— Это ты, Нед! Пришел узнать, как можно безопасно удрать из Англии?

Нед был в доках Дептфорда. Прилив достиг высшей точки, и чайки кружили над головой. Он шел по берегу реки среди свернутых веревок и бревен, пока не увидел знакомую худую фигуру того, кого искал. Пэт грузил бочки с дегтем, стоявшие на ступеньках пристани, на подводу, которой правили двое его товарищей с Брайдз-филдз; он остановился, увидев Неда, и ухмыльнулся, вытирая крупные руки о полотняные штаны.

— Безопасно удрать? — переспросил Нед и покачал головой. — Пока еще дело обстоит не так безнадежно. А что, ты сможешь устроить мне это по-быстрому?

— Ну конечно. Это, в общем-то, правильно — обдумывать отъезд, пока ты еще свободный человек.

Говоря так, ирландец отвел Неда в сторону, подальше от остальных рабочих.

— Слушай, Нед. Я следил за человеком, о котором ты говорил. За Джоном Ловеттом, секретарем принца. Он приходил сюда несколько раз. Но кажется, его скорее интересуют эти новые корабли Ост-Индской компании, чем очередной ввоз так называемого искусства для его царственного господина.

Он указал на строящиеся корабли, стоявшие у берега немного ниже по течению.

— Что же до склада принца, так теперь его охраняют строже, чем когда мы с тобой там побывали. Там теперь всю ночь на часах стоит сторож. Если и прибыли товары, какие видели мы с тобой, то я их не приметил.

Кто-то громко позвал его; он кивнул Неду и вернулся к своим товарищам, грузившим новые бочки на поджидавшую подводу.

Нед пошел дальше, глядя на людей, работавших на борту «Роста торговли» и корабля поменьше — «Перечного зерна». Они работали торопливо, стараясь использовать хорошую погоду, потому что суда должны быть спущены на воду в присутствии королевской семьи вскоре после Рождества.

Ловетт заинтересован в быстром строительстве этих кораблей. Его жена уже сказала об этом Неду; но, без сомнения, он имеет касательство к организации церемонии спуска, в которой принц Генрих, с детства питавший любовь к кораблям и морским путешествиям, будет обязательно играть видную роль.

Нед подошел взглянуть поближе на «Перечное зерно», где плотники настилали палубу, и группа рабочих готовила слипы для спуска. Он подумал о тех краях, куда поплывет это судно, — о бескрайних морях, о жарких благоухающих островах. Если здесь он во всем потерпит неудачу, тогда какое-нибудь рискованное путешествие будет, наверное, хорошим вариантом изгнания. Бродячие собаки бегали по верфи в поисках объедков, охотились на чаек. Нед снова оставил Варнаву у Тью, с которым его пес завязал тесные отношения, подогреваемые кормежкой. Он постоял еще немного на зимнем солнце, глядя на работу плотников и портовых рабочих.

И тут он увидел кого-то в отдалении. Знакомая фигура, со стрижеными светлыми волосами и в черной одежде, целеустремленно шагала по верфи, чуть прихрамывая. Френсис Пелхэм. Нед быстро отошел, чтобы не попадаться на глаза; сердце у него забилось. Потом, когда Пелхэм исчез, он подошел к ближайшему рабочему и спросил:

— Человек, который только что прошел здесь, в черном, — ты не знаешь, что он тут делает?

Рабочий посмотрел туда, куда указывал Нед, а потом сказал с презрением человека физического труда к канцеляристу:

— Этот? Его только что назначили. Что-то связанное со счетами. Бумажки подписывать. Манселл привел его сюда вчера.

Поначалу Нед ушам своим не поверил: чтобы Пелхэм уцелел после того, как явно впал в немилость в Сент-Джеймском дворце, и не только уцелел, но даже получил должность здесь, на верфях, где, по словам Сары Ловетт, ее муж все еще занимается махинациями. У него вдруг мелькнула мысль — не Ловетт ли устроил это назначение Пелхэму?

