Глава 16
Смерть царя
Дворец, который предоставили Агамемнону, выходил на Храм Гермеса и на залив. Расположение было превосходным, но воплощение идеи, как заметил царь Микен, было не самого высокого качества. Отделка на резном камне была грубой, и многие узоры казались завершенными в спешке. К тому же архитектор, должно быть, был человеком со слабым воображением, потому что в основных комнатах наверху были сделаны большие окна, выходящие на запад. В летнюю жару на закате в комнатах, наверное, было настоящее пекло.
Агамемнон сидел теперь в саду, огороженном высокими стенами, поблизости были трое охранников, а его люди в это время обыскивали пятнадцать комнат. Микенский царь не ожидал, что они найдут здесь притаившихся убийц, но этот обыск заставит его людей сосредоточиться на опасности, которая ему грозит. Всю пищу в кухне тоже убрали и выбросили, вино вылили. Свежую еду купили на рынке. Агамемнон злобно посмотрел на сад. Там росли яркие цветы, и их аромат привлекал насекомых.
— Чей это дворец? — спросил он своего помощника Клейтоса.
— Сына царя, Полита, — ответил воин. Клейтос поморщился, говоря это; он поднял руку, чтобы помассировать челюсть. Ему выбили три зуба, когда изгнанник Банокл напал на него. Два из них благополучно выпали, но третий сломался у самой десны. Противный осколок зуба постоянно болел.
Воин в длинном черном плаще Последователя вошел в сад.
— В комнатах чисто, царь Агамемнон.
— Проверьте крышу, — велел ему царь Микен.
— Да, господин.
Клейтос подождал, пока этот человек ушел, а затем спросил:
— Ты думаешь, Приам спрятал бы убийцу на крыше? Агамемнон не ответил.
— Что ты выяснил о Геликаоне?
— Геликаон поправляется, мой царь. Он в своем дворце в Верхнем городе.
— Его хорошо охраняют?
— Судя по первым докладам, у него девять слуг, все мужчины. Но его охраняют троянцы, и он не привез с собой в Трою воинов из Дардании. У него только один товарищ, великан по имени Гершом. Говорят, что он египтянин.
Агамемнон откинулся назад в своем кресле. Сколько покушений на свою жизнь может пережить один человек? Покойный Коланос устроил ему ловушку в бухте Голубых Сов, но Геликаон ускользнул от убийц, переодевшись простым копьеносцем. Затем, прошлой осенью, наемники напали на него поблизости от Храма Гермеса, совсем рядом с тем местом, где сейчас сидел Агамемнон. Геликаон пережил и это. Даже кинжал легендарного Карпофороса не смог убить его.
— Ему благоволит удача, — сказал Агамемнон.
— Говорят, что он сын самой Афродиты, — тихо заметил Клейтос. — Наверное, его защищает богиня.
Агамемнон сдержал проснувшийся гнев и подождал несколько минут, чтобы его голос звучал спокойно и уравновешенно.
— Его мать была сумасшедшей, Клейтос, она жевала слишком много корня меаса. Она бросилась с вершины скалы и разбилась о камни внизу. И не рассказывай мне историю о том, что ее видели улетающей со скалы по направлению к далекому Олимпу. Я говорил с человеком, который собирал ее останки для похорон. Один ее глаз вываливался из разбитого черепа, а челюсть была сломана.
— Да, мой царь. Я только повторяю то, что слышал.
— Фракиец уже здесь?
— Да, мой господин. Царь Эионей приехал вчера. Он остановился во дворце на окраине города. Он привез с собой двух боевых коней и хочет жить поблизости от холмов, чтобы можно было устраивать верховые прогулки.
— Сколько у него людей?
— Тридцать воинов и его сын Рес. И еще представители Фракии на предстоящих Играх — примерно двадцать человек.
Агамемнон обдумал услышанное.
— Эионей — предсказуемый человек. Нужно сначала понаблюдать за ним, потом осмотри дорогу, которую он предпочитает для прогулок. Там наверняка можно будет найти превосходное место для засады.
— Мы взяли с собой прекрасных лучников, господин. Окотос может подстрелить птицу на лету.
— Нет, не лучник. Подстрой ловушку. Эионей — старик. Падение с лошади на полном скаку может убить его. Даже лучше, если камень незаметно попадет в тех, кто будет с ним. Его смерть должна выглядеть как несчастный случай.
