За завтраком семейству все кажется неимоверно вкусным. Прибегает ребенок, озорник весело прыгает вокруг отца. Солнечная погодка явно к денежке. Отец хочет, чтобы сын рос мужественным и никогда не останавливался на полпути. Во время прогулок ребенок надолго останавливается перед магазинными витринами. Парнишка покупает все только для себя. Своих далеких приятелей он не станет узнавать в лицо, они издали будут смотреть, как сын директора быстро тратит деньги (и как быстро истекает время, в течение которого им еще позволено стучаться в полуоткрытые двери достатка). Сын сидит за школьной партой вместе с детьми из бедных домов, это логично и педагогично, однако в хижинах у нас война! От некоторых сыновей и дочерей пахнет коровником, потому что они, встав пораньше, ухаживали за скотиной, которая по щиколотку стоит в свинцовом дерьме. Они пришли сюда из запертых домов, поднявшись в пять утра. Дети сидят за партами бок о бок, пока нехватка денег в семье не раскидает их по фабрикам. Вы никогда не видели, как цветут и отцветают эти цветы? Директорский ребенок дерзко шествует прямо по полю, чтобы нарушить соотношение между природой и естественным правом (ребенок прав, когда тычет палкой в крота или мчится на лыжах по склону. Правы и вы, когда идете гулять, одевшись для здоровья в натуральные облака из шерсти!) Иногда ружье выстреливает лесу прямо в потроха. Канавы защищают природу от человека и от его потомства, но кто защитит его самого от кредиторов, от банковских служащих, встающих пораньше, чтобы поглазеть на Альпы? Ночью, слава Богу, слегка потеплело, что заставляет лыжников постоянно помнить о стоимости абонемента на подъемник. Лед рассыпан под ногами деревьев, словно белая синтетическая упаковка из коробки с красивым прибором, при созерцании которого у нас словно пелена с глаз спадает. Кто-нибудь другой посмотрел бы на это совсем иначе. Появляется домашняя хозяйка с хозяйственной тележкой. Земля, местами еще мерзлая, гремит под колесами, словно она полая. Наверняка под нами тоже есть что-то особое, не только ведь над нами. У вас ведь есть хороший друг, и он обязательно сводит вас в кино. Что, у вас никого нет? Тогда подождите, пока к вам в дверь позвонят, может быть, позвонит кто-то, кому не удалось найти постоянную работу в этом стройном, хорошо сложенном мире, позвонит, чтобы продать вам абонемент. Чтобы вы научились лучше понимать потребности ваших представителей в области искусства, экономики и политики.

Директор как мужчина опять готов проявить склонность к своей жене, потому что она сидит на своем насиженном месте, где на нее не падает свет из окна. Еще темно. На Герти солнечные очки. Прибегает ребенок, взбудораженный своими видениями и телевизором, он врывается в комнату, визжит от жадности, требуя, чтобы на этот раз ему непременно купили что-то определенное, что поможет ему ускользнуть из этого прекрасного мира: скоростной спортивный инвентарь и соответствующую одежду, чтобы дни его были наполнены счастьем. Ибо он, ребенок, хочет отплыть вместе с паводком. Директор с высоты своей могучей темной звезды, которую являет его голова, произносит властное слово. Он выбрал для себя утро, чтобы невзначай нанести матери своего ребенка еще один визит. Совершенствуя свои ночные подвиги, он напросился к ней на самую малую малость. Подобно тому, как опускаются в кресло, чтобы бросить беглый взгляд на наигранную серьезность вечерних теленовостей, он грузно опустился прямо в женщину, подключившись к ней сзади, к раздаточной колонке своей жизнезаправочной станции, куда он отправляется, чтобы утешить себя святыми дарами. Пусть она заправит его до упора! Супер-плюс! Слова его терзают ее слух, он требует, чтобы она еще раз отдала отчет в проступке, совершенном вчера. Он — старший бухгалтер, который в состоянии превратить мелкие волны в мощные валы и водовороты. Когда-нибудь, надеюсь, наружу пробьется настоящая трава, потому что мы по ошибке сажали ее на автомобильных кладбищах и стоянках для отдыха, где даже резину надо разогревать перед тем, как ее стянуть. Да, именно там, где мы вовсю стараемся разбазарить себя, погрузить наш половой орган в глубину и потом умолчать об этом в разговоре с нашим партнером, чтобы наслаждаться в одиночку. Бедра женщины должны быть наготове только для него, для директора, мерзкого и случайного прохожего. Он сварит их в кипящем масле своей алчности. Он похлопочет и о жене, он в конвульсиях сбросит груз на ее погрузочную площадку и подарит ей за это мягкую брошку или стальной браслет. Скоро все закончится, и вот мы снова свободны, у себя дома, там, где нам место, и мы стали богаче, чем прежде, когда мы потешались над соседями. Мы приглашаем их поглазеть на все это! Ничего с вами не случится, если господин из компании любителей понаслаждаться компанейски постучит в вашу дверь, держа в руках шампанское! Вовсе наоборот, женщина будет рада! Не хватает только, чтобы он сам себя упаковал в подарочную коробку! Голубизна неба солидно соответствует окружающему ландшафту, и фирма его процветает.

