12
Фронтиний быстро повел центурионов вниз по охотничьей тропе. Через пару минут их центурии двинутся следом, и за это время ему нужно заложить основы успешной обороны. Если, невесело подумал он, успехом можно назвать ситуацию, когда когорта переживет хотя бы первый натиск варваров. Старший центурион лихорадочно перебирал варианты оборонительных порядков в заведомо безнадежном положении. Наконец он остановился в десяти ярдах от кромки леса и собрал вокруг себя офицеров. Их лица выдавали те же мрачные мысли, которые занимали его голову.
— Братья, сейчас нет времени на воодушевление или призывы к героизму. Все просто — нас отправляют в бой и, скорее всего, на смерть, чтобы другие легионы успели подойти к синеносым с тыла и разобраться с ними по старинке. Ваши люди тоже это поймут, как только увидят тысячи воинов, которые лезут на холм за нашими головами. Солдаты будут смотреть на вас и следовать вашему примеру. Так покажите им! Пусть увидят мрачные лица, но только не отчаяние. Командуйте энергично, но поддерживайте дисциплину. Если мы сделаем все как надо, то сможем превратить катастрофу в победу. Но это зависит только от нас. Сейчас мы десятеро — самые важные люди на поле боя, так давайте в ближайший час оправдаем эти ожидания.
Он помолчал, вглядываясь в каждого, оценивая их решимость. Неплохо.
— Приказы. Когорта спускается по тропе по порядку номеров, Пятая замыкает, Девятая идет на ее месте в середине, префект присмотрит за этим. Ведите свои центурии вниз по склону до линии, которую я укажу, и стройтесь в оборонительные порядки. Два человека в глубину, не больше, и три фута на человека. Нам повезло, что здесь с двух сторон лес, он прикроет фланги, поэтому встаем вплотную к деревьям. Как можно быстрее мочите землю перед фронтом и сразу разбросайте там ежи. Кстати, о деревьях… Медведь?
Здоровяк вышел вперед.
— Твои топоры пойдут по тропе последними. Разведи их в стороны, и пусть готовят засеки, как можно быстрее, в три ряда деревьев глубины, от тропы и до краев шеренги. Тропу оставь свободной. Когда засеки будут готовы, расчищайте тропу, чтобы по ней могли пройти в ряд четверо. Если, хоть это и маловероятно, к нам подойдет подкрепление, тропа за нами должна быть достаточно широка, чтобы по ней с хорошей скоростью могла спуститься когорта. Всем все ясно? И помните, братья, победа нас ждет или поражение, об этом дне будут петь, когда дожди давным-давно смоют нашу кровь. Пусть он станет легендой.
Тунгрийцы выбегали из леса, центурии спешили к линии, указанной Фронтинием. Старший центурион указывал места и рявкал на офицеров, торопя построение. Сейчас племена прекратили добивать остатки Шестого легиона и наблюдали за построением когорты. Но Фронтиний понимал: в любую секунду они могут развернуться и атаковать ее. Лес за спиной когорты гудел от яростных ударов восьми десятков топоров; центурия валила деревья, которые должны защитить фланги и тыл. Солдаты Десятой набрасывались по двое на каждое дерево; умелыми ударами они подрубали деревья, чтобы те валились на место, ветвями наружу, создавая дополнительное препятствие. Как только шеренга была построена, каждый ее конец уперся в деревья, а вокруг их обороны изогнулся лес, старший центурион немного выдохнул и прокричал следующую команду:
— Мочить склон!
Длинная шеренга когорты спустилась на десяток шагов по склону и остановилась. Солдаты отстегивали защиту паха и орошали землю мочой. Отдельные солдаты бежали к ручью, который тек через их новую позицию, набирали в шлемы воды и, осторожно принеся их обратно, выливали воду на землю. По команде солдаты принялись топтаться по земле подкованными сапогами и раскапывать ногами мокрую землю, не обращая внимания на едкий запах грязи. Солдаты постепенно отступали назад, пока не вернулись на прежнюю позицию. Теперь перед шеренгой была полоса жидкой грязи шириной около пяти ярдов. Внизу уцелевшие солдаты Шестого сбились в три быстро тающие группы, но Фронтиний не обращал внимания на происходящее. Когда почва перед шеренгой стала предательски скользкой, старший центурион потребовал установить последний элемент обороны.
— Ежи и трибулы!
Центурии собирали тяжелые пятифунтовые шесты, принесенные солдатами из лагеря; каждый шест был с двух сторон заточен и обожжен на огне. Шесты связывали по три в здоровенные ежи. Вокруг ежей разбрасывали железные трибулы, острые шипы которых впивались в ноги неосторожных врагов. Юлий, стоя вместе с Пятой центурией позади основной линии обороны — они охраняли знамя и заодно играли роль тактического резерва, — повернулся к своему оптиону.
