2
Райнхард плечом навалился на запертую дверь, но она не поддалась.
От сильного порыва ветра задрожали оконные стекла, а в дымоходе, казалось, воют какие-то дьявольские голоса. Монотонно стучал ставень, будто какой-то усталый путник тщетно просился на ночлег. Все вокруг заполнил шум дождя. Частая дробь не прекращалась ни на минуту: проливной дождь барабанил по крышам, выплескивался из канав, журчал в водостоках. Наконец, началось настоящее наводнение.
Райнхард вздохнул, повернулся и посмотрел на молодую худощавую женщину, сидевшую в темной прихожей. На ней был передник поверх простого платья; она заметно нервничала. Ее пальцы теребили платье на коленях, такая же привычка была у его дочери Митци. Когда Райнхард подошел, женщина встала.
— Пожалуйста, сидите, — сказал Райнхард.
Она покачала головой:
— Спасибо, господин инспектор, но я лучше постою. — Ее голос слегка дрогнул.
— Разрешите задать вам несколько вопросов?
— Да, конечно, — произнесла она почти беззвучно, одними губами.
Узнав имя девушки — Роза Зухер, — Райнхард спросил:
— Когда вы вчера пришли?
— Как всегда, в девять.
— Фройляйн Лёвенштайн в это время обычно уже не спит?
— Как правило, но не всегда. Вы видите, дверь в спальню открыта. — Вместо ответа Райнхард бросил взгляд на край выцветшего покрывала на кровати.
— Постель была нетронута, поэтому я… — она запнулась и покраснела от смущения.
— Естественно, вы решили, что ваша хозяйка провела эту ночь не дома.
— Да, господин инспектор.
— И что потом?
— Я приступила к своей работе… но не смогла попасть в гостиную. Дверь была заперта, и я не знала, что делать. Я продолжила уборку, решив, что хозяйка рано или поздно вернется… Но она так и не вернулась. А сегодня четверг, в этот день фройляйн всегда посылает меня купить что-нибудь для гостей: пирожные, цветы…
— Для гостей?
— Да, господин инспектор. Фройляйн Лёвенштайн — знаменитый медиум. — В голосе молодой женщины прозвучала гордость. — По четвергам в восемь у нее собираются гости.
Райнхард сделал вид, что впечатлен.
— Она знаменита, вы сказали?
— Да, очень знаменита. Как-то к ней на сеанс приезжал даже один русский князь из Санкт-Петербурга.
Ливень усилился, и незакрепленный ставень застучал еще яростней. Роза Зухер посмотрела в направлении гостиной.
— Пожалуйста, продолжайте, — сказал Райнхард.
— Я подождала до полудня, но фройляйн так и не вернулась. Я начала беспокоиться… И в конце концов, пошла в кафе «Цильбергельд».
— На Хайдгассе?
— Да. Я знаю господина Цильбергельда, так как работала у него прошлым летом. Узнав, что моя хозяйка не вернулась и такого не случалось раньше, господин Цильбергельд посоветовал обратиться в полицию. Я пошла в участок, расположенный неподалеку, на Гроссе-Сперлгассе.
Молодая женщина вытащила из рукава платок и высморкалась. Было видно, что она вот-вот заплачет.
— Спасибо, Роза, — сказал Райнхард, — вы мне очень помогли.
Девушка сделала книксен и опустилась на стул, придерживаясь за маленький столик розового дерева.
Райнхард прошел по коридору, заглядывая в разные комнаты. Квартира была не очень большая: спальня, гостиная, будуар, ванная и кухня, к которой примыкал чулан. Горничная наблюдала за ним: крупный мужчина в темно-синем пальто был погружен в глубокие раздумья. Он остановился и подкрутил правый ус, заострив еще больше его кончик. Вернувшись к запертой двери, он наклонился и заглянул в замочную скважину.
Ничего не было видно. Дверь была заперта изнутри, а значит, в комнате все еще кто-то был. Однако этот кто-то ни разу не шевельнулся и не произнес ни слова с тех нор, как утром в квартиру пришла Роза Зухер.
Райнхард слышал, как его помощник Хаусман и офицер из полицейского участка на Гроссе-Сперлгассе взбежали вверх по лестнице. Через несколько секунд они появились в конце коридора.
— Ну? — спросил Райнхард и медленно выпрямился, опираясь руками о колени.