Наверняка эта женщина при первой же возможности ускользнет из дома, чтобы снова с помощью парикмахера придать себе миниатюрный вид для встречи с Михаэлем. Да, ответственность лежит на ней, чтобы она могла предстать перед ним как лакомый кусочек, мы наедине, яркое солнце! Родители, полные любви, с шумом бьются над своим сыном, который изнуряет себя над своей игрушкой, как его отец изнуряет себя в лоне матери, где играет в одиночку. Ребенка надо срочно отправить. Раньше здесь росла сочная трава, но теперь железные путы охватывают сердце. Никому не дано спокойно оставаться на своей тропе и наблюдать за событиями. Все они вынуждены биться со своим несчастьем или выплескивать из себя творческую струю, чтобы их сразу заметили и полюбили. Ребенка со всех сторон расспрашивают о его высокой прибавочной стоимости по сравнению с детьми бедных крестьян. Мать едва не выплескивает материнское молоко из груди от страха, что у ребенка, по всей видимости, нет бессмертной души, ведь он не доставляет матери блаженства. Он снова хочет без промедления отправиться на горные склоны, туда, куда всех волей-неволей влекут и волокут подъемники. Лишь бы лыжники не переоценили своих возможностей, когда спускаются в долину! Мать жадно целует ребенка, который от нее уворачивается. Отец добродушно водит ногой по ковру, собирая его в складки. Скорей бы снова остаться с женой наедине, чтобы размахивать оглоблей (своим дрекольем)! Когда ребенок на что-то отвлекается, отец сует покрытые пушком пальцы в самую заветную материнскую область, в прогалину, которая притягивает его так сильно, что он покупает жене дорогую одежду, чтобы прикрыть это место. Он тайком нюхает свою руку, такую же удачливую, как и он сам. Такую же резкую, как яркий свет. Мать между тем продолжает любить ребенка все дальше и дальше, любить вниз по течению ручья. Она привязывает его к себе игрушками, погремушками и другим хламом, как это делают влюбленные. Отец в отличном расположении духа бьет кулаком по столу. Он сегодня уже попользовался женой, так почему бы и ребенку не воспользоваться сегодня любовью матери? Но не надо переходить границ! Сын должен научиться скромности, когда он за скромную плату дает покататься на своих красивых новых лыжах тем, кто скромен по необходимости, дает, чтобы потом в кондитерской набить себе рот всякими вкусными сюрпризами. Сын развернул бойкую торговлю своими спортивными снарядами, чтобы счастье коснулось и самых непонятливых. (Они думают, что катание на роликовых коньках поможет им в поиске свободного места в системе, над которой высятся Альпы). Эти дети только и понимают, что нужно платить, если хочешь подержать на горбу спортивные лыжи. Мужчина и его божественная женщина чувствуют себя разбуженными друг другом. Их взгляды приметаны друг к другу крупными стежками.

Пиликающий на скрипке отец непременно воздал бы хвалу предпринимательской жилке сына. Берите с него пример, вы, кто распоряжается снегом здешней общины, с которой вы еще и денег требуете за использование снежинок, этой белесой спортивной белизны! Все останется лежать на уютных пашнях, где вы, один из бесчисленных рабов спорта, еще час назад сносили тяготы своей жизни, одетый в разноцветный комбинезон, в котором вы отправляетесь куда угодно, хоть на горнолыжные соревнования, хоть на дискотеку. Все едино, и вы — единственный и первый. Однако прежде вас должны поднять наверх, поближе к Богу, где время имеет более высокую курсовую стоимость, чем время вашего спуска, застопоренное вашей дорогой супругой, которая сопровождала вас пешком. Жизнь вдруг становится вам более знакомой, когда вы стоите перед снежной пропастью и прижимаете спортивный инвентарь к своему телу, тоже доступному стирке. Бедняки — те не могут удержать воду, которая замерзает под ними, им не остается ничего иного, кроме как осторожно перебираться через нее пред лицом самых возвышенных гор, с которых к ним с глубоким почтением не приходит никакая помощь. Высыпавшие из своих контор разноцветные служащие, красиво одетые, заглядывают на радостях в маленькие ресторанчики и скользят вниз, пригнувшись к лыжам, словно склонившись над любимым человеком, впрочем, они просто скользят вниз. И там, внизу, они сливаются в одно разобщенное целое с теми, кто в худые времена опустился и принял на себя удары судьбы, и участвуют в известной телепередаче, в телепосылке жизни, где царит настоящий народный юмор, например, в «Музыкальном подворье». Местные бедняки тоже глазеют на происходящее, однако ничего толком не разберут. Ибо они не ведают, каким это образом высокое собрание звезд с телеэкрана вздымается ввысь здесь, перед ними. Погода овевает их со всех сторон.