— Присмотри за ними. Я схожу вперед, оттуда лучше видно; заодно поболтаю со своим юным римским другом. Вот уж не знаю, почему это ему должно достаться все самое интересное.
Он спустился по склону, хлопнул Марка по плечу и обвел рукой рассеянные по долине отряды варваров. Потом наклонился к уху юноши и с кроткой улыбкой на лице прошептал:
— Ну, центурион, вот и они. Двадцать тысяч злых синелицых мужиков, которые совсем скоро полезут на эту седловину за нашими головами. Ты готов умереть вместе со своими людьми?
Марк мрачно кивнул.
— Готов. И прежде чем им достанется моя голова, я пошлю впереди себя немало врагов на встречу с Коцидием.
Юлий рассмеялся и радостно похлопал его по спине.
— Не возражаешь, если я побуду здесь, когда начнется веселье? Не могу устоять сзади, охраняя эту проклятую штуковину, пока ты тут получаешь всю славу. И я могу пригодиться, когда начнется заварушка…
Марк кивнул, но шутливо погрозил ему пальцем.
— Согласен, пока ты машешь мечом и даешь советы по случаю. Но если захочешь командовать центурией разведчиков, будь уверен, на состязаниях следующего года ты останешься вторым.
Откуда-то издалека прозвучал рожок, и толпы врагов, рубящих остатки когорт Шестого легиона, отошли назад, установив временное перемирие. На поле боя медленно опускалась тишина. Раскрашенные бритты пользовались случаем, чтобы перевести дыхание, позаботиться о раненых и оттащить мертвых и умирающих воинов от залитой кровью травы. Легионеры, запертые в ловушку неподвижной стеной варваров, старались помочь своим раненым, хотя мало что могли сделать.
Солемн покосился на холм, возвышающийся над головами варваров. На его склоне строилась в оборонительные порядки когорта ауксилиев. Он постучал по плечу старшего центуриона и указал на тунгрийцев.
— Что… как ты думаешь, что они там делают?
Офицер вздохнул и скривился от боли; из его доспехов на уровне живота торчало обломанное древко стрелы. Стрела досталась центуриону, когда он в очередной раз занимал место в стремительно сокращающемся периметре когорты.
— Ну и задачку ты мне задал. Похоже, они самоубийцы. Скоро мы встретимся с ними у Гадеса.
Солемн невесело рассмеялся и взвесил в руке свой меч.
— Так и есть. Эти ублюдки просто решили отдохнуть. Переведут дыхание и вернутся за нашими головами.
Он огляделся.
— Мне нужно спрятать меч, чтобы он не достался синеносым. Там стоят тунгрийцы, я вижу их знамя. Вместе с ними мой сын, и если он выживет, я хочу, чтобы меч нашли и отдали ему.
Офицер безучастно кивнул, у него не было сил удивляться откровениям легата.
Солемн подобрал гладиус погибшего солдата и проверил баланс.
— Этот мне подойдет. Столько убитых…
Старший центурион болезненно закашлялся и указал на мертвого знаменосца. Несколько секунд назад стрела пробила тому горло, и мужчина, задыхаясь, рухнул на колени. Мертвые пальцы стискивали древко орла легиона, который все еще гордо возвышался над телом.
— Лучше засунь меч под тело Хара… Да, вот так. Они заберут орла, но оставят голову, если ты сейчас обрежешь его патлы. А вот нам с тобой не повезет. Мы отправимся в могилу по частям.
Солемн снова улыбнулся, на этот раз с искренним весельем.
— Похоже, из нас выйдет украшение любой коллекции.
— Головы римских офицеров. В каждой землянке должна быть хотя бы одна.
Внезапно заревел рог, и офицеры обернулись на варваров. Воины племен с новыми силами бросились на жалкие остатки когорт; мечи взлетали и падали, дикари добивали уцелевших солдат легиона. Из шеренги вывалился солдат, мощный удар меча отрубил ему правую руку. Солемн зарычал и, заняв его место, вступил в бой; рядом с легатом сражались несколько уцелевших телохранителей. Солемн ударил резко и сильно, и когда на его кирасу брызнула кровь могучего варвара, он на миг почувствовал удовлетворение. Но этот миг был краток. По доспехам легата было ясно, что он один из старших офицеров. Солемн успел нанести еще один удар, глубоко вонзив меч в грудь варвара, и тут другой воин воткнул копье в его незащищенное бедро.
