Глава 21
Дерри проснулся в своей спальне в белой башне, схватив руку, теребившую его за плечо. Когда его сознание полностью прояснилось, он понял, что острие меча, который он держал в руке, упирается в щеку слуги, стоявшего перед ним с ужасом на лице. Еще мгновение ему потребовалось для того, чтобы осознать, что это не нападение. В смущении он опустил меч. Трясущимися руками слуга зажег свечу и поставил ее под стеклянную воронку, чтобы свет распространился на всю комнату.
– Извини, Халлертон, я… в последнее время немного не в себе. Мне всюду мерещатся убийцы.
– Понимаю, сэр, – сказал Халлертон, все еще бледный от страха. – Я не стал бы будить вас, но вы велели сообщать вам все новости о лорде Саффолке.
Слуга замолчал, увидев, что Дерри свесил ноги с кровати и поднялся. Он был полностью одет, поскольку рухнул на кровать всего несколько часов назад, накинув сверху одеяло.
– Ну, выкладывай. Что за новости ты мне принес?
– Его арестовали люди кардинала Бофорта, когда он пытался сделать сообщение в Парламенте.
Дерри хлопал глазами, глядя на Халлертона. Он еще не отошел окончательно ото сна.
– Черт возьми, я же послал ему предупреждение! О чем он только думал, когда ехал в Лондон!
Он потер лицо, задумчиво глядя в пространство.
– Известно, куда они его поместили?
Слуга покачал головой. Дерри нахмурился, лихорадочно соображая, что можно предпринять в сложившейся ситуации.
– Принеси мне таз с водой и достань горшок.
– Слушаюсь, сэр. Может быть, вас побрить?
– Вот этими трясущимися руками? Нет, только не сегодня. Я сам побреюсь и сам оденусь перед встречей со спикером Палаты общин Трешемом. Пошли к нему курьера с сообщением о моем визите. Старый паук наверняка уже на ногах. Ведь еще утро?
Халлертон кивнул, вытаскивая из-под кровати фарфоровый горшок, наполовину наполненный темной мочой. Дерри издал едва слышный стон. Он лег с первыми лучами солнца. У него было ощущение, будто он спал не больше часа, но ему требовалось сохранять бодрость и ясность ума, иначе Трешем и Бофорт найдут своего козла отпущения. О чем только думал Уильям, почему безропотно отдался в их руки? Увы, но Дерри прекрасно знал, насколько горд был этот человек. Саффолк никогда не стал бы спасаться бегством, даже под угрозой предъявления ему обвинения в государственной измене. В определенном смысле Уильям был таким же невинным ягненком, как и король, но его окружали волки. Дерри не питал иллюзий в отношении серьезности обвинений. Если он не придет на помощь другу, его разорвут на части.
– Хватит возиться с этим дурацким горшком, Халлертон! И забудь о Трешеме. Где сейчас король?
– Здесь, в своих покоях, сэр, – ответил слуга. – Он лежит в постели, и его слуги говорят, что у него все еще лихорадка. Кажется, его супруга находится у него или рядом с ним.
– Хорошо. Доложи ему обо мне. Чтобы помочь Уильяму, нужно обратиться к высшей инстанции. Иди, приятель. Я могу помочиться без твоей помощи.
Дерри поставил горшок на кровать и помочился в него, вздохнув с облегчением. Тем временем Халлертон, выскочив из спальни, созвал других слуг, чтобы они позаботились о господине. Он сбежал по ступенькам белой башни, быстро пересек газон и лишь немного замедлил шаг, проходя мимо марширующих колонн тяжеловооруженных солдат. Лондонский Тауэр представлял собой лабиринт зданий и проходов между ними. Халлертон был весь в поту, когда достиг личных покоев короля и объявил королевским слугам о предстоящем визите его господина. Он все еще спорил с постельничим короля, когда Дерри явился собственной персоной.
– Мастер Брюер, – громко произнес постельничий, – я объясняю вашему слуге, что его величество король Генрих нездоров и его нельзя беспокоить.
Дерри двинулся мимо них, едва удостоив их взгляда, и отодвинул в сторону постельничего, пытавшегося задержать его. Два угрюмых солдата преградили ему путь. Дерри неожиданно вспомнил о том, как Йорк пытался пробиться к королю в Виндзоре, и едва не рассмеялся.
