Глава XXV
ФАРСАЛ

Брут дернул уздечку своей гнедой лошади. В жару кобыла всегда становилась непослушной. А тучи громко жужжащих мух отнюдь не помогали ей успокоиться.

— Потерпи, — прошептал он, похлопывая лошадь по шее. — Уже скоро.

Он находился в центре расположения шести когорт. Как и все подразделения войска Цезаря, они были недоукомплектованы, зато состояли из опытнейших, самых надежных легионеров. И неважно, что они расположены на фланге и почти в тылу тройного строя — боевого порядка армии Цезаря. В этом сражении им отведена чуть ли не самая главная роль, с гордостью думал Брут. Его отряд, укрытый от глаз противника, был секретным оружием Цезаря.

Почти неделю войска, разделенные фессалийской равниной, стояли в бездействии, и в конце концов Помпей решил дать бой. Утром его одиннадцать легионов спустились с северных предгорий и выстроились в три линии. Точно такой же боевой порядок приняли девять легионов его противника. Хотя протяженность фронта армии Цезаря точно соответствовала фронту врага, нельзя было не заметить, насколько цезарианское войско малочисленнее. Линии ветеранских когорт, ослабленных тяжелыми потерями в Галлии, казались очень тонкими. Зато войско Помпея было укомплектовано полностью, то есть в нем насчитывалось примерно сорок пять тысяч пехотинцев против двадцати двух у Цезаря. Кавалерия Помпея, усиленная добровольцами, собранными со всего востока, превосходила численностью конницу Цезаря почти в семь раз. Соотношение сил казалось безнадежным, однако Цезарь не пытался уклониться от решающей битвы. Пусть его армия куда меньше, чем у Помпея, но все легионеры в ней были закаленными бойцами, тогда как войско его противника состояло по большей части из зеленых новичков.

Интересное, но все же смертельно опасное положение, с волнением думал Брут. Цезарь поставил на кон все — сумеет ли выиграть? Только богам известно, и, пока оставалось время для молитвы, Брут обратился к Митре с просьбой о помощи. Потому что сражение вот-вот начнется. Обе стороны были готовы. Правый фланг Помпея прикрывала река Энипэй, русло которой тянулось почти точно с запада на восток, а слева сосредоточилась вся его могучая кавалерия. Так что сегодня никак не могло получиться классических клещей — обхода кавалерией обоих флангов одного из противников.

Как любой опытный и знающий полководец, Брут точно представлял себе, что произойдет.

Когда шеренги легионеров сойдутся, конники республиканской армии должны будут смести немногочисленную кавалерию Цезаря и зайти в тыл его армии. Там им предстояло ударить по пехоте, вызвать панику и даровать Помпею победу в сражении. Если рискованная выдумка Цезаря не оправдается.

Но пока что ничего не происходило. Летнее солнце карабкалось вверх по небосводу и заметно припекало, но до полуденной жары было еще далеко. Войска, не горевшие особым желанием вступить в бой, молча разглядывали друг друга. Когда же они наконец сойдутся, начнется беспрецедентное побоище между римлянами. Одинаково вооруженные и одетые братья будут убивать братьев, трупы давних соседей, ставших врагами, лягут бок о бок. Любой, даже самый недалекий пехотинец не мог не понимать значения этой войны.

Именно сегодня все должно окончательно решиться, нетерпеливо думал Брут. За восемнадцать с лишним месяцев, прошедших после того, как Цезарь переправился через Рубикон, два полководца так и не сошлись в решающем сражении. Италии не суждено было стать полем этого боя. Потрясенный совершенно неожиданной решимостью Цезаря Помпей и подавляющее большинство сенаторов сбежали из Рима, легкомысленно забыв об оставленной в храме Сатурна казне. Они собрались в Брундизии, портовом городе, откуда велось основное сообщение с Грецией. Там следовавший за ними по пятам Цезарь (без раздумий завладевший брошенной казной) чуть не захватил их в марте. Он окружил Брундизии, но Помпей успел посадить войско на корабли и беспрепятственно переправил его в Грецию.

Брут улыбнулся. После этого его вождь, как всегда, не сидел без дела.

Для того чтобы обезопасить свой тыл от семи легионов Помпея, остававшихся в Испании, Цезарь совершил поход на северо-запад, по пути осадив Массилию и находившийся там республиканский гарнизон. Город не удалось взять сразу, и Цезарь, оставив командовать осадой Брута и Кая Требония, продолжил путь в Испанию. После растянувшейся на четыре месяца кампании он нанес поражение войскам Помпея и пополнил за их счет собственную армию. Марка Петрея и Луция Афрания, возглавлявших сторонников Помпея, он отпустил, взяв с них честное слово, что они больше не будут воевать против него.

