Глава четвертая
ЧЕСТЬ. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Линк стоял у своего стола, на котором были разложены прижатые инструментами морские карты. Позади него черной тенью маячил Бараббас.
— Подходите, джентльмены, подходите, — промолвил капитан, подзывая вошедших рукой. — Не хотите ли рому?
И Джеку, и Рыжему Хью при их росте пришлось чуть пригибаться, чтобы не задевать головой потолок. Но беспокоило их не это, а необычная любезность Линка.
— Располагайтесь, почтенные сэры, располагайтесь.
Широким жестом пригласив гостей садиться, Линк подал знак Бараббасу, и тот бережно наполнил до краев три стакана.
— Во здравие короля! — провозгласил капитан и одним духом осушил свой стакан.
Джек, из уважения к тосту, сделал глоток-другой, но не более, ибо вкус и запах напитка живо напомнили ему о тяжком утреннем пробуждении. Рыжий Хью не притронулся к рому.
— Так вот, джентльмены, — деловито продолжил Линк, — несмотря на сноровку моего помощника, вроде бы позволившую нам оторваться от неприятеля, — тут в его голосе мелькнула зависть, но он быстро, быстрей, чем на палубе, сумел с ней совладать, — мои расчеты не согласуются с точкой зрения Энглдью. До Азорских островов далеко, и на скорое укрытие в гавани рассчитывать не приходится. Корабль у нас валкий, а у них ходкий, так что фрегат легко нас догонит.
Наступило молчание.
— Есть соображения, Джек? — спросил Хью.
— Откуда?
Линк нахмурился.
— Француз поравняется с нами самое большее через четыре склянки.
«Через два часа», — подумал Джек, и у него появилось желание еще раз приложиться к стакану. Боже правый, всего два часа!
— Вот и получается, что мы должны изготовиться к сражению. Согласны?
Рыжий Хью слегка мотнул головой.
— Но ведь Энглдью сказал, что наш преследователь значительно превосходит нас в огневой мощи. Разве у него не больше пушек?
Линк нахмурился, бросил на ирландца сердитый взгляд и кивнул:
— Пушек у него больше, спору нет, и они мощней наших. Только вот палить по нам, сэр, француз не станет. Поверх голов, чтобы нагнать страху, — это пожалуйста, но не по корпусу.
— О, вот, значит, как? — улыбнулся Рыжий Хью. — А почему бы ему не прицелиться ниже?
— Да потому, что французам охота не пустить нас на корм рыбам, а заполучить наш корабль. Целый, на плаву, со всем грузом.
— Значит, они пойдут на абордаж? — спросил Джек.
Линк кивнул.
— Как пить дать пойдут. И тут у нас появится шанс отыграться. Конечно, как капер, этот фрегат наверняка имеет на борту вдвое больше людей, чем у нас…
— Если не втрое, — подал голос ирландец.
— Ну так и что же? Для англичан это нормальное соотношение сил. В нашей истории полно случаев, когда мы побеждали втрое превосходящих нас в численности врагов.
«А во французской истории наверняка полно обратных примеров», — подумал Джек.
— Итак, — заключил Линк, — мы вполне способны отбить натиск пиратов и вышибить их с нашего корабля. Что скажете?
Джек посмотрел на Рыжего Хью, который с удивительной сосредоточенностью рассматривал собственный указательный палец. После достаточно продолжительной паузы он поднял глаза и спокойно спросил:
— А зачем нам сражаться?
— За… зачем? — Это слово, очевидно, застряло у капитана в горле. — Но матросы… они будут смотреть на вас, сэр. Вы же солдаты. Вы оба должны…
Но солдаты молчали.
— Вы что, хотели бы попасть в плен к французам? — спросил ошарашенный Линк.
— О, я был у них в плену, — отозвался ирландец, обращаясь скорее не к капитану, а к Джеку. — Очаровательные люди. И выпивка на их корабле куда лучше, чем на нашем. — Он подался вперед и отодвинул от Джека стакан. — К тому же это совсем ненадолго: в первом же порту по соглашению об обмене пленными нас освободят.
Ну разумеется! При этих словах у Джека гора с плеч свалилась. Идет война, пленных полно у обеих сторон, и обмен ими — самое обычное дело. Французское вино в сочетании с перспективой скорого освобождения вдруг показались ему куда предпочтительнее всегда накрененной, уходящей из-под ног палубы и шибающего в нос рома.
Линк, однако, продолжал дивиться странно миролюбивому настроению Хью.
— Но, сэр, сэр! Сэр! Как же ваша честь?
