Глава XXII
НОВОСТИ

Пираты с корабля, только что прошедшего между двумя внушительными башнями в окруженную мощными стенами гавань Каны, были настроены мрачно. Недавно захваченные олибанум и черепаховые панцири лежали в трюме, а оружие прикрывали запасные паруса на палубе. Однако сколько-нибудь внимательный досмотр сразу показал бы, какого рода экипаж управляет судном. Три десятка пиратов, конечно, были сильными бойцами, но солдат, патрулировавших зубчатые стены, было значительно больше, так что о сопротивлении в случае чего думать не стоило.

Ромул, как и все, следил за бдительными часовыми и, как и все, чувствовал себя неуютно. Ничуть не улучшало настроения и то, что они с Тарквинием не доверяли ни одному из своих товарищей. За одним-единственным исключением: Мустафа, гигант с сальными волосами, едва не утонувший в порту Барбарикума, проникся неожиданной преданностью к Ромулу и ходил за ним, как собачонка. Но все остальные — с кожей самых разных оттенков коричневого и черного цветов — были грубыми моряками или кровожадными беглыми рабами из самых разных мест, от Индии до берегов Эритрейского моря. А самым жестоким и вероломным из них был Ахмед, капитан-нубиец. К сожалению, от него во многом зависели их судьбы. Но все же, благодаря иногда везению, иногда хитрости, они прожили еще два года.

Когда корабль скользил между башнями, Тарквиний толкнул Ромула локтем; прочие моряки встревоженно заговорили. У всех имелось серьезное основание для беспокойства — между зубцами стен торчало на кольях множество человеческих голов, и полностью разложившихся, и совсем свежих. Это было весьма наглядное предупреждение властей Каны всем, кто входил в порт.

— Вероятно, пираты, — понизив голос, сказал гаруспик.

— То есть мы, — ответил Ромул, посмотрев на своего друга и подумав, как должен выглядеть он сам.

Обжигающе горячее солнце окрашивало любой открытый клочок кожи в густой цвет красного дерева. Как и все моряки, Ромул ходил по палубе в одной набедренной повязке, его ноги загрубели и покрылись твердыми мозолями. Сильно отросшие черные неухоженные кудри обрамляли красное лицо с большой бородой. Он стал зрелым двадцатилетним мужчиной. Под смуглой кожей, покрытой шрамами, оставшимися от множества сражений, играли сильные мышцы. На правой руке чуть ниже плеча, на месте проклятого рабского клейма, красовалась татуировка, на которой был изображен Митра, убивающий быка.

За время, проведенное с пиратами, Тарквиний очень много узнал о воинской религии. Ее догматы храбрости, чести, истины и, конечно, равенства между собой всех приверженцев очень приглянулись и Ромулу. Он с удовольствием принял митраизм и обнаружил, что эта вера помогает легче переносить скорбь по Бренну. Ромул теперь ежедневно молился; татуировка также свидетельствовала о его преданности новой религии. А если им суждено когда-нибудь добраться до Рима, она должна была неплохо скрыть грубый шрам, из-за которого они пережили столько бед в Маргиане. «Рим…» — с тоской думал он.

— Придется сидеть тихо, как мыши, — мрачно сказал Тарквиний, возвращая Ромула в Кану.

Ахмед тоже казался встревоженным, но корабль уже несколько недель плыл вдоль бесплодного аравийского побережья, и запасы пищи и воды почти иссякли. Так что приходилось рисковать.

Рядом с большими торговыми судами покачивались, стоя на надежно закрепленных якорях, множество таких же, как у них, дау. По длинному причалу сновало, загружая и разгружая корабли, множество людей с туго набитыми мешками на плечах. Звуки беспрепятственно разносились над водой: распоряжения купцов — хозяев грузов, женский смех, возмущенный рев мулов.

А в дальнем конце гавани возвышалась зловещая на вид крепость. Даже в Барбарикуме не было такой могучей твердыни. На стенах ее виднелось множество солдат в конических шлемах, вооруженных копьями и круто изогнутыми луками.

