ГЛАВА 17
Марий остановился у внутренних дверей в зал сената.
— Ты не имеешь права входить, пока тебя официально не признают римским гражданином, и даже тогда ты войдешь только как мой гость на день. Я выдвину твою кандидатуру и произнесу о тебе краткую речь. Это формальность. Жди, пока я не вернусь и не покажу тебе, куда сесть.
Гай спокойно кивнул и отошел. После стука двери открылись, и Марий вошел в зал. Гай остался снаружи и стал ходить взад и вперед.
Через двадцать минут он начал нервничать: почему так долго? Подошел к открытым внешним дверям и посмотрел на солдат, занявших Форум. Они выглядели очень внушительно и, несмотря на полуденную жару, стояли по струнке. С лестницы сената открывался вид на всю площадь и беспокойные улицы, и Гай долго все это рассматривал. Вдруг раздался скрип дверных петель, и к нему подошел Марий.
— Добро пожаловать в нобилитет, Гай. Теперь ты римский гражданин. Отец тобой бы гордился. Пошли, сядешь рядом со мной и послушаешь, что сегодня обсуждают. Думаю, тебе будет небезынтересно.
Гай вошел в зал вслед за Марием под взглядами сенаторов. Несколько человек кивнули ему — возможно, знакомые его отца. Гай решил запомнить их лица на случай, если потом доведется с ними поговорить. Он огляделся вокруг, стараясь не раскрывать глаз слишком широко. К мнению этой горстки людей прислушивался весь мир!
Здание очень похоже на цирк в миниатюре, подумал он, занимая место, указанное Марием. Пять ярусов-ступеней окаймляли центральный круг, куда выходили ораторы. Гай вспомнил из своих уроков, что ростра, или трибуна, сделана из носа карфагенского военного корабля. Интересно, что видел этот корабль?
На ярусах располагались сиденья с черными деревянными подлокотниками, заметными там, где их не прикрывали руки сидящих. Все сенаторы были в белых тогах и сандалиях, большинство — седовласы, хотя некоторые выглядели молодо. В зале царило оживление, воздух буквально потрескивал от энергии. Несколько сенаторов стояли. Гай догадался: это означает, что они хотят поднять какой-то вопрос или выразить свое мнение по текущим дебатам. В центре зала Сулла говорил о налогах и пшенице. Он улыбнулся Гаю, заметив, что юноша на него смотрит, и тот почувствовал: это сильный человек. Не менее сильный, чем Марий, — только есть ли в Риме место двоим таким? Сулла выглядел как тогда, на играх: в простой белой тоге, перевязанной красным поясом, с намасленными темно-золотыми кудрями. Он светился здоровьем и живостью и выглядел очень спокойно. Как раз когда Гай сел, Сулла вежливо кашлянул в кулак.
— Учитывая, что сегодня на повестке дня более серьезные вопросы, предлагаю отложить дебаты о налогообложении на следующую неделю. Возражения будут? — Стоявшие с невозмутимым видом сели. Сулла снова улыбнулся, обнажив ровные белые зубы. — Я приветствую нового гражданина и от имени сената выражаю надежду, что он будет служить городу не хуже, чем его отец. — Послышался одобрительный гул, и Гай в знак благодарности слегка наклонил голову. — Однако формальное приветствие также придется отложить. Сегодня утром до меня дошла мрачная весть: городу грозит опасность. — Он замолчал, терпеливо дожидаясь, пока сенаторы перестанут переговариваться. — Царь Понта Митридат напал на наш гарнизон в Малой Азии. В бунте участвуют не менее восьми тысяч человек. Очевидно, они увидели, что наши силы разбросаны, и сделали ставку на нашу слабость и неспособность вернуть завоеванную территорию. Если мы не примем меры, чтобы отразить нападение, есть риск, что армия Митридата вырастет в силе и начнет угрожать безопасности наших греческих владений.
Несколько сенаторов встали, на скамьях разгорелись громкие споры. Сулла поднял руки, требуя тишины.
— Нам нужно принять решение! Легионы, уже находящиеся в Греции, должны охранять неспокойные границы. Им не хватает людей, чтобы справиться с новой угрозой. Мы не можем оставить город без защиты, особенно в свете недавних бунтов, но не менее важно послать легион навстречу Митридату. Греция ждет нашего ответа — и он должен быть быстрым и яростным.