Когда начало темнеть, Агамемнон встал и вошел во дворец. Зажгли светильники, и он почувствовал запах жарящегося мяса, который доносился из кухни. Охранник принес ему кубок с разбавленным водой вином, и царь Микен сделал несколько глотков.
Вскоре после заката прибыл царь Пелей. Он был в ярости, его лицо покраснело.
— Во имя богов, они предоставили мне хибару, — пожаловался он. — Рядом с красильнями. От запаха сводит желудок.
— Где Ахилл?
— Он и двое его товарищей отправились пробежаться по холмам.
— Они взяли с собой охрану? Пелей засмеялся.
— Ты думаешь, кто-нибудь окажется настолько глуп, чтобы напасть на Ахилла? Он разорвет его на кусочки.
— Или его пронзит стрела, — заметил Агамемнон.
— Ты считаешь, что Приам нарушит перемирие?
— Не все такие благородные люди, как ты и я, — пожал плечами царь Микен.
Постепенно силы возвращались к Геликаону. По возвращении в свой дворец в Нижнем городе он был уже в состоянии сам подняться по лестнице, хотя несколько раз останавливался, чтобы перевести дыхание. Его когда-то подтянутое и сильное тело теперь напоминало скелет, обтянутый кожей, с ослабевшими мускулами. Но отсутствие инфекции позволило вернуться его аппетиту, а Гершом лично следил за приготовлением пищи для своего друга. Ему не разрешали есть сладости и пить вино, только фрукты в огромном количестве и свежее мясо.
— Мой дед был великим воином в свое время, — рассказал он Геликаону, — и был ранен более двадцати раз. Он утверждал, что раненому человеку нужна простая пища: вода, чтобы промыть организм, и фрукты и мясо для восстановления сил. И, как и хорошей лошади, телу нужно работать.
На девятый день кожа Геликаона утратила свою бледность, темные круги под его глазами исчезли. Гершом одолжил две лошади в конюшне Приама, и они вдвоем поскакали на неоседланных скакунах по холмам. Верховая езда утомила Геликаона, и Гершом взял его лошадь под уздцы и отвел к ферме, которая располагалась на другом пастбище, где бил источник. Привязав лошадей, друзья сели в тени дома. Геликаон держался рукой за рану. Там больше не было повязки, и, когда он поднимал руку, был виден свежий шрам красного цвета.
— Болит? — спросил Гершом.
— Почти прошло. Но рана зудит. — Он посмотрел на Гершома. — Как ты мог позволить незнакомцу засовывать в меня червей? — спросил он, устало улыбаясь.
— Мне было скучно, — ответил ему египтянин. — Я думал, что это будет весело.
Геликаон прислонился к стене и закрыл глаза.
— Мне больше не снятся сны после той ночи, — сказал он. — И я по ним скучаю. Я словно мог переплыть через весь мир за одно мгновение. Я думал, что комната заколдована. День переходил в ночь, а ночь в день всего за одну секунду.
— Из того, что я слышал, когда ты был в бреду, я понял, что все твои сны были полны крови, смерти и боли.
— По большей части да. Но мне также приснились Аргуриос и Лаодика. Это был словно бальзам на душу. И я… — он замолчал.
— Что? — спросил его Гершом. Геликаон вздохнул.
— Был излечивший меня сон. Мне снилась Андромаха. Словно меня подняли из темной ямы и вывели на яркий дневной свет.
Гершом посмотрел на своего друга. Счастливчик глядел куда-то вдаль, и египтянин почувствовал печаль, исходящую от его друга. Это было удивительно. Геликаон вернулся с берегов Гадеса. Он был молодым царем, имеющим все, чтобы жить. У него была прекрасная жена, которая ждала его в Дардании, и флот, чтобы плавать по Зеленому морю, принося ему богатство. Но он ни разу с того момента, как начал выздоравливать, не рассмеялся и не пошутил.
Поблизости раздалось рычание, у стены показалась большая черная собака, которая ощетинилась и оскалила зубы. Лошади нервно зашевелились. Рука Гершома схватилась за кинжал.
— Нет, мой друг, — сказал Геликаон, — не причиняй ей вреда. Собака делает то, что должна, она защищает дом своего хозяина. Не обращай на нее внимания. Отвернись от нее и не смотри ей в глаза.
— Чтобы она смогла откусить кусок моего зада?
Геликаон медленно вытянул руку, тихо защелкав пальцами. Собака остановилась, но продолжала рычать, шерсть у нее на загривке встала дыбом. Внезапно Геликаон резко щелкнул пальцами и позвал ее:
— Сюда! Ко мне!