Нед обещал брату, что зайдет в мастерскую его друга Саммерза, что на Патерностер-роу, чтобы взять баллады, которые тот печатал для них. Когда он дошел туда, сумерки уже сгущались.

Саммерз, который стоял, склонившись над станком, выпрямился; руки у него были черны от чернил; он принес стопки отпечатанных листков и подал Неду.

— Недурно, — фыркнул он. — Это вы написали? Совсем недурно. Мне особенно понравилась вот эта, «Придворная пастушка».

— Интересно, кто эта пастушка? Она может быть любой из знатных леди при дворе. Скажите Мэтью, что я пришлю ему достаточное количество. Но мы могли бы что-то написать насчет чумы. Она снова разразилась.

Нед пролистал верхние листы, проверяя качество.

— Я думал, что для чумы слишком холодно.

— Отдельные случаи бывают всегда, даже в разгар зимы. На этот раз она унесла одного состоятельного человека, серебряных дел мастера. В Ладгейте. Вы могли бы написать об этом славные стишки, верно? Смерть, которая залегла в ожидании неосторожного…

Нед шлепнул стопку на стол. Несколько листов упало на пол.

— Как его имя?

— Джебб. Тобиас Джебб. Вот с этими поосторожнее — чернила могли еще не совсем высохнуть…

Нед устремился к двери.

— Послушайте, Саммерз, ничего, если я заберу это потом?

— Но Мэтью очень просил именно эти! Он сказал, что их должны прочитать сегодня…

Но Нед уже шел в Ладгейт, проталкиваясь через толпу горожан, направляющихся за покупками, и торговцев. Он остановился, запыхавшись, перед лавкой Тобиаса Джебба, но внутри нигде не горело огня, и он увидел то, что и полагал увидеть: ужасный крест, означающий чуму, окна, заколоченные досками, прибитыми большими гвоздями.

Он смотрел на эту картину опустошения. Сосед с фонарем в руке окликнул его:

— На вашем месте я бы убрался отсюда. Вы что, не видите, что здесь побывала чума?

Нед обернулся.

— Они все умерли?

— Теперь уже все. Вы знаете, как оно бывает. Как только врач подтвердил, что в доме зараза, всех заперли и дали им столько хлеба и воды, сколько понадобится, пока все не будет кончено.

Сосед глянул на дом и суеверно перекрестился.

— Весь день никого не было слышно. Завтра придут за трупами.

— Кто там был?

— Мастер Джебб и его жена. Да, еще один из подмастерьев.

— Как его звали?

— Это был юный Уилл Фревин. Он звал на помощь после того, как пришел врач и вынес свой приговор. Потом дом заколотили, и мы снова услышали его. Страшно это было. Он пытался оторвать доски голыми руками. Но всегда стараются сделать так, чтобы убежать было невозможно. Другой подмастерье сейчас в тюрьме по обвинению в краже, иначе он тоже был бы мертв.

— А как же слуги Джебба?

— Они здесь не жили. Их заперли в их собственных домах.

Насколько было известно Неду, никто не мог заразить чумой кого-то другого, если не был заражен сам. Но, кажется, письмо к Ариелю приносит с собой смерть. Альбертус умер, и аптекарь Андервуд. Робин украл это письмо — и сидит в тюрьме. Но прежде чем письмо украли, видел ли его Тобиас Джебб?

Сосед ушел в дом, а Нед все еще стоял на месте. Говорил ли кому-нибудь Тобиас Джебб о письме к Ариелю? Нужно ли было заставить замолчать и его?

Он стоял и смотрел на дом с крестом, начертанным на двери судьбой. Он прошел за угол, чтобы осмотреть остальные окна и дверь в мастерскую. Все возможные выходы были забиты досками, крепко заколоченными большими железными гвоздями; воистину сделавшие это очень постарались.

