Глава XIV
НОВЫЙ СОЮЗНИК

— В митреум могут входить только посвященные, — ледяным тоном отрезал Секунд. — Наказание за нарушение правила — смерть.

Фабиола вздрогнула. Здесь, у себя дома, Секунд выглядел совсем по-другому. Высокий, внушительный, он источал властность. Секунд достал из сундука золотой жезл и водрузил на голову фригийский колпак. Он больше не был искалеченным солдатом, просившим подаяния. Это была всего лишь маска.

— Отведите ее во двор, — приказал Секунд. — Да побыстрее.

Фабиолу повели к лестнице, не дав возможности ничего объяснить.

Войдя в митреум, она преступила невидимую грань. Митра показал ей, где может быть Ромул, но теперь ей предстояло умереть. Как и ее брату, если он участвовал в той страшной битве. Конечно, если видение было правдивым, мрачно подумала Фабиола. Повлияла ли на ее сознание жидкость странного вкуса, которую она выпила?

Стремясь все выяснить, пока не стало слишком поздно, она спросила Секунда:

— Что было в той склянке?

Ветераны повели спотыкавшуюся Фабиолу вперед.

— Подождите! — бросил Секунд. Его лицо окаменело. — Ты пила отсюда? — спросил он, взяв с алтаря сосуд из синего стекла.

Она кивнула. Когда Секунд увидел, что фиал пуст, его ноздри раздулись от гнева.

Новое святотатство заставило ветеранов выхватить мечи из ножен, но Секунд поднял руку, показав, что не следует торопиться.

— Ты что-нибудь видела? — негромко спросил он.

Фабиола напряглась, понимая, что все зависит от ее ответа. Ее ждала смерть, а она хотела жить.

— Отвечай, — пробормотал Секунд, — иначе, клянусь Митрой, я убью тебя на месте!

Фабиола закрыла глаза и попросила у солдатского бога помощи. Правду, подумала она. Нужно сказать правду.

— Я стала вороном, — промолвила она, подумав, что ее слушатели засмеются. — И летела высоко в небе над незнакомой страной.

Окружавшие ее ветераны дружно ахнули.

— Ты уверена? — рявкнул Секунд. — Вороном?

— Да. — Фабиола посмотрела ему в глаза.

Он выглядел сбитым с толку.

— Это невозможно! — подал голос один из ветеранов.

— Женщина — священная птица? — крикнул другой.

Помещение наполнилось гулом. Секунд поднял руки, требуя тишины. Как ни странно, люди его послушались.

— Рассказывай все, что видела, — сказал он Фабиоле. — Не пропускай ничего.

Она сделала глубокий вдох и приступила к рассказу. Пока она описывала свое видение, никто не проронил ни слова. А когда закончила, наступила мертвая тишина.

Секунд подошел к трем алтарям и изображению тавроктонии, опустился на колени и склонил голову.

Все молчали, но хватка тех, кто держал ее за руки, слегка ослабла. Покосившись в сторону, Фабиола увидела на лицах ветеранов страх и благоговение. Она не знала, что думать. Если они поверили в ее видение, значит ли это, что оно истинно?

Спустя несколько мгновений Секунд отдал божеству поясной поклон и поднялся.

Все напряглись, желая знать, что сказал бог.

— Ей нельзя причинять вред, — произнес Секунд, обводя взглядом собравшихся. — Каждый, кто пьет хому, а потом видит себя вороном, избран Митрой.

На лицах стоявших рядом отразились недоверие, потрясение и гнев.

— Даже женщина? — спросил страж, первым впустивший их в храм. — Но это запрещено!

Раздалось несколько возмущенных выкриков. Секунд снова поднял руки, однако шум стал еще сильнее.

— Это святотатство! — крикнул кто-то из стоявших сзади. — Убить ее!

Живот Фабиолы свело судорогой. Бывшие легионеры были ничуть не милосерднее фугитивариев Сцеволы.

— Я Патер! — решительно объявил Секунд. — Да или нет? — (Люди кивнули. Злобные выкрики прекратились, наступила мертвая тишина.) — Я когда-нибудь вас обманывал?

Никто не ответил.

— Если так, то верьте мне, — продолжил Секунд. — Отпустите ее.