— Ах, честь. Надо же, Джек, мы ведь говорили о чести как раз перед тем, как спуститься сюда. По правде сказать, с моей точки зрения, это понятие весьма растяжимое. В том смысле, что у разных людей представления о чести могут существенно разниться.
Разозленный капитан отбросил всякие притязания на любезность.
— Честь англичанина и впрямь весьма отличается от чести ирландца, это уж точно, — взорвался он.
Голос Рыжего Хью, наоборот, прозвучал очень мягко.
— Вот, пожалуйста, наглядный пример той растяжимости, о какой я упоминал. Вы, сэр, можете назвать меня трусом, а уж мне решать, усмотреть в этом оскорбление или комплимент моему здравому смыслу. А также драться мне по этому поводу или нет. Но ставить под сомнение мою честь в прямой связи с местом, где я был рожден, — это, в общем, — он чуть привстал в угрожающем ожидании, — совсем другая статья.
Линк инстинктивно потер помятое накануне запястье.
— Я… я… не хотел вас задеть, — пробормотал он и, ища поддержки, обратился к Джеку. — Но вы-το, сэр. Вы? Вы ведь офицер королевской армии, и уж вас-το обязывает сражаться не только честь, но и воинский долг.
Джек собрался было ответить, но опустившийся на свой стул Рыжий Хью предостерегающе сжал его локоть.
— Вынужден сообщить вам, сэр, что долг этого юного джентльмена, — в голосе ирландца начали ощутимо звучать интонации буквоеда-законника, — отнюдь не предписывает ему ничего подобного. Primus: он королевский курьер, и в силу полученного приказа долг повелевает ему доставить депеши по назначению, а не рисковать собой, ввязываясь во всякие местные стычки. Secundus, — возвысил он голос и поднял руку, чтобы отмести протест Линка, — мой доверитель не раз заявлял, что испытывает отвращение к работорговле. Ergo: его внутренние убеждения не позволяют ему принимать участие в сбережении грузов, выручка от которых пойдет на организацию новых плаваний за живым товаром. Quod est demonstrandum.
— Erat, а не est, — менторским тоном поправил его Джек.
— Черт побери! На склоне лет мне не до латинских склонений.
Линк, разинув рот, вытаращился на них, как на сумасшедших, и наконец, брызжа слюной, обратился к умалишенному помоложе:
— А вы сами-το, сэр? Вы-το что скажете?
Джек пожал плечами.
— То же самое, что мой поверенный.
Капитан, похоже, готов был лопнуть от ярости, но тут снова заговорил Рыжий Хью:
— Таким образом, мы обсудили вопрос с точки зрения долга и чести — тут все нам ясно. С другой стороны, лично я, например, никогда не уклонялся от потасовок. Да и по деловым соображениям мне было бы сподручнее попасть в Бристоль напрямую, а не через французские руки. И поскольку предыдущие доводы, способные подвигнуть нас на участие в битве, уже были мною, надеюсь, убедительно опровергнуты, я позволю себе привести собственный резон. Который, возможно… заметьте, только возможно… поможет убедить этого юного джентльмена и меня принять вашу позицию.
Предпринятый словесный штурм поверг Линка в полнейшую растерянность.
— Что вы имеете в виду, сэр? — вздохнул он.
Рыжий Хью улыбнулся:
— Деньги.
— Деньги?
— Ну да. Конечно, разве в былое время мне не случалось убеждаться в том, что они являются лучшим средством вербовки? Ничто, кроме них, так не подогревает остывшую доблесть.
* * *
Небольшое время спустя, задержавшись лишь для короткой беседы со стариной Энглдью, Джек проследовал за Рыжим Хью на заставленную грузами орудийную палубу. В руке и того и другого были зажаты листки бумаги, которым через миг-другой надлежало оказаться в крепко запертых вещевых сундуках.
— Ну что, парень, разве я не сказал, предоставь это мне? Я хорошо позаботился о твоем будущем, а?
Он похлопал попутчика по руке, сжимающей документ, и юноша посмотрел на контракт, который Линку пришлось скрепить своей подписью. Капитан, конечно, попытался надуть их, предлагая по полторы доли каждому, полагающиеся шлюпочным старшинам или рулевым, но проныра Хью настоял на шести, подобающих помощнику капитана.
— И что это нам может дать?
— Ну, сам подумай, Джек, шестая доля богатой добычи? — Глаза ирландца вспыхнули даже в сумраке трюмного помещения. — Ты что, никогда не слышал о корабле «Нуэстра Сеньора де Кабодонга», захваченном капитаном Энсоном в сорок третьем году?