Прислуга подает матери кофе. А меж тем мать давно уже припрятала непочатую бутылку в платяном шкафу. Было бы лучше, если бы детская группа сегодня не пришла поднимать шум. Нет, дети придут только завтра, чтобы репетировать песенки, толкотню и визготню для предстоящего праздника пожарных. В незанятые работой дни все так прекрасно сливается на диске проигрывателя в божественные «Страсти по Матфею» или в какую-нибудь другую мелодию, способную выдержать испытание нашим слухом. Женщина с отвращением смотрит на свои руки, словно они ей совсем чужие. Слова ее вздыбливаются как пенис мужа там, впереди, где звенят цепи и где все с шумом устремляются вниз.

В выходной день ее настигло чувство в тех краях, где природа сверкала белизной: только ли природа тому причиной? Мы все хотим видеть себя красивыми, чтобы познакомиться с человеком и оставаться неизменными в его воображении, только для него одного. Думает ли о ней тот молодой человек, который пересек ее туда и обратно за какие-нибудь полчаса? Он наступил на холмик, который она обособила для него, и это, право, стоит того, чтобы быть чем-то особенным. Женщина пойдет и проверит, каково это, жить для другого человека, словно богиня. Возможно, и мы пойдем к парикмахеру и поглазеем потом на бедных инвалидов труда в рождественских трудовых яслях?

Проходя мимо, директор запускает руку в ее декольте, из которого выглядывает самое существенное из того, что позволяет жене хорошо выглядеть. Привлекательная картинка. Женщине не сойти с его рельсов, ей предстоит обглядеть, облизать и ввести в себя его плоть. Нельзя допустить, чтобы ее увел тот, кто отсюда смылся. Тускло блестит ландшафт, однако те, кто может видеть, не видят ничего, потому что их бедные тени сталкиваются с тенями бодрых спортсменов, жмущихся к своим собственным телам, чтобы быть более юркими в потоке ветра. Боюсь, что где-нибудь в другом месте все не так гостеприимно, все не так радушно, как здесь, ведь там жизнь не проходит и не исходит весельем, словно неудержимый поток туристов. Холодный огонь бьется на грязных кухнях в глазах мужчин, которые в пять утра отправляются на работу. Отвратительную дешевую колбасу в желудке они уже и не чувствуют. Их жены с громким звуком включаются в реальность и требуют, чтобы работа тоже взяла их в приемные дочери (кое-кто из них отправляется в «Детский городок» в венском районе Хаберсдорф, домишки там совсем маленькие, игрушечные. И ребенок научается гибнуть, пригибаясь пониже). Все они хотят дополнительно зарабатывать, чтобы потом, во время отпуска, скатываться словно фурии по крутым горнолыжным склонам. А потом всей этой свежести, которую они с таким трудом втерли себе в кожу, снова приходит конец. Однако в свинцовых камерах бумажной фабрики им нечего искать, тем более, бумагу предстоит испещрить цифрами. Директор уговорился с союзом сильных мира сего увольнять сначала женщин, чтобы по меньшей мере мужчин можно было разгрузить от работы. И чтобы во власти мужчин находился кто-то, на ком они могли бы отвести душу, если их достанет начальство. Великолепная картинка.

Рабочие без всяких помех глазеют друг на друга в фабричной столовой. На свету они распевают, словно птицы, чтобы сделать свою жизнь совершенной и доставить директору радость. Где здесь сокрыт смысл? В их чувственных женах, в которых полностью раскрылась жизнь?