— Наверно, там есть что охранять, — заметил Ахмед и подбородком указал на внушительное строение. При этом его золотые серьги закачались. Мускулистое тело нубийца покрывала густая сетка шрамов, казавшихся белыми на фоне кожи цвета эбенового дерева; у него был широкий приплюснутый нос и толстые губы. На поясе он всегда носил саблю с зазубренным от соленой воды клинком.

— Кана — один из крупнейших городов на юге Аравии, — сообщил Тарквиний. — В округе добывают олибанум, свозят его сюда на верблюдах и продают купцам. А те везут его дальше, в Египет.

Египет! Ромул изо всех сил старался не выдать владевшего им волнения. Этот порт являлся важной вехой на их пути. Сейчас они были ближе к Риму, чем за все время, прошедшее с тех пор, как покинули Карры.

Лицо нубийца тоже оживилось.

— Значит, отсюда много кораблей идет на запад.

Темные глаза Тарквиния на мгновение сверкнули от радости, что Ахмед, судя по всему, намерен продолжить рейс. «Благодарю тебя, Митра. Ты уже привел нас сюда, — мысленно произнес он. — Так позволь же нашему странствию благополучно продолжиться дальше».

После того как Ромул сначала победил, а потом спас Мустафу, друзьям предложили присоединиться к пиратам, на что они с готовностью согласились. Да и трудно было отказаться, когда на выбор предлагают либо возможность приблизиться к дому, либо верную смерть. Впрочем, жизнь на борту дау была весьма скучной, а район, в котором плавал корабль, — очень ограниченным. В отличие от торговых судов — их добычи, которые проходили многие сотни миль от Индии до своей родины, корсары предпочитали не слишком удаляться от базы — болотистого острова в дельте Инда. У них просто не было в этом нужды, поскольку суда с богатым грузом постоянно курсировали в морях близ Барбарикума. И лишь через два года, когда добыча в этом районе почему-то сделалась скудной, Ахмед решил отправиться на запад с попутным муссоном.

Ромул втайне ликовал, и даже сдержанный Тарквиний радовался.

Когда корабль подошел поближе к причалу, там появился коренастый человек, одетый в чистую белую мантию, державший в руках дощечку и стилос. Он что-то кричал и нетерпеливо махал руками, указывая на свободное место, где дау могла бы бросить якорь.

— Портовый надзиратель, — заметил Тарквиний. — Он мог бы порассказать много полезного.

— И наврать с три короба, — отозвался Ахмед.

Судно причалило рядом с толстопузым купеческим кораблем.

— В этом городе не болтать лишнего. Всех касается! — Ахмед окинул своих матросов злым взглядом.

Они согласно закивали — успели, видимо, заметить, как здесь осуществляется правосудие.

— Уплатим портовые пошлины и сразу будем грузить провизию, — распоряжался Ахмед. — Этим займутся шесть человек.

Матросы уставились в палубу — никому не хотелось откладывать прогулку по берегу.

Ничуть не смущенный их поведением командир попросту выбрал тех, кто оказался поближе к нему. Ромулу, Тарквинию и Мустафе удалось избежать наряда на работу.

— Остальные могут делать, что хотят, но чтобы неприятностей не было! Мечи на берег не брать. Только ножи. — Ахмед погрозил пальцем и добавил: — Любой, кто не вернется за час до темноты, останется здесь.

Лица моряков, собравшихся провести день на берегу, расплылись в широких улыбках. Уже много недель никто не пил спиртного и не заглядывал в бордель. И то, что они пришли в порт ранним утром, никого не смущало. У тех же, кому предстояло остаться на корабле, был несчастный вид.

Ромул сначала хотел надеть кольчугу, которую купил в Барбарикуме, но решил ограничиться рваной военной туникой. Его ржавые доспехи наверняка привлекли бы к себе слишком много внимания. Без оружия он чувствовал себя голым, но оставил лишь привешенный к поясу кинжал. Точно так же снарядился и Тарквиний. Год назад с ним случился солнечный удар, после которого он наконец прекратил носить под одеждой кирасу, но все еще отказывался сменить свою отороченную кожей юбку на набедренную повязку. Часть команды уже съехала на берег в лодке. Два друга отправились со следующим рейсом; за ними, как верный щенок, увязался Мустафа. Ромул давно уже не пытался отвадить его.

