26

Прощайте дожди, время ливней прошло,

зима миновала, и все снова станет красивым.

Анонимный иудейский пиит

Праздник святого Иосифа Аримафейского,

17 марта 1203 года

Я возвращаюсь к данной хронике спустя много недель, ибо за это время не произошло абсолютно ничего, достойного записи. В захваченном городе ходят слухи, что из Рима пришла хорошая новость: его святейшество Папа Иннокентий простил нам, и даже венецианцам, все грехи и поддерживает любые действия, которые должна предпринять армия, чтобы возвести Алексея на отцовский трон.

По правде говоря, не знаю, следует ли этому верить.

Если быть честным, большинство воинов не очень рады новому маршруту — пусть даже Папа и благословил Алексея. Все, в том числе и я, хотят исполнить данный обет, а потом вернуться домой. У меня есть небольшие владения, требующие ухода, и жена — с ней мне еще предстоит как следует познакомиться, — а вскоре появится и ребенок, которому я должен служить примером.

В последнее время ко мне то и дело украдкой заглядывают гонцы от знатных баронов — Пьера Амьенского, Отто Шамплитта. Однажды даже пришел вассал Балдуина Фландрского. Все спрашивают, не примкну ли я к ним, если они уйдут из армии и направятся сразу в Святую землю, собрав кое-какие скудные средства. Признаюсь, мне ужасно хотелось бы так поступить. Но каждый раз я отсылаю гонцов с ответом, что не могу раскалывать армию. Думаю, бритт мешал бы мне отклонять подобные предложения, если бы мог. Поэтому приходится заставлять Отто усаживаться на него верхом и не сходить с места до тех пор, пока не вернутся мои оруженосцы и не скажут, что мой отказ благополучно доставлен кому надо. Отто считает это отличным развлечением.

Однако даже без моего участия воины числом в целую тысячу собрались вместе и попросили позволения покинуть армию и отправиться в Святую землю. Разрешение было им дано с большой неохотой. Бритт сильно сокрушался и сердился, когда узнал об этом.

— Если бы знал кого-то из них, кому можно доверять, ушел бы с ними и забрал бы Джамилю с собой! — сказал он.

Его заявление расстроило меня больше, чем можно было предполагать. Хотя он, конечно, для меня все равно что заноза в боку, все же я к нему привязался, а Джамиля — одна из самых достойных и просвещенных женщин.

Несколько недель назад за мной прислал мессир Бонифаций и заявил, что я не очень оправдываю свою награду — свободу «любовницы-мусульманки», — и попросил меня каждое утро на военных учениях произносить вдохновенные речи. Вот и стараюсь. Бритт поприсутствовал несколько раз, а потом заявил непонятно что: «У тебя пропало золото». Полагаю, мне удалось сохранить хорошую мину, но тех, кто способен отличить настоящее от подделки, мне кажется, я не сумел убедить. Для меня наступил непонятный момент. Все время думаю о словах бритта, заявившего, будто мессир Бонифаций скрывает запрет Святого отца на отклонение от маршрута. Начинаю задаваться вопросом: а вдруг он все-таки не соврал?

Праздник святого Рупрехта Зальцбургского,

27 марта 1203 года

Меня не отпускают дурные предчувствия. Восемь дней назад в Святую землю отправилась еще тысяча недовольных воинов. Сразу после этого мессир Бонифаций снова меня отчитал — по-отцовски, озабоченно — за то, что не стараюсь, как могу, ради армии. Он также поставил своего человека, Клаудио, у самых наших ворот, как напоминание о том, что ему точно известно, где находится «принцесса». (Поэтому кое-кто из моих домочадцев покидает дом и возвращается только через соседнюю крышу, дабы не быть связанным со мной в глазах Клаудио.)

Тем не менее совсем недавно еще одна группа воинов попыталась уйти пешком, но их загнали обратно в город наши разъяренные жертвы — задарцы.

— Не могу исполнить свой долг, мессир, — сказал я, когда меня в очередной раз призвали к ответу. — Ради вашего же блага и блага армии дайте мне другое поручение.

При том разговоре кроме маркиза присутствовал и мессир Дандоло, хотя эти двое вельмож, если быть до конца честным, недолюбливают друг друга и почти не разговаривают. Дандоло дошел до того, что поверил, будто его земляки-венецианцы покидают армию по наущению какого-то набожного сладкоречивого пилигрима, и он решил, что это, должно быть, я.

— Это вы поощряете их к уходу, — настаивал он.

Встревоженный и расстроенный, я сказал:

— Мессир, клянусь головой святого Иоанна, что не делаю ничего подобного. Я совершенно не способен на подстрекательство к дезертирству. Даже у этого лютниста было бы больше шансов на успех… — И тут я указал на человека с перевязанной рукой, который играл для Дандоло, ибо венецианец постоянно держит при себе музыкантов.

Лютнист изобразил крайнее удивление.

— С чего бы мне подстрекать кого-то к дезертирству, мессиры? — спросил он.

Это был один из тех редких случаев, когда человек, с которым я лично совершенно не знаком, посмел заговорить вслух в присутствии Бонифация, тем самым только укрепив мнение о себе как о полном идиоте.

— Из-за того, что Папа запретил поход? — хитро добавил лютнист.

Разумеется, по моей реакции было ясно, что слышу об этом в первый раз.

— Что это значит, мессир? — потрясенно спросил я.

Дандоло к тому времени либо догадался, что Папа воспротивился походу, либо ему было все равно. Мессир Бонифаций метал сердитые взгляды на туповатого музыканта, который на секунду расстроился, словно наказанный ребенок, не понимающий, что же плохого он натворил. Но маркиз тут же обрушил весь свой темперамент на меня.

— Действительно, поначалу Иннокентий не одобрил это решение, — заявил он.

— Значит, мы не должны так поступать! — твердо ответил я и начал мысленно извиняться перед одним своим другом.

Мессир Бонифаций, однако, остался спокоен и продолжал:

— Я отписал его святейшеству, сын мой, объяснил, какую выгоду получит церковь, и он передумал. Сейчас он поддерживает отклонение от маршрута. — Маркиз покосился в сторону музыканта. — Это произошло в отсутствие нашего маленького лютниста.

Естественно, мне всем сердцем захотелось поверить его словам.

— Рад это слышать. Позволено ли мне будет взглянуть на его письмо? — сказал я.

— Оно у епископа Суассонского, — ответил Бонифаций. — Полагаю, он уже отослал его в Суассон, на хранение.

Усомнившись в его честности, я сказал:

— Выходит, мне следует полагаться только на ваше слово.

— Разве есть причина, по которой моего слова недостаточно? — спросил мессир Бонифаций.

Я запнулся, ибо не хотел произносить резкости моему покровителю и родственнику в присутствии кого-либо из Венеции. Но мессир требовал ответа, и я неуверенно сказал:

— Один раз вы уже нарушили свое слово, мессир.

— Грегор, — с укором обратился ко мне мессир Бонифаций, сразу превратившись в строгого патриарха, — я его держу на протяжении всей зимы. Каждый день в моей власти схватить твою подругу. Тысячи воинов знают, где она находится и чего она стоит. Каждый день я забочусь о том, чтобы она оставалась на свободе. Моему слову можно верить.

Несколько дней назад, ночью, в дождь, пятьсот воинов со своими слугами погрузились на маленький грузовой корабль и под покровом темноты попытались удрать. Едва выйдя из бухты, корабль налетел на подводные скалы и пошел ко дну; все люди утонули. Мы три дня копали могилы и поминали погибших.

В конце концов дезертирство прекратилось.

Отправить