К удивлению Фабиолы, ветераны разжали руки и неловко отошли в сторону, избегая ее взгляда.

— Подойди сюда, — жестом поманил ее Секунд. Чувствуя облегчение, но еще не избавившись от страха, Фабиола подошла и встала рядом.

— Идите спать, — велел Секунд. — Я сам присмотрю за ней.

Недовольные ветераны послушались и пошли к выходу, то и дело оглядываясь.

Через минуту Фабиола и Секунд остались в подземном помещении одни.

Фабиола удивленно подняла брови.

— Патер?

— В глазах Митры я Патер — их отец, — пояснил он. — Как большинство главных жрецов, я отвечаю за безопасность храма. — Когда они остались наедине, Секунд стал еще более грозным и суровым. — Ты злоупотребила нашим доверием и вошла сюда без разрешения. Считай, что тебе повезло.

На глаза Фабиолы набежали слезы.

— Я прошу прощения, — тихо сказала она.

— Ты уже прощена, — смягчившись, ответил Секунд. — Пути Митры неисповедимы.

— Ты веришь мне? — дрожащим голосом спросил Фабиола.

— Я чувствую, что в тебе нет обмана. И ты видела себя вороном.

— Значит, мое видение было верным? — не могла не спросить Фабиола.

— Оно было послано тебе богом, — уклончиво ответил Секунд. — Но хома может увести человека далеко. Иногда слишком далеко.

— Я видела римских солдат. И друзей моего брата, — возразила она. — Готовых вступить в безнадежную битву, в которой не выживет никто. Никто! — По щекам Фабиолы побежали слезы.

— Того, что ты видела, могло и не произойти, — спокойно ответил Секунд.

— Или оно уже произошло, — с горечью возразила она.

— Это верно, — признал Секунд. — Видения показывают все возможности.

Фабиола ссутулилась, пытаясь победить скорбь.

— Странно, что видение было столь сильным после первого же приема хомы, — заметил Секунд. — Конечно, это божье знамение.

— Кажется, твои товарищи в этом не убеждены.

— Они не осмелятся возражать мне, — нахмурившись, ответил Секунд. — По крайней мере, пока.

После этих слов у Фабиолы немного полегчало на душе. Но его следующие слова встревожили ее.

— Коракс… Превращение в ворона — это первая ступень митраизма. Но большинство инициируемых никогда его не видит. — Секунд посмотрел на нее в упор. — Твое видение означает, что наша встреча не была случайной.

— Откуда ты знаешь?

— Митра открывает мне многое. — (Улыбка Секунда разозлила Фабиолу, решившую, что ей морочат голову.) — Каковы твои дальнейшие планы?

Фабиола на мгновение задумалась. Вернуться в латифундию? Но теперь это было невозможно. Остаться в Риме? Но неопределенная политическая ситуация становилась все опаснее, к тому же в городе скрывался Сцевола. Дважды получив отпор, фугитиварии не перестанет ее преследовать. В этом Фабиола не сомневалась. Но куда она может уехать без защиты?

— Не знаю, — ответила Фабиола, с надеждой глядя на статую Митры.

— Здесь тебе оставаться нельзя, — сказал Секунд. — Мои люди этого не потерпят.

Фабиолу это не удивило. Она нарушила одно из самых священных правил ветеранов. Их угрозы не были пустым звуком.

— После того, что случилось нынешней ночью, многие хотят твоей смерти.

Она зависела от милости Секунда. Его и Митры. Фабиола закрыла глаза и стала ждать продолжения.

— Твой возлюбленный в Галлии с Цезарем? — спросил он. — Пытается подавить восстание Верцингеторикса?

У нее гулко забилось сердце.

— Да.

— Брут сможет тебя защитить.

— До границы сотни миль, — дрогнувшим голосом сказала Фабиола. — А потом — еще больше.

— Я провожу тебя, — заявил Секунд.

Она не подала виду, что потрясена.

— Почему?

— По двум причинам, — усмехнулся Секунд и кивком показал на тавроктонию. — Одна из них заключается в том, что этого хочет бог.

— А вторая?

— Цезарю нужна помощь тех, кто находится в Риме, — хитро подмигнув, продолжил он. — Посмотрим, откажется ли он от пятидесяти с лишним ветеранских мечей. Если он согласится, мы получим признание и заслуженную пенсию.