Собака тотчас пошла к нему.
— Ты хорошая, храбрая псина, — сказал ей Геликаон, медленно поднимая руку, чтобы собака могла ее обнюхать.
— А ты, я боюсь, идиот, — проворчал Гершом. — С такими челюстями она могла бы откусить тебе пальцы.
— Знаешь, в чем недостаток царского воспитания в Египте, Гершом? Вы можете смотреть, но вам не нужно видеть. Повсюду есть рабы, чтобы исполнять ваши приказы, приносить еду, убирать одежду.
Собака отошла, медленно побрела вдоль стены и упала на землю в тени.
— Собака старая. У нее седая шерсть рядом с челюстями. Она уже не такая безрассудная. Люди будут посещать эту ферму все время. Ни одни фермер не станет держать плохо обученную собаку непривязанной. Посетители, явившиеся днем, в основном, желанные гости. Если бы мы пришли ночью, история была бы совсем другая. К тому же с нами лошади. Если бы у этой собаки было желание напасть, они бы почувствовали это и впали в панику. Вместо этого они просто немного зашевелились и обеспокоились. Поэтому опасность нам не грозила. Все, что нам нужно было сделать — это показать собаке, что у нас нет плохих намерений.
Гершом покачал головой:
— Ты не убедишь меня, Геликаон. Ты объясняешь свои действия и, поскольку все закончилось благополучно, прав. Но у собаки могли болеть зубы, или она могла страдать бешенством, и поэтому действовала бы не так, как ее научили. Лошади могли бы не догадаться о ее намерениях. Лошадей ведь не считают великими мыслителями. Твой выход из ситуации мог оказаться опасным. Мой способ — убить животное — достиг бы того же результата, при этом мы бы не подвергались риску.
— За исключением того, что ты убил бы прекрасную собаку, — заметил его друг.
— Это не моя собака.
Пока они разговаривали, со стороны пастбищ показались двое людей. Оба были широкоплечими и рыжеволосыми, но первый был старше, и в его волосах поблескивала седина.
— Вы ищите меня? — спросил он. Геликаон встал.
— Нет, мы просто ездили верхом и решили отдохнуть немного.
— Ну, тогда добро пожаловать, — сказал фермер. — Однако вам повезло: Цербер укусил за задницу последнего посетителя, который явился сюда без приглашения.
Гершом разразился смехом.
— Это было не смешно, — проворчал фермер. — С меня взяли две овцы. Он стареет и забывает, чему его учили. Вы направляетесь в город?
— Да.
— Лучше держитесь подальше от низких деревьев. Там был несчастный случай, и два стражника ходят повсюду, останавливают путников и задают вопросы.
— Что случилось? — поинтересовался Геликаон.
— Какой-то чужестранец упал с лошади и умер. Важный человек. Полагаю, приехал на свадебный пир. Ну, я теряю время тут с вами, вы должны меня извинить.
С этими словами он ушел.
— За мной, Цербер, — позвал он, и старая собака побрела за ним.
— Не говори ни слова, — предупредил друга Геликаон.
— А что я могу сказать? Тот, кто родился во дворце, смотрит, но не видит?
Геликаон вздохнул.
— Как долго ты собираешься упрекать меня?
— Трудно сказать. Но, конечно, большую часть лета. Тогда Геликаон засмеялся и развернул лошадь.
— За это ты будешь есть пыль из-под копыт моего коня всю обратную дорогу до дворца! — воскликнул он, пришпорив своего скакуна и перейдя на галоп.
Гершом устремился за ним. Обе лошади были сильными и быстрыми, но египтянин весил больше, чем царь Дардании, и не мог сократить расстояние между ними.
Когда они подъехали ближе к городу, Геликаон попридержал лошадь, чтобы Гершом смог его догнать.
На щеках Геликаона появился румянец, казалось, его настроение улучшилось. Когда они пересекли холм, перед ними открылся вид на бухту, волны которой казались ярко-голубыми в лучах солнца. С холмов задул легкий ветерок. Геликаон остановился и посмотрел на море. Египтянин увидел, что его настроение снова изменилось, а выражение лица стало суровым.
— Что такое? — спросил Гершом.
— В Трою прибывает человек, которого я поклялся убить.
— Ну, твои силы быстро восстанавливаются. Через несколько недель ты сможешь бросить ему вызов.