Старший центурион упал от удара меча в спину. Земля под ним пропиталась кровью, варвары сражались за право содрать с него прекрасные доспехи, а он с отстраненностью умирающего наблюдал за этим зрелищем. Солемн упал на колено, не в силах защищаться, а варвары сгрудились вокруг. Меч скользнул по кирасе и срезал кусок правой руки, жестокий удар дубины сломал локоть, и позаимствованный гладиус отлетел в сторону.
— Он мой! — разнесся над полем битвы громкий голос, и воины прекратили атаки.
Из рядов варваров выступил гигант в великолепных доспехах. Он отбил большим круглым щитом отчаянный выпад последнего из телохранителей легата, потом небрежно ударил измотанного солдата умбоном щита. Легионер рухнул на землю, и варвар вонзил меч ему в лицо, между пластин шлема. Прочие воины отступили, явно опасаясь гиганта и не желая вмешиваться в его триумф. Шлем и доспехи могучего варвара были угольно-черными, украшенными сложным серебряным узором, как и подобает лучшему воину племени. Тяжелые железные набедренники и поножи делали гиганта практически неуязвимым, по крайней мере, пока он в силах нести их вес. Брони не было только на сапогах.
Солемн стоял на коленях, и только усилие воли не позволяло ему упасть лицом вниз. Он поднял взгляд на мечника.
— Ну, давай… кончай с этим, ублюдок, — прохрипел он.
Огромный воин улыбнулся. Он неторопливо занес меч, наслаждаясь возможностью растянуть последнее мгновение легата, и ударил. Один из варваров подобрал отрубленную голову и принес ужасный трофей убийце Солемна. А безголовое тело римлянина медленно упало на бок, на окровавленную траву.
В свои последние секунды старший центурион видел, как гигант выдернул орла легиона из мертвых рук знаменосца. Он отломал древко, схватил крылатый символ имперской мощи и пошел прочь от обезглавленного тела легата в бурлящую толпу воинов.
Пока когорта беспомощно смотрела, как внизу убивают их товарищей, остроглазый тунгриец ткнул пальцем на дальний склон долины. Там виднелись три боевые колесницы, отсюда совсем маленькие, их сопровождало пять десятков всадников. Вся группа легким галопом пересекала поле боя. Над ними гордо реяло знамя с драконом, его раздвоенные концы развевались по ветру. Префект посмотрел на приближающихся всадников и вопросительно поднял брови.
— Небезызвестный Кальг? Решил полюбоваться?
Фронтиний фыркнул.
— Наверное, хочет выяснить, что тут творится. Вряд ли Перенн объяснил ему, что собирается отправить нас умирать здесь, на возвышенности и в строю. Восемь сотен копий могут немного попортить отряд варваров, прежде чем они нас опрокинут, и замедлить их дальнейшие шаги. Если Кальг стратег — а я не сомневаюсь, что так и есть, — он постарается захватить добычу и увести своих людей прежде, чем на горизонте покажутся Второй и Двадцатый, жаждущие крови. Нам стоило бы выглядеть немного уверенней, просто чтобы подкрепить его сомнения. Может, немного пошуметь?
Эквитий улыбнулся.
— Аве, Кальг, идущие на смерть приветствуют тебя?
— Что-то в этом роде.
— Ладно. Трубач, играй «Готовиться к обороне».
Труба пропела, звук на мгновение повис над холмом, прорезав непрекращающийся стук топоров. Спустя долю секунды Фронтиний услышал, как центурионы отдают приказания своим подчиненным, а следом — шорох взятых на изготовку копий. Старший центурион вышел перед когортой — сейчас она стояла справа от него — выхватил меч и поднял его над головой. Сталь ярко сверкала в лучах полуденного солнца. Фронтиний повернулся к шеренге мрачных солдат и плашмя опустил меч на свой потрепанный щит. Потом еще раз, и еще, задавая неторопливый, но устойчивый ритм. Солдаты быстро подхватили его, колотя копьями по умбонам щитов. Звук становился все громче, пока грохоту не начало вторить эхо с соседних склонов. Этот грохот пугал врагов, укреплял слабые сердца и пробуждал ярость остальных, пока когорта ждала скачущих к ним врагов. Всадники и колесницы остановились в двух сотнях шагов от тунгрийцев, и знамя с драконом безвольно обвисло на древке.
Через минуту от группы отделился всадник, рысью подскакал к шеренге суровых поджарых солдат и, перекрывая шум, прокричал послание:
— Повелитель Кальг предлагает переговоры. Один на один, больше никого. Он ручается за безопасность.
Всадник развернул коня и, не оглядываясь, поскакал назад. Фронтиний взглянул на префекта, стиснувшего челюсти.
— Ну, префект, пойдем ли мы на встречу с человеком, который сжег жителей Форта Хабит и Ревущей Реки?
