Книга: Трон императора: История Четвертого крестового похода
Назад: 2
Дальше: 4

3

Леди, я не способен защититься от вас, ибо болен душой и телом, и потому предпочту смерть.
Генрих фон Морунген
На второй допрос ко мне прислали Лилиану. Она вплыла в шатер, держа в руках деревянную чашу, от которой шел пар, на лице ее сияла радостная улыбка, словно она давно ждала возможности побыть со мной наедине. Я понимал, что это не так, но не мог убедить в том свое тело и потому слегка обмяк, почувствовав, как кровь вскипела в жилах.
— Приветствую тебя, мой маленький британец, бродяга-убийца, — пропела Лилиана, опускаясь на землю рядом со мной.
Я по-прежнему сидел на привязи у центрального шеста. Как только она села, ее шелковистые распущенные волосы коснулись земли. Они напоминали отполированное золото — не совсем каштановые и не совсем пшеничные. Цвет глаз тоже трудно определялся: какой-то ореховый оттенок, неуловимо переходящий из карего в зеленоватый. От всей этой незаурядности на удивление полные губы становились еще более заметными, кроме них взгляд притягивала красивая грудь, едва прикрытая. На ней было такое тонкое платье, что мне казалось, через него просвечивал пупок.
— Ты немного похож на Иоанна Крестителя, но судьба у тебя будет счастливее — не сомневаюсь. Одни только большие темные глаза чего стоят.
— Как банально, — хмуро буркнул я. — Надо полагать, тебе поручили разговорить меня? Клянусь всем пивом в мире, твоему драгоценному Грегору недостает воображения.
Не обращая внимания на мои слова, Лилиана протянула мне деревянную чашу.
— Подогретое пряное вино, — сказала она ласково.
Чашу я взял, но, прежде чем пить, с подозрением понюхал.
Проклятье, пахло отлично.
— На костре уже греется вода, чтобы ты вымылся. Мы сострижем эти грязные лохмы и подправим бороду. А что касается мессира Грегора, то он поручил мне просветить тебя, а вовсе не расспрашивать. — У нее была раздражающе приятная улыбка, говорила она сочувственно и в то же время весело, как будто уже знала, что все пойдет так, как ей хочется. — Начнем с перечисления действующих лиц.
Я мотнул в ее сторону головой.
— Номер один — шлюха, — сказал я и быстро глотнул вина.
Оно оказалось превосходным, что окончательно довело меня до бешенства. Не хотелось вновь знакомиться с радостями жизни.
— Шлюха — лицо постоянное, — продолжили. — Она проходит по всей истории, появляясь там, где много мужчин, например в армиях. Или в городах. Или в монастырях. В армии шлюхи часто притворяются, что кашеварят, или пекут хлеб, или… — Я устало махнул рукой, приглашая ее завершить фразу.
— Моя обязанность — чистить оружие, — сказала Лилиана с притворной обидой.
— Смазывать маслом пики.
— Подстригать фитили.
— Вскармливать младенцев. — Я ткнул большим пальцем в сторону полога. — Особенно смазливых.
— Отто, — сказала она и усмехнулась. — Он обожает меня. Когда-то он спас мне жизнь, избавив от ада, и теперь временами бывает чересчур… заботлив.
Лилиана была непозволительно красивая, как бы я ни старался этого не замечать, хотя далеко не юная; лет на десять, не меньше, старше своего защитника.
— Это может вылиться в проблему. Излишняя заботливость обычно порождает чувство собственности, а ты по виду не… В общем, я хотел сказать, что ты не похожа на тех, кто позволяет обращаться с собой, как с вещью. Но на самом деле все как раз наоборот. В этом и проблема.
Она доверчиво улыбнулась.
— Какая редкость… мужчина с глубоким пониманием. — Тут она понизила голос, и я невольно наклонился к ней поближе. — Мне известны способы провести свой корабль через любые рифы собственнических инстинктов.
— Еще бы тебе их не знать. Уверен, твой корабль беспрерывно находится в плавании, притом с полным трюмом.
Она тихонько засмеялась и пожала плечами с девичьим восторгом. У нее это здорово получалось.
— О-о, какие тонкие намеки от иностранца. Жаль, в этом шатре не часто услышишь подобное остроумие. — Лилиана выдержала точную паузу, а затем произнесла с надеждой в голосе (надежды было ровно столько, сколько нужно): — Ты побудешь с нами? Хотя бы недолго?
Я слегка отпрянул от нее — для этого потребовалось огромное усилие — и пожал плечами.
— Нет. Цель моего приезда в Венецию — принять здесь смерть. Но твой хозяин, видимо, намерен помешать этому.
Лилиана весьма убедительно изумилась.
— Зачем же смерть? — воскликнула она, словно только и думала о моем благополучии.
Я чуть было не ответил ей, но вовремя спохватился.
— А этот твой корабль, — вместо ответа произнес я, указывая на ее колени, — какой предпочитает груз? Наверное, любишь покрупнее?
— Я люблю, когда он умный, если удается такого заполучить, — многозначительно сказала Лилиана.
