Глава XXIII
ВСТРЕЧА
Защитников Лупанария оставалось шестнадцать: Фабиола, десять бойцов и кухонные рабы. Остальных ранило не так уж сильно, однако Фабиола не знала, как они станут сражаться перед лицом явного поражения — и смерти. Она произнесла короткую воодушевляющую речь, обещая щедрую плату стражникам и освобождение рабам, если они будут драться на совесть. Защитников удалось слегка ободрить, на большее времени не оставалось: судя по шуму, головорезы Сцеволы уже влезли на крышу. Снять черепицу и проникнуть в здание дело нескольких минут.
Фабиола велела охранникам собрать девиц и вывести в обсаженный фруктовыми деревьями двор с фонтаном и двумя входами. У одного поставили троих гладиаторов, у другого двоих привратников. Бегло оглядев плачущих, запуганных женщин, Фабиола увидела, что не хватает Йовины. Не слушая возражений Бенигна и Веттия, девушка бросилась в дом: при всем отвращении к старухе она не могла оставить ее без охраны. Пробежав по тусклому коридору (где бойцы уже заперли все двери, чтобы задержать нападающих хоть ненадолго), Фабиола ворвалась в приемный зал. Йовина с мрачным лицом восседала на обычном месте, держа наготове кинжал.
— Выходи во двор, — крикнула девушка. — Там легче обороняться.
— Я остаюсь! — Йовина, увешанная привычными украшениями и вдобавок облаченная в лучшие одежды, сжала зубы, напомнив Фабиоле взъерошенного воробышка, готового драться за свое гнездо. — Я здесь провела полжизни, и ни одна помойная крыса меня отсюда не выгонит!
— Пойдем, пожалуйста! — взмолилась Фабиола. — Тебя убьют.
— А во дворе пощадят? — рассмеялась Йовина, и девушка не нашлась с ответом. Старуха, словно меняясь с ней ролями, приказала: — Ступай. Погибнешь с Бенигном и Веттием — они твои стражи, и всегда были твоими с первого же дня. Только прикажи, чтобы кто-то из них убил тебя прежде, чем этот подлец фугитиварий тебя сцапает.
Фабиола со слезами на глазах кивнула.
— Может, еще увидимся, — прошептала она.
— Сомневаюсь, — хмыкнула старуха, выказывая больше присутствия духа, чем за все последние месяцы. — После всего, что я сделала, мне место только в Гадесе.
— Мне тоже, — пробормотала Фабиола, вспомнив, как убила Помпею — девицу, покушавшуюся на ее жизнь.
Говоря себе, что действует ради собственной безопасности, она тогда шла на убийство с тем же хладнокровием, с каким недавно приказала привратникам прикончить Йовину. Правда, потом Антоний успел сам похвастаться Бруту о связи с Фабиолой, и убийство Йовины отменили, однако Фабиола по-прежнему мучилась виной. Так что вряд ли старухины злодеяния страшнее ее собственных.
Девушка, подавив вздох, подняла руку в прощальном жесте. Йовина помахала в ответ.
Пробегая по коридору обратно, Фабиола услышала в комнатах голоса и шорох падающей штукатурки, следом донеслись гулкие удары — враги прыгали с крыши на пол. Девушка припустила скорее: нельзя, чтобы ее здесь застали! По обе стороны коридора за дверями уже раздавались шаги, кто-то дергал за ручки, кто-то пинками высаживал хрупкие доски, разбивая их в щепки.
Сзади донесся окрик Йовины, и Фабиола невольно замедлила шаг. Тут же послышался презрительный хохот громил, который мгновенно стих: старуха с воплями кинулась на врагов, раздались крики боли, приглушенный шум ударов — и Йовина замолкла. Фабиола прикрыла глаза: она уже знала, с каким звуком меч входит в человеческое тело. Она мысленно попрощалась с Йовиной. При изрядно тяжком нраве та все равно была воительницей. Да вознаградят боги ее храбрость.
Оба привратника встретили рассказ Фабиолы уважительными кивками.
— Может, она даже кого-нибудь убила, — удивленно пробормотал Веттий.