– Дайте пройти, ребята. Я имею право посещать короля в любое время дня и ночи. Вам об этом хорошо известно.
Солдаты неуверенно переглянулись и вопросительно посмотрели на постельничего, который сложил руки на груди в знак категорического отказа. Тупик. И тут Дерри испытал огромное облегчение, услышав доносившийся сверху женский голос.
– Что случилось? Это мастер Брюер?
Посредине пролета дубовой лестницы стояла Маргарита – босая, в длинной белой ночной рубашке, с растрепанными волосами – и смотрела на мужчин, столпившихся у двери в королевские покои. После короткого замешательства они потупили взоры, не осмеливаясь смотреть на неодетую королеву.
– Ваше величество, я… – заговорил было постельничий, все еще не решаясь поднять глаза. Однако Дерри, понимавший, что нельзя медлить ни секунды, перебил его:
– Ваше величество, Саффолк арестован. Мне нужно срочно поговорить с королем.
От удивления Маргарита открыла рот, но, заметив тревогу в глазах Дерри, быстро приняла решение.
– Благодарю вас, джентльмены, – произнесла она спокойным тоном, давая понять, что она никого не задерживает. – Пойдемте, мастер Брюер, я сейчас разбужу мужа.
Дерри был слишком озабочен, чтобы порадоваться этой маленькой победе над постельничим, и быстро пошел за Маргаритой по лестнице. В королевских покоях витал дух болезни, и воздух был чрезвычайно спертый. Когда они шли по длинному коридору, он почувствовал резкий запах лекарств и невольно задержал дыхание.
– Подождите здесь, мастер Брюер, – сказала Маргарита. – Я посмотрю, не проснулся ли он.
Она вошла в спальню короля, а Дерри остался ждать. В конце коридора он заметил еще двух солдат, которые с подозрением разглядывали его, но теперь ему можно было не беспокоиться. Он посмотрел на них с вызывающей ухмылкой.
Когда дверь открылась вновь, Дерри вошел, приготовившись изложить свои аргументы, но не смог произнести ни слова, увидев мертвенно-бледное лицо короля, сидевшего в постели. На его худые плечи был наброшен плащ. Дерри хорошо помнил могучую фигуру его отца, и при виде Генриха, пребывавшего в столь плачевном состоянии, его душа преисполнилась печали.
Дерри встал на одно колено и склонил голову. Маргарита стояла рядом с кроватью, сцепив пальцы рук, и ждала, когда ее муж узнает своего главного шпиона. Видя, что молчание затянулось, она решила нарушить его:
– Пожалуйста, встаньте, мастер Брюер. Вы сказали, что Уильям арестован. На каком основании?
Дерри медленно поднялся на ноги и осмелился сделать шаг вперед. Не сводя глаз с Генриха, он заговорил, пытаясь отыскать на лице короля признаки того, что тот слышит и понимает его.
– На основании обвинения в государственной измене, ваше величество. Люди кардинала Бофорта арестовали его прошлой ночью, когда он прибыл из Кента. Я уверен, за этим стоит Трешем. Мы встречались с ним несколько дней назад, и он поведал мне о том, что лорду Саффолку будет предъявлено это обвинение. Я возразил ему, сказав, что это может привести к катастрофе.
Он сделал еще один шаг, приблизившись к королю на расстояние вытянутой руки.
– Ваше величество! Мы не можем допустить, чтобы Уильям де ла Поль предстал перед судом. Я чувствую, здесь не обошлось без Йорка. Трешем и Бофорт подвергнут лорда Саффолка допросу. От такого обвинения нет защиты. Они будут настаивать на применении раскаленного железа.
Генрих продолжал сидеть с пустыми глазами и безучастным лицом. На мгновение Дерри показалось, что в нем появилось нечто похожее на сочувствие, но эта иллюзия быстро рассеялась.
– Ваше величество, – вновь заговорил он, – боюсь, что это заговор против королевской династии. Если они принудят лорда Саффолка выдать подробности заключения перемирия с французским королем, он скажет правду, что оно было заключено по приказу короля. Ввиду понесенных нами во Франции потерь такое признание в значительной мере поспособствует им в осуществлении их замыслов, ваше величество.
Он перевел дух и собрался с силами, чтобы задать трудный для себя вопрос.
– Вы понимаете, ваше величество?
