Книга: Кровь богов
Назад: Глава 22
Дальше: Глава 24

Глава 23

Безлунной ночью галеры Агриппы легко вышли в темное море. После завершения строительства канала он три ночи дожидался идеальных условий, чтобы открыть вторые ворота. В шторм он выйти не мог: волны были слишком высоки для его заново сконструированных галер. Потеря устойчивости стала наибольшей из опасностей, потому что каждое из его изобретений прибавляло веса верхней части галеры. От нескольких нововведений пришлось отказаться: они или сильно замедляли ход, или превращали галеру в смертельную ловушку для всех, кто находился на нижней палубе. Месяцы на берегу Авернского озера стали самыми нервными, но и самыми восхитительными в жизни Виспансия, и теперь он полностью подготовился к выходу в море. А если бы и не подготовился, Октавиан все равно послал бы к нему Мецената с приказом переходить к активным действиям.
Сейчас у его знатного друга впервые не нашлось слов, когда он увидел, как корабли выходят из канала. Агриппа чувствовал, что Цильний Меценат хочет быть где угодно, но не здесь, но гордость не позволяла ему отказаться от выхода в море. Им предстояло вдвоем встретиться с врагом в открытом бою, располагая всего сорока восемью галерами. Все зависело от точного выбора времени и элемента внезапности… и удачи, которая не очень-то жаловала Агриппу, когда ставки были особенно высоки.
В темноте общение между кораблями осуществлялось при помощи фонарей с заслонками. Лучи посылались с тем, чтобы определить позицию каждой галеры в общем строю. Вторая половина дня и вечер ушли на то, чтобы завести суда в канал. Их тянули веревками, потому что весла лежали на палубе. И конечно же, момент, когда корабли выходили на глубокую воду, вызвал прилив радости.
Виспансий Агриппа не мог не гордиться достижениями римлян. Его люди проложили тропу в море там, где ее раньше не существовало. Они строили громадные корабли, а когда их проекты проваливались или доказывали свою неприемлемость, разбирали готовые суда и начинали все заново без единой жалобы. Агриппа дал себе зарок наградить и команды, и офицеров, если кто-то из них выживет.
Ночная тьма, раскинувшаяся над морем, могла прятать целый флот вражеских галер, дожидающихся их. Агриппа нервно сглотнул, вышагивая по палубе. Его большие руки то сжимались в кулаки, то снова разжимались. На юге лежал остров Сицилия, на который он и держал курс, с длинной береговой полосой, изрезанной множеством маленьких бухт, где, по словам шпионов, и базировался вражеский флот. Он надеялся под покровом ночи подойти к острову как можно ближе. После этого его новое оружие и тактика или принесли бы ему победу, или обрекли на поражение. Его команды усердно готовились к бою, но Агриппа понимал, что они еще не научились маневрировать с такой легкостью, как бывалые матросы римского флота. Он вытер пот со лба, когда новые корабли подняли паруса, чтобы использовать ветер, дувший в сторону Сицилии. Его галера легко скользила по морю вместе с остальными: слышалось только шипение воды, рассекаемой ее носом. Сицилия чуть ли не вплотную подходила к самой южной точке Италии, но им предстояло пройти добрые двести миль. Агриппа продолжал кружить по палубе, мысленно представляя себе карту. При всех надеждах на новые корабли, его так и подмывало не ввязываться в бой, а увести галеры на восток, где их с таким нетерпением ждал Октавиан. Кораблестроитель понимал, что при удаче он может провести день у берега где-то южнее, а следующей ночью обогнуть «каблук» Италии, возможно, даже до того, как Секст Помпей узнает, что новый римский флот побывал в этих водах. И это было бы правильным решением, если бы Помпей не разделил свой флот на две части и не увел сотню кораблей на другую сторону «каблука». Новости, которые привез Меценат, изменили все намеченные планы.
Двойная блокада сводила на нет прибрежную торговлю. Рим уже находился на грани голода, и долго так продолжаться не могло. Блокаду необходимо было прорвать, и Агриппа чувствовал, как сильно давила на него ответственность. Если он провалит свою миссию, Октавиана запрут в Италии на долгие годы, и ему придется начать переговоры, а то и сдаться Освободителям. И Виспансий знал, что второго шанса не будет, потому что его друг поставил все на него.