Директору нужна его собственная жена, ведь известно — каждому свое, разве не так? Дневной свет уже явил себя, и продавцы занялись своими делами, в то время как некоторые тщательно скрывают дела от глаз. Муж смотрит на свою жену, которая нервно ведет боевые действия за право на визит к парикмахеру, смотрит на нее с той стороны, с которой он только что заметил, что ее груди несколько поуспокоились. В его памяти они еще живы и подвижны, словно ребенок сам их слепил и придал им форму. В любом случае, Господь небесный, там, куда теперь угодил мой шип, снова придется мять и месить эту женщину. И она принадлежит ему, принадлежит только ему, и обильными плодами нас всякий раз одаряет земля. Ребенок после школы будет скользить вниз с вздымающейся прямо в небо горы, спускаться быстрее, чем вы успеете перевести дух, и сегодня ребенок, унаследовавший себя от отца, переедет вас во время спуска, по крайней мере, он запросто обгонит вас в любое время. Родители балуют это маленькое создание, которое прилепилось к матери и считает, что так будет всегда. Однако женщина хочет заказать себе молодость в новом магазине, вот потому у нее новая прическа. Чтобы показать себя, и чтобы она могла пройти мимо, пройтись перед домом человека, который вчера пробудил в ней животные чувства, пробудил в том загончике, куда животные зимой приходят за кормом. Разве ей не попадались на глаза другие молодые люди, толпящиеся в кафе? Не важно, останутся они или уйдут, они все равно красивы, прежде чем и они покинут наш мир. Они заняты собой, поскольку им предстоит много всего совершить, прежде чем они отправятся на выходные кататься на лыжах и трубить на весь свет вместе со своими подружками, перед которыми стоишь с пустыми руками и диву даешься, как и откуда возникла эта многоцветная печать на гладких страницах жизни и как она способна производить такое глубокое впечатление. Видовые открытки более бережно обходятся с местностью, на них изображенной, чем время обращается с женщиной, как мне кажется. Окрестная природа умиротворенно безмолствует в свой выходной день на маленькой открыточке, которую вы покупаете в киоске и исписываете сверху донизу, однако время заходит слишком далеко! Оно врывается словно буря в давно истертые черты женщины. О, нет — она в испуге закрывает свое лицо перед ярким отражением в зеркале: следует поработать на более широком оперативном просторе, а не только в сфере прически, по-разному растрепанной в разное время дня. Надо постараться и приготовить что-нибудь новенькое, эдакое маленькое разнообразие для маленькой ночной серенады. Ее фигура выламывается из рамы зеркала, забегает далеко вперед, как и ее мысли. Она хорошо знает свой дом, там ее ждет горнолыжник, увешанный ценниками. Мы все ждем, что в нашей мошне снова что-то заведется, в том денежном конверте чувств, где бродят одни облака. Да, климат там очень облачный. Стоит подумать о том, как нам себя украсить, чтобы стать больше, чем мы есть, и доставать себе хотя бы до макушки.

Женщина ждет, когда ее муж по заведенному порядку отправится в свою контору. Мужчина ждет, чтобы еще раз заглянуть в расщелину жены, прежде чем уложить ее на ледник до конца дня. Бедные работяги давно спустились вниз вместе со снежными лавинами, закинув узелок за плечо. Отдохните немного! Автобус уехал. Ребенка увезли, он гордо высится на фоне соучеников. Его жизненные линии умело размечены (возможно, с таким же умением, с каким ребенок скользит по горным склонам, он уже повидал несколько заграничных городов). Дела у него обстоят хорошо, с тех самых пор, как его колыбельку поставили в доме, где обитает благодетель. Соученики позволяют себе порцию мороженого, бесконечно застревая на замороженном месте. Свет падает на большой дом, словно его лучи порождает лучащийся паркет. Сегодня у нас светит солнце, я так решила. Женщина хочет отправиться в окружной город, как только появится возможность, и обязательно заглянет в дорогой бутик, чтобы выглядеть привлекательно. Почему молодой человек не хочет довольствоваться ею в течение всего дня, почему он, знаток глубоких снегов, скользит по склонам гор там, где лежит снежная целина? Побывать там, где никто до него не бывал! Разве что в прошлом году — там до него куролесил в снегу другой молодой человек со своими друзьями и подружками. Женщина думает только об одном: что ей такое надеть, чтобы забраться быстрее, выше, дальше. Так далеко, насколько далеко способно улететь ее чувство. Пожалуйста, давайте опять его упакуем! Сейчас муж не может утолить ее покой, он отправляется на фабрику. Чтобы обеспечить справедливую оценку (и быть причисленными к людям обеспеченным), скажем, что он отвечает за ее счастье на восемьдесят процентов. Он дает ей это пойло. Почему бы и вам не заглянуть на наш лужок, если вы, погруженные в раздумья и много поездившие, хотите посеять бурю в глазах другого человека. Да, приезжайте и попросите, чтобы от вас здесь получили полное удовольствие!