Брут нахмурился. Он-то не проявил бы такого милосердия. «Великий Митра, сделай так, чтобы я встретился сегодня с этими псами, с этими предателями», — пробормотал он себе под нос. Конечно, такое маловероятно — поле боя слишком большое, — но надежда на встречу все-таки была. Петрей и Афраний находились здесь. Получив свободу, они тут же собрали столько войска, сколько смогли, сели на корабли и присоединились к своему патрону. Еще Бруту очень хотелось встретиться с Кассием Лонгином, трибуном и бывшим легатом легиона, и Титом Лабиеном, который в прошлом командовал кавалерией Цезаря. Совершенно неожиданно для всех они перешли на сторону республиканцев и сейчас тоже находились где-то на этом поле. Предатели, гнусные предатели, думал он.

Но Помпей тоже не терял времени даром. Пока продолжался конфликт в Испании, он набрал в Греции девять легионов из римских граждан. К ним прибавились два ветеранских легиона из Сирии и войска союзников — три тысячи лучников с Крита и из Спарты, двенадцать сотен пращников и семь тысяч человек разноплеменной конницы. Все правители городов-государств и мелкие царьки на пятьсот миль вокруг прислали отряды для поддержки республиканских сил.

Вернувшись в декабре в Италию, Цезарь сразу же узнал о том, какое могучее войско поджидает его в Греции. Стремясь предотвратить дальнейшее кровопролитие, он предпринял несколько попыток начать переговоры с Помпеем, но каждый раз получал категорический отказ. Республиканцы заявили, что согласятся только на полную капитуляцию противника. И тогда Цезарь решил незамедлительно отправиться воевать в Грецию. Брут рассмеялся вслух, не обращая внимания на удивленные взгляды находившихся рядом с ним офицеров. Цезарь не послушался советов своих ближайших приближенных и приказал переправляться из Брундизия. Многие сочли его безумцем — отправлять семь легионов чуть ли не половинного состава в ночное плавание через пролив, где безраздельно господствовал флот Помпея… Да еще среди зимы. Но как почти всегда, смелая тактика Цезаря оправдалась — на следующий день вся его армия, не встретив никакого сопротивления, высадилась на западном побережье Греции.

Помпея удалось застать врасплох, но он уклонился от сражения и осуществлял ту же тактику на протяжении многих месяцев. Ему было отлично известно, что снабжение у него не в пример лучше, чем у Цезаря. Располагая огромным флотом, полностью обеспечивавшим все потребности его армии в оружии, снаряжении и провианте, он мог позволить себе спокойно маневрировать, в то время как у его противника такой возможности не имелось. Подобная тактика могла показаться примитивной, но Помпей знал, что легионеры Цезаря не могли питаться воздухом. Им требовались хлеб и мясо. За прошедшее время Брут проникся настоящим уважением к врагу. Если поступавшие слухи были достоверными, то на Помпея постоянно наседали многочисленные сенаторы и политики, которых он держал при себе. Оптиматы, презрительно думал Брут. Среди них нет ни одного настоящего воина. Мало того что эти прихлебатели с трудом мирились с тем, что Помпей занял положение главнокомандующего республиканской армией и флотом, они еще и требовали от него как можно скорее дать генеральное сражение и одержать решительную победу.

К этому же стремился и Цезарь. Помпей не поддавался на его уловки, и тогда Цезарь попытался захватить Диррахий — главную базу Помпея. Хотя к тому времени его силы увеличились на четыре легиона, все закончилось болезненной неудачей. Цезарь попытался повторить успех, какого достиг в Галлии при осаде Алезии, и поначалу казалось, что все получится. Чтобы отрезать войско Помпея от берега, было построено более пятнадцати миль укрепленных валов, реки запрудили плотинами. У оборонявшихся тоже были мощные укрепления, так что Цезарь не мог взять город штурмом, но ему удалось лишить республиканскую армию воды и фуража для лошадей. К июлю трупы сотен вьючных животных стали разлагаться на солнце, и в войске Помпея начались болезни, над ним нависла реальная опасность эпидемий холеры и дизентерии. Легионеры Цезаря, у которых было плохо с провиантом, выкапывали корни конопли, делали тесто на молоке, пекли хлебы и, чтобы поиздеваться над голодавшими воинами Помпея, время от времени бросали в стан противника эту горькую пищу.