Я хоть и знал, что это игра, но не мог не поддаться соблазну. Слишком давно не оказывался так близко от женщины. А она тихо и доверительно добавила:
— То, чем я занимаюсь, — скукотища. Стосковалась по разумной беседе.
Я знал, что Лилиана всего лишь играет со мной, но тем не менее уверял себя, что она на секунду забыла о своем ремесле и откровенничает с таким же неудачником, как сама.
— Я могла бы рассказать тебе обо всех нас, как велел мне милорд Грегор, — сказала она. — И это было бы моей самой длинной речью за последние несколько дней — ну разве не гнусность? Поэтому расскажи мне свою историю, пусть даже очень страшную и темную. Расскажи и дай хоть что-то, о чем я могла бы подумать день или два. Все интереснее, чем размышлять о минете. — Она понизила голос: — Если, конечно, ты не предпочитаешь, чтобы я начала размышлять о нем прямо сейчас.
Лилиана уставилась на мой пах, а потом отвела взгляд и зарделась.
— Ты чуть меня не провела, — сказал я. — Только в последний момент перегнула палку.
Тогда она посмотрела мне в лицо и так обаятельно улыбнулась, словно отныне мы стали заговорщиками.
— Ты давно уже мой, и сам это знаешь. Ты изнываешь от желания засунуть руку мне под юбку, чтобы узнать, хочу ли я тебя так же, как ты меня.
Теперь пришла моя очередь зардеться.
— Нет, потому что знаю, ты меня не хочешь. Все это обычная игра.
Лилиана по-прежнему улыбалась искренне и открыто.
— А ты не думаешь, что меня подкупает именно твоя способность угадывать притворство? Я к этому не привыкла и потому буквально трепещу.
— Для таких случаев есть специальные настойки. Примешь — и успокоишься.
— Значит, ты смыслишь и в снадобьях? — спросила она и состроила смущенную гримасу от такой неловкой попытки что-то разведать.
— Не лучше любого монаха-отшельника, — бросил я.
— Ну какой же ты монах? — сказала она с понимающей улыбкой и, схватив мою левую руку, провела по ней кончиками пальцев.
От такого интимного жеста меня буквально подбросило.
— Это мозоли музыканта, хотя… — Она отобрала у меня чашу и обеими руками распрямила мне правую руку, повернув ее ладонью кверху.
Я не ожидал, что это получится у нее так эротично. Лилиана проводила костяшками пальцев вверх и вниз по моей ладони, а я чуть ли не стонал.
— Рука писаря, поэтому возможно, что ты все-таки церковник. — Она наклонилась и весело прошептала: — Наверное, ты защекотал какого-то монаха до смерти, шалунишка этакий. Покажи мне, как ты это сделал.
Я резко выдернул руку. Она задела меня за живое. Продолжать ее игру не хотелось, и мне уже было все равно, узнают обо мне что-то или нет. Хотелось поскорее покончить с допросом.
— Был один монах, но я выходил его от ран, которые нанес ему англичанин. Этого англичанина и нужно убить.
— Потому что он защекотал твоего монаха?
Ее веселье бесило меня.
— Потому что он убил моего короля.
Лилиана сразу перестала смеяться.
— Это случилось много-много лет назад. Но с тех пор этот англичанин натворил немало других бед, еще худших — он завоевал целое королевство. Поэтому я решил, что должен его убить.
Лилиана не ожидала такого поворота.
— Понятно, — запинаясь, проговорила она. — И как же ты намеревался его убить?
— Он не знает меня в лицо. Я собирался стать одним из его придворных, втереться в доверие и убить его в постели, а затем принять быструю смерть от охраны.
Заинтересованность на ее лице больше не была игрой.
— Как… принять смерть?
— Моя вина не меньше, чем его. Он сумел завоевать королевство только потому, что именно я довел страну до гибели.
На секунду женщина пришла в замешательство, но потом сказала, тряхнув головой:
— Как же ты это сделал? Я имею в виду, как убил его.
— В том-то и дело, что не убил. Но я подготовился к убийству, поэтому и оказался здесь.
Она жестом показала, чтобы я продолжал.
— Отшельник, которого я вылечил, Вульфстан, помог мне подготовиться. Он привез меня в Европу, и мы жили в монастыре, среди его братьев, пока я учил латынь, французский, а также приобретал навыки, необходимые для осуществления замысла.
Ее удивление нарастало.
— Все монастырское братство помогало тебе подготовиться к убийству и последующему самоубийству?
— Вульфстан — большой оригинал. Думаю, у него собственное представление о Христе. Он так и не раскрыл братьям истинной причины моего пребывания в монастыре. Они считали, что я хочу стать послушником, а христиан хлебом не корми — дай спасти чью-то душу. Кроме того, я умел писать, поэтому отрабатывал свой хлеб, переписывая самую бессмысленную чушь насчет любви к ближнему, если, конечно, он ест свою облатку точно так же, как ты. В противном случае его следует спалить. Через несколько лет я отпустил норманнскую бородку, отрастил шевелюру, разговаривал, как европеец, играл на музыкальных инструментах и почувствовал себя готовым вернуться в Англию, чтобы напасть на своего врага.