Когда он уже решил, что не дождется ответа, Генрих вздохнул и заговорил несколько невнятным голосом:
– Уильям ни за что не предаст меня, мастер Брюер. Если обвинение ложно, его должны отпустить. Ведь так?
– Так, ваше величество. Они будут пытаться обвинить и убить лорда Саффолка, чтобы успокоить чернь в Лондоне. Прошу вас. Вы же понимаете, что ни в коем случае нельзя допустить, чтобы Уильяма судили.
– Чтобы не судили? Очень хорошо, мастер Брюер, я знаю…
Голос короля постепенно стих. Он сидел, прямо глядя перед собой и едва дыша. Дерри кашлянул, но лицо Генриха оставалось бесстрастным, как будто он перестал воспринимать окружающую действительность.
– Ваше величество! – произнес Дерри, бросив смущенный взгляд на Маргариту.
Она покачала головой, и в ее глазах блеснули слезы.
Прошло еще несколько секунд, и к Генриху, судя по всему, вернулось сознание. Он заморгал и улыбнулся, как ни в чем не бывало.
– Я устал, мастер Брюер, и хочу спать. Мой врач говорит, что я должен спать, если хочу поправиться.
Испытывая неловкость, Дерри опять посмотрел на Маргариту и догадался, какую душевную боль она сейчас испытывает, глядя на супруга. И в этом взгляде, к своему удивлению, он заметил нечто похожее на любовь. На мгновение их глаза встретились.
– Что вам требуется от вашего короля, мастер Брюер? – мягко спросила Маргарита. – Он может приказать, чтобы Уильяма освободили?
– Может. Но нет гарантии, что они исполнят этот приказ. Я не сомневаюсь, что его исполнение будет постоянно откладываться, или Уильяма запрячут в такое место, где я не смогу его отыскать. В Вестминстере Трешем и Бофорт обладают большой властью, хотя бы потому, что Парламент платит стражникам. Ваше величество, пожалуйста, дайте мне немного подумать. Для того чтобы освободить его, недостаточно послать письменное распоряжение.
Ему очень не хотелось говорить о Генрихе в третьем лице, в то время как тот сидел в кровати и взирал на него, словно доверчивый ребенок, но делать было нечего.
– Достаточно ли его величество здоров для небольшой поездки? Если король приплывет в Вестминстер на барже, он сможет пройти в тюрьму, и никто не посмеет его задержать. Мы могли бы освободить его уже сегодня, пока они не причинили ему слишком большой вред.
К его немалому огорчению, Маргарита покачала головой. Она положила ему руку на плечо и отвела в сторону. Повернув голову, Генрих наблюдал за ними с блаженной улыбкой.
– Он уже несколько дней страдает… помутнением сознания, – прошептала Маргарита. – Нужно придумать другой способ освободить Уильяма из их лап. А что лорд Сомерсет? Он в Лондоне? Ведь они с Уильямом друзья. Он не допустит, чтобы Уильяма пытали, какие бы обвинения они ему ни предъявляли.
– Боже, как мне хотелось бы, чтобы это было так просто! Он находится в их власти. Мне трудно представить, что он оказался таким идиотом и добровольно отдался в их руки, но вы же знаете Уильяма. Его понятие о чести, его гордость. У него был шанс скрыться, а он приехал, в надежде на то, что его тюремщики тоже являются людьми чести. А это не так, ваше величество. Они уничтожат могущественного лорда, который поддерживает короля… а потом и самого короля. Я еще не знаю точно их планов, но Уильям… – Он запнулся: в голову пришла идея. – Кажется, я знаю способ избежать следствия! Подождите… да. Они не станут допрашивать его, если он признает вину.
Маргарита нахмурилась.
– Так ведь Трешему и кардиналу Бофорту только это и нужно, мастер Брюер!
Она с недоумением взглянула на улыбающегося Дерри.
– Нас сейчас это вполне устроит. Это даст время, которого мне больше всего недостает. Мне нужно узнать, где они его держат. Благодарю вас, ваше величество. Я обращусь к лорду Сомерсету. Он наверняка поможет. У него есть свои вооруженные люди. Я только молю Бога, чтобы его еще не начали пытать.
Дерри вновь опустился на колено у кровати своего суверена и склонил голову, чтобы еще раз обратиться к нему.