К счастью для Помпея, в один прекрасный (для него) день двое командиров галльской кавалерии Цезаря переметнулись к врагу. Узнав от них, что часть южных укреплений недостроена, Помпей на рассвете следующего дня предпринял дерзкое нападение. На небольшой участок фронта он перебросил шесть легионов и атаковал противника. Цезарь (что было для него нехарактерно) отказался сразу признать провал своей блокады и начал контратаку, которая закончилась плачевно. Его легионеры, подавленные численным превосходством и полностью деморализованные, панически бежали. Бегство не смогло остановить даже личное присутствие их легендарного полководца. Один знаменосец настолько перепугался, что, увидев перед собой Цезаря, принялся орудовать значком, как копьем, и мог бы серьезно поранить главнокомандующего. Вовремя вмешался один из германцев — телохранителей Цезаря — и отрубил безумцу руку. Цезарь не пострадал, чего нельзя было сказать о его армии, лишившейся тысячи легионеров и тридцати с лишним центурионов. Как ни странно, Помпей вскоре прекратил преследование, дав возможность разбитым легионам противника уйти на безопасное расстояние. «Глупцы могли бы в этот день выиграть войну, но у них не нашлось полководца, который умел бы побеждать», — язвительно заявил Цезарь. Брут знал, что это соответствовало истине.

Прошел месяц. Снова два войска встретились, но теперь уже на открытой равнине. Армия Цезаря, ослабленная боевыми потерями и необходимостью оставить гарнизоны в занятых городах, состояла из девяти легионов, а у Помпея их все еще было одиннадцать.

С несвойственным ему суеверным порывом, Брут вдруг взмолился о том, чтобы сегодня здесь, близ Фарсала, не повторился Диррахий. А он сам остался жив и невредим и после боя встретился с Фабиолой. Она с Доцилозой и Секстом находилась в лагере Цезаря, почти за три мили от поля сражения. Безопасность лагеря обеспечивали семь когорт. Возглавлявший этот отряд центурион получил приказ в случае поражения сразу же отступить на юг. Впрочем, о таком повороте событий лучше не думать, сказал себе Брут, поспешно отгоняя мысль о неудаче. Потом с усмешкой вспомнил, как Фабиола требовала, чтобы он разрешил ей прибыть на поле боя и следить за ходом сражения. Львица, гордясь своей любовницей, подумал он. С тех самых пор, как Фабиола разыскала его возле Алезии, она постоянно находилась рядом с ним, и теперь Брут воспринимал ее не только как обожаемую возлюбленную, но и как счастливый талисман. Когда же он узнал, что она поклоняется Митре, это чувство еще больше укрепилось. Рано утром, перед тем как Брут отправился на поле боя, они вместе молили воинского бога о победе. Здесь, думал Брут, все шло хорошо. Почти все. Он вспомнил о необъяснимой сдержанности Фабиолы по отношению к Цезарю и тяжело вздохнул. Впрочем, это почти не причиняло ему беспокойства. Некоторые высшие военачальники Цезаря тоже привезли с собой любовниц, чтобы скрасить трудности продолжительной кампании, так что Фабиола не слишком выделялась среди них.

— Командир! — крикнул один из центурионов Брута. — Началось. Слышишь?

Брут выпрямился в седле и приложил ладонь к уху. Поначалу он услышал вроде бы отдаленный гром, но звук быстро усиливался, и вскоре, даже сидя на лошади, Брут почувствовал, как задрожала земля. Не было никаких сомнений — это мчалась конница. Кавалерия Помпея пошла в атаку, а галльская и германская конница Цезаря устремилась на северо-запад — ей навстречу. Кавалерия Цезаря насчитывала всего лишь тысячу опытных воинов и была усилена таким же числом специально обученных легких пехотинцев. Ее положение было безнадежным. При троекратном численном превосходстве противника она могли только замедлить, но никак не отразить атаку противника. Брут почувствовал, как учащается пульс. Он осмотрелся — готовы ли его люди, и с гордостью увидел, что готовы. Две тысячи лучших из лучших легионеров Цезаря пошли бы за ним куда угодно.

