Книга: Война роз. Буревестник
Назад: Глава 19
Дальше: Глава 21

Глава 20

Дерри повернул голову к окну башни Джуэл, лишь бы не видеть гневное выражение на лице спикера Палаты общин Уильяма Трешема. Его взору открывался расположенный через дорогу обширный Вестминстерский дворец с его башней с часами и знаменитым колоколом, Эдуардом. Четыре парламентских стражника все утро продержали его в холодной башне, и он не мог уйти оттуда до тех пор, пока эта важная персона не почтила его своим присутствием.
Дерри вздохнул, глядя сквозь толстое стекло с зеленоватым отливом, за которым мир казался смутным и расплывчатым. Он знал, что очень скоро жизнь в холле Вестминстера забьет ключом, откроются лавки, торгующие париками, гусиными перьями, бумагой – всем, что может понадобиться членам Палаты общин и судов для управления землями короля. Дерри предпочел бы оказаться там, нежели оставаться здесь. Башня Джуэл была окружена собственными стенами и рвом и изначально предназначалась для хранения личных ценностей короля Эдуарда. При наличии всего нескольких стражников она могла также использоваться в качестве тюрьмы.
Удобно устроившись за огромным дубовым столом, Трешем многозначительно кашлянул. Дерри нехотя отвернулся от окна. Они смотрели друг на друга с нескрываемым подозрением. Спикеру Палаты общин еще не было пятидесяти, хотя со времен своего первого избрания в девятнадцатилетнем возрасте он успел принять участие в работе дюжины созывов Парламента. В свои сорок шесть лет Трешем находился на вершине карьеры и пользовался репутацией умного политика, что побуждало Дерри относиться к нему со всей серьезностью. Сверля своего оппонента холодным взглядом, Трешем молча изучал его, схватывая каждую деталь – от забрызганных грязью башмаков до потрепанной подкладки плаща. Сохранять самообладание в такой ситуации было весьма непросто.
– Мастер Брюер, – произнес Трешем, нарушив затянувшуюся паузу. – Наверное, я должен извиниться за то, что заставил вас ждать. Как говорят, Парламент – капризная любовница. Поскольку между нами достигнута договоренность, я не буду задерживать вас слишком долго. Напоминаю вам, что, придя сюда, вы оказали мне любезность, за что я вам благодарен. Надеюсь произвести на вас впечатление серьезностью своих намерений, дабы у вас не сложилось впечатление, будто я просто отнимаю время у лица, приближенного к королю.
Трешем говорил с улыбкой, ибо прекрасно знал, что Дерри привели сюда те самые вооруженные солдаты, которые сейчас несли караул у двери башни двумя этажами ниже. У главного шпиона короля не было выбора, так как его никто не предупредил. Очевидно, Трешем понимал, что при первом же слухе о том, что он собирается вызвать его к себе, Дерри благополучно испарится.
Дерри пристально смотрел в глаза человеку, сидящему напротив него. Сэр Уильям Трешем был до мозга костей юристом, на какового и учился в юности, и Дерри не доверял ему ни на йоту. Он знал, что спикер Палаты общин пользуется репутацией человека, замечающего то, чего не замечают другие. Трешем принадлежал к той редкой категории государственных деятелей, которым невозможно предложить взятку или попытаться склонить к чему-либо без риска навлечь на себя праведный гнев. В глубине души Дерри проклинал этого дьявола с лошадиным лицом и мелкими квадратными зубами.
– Вам нечего сказать мне, мастер Брюер? – продолжал Трешем. – Мне известно из достоверных источников, что вы как будто не страдаете немотой, а между тем я еще не услышал от вас ни единого слова. Что же вы молчите?
По лицу Дерри скользнула улыбка, но он предпочел хранить молчание и дальше, нежели выдать что-то, что этот человек сможет потом использовать против него. Говорили, что Трешем способен сплести паутину из любой мелочи – ножа или оброненной перчатки. Дерри невозмутимо наблюдал за тем, как Трешем, кашлянув, принялся просматривать бумаги, стопкой лежавшие перед ним на столе.