— Ну и… что случилось потом? — нетерпеливо спросила Лилиана, по-прежнему глядя на меня округлившимися глазами.
Ее рука нежно опустилась на мою ногу чуть повыше колена, разрушив внутреннюю защиту, которая могла бы предупредить, что со мной ведут игру. Мне хотелось произвести впечатление на эту женщину.
— Чертовщина какая-то. В монастыре до нас дошел слух, что англичане присоединились к армии пилигримов, держащих путь в Святую землю, и что их возглавляет тот, кто должен был принять мое возмездие, — моя намеченная жертва. Поэтому я отправился в Венецию, где они все собрались. Прибыл на место несколько недель назад, но этот лагерь оказался самым проклятущим местом из всех, что я когда-либо встречал. Людям здесь тесно, как стрелам в колчане. Вот я и решил, ради сохранения тайны, раздобыть сведения у венецианцев. Сегодня наконец отыскал одного, которому было знакомо расположение лагеря. Я спросил у него об англичанах. И знаешь, что услышал в ответ?
— Что здесь нет англичан, — тихо ответила Лилиана.
— Да. Видимо, это известно всем, кроме меня.
Она понимающе кивнула.
— Трубадур Бонифация в шутку называет его англичанином. Возможно, ты услышал это, вот откуда недоразумение.
— Самое важное то, что моего англичанина нет среди пилигримов и потому я не могу его убить. — Мне сдавило горло. — Передо мной была единственная цель — попытка мщения, деяние, за которое люди могли бы простить мне грехи, хотя бы отчасти, но я провалил все дело. И тогда, — я заставил себя пожать плечами, словно всю жизнь принимал подобные решения, — мне подумалось, если Всевышний настолько испорчен, что защищает этого выродка, то пусть тогда расправится хотя бы с одним из нас двоих. Оружия у меня нет, но я могу заставить десятитысячное вооруженное войско отправить меня к Создателю. И мне удалось бы задуманное, если бы не твой проклятый Грегор Майнцский.
В этот момент в шатре вновь появился рыцарь и, не обращая на меня внимания, сказал:
— Молодец, Лилиана, ты оказалась права — это более действенный метод, чем обычное соблазнение.
Я почувствовал, что краснею, и отпрянул от нее.
— Надеюсь, тебе понравилось, хотя бы чуть-чуть.
Она положила руку повыше, но я дернулся в сторону.
— А ты гораздо хитрее, чем кажется на первый взгляд, — упрекнул я Грегора.
— На самом деле нет, — заверил он меня. — Просто умею быть хитрым, когда нужно. Ты теперь под моей опекой, я за тебя отвечаю. Любое убийство, даже самоубийство, — это грех, и спросят с меня, если ты…
— Никому до этого не будет дела.
— Кроме Господа, — спокойно возразил Грегор.
Я застонал и уткнулся лбом в плечо Лилианы.
— Не может быть, он и взаправду христианин.
— Ну, раз уж все равно тебе терпеть наше общество, быть может, все-таки откроешь свое имя? — проворковала Лилиана, поглаживая мой висок. Мне было приятно и больно от ее прикосновения. — Называть тебя маленьким британским бродягой-убийцей — сложновато.
Я скосил глаза в ее сторону. Очень трудно ей отказать, но единственное, что мне удалось сохранить в тайне, — мое имя, и очень нужно было, чтобы так продолжалось и впредь.
— Квифивр Ллофруддивр, — ответил я, прикидываясь, что полностью капитулировал.
Эти слова означали «бродяга-убийца».
Лилиана и Грегор поморгали немного, а потом уморительно попробовали повторить.
— Имя… мм… красивое, но нет ли варианта покороче? — поинтересовался Грегор, после того как чуть не сломал себе язык.
— Нет, — торжественно заявил я и приосанился. — Уменьшить имя — означало бы оскорбить мой род и честь.
Кажется, Грегор поверил. Лилиана явно догадалась, что я порю чушь, но подыграла мне.
— Тогда ладно, — сказала она с дружеским сочувствием. — Будем звать тебя просто — бритт.
— Бритт, — повторил Грегор, словно польщенный честью назвать меня так.
Лилиана подстригла мне волосы, ногти и бороду, затем заставила вымыться в деревянной лохани. Мне не показалось это личным выпадом против меня — в тот вечер все воины подстригали волосы и ногти, хотя я нуждался в этих процедурах гораздо больше, чем любой из них, даже самый последний пехотинец. Переночевали мы в пустом шатре, расстелив только скатки на мягком, пыльном полу. Ко мне приставили двух слуг: молодого Ричарда и старика, его деда, тоже по имени Ричард. Они по очереди сторожили меня.
Зря только беспокоились. Той ночью мне было совершенно не до побега. Я провалился в глубокий сон. Мой план рухнул, я был в шоке, терзался отчаянием и стыдом и в то же время не мог даже пальцем пошевелить.
Назад: 2
Дальше: 4