Префект долго смотрел, как порывы ветра рвут далекое знамя с драконом из рук вражеского телохранителя, потом положил руку на плечо старшего центуриона.
— Они пригласили только одного. Ты останешься здесь и возглавишь когорту, если это какая-то уловка, чтобы отвлечь внимание или захватить старшего офицера.
— И что тогда?
— Тогда я присоединюсь к своему отцу намного раньше, чем думал. Возможно, в компании «повелителя» Кальга.
Он пошел вниз по склону, осторожно ступая по жидкой грязи и остерегаясь разбросанных трибул, и остановился примерно посередине между когортой и вражескими всадниками. Из группы врагов вышел человек и двинулся навстречу префекту; он нес какой-то предмет, завернутый в окровавленное одеяло. Варвар остановился перед римлянином, вне досягаемости меча, но достаточно близко для разговора.
Мгновение они разглядывали друг на друга. Префект пристально смотрел на сверток, с печалью догадываясь о его содержимом. Потом бритт нарушил тишину и заговорил на чистейшей латыни:
— Ну что ж, префект, я — Кальг, повелитель северных племен. Я разрушил Вал, разграбил ваши крепости от Трех Вершин до Шумной Лощины, и, — он ткнул пальцем через плечо, — поймал в тщательно подготовленную ловушку вашего легата и его легион. А сейчас я кое-что покажу тебе.
Он вытряхнул на траву содержимое свертка. В лучах солнца ярко сверкнула бронза орла Шестого легиона. Сейчас его вызывающе расправленные крылья казались нелепой насмешкой. Рядом с ним лежала голова Солемна, мертвые глаза уставились на тунгрийцев. Эквитий присел на корточки, вглядываясь в лицо друга. Кальг подбоченился и ждал. После долгой паузы префект молча поднялся. Римлянин кивнул, все еще глядя на отрубленную голову, и посмотрел на ожидающего бритта.
— Этот человек был моим другом, даже не припомню, сколько лет. Мы вместе пили, в молодости вместе бегали за женщинами и вместе сражались с врагами Рима. Такими, как ты. Мы познали дикость сражений и поднялись над ней. Мы остались людьми, но всегда выигрывали эти сражения, делая то, что должно сделать. Не надейся лишить меня мужества этим зрелищем. Я не ожидал меньшего и на твоем месте поступил бы так же. Но это ничего не меняет… — Он глубоко вздохнул и расправил плечи. — Давай заканчивать, Кальг. Я Септим Эквитий, префект Первой Тунгрийской когорты. Я нашел твой скот у Холма и сжег его, лишил твоих людей еды и не дал им напасть на крепость. Я выманил твою кавалерию из леса, и Петриана перебила ее. И я, — он ткнул пальцем через плечо, — собираюсь держать твой отряд здесь, пока остальная часть нашей армии не навалится на вас и не уничтожит.
— Тунгрийцы? Тунгрия лежит за морем, префект, ближе к Галлии, чем к Британии. Эти люди — бриганты, мой народ, а не твой.
— Ты поймешь, насколько ошибаешься, если рискнешь отправить своих воинов им навстречу. Может, они и родились здесь, но их навыки и дисциплина взращены Римом. Думаю, ты знаешь, что это значит.
Они обменялись спокойными улыбками; проблеск взаимопонимания среди колышущейся травы. Префект плотнее завернулся в плащ, не давая ветру теребить одежду любопытными пальцами.
— Кальг, давай отбросим напыщенность. Ты человек с римским образованием, если слухи не лгут. Думаю, не больше меня ценишь все эти выкрики, оскорбления и шлепки по заднице.
Мужчина бесстрастно кивнул.
— Продолжай.
— По правде говоря, я впечатлен сильнее, чем ожидал. Ты управляешься с этими варварами лучше, чем кто-либо на моей памяти. Ты поступил умно, завербовав римского трибуна, чтобы заманить в ловушку легата. Или скорее он завербовал тебя?
Эквитий помолчал, чтобы собеседник как следует оценил его осведомленность о предательстве Перенна. Зеленые глаза Кальга прищурились от невысказанных вопросов.
— Итак, раз мы установили, что до сих пор ты поступал разумно, давай вернемся к делу. Ты мог просто отправить свой сброд на наши мечи, но решил сначала поговорить. И мне нравится думать, что ты поступил так из-за нашей репутации, которая бежит впереди нас…
Кальг улыбнулся и весело потряс головой.