Мудрый план, подумала Фабиола.

За годы отсутствия в Риме Юлий Цезарь сумел создать себе громкое имя: завоевание Галлии принесло Республике несметное богатство. Затем последовали вторжения в Германию и Британию — короткие, но победоносные кампании, доказавшие местным жителям военную мощь Рима. С каждым гонцом, сообщавшим о новой победе, плебеи любили Цезаря все больше.

Но этого оказалось недостаточно. Цезаря не было в городе, он не показывался на публике и не обхаживал влиятельных вельмож и сенаторов, ища их поддержки, которой можно было добиться только взятками и подкупом. Цезарь все еще нуждался в помощи своего уцелевшего союзника по триумвирату — Помпея Великого. Но тот, довольный смертью Красса в Парфии, поддерживал бывшего товарища только на словах, а тем временем пытался подружиться со всеми мелкими фракциями в Сенате. Мало кто из них любил Цезаря, самого блестящего из римских полководцев. Этот человек, всегда презиравший закон, представлял реальную угрозу для Республики. Но сейчас, в условиях политической нестабильности и перед лицом грозящей анархии, Цезарь застрял в Галлии, и никто не знал, когда он оттуда выберется. Иметь надежных людей в столице было заманчиво.

— Спасибо тебе, — от души сказала Фабиола. — Но по дороге нам встретятся бандиты. Кроме того, нас будет преследовать Сцевола со своими фугитивариями.

Заметив, что она невольно покосилась на его культю, ветеран рассмеялся.

— Я отправлюсь не один. Со мной пойдут все товарищи, которых я смогу убедить.

Фабиоле хватило секунды, чтобы принять решение. Дорога на север будет опасной, а в Галлии станет еще опаснее. Но есть ли у нее выбор?

Она по-мужски протянула руку. Секунд улыбнулся и пожал ее.

Решение оставить город оказалось мудрым. Едва забрезжил рассвет, как в небо потянулись струи дыма. Новые и новые дома охватывало пламя. Толпа вовсю пользовалась тем, что Сенат был парализован продажностью, нерешительностью и склоками. Сугубо гражданские политики, сенаторы не подготовились к столь дерзкому вооруженному восстанию и боялись его. В самой Италии вмешательства армии никогда не требовалось; чтобы избежать попыток переворота, легионы находились в гарнизонах, удаленных от Рима на много миль. Это правило нарушалось только тогда, когда городу грозил мятеж. Люди Клодия, поджигавшие самые важные здания столицы, были чересчур уверены в себе. А перегруппировавшиеся легионеры Милона жаждали только одного. Мести.

В Риме воцарился хаос.

После наступления рассвета возобновление насилия было неминуемо. Остановить жаждавшую крови толпу могли только опытные воины, хорошо ориентировавшиеся в переплетении улиц и переулков. Но у Секунда было слишком мало людей, чтобы справиться с ситуацией, Красс отправился в Гадес, а Цезарь был далеко. Без вмешательства Помпея Великого будущее Рима выглядело очень мрачным. Если вельможи и сенаторы не хотели, чтобы у них на глазах заполыхали рынки, суды и прочие общественные места, не говоря уже об их собственных домах, они были просто обязаны обратиться к консулу за помощью.

Когда городские стены остались позади, Фабиола вспомнила предсказание Брута, что именно так Помпей и поступит. Этот человек перехитрил Красса, приписав себе подавление восстания Спартака, а теперь сотворил то же самое с полководцем Лукуллом, который почти подавил мятеж Митридата в Малой Азии. Помпей стремился получить главный приз и вовсе не желал иметь соперников. Тот, кто впервые со времен Суллы привел бы вооруженных легионеров на Римский Форум, получил бы реальную власть над Республикой.

Но другого выбора у Сената не было.

Через пять дней Фабиола с трудом вспоминала то, что произошло на Форуме. Вместо криков дерущихся людей она слышала птичье пение, потрескивание носилок и негромкие голоса Секунда и его людей. Высунувшись из носилок, Фабиола всматривалась в даль. Доцилоза неодобрительно цокала языком, но молодая женщина не обращала на нее внимания. Испуганная тем, что случилось с Фабиолой на улице, служанка наотрез отказалась оставаться в городе, а Фабиола, довольная тем, что у нее будет спутница, не возражала. Однако без конца качаться вверх и вниз было скучно. Возможно, время от времени выглядывать из носилок было опрометчиво, но иначе Фабиола просто сошла бы с ума.