– Ваше имя не значится ни в одном из этих документов, мастер Брюер. Это не официальное следствие, по крайней мере, вас это никак не касается. Напротив, я надеюсь, вы согласитесь помочь спикеру Палаты общин выяснить кое-что, что его интересует. Обвинения, которые будут предъявлены, относятся к сфере государственной измены. В конце концов, я считаю, это ваша обязанность оказывать мне всемерную помощь.
Трешем сделал паузу и поднял свои густые брови, ожидая наконец услышать комментарии. Дерри до последнего надеялся, что его оппонент раскроет карты, но, видя, что тот молча смотрит на него, тяжело вздохнул.
– Если это все, сэр Уильям, я должен вернуться к делам короля. Как вы сами изволили заметить, я лицо, приближенное к королю. Вы не имеете права задерживать меня здесь.
– Мастер Брюер! Разумеется, вы вольны уйти отсюда в любой момент…
Дерри тут же повернулся к двери, но Трешем предостерегающе поднял вверх костлявый палец.
– Но… ну да, мастер Брюер, всегда возникает это «но», вам не кажется? Я вызвал вас, чтобы вы помогли мне навести кое-какие справки. Если вы уйдете, я буду вынужден заподозрить вас в причастности к этому делу. Ни один невиновный человек не стал бы бежать от меня, мастер Брюер, когда я провожу следствие от имени короля.
Несмотря на все усилия, Дерри не удалось подавить гнев, закипевший в его душе. Он наконец заговорил, находя некоторое успокоение в близости двери. Конечно, это была не более чем иллюзия возможности бегства, ведь его всегда могли задержать находившиеся внизу стражники. Тем не менее она вопреки благоразумию развязала ему язык.
– Вы ищете козла отпущения, господин спикер. Вы не можете предъявить эти ложные обвинения в государственной измене королю Генриху и поэтому хотите найти менее значимого человека, чтобы повесить и выпотрошить его, на радость лондонской черни. Вы меня не обманете, сэр Уильям. Я знаю, что вы замышляете!
Трешем откинулся на спинку кресла, будучи уверен, что Дерри не захочет, точнее, не сможет сбежать. Он сидел, вцепившись пальцами в лацканы своего старого пальто, и смотрел в потолок.
– Я вижу, что могу быть откровенен с вами. Мне известно, каким влиянием вы пользуетесь при дворе. Ваше имя действительно не фигурирует ни в одной из этих бумаг, хотя и упоминается многими. Я не лгал, когда сказал, что вам не грозит никакая опасность, мастер Брюер. Вы всего лишь слуга короля, хотя ваши обязанности, как мне представляется, на удивление разнообразны. Тем не менее поговорим откровенно, как мужчина с мужчиной. Вина за катастрофу во Франции должна быть возложена на тех, кто несет за нее ответственность, невзирая на лица. Мэн, Анжу, а теперь и Нормандия потеряны – нет, отобраны у их законных владельцев, и при этом пролилось море крови! Вы не находите, что за все это кто-кто должен ответить?
Дерри понял, куда клонит Трешем, и им овладело чрезвычайно неприятное чувство неизбежности. Он быстро заговорил, пытаясь сбить его с мысли:
– Свадьба во Франции состоялась по указанию самого короля, и все условия были согласованы с ним самым тщательным образом. Все договоренности скреплены печатью его величества, сэр Уильям. Вы осмелитесь предъявить обвинения ему? Тогда желаю вам удачи. Одобрение короля является достаточной защитой от этих обвинений. Я не отрицаю, что мы потеряли земли во Франции, и сожалею о каждой потерянной ферме, но эти поиски виновного, козла отпущения, ниже достоинства Палаты общин и ее спикера. Сэр Уильям, в истории Англии было всякое – и триумфы, и поражения… Мы преодолеем все трудности. Нам не следует оглядываться назад и показывать пальцем, говоря: «Ах, это не должно было случиться. Этого нельзя было допустить». Подобным занимаются лишь те, кто живет прошлым, сэр Уильям. Для тех из нас, кто обладает волей идти вперед, это все равно, что двигаться в темной комнате с повязкой на глазах. Не каждый ложный шаг или ошибку можно и следует судить задним числом.