По всему фронту войска послышались громкие звуки букцин. Над головами воинов взмыли вексилумы, алые флаги, движения которых повторяли передаваемые трубачами приказы Цезаря, чтобы не произошло ошибки. И тут же в гром конских копыт вмешалась мерная поступь калиг по твердой земле. Две из трех линий войска двинулись вперед. А третья, задняя, осталась на месте. Брут усмехнулся. Не устрашенный кавалерийской атакой Цезарь давал сражение Помпею.

Брут и подчиненные ему легионеры ждали, прислушиваясь к звукам начавшегося боя. Все были возбуждены и еле сдерживали нетерпение. Никому не хотелось торчать тут в бездействии, когда неподалеку сражались и умирали товарищи. Но воинам следовало оставаться на месте, поскольку порученная им задача была слишком важна.

Первыми, естественно, сошлись конники. Брут видел издалека их столкновение. Сверкали под лучами солнца отполированные шлемы и наконечники копий, гремели боевые кличи, высоко в небо поднимались тучи пыли. Брут знал, что там происходило, — он не раз участвовал в подобных боях. Через несколько мгновений после соприкосновения войск любое подобие порядка в них терялось напрочь. Битва сразу же разбивалась на сотни и тысячи поединков: всадник против всадника, пехотинец против кавалериста. Размахнуться, ударить, извернуться в седле… Наскоро успокоить лошадь, вытереть пот со лба. Оглянуться, посмотреть, где товарищи. Увернуться от копья. Рвануться дальше вперед.

Он вновь посмотрел на запад, спрашивая себя, почему же не слышно, как вступила в бой пехота. Римские солдаты шли в наступление молча, но при встрече с противником должны были оглушительно загреметь щиты.

Его недоумение развеял явившийся от Цезаря гонец.

— Помпей запретил своим людям идти вперед, — произнес он, не успев отдышаться. — Они стоят на месте и выжидают.

— Повтори, что ты сказал! — потребовал Брут.

Никогда еще ни один полководец не прибегал к подобной тактике.

Гонец усмехнулся и повторил слово в слово.

— Когда наши это поняли, то остановились и перестроились.

Брут прямо-таки раздулся от гордости за армию, к которой принадлежал. После того как первая и вторая линии двинулись в наступление, Цезарь уже не мог дать им такой команды. Но его легионеры продемонстрировали поразительную инициативность и мудрость, изменив боевой порядок перед самым столкновением с противником.

И тут до его слуха донесся слабый свистящий звук.

Пилумы, подумал Брут. Обе стороны кидают копья с двадцати — тридцати шагов, и эти броски не могут не достичь цели.

Громкие крики известили о том, что копья завершили свой полет. Прошло еще несколько мгновений. А потом, с громоподобным шумом, пятьдесят тысяч воинов наконец-то сошлись лицом к лицу.

— Цезарь приказал тебе приготовиться, — сообщил гонец, прежде чем мчаться куда-то дальше. — Он сказал, что на вас вся надежда. Но не двигайтесь с места, пока он не даст сигнал флагом.

— Парни, слышали? — крикнул Брут тем, кто стоял неподалеку от него. — У Цезаря на нас вся надежда. И мы ее оправдаем! Венера Виктрикс, Победоносная! — Пароль, назначенный Цезарем в то утро, Брут проревел во все горло.

На его слова первые ряды отозвались восторженными криками, которые тут же подхватили легионеры, стоявшие в отдалении.

Брут улыбнулся. Боевой дух воинства не оставлял желать лучшего. Но даже это сознание не могло избавить его от сосущего ощущения под ложечкой. Даже если умудренным опытом ветеранам Цезаря, из которых состояли две передние линии, удастся превозмочь менее опытных солдат Помпея — все пойдет прахом, если вражеская кавалерия обойдет их правый фланг. Никто на свете не смог бы устоять против кавалерийской атаки с тыла. Так что действительно все зависело от него и его шести когорт. Великий Митра, пылко думал Брут, ниспошли мне доблесть! Даруй мне успех.

Он соскочил на землю и приказал одному из легионеров отвести лошадь в тыл. В предстоящем бою должны были участвовать только пехотинцы, и Брут намеревался быть в самой гуще. Он не принадлежал к тем военачальникам, которые командуют своими солдатами, укрывшись за их спинами. Вооружившись пилумом и запасным щитом, Брут занял место в шеренге, ободряюще кивнув своим соседям.

Шесть когорт молча ждали под палящими лучами солнца.

Предчувствуя недоброе, Брут пристально всматривался в даль.

