ГЛАВА 16
Марк ехал к морю вместе с Рением и удивлялся, отчего тот так напряжен. Они скакали уже с самого рассвета, не обменявшись ни словом. Марк проголодался и очень хотел пить, но не хотел в этом признаваться. Еще в полдень он решил: если Рению вздумалось достичь порта без остановок, он первым не сдастся.
Наконец, когда в свежем деревенском воздухе послышался кислый запах дохлой рыбы и водорослей, Рений подтянул поводья, и Марк с удивлением заметил, что тот побледнел.
— Мне в сторону, повидаюсь с одним приятелем. А ты езжай дальше, в порт, найди себе комнату. Там есть постоялый двор…
— Я с тобой, — коротко прервал его Марк.
Рений сжал челюсти, пробормотал: «Как пожелаешь!» — и свернул с большой дороги на проселочную.
Марк не отставал. Тропа несколько миль вилась через лес. Марк не спрашивал, куда они едут, только держал меч наготове на случай, если в листве прячутся разбойники. Правда, подумал он, меч против стрел не очень-то поможет.
Когда едва заметное солнце опустилось к самому горизонту, они добрались до маленького селения. Там было не больше двух десятков небольших, но ухоженных домов с курами в загончиках и козами на привязи. Увидев это, Марк решил, что здесь вполне безопасно. Рений спешился.
— Войдешь? — спросил он, подходя к двери.
Марк кивнул и начал привязывать лошадей к столбу. К тому времени, как он закончил, Рений уже был внутри. Марк нахмурился и вошел следом, держа руку на кинжале. Внутри было довольно темно, но при скудном свете свечи и полузатухшего очага Марк увидел, что Рений обнимает здоровой рукой древнего старика.
— Это мой брат, Прим. Прим, вот мальчик, о котором я рассказывал. Он едет со мной в Грецию.
Хотя старику было не меньше восьмидесяти, рукопожатие у него оказалось крепкое.
— Брат писал мне о твоих успехах и о втором ученике, Гае. Он всех терпеть не может, но вас, по-моему, меньше, чем остальных.
Марк что-то невнятно пробормотал в ответ.
— Садись, мальчик! Нас ждет долгая ночь.
Он подошел к очагу и вложил в груду пылающих поленьев длинную металлическую кочергу.
— Что происходит? — спросил Марк.
Рений вздохнул.
— Мой брат — бывший хирург. Сейчас он отнимет мне руку.
Когда Марк наконец понял, что при нем произойдет, его охватил болезненный страх, а лицо покраснело от стыда. Он надеялся, что Рений не станет рассказывать брату, как получил эту рану. Чтобы скрыть смущение, он быстро сказал:
— Это могли сделать Луций или Кабера!
Рений поднял руку, заставив его замолчать.
— Это могли сделать многие, но Прим был — и остается — лучшим.
Прим хихикнул, открыв рот с очень скудным набором зубов.
— Мой младший братишка рубил людей на кусочки, а я их снова сшивал! — весело сказал он. — Давай-ка сделаем больше света.
Он взял масляную лампу и зажег от свечи, а потом с прищуром посмотрел на Рения.
— Я знаю, мои глаза уже не те, но ты случайно не покрасил волосы?
Рений вспыхнул:
— Ты собираешься меня резать и рассказываешь мне, что ослеп?! Я просто хорошо сохранился, вот и все.
— Хорошо — не то слово, — заявил Прим.
Он высыпал на стол из кожаного мешка инструменты и жестом указал брату на стул. Глядя на пилы и иглы, Марк пожалел, что не послушался Рения и не поехал в порт, но было слишком поздно. Со лба Рения закапал пот. Прим дал ему бутыль с какой-то бурой жидкостью, и тот принялся пить ее большими глотками.
— Ты, мальчик, возьми вон ту веревку и привяжи его к стулу. Мне не нужно, чтобы он дергался и ломал мне мебель.