– Ваше величество! Ваш дворец находится на расстоянии короткого плавания от Вестминстера. Если бы вы приехали туда, это очень помогло бы Уильяму. Это очень помогло бы мне.
Генрих смотрел на него, моргая.
– У вас нет пива, Брюер! Доктор Олуорти говорит, что я должен спать!
Дерри в отчаянии закрыл глаза, и ему не оставалось ничего иного, кроме как покорно кивнуть.
– Как скажете, ваше величество. Если не возражаете, я покину вас.
Король Генрих махнул рукой. Маргарита заметила, как побледнело и напряглось лицо Дерри. Он медленно поклонился ей и поспешил из спальни прочь.
Уильям расхаживал взад и вперед по башне Джуэл, высившейся через дорогу от Вестминстерского дворца, и каждый его шаг по толстым дубовым доскам пола отдавался визгливым скрипом. В большой холодной комнате не было ничего, кроме стола и кресла, расположенных таким образом, чтобы их освещало солнце. Внутренний голос говорил ему, что он находится здесь по заслугам. Он не сумел остановить французскую армию. Хотя его люди истребили великое множество врагов, они были вынуждены отступать до Кале, оставляя за собой кровавый след. Перед отплытием в Англию он видел, как его солдаты поднимают с помощью лебедки городские ворота и опускают древнюю решетку, а на крепостной стене занимают позиции лучники. Уильям устало улыбнулся. По крайней мере, ему удалось спасти лучников. Но и только.
Когда его арестовали люди Трешема, он не оказал никакого сопротивления. Его солдаты положили руки на рукоятки мечей, вопросительно глядя на него, но он покачал головой и безропотно позволил увести себя. Он рассчитывал на защиту со стороны самого короля и был уверен, что сможет опровергнуть выдвинутые против него обвинения.
Из окна были видны королевский дворец и древнее аббатство с восьмиугольным зданием капитула. Члены Палаты общин собирались там или в зале, расписанном батальными сценами. Уильям неоднократно слышал разговоры о том, что им необходимо предоставить постоянное место, где они могли бы проводить свои дебаты, но каждый раз у правительства находились более важные дела, нежели поиск теплого помещения для представителей провинции. Он потер виски, чувствуя напряжение и тревогу. Только слепой мог не замечать ярость людей и исходившую от них угрозу насилия, которые бросились ему в глаза, едва он ступил на родную землю. Проезжая по Кенту, он не раз видел марширующие по дорогам большие колонны солдат. На постоялом дворе, где он остановился на ночлег, только и говорили, что о Джеке Кейде и его армии. Хозяева весь вечер бросали на Уильяма враждебные взгляды. Однако, узнавали его или нет, никто не осмеливался чинить ему препятствия на пути в Лондон.
Отвернувшись от окна, Уильям продолжил расхаживать по комнате, сцепив руки за спиной. Предъявленные ему обвинения были смехотворны для каждого, кто знал, что в действительности происходило в последние два года. Он был уверен, что они будут сняты, как только известие о них дойдет до короля. Интересно, знает ли о его аресте Дерри Брюер, подумал он. Судя по присланному им предостережению, Дерри очень не хотелось, чтобы он возвращался домой, но у него, по сути дела, не было выбора. Уильям распрямил спину. В конце концов, он был командующим английскими войсками во Франции и герцогом короны. И никакие катастрофы, свидетелем которых ему пришлось стать, не могли изменить этот факт. Неожиданно он подумал о жене, Алисе. У нее не было известий о нем, кроме тревожных слухов. Интересно, позволят ли ему его тюремщики написать ей и сыну Джону. Он не хотел, чтобы они беспокоились о нем.
Уильям остановился, услышав зазвучавшие внизу мужские голоса. От уголков его губ пролегла жесткая складка, а костяшки сжавшихся пальцев побелели, когда он узнал один из них. Ожидая их, он стоял возле лестницы, словно нес караульную службу у входа в комнату. Ладонь его правой руки непроизвольно хватала воздух у бедра, где обычно находилась рукоятка меча.
Ричард Йорк с мальчишеской прытью поднимался по лестнице в сопровождении двоих мужчин. Он застыл на месте, увидев Саффолка, стоявшего в угрожающей позе.