На дощатом причале бесконечной чередой тянулись груды товаров. Тюки ткани, окрашенной в пурпур, были сложены возле куч черепаховых панцирей, кип листовой меди и штабелей досок. Сильно и резко пахли ряды туго набитых развязанных мешков. Покупатели запускали туда руки, чтобы лучше ощутить запах предлагаемых на продажу специй и благовоний.

— Олибанум, мирра и киноварь, — сказал, принюхиваясь, Тарквиний; его глаза ярко сияли. — Если бы мы завладели этим, то разбогатели бы так, как нам и не снилось.

— И охраны нет! — изумился Ромул.

— У них есть вот это. — Тарквиний кивнул в сторону крепости. — А еще при входе в гавань имеется цепь, которую можно поднять и остановить любое судно.

Ромул почувствовал, как в нем растет тревога.

Но гаруспик, казалось, совсем не волновался, и юноша быстро успокоился. К тому же после столь долгого плавания пребывание в городе возбуждало нервы.

Покинув порт, они оказались на узких и грязных улицах Каны, вдоль которых тянулись выстроенные из кирпича-сырца трех- и четырехэтажные здания. Первые этажи, как и в Риме, были заняты лавками. Рядом с мясниками торговали и работали столяры, брадобреи, булочники, продавались фрукты и другая еда.

Женщин почти не было, если не считать полуодетых проституток, которые, стоя в дверях, без устали зазывали клиентов. Среди мужчин больше всего было арабов с коричневой кожей в заметных издалека белых хламидах, а также индийцев в набедренных повязках и тюрбанах. Попадались иудеи и финикийцы, а также люди с черной кожей и аристократическими лицами с высокими скулами.

— Смотри, они совсем не похожи на Ахмеда, — сказал Ромул, толкнув Тарквиния локтем.

— Они из Азании, это далеко на юг от Египта. Там, говорят, невероятно красивые женщины.

— Ну так давайте найдем публичный дом, — проворчал Мустафа. — Я уже и забыл, когда вставлял!

— Сначала в таверну, — возразил Ромул, которого замучила жажда. — Только попроще.

Тарквиний кивнул, а Мустафа не стал спорить.

Они свернули с главной улицы, и вскоре фасады домов сделались грязнее, а лавки — беднее. Зато борделей здесь было еще больше, и глаза Мустафы все сильнее заплывали похотливым сальцем. Многочисленные уличные мальчишки требовали подаяния. Ромул, прижимая рукой кошелек, делал вид, будто не замечает их, и осторожно шел дальше, смотря под ноги, чтобы не наступить на выброшенные из окон человеческие экскременты.

— Совсем как в Риме, да? — рассмеялся Тарквиний.

Ромул брезгливо скривился.

— Смрад точно такой же.

Долго искать им не пришлось — подходящая таверна подвернулась почти сразу. Передняя стена в помещении отсутствовала, пол покрывал толстый слой песка, который должен был впитывать пролитый алкоголь и кровь. Вся меблировка состояла из маленьких столиков и хрупких табуреток. В глубине зала было темно, свет с улицы туда не проникал, зато горели несколько масляных светильников, подвешенных к низкому потолку. Большинство посетителей составляли арабы, хотя попадались и представители других национальностей. Ромул протиснулся к деревянной стойке, а Тарквиний и Мустафа заняли столик в углу. На них обратилось множество любопытных взглядов, но никто не попытался завязать беседу, что вполне устроило Ромула. Когда же он подошел к столику с кувшином и тремя глиняными чашами, то почувствовал спиной пристальный взгляд, который, пожалуй, мог бы прожечь дыру в его тунике. Ромул, не оборачиваясь, наполовину вынул из ножен кинжал и медленно вдвинул его на место.

Тарквиний, не обращая ни на что внимания, попробовал вино и скорчил гримасу.

— Похоже на самый поганый ацетум, смешанный с лошадиной мочой.

— Ничего другого у них нет, — парировал Ромул. — И за это содрали хорошие деньги, так что придется пить.

Мустафа расхохотался и одним глотком опрокинул в себя содержимое чашки.