Борясь с тошнотой, Марк взял веревку и, к своему ужасу, заметил на ней следы давно засохшей крови. Стараясь ни о чем не думать, он занялся узлами.
Через несколько минут Рений уже не мог двигаться. Прим влил ему в горло последние капли жидкости.
— Боюсь, больше у меня нет. Это притупит боль, но не очень.
— Да начинай же! — прорычал Рений сквозь стиснутые зубы.
Прим дал ему толстый кусок кожи и предложил вцепиться в него зубами.
— Хоть зубы себе не сломаешь.
Он повернулся к Марку:
— А ты держи руку неподвижно. Так я быстрее ее отпилю.
Он положил руки Марка на перевязанный бицепс и проверил, прочно ли держат веревки запястье и локоть. Потом Прим вытащил из мешка острый на вид нож, поднес его к свету и, прищурившись, рассмотрел лезвие.
— Я прорежу круг вокруг кости, потом — еще один, пониже, чтобы было где пилить. Мы вытащим кольцо мяса, потом перепилим кость и прижжем сосуды. Все нужно сделать быстро, а то он истечет кровью и умрет. Я оставлю лоскут кожи, чтобы завернуть культю, и мы хорошенько ее закрепим. Первую неделю он не должен ее трогать, а потом каждое утро и каждый вечер втирать мазь, которую я тебе дам. У меня нет кожаной чашечки для культи — вам придется сделать такую самим или купить.
Марк нервно сглотнул.
Прим погрузил пальцы в мышцы и нервы бесполезной руки. Через минуту он поцокал языком, и его лицо погрустнело.
— Все так и есть. Ничего не чувствует! Мышцы перерезаны и начинают отмирать. Боевое ранение?
Марк невольно покосился на Рения. Глаза над оскаленными зубами сверкали как у сумасшедшего, и он отвел взгляд в сторону.
— Несчастный случай на тренировке, — сказал Рений тихим, заглушённым кляпом голосом.
Прим кивнул и прижал нож к коже. Рений напрягся, Марк крепче стиснул его руку.
Умелыми и уверенными движениями Прим начал делать глубокий надрез, останавливаясь, только чтобы промокнуть рану куском ткани и убрать сгустки крови. Марку показалось, что его вот-вот вывернет, но брат Рения был совершенно спокоен и с присвистом выдыхал, почти напевая. Появилась белая кость в розовой оболочке, и Прим довольно крякнул. Через пару мгновений он обнажил кость со всех сторон и начал второй разрез.
Рений посмотрел на покрытые кровью руки брата, и его губа скривилась в горькой гримасе. Потом он сжал челюсти и стал глядеть в стену, и лишь легкая дрожь дыхания выдавала его страх.
Кровь лилась на руки Марка, на стул, на пол, заливала все кругом. Из Рения вытекло озеро, блестящее и мокрое. Прим прорезал второе кольцо, оставляя большой лоскут кожи. Он скоблил и рубил, снимая темные комья мяса и небрежно роняя их на пол.
— Об этом не беспокойся. У меня две собаки, которые очень обрадуются, когда я их впущу.
Марк отвернулся и не смог сдержать рвоту. Прим опять поцокал языком и переставил его руки. На ладонь выше локтя виднелась белая кость.
Рений шумно дышал через нос; Прим прижал руку к шее брата, проверив пульс.
— Я постараюсь как можно быстрее, — пробормотал он.
Рений кивнул, не моргая.
Прим встал и вытер руки о тряпицу, потом посмотрел брату в глаза и поморщился.
— Сейчас будет самое трудное. Когда я буду пилить кость, ты почувствуешь боль, да и само чувство, что тебя пилят, не из приятных. Я постараюсь побыстрее. Мальчик, держи его хорошенько. Две минуты стой как скала. И чтоб больше не рвало, понятно?