Другой человек, тоже отказавшийся остаться в Риме, шел рядом с носилками. Страшная рана не помешала Сексту настоять на том, что он проводит Фабиолу на север. Одноглазый раб следовал за ней как тень; это очень утешало. Никто, кроме Доцилозы, не мог подойти к ней ближе чем на три шага без его одобрительного кивка.

Мощеная дорога тянулась мимо пустых полей до серого горизонта. Ближайший город был далеко, путники встречались редко, а те, кто попадался навстречу, стремились прошмыгнуть мимо, прикрывая лица капюшонами плащей. Поскольку официальная власть, способная защитить простых граждан как в Риме, так и за его пределами, бездействовала, дороги Республики стали теперь опасны и днем и ночью.

Время от времени они видели пустовавшие до весны латифундии. Как в имении самой Фабиолы, каждая состояла из центрального комплекса построек, обязательных виноградников, оливковых рощ и фруктовых деревьев. Ворота окружали густые дубы и кипарисы; по поместьям бегали спущенные с цепи сторожевые псы. Секунду и его людям то и дело приходилось отгонять одичавших животных камнями. У ворот многих вилл дежурили люди в грязных туниках, охранявшие их от разбойников. В эти смутные времена богатые землевладельцы беспокоились о своих имениях сильнее, чем обычно.

Небритые охранники подозрительно посматривали на носилки, окруженные двенадцатью стражами, но не дерзали останавливать маленький отряд даже тогда, когда в их псов летели камни. Заметные бронзовые шлемы с гребнями, длинные кольчуги и боевое оружие говорили, что перед ними закаленные ветераны. Бывшие легионеры были вооружены до зубов, что делало любую схватку с ними особенно опасной. В такие минуты Фабиола благоразумно не высовывалась из носилок. Уверенные, что за их занавесками скрывается богатый вельможа или купец, любопытные мрачно отступали.

Пока что дорога была спокойной. По вечерам Секунд выбирал место для стоянки как можно дальше от дороги. Важнее всего было не привлекать к себе внимания. Если место его устраивало, разбивали лагерь. Одиннадцать спутников Секунда быстро вбивали в землю железные колья и натягивали палатки. До того Фабиола ни разу не видела кожаные военные палатки на восемь человек, использовавшиеся легионерами на марше. Одну занимали Фабиола и Доцилоза, две другие — мужчины, а четыре раба-носильщика ночевали в четвертой. Секст, отклонивший все приглашения, каждую ночь спал у входа в палатку Фабиолы, завернувшись в одеяло. Постели женщин были простыми: подушки и покрывала из носилок. Подобной спартанской обстановки Фабиола не видела с детства. Принять ванну возможности не было, но это не слишком удручало женщин: стоял такой холод, что мыться не хотелось.

После отъезда из Рима Сцевола не давал о себе знать. Фабиола целыми днями молилась о том, чтобы злобный фугитиварии не смог перегруппировать свои силы и пуститься в погоню. Похоже, ее молитвы были услышаны. Если так пойдет и дальше, их главной проблемой станут помпеянцы, стоящие на границе, а потом дикие галлы.

Весна была не за горами, но дни оставались короткими. Секунд нашел хорошее место для стоянки и объявил ранний привал. Он просунул голову в носилки, поманил Фабиолу и сказал:

— Можно вылезать. Здесь безопасно.

Она с радостью выбралась на свежий воздух. Так приятно размять ноги при дневном свете. Сегодня Секунд выбрал уединенное место на берегу. До моста над быстрой рекой была всего сотня шагов, но лагерь защищала густая роща. Конечно, листва еще не распустилась, однако вполне достаточно и голых веток. Через час стемнеет, и их лагерь никто не обнаружит.

— Далеко не уходи, — посоветовал Секунд.