Сэр Уильям слушал его с изумлением на лице. Дерри почувствовал себя неуютно под проницательным взглядом старого юриста, который все прекрасно понимал.
– Согласно вашей логике, мастер Брюер, любое злодеяние должно оставаться безнаказанным! Стало быть, нам следует пожать плечами и согласиться с тем, что нас волею судьбы постигла неудача. Это довольно занятный взгляд и, смею заметить, весьма интересное проявление вашего образа мышления. Мне бы даже хотелось, чтобы дело обстояло именно так, мастер Брюер. Но, к сожалению, дело обстоит не так. Те, из-за кого потеряли имущество и жизнь тысячи людей, должны ответить за это! Должно восторжествовать правосудие!
Дерри тяжело дышал, в ярости сжимая и разжимая кулаки.
– А как же покровительство короля? – спросил он.
– Даже покровительство короля имеет свои пределы, мастер Брюер! Особенно когда страна погружается в хаос мятежей и резни. Вы хотите, чтобы ответственные за утрату земель короны во Франции и гибель такого количества людей остались безнаказанными? Если да, то мы с вами расходимся во мнениях.
Дерри сощурил глаза и вновь подумал о странном выборе времени для его вызова в Вестминстер.
– Если мое имя нигде не фигурирует, почему я здесь? – спросил он.
К его негодованию, Трешем рассмеялся с видимым удовольствием.
– Откровенно говоря, меня удивляет, что вам потребовалось столько времени для того, чтобы решиться на этот вопрос, мастер Брюер. Если бы я отличался подозрительностью, то мог бы счесть это за косвенное признание вами своей вины.
Трешем встал из-за стола и подошел к окну. В этот момент дважды пробил большой колокол, возвещая о том, что наступило два часа пополудни. Трешем удовлетворенно кивнул, и у Дерри при виде его непоколебимой уверенности в себе упало сердце.
– Вы занятный парень, мастер Брюер. Насколько мне известно, вы воевали за короля во Франции шестнадцать лет назад, и весьма успешно. После этого вы поступили на службу к старому Солу Бертлману в качестве агента и осведомителя. Опасное занятие, мастер Брюер! Слышал я также о ваших драках в притонах. Судя по всему, вас привлекают насилие и опасность. Я много лет водил знакомство с Солом Бертлманом, вам об этом известно? Не могу сказать, что мы были друзьями, но меня всегда восхищало качество сведений, которыми он располагал. Но главной его добродетелью, насколько я помню, была осторожность. Ваш предшественник был чрезвычайно осторожным человеком, мастер Брюер. Почему такой человек выбрал вас своим преемником – это выше моего понимания.
Трешем сделал паузу, дабы увидеть реакцию собеседника на его слова. Его любовь к драматическим эффектам вызывала раздражение, но Дерри не оставалось ничего иного, кроме как набраться терпения.
– Думаю, он видел во мне то, чего не видите вы, – сказал Дерри. – А может быть, вы не знали его так хорошо, как вам казалось.
– Да, возможно, – с видимым сомнением произнес Трешем. – С самого начала, когда я приступил к изучению этой неописуемой смеси тщеславия, переговоров о перемирии и высокомерия, зазвучало ваше имя. Честные люди произносили его шепотом, мастер Брюер, прикрывая ладонью рот, словно боялись, что вы узнаете об их разговоре со мной или моими людьми. Какова бы ни была правда о вашей причастности к этому делу, элементарный здравый смысл требовал, чтобы вы были у меня на глазах, пока мои люди арестовывают ваших друзей.
У Дерри возникло ощущение, будто холодная рука сжала его внутренности. Его губы шевелились, но он не мог произнести ни слова. Трешем кивнул в сторону башни с часами, едва сдерживая торжество.
– Лорд Саффолк должен прибыть сегодня в Портсмут, мастер Брюер, в то время как остатки его армии зализывают раны в Кале. Известия поступают удручающие, хотя, смею заметить, мне нет нужды говорить вам об этом.
Трешем показал жестом на лежавшие на столе бумаги, и уголки его губ опустились вниз, что, очевидно, должно было означать сожаление.