Под прикрытием галлов и германцев легкая пехота Цезаря начала отступать. Без прикрытия кавалерии ее мгновенно опрокинули бы и изрубили до последнего человека. Но — заметив это, Брут все же испытал великое облегчение — дисциплина у кавалеристов была железная. То и дело огрызаясь короткими контратаками, заставлявшими противника ослаблять натиск, северные варвары метали последние остававшиеся у них копья в неуклонно надвигавшуюся массу республиканской конницы. Хорошо понимая, что их товарищи-всадники долго не продержатся, пехотинцы бегом пустились наутек мимо отряда Брута, туда, где расположился правый фланг войска Цезаря.

А республиканская кавалерия давила все сильнее и довольно быстро приближалась. Всадники были вооружены лишь копьями и мечами, очень мало у кого имелись щиты, а доспехов не было почитай ни у кого. Фракийцы, каппадокийцы, галаты и представители множества других народностей — все они отчаянно стремились переломить ход сражения в пользу Помпея. А за ними следовала вторая волна атаки — несколько тысяч лучников и пращников.

Брут грыз ноготь. Наступал переломный момент сражения.

Галлы и германцы несли большие потери, но тем не менее держались стойко.

Легкая пехота обогнула когорты Брута и направилась на восток. Если все пойдет так, как запланировано, через считаные мгновения им предстояло вновь воссоединиться со своими товарищами по оружию — конниками.

Изрядно потрепанная кавалерия Цезаря находилась теперь всего лишь в трехстах шагах. Нет, еще нельзя начинать контратаку, думал Брут, слишком далеко, его легионеры не смогут как следует ударить по коннице. Митра, сделай так, чтобы они подошли как можно ближе!

— Сомкнуть строй! — крикнул он ближайшему из центурионов. — Поднять щиты! Пилумы на изготовку!

Его приказ был выполнен немедленно. Загремели, соприкасаясь, щиты, образовавшие сплошную стену. Все легионеры как один вскинули руки вверх, и над стеной щитов заблестели острия копий. На лицах воинов, всматривавшихся в облако пыли перед ними, нельзя было прочесть ничего, кроме решимости.

Только сто пятьдесят шагов отделяли остатки конного отряда галлов и германцев от шести когорт Брута. Уже отчетливо были слышны крики преследовавших их республиканцев. Легионеры начали волноваться, офицеры смотрели на Брута, ожидая приказа.

А Брут не сводил глаз с того места, где находился Цезарь, но видел лишь алый плащ полководца среди кучки его приближенных и телохранителей. А вот треклятого флага не видел. Ну же, шевелись, думал Брут, прислушиваясь к стуку собственного сердца. Дай наконец команду!

Менее ста шагов.

Своя кавалерия уже настолько приблизилась, что было ясно видно пену на крупах взмыленных лошадей и то, с каким трудом держались в седлах раненые. Многие лошади были без всадников. Брут проникся глубоким уважением к жертвенности воинов из союзных племен.

Рассыпавшаяся по равнине конница и поднятая ею пыль все еще надежно скрывали шесть когорт от взглядов противника. Несомненно, это и было одной из целей Цезаря.

Семьдесят шагов.

Пятьдесят.

Еще мгновение — и всадники повернули коней и проехали через разомкнувшуюся перед ними стену щитов. И строй тут же сомкнулся вновь.

«Ну же! — мысленно кричал Брут. — О Митра, больше медлить нельзя!»

Он в который раз принялся искать глазами вексиллум. И на сей раз увидел яростно мечущийся в воздухе клочок алой материи. Как всегда, Цезарь ждал до последнего.

— В атаку! — взревел Брут, вздымая копье. — Бегом!

Его легионеры отозвались нечленораздельным ревом. С первых дней службы в легионах их обучали бегать с поднятыми щитами, и они могли нагнать ужас на любого врага. Особенно на кавалеристов, которые никогда не подвергались атаке пехоты. Тем более что Брут уже несколько недель учил воинов своего отряда колоть кавалеристов копьями в лицо. Новая тактика понравилась легионерам. Между пехотой и кавалерией всегда были напряженные отношения. Даже в своем войске кавалеристы считали себя лучше пехоты и поглядывали на простых легионеров свысока.

Крича во все горло, когорты Брута устремились вперед и возникли из тучи пыли, как серые мстительные призраки.

Республиканские кавалеристы даже не поняли, с чем столкнулись.