— Никто не осмелится сказать, префект Первой Тунгрийской, что у тебя нет чувства юмора. Я пришел предложить тебе возможность уйти без боя, пока ты не вынудил меня отправить воинов перебить твоих людей. Ты хочешь спасти их жизни? Когда я начал эту войну, то преследовал определенные цели — мирные переговоры с Римом, некоторые разумные уступки для моего народа и честь для обеих сторон. В конце концов, без мирного соглашения эта война будет длиться несколько сезонных кампаний и унесет десятки тысяч римских жизней, и солдат, и невинных. Этой победы, в сочетании с моим отрядом, угрожающим пограничью, должно хватить, чтобы усадить правителя за стол переговоров. Наши требования просты и не угрожают ни дюйму римской территории. Так стоит ли и дальше терять людские жизни? В конце концов, как ты заметил, в глубине души я образованный и культурный человек.
Префект заинтересовался, чего же хотят кланы, если граница останется на месте. Возможно, денег, лучших торговых условий, ну и отступления гарнизонов из всех крепостей к северу от Вала, для надежности.
— И ты просишь меня уйти без боя? Позволить тебе сбежать отсюда до подхода двух легионов и остальной части Шестого? Нет, Кальг. Думаю, тебе самому известно — пока ты будешь терять время, пытаясь сломать наш строй, к нам на помощь могут подойти превосходящие силы. В крайнем случае, мы хотя бы продадим свои жизни ценой твоих воинов. А ведь ты знаешь, что уже победил, и хочешь приберечь своих людей для следующих сражений. Ты знаешь о других легионах, но не знаешь, где они, потому что у тебя нет конных разведчиков. Твои телохранители не справятся в одиночку, когда Петриана станет охотиться за их головами. Без этих сведений и лишившись предателя, ты понимаешь, что должен выйти из боя и отступить, но думаю, вожди племен не дадут тебе уйти от такого неравного боя. И если мы не уйдем, мы вынудим тебя сражаться, просто оставаясь на месте. Верно?
Бритт непринужденно улыбнулся и указал на ожидавших позади воинов.
— Возможно. Но в одном я уверен. Если ты сейчас не уведешь своих людей, то очень скоро сильно пожалеешь, что сорвал планы человека, у которого за спиной в двадцать раз больше воинов, чем во всей твоей когорте. Подумай об этом, пока идешь к своим солдатам. У тебя есть пара минут, чтобы избавить нас от дальнейшего кровопролития. Иначе при нашей следующей встрече твоя голова будет торчать на копье.
Префект торжественно кивнул.
— Возможно. Но чтобы полюбоваться этим зрелищем, тебе придется влезть на гору твоих собственных мертвецов.
Кальг возвращался к телохранителям и напряженно размышлял. В строе тунгрийцев десять центурий, полная когорта. Если дать им время, тонкую шеренгу уже не удастся обойти с флангов, они выстроят непроходимые баррикады из деревьев и острых кольев. Напасть сейчас или отойти, раз победа уже в кармане, а римский легат мертв?
Он остановился и обернулся на шеренгу тунгрийцев, задумчиво глядя на угрюмые лица солдат. Его народ, такой знакомый, стойкий в обороне, горячий в атаке. Но римская дисциплина закалила их храбрость, сделала каждого из них равным его лучшим воинам. Однако есть одно отличие, ключевое отличие. Что бы ни случилось, их не удастся выманить из-за стены щитов, откуда их короткие мечи будут жалить, как сотни ядовитых змей. Тунгрийцы не станут бросаться в вихрь яростных поединков и потому смогут сражаться с превосходящими силами противника, особенно когда он не может в полной мере использовать свое численное превосходство. Но ведь здесь всего одна когорта, восемь сотен против его тысяч. Сколько они продержатся? Если он потеряет столько же людей, даже в два раза больше, такой обмен вполне оправдан.
Кальг подошел к телохранителям и запрыгнул в колесницу. Все взгляды устремились на него в ожидании приказа. Люди были готовы рискнуть своими жизнями.
— Они не уйдут. Их префект слишком решителен.
Аэд поднял брови, показывая, что хочет сказать.
— Мой господин, тогда мы должны сражаться. Ни один воин по своей воле не уйдет, когда видит столько голов, которые можно взять. А ведь многие сегодня еще не пробовали крови…
— Я согласен. Но все нужно сделать быстро. Римлянин говорил о других легионах, и уж точно где-то рядом остальные когорты этого легата, да и проклятая Петриана тоже. Если их правильно нацелить, кавалерия и один полный легион разрежут нас на кусочки, пусть даже нас в два раза больше. Отправь всадника к Эмеру и Каталу — они стояли и смотрели, как другие убивают римлян, и наверняка рвутся в бой.