– Успокойтесь, Уильям, – миролюбиво произнес Йорк, входя в комнату. – Я говорил вам во Франции, что вы получили чашу с ядом. Неужели вы думали, что я спокойно отправлюсь в Ирландию, в то время как в Англии происходят поистине судьбоносные события? Вряд ли. В последние несколько месяцев у меня было много дел. Уверен, у вас их было еще больше, хотя результаты вашей деятельности не столь блестящи.
Йорк прошел к окну и бросил взгляд на восходящее солнце и туман, окутывающий Вестминстер. Вслед за ним в комнату вошли сэр Уильям Трешем и кардинал Бофорт. Йорк, не оборачиваясь, показал на них пальцем.
– Вы, конечно, знаете Трешема и Бофорта. Предлагаю послушать, что они скажут, Уильям. Очень вам советую.
На губах Йорка промелькнула улыбка. Вид из окна явно доставил ему удовольствие. Йорка всегда привлекали помещения на верхних этажах зданий – может быть, потому, что ему казалось, будто Бог ближе к их обитателям, нежели к тем, кто находится внизу.
Разумеется, Уильям обратил внимание на меч Йорка, как и на кинжал с длинным тонким лезвием, удерживаемый на поясе двумя деревянными резными полированными яичками. Клинок для колющих ударов, длинный и тонкий. Уильям вовсе не рассчитывал на то, что Йорк настолько глуп, чтобы подойти к нему слишком близко и позволить ему завладеть его оружием, но тем не менее он оценивал расстояние, разделявшее их. Трешем и кардинал Бофорт, по всей видимости, не были вооружены, но Уильям понимал, что он был точно таким же пленником, как и все несчастные, томившиеся в темницах Вестминстера и Тауэра. Эта мысль вывела его из задумчивости, и он поднял голову.
– Почему меня, обвиняемого в государственной измене, не посадили в Тауэр? Не потому ли, Ричард, что вам хорошо известно о безосновательности этих обвинений? Я ничего не делал по собственной инициативе. Один человек не мог заключить перемирие с Францией, чем бы оно ни обернулось.
Он вдруг подумал о Дерри Брюере и испытал приступ дурноты при воспоминании обо всех этих договоренностях и обещаниях.
Его слова остались без ответа. Тем временем по лестнице поднялись два коренастых солдата в кольчугах и плащах. Уильям с отвращением заметил, что они несут грязный парусиновый мешок. Когда они поставили его на пол, в нем что-то звякнуло.
Кардинал Бофорт кашлянул, и Уильям повернулся к нему, стараясь скрыть отвращение. Двоюродный дед короля с гладко выбритым черепом смотрел куда-то вдаль, сложив вместе длинные белые пальцы, как будто читал молитву. Он был лорд-канцлером при двух королях и являлся потомком Эдуарда III и Джона Гонта. Бофорт был тем самым судьей, который приговорил Жанну д’Арк к сожжению на костре, и Уильям знал, что старик отнюдь не отличается добротой. Он подозревал, что из этой троицы именно кардинал был инициатором его ареста. Присутствие Йорка было недвусмысленным свидетельством его лояльности по отношению к кардиналу. Уильям едва удержался от ухмылки, услышав голос Бофорта, приторно-томный от десятилетий чтения молитв и пристрастия к медовухе.
– Вы обвиняетесь в самых серьезных преступлениях, лорд Уильям. Мне кажется, вам больше пристало искреннее раскаяние, нежели притворное негодование. Если вы подвергнетесь допросу, я не сомневаюсь в результате, как это ни прискорбно. Слишком много свидетелей желает дать показания против вас.
Уильям нахмурился, а его тюремщики переглянулись, прежде чем Бофорт продолжил свою речь. Было очевидно, что они уже вынесли ему приговор. Он сжал зубы, полный решимости бороться до конца.
– Ваше имя значится во всех документах, касающихся последних событий, милорд, – сказал Бофорт. – Сорванное перемирие, свадьба в Туре, оборона Нормандии от французского вторжения. Народ Англии жаждет справедливости, лорд Саффолк, и вы должны жизнью заплатить за свое предательство.
Безжалостные черные глаза кардинала резко контрастировали с его нежной белой кожей. Уильям пристально смотрел в них, стараясь выразить взглядом все свое презрение. Бофорт с грустью покачал головой.