Геликаон ничего не ответил и пришпорил лошадь. К тому времени, как они достигли дворца, силы снова покинули Счастливчика, и он лег в постель. Гершом вернул скакунов и, пока был на конюшне, услышал о том, что человеком, который погиб, упав с лошади, был царь Фракии, Эионей. Он скакал впереди своих спутников, и, когда они завернули за поворот, то нашли его лежащим на тропе, а лошадь стояла рядом.
Все посчитали эту смерть плохим предзнаменованием для предстоящей свадьбы, и царь Приам устроил Поминальную службу в Храме Посейдона в течение пяти дней. Предполагалось, что там будут присутствовать все цари западных и восточных земель. Царь Микен, Агамемнон, вызвался произнести последнюю речь в честь погибшего.
Ужасная новость, что она беременна, наполнила дни и бессонные ночи Андромахи злостью и презрением к самой себе. Как она могла совершить такую глупость? Как боги могли наказать ее за это так жестоко?
Она пыталась убедить себя, что легла в кровать Геликаона, только чтобы последовать совету Предсказателя, прижаться теплым телом к телу умирающего, чтобы вернуть его к жизни. Но Андромаха никогда не была склонна к самообману. С того самого момента, как она увидела Геликаона на берегу в бухте Голубых сов, ей страстно хотелось оказаться рядом с ним обнаженной, коснуться своей кожей его кожи. Даже теперь, когда ужасные последствия ее поступка нависли над ее головой, словно птица, предвещающая беду, ее охватывала дрожь при воспоминании об этом.
Ее служанка, Экса, ходила по покоям и болтала, собирая ее разбросанную одежду. Она была в отличном настроении, как и всю зиму. Ее муж, которого считали погибшим вместе с Гектором, вернулся домой, и Экса была на вершине счастья. Ее ребенок был здоров, а любимый мужчина жив, поэтому весь мир светился от радости.
— Может, госпожа наденет сегодня шафрановый хитон? — спросила она. — Светит солнце, и я могу переплести ваши волосы золотой нитью. В ней будет отражаться солнце.
— Я не хочу сегодня заплетать волосы, — возразила Андромаха. — И желтый цвет слишком светлый. Принеси мне бледно-зеленый хитон.
— Госпожа, ты всегда носишь зеленый цвет, — пожаловалась Экса. — Ты видела вчера «Ксантос» в бухте? Наверное, господин Гектор навестит нас в скором времени. Желтый наряд ослепит его.
— Я не хочу его ослеплять. И он не придет. Экса выглядела смущенной.
— Почему госпожа так думает? Андромаха повернулась к ней.
— Сколько раз он посещал свой дворец, с тех пор как я поселилась здесь?
— Несколько раз. Я видела его однажды.
— Он приходил навестить Геликаона, пока меня здесь не было.
— О, я уверена, он…
— Пожалуйста, Экса, прекрати. Это устроенный брак, которого Гектор, очевидно, не хочет. Полагаю, он отправится на свою ферму, и я не увижу его до свадебного пира.
Лицо Эксы опечалилось.
— О, ты не должны так думать, моя госпожа. Гектор — удивительный мучжина. Местарес обожает его. Он рассказал мне, что Гектор считает вас самой прекрасной женщиной на свете.
— Такой красивой, что даже не может провести со мной ни одной минуты. Достаточно об этом. Ты права, давай шафрановый хитон.
Андромахе не нравился такой яркий цвет, но она знала, что, согласившись, отвлечет служанку. Экса засветилась от счастья и бросилась за одеждой.
Андромаха вышла на балкон. Он был все еще в тени, но она смогла увидеть солнечные лучи, местами осветившие город, и услышать рабочих, которые были заняты приготовлениями к Играм. Вдалеке девушка разглядела людей, возводящих насыпь вдоль ипподрома, где будут проводиться бега и гонки на колесницах. Город заполнили путешественники и соперники, желающие выиграть золото. На севере раскинулся город палаток и построенных на скорую руку хижин.
Снова подступила тошнота, и Андромаха глубоко вздохнула.
На Тере она гуляла с другими жрицами по склонам суровых гор, распевая гимны, чтобы успокоить рычащего под землей Минотавра. Теперь она почувствовала ту же опасность. Внешне она оставалась Андромахой, девственной царевной Фив, которая собиралась замуж за наследника трона Трои. Но внутри нее скрывался ее собственный минотавр, который уничтожит ее.
Когда Приам обнаружит ее неверность, он ее убьет. Царь, несмотря на свою страсть к ней, может быть безжалостным. За последние годы он приговорил к смерти нескольких своих сбившихся с пути сыновей. По отношению к ней его ярость будет огромной, потому что она отвергла его ухаживания под предлогом чести, а теперь он узнает, что это было только отговоркой. В его глазах все будет выглядеть так, словно она водила его за нос. Самолюбивый Приам не перенесет этого.
