялся, а вдруг он изменится. Не изменится. Теперь я вижу. Ему никогда не удастся побороть слабость внутри. Со временем все будет только ухудшаться. И дело тут не в воспитании, ты вон сколько в него вложил. Просто такой уродился. — Бейбарс вытер со лба капельки пота и покачал головой.

Калавун задумался. Конечно, Бейбарс прав. Все его попытки повлиять на Бараку оказались безуспешны. Это все равно что вычерпывать воду из дырявой лодки. Но Саламиш? Семилетний мальчик, с которым Калавун был едва знаком.

Раздался звон. Это Бейбарс уронил кубок с кумысом и стоял, выставив вперед руку, как будто отпихивая невидимого врага.

— Мой повелитель! — Калавун ринулся к трону. Взбежал по ступенькам, подхватил Бейбарса и закричал что есть мочи: — Лекарей сюда! Лекарей!

Двери тронного зала с шумом распахнулись. Увидев происходящее, двое гвардейцев тут же скрылись. Один подбежал к помосту.

— Что с султаном, эмир?

— Не знаю, — ответил Калавун, держа голову Бейбарса.

Тот порывисто дышал, дико выпучив глаза, словно ему не хватало воздуха.

Несколько минут спустя появился запыхавшийся и растрепанный лекарь. За ним следовали слуги с горячей водой, ножами, тканями и снадобьями. Он тут же приказал зажечь фонари, и в тронном зале стало светло. Калавуна оттеснили в сторону. Бейбарс ловил ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.

— Султан что-то съел? — спросил лекарь.

— Только выпил кумыс, — ответил Калавун и отошел к окну.

Затмение еще продолжалось.

Рядом кто-то остановился. Он повернулся. Это был Барака. Вид ужасный. Одежда порвана, лицо в ссадинах и синяках.

— Он что, умер? — спросил принц, едва двигая распухшими губами. Его лицо было зловеще спокойно.

Калавун, вздрогнув, вгляделся в Бараку. Тот, видно, сообразил, что проговорился, и добавил:

— Он заболел?

— Да, — ответил Калавун, помолчав, — твоему отцу стало нехорошо.

— А… — протянул Барака таким же спокойным тоном, глядя на корчащегося на полу Бейбарса.