– Ваше имя, может быть, и не фигурирует там, мастер Брюер, но имя Уильяма де ла Поля значится почти в каждом документе. Вы спрашиваете, почему вы здесь? Люди, произносившие ваше имя шепотом, предупредили меня, что, если я собираюсь расставить сети, сначала нужно позаботиться о том, чтобы вы их не перерезали. Полагаю, эта задача выполнена. Вы можете идти, если, конечно, у вас больше нет вопросов. Нет? Тогда назовите стражникам внизу пароль «рыбак», и они вас пропустят.
Трешем рассмеялся, но выскочивший за дверь Дерри уже не услышал его смеха. Он потерял полдня ради того, чтобы Трешем мог покуражиться над ним. Мысли роились у него в голове, когда он бежал вдоль наружной стены здания дворца, направляясь к паромной переправе через Темзу. Тауэр находился в трех милях оттуда, сразу за поворотом реки. Нужно было срочно послать гонцов на побережье. У него вырвался на бегу нервный смешок и сверкнули глаза. Вне всякого сомнения, этот проклятый сэр Уильям Трешем был опасным противником. Тем не менее, несмотря на весь свой ум, спикер Палаты общин был не прав в одном. Уильям де ла Поль должен был прибыть не в Портсмут, находившийся в двух днях конного пути к юго-западу от Лондона, а в Фолкстон в графстве Кент, и об этом знал только Дерри.
Задыхаясь, он добежал до пристани, где в любое время дня и ночи стояли паромы, предназначавшиеся для членов Парламента. Дерри поднялся по трапу и прыгнул в узкую лодку, едва не перевернув ее, чем вызвал большое неудовольствие паромщика, который в этот момент помогал сойти на трап пожилому джентльмену.
– Доставь меня в Тауэр, – приказал он, не обращая внимания на протесты паромщика. – Золотой нобль, если будешь плыть так, как будто у тебя горит дом.
Паромщик тут же закрыл рот, оставил старика и вернулся в лодку, которая быстро заскользила по темным водам Темзы.

 

– Ненавижу воевать под дождем и в тумане, – пробормотал вполголоса Джек Кейд. – Руки скользят, ноги скользят, тетива мокрая, и врага не видишь до тех пор, пока он вдруг не бросается на тебя.
Шедший за ним Пэдди что-то проворчал себе под нос и втянул голову в плечи. Что бы там ни говорил Джек, предводителю дождь представлялся настоящим благословением. Он сомневался, что в распоряжении шерифа Кента имеется много лучников. Владение луком считалось подлинным талантом, и все, кто им обладал, находились во Франции, сражаясь и погибая там за хорошие деньги. Едва ли королевские чиновники в Кенте имели в своем распоряжении больше дюжины лучников на всех. Однако под сильным дождем тетивы растягивались, и дальность стрельбы сокращалась. Если бы Джек не промок насквозь и не промерз до костей, он благодарил бы бога за дождь.
В глазах Пэдди перспектива выглядела несколько более мрачной. Он всегда с подозрением относился к удаче в любом виде. Везение не казалось ему естественным ходом событий, он чувствовал себя спокойнее, когда фортуна поворачивалась к нему спиной. Тем не менее они прошли от Мейдстона через весь Кент почти без проблем. Королевского шерифа не было на месте, когда они явились к нему. Люди Кейда поймали нескольких его бейлифов и устроили себе развлечение, повесив их, прежде чем освободить заключенных и сжечь здание тюрьмы. После этого они бродили, словно дети в эдемском саду, не видя и не слыша королевских солдат. С каждым мирным днем настроение Пэдди все ухудшалось. Конечно, проводить дни, упражняясь в воинском искусстве с помощью сельскохозяйственного инвентаря вместо оружия, было очень даже неплохо, но возмездие не заставит себя ждать – в этом он не сомневался. Король и его лорды не позволят им слишком долго разгуливать по сельской местности, грабить и жечь дома фермеров. Только мысль о том, что они не одиноки, поддерживала его боевой дух. До них доходили известия о мятежах в Лондоне и других графствах, причиной которых явился праведный гнев беженцев из Франции. Можно было лишь надеяться на то, что королевские солдаты заняты сейчас где-то в другом месте, но Пэдди прекрасно понимал, что рано или поздно они доберутся и до них. Он провел несколько замечательных недель среди Вольных людей Кента, но его не покидали мрачные предчувствия, и погода вполне соответствовала его настроению.