— Я лучше уж пойду к девкам. Наведаюсь в те бордели, — сказал он. — Обойдетесь без меня?

— Вполне. — Ромул снова обвел взглядом помещение и не обнаружил непосредственной опасности. — Увидимся здесь же.

Мустафа чуть заметно кивнул и исчез.

Вскоре вино уже казалось не таким отвратительным. Ромул поднял чашу и произнес про себя тост в честь Бренна. За время, проведенное на пиратской дау, он много думал и вновь и вновь вспоминал последний дар, полученный от галла. За минувшие годы боль утихла, и хотя Ромул все еще чувствовал скорбь, но понимал, в каком огромном, неоплатном долгу он перед Бренном. Если бы его друг не пожертвовал собой, не сидеть бы ему сейчас здесь. И Ромул был уверен, что Митра не мог не воздать Бренну по заслугам.

Еще он постоянно думал о доме. У него даже в животе теплело, когда он представлял себе, как увидит Рим и Фабиолу. И даже Юлию, подавальщицу из таверны, с которой он познакомился в ту роковую ночь.

— Добро пожаловать в Кану, — произнес кто-то на латыни.

Ромул, только-только отхлебнувший вина, чуть не поперхнулся. Покраснев, он обернулся к говорившему.

Из-за соседнего столика встал высокий мужчина с длинным лицом и коротко подстриженными волосами. Его спутники, трое крепких мужчин, вооруженных мечами, оставались на своих местах.

— Мы знакомы? — холодно осведомился Тарквиний.

— Нет, друг, — ответил незнакомец, поднимая руки в общепринятом мирном жесте. — Мы никогда прежде не встречались.

— Что же тебе угодно?

— Поболтать по-дружески, — сказал тот. — Нечасто удается встретить в Кане римлян.

Ромулу удалось овладеть собой.

— А кто же сказал тебе, что мы римляне? — проворчал он.

Незнакомец указал пальцем на отороченную кожей юбку Тарквиния и тунику Ромула, которая хотя и выгорела на солнце, но все же сохранила свой красновато-коричневый цвет.

Друзья промолчали, опасаясь подтвердить догадку.

Но римлянин не отступал.

— Меня зовут Луций Вар, оптион и ветеран Седьмого легиона, — представился он. — А еще я совладелец торгового судна и каждый год плаваю в Египет и Аравию, покупаю и продаю.

Судя по качеству ткани туники и большому перстню с изумрудом, который Вар носил на руке, его торговые дела шли успешно.

Ромул не мог больше сдерживать любопытство.

— Чем же ты торгуешь?

— Здесь любят итальянское вино, оливковое масло, греческие статуи и медь, — ответил Вар. — А в Египте и Италии всегда большой спрос на олибанум и мирру. Ну и конечно, черепаховую кость и древесину.

Рим, взволнованно думал Ромул. Этот человек совсем недавно прибыл из Рима.

— А вы, наверное, не торговцы? — поинтересовался Вар.

Выспрашивает, думал Ромул. Но от короткой беседы вряд ли можно ожидать вреда.

— Нет, — ответил Тарквиний, принимая непринужденный вид. — Мы возвращаемся в Италию.

— И как давно вы ее покинули?

— Пять лет назад, — изменившись в лице, сказал Ромул.

— Неужели? — воскликнул Вар. — Даже путь в Индию и обратно занимает меньше двенадцати месяцев.

Ромул и Тарквиний переглянулись.

— Мы воевали у Красса, — медленно произнес Тарквиний.

— Клянусь детородным членом Вулкана! — Вар открыл рот, закрыл и лишь потом выдавил: — Вы дезертиры?

— Думай что говоришь! — громыхнул кулаком по столу Ромул.

— Мир, друг, мир. Я не хотел вас оскорбить, — быстро произнес Вар умиротворяющим тоном.

Встревоженные вспышкой его собеседника, спутники Вара встали из-за стола, но он поднял руку, и они вновь уселись. Вар же многозначительно взглянул на трактирщика, и на столе тут же появился кувшин вина. Вар налил себе и сделал глоток, чтобы показать собеседникам, что вино можно пить безбоязненно.

