— Ее нашли здесь, — сказал Райнхард, указывая на кушетку.

Либерман внимательно осматривал комнату, раз или два подняв взгляд от стен к потрескавшемуся барельефу на потолке.

— Она лежала, откинувшись на спинку кушетки, — продолжал Райнхард, — одна рука за головой, другая — вдоль туловища.

— Тебе это показалось странным?

— Конечно. Это выглядело так, как будто она отдыхала. В данных обстоятельствах это довольно необычно.

Либерман нагнулся у открытой двери и исследовал замок. Он был исправен, и Максим несколько раз повернул ключ, чтобы проверить это. Замок работал превосходно. Либерман подставил ладонь, чтобы толстый металлический язычок, выйдя из паза, уперся в нее.

— Итак, — он стал озвучивать свои мысли, — во что нас хотят заставить поверить? Что фройляйн Лёвенштайн ожидала какого-то сверхъестественного возмездия? Она написала записку и, понимая, что спасение невозможно, легла на кушетку и стала терпеливо ждать, когда ее заберут в ад. Как Фауст, фройляйн Лёвенштайн воспользовалась запретным знанием, цена которого — вечное проклятие?

Либерман подошел к одному из окон, дотянулся до задвижки и открыл ее. Он распахнул окно и выглянул, содрогнувшись от порыва холодного ветра. Квартира располагалась высоко; никакого способа убежать не было. Закрыв окно, он продолжал рассуждать.

— Потом появился убийца-фантом, вооруженный призрачным пистолетом, барабан которого был набит эктоплазменными пулями. Затем наш друг-демон, очевидно, быстро отправил на тот свет фройляйн Лёвенштайн, проплыл сквозь запертую дверь, а возможно, и через одно из окон, утащив с собой проклятую душу несчастной.

По тону Либермана было понятно, что он считает эту идею совершенно нелепой.

— Да, — сказал Райнхард. — Это абсурд, но, к сожалению, других объяснений у нас нет.

Либерман подошел к полкам и взял оттуда глиняную кисть руки с заметным пренебрежением.

— У тебя есть подозреваемые?

Райнхард всплеснул руками и с отчаянием посмотрел вокруг.

— Подозреваемые? Разве в деле о невозможном убийстве могут быть подозреваемые? Честно говоря, Макс, мне было не до этого.

— Конечно, — сказал Либерман, — так и было задумано. Картина преступления кажется настолько странной, что мы всю свою энергию тратим на то, чтобы понять, каким образом было совершено это убийство. Мы так озабочены этим, что нам даже в голову не приходит задать более важный вопрос: кто убил фройляйн Лёвенштайн? Кроме того, я думаю, даже если бы ты арестовал кого-то по подозрению в убийстве, сейчас вряд ли удастся построить сильную линию обвинения. Как можно судить кого-то за невозможное убийство! Очень умно придумано. Убийца, которого ты ищешь, мужчина он или женщина, несомненно, очень умен и обладает богатым воображением.

— Итак, Макс, как ты думаешь, что нам делать дальше?

— Не дай себя обмануть всеми этими фокусами. Забудь о демонах, сверхъестественных силах и сделках с дьяволом. Просто веди расследование как обычно.

— А ты уверен, что это всего лишь фокусы?

— Конечно! — воскликнул Либерман, очевидно потрясенный тем, что его друг мог задать такой вопрос. — Фокусы — обычные приемы этих людей, медиумов! Например, посмотри на этот стол.

Либерман постучал по нему костяшками пальцев.

— Слушай. — По мере того, как его кулак, постукивая, двигался по поверхности, звук менялся. — В некоторых местах стол полый. И обрати внимание на его размер! Открой его, и ты найдешь внутри множество различных приспособлений для фокусов. У фройляйн Лёвенштайн наверняка были сообщники, помогавшие ей устраивать ее мошеннические представления. Запертая комната, исчезнувшая пуля, на мой взгляд, все это попахивает театральным представлением. Декорации, дым и зеркала! Возможно, один из ее сообщников и убил ее. И может быть, тебе лучше проконсультироваться с каким-нибудь фокусником, а не с психиатром!

— Ну, как раз сегодня утром, — сказал Райнхард, — я был в парке аттракционов у Адольфуса Фарбера, который любителям цирка более известен как Великий Магнифико. Он запирает человека в ящик, и тот исчезает.

— И что?

— Хотя герр Фарбер имеет репутацию выдающегося иллюзиониста, когда я выложил ему все факты по этому делу, он не смог ничем помочь.

— Он сделал какой-нибудь вывод?

— Он сказал, что это убийство — дело рук потусторонних сил.

Либерман в отчаянии покачал головой.

— Вмешательство злой силы в этом преступлении — иллюзия, помни об этом. Если мы не понимаем, как оно было совершено, это говорит об интеллектуальном и творческом превосходстве нашего противника, только и всего.

Райнхарда подбодрила уверенность друга, но странные обстоятельства этого дела по-прежнему тревожили инспектора.

— Если, — продолжил Либерман, — убийство было совершено сообщником, то он — или она — должен входить в спиритический кружок фройляйн Лёвенштайн. Что ты знаешь об этих людях?

Райнхард вытащил свой блокнот.