Они-то считали, что опрокинули и рассеяли конницу и легкую пехоту Цезаря, вышли в открытый тыл противника и теперь могут разбиться на мелкие отряды и рубить оборонявшихся врагов со спины. Солдаты Помпея, несмотря на неопытность, держались стойко, и легионы Цезаря должны были оказаться между молотом и наковальней. А значит, их ожидала скорая и неотвратимая гибель. Предвидя победу, республиканцы с торжествующими криками неслись вперед.

И наткнулись на стену из щитов длиной в тысячу сто с лишним широких шагов.

Опешившие всадники резко сдержали лошадей.

Легионеры Брута, не останавливаясь, налетели на них. Сотни копий почти одновременно ударили снизу вверх в открытые рты республиканцев, глаза и не защищенные броней торсы. Лошади, получая глубокие раны, начинали биться и сбрасывать наездников. Желая еще сильнее напугать животных, легионеры не прекращали выкрикивать страшные боевые кличи. Не размыкая стену щитов, они отдернули копья и тут же нанесли следующий удар. И еще один. Ошеломленные кавалеристы дрогнули перед этим яростным и полностью неожиданным для них нападением. Вовсе не такое развитие боя рисовали они в своих мыслях.

Шести когортам удалось продвинуться на шаг. Потом еще на шаг.

Брут ощущал себя собакой, вставшей на горячий след. Сейчас нужно было удержать и развить преимущество, достигнутое за счет внезапности удара. Пусть вражеская кавалерия значительно превосходила числом его легионеров, но на стороне цезарианцев было такое мощное оружие, как паника.

— Вперед! — орал он, чувствуя, как набухают вены на шее. — Нажимайте, как можете!

Центурионы и младшие офицеры повторили его приказ.

Пользуясь любой возможностью, легионеры мелкими группами врывались в бреши конного строя противника. Прикрываясь щитами, они орудовали пилумами и вселяли ужас в сердца республиканцев. Время от времени острый меч доставал и кого-нибудь из пехотинцев, но преимущество полностью было на стороне когорт Брута. И очень скоро он увидел самое радостное зрелище, какое только бывает во время сражения. Враги стали оглядываться, высматривая путь к отступлению. Их лица перекосили гримасы испуга. Вместо торжествующих криков теперь звучали панические. Ну давайте, сучьи дети, поворачивайтесь и бегите, взывал про себя Брут. Быстрее! Хватит упираться.

Больше всего это походило на то, как на лету поворачивает большая стая птиц. Поддавшись непреодолимому ужасу, передовые отряды республиканской кавалерии больше не отбивались, а попросту поворотили лошадей, стремясь спастись от безжалостных смертоубийственных копий. С бессвязными криками они устремились назад и налетели на следовавшие за ними эскадроны, которые, ничего не подозревая, готовились беспрепятственно громить тылы Цезаря.

Брут затаил дыхание. Его мутило от нервного напряжения. Если у противника найдутся опытные, решительные командиры, то они сумеют остановить бегущих воинов, заново построить их, обойти его когорты с флангов и ударить в тыл. В таком случае все расчеты и надежды Цезаря пойдут прахом, и армия будет жестоко разбита.

Но, встретившись с волной своих израненных и перепуганных товарищей, изумленные всадники поступили именно так, как поступило бы в подобной ситуации подавляющее большинство людей. Они тоже развернулись и пустились наутек. И сразу же победоносная атака республиканской кавалерии превратилась в бегство. Вздымая огромное облако пыли, конники мчались прочь, куда глаза глядят.

Брут подкинул в воздух окровавленное копье и восторженно заорал. Ему ответили веселые голоса двух тысяч легионеров. Но свою задачу они еще выполнили не до конца, и сражение отнюдь не было выиграно.

Паническое бегство перетрусивших конников оставило наедине с легионерами Цезаря тысячи лучников и пращников, которые должны были поддержать атаку кавалерии. И теперь уже республиканские пехотинцы кричали от страха, увидев сквозь рассеивавшуюся пыль противника, готового к встрече с ними. Между тем за это короткое время отступившие кавалеристы и легкие пехотинцы Цезаря успели перестроиться и устремились в атаку на слабо вооруженного противника. Это была не битва, а бойня. Воины Помпея бежали, их догоняли и убивали.

Ну вот, путь к левому флангу Помпея открыт, радостно думал Брут. Посмотрев по сторонам, он понял, что это ясно и всем его воинам. Пришла пора нанести главный, сокрушительный удар.

— В атаку! — закричал бежавший во главе колонны Брут. — Покажем этим слабакам, на что способны настоящие бойцы!