— Попробуйте-ка вот этого, — предложил он. — Лучшее фалернское. Я сам привез его сюда.

Тарквиний с сомнением попробовал, и тут же хмурая гримаса на его лице сменилась широкой улыбкой. Ромул, успокоившись, протянул руку к кувшину и налил себе полную чашу. Уже много лет ему не доводилось пить ничего такого, что было бы на вкус заметно лучше уксуса.

— Под Каррами погибли не все легионеры Красса, — сообщил Тарквиний. — Десять тысяч, и нас в том числе, взяли в плен.

— Тогда по Риму ходили ужасные слухи! — воскликнул Вар. — Но вскоре об этом забыли. Что же случилось с вами?

— Парфяне угнали нас на полторы тысячи миль дальше на восток, — с горечью сказал Ромул. — В места, о которых даже боги давно забыли.

— Что же это за места?

— Маргиана.

Было видно, что Вар заинтересовался не на шутку.

— Мы были там пограничной стражей, — продолжал Ромул. — Постоянно сражались с врагами парфян — согдийцами, скифами и индийцами.

— Клянусь Юпитером, вам не позавидуешь, — пробормотал Вар. — Тем более что многие из легионеров Красса уже почти дослужились до почетной отставки. — Он отхлебнул вина. — А вы, судя по всему, смогли бежать?

Ромул кивнул, в который раз с горечью вспомнив, какой ценой далось им это бегство.

Вар обратил внимание на выражение его лица.

— Полагаю, ваше странствие было нелегким.

— Да, — коротко бросил Ромул, решив ничего больше не объяснять. — Но в конце концов мы добрались до Барбарикума.

Как любой торговец, Вар слышал об этом городе.

— А дальше?

— Нанялись на торговый корабль, направляющийся в Аравию со специями и древесиной, — уверенно солгал Тарквиний. — И попали сюда по дороге.

— Клянусь Юпитером, вы обошли весь мир! — с искренним изумлением воскликнул Вар. — А я-то подумал, что вы просто стражники с какого-нибудь еще из римских кораблей.

Ромул, вновь вспомнивший о Бренне, вынул кинжал и положил его перед собой на стол. Вар сидел с ним рядом, и он успел бы его зарезать, прежде чем спутники римлянина поняли бы, что происходит.

— Мне не нравится, когда меня обвиняют во лжи, — прошипел Ромул.

Тарквиний в упор взглянул на Вара.

— Понимаешь ли, нам пришлось преодолеть очень много трудностей.

— Конечно, — быстро ответил тот. — Ваш рассказ изумителен.

— Думай что хочешь, — спокойно сказал Тарквиний. — Все это чистая правда. И нам повезло. Остальные бедняги все еще торчат в Маргиане, если живы, конечно.

Вар снова окинул их оценивающим взглядом. На сей раз он отметил действительно усталые лица обоих, истрепанную чуть ли не в клочья военную тунику Ромула и дыры в юбке Тарквиния. Ни один ни другой на самом деле не походили на стражников, каких богатые купцы нанимают для охраны своих драгоценных грузов.

— Примите мои извинения, — сказал он, наливая до краев глиняные чаши. — За тех, к кому благосклонны боги, — провозгласил он, поднимая свою чашу.

Ромул убрал кинжал в ножны, и они втроем выпили.

Некоторое время все молчали.

— Значит, вам неизвестно, что происходит в Риме, — нарушил молчание Вар. — Там нехорошо.

— Мы ничего не знаем, — вскинулся Ромул.

Тарквиний тоже не скрывал своего любопытства.

— Расскажи, — обратился он к Вару.

— Уже года четыре назад отношения между Помпеем и Цезарем стали портиться, — сказал Вар. — Все началось после того, как умерла Юлия, жена Помпея и дочь Цезаря. Об этом вы слышали?

Ромул кивнул. Эти новости дошли до них, когда армия Красса еще находилась в Малой Азии.