Дождь перешел в изморось, но их все еще окутывал густой туман. Неожиданно они услышали неподалёку громкий крик. Незадолго до этого Джек выслал разведку на украденных ими фермерских лошадях. Одним из добровольцев был невысокий жилистый шотландец по имени Джеймс Тантер. При виде его, сидящего на огромной серой лошади, Пэдди смеялся до слез. Все узнали низкий голос Тантера, который предупреждал их об опасности.
Джек тут же приказал приготовить оружие. Может быть, Тантер и был маленьким злобным пожирателем хаггиса, как его называл Джек, но он не стал бы сотрясать воздух понапрасну.
Они двинулись в путь, вооруженные садовыми ножами, серпами, лопатами и даже старыми мечами, отобранными у незадачливых бейлифов, пристально вглядываясь в серую мглу, из которой в любой момент могли появиться силуэты врагов. Где-то впереди тишину прорезал крик Тантера, изрыгающего проклятия, сопровождаемый негромким ржанием его лошади. Пэдди вытянул шею и прислушался. До него донеслись какие-то неясные звуки, и он нервно сглотнул.
– Господи, спаси нас, вот они! – пробормотал Джек и, набрав в легкие воздух, заревел. – Вы видите их! Воздадим им немного из того, что мы задолжали! В атаку!
Сломав строй, они побежали, шлепая по густой грязи. Те, что были сзади, увидели, как их товарищи растворяются в клубах тумана. Видимость составляла не больше тридцати шагов, но это пространство перед Джеком Кейдом и Пэдди было заполнено солдатами шерифа в кольчугах и с новенькими мечами. Они тоже были предупреждены отчаянными криками Тантера, но в их рядах все еще царило смятение. Некоторые из них застыли на месте при виде людей Кейда, неожиданно возникших перед ними из тумана.
С диким воплем Кейд бросился вперед, размахивая над головой топором дровосека. Одним из первых он достиг вражеских рядов и вонзил топор в шею первого оказавшегося на его пути солдата. Лезвие глубоко вошло в тело и застряло между колец кольчуги. Приложив немалые усилия, он извлек его, обагрив себя кровью. Вокруг него шло ожесточенное сражение. Роб Эклстон не имел доспехов и в качестве оружия располагал только бритвой, которой, впрочем, орудовал с потрясающей ловкостью. Заходя сзади, он перерезал облаченным в доспехи солдатам незащищенное горло. Пэдди, вооруженный садовым ножом, захватывал его изогнутым лезвием голову врага и дергал ее к себе, перерезая шею.
Большинство людей Кейда были уроженцами Кента, изгнанными из Франции. Еще больше, чем на французов, они были обозлены на английских лордов, которые несли прямую ответственность за их несчастья. На этом болотистом поле, недалеко от Севеноукса, у них появился шанс отомстить им за все, и речи Джека для этого вовсе не требовались.
Кейд выругался и покачнулся, почувствовав тупую боль в ноге. Он не осмелился посмотреть вниз, поскольку не хотел подставлять голову под неожиданный удар. Джек даже не был уверен, что получил рану, по крайней мере, не помнил об этом, но нога предательски подогнулась, и он заковылял дальше, продолжая махать топором. Несмотря на все усилия, он отстал от своих людей, и шум битвы постепенно стих впереди.
Перешагивая через мертвых и осторожно обходя стонущих раненых, он брел, хромая, как ему представлялось, целую вечность, поливаемый дождем, который быстро смыл кровь с лезвия топора и одежды. Очень скоро ему стало ясно, что он остался один. Шериф послал против них четыреста солдат – целую армию в данных обстоятельствах. Этого было вполне достаточно для подавления мятежа фермеров – если бы только их не было пять тысяч, вооруженных и полных безудержной ярости. Некоторые из Вольных людей Кейда пали в бою, но из-за тумана ни одна из сторон не могла определить численность врагов, и сражение продолжалось до тех пор, пока в живых не осталось ни одного солдата шерифа.