Полицейские направились к нему, оставляя на полу мокрые следы.
— Все ставни заколочены, — сказал Хаусман, — кроме одного окна. Снаружи за такой стеной дождя его трудно разглядеть… Но я думаю, что и оно закрыто. В гостиную совершенно невозможно попасть извне.
— Даже с помощью лестницы?
— Пожалуй, только если она будет очень длинной.
Мужчины остановились перед Райнхардом. Хотя оба они основательно вымокли, их лица выражали какой-то щенячий энтузиазм — каждый еле сдерживал волнение, как охотничья собака, которой вот-вот бросят палку. За ними виднелась трогательная фигура Розы Зухер, которая сидела и нервно обкусывала ногти.
— Офицер, — произнес Райнхард, — вы не проводите фройляйн Зухер вниз?
— Вниз?
— Да, в фойе. Я скоро приду.
— Хорошо, господин инспектор, — ответил констебль, повернувшись на каблуках.
Райнхард придержал полицейского за плечо прежде, чем тот ринулся выполнять поручение.
— Поделикатнее с ней, — прошептал Райнхард ему на ухо. — Женщина очень расстроена.
Райнхард убрал руку, показывая, что офицер может идти, и тот направился к женщине нарочито медленным шагом работника похоронного бюро. Райнхард на мгновение закатил глаза, а потом повернулся к Хаусману.
— Я думаю, нам не стоит терять время. Это старинная крепкая дверь, но мы должны с ней справиться.
Хаусман снял свою насквозь промокшую фуражку, выжал ее прямо на пол, где тут же образовалась лужица, а потом снова надел мокрый головной убор.
— Вы простудитесь, — сказал Райнхард. Хаусман посмотрел на своего начальника, не зная, как реагировать. — Почему бы вам не снять ее совсем?
Хаусман послушно стянул фуражку с головы и засунул в карман пальто.
Они заняли исходную позицию в противоположном конце коридора.
— Готовы? — спросил Райнхард.
— Да, господин инспектор.
Разбежавшись, они со всей силы навалились на дверь. Раздался глухой удар, затем свист воздуха, вышедшего из их легких. Хаусман отступил назад, сморщившись и потирая ушибленное плечо.
— Больно.
— Ничего, переживете, — ответил Райнхард. В другом конце коридора офицер придерживал дверь перед Розой Зухер. На мгновение она оглянулась, но потом поспешила выйти, поднырнув под руку полицейского.
— Давайте попробуем еще разок, — скомандовал Райнхард.
Они вернулись на прежнее место и повторили процедуру. На этот раз при ударе косяк хрустнул, и дверь с треском распахнулась. Райнхард и Хаусман ввалились в комнату, едва удержавшись на ногах.
Глазам потребовалось несколько секунд, чтобы привыкнуть к полумраку. Шторы были задернуты, и свет сюда почти не проникал. Неприятный запах сразу подтвердил худшие опасения Райнхарда.
— Господь всемогущий… — В голосе Хаусмана слышалась смесь благоговения и ужаса.
Комната была большая, с высоким потолком, украшенным лепными гирляндами и парящими херувимами. Внимание Райнхарда сразу привлек массивный круглый стол, вокруг которого были ровно расставлены десять тяжелых стульев. В центре стола стоял вульгарный серебряный канделябр. Свечи в нем догорели, и длинные восковые сосульки свисали с его богато украшенных подсвечников.
Постепенно в полумраке стали видны и другие предметы интерьера, среди них — кушетка в дальнем конце комнаты. Поначалу на ней можно было различить лишь неясный силуэт, который, однако, быстро обрел черты лежащей женской фигуры.
— Хаусман, — сказал Райнхард, — откройте шторы, пожалуйста.
Помощник не ответил — его взгляд был прикован к кушетке.
Райнхард повысил голос:
— Хаусман!
— Да?
— Шторы, пожалуйста, — ответил он.
— Да, господин инспектор.
Хаусман обошел стол, не отрывая взгляда от тела. Он отодвинул одну штору, и в комнату проник слабый свет. Когда он протянул руку ко второй шторе, Райнхард сказал:
— Нет, достаточно, — ему показалось, что будет нехорошо, если тело осветить еще больше.
Райнхард прошел вперед, осторожно ступая по потертому персидскому ковру, и остановился рядом с кушеткой.