– Какой это был несчастливый год, Уильям! Я знаю вас как хорошего, благочестивого человека. Мне очень не хотелось бы, чтобы дело кончилось этим. Однако должны быть соблюдены все необходимые процедуры. Я попрошу вас сознаться в совершенных вами преступлениях. Вы, вне всякого сомнения, откажетесь, и тогда, боюсь, нам с коллегами придется удалиться. Вас привяжут к этому стулу, и эти два человека убедят вас подписать признание в смертном грехе предательства.
Слушая его сладкоголосую речь, Уильям чувствовал, как гулко бьется сердце в его груди. Все его надежды рушились. Йорк криво усмехался, не глядя на него. Правда, Трешем выглядел несколько смущенным, но это ничего не меняло, поскольку они наверняка уже приняли решение. Парусиновый мешок приковывал к себе взгляд Уильяма помимо его воли.
– Я требую, чтобы мне дали возможность поговорить с королем, – сказал Уильям, радуясь тому, что его голос сохранил спокойствие и твердость.
– Боюсь, что обвинение в государственной измене не позволяет сделать это, – произнес Трешем сухим голосом старого юриста, обсуждающего спорный пункт в законодательном акте. – Вам следует знать, что лицо, замешанное в заговоре против короля, не может быть допущено к королю. Сначала вы должны быть подвергнуты допросу. Когда станут известны все подробности и названы все ваши сообщники, вы предстанете перед судом, хотя, как вам известно, это не более чем формальность. Король не будет принимать во всем этом никакого участия, милорд, разве что захочет присутствовать на вашей казни.
– Разве что… – произнес Йорк, глядя в окно на Вестминстер. – Разве что в потере Франции можно обвинить самого короля, Уильям. Мы оба знаем правду. Скажите, сколько солдат прибыло по вашей просьбе для усиления наших войск в Нормандии? Сколько сражалось под вашим командованием с французами? И в то же время в графствах вокруг Лондона расквартированы восемь тысяч солдат – исключительно ради успокоения короля, который боится мятежа. Если бы эти люди были переправлены во Францию, когда они были так нужны там, как по-вашему, находились бы вы сейчас здесь? Потеряли бы мы Нормандию, если бы у вас было двенадцать тысяч человек?
Уильям пристально смотрел на Йорка, и в его душе вздымалась волна ярости. Он прекрасно понимал, куда тот клонит.
– Генрих является помазанником Божьим, лорд Йорк, – медленно произнес он, чеканя каждое слово. – Вам не удастся выжать из меня самое малейшее обвинение в его адрес, если такова ваша цель. Не мне судить о действиях короля Англии, как и не вам, не кардиналу, его двоюродному деду, и не Трешему, несмотря на все его юридическое крючкотворство. Вы меня понимаете?
– Да, понимаю, – ответил Йорк, глядя на него со странной улыбкой. – Я понимаю, что существуют лишь два варианта, Уильям. Либо король теряет вас, своего самого могущественного сторонника, либо… он теряет все. В любом случае королевство и мои позиции значительно укрепятся. Взгляните правде в лицо, Саффолк! Король – мальчик, слишком слабый и болезненный, чтобы править. Я не первый, кто говорит это, и поверьте мне, сейчас это говорят в каждой деревне и каждом городе по всей Англии. Потери во Франции только подтвердили то, что некоторые из нас знали, когда он был еще ребенком. Мы ждали, Уильям! Из уважения и преданности по отношению к его отцу и короне мы ждали. И посмотрите, чем это кончилось!
Йорк сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться.
– Тем, что вы находитесь сейчас в этой комнате, Уильям. Несите вину за все эти неудачи сами и умрите или возложите ее на короля. Это ваш выбор, и он имеет значение отнюдь не для меня.
Видя откровенное торжество Йорка, Уильям оперся одной рукой о стол.
– Я понимаю, – сказал он.
Что бы ни говорил Йорк, Уильям знал, что выбора у него нет. Он сел за стол и кивнул своим мучителям. Его руки, лежавшие на полированном дереве, дрожали.
– Я не сознаюсь в измене, которую не совершал. Я не назову своего короля или кого бы то ни было. Пытайте меня, если вам нужно, это ничего не изменит. И да простит вас Господь, ибо я не прощу.
Йорк раздраженно махнул рукой, сделав знак солдатам. Один из них склонился над мешком, развязал его и принялся выкладывать на стол всевозможные щипцы, иглы и пилы.