— Потом Красс погиб, и равновесие триумвирата нарушилось. — Вар нахмурился. — Но Цезаря полностью поглотила кампания в Галлии, так что Помпей получил определенную свободу действий. Некоторое время он держался в тени. Тогда все политики, которые суетились на Семи холмах, из кожи вон лезли, пытаясь добиться должностей. Они шли на все — подкупали, запугивали, даже прибегали к насилию. Преступники совсем распоясались, то и дело случались бунты. А главными виновниками всего этого были Пульхр и Милон. Их банды постоянно воевали за контроль над городом. На улицу стало опасно выходить не только ночью, но и днем.

— Похоже, в Риме творились страшные вещи, — сказал Ромул. Он слушал внимательно, не пропуская ни одного слова. В его памяти вновь возникло видение, которое пришло к нему, когда он глядел на распятого подле дороги легионера.

— Именно так, — подтвердил, скорчив гримасу, Вар. — А самое худшее началось после того, как нанятые Милоном гладиаторы убили Пульхра. Это случилось почти три года назад.

— Он, кажется, уже давно нанимал гладиаторов… — Ромул хорошо помнил, что едва ли не все, с кем ему приходилось иметь дело в лудус, мечтали попасть на службу к Милону.

— Совершенно верно, — отозвался Вар. — Но с этим убийством они хватили через край. Последователи Пульхра пришли в совершенную ярость. На Римском Форуме произошло жестокое побоище, погибли сотни людей. Здание Сената спалили дотла!

Ромул побледнел. Оказывается, его видение и впрямь оказалось вещим. Он взглянул на Тарквиния, тот ответил ему чуть заметной улыбкой, которая нисколько не успокоила Ромула.

Вар, не заметив, как друзья обменялись взглядами, продолжал свой рассказ:

— После этого у Сената не осталось выбора. Помпея сделали единственным консулом и провозгласили диктатором. Он прислал легион под командованием Марка Петрея, чтобы подавить волнения. — Видя потрясенные лица слушателей, Вар нахмурился. — Понимаю, о чем вы думаете. Как же — солдаты в столице! Но волнения прекратились. А после того как Милона сослали в Массилию, несколько месяцев все было спокойно.

Ромул попытался расслабиться. По словам Тарквиния, Фабиола смогла уцелеть во время уличных боев. Остается надеяться, что она и сейчас в безопасности. Митра, думал он, и Юпитер Оптимус Максимус, позаботьтесь о моей сестре!

— Только Катон и оптиматы никак не унимались, — продолжал Вар. — Они требовали вызвать Цезаря в Рим и предать суду за многочисленные злоупотребления властью во время его предыдущего консульства и за то, что он превысил свои полномочия при завоевании Галлии. Ну а Цезарь боролся за должность — все равно какую, лишь бы она могла укрыть его от судебного преследования. Во время кампаний он сказочно обогатился и принялся подкупать политиков — таких, кто отказывался брать у него деньги, оказалось не так уж много.

— Разумно, — заметил Тарквиний.

— Да и сторонники Цезаря не раз сводили на нет попытки оптиматов загнать его в угол, — согласился Вар. — И потому Сенат то и дело заходил в тупик.

— А Помпей поглядывал на все это со стороны? — полюбопытствовал Ромул.

— Именно так. Он то ссылался на болезнь, то просто пропускал важные заседания. — Вар пожал плечами. — Я думаю, он пытался избежать неприятностей.

— Или знал, что произойдет потом, — добавил Тарквиний.

— Может, ты и прав, — с тяжелым вздохом согласился Вар. — Но так или иначе, Помпей в конце концов все же присоединился к оптиматам и всем прочим, кто жаждет крови Цезаря. Девять месяцев назад декрет, призывавший Цезаря в Рим, на суд, не прошел только из-за того, что Курион, трибун, состоящий у Цезаря на жалованье, наложил на него вето. Потом было еще несколько попыток. Рано или поздно такой декрет все-таки протолкнут.

— То есть Цезаря загоняют в угол, — сказал Ромул. Услышанное не на шутку встревожило его. С тех пор как он покинул Рим, положение сильно изменилось. К худшему. Если ему действительно удастся вернуться, что с ним будет? А с Фабиолой? Внезапно оказалось, что ему нужно думать не только о мести, но и о многом другом.

Вар задумчиво кивнул.