Тьма овладела городом. Дальше, у Чипсайда, владельцы лавок и держатели ларьков зажигали фонари и свечи, последние горожане спешили домой. Но в лавке Джебба было темно и тихо. Страх смерти был почти осязаем. Чума. Правда ли это? Или только повод, чтобы заколотить дом и заставить людей молчать?

Нед обошел дом сзади, быстро проверил, не следит ли кто за ним, и рассмотрел остальные окна и двери, пока наконец не нашел изъян — узкое окно, к которому доски были приколочены не очень крепко, так что он сумел просунуть под них руку и оторвать. Треск раздался такой, что мог бы разбудить мертвого; Нед немного подождал — но никого не увидел, ничего не услышал. Снова проверив, нет ли на улице соглядатаев, он отодвинул ставень и перебросил ноги через подоконник.

Нед не сразу привык к темноте. Ему показалось, что он слышит, как что-то шевелится в темноте — крысы, или, возможно, это старые балки проседали в молчании смерти.

А потом он заметил, что кто-то наблюдает за ним из темноты.

То была женщина, совершенно одетая, обмякшая на деревянном сиденье. Лицо у нее было бледное и восковое. Зубы были оскалены. Труп.

Глаза Неда постепенно привыкали к темноте. Он огляделся и увидел распростертого на столе человека средних лет, одетого в платье процветающего лавочника. Это, должно быть, серебряных дел мастер Тобиас: руки раскинуты, голова — набок. Глаза широко раскрыты, из уголка рта сочится струйка блевотины.

Нед отступил и в темноте чуть не споткнулся о труп мальчика. Второй подмастерье, Фревин. Он лежал на полу, его руки все еще тянулись к двери. Мальчик разодрал себе пальцы в кровь о доски и гвозди, пытаясь выйти на свободу. Рот у него был открыт, как будто он все-еще кричал от ужаса.

Нед почти ожидал, что они повернут к нему свои маски-лица, протянут к нему руки; ему казалось, что они слышат, как у него бешено бьется сердце. Бешено, но не из-за трупов — он был солдатом и навидался всякого, — а из-за того, что он понял, и любой мог бы понять, что эти люди умерли не от чумы. На коже у них не было ни нарывов, ни бубонов.

Левая рука мастера Тобиаса лежала на столе, в луже засохшей крови, и Нед увидел, что у него отрезан мизинец.

Нед принялся ходить по комнате. Книги, стоявшие рядами на настенных полках, были сброшены и раскиданы по полу. Возможно, кто-то из жертв, в последней попытке спасти свою жизнь, сбросил их. Но также было вероятно, что здесь что-то искали. Нед прошел в мастерскую, куда заходил в свое последнее посещение. Когда глаза привыкли к более густой тьме, он увидел, что тяжелый дубовый ящик взломан, и все его содержимое раскидано по полу: бумаги, книги, даже какие-то серебряные тарелки, которые, вероятно, положили туда на ночь для сохранности. Он встал на колени и принялся просматривать книги и бумаги, роясь в важных рецептах мастера Тобиаса, в векселях и счетах. Никаких признаков его письма.

Нед отложил бумаги. Возможно, оно все еще у Робина. Возможно, его уничтожили.

Он снова посмотрел на книги, вытащенные из деревянного шкафчика, подобрал их одну за другой с упорством отчаянья, сам не зная в точности, что ищет, зная только, что здесь что-то должно быть, какая-то причина всех этих смертей.

Одна книга — потрепанный томик в кожаном переплете с маленьким висячим замочком и кожаными тесемками, на которые была завязана, — лежала несколько в стороне от других. Он взял ее и прочел в полумраке буквы, вытесненные золотом на корешке. «Путешествие».

Он вспомнил слова Робина: «Есть книга, которую мастер Джебб особенно ценит, “Путешествие”, одного старинного химика Вольфрама…»

Он с усилием открыл запор. Внутри лежали сжатые между первыми страницами два сложенных листа бумаги.