Сенаторы бурно закивали. Рим был построен не на осторожности и компромиссах. Вдруг Гай все понял и посмотрел на Мария. Консул сидел, сжав кулаки, и его лицо было напряженным и холодным.
— И Марий, и я командуем легионами. Мы на несколько месяцев пути ближе, чем все легионы на севере. Я ставлю на голосование вопрос, кто из нас поплывет навстречу вражеской армии.
Он бросил быстрый взгляд на Мария, и Гай впервые увидел в его глазах неприкрытую злобу. Марий поднялся, и все затихли. Те, кто успел подняться с мест, сели, уступая слово второму консулу. Марий заложил руки за спину; Гай видел, что фаланги его пальцев побелели.
— Не вижу в плане Суллы никаких изъянов. Ситуация ясна: наши силы нужно разделить между Римом и доминионами. Я хотел бы спросить его, не вызовется ли он добровольно уничтожить захватчика.
Все перевели глаза на Суллу.
— Я доверюсь суждению сената. Я слуга Рима. Мои личные желания не имеют значения.
Марий натянуто улыбнулся, и напряжение между консулами почувствовалось особенно явно.
— Я согласен, — четко произнес Марий и сел.
Сулла облегченно обвел взглядом сводчатый зал.
— Тогда выбор прост. Я назову сначала один легион, потом второй. Тот, кто считает, что с Митридатом должен биться первый легион, встанет и даст учесть свой голос. Остальные встанут, когда я назову второй легион. В вопросах безопасности Рима никто не имеет права воздержаться. Все согласны?
Три сотни сенаторов согласно зашумели, и Сулла улыбнулся. У Гая по спине пробежали мурашки. Сулла сделал долгую паузу, нагнетая обстановку. Наконец в тишине прозвучало одно-единственное слово:
— Перворожденный.
Марий положил руку на плечо Гаю.
— Сегодня тебе нельзя голосовать, парень.
Гай завертел головой: сколько человек встает? Марий ровным взглядом смотрел на Суллу, словно вопрос не имел для него никакого значения. Казалось, вставали все вокруг, и Гай решил, что его дядя проиграл. Наконец шум прекратился. Гай посмотрел на консула, стоявшего в середине зала, и увидел, как на красивом лице Суллы спокойное довольство сменяется недоверием и наконец яростью. Сулла пересчитал голоса и попросил еще двух человек повторить, пока они не сойдутся в цифрах.
— Сто двадцать один человек проголосовал за то, чтобы на войну пошел Перворожденный легион.
Сулла прикусил губу и жестоким взглядом впился в Мария. Тот пожал плечами и посмотрел в сторону. Вставшие сели.
— Второй Жаворонков, — произнес Сулла почти шепотом, но в умело построенном зале его голос был слышен всем.
Сенаторы снова встали, и Гай увидел, что их большинство. Каков бы ни был план Суллы, он провалился. Сулла нетерпеливым взмахом руки посадил сенаторов, не дав даже полностью сосчитать их и записать. Какое-то время консул явно боролся с собой; однако, заговорив, он ничем не отличался от обаятельного молодого мужчины, каким увидел его Гай, когда вошел.
— Сенат сказал свое слово. Я слуга сената, — официальным тоном проговорил Сулла. — Я полагаю, в мое отсутствие городские казармы займут солдаты Мария?
— Да, — ответил Марий без всякого выражения.
Сулла продолжал:
— Учитывая, что нам окажут поддержку войска в Малой Азии, не думаю, что кампания затянется надолго. Я раздавлю Митридата и вернусь в Рим. Тогда мы решим будущее этого города. — Последнюю фразу он произнес, глядя прямо на Мария, и в смысле его слов не оставалось никаких сомнений. — Я прикажу своим людям к сегодняшнему вечеру освободить казармы. Если вопросов больше нет, доброго всем дня!
Сулла вышел из зала, сопровождаемый группой сторонников. Напряжение заметно спало, все оживились: одни заговорили, другие засмеялись, а третьи лишь задумчиво переглядывались.
Марий встал, и все мгновенно затихли.
— Спасибо за доверие, господа. Я не допущу в город никого, кто силой захочет войти в него.
Судя по его формулировке, заметил Гай, после возвращения Сулла вполне может оказаться в числе тех, от кого Марий собрался защищать город.