От края республиканских позиций их отделяло не менее полумили, но воины Брута мчались вперед, как спущенные с поводков гончие. На бегу Брут смог заметить, что двинулась вперед и третья линия. Цезарь завершал игру, вводя в бой все свои силы. Резерв обеспечивал мощную поддержку легионерам двух передовых линий, вступившим в сражение в самом начале.

Теперь Брута больше всего тревожил возможный ответ Помпея на его атаку. По всей вероятности, тот, как и Цезарь, не вводил пока что в бой свою третью линию, а это значило, что наступление его когорт могло встретить мощный отпор резерва республиканцев. Тем больше причин торопиться, думал Брут, заставляя себя ускорить бег. В тяжеленной кольчуге и бронзовом шлеме с поперечным гребнем, с массивным щитом бежать было очень непросто. Солнце нагревало сухую равнину с самого рассвета и сейчас подходило к зениту. Раскаленный воздух обжигал горло. Большинство легионеров не пили уже несколько часов. И все же никто не останавливался.

Именно сейчас, в эти мгновения решался исход битвы.

У Цезаря на них была вся надежда.

Через час Бруту стало точно известно, что в этот день Фортуна перешла на их сторону. Оказалось, что, к счастью для Цезаря, Помпей сразу ввел в бой все три линии своей пехоты против двух линий противника. И это решение, принятое потому, что в войске было мало опытных воинов, лишило республиканского военачальника резервов, которые могли бы отразить фланговую атаку Брута. Кроме того, его кавалерия разбежалась, а лучников и пращников изрубили. Шесть когорт Брута обрушились на беззащитный левый фланг Помпея, как волки на беспомощных овец. И те, как и положено овцам, ударились в панику.

Спустя считаные мгновения на фронт республиканцев навалилась третья линия армии Цезаря, и судьба сражения была решена. Брут все же не мог отказать в уважении легионерам противника — они стойко держали строй и отчаянно отбивались, а не спасались бегством. А вот союзники Помпея вели себя по-другому. Увидев поражение своей кавалерии, они покинули позиции и бросились назад в лагерь. А легионы Цезаря развивали наступление. Шаг за шагом они продвигались вперед, и боевая стойкость противника постепенно сходила на нет.

Брут оскалил зубы в безжалостной усмешке. Поражение всегда начинается в тылу, когда те, кто там находится, видят, что их стоявших впереди товарищей бьют, и начинают оглядываться. Позади стояли оптионы и другие младшие офицеры, вооруженные длинными палками — чтобы не допустить отступления без приказа. Но их было слишком мало для того, чтобы остановить массу людей, если начнется паника. А она не могла не начаться. Разгромленные легионы Помпея — и первым их главнокомандующий — неорганизованной толпой бежали с поля. Им удалось укрыться в безопасном (как они считали) месте — за стенами своего лагеря, но страх их еще усилился, когда они увидели, что воины Цезаря без промедления приступили к подготовке осады. Но она не потребовалась: после ожесточенной, но короткой схватки наступающие овладели воротами, так что Помпею и его солдатам пришлось вновь спасаться бегством.

Измученные легионеры продолжали упорно преследовать побежденного противника. Для этого самому Цезарю пришлось убеждать их, и ему это удалось. Нельзя было дать врагам перевести дух, отдохнуть, перевязать раны, наесться досыта и утолить жажду. Победа, думал Брут, должна быть полной, иначе это не победа. Снова, в который раз, Цезарь вырвал победу из челюстей поражения, на сей раз используя выдуманную им самим тактику, какой не знала еще история войн.

Глотая теплую мутную воду из кожаного бурдючка, Брут усмехался.

Теперь оставалось лишь взять в плен Помпея, и гражданская война будет окончена.

Но сбыться этому было не суждено. В плен попало двадцать четыре тысячи рядовых легионеров, множество высокопоставленных офицеров и даже несколько сенаторов, но Помпей той же ночью сбежал почти со всем своим ближайшим окружением, в которое входили Петрей, Афраний и Лабиен, в прошлом — друг Цезаря и его надежный помощник во время галльской войны.

Назавтра, рано утром, Брут смотрел на поле боя с ближнего холма. Рядом с ним, ошеломленная, безмолвная, стояла Фабиола. Да, это сражение было не столь кровопролитным, как бой при Алезии, но и здесь погибло очень много народу. Под холмом лежали убитыми более шести тысяч республиканских легионеров; потери армии Цезаря составили свыше тысячи двухсот. А трупы союзников республиканцев никто и не считал; они валялись по полю, ничего не знача после смерти, так же как и в жизни. Небо потемнело от слетевшихся со всех сторон стервятников, орлов и других хищных птиц.