Женщина была чуть старше двадцати пяти и очень красива. Длинные белокурые локоны лежали на худеньких плечах. На ней было синее шелковое платье с глубоким вырезом, две нити жемчуга покоились на высокой белоснежной груди. Могло показаться, что она спит, если бы не темное пятно запекшейся крови вокруг отверстия с неровными краями над остановившимся сердцем.
Было что-то странное, почти неестественное, в ее позе: она лежала, словно натурщица. Одна рука вытянута вдоль тела, другая — откинута за голову.
— Господин инспектор…
Хаусман указывал на что-то на столе. Райнхард подошел и рассмотрел листок бумаги, исписанный изысканным почерком: «Господи, прости меня за то, что я сделала. Существует запретное знание. Он заберет меня в ад, и надежды на спасение нет».
Казалось, автора послания толкнули, как только он дописал последнее слово — до правого нижнего угла страница была перечеркнута кривой линией. После более внимательного осмотра Райнхард также заметил, что писавший сделал ошибку в заключительном предложении: перед «меня» было решительно зачеркнуто какое-то слово.
— Самоубийство, — произнес Хаусман.
Райнхард ничего не ответил. Хаусман пожал плечами и, обогнув стол, подошел к кушетке.
— Она очень красива.
— Да, — сказал Райнхард. — Поразительно красива.
— Фройляйн Лёвенштайн?
— Скорее всего. Я думаю, нужно пригласить сюда Розу Зухер для опознания тела. Хотя она так расстроена… Нет, наверное, не стоит.
— Но это может избавить нас от некоторых хлопот, господин инспектор.
— Это правда. Но чтобы быть хорошим полицейским, недостаточно просто принимать целесообразные решения, Хаусман. — Помощник казалось, был задет замечанием, которое инспектору пришлось смягчить примирительной улыбкой.
— К тому же, — добавил Райнхард, — фройляйн Лёвенштайн ожидала гостей сегодня вечером, возможно, среди них окажется какой-нибудь господин, который нам поможет.
На первый взгляд комната показалась довольно богатой, но при более внимательном рассмотрении выяснилось, что это иллюзия. Краска кое-где облупилась, пол был потертый, а от сырости под одним из окон образовалось коричневое пятно. Над простым мраморным камином висело щедро декорированное зеркало в венецианском стиле. Райнхард заподозрил, что это подделка. В нишах по обе стороны от камина висели полки с выстроенными в ряд предметами: дешевая фарфоровая фигурка пастушки, пустая чаша, две вазы и керамическая кисть руки с прорисованными на ладони основными линиями. Другой конец комнаты был отгорожен большой ширмой, украшенной вышивкой. В общем, это помещение производило угнетающее впечатление чего-то потертого и потрепанного.
— Нужно будет подшить к делу план комнаты, вы можете это сделать, Хаусман?
— Да, господин инспектор.
— И опись всех предметов.
— Слушаюсь.
Райнхард продолжал внимательно осматривать комнату.
Дождь стучал в окна, вода струйками стекала вниз. Снаружи ставень все также бился о стену. Открыв задвижку, инспектор распахнул окно, от которого исходил раздражающий стук, и выглянул наружу. Холодный воздух ударил ему в лицо, порывистый ветер начал трепать шторы. Дорога превратилась в разлившуюся реку, стремительный беспорядочный поток. Инспектор посмотрел вниз — отвесная стена.
Райнхард закрепил болтающийся ставень и закрыл окно. Платком вытер капли дождя с лица, изучил свое отражение в зеркале и слегка поправил усы. От его довольного выдоха зеркало запотело.
— Господин инспектор.
В слегка дрогнувшем голосе молодого человека слышалась неуверенность. Стены продолжали вибрировать от несмолкающей небесной канонады.
— Да?
— Вам стоит взглянуть на это.
За ширмой находился большой лакированный ящик, украшенный японскими иероглифами. Райнхард попробовал открыть крышку, ларец был заперт.
— Вскроем его?
— Не надо. Нужно спросить у Розы Зухер, где ее хозяйка хранила ключ.
— Сейчас?
— Нет, пока не надо, Хаусман. Давайте немного поразмышляем, а?
Хаусман кивнул и постарался сделать такую мину, которую, по его мнению, инспектор мог принять за выражение задумчивости.