Джек покачал головой.
— Это был галеон с сокровищами, парень, который возвращался из Новой Испании. С трюмами, набитыми золотом и серебром. Доля простого матроса составила в переводе на деньги две сотни фунтов. Что равнялось его жалованью за девять лет. Ну а офицеры получили около пяти тысяч.
Джек присвистнул. Пять тысяч фунтов могли обеспечить его на всю жизнь. Потом он пожал плечами.
— Но мы будем биться не с полным золота галеоном. А с французским капером, в трюмах которого, скорее всего, так же пусто, как в матросских желудках.
Они остановились возле сундука Джека, и тот достал из кармана ключ.
— Это как посмотреть. Вполне возможно, что этот корабль тоже набит под завязку добычей и уже возвращается в порт, а наша посудина нужна им лишь как дополнительный транспорт. Наложив руки на такие богатства, мы станем состоятельными людьми. Разве это не вдохновляет, а?
— Еще как вдохновляет, — отозвался Джек.
Он открыл сундук, спрятал туда договор, опустил крышку, запер замок и встал.
— Но тут есть одна загвоздка. Ты ведь, как и я, сражался с французами и прекрасно знаешь, что они вовсе не такие бросовые вояки, какими пытался их выставить Линк. И при явном численном превосходстве…
Джек, не закончив фразы, умолк. Рыжий Хью кивнул.
— Ты рассуждаешь верно, мой друг. Однако у меня есть способ убавить их численность.
— Правда? Какой же?
Ирландец улыбнулся и поманил юношу пальцем.
— Давай-ка лучше я тебе покажу.
Его багаж был размещен ближе к носу, и кроме сундука (к слову, куда более старого и обшарпанного, чем у Джека), в который он убрал документ, включал в себя здоровенный квадратный ящик.
— Передай-ка мне вон ту стамеску, душа моя, — промолвил ирландец вполголоса.
Получив плотницкий инструмент в руки, Хью подсунул плоский конец под крышку и аккуратно отжал ее, после чего боковые стенки ящика разложились в стороны, открыв взгляду куб спрессовавшейся за дорогу соломы.
Джек трижды чихнул.
— Ну и на что это может сгодиться? Или ты думаешь закидать этим сеном французов, чтобы они, вместо того чтобы драться, изошли бы на чих?
— Э, не шути. То, что ты видишь, подобно троянской лошадке. Безобидно снаружи, зато внутри… Ох, — неожиданно вскликнул он, — брысь отсюда, глупая тварь!
Последние слова адресовались не Джеку, а вездесущему козлу Иеремии, учуявшему угощение, но вместо него получившему пинок под зад. Козел отступил, глядя на людей исподлобья и дожевывая пук сухих желтых стеблей, который успел ухватить, за солому же взялся сам Рыжий Хью, осторожно снимая ее слой за слоем. Джек стал помогать ему, и вскоре они откопали нечто вроде трехуровневого стеллажа, на каждой полке которого лежали завернутые в мешковину шаровидные предметы величиной с небольшие мячи.
— Что это такое? — спросил Джек, протягивая руку к ближайшему шару.
— Гранаты, — ответил ирландец и рассмеялся, когда Джек отдернул руку и отступил на шаг.
— Не робей, приятель. Фи, Джек, не бойся. Эти штуковины опасны только тогда, когда соединятся с запалами. — Он пнул ногой еще один ящик. — Точь-в-точь как наши ребята и пресвитериане: порознь сидят смирно, а сойдутся вместе — пиши пропало.
Отшвырнув в сторону кусок мешковины, Хью взвесил на ладони чуть великоватый для нее темный металлический шар. Ирландец изобразил бросок.
— В крикет играешь?
— В Вестминстере был в команде. Правда, отбивающим.
— Жаль. Отбивающий не подающий. — Он снова изобразил бросок. — Я и сам в свое время взял не одни ворота.
Фигурально он выразился или только имел в виду крикет, Джек так и не понял.
— Ты что, повсюду возишь с собой гранаты?
Ну, хорошая граната — это такая вещь… никогда не угадаешь, где и в какой момент она может тебе понадобиться. — Он заметил выражение лица Джека и заговорил серьезней: — Я ведь как-то упоминал, что отдаю часть своего времени инженерным работам. Мало что может заменить эти штуковины, когда требуется раздолбать скалу.
— Ясно. А это действительно неплохие гранаты?