Сенаторы толпились вокруг дяди Гая, кто-то открыто пожимал ему руку. Марий притянул Гая к себе одной рукой, а второй взял за плечо какого-то худощавого человека. Тот улыбнулся обоим.
— Красс, это мой племянник, Гай. По нему не скажешь, но этот самый Красс — один из самых богатых людей Рима.
На длинной тонкой шее Красса покачивалась голова с карими глазами, тепло лучащимися среди многочисленных морщинок.
— Меня благословили боги, это верно. У меня еще и две дочери-красавицы!
Марий хихикнул:
— Одна еще ничего, но вторая пошла в отца!
Гай ужаснулся, а Красса эти слова как будто и не задели. Он печально улыбнулся:
— Увы, она и вправду немного костлява. Придется дать ей большое приданое, чтобы соблазнить римскую молодежь. — Он повернулся к Гаю и протянул руку. — Рад знакомству, юноша. Ты собираешься стать полководцем, как дядя?
— Да, — серьезно отвечал Гай.
Красс улыбнулся.
— Тогда тебе понадобятся деньги. Приходи ко мне, если захочешь, чтобы кто-то на тебя поставил, ладно?
Гай резко пожал протянутую руку, и Красс исчез в толпе.
Марий наклонился и прошептал ему на ухо:
— Молодцом! Он мой верный друг и к тому же невероятно богат. Устрою тебе посещение его поместья — роскошь необычайная! А сейчас я хочу тебя еще кое с кем познакомить. Пошли.
Гай пошел за ним, пробираясь через тесные группки сенаторов, которые обсуждали события дня и неудачу Суллы. Марий жал руку каждому, кто встречался с ним взглядом, спрашивал о семье и об отсутствующих друзьях. Все такие компании после его ухода улыбались.
На другом конце зала стояли и тихо беседовали трое. Как только Марий и Гай подошли, они замолчали.
— Вот про кого я говорил, Гай! — весело сказал Марий. — Гней Помпей, которого друзья прозвали лучшим римским полководцем современности — когда я болею или в отлучке.
Помпей, дружески улыбаясь, пожал обоим руки. В отличие от худосочного Красса, он был довольно упитан, но при росте не меньше, чем у Мария, лишний вес его не портил, а скорее придавал внушительности. Гай решил, что ему вряд ли больше тридцати, что делало его воинским заслугам еще большую честь.
— Марий, в этом не может быть и сомнений! — ответил Помпей. — Воистину я творю чудеса на ратном поле. При виде моих маневров даже сильные духом мужчины смахивают скупую слезу.
Марий рассмеялся и хлопнул его по плечу.
Помпей смерил Гая взглядом.
— Юная копия тебя, старый лис? — обратился он к Марию.
— А как иначе, с моей-то кровью в жилах?
Помпей сцепил руки за спиной.
— Сегодня, вытеснив Суллу из Рима, твой дядя пошел на огромный риск. Что ты об этом думаешь?
Марий открыл рот, но Помпей поднял руку.
— Дай ему сказать, старый лис. А я посмотрю, что он из себя представляет.
Гай ответил без колебаний, слова находились удивительно легко.
— Вызывать недовольство Суллы — опасный ход, но мой дядя любит азартные игры. Сулла служит Риму и разобьет войска противника. А когда вернется, им с дядей придется как-то договориться. Возможно, мы сможем расширить казармы, чтобы в городе могли стоять оба легиона.
Помпей заморгал и повернулся к Марию:
— Он что, дурак?
Марий усмехнулся:
— Отнюдь. Просто он не знает, доверяю я тебе или нет. Подозреваю, он уже догадался о моих планах.
— Так что сделает твой дядя, когда Сулла вернется? — прошептал Помпей Гаю на ухо.
Гай огляделся и не увидел никого, кто мог бы подслушать, за исключением троих человек, которым Марий явно доверял.
— Он закроет ворота. Если Сулла попытается войти силой, сенат объявит его врагом Рима. Ему придется либо начать осаду, либо отступить. Предполагаю, что он подчинится Марию, как обычный легат — римскому консулу.
Помпей согласно кивнул.
— Опасный путь, Марий, как я и сказал. Открыто я не могу тебя поддерживать, но втайне сделаю все, что смогу. Поздравляю с прекрасным триумфом. Ты выглядел великолепно.