На башмаки Джека налипло столько грязи, что ему казалось, будто он стал выше на целый фут. Он тяжело дышал, и без того смердящее тело заливал пот. Кроме усеявших поле убитых и раненых никого до сих пор так и не было видно. Его губы раздвинулись в улыбке.
– Неужели победа? – крикнул он. – Кто-нибудь еще видит их? Господи, не может же быть, чтобы все погибли! Роб!
– В живых здесь никого не осталось, – раздался справа голос его друга.
Он двинулся в его сторону сквозь туман. Эклстон стоял в одиночестве. Даже Вольные люди старались держаться от него подальше. С ног до головы он был покрыт чужой кровью – красная фигура в клубах тумана. При виде его Джек содрогнулся, почувствовав, как по спине поползли мурашки.
– Не изображена ли на щите шерифа белая лошадь? – прозвучал слева от Джека голос Пэдди.
– Он не имеет на это права, хотя я слышал, что у него именно такой щит.
– Тогда вот он.
– Живой? – с надеждой спросил Джек.
– Если бы он был жив, то стонал бы от боли, как стонут вот эти. Он мертв, Джек.
– Отрежь ему голову. Мы водрузим ее на шест.
– Я не буду отрезать ему голову, Джек! – отозвался Пэдди. – Надень на свой долбаный шест его щит. Эта лошадь из Кента, не так ли? Значит, щит вполне подойдет.
Джек вздохнул, вспомнив о том, что ирландец часто испытывал сомнения морально-нравственного характера, довольно странные для человека с его биографией.
– Голова будет выглядеть красноречивее, Пэдди. Я сделаю это. Найди хороший шест и заостри один конец. Не волнуйся, мы повесим на него и щит.
На воинов его потрепанной армии снизошло наконец осознание того, что врага больше нет, и они разразились ликующими криками, которые, несмотря на их немалую численность, отозвались слабым, усталым эхом. Джеку пришлось переступить через десятки тел, прежде чем он приблизился к Пэдди. Он взглянул на белое лицо лежавшего перед ним человека, которого никогда не встречал, и, подняв топор, с выражением мрачного удовлетворения нанес удар.
– Что дальше, Джек? – спросил Пэдди, окидывая взглядом усеянное мертвыми телами поле.
Под его башмаками хлюпала кровь, смешанная с дождевой водой и грязью.
– Думаю, у нас здесь настоящая армия, – задумчиво произнес Джек. – Армия, понесшая потери и одержавшая победу. Враг оставил нам мечи, кольчуги и щиты.
Пэдди отвел взгляд от обезглавленного тела, принадлежавшего шерифу Кента. Еще вчера он наводил страх на все графство. Ирландец в изумлении вытаращил глаза и воззрился на Джека.
– Уж не собираешься ли ты идти на Лондон? Я-то думал, что это только разговоры для поднятия духа. Это тебе не несколько сотен людей шерифа, Джек!
– Но ведь мы уничтожили их, разве нет? Почему бы нам не пойти на Лондон, Пэдди? Отсюда до него всего тридцать или сорок миль, и у нас армия. Мы пошлем нескольких ребят разведать, сколько там солдат. Хотя бы оценим свои возможности. Послушай, у нас никогда больше не будет такого шанса. Мы повесим судей, как они повесили моего сына. Моего мальчика, Пэдди! Ты думаешь, я уже забыл? Мы приставим им к горлу топор и заставим изменить законы, по которым его у меня отняли. Я сделаю тебя свободным человеком, Пэдди Моран. Нет, не то. Я, черт возьми, сделаю тебя графом.

 

Озираясь, Уильям де ла Поль вошел в доки, с каждым шагом ощущая свои годы. У него ныло все тело, хотя он не получил ни одной раны. Он еще помнил времена, когда мог сражаться целый день, а потом засыпал как убитый, чтобы потом подняться и сражаться вновь. У него было чувство, будто в правом плече торчит что-то острое, и малейшее движение отдавалось в его теле болезненной судорогой. Он также помнил, что раньше победа утоляла любую боль. Вид мертвых или бегущих врагов заставлял его забывать о ранах и способствовал их заживлению. Покачав головой, он остановился и окинул взглядом серый, продуваемый морским ветром рыболовецкий город Фолкстон.