Все сорок восемь галер подняли паруса, ловя ночной ветер, но Агриппа их, можно сказать, не видел. Белые паруса могли заметить издалека, поэтому его люди вновь и вновь окунали их в огромные чаны с раствором марены, пока они не обрели красно-коричневый цвет. Теперь заметить их в темноте мог только очень наметанный глаз. Да, днем казалось, что паруса покрыты засохшей кровью, но требуемая маскировка обеспечивалась.
– У меня есть кувшин хорошего вина, – подтверждая свои слова, Меценат стукнул глиняной чашей по кувшину.
Агриппа покачал головой, но потом понял, что друг мог этого не увидеть.
– Не для меня, – сказал он вслух. – Теперь, когда мы в открытом море, мне надо сохранять ясность ума.
– Тебе следовало родиться в Спарте, – ответил Меценат. – Я нахожу, что хорошее красное вино только расслабляет меня. – Он наполнил чашу и выругался, потому что вино выплеснулась на палубу. – Полагаю, за удачу! – И он выпил. – А тебе надо немного поспать, если ясность ума так необходима. По крайней мере, море сегодня спокойное. Я бы не хотел обрести могилу в воде, выплевывая собственные внутренности через ограждение.
Агриппа не ответил. Он думал об окружающих его галерах. Меценат, похоже, не понимал, сколь многое от него зависит. Каждое улучшение, каждое тактическое нововведение придумал он. Если он потерпит неудачу, будут потеряны полгода и невообразимые деньги, не говоря уже о его жизни. Ночь надежно скрывала корабли, но заря откроет их вражеским глазам. И Виспансий не знал, радоваться ему или страшиться того момента, когда они увидят первую неприятельскую галеру, стремительно сближающуюся с ними.

 

Ведия вырвал из сна Менас, его заместитель. Он проснулся со стоном и чуть не скатился с койки, но его удержала рука Менаса.
– Что такое? – еще сонно просипел первый помощник Секста Помпея.
Он так долго спал на палубе, что маленькая каюта, предназначенная для капитана, казалась ему невероятной роскошью. Матрас, возможно, тонкий и комковатый, не шел ни в какое сравнение с деревянным полом и куском парусины вместо одеяла, как в дождь, так и в ветер.
– Световой сигнал, – доложил Менас, продолжая трясти начальника за плечо.
Этому человеку, кадровому военному, конечно, не нравилось, что у него такой командир, но свое отношение он тщательно скрывал и держался подчеркнуто нейтрально. Ведий скинул его руку с плеча, резко сел и выругался, ударившись головой о балку.
– Все, проснулся, – пробормотал он, потирая ушибленное место и выходя из крошечной каюты.
В темноте он последовал за Менасом и поднялся по короткому трапу на палубу к тусклой лампе. Посмотрев в ту сторону, куда указывал его подчиненный, он увидел свет вдали на горном пике. Наблюдатели разжигали костер, когда замечали в море что-то движущееся.
– Кто-то пытается проскочить под покровом темноты, – в голосе Ведия слышалась мрачная радость.
Вероятно, груз имел немалую ценность, раз капитаны и владельцы рисковали кораблями, которые могли в темноте наткнуться на скалы. При этой мысли Ведий громко потер мозолистые руки. Мысленным взором он увидел сундуки с золотом и серебром, а возможно, даже всю легионную казну, хотя предпочел бы обнаружить на борту молоденьких дочерей какого-нибудь толстяка-сенатора. Поскольку Секст никогда не отпускал от себя Лавинию, он крайне редко держал на своем корабле женщин ради выкупа. Ведий давно уже обходился без женской ласки и усмехнулся, подставив лицо ветру. Проститутки Сицилии не шли ни в какое сравнение с римской девственницей, которая могла провести в его каюте несколько дней.
– Выводи нас из бухты, Менас, – скомандовал он. – Давай ощиплем эту жирную римскую курочку.
Менас натужно улыбнулся. Этот грубый человек, который раньше зарабатывал деньги боями в тавернах, вызывал у него отвращение, но Сенат поставил флот под начало таких, как Ведий, и ему оставалось только повиноваться, не имея возможности ни с кем поделиться своими мыслями.
Корабли, которыми командовал Ведий, могли позволить себе ни от кого не таиться, потому что держали западное побережье Италии под полным контролем. Менас снял с ремня горн и сигнал полетел над водой. Восемь галер базировались в этой бухте, и все они пришли в движение, едва услышав сигнал: капитаны начали готовиться к отплытию, как только увидели костер на горном пике. В свою очередь, и они протрубили в горны, по цепочке передавая сигнал в следующие бухты.