Чтобы иметь мягко подбитые виды на будущее, поглядывая на мир из отдельной ложи (лишь в самых бедных местах под ногами не стелется ковровая дорожка), женщина выходит из дому, покрыв краской себя и свои ногти. Как чудесна и велика природа, в которой бедные видят лишь знаки ограничения скорости и не реагируют на них, чтобы вместе со своими нелепыми автомобилями смешаться с нашим кормом. Вагина женщины полностью пропитана продуктом мужа, бродящим в ней. На бедрах под колготками налипла слизь, порожденная ежедневными привычками директора. Он с удовольствием оставляет знак, что он еще в состоянии размножаться, хотя чернил в авторучке осталось уже немного. Он вполне мог бы разогреть на своем примусе пышный пирог другой женщины, более молодой. В горах быстро холодает. Вы можете спокойно называть это местными условиями, когда лес отражается в водохранилище и трава перед окном тянется ввысь, чтобы смягчить память о домашних баталиях. Сможет ли бедный люд прийти в ярость, если обвести его вокруг пальца, как нас учит налоговое законодательство? Директор бумажной фабрики все еще дивится тому, что работающие у него человеческие орды покупают в одном и том же супермаркете одно и то же, даже если у каждого свой размер и свой вес. Маленькие лавчонки в окрестных селениях давно уже позакрывались, чтобы местный люд не пускался во все тяжкие, потребляя пиво и бутерброды. Этот человек хочет встряхнуть нас как следует с помощью пения бумагоделательных машин (наша промышленность хорошо прозвучала за границей!) и хорового ора, чтобы мы легли на звуковой бруствер, обращенный против нас. Одним пинком можно добиться, чтобы страсть, этот независимый депутат человека, безусловно отказалась от желания отдать свой пронзительный голос. Тогда женщина успокоится. Из комнат, в которых за ней ведется охота исключительно из-за ее уникального деликатеса — половой принадлежности, крики разносятся до небес, вопли в память великой битвы слышны за забором. Мужчина и женщина давно уже оказывают друг на друга воздействие, скоро они встанут и пойдут отмываться друг от друга.

Кое-кто сегодня снова не появился в церкви, где со статуй сочатся капли, а иные снова не оказались среди избранных. Лесоруб под своей задубелой кожей и под звучащую сводку погоды проживает короткую жизнь в своей жене, работающей в универмаге. Ее становление прошло от школы до сеновала, и вот их уже трое, и они радуются жизни на кухне, в их жизненной мастерской, где их отделывают и не обтесывают, потому что другого помещения у них нет. Им приходится оставаться друг с другом. Природа сколачивает человека по его натуральной мерке, а затем приводит его в трактир, чтобы человеку можно было выступить из берегов. Дома он застывает перед продуктами своих чувств, перед детьми, и размышляет о том, как бы ловчее гонять их по дому и размазывать по стенкам. Иногда дети здесь кончаются раньше, чем их успевают создать родители, шоркаясь друг о друга слизистыми оболочками. При этом требуется гарантировать постоянство и развитие, в то время как хозяева страны отравляют деревья в округе, а бумага, которую делают рабочие, через пятьдесят лет растает, словно знамения на небе. Бесполезная, как их гнев. Напрасная, как вопрос, носить ли женщине брюки или юбку — брюки ей дома надевать не позволено.

Как их травмы, которые они получают на работе, пока не окажутся совсем непригодными для употребления, тогда и их удовольствия быстро улетучиваются. У колонки они подставляют ладонь под струю. И чувствительная грудь женщины перетекает в бесформенную нижнюю часть ее тела, где ветвится растение, в которое с яростью вгрызается врач. В больницу по пустякам не ложатся. И в какой-то момент беснующиеся вдруг ощущают голод и стреляют себе прямо в голову из охотничьих ружей, которые заводятся в потаенных уголках домов, словно плесень. По меньшей мере, они нашли в вас усердного и честного мастера, чтобы ребенок, прежде чем наложить на себя руки, выучился на автомеханика.