— Декрет они, может, и примут, вот только вряд ли Цезарь покорно пойдет на заклание.

— Ты думаешь, начнется война? — напрямик спросил Ромул.

— Кто знает? — ответил Вар. — Но когда я уезжал, на улицах и в термах говорили только об этом.

Ромулу хотелось, чтобы верх взял Цезарь. Почему — он не мог объяснить даже самому себе. Может быть, из-за того жестокого массового гладиаторского сражения, в котором они с Бренном приняли участие. Этот бой оплатил Помпей. Против обычаев, в этом бою гладиаторов заставили убивать своих противников, и в тот день их погибло множество. Нет, дело не только в этом, решил Ромул. В отличие от Красса Цезарь, по слухам, был полководцем, умевшим вдохновить своих людей; за ним следовали с охотой. К тому же Ромулу не нравилось, когда толпа начинает жестоко преследовать кого-то. С ним самим такое уже случалось — в лудус и в Маргиане.

В отличие от Ромула Тарквиний в первый момент обрадовался, что Республика оказалась в тяжелом положении. Государство, которое подмяло под себя страну этрусков и уничтожило его народ, само находилось на краю гибели. Но вдруг он нахмурился. Да, он ненавидел Рим, но, пожалуй, безвластие в нем было вовсе не желательно. Если Республика падет, что придет ей на смену? В голове Тарквиния ясно, как звон храмового колокольчика, прозвучал голос Олиния, и по спине пробежали холодные мурашки. «Цезарь должен помнить, что он смертен! Об этом должен будет сказать ему твой сын!»

Он искоса взглянул на Ромула. Неужели именно поэтому Митра хранил их все эти годы?

И тут Тарквиния осенило. Как же он не догадался прежде? Он снова взглянул на Ромула, который был для него… все равно что родной сын.

А в следующее мгновение гаруспик напрягся, почувствовав приближение опасности.

— Хорошо бы выйти в отставку, прежде чем все это начнется, — с наигранным весельем сказал Вар. — Не представляю, как можно сражаться с другими италиками?

Его собеседники ничего не ответили. Ромул снова углубился в мечты и воспоминания о Риме. Тарквиний тоже задумался, глядя куда-то в пространство.

Вдруг Вар широко улыбнулся.

— А почему бы вам не остаться у меня? Я буду хорошо платить.

Тарквиний повернулся и посмотрел ему в лицо.

— Благодарим тебя, но мы не можем.

Ромул, старавшийся не выдать разочарования, увидел, что лицо гаруспика приняло хорошо знакомое ему выражение, которое часто извещало о том, что Тарквиния постигло откровение. Как юноше ни хотелось возразить, но он прикусил язык. Что-то случилось или должно было случиться.

Тарквиний допил свою чашу и поднялся.

— Благодарим тебя за вино, — сказал он. — Да будет твое путешествие удачным. А мы должны идти. — Он кивнул в сторону выхода, показывая Ромулу, что надо подниматься. Оставив изумленного Вара за столом, они быстро вышли на улицу.

— Что случилось?

— Точно не знаю, — ответил Тарквиний. — Какая-то серьезная опасность.

Они едва успели пройти несколько шагов, как услышали приближавшийся топот сандалий. Выйдя из переулка на широкую улицу, друзья сразу увидели пирата с их дау, иудея Зебулона — одного из тех, кого Ахмед оставил заниматься погрузкой.

— Что случилось? — крикнул ему Ромул.

Зебулон остановился, тяжело дыша.

— Быстро на корабль!

— В чем дело? — спросил Тарквиний.

Зебулон подошел к ним и лишь тогда прошептал:

— Таможня. Обыскивают все корабли.

Никаких других объяснений не требовалось.

И опять, в который раз, Ромул изумился способностям гаруспика. Но тут же вспомнил об их спутнике.

— Мустафа! — воскликнул он. — Где его искать?

— Да тут по меньшей мере дюжина публичных домов, — ответил Тарквиний. — Мы не сможем обойти их все.

Ромул инстинктивно вскинул голову и всмотрелся в узкую полоску неба, просвечивавшего между тесно сблизившимися крышами. Ничего. Расстроенный, он повернулся к Тарквинию.