— Есть слесарь по фамилии Уберхорст. Ханс Брукмюллер, бизнесмен, производит хирургические инструменты. Банкир и его жена — Генрих и Юно Хёльденлин. Натали Хек, белошвейка. Зольтан Заборски, венгерский аристократ. Я назвал его аристократом, но по его виду я бы сказал, что он переживает сейчас не лучшие времена. Эти люди, по-видимому, составляют ядро ее кружка. Ах да, есть еще один — молодой человек по имени Отто Браун. Он должен был прийти в четверг вечером, как обычно, но не появился. И с тех пор никто его не видел.

— Вот это подозрительно…

— Несомненно. Хаусман и я побеседовали с другими членами кружка и кое-что о нем узнали: как он выглядит, где живет…

— Чем он занимается?

— Он художник.

— Художник? Никогда не слышал о художнике с таким именем, — сказал Либерман.

Райнхард пожал плечами.

— Возможно, между ним и белошвейкой, Натали Хек, есть какие-то отношения. Вчера она приходила в квартиру Брауна и наткнулась на одного из наших офицеров.

— А что слесарь? Вы обсуждали с ним дверь, в смысле замок?

— Нет. Мы никому не сообщали о необычных обстоятельствах этого убийства. Пока.

— Но потом-то сообщите?

— Конечно.

— А что газеты?

— Ну, со временем мы им все расскажем.

— А почему не сейчас?

— Комиссар Брюгель считает, если о деле сообщить репортерам сейчас, это убийство вызовет чрезмерный интерес. Ты знаешь, как люди в этом городе любят всякие сенсации, а если мы не сможем раскрыть эту тайну…

— Вы будете выглядеть некомпетентными?

— Скажем так, это пошатнет веру людей в полицейское управление.

Либерман дотронулся до дверного косяка.

— Так и просится на ум идея, что слесарь мог иметь возможность организовать этот фокус или хотя бы часть его.

— Но он так страдал! В четверг он был вне себя от горя.

— По-настоящему?

— Мне так показалось.

— Почему, интересно? Возможно ли, что их отношения выходили за рамки отношений гадалки и клиента?

— Не могу представить себе менее подходящих друг другу людей!

— Тем не менее…

Райнхард сделал заметку в своем блокноте.

— А что с остальными? — продолжал Либерман.

Райнхард убрал блокнот в карман и подкрутил усы.

— Венгр, Заборски, — странный человек. Он сказал что-то такое… что-то о том, что он чувствует зло.

— И это встревожило тебя?

— Если быть честным, да.

— Пожалуй, это скорее характеризует тебя, а не его.

Райнхард выглядел озадаченным.

— Оскар, — сказал Либерман, кладя руку на плечо инспектора, — тут полно иллюзий, уверяю тебя!

Райнхард переступил с одной ноги на другую. Молодой доктор, очевидно, распознал его слабое место — доверчивость, скрытую готовность верить в сверхъестественное. Инспектор завидовал рационализму Либермана, его невосприимчивости к призрачным силам, которые каждый житель Центральной Европы учится уважать с детства. Где-то в темных глубинах встревоженного сознания Райнхарда злорадно посмеивалась старуха с оленьими рогами.

— А что здесь? — Это был голос Либермана. Скрывшись за ширмой, он постучал по какому-то полому деревянному предмету.

— О боже! — прошептал Райнхард.

— Оскар?

Либерман появился снова с японской шкатулкой в руках.

— Я совсем про нее забыл. Хаусман должен был найти ключ.

Либерман слегка встряхнул ларец.

— Там что-то есть. — Он поставил шкатулку на стол, и мужчины переглянулись.

— Итак? — произнес Либерман.

— Я думаю, ее нужно открыть, — сказал Райнхард.

Он подошел к двери в коридор и крикнул:

— Хаусман!

Через несколько мгновений появился его помощник. Он вошел в комнату и слегка поклонился:

— Инспектор. Герр доктор.

— Хаусман, вы нашли ключ от этой шкатулки? — спросил Райнхард.

— Нет, господин инспектор, — ответил Хаусман. — У фройляйн Зухер никогда не было ключа, и она говорит, что ни разу не видела, чтобы шкатулку открывали.

— Может быть, это потому, что здесь тоже какой-то фокус, — сказал Либерман.

Хаусман посмотрел на Либермана, не зная, как реагировать на его заявление.

Райнхард подозвал Хаусмана к столу.

— Вскройте ее.

Хаусман вытащил из кармана перочинный ножик и начал взламывать шкатулку. Тонкое лакированное дерево легко поддалось.

Либерман шагнул вперед и открыл крышку. Он чувствовал, как Райнхард и Хаусман выглядывают из-за его спины.

Внутри на бархатной подстилке лежала маленькая каменная фигурка. У нее было тело собаки, раскосые глаза, квадратной формы уши и изогнутый хобот. А самым примечательным в этой фигурке был длинный раздвоенный хвост.

— Боже, что это такое? — спросил Райнхард.

— Не знаю, — ответил Либерман, — но она выглядит старинной. Наверное, антиквариат.

Он вынул фигурку из шкатулки. Несмотря на небольшой размер, она оказалась довольно тяжелой. Тут он заметил маленький ключ, торчащий из стенки ларца. Статуэтка была заперта в шкатулке изнутри.