Прошло немного времени, и Фабиола всерьез засомневалась, не рано ли она посчитала битву проигранной. В узком коридоре, где нападать можно только по одному, отбиваться от врагов было легко, и защитники геройски стояли насмерть, лишь бы не пропустить головорезов Сцеволы во внутренний двор. Враги потеряли больше дюжины бойцов, трупы валялись в коридоре плотными грудами, так что бандитам приходилось через них перелезать, подставляясь под удары охранников.
Фугитиварий, впрочем, быстро сориентировался. Отозвав бойцов, он выкрикнул какие-то приказы, которых Фабиола не расслышала. Затем наступила тишина.
Теперь Фабиола боялась другого: неизвестности.
— Неужели ушли? — Она взглянула на Бенигна.
— Сомневаюсь.
— Что они задумали?
Бенигн тяжело вздохнул.
— Будь я их главным, поставил бы на крышу лучников и копейщиков. Чтобы перестрелять нас сверху.
Встревоженная его словами, девушка оглядела крыши вокруг двора — пусто. Однако Бенигн прав: скоро их перебьют по одному. Как рыбин в бочке.
— Мы все погибнем, — прошептала она.
— Похоже на то, — согласился Бенигн. — Погибнуть ради тебя — о большем и мечтать нельзя.
Веттий рядом с ним одобрительно хмыкнул, и, отвечая на удивленный взгляд Фабиолы, Бенигн объяснил:
— Ты всегда с нами обращалась как с людьми. Это дороже всего.
От мягкой улыбки Бенигна Фабиоле стало еще тяжелее. Она едва собралась с силами, чтобы заговорить.
— Когда придет конец… — Голос ее пресекся, несмотря ни на что, ей вдруг стало жаль умирать. И теперь, когда смерть маячила уже рядом, в девушке появилась незнакомая прежде покорность. — Сцевола меня однажды чуть не изнасиловал. Я не хочу, чтобы это повторилось. — Она умоляюще взглянула на обоих охранников. — Прошу вас как друзей: убейте меня прежде, чем до этого дойдет.
Лица привратников разом вытянулись. Они тоскливо поглядели друг на друга и вновь на замолкшую Фабиолу, у которой перехватило горло. На глазах обоих бойцов выступили слезы, однако, ни разу в жизни не выказав трусости, стражники и сейчас не собирались увиливать от возложенного на них долга. Бенигн кивнул первым, за ним склонил голову Веттий.
— Спасибо! — едва удерживаясь от нахлынувших чувств, прошептала Фабиола.
Спросить девиц, хотят ли они такого же исхода, она не успела.
Бандиты, незаметно подкравшись с противоположной стороны крыши, влезли на кромку, выходящую к внутреннему двору, и немедленно начали атаку. В защитников Лупанария полетели копья и стрелы. Враги метили исключительно в мужчин — и на таком близком расстоянии неминуемо попадали в цель. Первое же копье угодило широким наконечником в спину Веттию и наклонно вошло в грудную клетку. Привратник под тяжестью удара подался вбок, и наконечник, пронзив легкие и диафрагму, на глазах ужаснувшейся Фабиолы вышел спереди, прорвав на животе тунику. Колени Веттия подогнулись.
— Нет! — закричала Фабиола.
Веттий, тщетно пытаясь выговорить хоть слово, с шумным вздохом осел на землю, выпустив из рук дубину; кровь мгновенно пропитала тунику и разлилась лужей под телом. Неверной рукой пытаясь дотянуться до древка, торчащего из спины, привратник закрыл глаза. Даже при его силе с такой раной не повоюешь. Ему оставалось лишь истекать кровью и ждать смерти.