— Самые лучшие. Я изготовил их самолично. — Он подбросил шар в воздух и поймал его за спиной. — Те, что на верхней полке, имеют толстую оболочку и начинены чистым порохом: незаменимы для подрыва. Эти, — ирландец взял гранату со средней полки, — шрапнельные, эффективны против людских плотных масс.
— А эти? — спросил Джек, указывая на нижнюю полку.
— Хлопушки-вонючки. Понюхай.
Джек понюхал и скорчил гримасу.
— То-то. В основном в них сера и все такое. Если бабахнет, смраду не оберешься. Неужели вы в своей замечательной школе не делали этаких дурно пахнущих бомбочек?
— Мы обходились содержимым уборных, — покачал головой Джек. — А они что, готовы к использованию?
— Почти. Когда заряды подолгу лежат без употребления, пороховая смесь расслаивается на отдельные ингредиенты и в таком виде может не взорваться. Поэтому каждую гранату надо легонько встряхнуть, чтобы порох снова нормально распределился. А потом вставить запал.
Хью открыл второй ящик, где помещались две дюжины парусиновых просмоленных мешочков, влез в один из них и показал Джеку деревянный черенок с небольшой чашечкой на конце — что-то вроде спрямленной курительной трубки.
— Наверху я объясню тебе, как с ними обращаться и сколько времени выжидать, прежде чем швырнуть эту штуковину. Чтобы не бросить ее ни слишком рано, ни, что еще хуже, слишком поздно.
— Ты хочешь сказать, что, подпалив эту бомбу, надо еще и ждать? — испуганно спросил Джек.
— Непременно, если ты не хочешь, чтобы она полетела обратно в тебя. Все запалы, какие ты видишь, я тоже делал и пропитывал сам, и, поверь мне, с преогромнейшим тщанием. Правильно составленная смесь позволяет рассчитать точное время горения, оно у меня для каждого вида изделий свое. Например, у этих красоток, — указал он на среднюю полку, — запалы горят ровно десять секунд. Так что зажигаешь, считаешь до восьми — и бросаешь!
— До восьми!
— Ага. Правда, когда я хотел, чтобы граната бабахнула прямо над головами штурмующих нас солдат, то считал до восьми с половиной. А однорукий Том — тот и вовсе до девяти.
— Однорукий?
— Хм. Вообще-то, он стал одноруким именно в результате этого опыта.
Ирландец снова подкинул шар вверх.
И Джек, еще раньше заметивший в его движениях некую странность, наконец счел возможным спросить:
— Слушай, а разве гранату обязательно швырять левой рукой?
— Нет, конечно нет. Все дело в том, что я от природы левша и ничего не могу с этим поделать. В детстве священники, считавшие это печатью дьявола, даже привязывали мою левую руку к телу, чтобы отучить ею пользоваться, но их труды пропали впустую. — Он ухмыльнулся и погладил гранату. — Само собой, Старый Ник на броски не влияет. Правда, когда я беру в руку шпагу, в клинок и верно вселяется дьявол.
Джек понимающе кивнул. В фехтовальном зале Хаймаркета ему доводилось сталкиваться с левшами. Те и впрямь демонстрировали дьявольскую сноровку.
Послышались тихие шаги: к ним приблизился боцман.
— Капитан собирается всех созвать, — сообщил мрачно Макрэй. — Небось, будет склонять нас к драке.
Моряк произнес все это не вполне разборчиво, поскольку жевал табак. Он наклонился, с намерением выплюнуть жвачку в пушечный порт, но, поскольку все порты были задраены и законопачены, сглотнул слюну и продолжил:
— Вы, поди, пошлете его подальше, а, мистер Макклуни?
— Может, и нет, парень. Может, и нет. — Ирландец подступил к боцману ближе. — Я вот что тебе скажу: помощник капитана точно опознал того француза, который увязался за нами. Нынче он приписан к Нанту и зовется «Робуста». У него трюмы ломятся от товаров.
Хью отступил в сторону, и Джек приметил, как вспыхнули глаза моряка.
— Скажи капитану, что мы сейчас поднимемся.
— Ладно.
Когда боцман направился к лестнице, Рыжий Хью вздохнул.
— Парни, конечно, схватятся с лягушатниками, если увидят в том хоть малейший шанс поживиться. Но мне сегодня, в память о молодых моих днях, хотелось бы подогреть в них воинственность вовсе не алчностью, а чем-то другим. Глаз веселящим и окрыляющим душу.
— Типа чего?