Ведий почувствовал, как усиливается дующий в лицо ветер: гребцы опустили весла в воду, и галера начала набирать скорость. Ничто не могло сравниться с этим ощущением скорости и мощи, и он поблагодарил Секста Помпея, который привел его в этот морской мир, а потом потер челюсть, чувствуя давнюю боль. Ведий был обязан Сексту всем с той поры, когда этот молодой человек спас его и дал ему цель в жизни, которая иначе так и прошла бы в пьяных драках в тавернах. Он говорил себе, что Помпей никогда не побил бы его, будь он трезв, но сломанная челюсть срослась неправильно, так что Ведию приходилось жить с болью, а каждая трапеза превращалась для него в пытку. Зато теперь он был главным. Этот римский патриций постоянно ему что-то приказывал, но в эту ночь командовал он, Ведий. Заместитель Секста уже понял, что ответственность – тяжелая ноша, но ему это нравилось.
– Средний ход! – прокричал он, а потом велел принести чего-нибудь выпить, чтобы прогнать остатки сна. Римский легионер предложил ему воды, но Ведий осмеял его:
– Я ее никогда не пью! Вино кормит кровь, парень. Принеси мне бурдюк.
На нижней палубе эти слова услышал начальник гребцов, и бой барабанов, задающий темп, ускорился. Гребцы, недавно спавшие на скамьях, уже втянулись в работу. Галеры направились к выходу из бухты в строгом строю, все прибавляя и прибавляя в скорости. Каждому капитану хотелось первым настигнуть добычу. Вскоре они оставили позади остров Капри, расположенный в сотне миль севернее Сицилии.

 

Виспансий Агриппа всматривался в темноту, ловя и снова теряя из виду световую точку, которая появилась вдали. Ночное небо вращалось вокруг Полярной звезды, до зари оставалось еще много часов, и он не мог понять, кто мог жечь костры на холмах Капри, когда его корабль проплывал мимо в темноте.
– Мне нужна информация, Меценат, – Агриппа смотрел на своего друга, и ему показалось, что тот пожал плечами, но полной уверенности в этом у него из-за темноты не было.
– Никто не знает, где вражеский флот, – ответил молодой патриций. – У нас есть клиенты на Сицилии и на всех островах, но они не могут держать нас в курсе событий, потому что связи с материком нет. Ты плывешь вслепую, друг мой, но я думаю, ты не предполагаешь, что костер разжег какой-то пастух, чтобы согреться в ночи.
Агриппа не ответил – от раздражения у него перехватило дыхание. Они шли на юг, и остров Капри темной громадой возвышался по его правую руку. Лишь на самой высокой точке острова пылал огонь. Флотоводец напрягал зрение, вновь и вновь вглядываясь в темноту и пытаясь разглядеть вражеские галеры, отплывающие от острова и атакующие его флот.
– Я не планировал ночной атаки, – пробормотал он. – Мы не сможем использовать якоря, не видя врага.
– Иногда боги играют в свои игры, – небрежно ответил Меценат.
Его, похоже, сложившаяся ситуация совершенно не волновала, и уверенность Цильния Мецената помогла Агриппе тоже обрести спокойствие. Он уже собрался ответить, когда увидел что-то вдали и перегнулся через правый борт. Молодой человек долго вертел головой из стороны в сторону, пытаясь что-то уловить в расплывчатых тенях.
– Не свались. – Меценат протянул руку и схватил его за плечо. – Я не хочу сегодня оказаться в командирах. Ты единственный, кто понимает, как все это работает.
– Клянусь Аидом. Я их вижу! – воскликнул Агриппа. Он практически не сомневался, что и вправду видит длинные корпуса галер.
– Корницен! Три коротких! – закричал он.
Этим сигналом отдавалась команда построиться в боевой порядок, следуя за флагманом, и Агриппе оставалось только верить, что капитаны галер это поймут и последуют за ним. Затем флотоводец отдал еще полдесятка новых приказов. Море было гладким, как зеркало, но для реализации задуманного ему требовался свет.