Прибытие его корабля не осталось незамеченным со стороны местных рыбаков. Они собрались группами на грязных улицах и очень скоро начали выкрикивать его имя. Видя искаженные яростью лица, он прекрасно понимал причину их негодования. Они считали его ответственным за катастрофу, произошедшую по ту сторону Ла-Манша. Он не винил их, поскольку испытывал те же чувства.
Устланное туманом море заливал холодный утренний свет. Он не мог видеть отсюда берега Франции, но чувствовал, что у него за спиной высятся стены Кале, словно крепость находилась совсем рядом. Это было последнее английское владение во Франции, если не считать небольшой, поросшей кустарником области в Гаскони, которая не продержится и года. Он приплыл домой, чтобы послать отсюда корабли за его ранеными солдатами, а также выполнить весьма неприятную миссию: сообщить своему королю о победе французов. Подумав об этом, Уильям с силой потер ладонью лицо, ощутив на щеках щетину. В воздухе кружились чайки, с моря дул пронизывающий ветер. Он увидел, как рыбаки тычут в его сторону пальцами, и направился к шестерым прибывшим вместе с ним солдатам, таким же измученным и усталым.
– Пусть трое из вас приведут из трюма лошадей. Остальные – держите руки на рукоятках мечей. Я сегодня не в том настроении, чтобы беседовать с обозленными людьми.
Слух о том, что в городе находится сам лорд Саффолк, быстро распространился по городу, и улицы постепенно заполнились людьми, потянувшимися из расположенных вдоль набережной таверн и бакалейных лавок. Среди них было немало беженцев из Франции, которые задержались на побережье, поскольку у них не было денег, чтобы ехать дальше. Грязные и оборванные, они походили на нищих, коими, в сущности, и являлись. Их исхудавшие руки то и дело мелькали в воздухе. С каждой минутой атмосфера накалялась. Люди Уильяма, тревожно переглядываясь, переминались с ноги на ногу. Один из них крикнул остальным, чтобы те быстро отправлялись в трюм, а двое других взялись за рукоятки мечей, моля бога, чтобы на них не напали в английском порту, после того, как им удалось выжить во Франции.
Для того чтобы открыть деревянные стойла в недрах корабля, завязать лошадям глаза и вывести их по узкому коридору на каменную пристань, потребовалось определенное время. Напряжение у людей Уильяма спало только после того, как они оседлали лошадей.
В этот момент из таверны выбежал человек и, протиснувшись сквозь толпу, направился прямо к докам. Двое из людей Уильяма преградили ему путь, обнажив мечи, и человек остановился, продемонстрировав, что у него в руках ничего нет.
– Мир, ребята, мир. Я не вооружен. Вы лорд Саффолк?
– Я, – настороженно ответил Уильям.
Человек с облегчением вздохнул.
– Я ожидал, что вы прибудете еще два дня назад, милорд.
– Мне пришлось задержаться, – с раздражением сказал Уильям.
Отступление к Кале было худшим эпизодом в его жизни. Всю дорогу на пятки ему наступали французские копейщики. Половина его армии погибла, но он не бросил своих лучников, даже когда казалось, что они не смогут добраться до крепости. Некоторые из них поймали лошадей, оставшихся без всадников, другие бежали, держась за стремя. Это был скромный предмет гордости, маленький успех в череде крупных неудач. Уильям просто не мог оставить их на растерзание торжествующим французским рыцарям.
– У меня к вам послание, милорд, от Деррихью Брюера.
Уильям закрыл глаза и принялся массировать переносицу.
– Давай его сюда.
Не слыша ответа, Уильям открыл свои налитые кровью глаза и уставился на посыльного.
– Ну?
– Мой лорд, боюсь, это тайное сообщение.
– Просто… говори, – устало произнес он.
– В Лондоне вас ожидают обвинения в государственной измене, милорд. Сэр Уильям Трешем послал в Портсмут людей с приказом арестовать вас. Я должен передать вам: «Настало время бежать, Уильям Поль». Прошу прощения, милорд, таковы его точные слова.