Воины кланов, которым пришлось следить, как их многочисленные собратья выпускают кишки шести когортам, рванулись вперед. Молодежь поддразнивала друг друга, хвастала, задыхаясь, сколько голов возьмет каждый из них; воины постарше стремились разглядеть противников и оценить их силы. Вожди встретились на бегу и быстро согласились просто атаковать справа и слева; ничего особенного, только прямой натиск и рубка. Их сил хватит, чтобы подавить ауксилиев.
Тунгрийцы невозмутимо стояли на склоне, продолжая выстукивать грозный ритм копьями и щитами; шум притуплял страх, постепенно заменяя его чувством единства. Из сборища людей когорта превращалась в машину разрушения, готовую нанести удар. Неустанное биение ее воинственного сердца лишало солдат индивидуальности и оставляло отрешенными, готовыми к безличной ярости, которая вскоре потребуется им, чтобы выжить. Когорта, продолжая колотить, наблюдала, как противник быстро пересек открытую местность и начал строиться в линию, примерно соответствующую их собственной. Враги стояли примерно в ста пятидесяти шагах ниже по склону, вне пределов досягаемости копий. Короткий сигнал трубача — и грохот затих, а копья приготовились к броску. В наступившей тишине внезапно стало слышно позвякивание оружия и доспехов; по всему склону разносились шорохи снаряжения. Обе стороны готовились к бою.
В первой линии Девятой центурии готовились к бою Шрамолицый и его товарищи. Ветеран спокойно обращался к стоящим рядом людям. Даже командир палатки прислушивался к словам солдата с двадцатилетним опытом.
— Сейчас, парни, нам нужно хорошенько оттрахать эту банду, когда они полезут вверх по склону. Так вот, слушайте, как мы будем их иметь. Когда дядюшка Секст отдаст команду, мы дружно метнем в них копья. Цельтесь в тех, кто потерял равновесие. Они отвлекутся и не увидят копье, пока оно не пощекочет хребет. Вы таскали на спине эти треклятые штуки с того дня, как поступили на службу, и ни разу не пользовались ими по-настоящему. Так пусть эта гребаная штуковина заплатит вам за все те мили, которые она на вас проехала. Пусть на одного синеносого станет меньше. Как только метнете копья, сразу выхватывайте мечи и держите щиты покрепче. Готовьтесь ударить всем, что есть. А вы, парни, сзади, ухватитесь за наши гребаные ремни и тяните посильнее. Мы стоим на отличном склоне и удержим их без особого труда, если будем работать вместе. А потом просто сосредоточьтесь на той самой старой зубрежке — доска и меч, отбил и ударил. Воткнули гладиус в живот синеносого, повернули, сбросили его с меча и сразу нырнули обратно за щит. И не вздумайте стоять и смотреть, как он дохнет, — или его приятель зарежет вас, что вы и сами сделали бы на его месте.
Он приостановился и набрал в грудь побольше воздуха.
— Дышите глубоко, парни, в ближайшие пару минут вам понадобится много воздуха. И помните, если какой-нибудь ублюдок решит развернуться и пойти погулять, не дожидаясь конца боя, ему придется иметь дело со мной и моим мечом, как только мы покончим с этой толпой грязных волосатых задниц. Мы держимся вместе.
Несколько человек в шеренге тунгрийцев дрогнули, но с ними быстро справились офицеры и старшие товарищи, пощечины и пинки вернули солдат обратно в строй. Большинство прислушивались к словам ветеранов когорты, как лучше встретить предстоящий бой, и невозмутимо смотрели вниз на врагов, готовясь убивать, чтобы жить. Они поняли это и приняли. Чтобы уцелеть, снова увидеть своих женщин и детей, им придется убить множество воинов. Солдаты практически все, как один, были готовы начать бойню.
В рядах варваров воины заканчивали последние приготовления, скидывали тяжелую одежду, которая могла стеснить движения в бою, бормотали короткие молитвы богам, прося их о победе. Воины постарше, осознающие вероятности предстоящей схватки, благоразумно добавляли к молитве надежду на легкую смерть, если пришло их время. У вождей не было времени на длинные обличительные речи против захватчиков. Они посмотрели друг на друга, кивнули, и тысячи воинов бросились вверх по склону на хрупкую римскую шеренгу.
Тунгрийские центурионы смотрели на Фронтиния и ждали сигнала, пока орда варваров накатывалась на склон. Фронтиний, стоя в центре шеренги с поднятой рукой, следил, как лохматые воины бегут к его людям. Тридцать ярдов. Двадцать пять, обычная дистанция для первого копейного броска. Двадцать. Пятнадцать. Варвары добрались до полосы жидкой грязи, которую так старательно готовили его солдаты. Первая волна атакующих сбавила темп, люди старались устоять на ногах и сбивались в кучки, чтобы увернуться от острых концов огромных деревянных ежей. Несколько человек, подпираемые сзади и едва не падающие лицом в грязь, закричали от боли, когда в их ноги впились шипы железных трибул, полускрытых в грязи. Сейчас варвары больше смотрели вниз, чем вперед.