Цильний Меценат с интересом наблюдал, как сворачиваются паруса, а весла опускаются в воду. Галера Агриппы сначала закачалась на воде, а потом вновь двинулась, набирая все большую скорость. Патриций почувствовал, как она ускоряется, и улыбнулся. Вокруг другие галеры повторяли действия флагмана. О маскировке забыли, капитаны выкрикивали приказы.
Короткая заминка позволила вражеским галерам приблизиться, хотя Меценат видел белые буруны, которые весла взбивали лучше, чем сами корабли. В горле у него пересохло, он наполнил еще одну чашу и тут же выпил.
– Мы будем плыть вдоль берега до зари, – сказал Агриппа. – Боги, когда взойдет солнце? Мне нужен свет.
Он слышал барабаны других галер, которые ускоряли ритм, побуждая гребцов увеличивать темп. И если сначала корабли шли со средним ходом, то по приказу капитана они принялись разгоняться.
– Они же не могут так мчаться, во всяком случае, долго? – спросил Меценат.
Агриппа кивнул в темноте, невидимый своему другу, надеясь, что это правда. Его команды многие месяцы наматывали мили, кружа по озеру. Гребцы стали стройными и поджарыми, как охотничьи собаки, но гребля выматывала людей, даже тех, кто находился в прекрасной физической форме. И Виспансий понятия не имел, смогут ли легионные галеры, которыми командовал Секст Помпей, догнать его флот и протаранить бронзовыми носами.
– Так почему ты здесь? – заговорил Агриппа только для того, чтобы снять напряжение, которое грозило его задушить. – В смысле, на корабле?
– Ты знаешь почему, – ответил Меценат. – Я не могу положиться на тебя в таком деле.
Даже в темноте каждый из друзей увидел сверкнувшие в улыбке зубы другого. Скрип весел и ритм барабанов нарастал, и Агриппа чувствовал, что сердце у него бьется, как у оленя, убегающего от стаи волков. Ветер ревел в ушах, заставляя крутить головой, чтобы слышать врага.
– А на самом деле? – спросил он громче, чуть ли не выкрикнул.
Насколько флотоводец мог судить, вражеские галеры почти их догнали, и он напрягся, готовясь услышать трест дерева, ломающегося под ударами бронзовых таранов. Теперь никто не думал о маневрировании: гребцы налегали на весла, вкладывая все силы в каждый гребок.
– Потому же, почему ты рискуешь своей шеей в полной темноте! – прокричал в ответ Меценат. – Ради него. Все ради него.
– Я знаю, – ответил Агриппа. – Думаешь, он знает, что ты чувствуешь?
– Я – что? – крикнул его товарищ, не веря своим ушам. – Что я чувствую? Ты специально выбрал момент, когда наши жизни висят на волоске, чтобы сказать мне, что я, по твоему мнению, влюблен в Октавиана? Ты самодовольный ублюдок! Ушам своим не верю!
– Я просто подумал…
– Ты подумал неправильно, невежественная горилла! Боги, я пришел сюда, чтобы рядом с тобой встретить жестокого врага – не на суше, а на море, – и что я за это получаю? Мы с Октавианом друзья, большой ты, волосатый горшок с помоями. Друзья!
Меценат хотел сказать что-то еще, но где-то рядом раздался громкий треск. Закричали люди, послышались всплески, но в непроглядной тьме ссорящиеся друзья не могли сказать, откуда доносятся звуки, и тонут ли воины с их галеры.
– Мы с тобой еще поговорим об этом, когда все закончится! – рявкнул Цильний Меценат. – Я бы сейчас вытащил меч, если бы мог тебя разглядеть и не будь ты единственным, кто знает, как вести морской бой.
И тут, услышав смех Агриппы, кипящий от негодования патриций едва не ударил его.
– Ты хороший человек, Меценат, – ответил предводитель флота, и в темноте вновь блеснули его зубы.
Если бы Цильний мог видеть своего друга, он бы встревожился: мышцы его напряглись до предела, а вены вздулись от страха и ярости. Агриппа не видел врагов, темнота связывала его по рукам и ногам, он не знал, не протаранит ли их вдруг в следующее мгновение вражеская галера. Болтовня с Меценатом хоть немного, но отвлекала.
– Я хороший человек, обезьяна, – огрызнулся патриций. – И ты тоже. А теперь, пожалуйста, скажи, что мы сможем обогнать эти галеры.
Агриппа посмотрел на восток, молясь о первом солнечном луче. Он чувствовал, как скрипит и напрягается галера, словно живое существо. Капли соленой воды летели через палубу и холодными иголками кололи лицо.