Кивнув с мрачным выражением лица, Уильям повернулся к лошади, проверил натяжение подпруги и похлопал животное по крупу. Посыльный и солдаты ждали его ответа, но он вставил ногу в стремя и сел в седло, бросив взгляд на агрессивную толпу, пока еще не осмеливавшуюся приблизиться к нему. Он поправил меч в ножнах, аккуратно расположив его вдоль ноги, натянул поводья и только после этого взглянул на своих солдат.
– В чем дело? – спросил он.
Солдаты беспомощно смотрели на него. Ближайший к нему нерешительно кашлянул.
– Нам хотелось бы знать, что вы намереваетесь предпринять, лорд Саффолк. Это ужасные вести.
– Я намереваюсь исполнить свой долг! – резко ответил Уильям. – Я намереваюсь вернуться в Лондон. Садитесь в седла, пока эти рыбаки не добрались до нас.
Посыльный смотрел на него во все глаза, но Уильям не обращал на него внимания. Известие было крайне неприятным, но, в сущности, оно ничего не меняло, как бы к этому ни относился Дерри. Он не будет трусом. Уильям тронулся с места и не торопясь, шагом проехал мимо толпы рыбаков. В воздухе просвистело несколько камней, но они не задели его.

 

Томас Вудчерч пристально смотрел на герцога Саффолка, проезжавшего мимо. Он видел Уильяма прежде, и ему были знакомы его волосы стального цвета и прямая осанка, хотя с тех пор аристократ сильно похудел. Томас бросил гневный взгляд на какого-то идиота, швырнувшего в лорда камень. Выражение его лица заметили несколько стоявших неподалеку рыбаков.
– Не переживай, парень, – обратился к нему один из них. – Видит Бог, старый Джек Кейд разберется с ним.
Томас резко повернулся к говорившему – пожилому седому мужчине с жилистыми руками, покрытыми белой сеткой шрамов.
– Джек Кейд? – переспросил он недоверчиво, сделав шаг в его сторону.
– Тот, что возглавляет армию Вольных людей. Они покажут этому дженмену, как задирать нос, пока люди, получше, чем он, пухнут с голоду.
– А кто такой Джек Кейд? – спросил Рован.
Проигнорировав вопрос сына, Томас положил руку на плечо рыбака.
– Что еще за «армия»? Джек Кейд из Кента? Я когда-то знал человека с таким именем.
Рыбак поднял густые брови и улыбнулся, обнажив всего пару зубов в коричневых деснах.
– В прошлом месяце от нас к нему ушли несколько человек. Нам нужно ловить рыбу, но если тебе по нраву крушить головы, Кейд примет тебя к себе.
– Где он? – спросил Томас, сжимая руку моряка, в то время как тот безуспешно пытался вырвать ее.
– Это настоящий призрак, парень. Ты не найдешь его, если он этого не захочет. Нужно идти на запад и на север, так я слышал. Он где-то там, в лесах, убивает бейлифов и людей шерифа.
Томас судорожно сглотнул. У него все еще болела рана в бедре – никак не хотела заживать из-за голода и ночевок на морском берегу, на ветру и под дождем. Они с Рованом питались главным образом рыбьими внутренностями, поджаренными на костре из древесины, прибиваемой волной. У него не было денег даже для того, чтобы послать письмо жене и дочерям – а если бы они и были, он потратил бы их на еду. Глаза у него горели, словно его опять охватила лихорадка.
– Рован, этот курьер приехал на лошади, ведь так?
Рован кивнул, но его отец, не дождавшись ответа, уже направился к таверне, куда, как они видели, вошел спешившийся всадник. Томас сбил с ног мальчика-конюха и вывел из стойла лошадь. К счастью, он и его сын сильно сбавили в весе за последнее время, а лошадь была вполне упитанной, так что они могли ехать на ней вдвоем. Они промчались мимо изумленного курьера, вышедшего на шум, и скрылись, сопровождаемые одобрительными криками толпы. Рыбаки вдоволь посмеялись над невезучим курьером, которому оставалось только в отчаянии хлопать себя по коленям.
Назад: Глава 19
Дальше: Глава 21