Его письмо к Ариелю. Он быстро сунул его в куртку. Не это ли искали убийцы?

Поднявшись на ноги, он повернулся и бросил последний взгляд на осевшие тела, на тихую мастерскую, на разбросанные книги и бумаги. Едкий запах смерти наполнял воздух. Нед быстро вылез из узкого окна, через которое вошел, закрыл ставень и поместил доски на место.

Он стоял на улице, тяжело дыша, чтобы набрать в легкие вечерний воздух. И тут, рядом с собой, он услышал приглушенный плач. Он вжался в темноту, вспомнив о мальчике с окровавленными руками, который плакал, умирая. Потом снова услышал этот же звук и увидел, прячась в темноте, маленькую сутулую фигурку, дрожащую от горя. То был Робин Грин, подмастерье мастера Джебба.

Нед протянул руки и поставил мальчишку на ноги. Он с трудом узнал Робина, потому что лицо его превратилось в призрачную маску со свежими обрубками там, где надлежало быть ушам. Уши были отрублены — так приказывал закон поступать с ворами. Раны грубо прижгли, но они не успели затянуться и кровоточили.

Мальчик скулил от боли и страха. Нед, не отпуская его, сказал:

— Что ты здесь делаешь? Ты замерзнешь на таком холоде, да еще со свежими ранами.

— Я хотел пойти к вам, — всхлипнул Робин. — В Аллею Роз. Но сперва я хотел попробовать найти письмо. Я взял его только на одну ночь, но мастер Тобиас отобрал его у меня, а вот теперь он умер.

— Письмо у меня, Робин. Я потом объясню. Когда мы с тобой уберемся отсюда. Идет?

Нед взял паренька под руку, чтобы увести поскорее от этого пустынного места. Они прошли к стене у Амен-корнер, пролезли через дыру и поспешили дальше, мимо костра с нищими, в Аллею Роз, куда Робин приходил совсем недавно и где с таким пылом рассказывал ему, что это письмо к Ариелю написано, конечно же, самим доктором Ди. Они свернули за угол у дома Мэтью, где Нед с удивлением отметил, что дверь широко раскрыта; они пошли дальше, к конюшне, только теперь Нед уже бежал, и Робин поспевал за ним, задыхаясь, потому что Нед увидел дым и почуял запах горящего дерева и соломы. И он увидел на бегу, что здание конюшни с его верхним этажом, где находилась комната Неда, превратилось в ад, увенчанный пламенем, возносящимся в черное зимнее небо.

Мэтью и его товарищи — Дейви, Пентинк, угольщики Черного Петри и даже пухлый старый Льюк бегали взад-вперед с кожаными ведрами, которые наполняли у уличной водокачки, где, как безумный, трудился Тью. Но огонь разгорался, и они ничего не могли поделать, разве только выливать воду на нижний этаж и сбивать пламя, пытаясь не дать огню распространиться на соседние дома.

Огонь будет разведен…

Нед подбежал к Тью.

— Где Варнава?

Ему пришлось прокричать эго второй раз, потому что старый повар был туговат на ухо; наконец Тью крикнул в ответ, что пес был в комнате Неда, над конюшней; он отвел его туда недавно, пока сам ходил за провизией. Нед побежал к наружной лестнице, которая еще держалась, а наверху огонь уже пожирал деревянные ступени и перила. Он преодолел первые несколько ступенек, уже кашляя от дыма и жара, когда Мэтью затопал сзади и схватил его за руку.

— Туда нельзя, парень! Ты что, спятил?

В ответ Нед встряхнулся, высвободился и полез дальше, но пламя вырвалось ему навстречу. С сильным треском дом начал крениться на сторону. Перила лестницы сломались под рукой Неда; ступеньки подались, и Нед упал, размахивая руками, в развалины.

«Сгорел до пепла», — подумал он, а потом пламя охватило его.