Шрамолицый поднял копье, ободряюще крича товарищам, и качнул его вперед и назад, выискивая цель в толпе варваров.
Фронтиний взмахнул рукой, подавая заранее согласованный сигнал. Копья взлетели и обрушились на варваров. Люди, занятые сохранением равновесия, оказались беззащитны. От удара первые ряды вздрогнули; воины кричали от боли, падали, размахивали руками, добавляя смятения своим товарищам. Атака варваров захлебнулась.
Ветеран нашел свою цель: здоровяк с шестифутовым мечом, который на мгновение поскользнулся в грязи. Солдат шагнул вперед и метнул копье; вытянутая рука еще секунду указывала на врага, пока копье не вонзилось в варвара. Здоровяк дернулся, когда железный наконечник ударил его в живот, из раны плеснула кровь, и варвар упал на колени. Шрамолицый удовлетворенно улыбнулся, шагнул назад, когда почувствовал рывок за ремень, и поднял щит, выравнивая его с правым и левым.
Вдоль всей шеренги центурионы заорали новые команды. Солдаты выхватили мечи и укрылись за щитами, когда варвары восстановили часть импульса и, расталкивая мертвых и умирающих, двинулись к линии тунгрийцев. Фронтиний, заметив их затруднения, мгновенно принял решение. Он поднял меч, указал им на варваров и рявкнул приказ, бросая солдат в бой.
С пронзительными свистками офицеров когорта рванулась на несколько шагов вниз по склону. Шеренга врезалась тяжелыми щитами в спотыкающихся варваров, сталкивая первые ряды на подбегающих сзади воинов, а потом ударила мечами.
Шрамолицый услышал свисток, оттолкнул солдата, который держал его за ремень, и с леденящим душу воем побежал по склону рядом со своими товарищами. Он ударил умбоном щита в лицо варвара, уже занесшего меч, вонзил гладиус ему в живот и одним движением спихнул воина с клинка. Потом поднял щит и закричал товарищам:
— В шеренгу! Восстановить шеренгу!
Первые ряды когорты вскинули щиты, и перед варварами вновь предстала сплошная стена. Солдаты еще раз ударили железными умбонами в лица атакующих, лишая людей равновесия, а потом вонзили короткие мечи в выбранные цели. Они целились в точки, подсказанные многовековым опытом; жертва умирала спустя несколько секунд. В щель между двумя рядами воинов брызнула горячая кровь; варвары вываливались из боя, роняли оружие, пытаясь закрыть рану, поймать вываливающиеся кишки, и просто в мучительном недоумении смотрели, как из них вытекает жизнь. Земля под ногами, залитая смесью крови, мочи и дерьма, становилась все коварнее. Роль задних рядов тунгрийцев свелась к тому, чтобы удержать на ногах товарищей впереди и не дать лежащим на земле врагам нанести удар. Солдаты били и кололи бурлящую массу по ту сторону своих щитов, отбивали вражеские мечи и топоры и старались в свою очередь достать их хозяев. Тунгрийцы сражались как люди, которые понимают: единственная возможность уцелеть — убивать безжалостно, хладнокровно и эффективно.
В первом ряду Девятой присел за своим щитом Шрамолицый, его левая рука вздрагивала от ударов в иссеченное дерево. Солдат напряженно смотрел на варваров в щель между шлемом и верхним краем щита, выискивая возможность нанести удар. Длинноволосый воин, зажатый между своими собратьями, поднял меч, пытаясь нанести единственный доступный ему удар, и ветеран без колебаний воспользовался этим мигом. Он шагнул вперед, вонзил гладиус между ребер воина и отбросил скрючившегося от внезапной боли мужчину в кровавую грязь.
Варвар, который уже упал на землю и копьем в бедре, собрался с силами для удара по выставленной ноге тунгрийца, но ловкий ветеран резко опустил окованную железом кромку щита на руку воина, сорвав мясо с кости, и быстро отступил к стене щитов. Солдат рядом поскользнулся в грязи и упал на колено, открываясь для удара врагов. Шрамолицый, не задумываясь, сдвинул щит, прикрывая товарища в те критические секунды, пока тот поднимался на ноги. Солдат справа ударил гладиусом в горло кланового воина, который готовился атаковать незащищенного ветерана. Спустя несколько секунд стена щитов была восстановлена и вновь надежно сдерживала варваров.