«А что я могу сделать?» — подумала девушка. Пойти к Геликаону? Сказать ему, что его сон вовсе не был сном? У нее упало сердце. Он попытается защитить ее и вызовет недовольство Приама. Сможет ли маленькая армия Дардании выстоять против мощи Трои? Она знала ответ.
Тогда Андромаха подумала о Гекторе. Она могла бы попытаться соблазнить его. Если ей повезет, он поверит, что это его ребенок. Но она отвергла эту мысль. Всю свою жизнь она верила в честность — особенно между любящими людьми. Андромаха никогда не лгала Каллиопе. Разве может брак начинаться с такой лжи? Это будет жить в ней, словно яд в сердце. Нет, теперь был только один благородный выход — идти к Гектору, готовясь ко всему, и принять то, что последует за этим по воле богов.
Вернулась Экса и помогла ей переодеться. Хитон был красивый, расшитый золотой и серебряной нитками.
— Я собираюсь прогуляться, — сказала Андромаха, когда Экса, встав на колени, завязывала сандалии девушки.
— Могу я тоже пойти?
— Нет, Экса. Ты мне сегодня больше не понадобишься. Иди домой и навести ребенка.
— Он быстро растет, — похвасталась служанка, — похоже, он будет красивым, как мой Местарес, а не таким простым и страшным, как я.
Андромаха посмотрела в круглое лицо Эксы и почувствовала, как у нее комок подступил к горлу.
— Экса, ты не простушка. Все отражается на твоем лице — твоя сила, верность, любовь и смелость.
Служанка покраснела.
— Ты говоришь порой очень странные вещи, госпожа, — сказала она. — А что насчет золотой нити в волосах?
— Нет, я хочу, чтобы они были распущенными. Служанка встала и посмотрела на огненно-рыжие волосы своей госпожи.
— Они выгорают на солнце, — критически заметила она. — В них есть золотые пряди. Надо чаще накрывать голову.
Андромаха засмеялась, ее настроение тотчас улучшилось.
— Ты никогда не бываешь довольна, Экса. То ты хочешь добавить золота в мои волосы, а потом жалуешься, что оно уже там есть.
— Госпожа знает, что я имею в виду, — возразила Экса. — Только у простолюдинок такие пряди, потому что они проводят на солнце весь день.
— Тогда мне надо было быть простолюдинкой, — вздохнула девушка. — Я прощаюсь с тобой.
У дворцовых ворот она увидела красавца Хеона, который спокойно сидел на скамейке, положив рядом свой сверкающий бронзовый щит; его доспехи блестели на солнце. Он встал, когда она подошла.
— Мы собираемся идти в гробницу?
— Нет. Мы идем на ферму Гектора.
— Это большое расстояние по такой жаре, госпожа. Можно мне взять колесницу?
— Я хочу пройтись.
Он больше ничего не сказал, и они вместе зашагали в город. Хеон надел свой шлем. Это был шлем с полным забралом, который, к счастью для Андромахи, делал их разговор почти невозможным. Хеон пробирался сквозь толпу в центр города, затем к Восточным воротам и дальше — на каменную дорогу за ними.
Хеон был прав. Пройдя такое расстояние по жаре, по самому солнцепеку, они все еще были далеко от цели своего пути. Гордость Андромахи не позволила ей признать свою ошибку, ее хитон намок от пота, а сандалии натерли ноги. Хеон посмотрел на нее.
— Если ты не возражаешь, госпожа, — сказал он, сняв шлем, — я бы передохнул немного в тени.
Она посмотрела на него и улыбнулась.
— Ты тактичный человек, Хеон, на тебе нет и капли пота. И да, спасибо, мне бы в самом деле хотелось немного отдохнуть.
Он улыбнулся ей и показал на небольшую рощу деревьев. Там находилось белое святилище. Под альковом стояла статуя женщины, которая держала в руках лук. У ее подножия лежали сухие цветы. Потянувшись, Андромаха коснулась статуи и улыбнулась. Она вспомнила о Каллиопе. Прямо за святилищем девушка услышала журчание бегущей воды. Отодвинув завесу из ветвей кустов, она нашла ручей, бегущий по белым камням. Присев, Андромаха набрала в руки воды и напилась. У воды был странный вкус, не совсем приятный. Хеон стоял рядом, держа руку на рукоятке меча.