— Ох, малый. Видел бы ты меня в форме австрийского гренадера — в меховой шапке, доломане, рейтузах и кушаке, с длиннющими усами и вот такими, — он взлохматил свою рыжую шевелюру, — торчащими во все стороны волосами. Конечно, разве французы не задавали драла от одного нашего вида?
«А ведь задавали!» — подумал вдруг Джек, опять вспомнив Квебек.
Разве, и вправду, не на его глазах волну накатывавшихся французов обратил в бегство поредевший строй людей в красных мундирах, не дрогнувших под жестоким обстрелом и подпустивших противника к себе настолько, чтобы можно было разить его выстрелами в упор?
— Красное все переломит, — пробормотал он.
— Ты о чем это, Джек?
Юноша посмотрел на ирландца.
— Да вот, подумал, раз на тебе нет мундира, не глянуть ли мне на свой.
Он повернулся, направился к своему сундуку и в тот момент, когда к нему подошел Хью, уже открыл его и достал свой драгунский мундир. Ярко-алый, ничуть не выцветший, поскольку старое воинское облачение с него сорвали некогда абенаки, а новое он заказал уже в Ньюпорте, разыскав там отменнейшего портного. И то сказать, не мог же он предстать перед королем пугалом, в том нелепом, с чужого плеча одеянии, которое ему выдали в Квебеке. Джек уплатил десять горностаевых шкурок — целое состояние! — но зато получил именно то, что ему в данном случае требовалось. И ткань, и покрой этого образчика портняжного мастерства позволили бы без малейшей тени неловкости щегольнуть в нем и по самой Джемини-стрит, а серебряные пуговицы с кокардой даже без дополнительной полировки великолепно сочетались с черной отделкой на лацканах и манжетах. Черный кант указывал на принадлежность воина к Шестнадцатому полку легких драгун.
— Ты ведь не собираешься надевать это, а, сынок? — спросил Рыжий Хью, рассматривая мундир поверх плеча Джека.
— А почему бы и нет? Разве ты только что не сокрушался о своей прежней форме?
— Но она была зеленой, к тому же, надевая ее, я совершенно не отличался от сотен стоявших со мной рядом ребят. Здесь же, парень, ты будешь выделяться на общем фоне и привлекать пули так же, как дерьмо мух. — Он попытался забрать у юноши куртку. — Нет, парень. Оставь это здесь. Вовсе незачем делать себя самой яркой мишенью.
Некоторое время Джек молча сбивал с мундирного сукна пылинки, а когда заговорил, голос его был тих:
— Ты хочешь, чтобы я прятался за чужими спинами?
— Не прятался, а лишь сливался со всеми, кто…
Джек поднял руку.
— Прошу прощения, сэр. Я, конечно, готов принять совет опытного человека, особенно бывшего гренадера, но у меня есть мундир. Мундир моего полка. Иметь его и не сражаться в нем было бы просто позором. Для него. Для моего полка. Для семьи Абсолютов. — Он выпрямился и взглянул ирландцу в глаза: — Для меня это вопрос чести, сэр. И я ею не поступлюсь.
— Боже мой!
Глаза Рыжего Хью наполнились светом и влагой. Потом, к удивлению Джека, он схватил его за затылок, притянул к себе и смачно поцеловал в губы.
— Боже мой, вот истинный образец того духа, который сделал возможными все наши заокеанские завоевания. И уж конечно, ты наполовину ирландец — это ясно как день. Для меня будет честью сражаться бок о бок с тобой, даже если нам предстоит уворачиваться от всех вражеских пуль и доброй трети их пушечных ядер.
Он рассмеялся, и Джек после недолгого раздумья рассмеялся тоже.
— Увидимся наверху, Рыжий Хью.
— Наверху, Черный Джек.
Ирландец направился к трапу, в то время как Джек, не спеша и наслаждаясь качеством каждого предмета экипировки, принялся переодеваться, готовясь к сражению. Облачившись в мундир, он повертел в руках кавалерийскую саблю — оружие, может быть, и не самое уместное на корабельной палубе, но заслуженное и остро отточенное. Впрочем, у юноши имелось в запасе и еще кое-что: порывшись в сундуке, он извлек и повесил на пояс индейский томагавк.
Тут резкий звук боцманской дудки и донесшиеся с палубы крики возвестили о том, что пора выбираться наверх. Джек торопливо вынул из сундука длинный сверток и, размотав ткань, взял в руки ружье, которым разжился в Ньюпорте, выменяв его у индейцев на пять баклаг рома.
«Нет, не все французы доберутся до нас», — подумал он и улыбнулся.