Но Фабиола и не собиралась уходить. Даже с Секстом за спиной она не чувствовала себя в безопасности и была спокойна лишь тогда, когда видела поблизости вооруженных людей. Они пошли к реке, уровень которой сильно поднялся из-за зимних дождей, ливших в Апеннинских горах. В водоворотах кружились огромные бревна, подтверждая силу увлекавшей их воды. Как большинство римлян, Фабиола не умела плавать. Если бы она упала в реку, то неминуемо утонула бы. Эта мысль заставила ее вздрогнуть, отвернуться и посмотреть в небо, чтобы успокоиться.

Над ними громоздились кучевые облака, подсвеченные заходящим солнцем. С севера дул сильный ветер, суля новый снегопад. Об этом говорил желтовато-серый цвет туч и лютый холод, от которого немели пальцы на руках и ногах. Путешествие становится все более трудным, устало подумала она. С тяжелым сердцем Фабиола повернулась и пошла к палаткам, желая укрыться от непогоды. Секст шел следом, мрачно вглядываясь в сгущавшуюся темноту.

К вечеру ветер усилился; он завывал так, что заглушал все остальные звуки. Пришлось вбить дополнительные колья, чтобы надежнее закрепить палатки. Секунд приказал удвоить караулы и расположил их так, чтобы они могли видеть друг друга. Продрогшие до костей Фабиола и Доцилоза легли спать не раздеваясь и раньше, чем обычно. Впрочем, они и так редко засиживались после заката. Занять себя молодой женщине было нечем — только сидеть при свете коптящих масляных ламп и думать свои невеселые думы.

Даже если они благополучно доберутся до Галлии, где гарантия, что им удастся найти в этой вакханалии Брута? Если против римлян восстала вся страна, путешествие станет еще опаснее, чем в Италии. Там наверняка рыщут банды разбойников и нищие дикари, нападая на всех, кто встретится на пути. Да, ее сопровождают закаленные ветераны, но они не смогут противостоять большому отряду галлов.

Фабиола вздохнула. Какой смысл тревожиться о будущем? Сейчас главное — дожить до утра. Завтра будет новый день. С этой утешительной мыслью она уснула.

Из тяжелого сна ее вырвали тревожные крики. К счастью, вой ветра утих. Сквозь ткань палатки пробивался тусклый свет, говоривший, что наступило раннее утро. Сбросив толстые одеяла, Фабиола достала лежавший под подушкой кинжал. Теперь никто не застанет ее врасплох, как случилось на римской улице.

Доцилоза тоже проснулась.

— Госпожа, что ты делаешь? — тревожно спросила она.

Вместо ответа Фабиола частично расшнуровала полог палатки и выглянула в щель, пытаясь разглядеть, что происходит.

— Секста нет на месте.

— Там может быть опасно, — предупредила Доцилоза. — Не выходи.

Пропустив ее слова мимо ушей, молодая женщина вышла на воздух и с великим облегчением увидела Секста всего в нескольких шагах. Стиснув рукоять гладиуса так, что побелели костяшки пальцев, он не сводил глаз с окровавленной фигуры, лежавшей в глубоком снегу у ближайшей палатки. Фабиола присоединилась к нему.

Над телом склонились Секунд и двое его товарищей.

Это был один из часовых. Ему перерезали горло от уха до уха. Наст под ним пропитался кровью. В утреннем свете контраст алого и белого казался еще разительнее.

— Что случилось?

— Не знаю, госпожа, — мрачно ответил Секст. — Ночью я не слышал ни звука.

Заметив Фабиолу, Секунд повернулся к ней. Его лицо внезапно постарело, руки были покрыты кровью.

— Его звали Антонин, — лаконично сказал ветеран. — Мы прослужили вместе десять лет.

От жалости к нему у Фабиолы заболело сердце.

— Кто это сделал?

Секунд пожал плечами.

— Думаю, те же мерзавцы, которые убили Сервия.

Сбитая с толку Фабиола растерянно взглянула на него.

— Еще один лежит там, — объяснил Секунд. — Обоих засыпало снегом; значит, это случилось во время метели. И все следы замело.

От страха у Фабиолы свело живот.

— Разбойники? — спросила она.

— Возможно, — гневно ответил Секунд. — Причем достаточно ловкие, если сумели подобраться незаметно. Антонин и Сервий были опытными воинами.

Фабиола побледнела. Она-то знала человека, который был мастером по части отыскивания следов. Сцеволу.