Несчастный Марк глубоко вдыхал и выдыхал. Прим достал пилу — тонкое лезвие в деревянной рукоятке, наподобие кухонного ножа.
— Готовы?
Оба что-то согласно пробормотали, и Прим начал пилить. Он двигал локтем взад-вперед так быстро, что его движения почти сливались.
Рений окаменел, все его тело напряглось, пытаясь разорвать веревки. Марк держал гладиатора так, словно от этого зависела его жизнь, и морщился всякий раз, когда окровавленные пальцы соскальзывали с руки и пила застревала.
Вдруг рука оторвалась. Рений посмотрел на нее и злобно рыкнул. Прим вытер руки и прижал к ране тряпицу. Он жестом приказал Марку подержать тряпку, а сам принес железную кочергу, которая все это время нагревалась в очаге. Кончик был красный, и Марк заранее сморщился.
Убрав тряпицу, Прим принялся быстро тыкать раскаленным железом везде, откуда текла кровь. Мясо шипело, вонь была ужасная. Марка вытошнило на пол, но, кроме липкой струйки желчи, ничего не вытекло.
— Положи кочергу снова в огонь, быстро! Я подержу тряпку, пока не нагреется.
Марк, пошатываясь, встал, взял кочергу и с силой вставил ее в пламя. Голова Рения свесилась, из расслабленного рта выпал кожаный кляп.
Прим отнял тряпку от раны и увидел, что снова хлынула кровь. Он злобно выругался.
— Не попал в половину сосудов! Раньше я мог прижечь все с первого раза, но я уже несколько лет этим не занимался. Нужно все сделать как следует, а то рана сама себя отравит. Железо готово?
Марк достал кочергу: кончик был еще черный.
— Нет. С ним все будет в порядке?
— Нет, если я не закрою, как надо, рану, нет. Иди наружу, принеси дров, чтобы разжечь огонь.
Марк был рад поводу выйти наружу и большими глотками хватал сладкий воздух. Уже почти стемнело — боги, сколько уже времени прошло? Он заметил, что к стене за углом привязаны два больших пса. Он вздрогнул и пошел за поленьями, которые лежали в куче возле них. Собаки проснулись и тихо зарычали, однако не встали. Не глядя на них, Марк вернулся в дом и бросил в очаг два полена.
— Принеси кочергу, как только кончик станет красным, — пробормотал Прим, прижимая кусок ткани к обрубку.
Марк старался не смотреть на отпиленную руку. Отдельно от тела она выглядела как-то странно, и его желудок снова содрогнулся в спазмах. Наконец Марк сообразил, что лучше отвернуться к очагу.
Железо пришлось раскалять еще раз, пока Прим не удовлетворился результатом. Марк запомнил это шипение навсегда. Он подавил дрожь и помог забинтовать обрубок чистыми полосками ткани. Вместе они подняли Рения и положили на соломенный тюфяк в другой комнате. Марк присел на краю, утирая пот с глаз и радуясь, что все кончилось.
— Что будет с… этим?
Он жестом указал на руку, все еще привязанную к стулу. Прим пожал плечами.
— Отдавать ее собакам как-то неправильно. Наверное, закопаю где-нибудь в лесу. А то сгниет и начнет вонять. Правда, многие забирают свои руки. С руками связано много воспоминаний. Ими обнимали женщин и трепали по головам детей. Большая потеря, но мой брат сильный человек. Надеюсь, ему хватит сил и на это.
— Наш корабль отплывает через четыре дня, когда будет самый лучший прилив, — слабо сказал Марк.
Прим поскреб подбородок.
— Он сможет сидеть верхом. Пару дней будет слабым, но вообще он здоровый как бык. С равновесием посложнее. Ему придется начинать все заново. Как долго вам плыть?
— Месяц при попутных ветрах, — ответил Марк.
— Используйте это время. Занимайся с ним каждый день. Никто не любит быть беспомощным, а мой брат — особенно.