Жена директора прихорашивается — это написано у нее на лице. Она расфуфыривается. Природа предоставляет ей для этого свой покров. Женщина под слоем косметики, с которой она ощущает себя человеком, преодолевает большее пространство, чем образуют все горы, вместе взятые. Поэтому она не надеется на природу в том, что касается ее лица. Великая сила природы затрудняет ей дыхание, и женщина садится в свою машину. И вот в отчем крае воображения она видит своего нового оруженосца, и на себя она смотрит совсем другими глазами. Пусть ее предчувствия попадут в цель! Вокруг на нее глазеют птичьи головы потерянных людей, насаженные на колья ее забора. Женщины в деревне смотрят так, словно никогда не видели других стран, кроме своих маленьких владений, где по вечерам их повелители вдыхают в них свое дыхание. Еще от своих матерей они научились постоянно обращать внимание на деньги и дивиться тому лику, который на них изображен. Между сотенной и тысячной огромная разница! Между ними лежит целый мир, способный перебросить мост через пропасть. Женщина на автомобиле наматывает на колеса серпантин шоссе. Ей снова хочется, чтобы молодой человек, лекцией которого она вчера наслаждалась, как можно скорее обратил на нее свою сильную речь. Женщина является среди нас, у подножия недоступных лестниц. Горы испещрены ущельями, но мы остаемся внизу, мы слишком беспомощны перед диким началом в нас. Молодой человек широко раскроет глаза, когда увидит новую прическу. Примерно так обстоит дело с людьми, которые находятся как раз посередине: между своими животными, о которых они заботятся, — сотни форелей сдохли в ручье, потому что слишком быстро сбросили воду с плотины, — и своей работой, которую они себе обеспечили. Работа — небрежный подарок владельца фабрики. Так мы описываем дитя и его умственное содержимое.

Они резвятся на склонах. Вверх по уступам горы подъемники тянут свой груз в водоотталкивающей упаковке, на котором болтается карточка с приглашением от матушки-природы, запаянная в пластиковую оболочку. Да, земля эта жутко расцвела под их лыжами, расцвела там, где она изначально была столь многогранной или просто с выступающими гранями скал. Снежные пушки выплевывают заряды прямо перед буйнопомешанными туристами из Вены, приехавшими на один день. Каждый из них считает себя снежным снарядом, крутым асом. Здесь мы, пожалуй, задержимся подольше, мы существуем на белом свете уже несколько эонов, чтобы изменить мир, а здесь он заканчивается прямо под нами. Лыжники только заигрывают с ландшафтом, не бойтесь, они не слишком робкие. Они странствуют по земле, гордо неся свои гигантские причиндалы, и готовы затоптать любой костер. Страсть к скорости увлекает горожан к самым вершинам, и та же скорость вновь швыряет их вниз. О, если бы они еще раз могли как следует выйти из себя! Они бы облетели вокруг солнца, честные мастера, демонстрирующие, что они могут сделать из себя и из других. Они смешались с другими людьми и произвели на свет новых спортсменов. Их дети закончат лыжные курсы, сохраняя швы своих родителей на лице. Спорт — это болезненное ничтожество — отчего же именно вам от него отказываться, если вам особо нечего терять? Дорогая мебель здесь не выставлена, однако стоимости комбинезонов, оснастки и роскошных аксессуаров вместе с совершенно не подходящими и абсурдными головными уборами не положено никакого предела, а если таковой и имеется, то через эту горку все просто перепрыгивают! А за этой горкой вырастает другая, и она примет на себя все, что в нас помещается. К Альпам давно примерились острые зубы моды, смертей и постоянных привычек, а по вечерам мы покатываемся со смеху, слушая местного шута с гармошкой, шмыгающего между нами. Вокруг спят деревенские жители. Когда эти люди по утрам отправляются на работу, горы перед ними не расступаются. Они подпрыгивают на каждой кочке, когда едут на велосипедах или пристегнувшись к сиденью малолитражек, пока им, наконец, не будет позволено распахнуть ворота, ведущие в ухоженный парк служащих. Да, многим удается карьера, если их ноги и чувства хорошо подбиты железом. Прошу тишины. В конце концов, и здесь люди работают перед своими животными, каждый в собственной клетке.

Никто не протянет руку и не схватит этих горнолыжных тварей, буравящих в земле воронки, не воспрепятствует им в этом. Никто не свободен от земных законов, которые гласят, что тяжелый предмет всегда должен падать вниз, иначе им придется испытать это на собственной шкуре. Многие носят солнечные очки. Они разглядывают друг друга и думают о еде. Вечером планируется переспать с кем-нибудь по правилам французской «новой кухни»: порция маленькая, но изысканная. Погода источает из своей тарелки багровый пар, стучат вилки, склоняются золотые головки, горы застыли в тишине. Тысячи бесшабашно-непристойных людей швыряют себя вниз по крутым склонам. А несколько сот лишних людей производят бумагу — товар, обесценивающийся еще быстрее, чем изнашивает нас спорт. У вас все еще не пропало удовольствие от чтения и страсть к жизни? Нет? Ну, тогда продолжим.