– Я не знаю, – пробормотал флотоводец.

 

Ведий отступил на шаг от носа галеры, пытаясь что-нибудь разглядеть в темноте. Кто бы там ни был, кораблей у них было много. В какой-то момент он подумал, что угодил в ловушку, но чужие галеры бросились наутек – их весла резво взбивали белую пену. Заместитель Секста Помпея приказал гнать на полной скорости, и его галеры быстро сокращали расстояние, отделяющее их от этих странных, темных кораблей. На короткое время он даже отдал приказ разогнаться до скорости тарана. Галеры просто летели над водой. Ведий знал, что долго гребцы не выдержат. Скорость тарана развивалась перед столкновением с галерой противника. Сто ударов сердца корабль несся все быстрее, а потом приходилось снова снижать скорость. В какой-то момент флотоводец резко повернул голову на громкий треск, но ничего не увидел, а его гребцы едва не потеряли сознание.
– Снова средний ход! – крикнул он и услышал звук горна, передающий приказ на соседние корабли. Позади раздались нервные крики: одно судно едва не снесло весла другого, пройдя практически вплотную к нему.
Ведий повернулся к одному из лучников.
– У тебя есть зажигательные стрелы?
– Да, – ответил тот.
В море старались обходиться без огня. Пакля и промасленная ткань, закрепленные на наконечнике стрелы, существенно снижали дальность стрельбы. При непосредственном столкновении с противником Ведий использовал зажигательные стрелы только против торговых судов, по большей части с тем, чтобы поджечь их после того, как с них забирали все ценное. А деревянные галеры, двигающиеся на большой скорости, намокали настолько, что практически все зажигательные стрелы, попавшие в них, гасли сами, а оставшиеся быстро тушила команда. Но теперь предводитель отдал именно такой приказ и наблюдал, как двое солдат принесли маленькую жаровню с углями. Они обращались с ней крайне осторожно, как с малым ребенком, прекрасно понимая, к чему приведет пожар на деревянном судне. Стрела вспыхнула желтым, когда лучник поднес ее к углям. В их красном отсвете он натянул тетиву и отправил стрелу в черное небо по широкой дуге.
Все следили за ее полетом. Ведию показалось, что он увидел движущиеся весла, напоминающие ножки краба или паука, но в следующий миг стрела с шипением утонула в море.
– Еще одну. И еще. Не меньше дюжины. И в разных направлениях. Мне нужно увидеть, за кем мы гонимся! – скомандовал помощник Секста.
Яркие огоньки снова и снова поднимались и падали, и их света вполне хватило, чтобы Ведий смог представить себе общую картину. Впереди находилось не меньше нескольких десятков галер, хотя он и не сумел точно сосчитать их. Они тоже перешли на средний ход, оставаясь достаточно далеко, чтобы до них не могли долететь никакие стрелы. Ведий посмотрел на восток, в поисках первых признаков зари. Теперь он даже огорчился, что Секста нет рядом и он не видит эту огромную добычу, хотя в его отсутствие уверенность Ведия в себе только росла. Ему нравилось, что теперь он главный. Ничего, после завершения боя Помпей узнает, что друг не подвел его в сложный момент. Галеры Ведия растянулись широким фронтом, охватывая добычу с флангов.
Флотоводец почувствовал, как корабль дернулся, и громко выругался, потому что галеру начало разворачивать. Он услышал крики на нижней палубе и нахмурился. У кого-то из гребцов разорвалось сердце или он просто лишился чувств от напряжения. Весло вырвалось у него из рук и сбило ритм остальным. Такое иногда случалось, и начальник гребцов знал, что надо делать: тело убирали, и на место гребца садился кто-то из солдат.
Галера замедлила ход: остальные гребцы воспользовались заминкой для короткого отдыха. С губ Ведия сорвался короткий смешок, когда он почувствовал, как весла вновь опустились в воду и скорость опять начала нарастать. Он никогда не скакал на лошади в битву, но предполагал, что ощущения при этом бывают такие же. Враг убегал, а до восхода солнца оставалось всего ничего. Флот Ведия мчался по темному морю, и он, чувствуя, как нарастает возбуждение, положил руку на бронзовый таран. Солнце всходило, и предводитель ста галер полностью подготовился к сражению.
Назад: Глава 22
Дальше: Глава 24