Фабиола в панике оглядела двор. Бандиты Сцеволы сыпали с крыши стрелами и копьями, по-прежнему целя в тех, кто мог сражаться. Веттий и еще трое лежали на земле — кто раненый, кто убитый. В нескольких девиц попали шальные стрелы, над двором повисли истошные вопли, только усиливая ужас тех, кто еще оставался жив. Кухонные рабы со стонами и воплями сбились в жалкую кучку, и лишь один Катий, схватив упавшее на землю копье, запустил им обратно в кого-то из громил, засевших на черепице. Ободряющие крики Фабиолы ничего не меняли — и неудивительно: рабы никогда не держали в руках меч, а уж владеть им не умели и подавно. Двор на глазах превращался в место кровавой бойни, напоминая виденные ею поля сражений, и казался девушке уменьшенной копией Алезии — не хватало лишь мух и стервятников. Впрочем, к завтрашнему дню недостатка в них не будет, сходство станет полным.
Теперь бой вели только Фабиола с Бенигном и трое стражников, однако против обстрела они были бессильны, оставалось лишь прятаться за телами и, временами подбирая вражеские копья, пускать их обратно в бандитов. Этого было мало: головорезов на крыше насчитывался уже десяток, а защитники потеряли еще одного бойца. Фабиола видела, что в коридоре кто-то уже раздвигает наваленные тела, и вскоре из обеих дверей во двор повалили новые враги.
Указав на них остальным, Бенигн придвинулся к Фабиоле.
— Пора? — с непривычной для него тревогой спросил он.
У девушки пересохло во рту, по коже прошел озноб. В руке Бенигн сжимал неизменную дубину, вымазанную кровью и мозгами, поверх которых налипли волосы. Стоит Фабиоле кивнуть — и слой крови и мозгов станет еще толще. Чувствуя, как предательски подкашиваются ноги, она набралась мужества для ответа, как вдруг сзади кто-то крикнул — последний из охранников, защищавших вход, упал, пронзенный мечом, за ним показался Сцевола. Фугитиварий даже не нагнулся вытащить меч из упавшего тела. Не сводя глаз с Фабиолы, он сомкнул большой и указательный пальцы правой руки в кольцо и, облизнув губы, указательным пальцем левой несколько раз плавно ткнул в образовавшееся отверстие. Жест вышел вполне красноречивым.
— Я пообещал, что дам попользоваться тобой всем своим парням, — крикнул он. — По очереди, конечно!
Фабиола больше не могла выносить нарастающего страха. Уж лучше смерть, чем этот подонок, не говоря уже о его подручных.
— Да, — кивнула она Бенигну, выпуская из рук гладиус. — Пора.
Бенигн поглядел на хозяйку испытующе, словно проверяя ее решимость, и вновь поднял дубину.
— Повернись спиной, госпожа, — тихо велел он. — И закрой глаза.
Фабиола повиновалась, стараясь не думать о том, что последует дальше. Перед глазами вспыхивали фрагменты былого, по большей части печальные. Вся жизнь прошла без толку, совершенно напрасно… Напоследок пришло единственное радостное воспоминание: Ромул, с довольной улыбкой сообщающий ей, что Гемелл послал его с письмом к самому Крассу. «Митра, — в слезах взмолилась она, — пусть Ромул будет жив и здоров! Дай ему долгую жизнь! Более счастливую, чем у меня!»
Сзади послышался резкий выдох и что-то тяжелое упало на землю. Озадаченная тем, что еще жива, Фабиола обернулась: Бенигн по-прежнему стоял сзади, из правого бицепса торчала стрела, на плитах двора лежала выпавшая из его руки дубина.
— Прости, госпожа, — выговорил он, пытаясь неловко дотянуться до дубины левой рукой, как вдруг две прицельно пущенные стрелы вонзились ему в ноги. Взревев от боли, привратник умудрился-таки поднять оружие.
— Подойди, — выдавил он. — Я ударю.
Вытирая слезы, Фабиола шагнула вперед — и события вдруг посыпались с чудовищной быстротой. Позади Бенигна возникли люди в доспехах, чьи копья и мечи разом обрушились на стражника, и он с виноватым лицом осел на землю. Оставшаяся без единого защитника Фабиола замерла на месте, видя, как полтора десятка бандитов рассыпаются по двору и, не обращая внимания на запуганных кухонных рабов, принимаются сдирать с девиц одежду. Женские крики и вопли их лишь подстегивали. Ударами или угрозами заставляя жертву умолкнуть, они уже валили визжащих женщин наземь и тут же раздвигали им ноги. К горлу Фабиолы подкатил комок, она в полузабытьи смотрела, как перед ней возникли двое громил, убивших Бенигна, с плотоядной ухмылкой на физиономиях. Девушка машинально подняла руку, чтобы их остановить, и они, утробно захохотав, лишь подступили ближе.