— Ты не пьешь? — спросила она его.
— Я не хочу. Зачерпнув воды, девушка омыла лицо, затем встала рядом с Хеоном в тени деревьев.
— Чье это святилище?
— Матери борцов, Перикл построил его в честь богини Артемиды. Говорят, Перикл выигрывал в большем количестве Игр, чем все остальные люди.
— Он был троянцем?
— Нет, госпожа. Он был родом из Самофракии. Охранник потянул себя за ухо и, казалось, собирался еще что-то добавить. Затем он вздохнул и отошел от нее.
— О чем ты хочешь спросить? — произнесла Андромаха.
— Мне интересно, почему мы идем к господину Гектору без предупреждения.
— Откуда ты знаешь, что я иду без предупреждения?
— Он бы послал за вами колесницу и всадников в качестве сопровождения.
— Ты знаешь его?
Воин покачал головой.
— Он разговаривал со мной, но я не знаю его. Однако это великий человек.
— Мне все так говорят.
Хеон посмотрел на нее и улыбнулся. Улыбка внезапно сделала его похожим на мальчика.
— Мой брат служит у Гектора. Он сражался с ним при Кадеше.
— Да, да, великий воин. Я все это уже слышала, Хеон.
— Я не собирался говорить о войне, госпожа. Все знают, что Гектор — боец. Но его величие проявляется и в малом. Он знает имена своих людей, имена их жен. Мой брат не военачальник. Он однажды разговаривал с Гектором, когда они сидели у реки. Брат рассказал ему о своей беременной жене. Когда родился ребенок, Гектор послал ему золотую чашу в качестве подарка. — Хеон отвернулся. — Я полагаю, это звучит не очень значительно.
— Нет, напротив, — сказала Андромаха. — Меня бы очень удивило, если бы отец знал имя какого-нибудь своего стражника. Ему бы и в голову не пришло послать ему подарок.
Выйдя на солнце, девушка продолжила путь. Хеон зашагал рядом с ней.
Подул ветер, и несколько дождевых облаков закрыли солнце. Когда они спустились по холму, стало прохладней, по лужам, оставшимся после вчерашнего дождя, пошла рябь от ветра.
Наконец они увидели ферму и пастбища за ней. Вокруг главного здания, каменного, одноэтажного, с плоской крышей, расположилось еще три высокие постройки с широкими дверями. Одна из них была, очевидно, конюшней, а две другие, как догадывалась Андромаха, были или складами, или амбарами.
Напротив основного здания люди пытались поймать свинью, которая вырвалась из загона. Огромное животное повернулось и бросилось на них, разбрасывая всех в разные стороны. Затем оно поскользнулось на грязи, перевернулось и налетело на изгородь. В этот момент огромный человек с голой грудью, весь покрытый грязью, кинулся на свинью. Она бросилась прочь, а великан поскользнулся и въехал лицом в изгородь под громкий смех своих товарищей.
Андромаха услышала, как их смех разносится ветром, и ей стало легче на сердце. Когда она и Хеон спустились с холма, мужчины встали полукругом вокруг свиньи, пытаясь загнать ее обратно за изгородь. Но она снова побежала на них. В этот раз покрытый грязью великан прыгнул удачнее, его огромные руки схватили свинью за плечи. Она хрюкала и сопротивлялась, но он держал ее. Удивительно, что потом он встал на ноги, держа эту огромную свинью на руках. Скользя по грязи и шатаясь, он вошел в загон.
Другие схватились за изгородь, возвращая ее на место. Великан бросил испуганную свинью, повернулся и побежал обратно к изгороди. Свинья тотчас бросилась за ним. Человек достиг изгороди раньше разъяренного животного и перепрыгнул через нее. Он приземлился в скользкую лужу грязи и упал. Снова раздался смех. Великан сел, пытаясь стряхнуть грязь с лица и волос. И тут он увидел Андромаху.
Гектор медленно встал на ноги.
— Это неожиданный и приятный сюрприз, — сказал он. Андромаха ничего не ответила.
Она мысленно вернулась в жилище ясновидящего Эклида, который предсказал ей три великих любви в жизни. Первой был Геликаон. Второй — Дуб.
— А как я его узнаю? — спросила тогда девушка.
— Он встанет из грязи, его тело будет испачкано грязью свиней.
У Андромахи пересохло во рту, закружилась голова. На нее нахлынула уже знакомая тошнота.
— Нам нужно поговорить, тебе и мне, — с трудом произнесла она.