Женщина отважилась поехать в окружной город, туда, где ее муж парковал свою машину и вдыхал горячий пар в сауне. Ничего не поделаешь. На его мошонке и на выступах, косо пристроенных на площадке его гениталий, повисла его собственная жена, рядом с которой директор обретает сон, когда отправляется на поиски покоя. Жена стала его излишеством, он изливается в нее, пока она не переполнится через край. Мужчина существует для того, чтобы дать женщине позаботиться об одной мелкой штуковине на его теле, а женщины одеваются столь рискованно, чтобы обновить мужскую плоть! Соответствующие апартаменты отмечены красными фонарями, светящими из окон, но посетителей здесь намного меньше, чем прежде. Чтобы перевести дыхание, мужчины все чаще умело берут фиговые плоды своих женщин в ладони и выдавливают из них сок. Перед этим они стреноживают своих домашних животных, чтобы вновь застать их там, где оставили, прикрыв их тела очередной обновкой. Нынче они со своими женами накоротке и не считают их ровней себе.

Солнце освещает дорогу. Вдоль нее стоят деревья. Теперь и с ними покончено.

Новомодная болезнь устилает вам путь в привычные половые щели, уважаемые господа, туда, откуда вы раньше постоянно хотели дать деру. Теперь это стало вопросом жизни — вы можете доверять своей партнерше, иначе вам остается только прямая дорога к врачу. А ведь прежде перед вами, казалось, были открыты все пути, на которые вы, излюбленные путешественники, сворачивали, ощущая счастье от вашего бессмертия и исполняя на вашей карманной гармонике разные номера. Как часто вы расстраивались из-за своих бесплодных инструментов! Нынче все мы, глядя друг на друга, крутим рукоятку и, дымясь от жадности, подаем себя под своим собственным соусом. Отвратительный завсегдатай полового чувства теперь питается только дома, ведь там вкуснее всего. Наконец-то мужчина соответствует своей штуковине, которая болтается на нем и встает на дыбы. Раньше при каждой возможности он окорачивал жену как живую изгородь, а теперь он сам дико разрастается перед ней. Такая вот малость! Каждый должен обучиться обращению с ней, чтобы отполировать задницу своей партнерше и упокоиться с миром, ведь прежнего простора в выборе других партнеров больше нет, а эта женщина достаточно просторна! Нынче мужчины стали дороднее, и теперь им ближе и роднее чувства, за которыми далеко ходить не приходится.

Прежде мужчине любую женщину готовили по его желанию. Нынче он опрастывается в собственную жену, уж она-то снова ополоснет его столовый прибор. Отвратительный гость наслаждается ее ягодицами, согретыми простыней. Он полностью сосредоточен на том, чтобы поддерживать эрекцию на заросшей лужайке своего таза, в котором все булькает и пузырится. Он живет в постоянном страхе, что утратит форму и что его заменит какой-нибудь любезный незнакомец. Да, похоть. Все хотят выстроить себя из нее! Но вот использовать ее как строительное основание я бы вам, будь я на вашем месте, не советовала.

Вечные странники крадутся, словно дикие звери, по улицам в пышном цвету, сбрасывая вниз обломки скал. Для мощных взрывпакетов им, этим мужчинам, требуется милое и уютное лоно, в котором они могли бы постоянно обитать. Пока они в стаде, они еще робки, и мясистые заряды их покрыты потом прозрачных пластмассовых пленок. Но скоро, когда солнце обожжет их своими лучами, они восстанут, сок потечет из узенького канальца, становящегося все шире и шире, а потом солнце ударит во всю мощь, влажная мусорная свалка взорвется, и резкий запах их пола разнесется над автомобильными стоянками. Зрачки сужаются в напряжении, когда они пытаются сравнить и сравнять дважды два, до тех пор, пока их колымага не приземлится где-нибудь в канаве и их желания, освободившись от сбруи, не отправятся побродить в поисках нового животного, которое могло бы их оттуда вытянуть. Мужчины не зря пожили на этом свете. Им писают прямо в лицо, когда они того захотят, и они тихо лежат под половым кустиком, растительность которого оберегали. Теперь кустик поливает их сам. За какую-нибудь новую брошку на такое способна дома даже прохладная Герти, если крепко сжатым кулаком как следует двинуть в ее унавоженную грядку, чтобы земля разверзлась, а она сама оттаяла и расслабила свой мускул. Такое удовольствие может позволить себе каждый из нас, не прячась в нашем унынии, в нашем укрытии, где нас окружает одна только мебель. Мы ведь люди, постоянно следящие за собой, чтобы не понизились наши жизненные стандарты.