— Не трогать! — раздался знакомый голос. — Она моя!
Громилы расступились, между ними появился Сцевола, донельзя довольный собой.
— В этот раз не сбежишь, — прорычал он. — Готовься, удовольствие будет долгим. Еще успеешь взмолиться о смерти.
У Фабиолы вдруг голова пошла кругом, ноги подкосились, и она, теряя сознание, мягко свалилась на тело Бенигна. Сквозь полузабытье до нее еще донесся голос фугитивария:
— Несите ее в комнаты, на постель. Трахать — так с удобствами.
И Фабиолу окончательно объял мрак.
* * *
Дорога к Лупанарию показалась Ромулу длиннее любого военного похода. Затылок пульсировал болью, и, протискиваясь сквозь толпу, Ромул держал в голове лишь одно имя. Фабиола. После десяти лет разлуки он наконец знал, где его сестра, и знал, что должен ей помочь. Только эта мысль да секира Тарквиния, на которую юноша опирался как на костыль, давали ему силы идти. Каждый раз, как только мальчишка-оборванец замедлял шаг, Ромул жестом нетерпеливо гнал его вперед, молясь Митре лишь об одном: добраться до Лупанария, не рухнуть по пути, найти силы на следующий шаг, и еще на один… Он даже радовался, что не прикончил Гемелла: так он мог показать богу-воителю, что он честный воин. Правда, поможет ли Митра — неизвестно. От сомнений Ромула временами охватывала паника, и он заставлял себя идти вперед. Дыши, говорил он себе, дыши глубже. Вспоминая способ, которому еще в лудусе его научил Котта, он набирал воздух в грудь, одновременно считая удары сердца. Один. Два. Три. Четыре. Задержать. Теперь выдох. Раз. Два. Три. Четыре. Он повторял последовательность вновь и вновь, пытаясь унять нарастающее в груди беспокойство.
Мало-помалу они добрались до места и, петляя мелкими проулками, чтобы не наткнуться на вражеские заставы, наконец вышли к улице, на которой стоял Лупанарий. Бандиты уже проникли внутрь. У внешней стены стояли пять лестниц, у порога валялись мертвые тела, дверь стояла открытой. Ни единой живой души.
Ромул нахмурился. Выходит, Тарквиний еще не привел ветеранов. Мальчишка бросился вперед, и Ромул заставил себя ускорить шаг. Дойдя до окровавленных тел у порога, он остановился передохнуть, зная, что в Лупанарий ему понадобятся все силы, какие есть. Глядя на убитых, он так и не понял, кто на чьей стороне: все, кроме двоих гладиаторов, выглядели сущими голодранцами.
— Живых нет, — тонким голоском доложил мальчишка, уже роясь среди тел в поисках ценностей.
— Хорошо, — пробормотал Ромул, направляясь к двери. Мальчишка двинулся было за ним, и юноша приказал: — Останься здесь. Когда придет мой друг, скажи, чтоб поторопился.
Голос за спиной утончился почти до писка.
— Ты пойдешь один?!
— Иначе никак, — ответил Ромул, сжимая обеими руками широкое древко секиры. — Там моя сестра.
— Тебя убьют.
— Может, и убьют, что с того, — хмуро бросил юноша. — Не стоять же мне снаружи, как дураку.
Толкнув дверь, он вошел в приемный зал — такой же, как любые другие, виденные им в иных землях: кричаще-яркий, с фривольными статуями и росписями на стенах. Тяжелая мебель, которой защитники подперли дверь, сдвинута в сторону, мозаичный пол весь в пятнах крови, в зале никого, кроме приземистого бандита и старухи, лежащих рядом у стола. Руки старухи, все в порезах, все еще тянулись к кинжалу, торчащему из груди врага. Ромул вздернул брови: если все так защищают Лупанарий, то надежда еще есть.