Он подал знак остальным двоим, и они отошли.
Гай хотел что-то сказать, но Марий покачал головой.
— Пойдем наружу, здесь воздух застоялся от интриг. — Они вышли за двери; Марий приложил палец к губам, чтобы Гай не задавал вопросов. — Не здесь. Слишком много ушей.
Гай огляделся и заметил сенаторов — сторонников Суллы, косящихся на них с неприкрытой враждебностью. Он пошел за Марием, и они сели на каменные ступени так, чтобы их не было слышно. Неподалеку легионеры Перворожденного, которые казались неуязвимыми в своей сияющей броне, все еще стояли по стойке смирно. Странно было сидеть перед тысячами людей прямо на ступенях сената.
Гай больше не мог сдерживаться.
— Как тебе удалось добиться перевеса?
Марий рассмеялся и вытер неожиданно выступивший на лбу пот.
— У меня был план, дружок. Я узнал о Митридате почти сразу, за много дней до Суллы. Для убеждения колеблющихся сенаторов я применил самый древний рычаг в мире. И все-таки победа оказалась более шаткой, чем я хотел бы. Мне это стоило целого состояния, но с завтрашнего утра Рим в моих руках.
— Он ведь вернется, — возразил Гай.
Марий фыркнул:
— Через полгода, а то и позже. А может, его убьют на поле боя! Или его разобьет Митридат — говорят, он хитрый полководец. Даже если Сулла разберется с ним вдвое быстрее и приплывет с попутным ветром, у меня будет несколько месяцев на подготовку. Уйдет он легко, а вот войдет только с боем.
Гай покачал головой, не веря тому, что услышал.
— А что теперь? Идем в твой дом?
В ответ Марий немного печально улыбнулся.
— Нет. Пришлось продать его на взятки — понимаешь. Сулла уже начал их подкупать, и в большинстве случаев пришлось предлагать в два раза больше. Я потратил все, что у меня есть, не считая коня, меча и доспехов. Я, наверное, первый правитель Рима без гроша!
Он тихо рассмеялся.
— Если бы ты проиграл, ты бы потерял все! — пораженно прошептал Гай.
— Но я не проиграл! Рим мой, а перед нами стоит мой легион.
— А что бы ты делал, если бы все-таки проиграл?
Марий презрительно выдохнул через сжатые губы.
— Поехал бы на войну с Митридатом, конечно. Или я не служу городу? Между прочим, только очень смелый не примет мою взятку и проголосует против, когда за дверями стоит мой легион, верно? К счастью, сенаторы любят золото. Они мечтают о новых лошадях и рабах, хотя никогда не были так бедны, как я. Я ценю золото только за возможности, которые оно дает. Оно привело меня на эти ступени и положило мне на ладонь величайший город мира. Выше нос, парень, сегодня мы празднуем, а не сожалеем о том, что сделали.
— Да нет, я просто как раз подумал, что Марк и Рений едут на восток, в Четвертый Македонский. Они вполне могут столкнуться нос к носу с Митридатом.
— Надеюсь, что нет. Эти двое слопают грека в один присест, а мне нужно, чтобы Сулле было чем заняться!
Гай рассмеялся, и они встали. Марий окинул взглядом свой легион. Гай видел, как он гордится ими и как он рад победе.
— Хороший выдался день! Ты познакомился с влиятельными людьми, а меня поддержал сенат и народ выказал мне свою любовь. Кстати, о твоей рабыне, этой красотке — на твоем месте я бы ее продал. Одно дело завалить девчонку раз-другой, а ты, похоже, в нее втрескался. Это до добра не доведет.
Гай отвел глаза, прикусив губу. Неужели ничего нельзя скрыть?
Марий беспечно продолжал, не замечая, как не по себе его спутнику:
— Ты с ней уже пробовал? Нет? Попробуй, вдруг поможет. Если хочешь сначала набраться опыта, я знаю тут пару неплохих заведений. Когда будешь готов, только скажи.
Гай залился краской и не отвечал. Марий встал, любуясь ровными рядами Перворожденного легиона.
— Ну что, парень, отведем людей в городские казармы? Думаю, после всех этих шествий и стояния на солнце они не прочь как следует поужинать и выспаться.