Время съедает похоть, с которой мы пронзаем друг друга и пронзительно кричим, поскольку по утрам принято укладывать еще более пространное тело рядом с нашим мусорным отвалом. А вот те, кто устал от жизни, те едят друг друга поедом вместе с кожей и волосами. Им легче, им не нужно следить за фигурой или обесцвечивать волосы, они сами бесцветны. Они топчутся перед фабричной машиной, стаптывая подметки, и постоянно подметают вокруг себя. И когда они оглядываются вокруг, то видят, что стоки из прокладываемой канализации загрязняют ручей. И весь их труд, весь труд, который они проделали, давит сухими брикетами им на грудь. А директор фабрики, поддерживаемой государством и перекачиваемой за границу, желает только одного — прыскать в эту чуму болотную, в свою жену. Она источает опасность с вечера до утра. Как он отваживается забираться к ней в задницу, туда, где плотник не поставил затычку? Когда же святому Губерту, покровителю охотников и его егерю, будет позволено уснуть прямо в остро пахнущей лисьей норе, в которой его поймали? Кто, если не он, опустится перед женой на колени, получит удар по нервам и ответит на него ударом прямо в ее складки, в одну за другой? Она являет свой лик сверху, а его обещания несутся снизу, из торговой палатки, слетая с раздвоенного языка его плоти. Ветер овевает поля, и женщины постоянно кружат вокруг нас. Мы питаемся ими, питаемся вместе с ними. И наше оживленное движение не мешает жителям ближайших домов, оно направлено туда, где они могут регулировать свое собственное движение.

Директор стоит, пристроившись у своей машины, и мочится. Дорогие фары освещают его фигуру. Ему позволено закачивать в жену мясной экстракт столько раз, сколько она склонится к нему со своей горы. В своем большом доме парочка паркуется повсюду, чтобы поступать друг с другом по закону. Жена отправляется к парикмахеру. За горами встает солнце, луга окружают себя светом дня, который все выставляет в самом лучшем свете. Одна эта женщина затирает ложью трещины, которые оставило в ее облицовке время. Все мы тщеславны, милые дамы. Пусть ваши зубы ослепительно сияют во рту, а ваши платья развеваются на ветру! Бросайтесь же на своего партнера, словно он уже много часов не причинял вам никакого вреда! Укоротите свой язык!

Волшебный сон для влюбленных парочек никогда не кончается. Они идут на работу и отворачивают лицо от дороги, которую хорошо знают, чтобы взглянуть на другого человека, который им тоже хорошо знаком. И вот все они стоят тут, один подле другого, и один из них покупает уцененные спортивные костюмы, чтобы окончательно лишить их всякой цены. Дорога отцветает под их ногами. Их жены зияют ранами там, где к ним прикоснулись, однако сегодня никто из них неосмотрительно не берет бюллетень. В противном случае фирма, в которой мы нашли для себя место под солнцем и партнершу по любви, сразу нахмурит брови. Как возникает изображение, когда мы нажимаем на кнопку? Без понятия. Но во время грозы следует отключать телевизор и доставать ваше собственное изображение из жуткой щели, в которую никто не бросит хоть одну монету, чтобы туда посмотреть. И все же вы живы и живете чаще, чем вы того заслужили, живете за счет приязни той женщины, которая собирает и склеивает вас из черепков.

Собравшись под облаками, они входят в ворота и исчезают. Их сил достает лишь на это, на фабрике им достается как следует. Ступайте сейчас же домой, к своей жене, и отдохните толком, пока на автомобильных кладбищах горит резина и автогенная сварка выделяет свое сверкающее варево. Железо стонет, из ран купленных на сверхурочные автомобилей, которые их владельцы когда-то любили больше, чем любят женщин, вываливаются наружу стальные внутренности. Напоследок вот еще что: не поддавайтесь собственному вкусу, ведь прежде, чем вы себе что-то приобретете, на рынок будет выброшена новая модель, которая ждет только вас, только вас и никого другого! А ведь у вас уже есть модель, которую вы много лет назад уболтали словами и банковским счетом. Давайте-ка по домам, лады?!