Игривая мысль, правда, исчезла в следующий же миг, как только он приблизился к коридору, ведущему в задние комнаты. Вместо ударов оружия он услышал лишь непристойный мужской хохот и визг множества женщин. Ромул долго пробыл солдатом и хорошо понимал, что это значит: битва окончена, началось насилие. Он в ярости сжал древко секиры так, что побелели костяшки пальцев.
Молясь, чтобы бандиты были слишком упоены разгулом и ничего не слышали, Ромул побрел по коридору, заглядывая в каждую комнату: нигде ни души, лишь дыры в потолке ясно показывали, как головорезы проникли внутрь. Хохот и визг доносились из внутреннего двора. Ромул догадался, что туда-то и отступили защитники Лупанария. Когда из каждой комнаты лезут враги, обороняться легче на открытом месте. Впрочем, победить им явно не удалось, и Ромул с каждым шагом тревожился все больше.
— Проснись же, сука!
За злобным воплем, донесшимся из-за соседней двери, последовал звук удара и испуганный крик. Ромул, оглядевшись, неслышно двинулся к комнате, держа наготове секиру. В проем двери он разглядел лежащую на постели обнаженную женщину, за руки ее держали двое хохочущих бандитов, третий лихорадочно сдирал с себя доспехи и одежду.
— Как долго я об этом мечтал! — задыхаясь, приговаривал он. — Годами! И удовольствие получу по полной, будьте уверены!
Ромул поморщился. Вмешаться или идти во двор? Наверняка такие же сцены повторяются по всему Лупанарию — и теперь то ли искать Фабиолу среди всех насилуемых, то ли спасать эту несчастную…
Женщина, распластанная на постели, была либо ранена, либо избита: когда насильник раскинул ее ноги в стороны, она почти не сопротивлялась. До Ромула донесся лишь низкий испуганный стон, который мгновенно напомнил ему о матери, насилуемой Гемеллом. После столкновения с купцом он не мог этого вынести — и, не помня себя, кинулся в комнату, зная лишь, что действовать надо быстро. Против него, раненого, трое здоровенных бандитов. Насильник стоял к двери спиной, не видя Ромула, зато двое подручных встрепенулись сразу же.
Правда, их предупреждающий крик запоздал. Ромул, с ходу обрушив секиру на правое плечо насильника, отрубил ему руку. Тот с диким ревом отскочил в сторону, из раны хлынула ярко-алая кровь. К счастью, он врезался в одного из подручных, так что противник у Ромула остался лишь один, и, пока он нащупывал меч, юноша успел секирой раскроить ему череп надвое до самого подбородка. Не успев даже крикнуть, бандит с рассеченным лицом, еще хранившим изумленное выражение, рухнул на пол.
Вытащив секиру из месива крови и осколков костей, Ромул обернулся к третьему бандиту, который успел вылезти из-под окровавленного тела и теперь, злобно потрясая мечом, подступал к Ромулу. Юноша шагнул ему навстречу — и внезапно застыл. Давняя боль в затылке вспыхнула с удвоенной силой, измученное тело отказывалось повиноваться. И вдруг, бросив случайный взгляд на распластанную женщину, он узнал Фабиолу. От гнева усталость разом схлынула, и он с исступленным криком ринулся в атаку.
Третий бандит, залитый кровью искалеченного насильника, и без того оробел от неожиданности. Не смея нападать, он кинулся к двери с воплем о помощи, подошвы дробно застучали по коридору — и Ромул понял, что подмога не замедлит прийти. Тогда им с сестрой грозит верная гибель, если не удастся сбежать прежде, чем подоспеют бандиты. Пока же он шагнул к постели и, выпустив из рук секиру, бережно прикрыл наготу сестры остатками одежды. От прикосновения девушка вздрогнула, и сердце Ромула переполнилось жалостью.
— Фабиола, — прошептал он. — Фабиола!
Молчание.
Он тронул сестру за плечо.
— Это я, Ромул. Твой брат.
Наконец веки девушки дрогнули, она открыла глаза. Тут же зрачки ее расширились.
— Ромул! — выдохнула она.