— И что, все эти трупы оставят тут разлагаться? — спросила Фабиола, у которой душа болела от этой мысли.

— Нет. Видишь? — Брут протянул руку. На равнине небольшие, по несколько человек, группы легионеров складывали множество ровных куч хвороста. — Похоронные костры, — пояснил он.

Фабиола закрыла глаза и, словно наяву, почувствовала смрад горящей плоти.

— Значит, все кончено?

Брут тяжело вздохнул.

— Боюсь, что нет, любовь моя.

— Но ведь… — Фабиола указала на усеянное трупами поле. — Неужели все еще мало убитых?

— Потери ужасны, — согласился Брут. — Но и оптиматы так просто не сдадутся. Говорят, что они уже уплыли или вот-вот уплывут в Африку, где у республиканцев тоже большие силы.

Фабиола кивнула. Провинция Африка была единственным местом, где Цезарь потерпел решительную неудачу. Год тому назад Курион, бывший трибун и верный союзник Цезаря, допустил глупейшую ошибку, позволив заманить себя далеко от побережья в бесплодную глубь страны. Там он и погиб вместе со всей армией под ударами кавалерии царя Нумидии, союзника республиканцев.

— Значит, еще одна кампания, — сказала она, горько сожалея, что кровопролитие будет продолжаться. И только когда наконец восстановится мир, она сможет вернуться к своим планам мести Цезарю. — Да?

— Да, — коротко ответил Брут. И добавил: — Но ты в любой момент можешь вернуться в Рим. Я позабочусь о том, чтобы у тебя была надежная защита.

Обрадованная этими словами, Фабиола поцеловала его в щеку.

— Я останусь с тобой, любовь моя. — Она все еще страшилась тех опасностей, которыми мог угрожать ей гораздый на жестокие пакости Сцевола. — А что будет дальше с Помпеем?

Брут нахмурился.

— Разведчики говорят, что он отделился от остальных и отправился на восток, к Эгейскому морю. А оттуда, я думаю, он поплывет в Парфию или Египет.

Фабиола вопросительно взглянула на любовника.

Этот человек так просто не сдастся. Он будет искать новую сильную поддержку.

— Неужели это никогда не кончится! У Помпея два сына в Испании. Они наверняка присоединятся к мятежу! — в отчаянии воскликнула Фабиола. — Африка, Египет, Испания… Неужели Цезарь сможет воевать сразу на трех фронтах?

— Конечно, — улыбнулся Брут. — И победит. Мне подсказывает сердце, а оно не ошибается.

Фабиола промолчала. Ее захлестнуло отчаяние. Если Цезарь и в самом деле способен победить так много врагов, значит, он величайший полководец, какого только знает мир. Неужели можно надеяться отомстить столь могущественному человеку? Брут любил ее, в этом она не сомневалась, но было маловероятно, чтобы он когда-либо согласился предать Цезаря. А шанс найти кого-нибудь другого у нее вряд ли появится. Фабиола печально смотрела на лежавшую внизу равнину, словно ожидая подсказки. Долго ничего не случалось. Но вдруг она увидела одинокого ворона, отделившегося от множества других птиц, паривших в потоках теплого воздуха, поднимавшегося от раскаленной солнцем земли. Фабиола долго, пристально наблюдала за ним. А потом ее осенило. Благодарю тебя, Митра, мысленно провозгласила она. Худший враг человека всегда скрыт в нем самом. И потому Брут со своими единомышленниками все равно останется ключом, с помощью которого она достигнет своей цели.

— Если он добьется успеха, — задумчиво произнесла Фабиола, — ему уже нельзя будет верить. Рим должен остерегаться Цезаря.

— Что ты имеешь в виду? — растерянно и даже сердито спросил Брут.

— Честолюбие столь высокоодаренного человека не знает границ, — ответила Фабиола. — Цезарь провозгласит себя царем.

— Царем?

Это короткое слово было ненавистно каждому римскому гражданину. Почти пятьсот лет назад жители Рима совершили самый величественный свой поступок — свергли и изгнали из города последнего монарха.

Фабиола знала еще одну жизненно важную для нее подробность.

Одним из главных героев тех событий был непосредственный предок Брута.

И сейчас она, ликуя в душе, заметила, как Брут внезапно побледнел.

— Этого не может быть, — пробормотал он.