Райнхард снова переключил свое внимание на тело. Он медленно приблизился к кушетке и опустился на колени, чтобы осмотреть рану. Случайно задев тонкие и уже застывшие пальцы женщины, инспектор машинально чуть не сказал «простите», но вовремя сдержался. Райнхард прикрыл влажным платком рот и нос. От тела исходил очень неприятный затхлый запах мочи и уже начавшегося разложения. Дважды сверкнула молния, и застывшие капельки крови вокруг раны блеснули, как зернышки граната.
— Невозможно, — Райнхард прошептал это слово почти неосознанно.
— Простите, инспектор?
Гром проревел, как захваченный в плен великан.
Райнхард встал и в смятении оглядел комнату.
— Господин инспектор? — В голосе Хаусмана послышалось беспокойство.
Райнхард подошел к двери и проверил, в замке ли еще ключ. Он был там — большой, черный. Райнхард обернулся. Хаусман во все глаза смотрел на него, склонив голову набок.
— Как вы думаете, что здесь случилось? — спросил Райнхард.
Хаусман сглотнул и ответил:
— Фройляйн совершила самоубийство.
— Очень хорошо. Восстановите события — расскажите мне, как она это сделала.
Хаусман выглядел озадаченным.
— Она застрелилась, господин инспектор.
— Это очевидно. Но давайте с начала.
— Должно быть, фройляйн вошла в эту комнату вчера вечером — я это могу предположить, учитывая то, как она одета. Заперла дверь, села за стол и начала писать предсмертную записку. Она явно была сильно расстроена и бросила это занятие, написав только несколько строк.
— И что вы можете сказать по поводу этой записки?
Прежде чем продолжить, Хаусман подошел к столу и посмотрел на записку:
— Это какое-то признание. Она чувствовала, что совершила нечто плохое и должна искупить свою вину, убив себя.
— Продолжайте.
— Затем, возможно, после некоторого размышления — кто знает? — фройляйн села на кушетку, откинулась на спинку и выстрелила себе в сердце.
— Попятно, — сказал Райнхард. Он ждал.
Хаусман поджал губы и подошел к кушетке. Он посмотрел на ее рану, затем перевел взгляд на ее руки. Опустившись на колени, он заглянул под кушетку и произнес:
— Но…
— Точно, — сказал Райнхард, — оружия нет.
— Но оно должно быть.
Хаусман поднялся и выдвинул ящик стола.
— Что вы делаете? — спросил Райнхард.
— Ищу пистолет.
— Хаусман, — терпеливо проговорил Райнхард. — У фройляйн прострелено сердце. Вы в самом деле думаете, что с такой раной она могла бы, во-первых, спрятать оружие, а во-вторых, снова лечь на кушетку?
— А, может, она упала обратно на кушетку?
Райнхард покачал головой:
— Я так не думаю.
— Но дверь, — сказал Хаусман, почти обиженно, указывая на поврежденный дверной проем. — Она была заперта изнутри. Пистолет должен быть где-то здесь!
Райнхард отдернул другую штору.
— Все окна были закрыты. Да и кто в здравом уме решит скрыться этим путем?
Сквозь дождевые потоки на стекле Райнхард увидел размытое очертание одинокого экипажа, с трудом пробирающегося по дороге. Извозчик сидел, ссутулившись под своим непромокаемым плащом.
— Но тогда… — начал Хаусман с энтузиазмом, но потом смущенно улыбнулся и замолчал.
— Да? Что вы хотели сказать?
Хаусман покачал головой:
— Ничего, господин инспектор, это нелепо.
Райнхард, нахмурившись, посмотрел на своего напарника.
— Ладно, — уступил Хаусман, — но это просто предположение.
— Конечно.
— Фройляйн Лёвенштайн. Ее записка…
— Что с ней?
— Запретное знание…
Райнхард покачал головой:
— Хаусман, вы намекаете на вмешательство сверхъестественных сил?
Его помощник поднял руки:
— Я же сказал, что это просто предположение.
Райнхард непроизвольно содрогнулся. Он взял записку фройляйн Лёвенштайн. «Он заберет меня в ад, и надежды на спасение нет».
Сколько бы Райнхард ни качал неодобрительно головой, сколько бы он ни думал, на ум приходила только одна альтернатива предположению Хаусмана. Судя по всему, фройляйн Лёвенштайн действительно была убита кем-то — или чем-то, — способным проникать сквозь стены.