— Мы не можем бросить его.

— Нет времени, — пробормотал гаруспик. — К тому же Мустафа — сам хозяин своей судьбы. Его возьмут на любой корабль.

Зебулон также не выказал желания искать пропавшего матроса.

Ромул кивнул. Сейчас все происходило не так, как в тот раз, когда они оставили Бренна на поле сражения. К тому же после пяти лет пребывания в аду он совершенно не хотел, чтобы его схватили как пирата. А ведь если олибанум, награбленный в прибрежных деревнях, обнаружат, именно так и случится. Тогда их головы тоже выставят на кольях на крепостной стене. Поняв это, он, опередив Зебулона и Тарквиния, принялся усердно расталкивать прохожих. Со всей возможной скоростью они пробирались по лабиринту улиц.

На причале собралась большая толпа, оттуда доносились возбужденные голоса и крики. Как и во всем мире, жители Каны были рады хоть ненадолго отвлечься от скучных будней и необходимости зарабатывать себе на жизнь ради возможности полюбоваться чужим несчастьем.

Ромул издалека увидел портового надзирателя, которого сопровождали еще несколько чиновников и целая толпа солдат. Он, яростно жестикулируя, требовал чего-то от человека, стоявшего на носу большого корабля, пришвартованного около лавок купцов. По его сигналу воины наложили стрелы на луки.

Капитан корабля, явно не желавший обыска, продолжал стоять на своем.

Надзиратель сердито махнул рукой. Солдаты натянули тетивы и нацелили стрелы на находившихся на палубе людей. В толпе громко заахали. Наконец капитан сплюнул в море, признав свое поражение, и сердитым взмахом руки указал чиновникам на трап. Первым с надменным видом на судно взошел портовый надзиратель. За ним — несколько солдат. Оставшиеся на причале продолжали держать луки наготове.

— А вот и наш шанс, — сказал Ромул, — пока они заняты.

Не ускоряя шага, он принялся протискиваться через толпу зевак. Тарквиний и Зебулон следовали за ним по пятам. Мало кто оглядывался на них. Происходившее на корабле было куда интереснее.

Ахмед, пытаясь скрыть волнение, расхаживал по палубе дау.

— Еще кого-нибудь видели? — рявкнул он.

Ромул и Тарквиний покачали головами.

— Только тех, кого отправил назад раньше, — сказал Зебулон. — И этих двоих.

— О боги! — воскликнул Ахмед. — Троих нету.

И они нисколько в этом не виноваты, подумал Ромул. Им ведь разрешили оставаться на берегу почти до заката. Зебулону и так повезло, что он нашел столько народу.

Пока команда втихомолку готовилась к отплытию, коренастый нубиец чуть не приплясывал от нетерпения. К тому времени, когда солдаты закончили проверять первый корабль, он уже места себе не находил. Хотя до его корабля портовые власти должны были досмотреть еще два судна, Ахмед не мог больше сдерживаться. Конечно, оставлять троих членов экипажа было жалко, но если бы чиновники поднялись к ним на борт, всех ждала бы верная смерть.

— Отчаливай!

Команда прозвучала чуть слышно, однако встревоженные не меньше капитана пираты сразу же выполнили ее.

Ромул все же не смог промолчать.

— А как же Мустафа? — спросил он.

— Мустафа — глупец, — огрызнулся Ахмед. — И все остальные — тоже. Пускай выкручиваются как знают.

Ромул отвел взгляд. Из-за того, что пришлось бросить приятеля в чужом городе, его терзали угрызения совести. Он быстро вознес молитву богам, прося их, чтобы они защитили Мустафу, который два года был ему чуть ли не товарищем.

Потом он перевел взгляд на ряды голов, торчавших над мощными стенами. Безглазые, почти бесплотные, с ухмылкой, показывающей оскаленные зубы, они походили на демонов потустороннего мира. Но когда-то они были людьми. Отверженными. Преступниками. Пиратами. Ноздри Ромула уловили слабый запах разлагающейся плоти. Почувствовав спазмы в желудке, он повернулся и стал смотреть в открытое море.