Марк стоял позади двойной линии своих людей, вместе с палаткой, солдаты которой готовились заступить на места павших товарищей. Ему казалось, что он смотрит на безнадежно неравный бой. Но минуты шли, и Марк осознавал: большинство умирающих лежит по ту сторону щитов. Несмотря на плотную толпу варваров, рвавшихся вверх по склону, пали лишь немногие из солдат когорты.
— Девятая центурия, стоять крепко! Отбил и ударил!
Знакомый громкий голос Дубна прозвучал ободряюще, и Марк сам принялся подбадривать солдат, перекрикивая шум битвы. Двое солдат рухнули под ударами массивного топора, в шеренге возникла дыра. Марк инстинктивно оттолкнул стоящего рядом солдата и быстро встал в строй, пока сквозь него не прорвались враги. Варвар с топором наступил на свою жертву, пытаясь вытащить лезвие из груди солдата, и разинул рот, когда сильный удар меча отрубил ему правую руку. Марк ударил его сапогом в лицо, искалеченный мужчина покатился под ноги обезумевших соплеменников, рвущихся к юноше, и исчез из вида. Его тут же сменил другой и, заметив ранг офицера, бросился в атаку, но только чтобы наткнуться на длинный кавалерийский меч. Варвар пытался ухватиться за него слабеющими руками. Юноша развернул клинок, чтобы освободить его, и ударил воина щитом в грудь, вырывая оружие из раны. Брызги крови покрыли щит и грудь Марка.
Слева от него из рядов соседней центурии выскочил солдат. Охваченный боевым безумием, он бросился в гущу врагов, убил одного, другого, потом на него обрушился град ударов, и солдат упал, крича и обливаясь кровью. Оптион центурии толкнул в промежуток другого солдата и заревел своим людям не терять головы и держать строй.
Марк продолжал парировать и наносить удары, но ему показалось, что натиск врагов перед ним ослаб. Уставшим варварам становилось все труднее удержаться на ногах, когда на земле валялись десятки мертвых и раненых. Один из раненых попытался снизу подрезать Марку лодыжку, но в ответ получил удар, который аккуратно отрубил ему руку по локоть. Мужчина, корчась от боли, покатился навстречу своим соплеменникам, сбив двоих с ног.
Внезапно толпа варваров перед Марком расступилась, и в промежуток вышел могучий воин в тяжелых доспехах. Черный шлем и броню украшали серебряные узоры, ноги прикрывали набедренники и поножи. На доспехах уже засохла кровь. Он смерил взглядом молодого центуриона, а потом резко метнулся вперед. Тяжелый меч со страшной силой обрушился на щит Марка. После третьего удара левая рука юноши онемела, и он перешел к обороне. Огромный воин приостановился и рассмеялся Марку в лицо, его голос прогремел среди шума битвы:
— Сегодня я добыл голову легата. Теперь мне не нужна твоя, я оставлю ее воронам. Ты готов умереть, малыш-римлянин?
Марк стоял на месте, не обращая внимания на насмешки, и готовился к следующей атаке. Воин снова бросился вперед, но на этот раз Марк встретил его меч не щитом, а клинком. Он отвел меч врага в сторону, шагнул ближе и с размаху опустил нижний край щита на незащищенную ступню варвара, ломая ему кости. Воин еще не пришел в себя, а Марк уже вновь атаковал. Он ткнул мечом вниз, насквозь пронзив ступню противника, повернул клинок в ране и выдернул его. Варвар пошатнулся, парализованный ужасной болью. Марк поднял щит и, наклонив его, изо всех сил ударил в незащищенное горло врага. Избранный воин племени со сдавленным бульканьем отвалился от стены щитов; он отчаянно пытался вдохнуть, но раздавленная трахея не пропускала воздух в легкие. Когда их герой рухнул на землю, варвары вздрогнули и попятились от ликующих тунгрийцев. Гигант с потемневшим лицом корчился в предсмертной агонии.
Разрыв между противниками немного вырос вдоль всей шеренги. Воины кланов сделали передышку, чтобы после неудачи первого удара восстановить боевой дух. Тунгрийцы выравнивали шеренгу, одним глазом следя за соседом, а другим — за врагом. В тылу варваров заревели рога, приказывая отступить и перестроиться. Воины неохотно двинулись вниз, продолжая выкрикивать угрозы римским солдатам. Команды преследовать отходящих варваров не прозвучало.
На склоне перед запыхавшимися тунгрийцами лежали сотни вражеских воинов; некоторые мертвые, некоторые умирающие, все залитые кровью. Кто-то жалобно стонал от боли, кто-то время от времени вскрикивал. Солдаты Девятой мрачно глядели на эту картину. Немногие, хорошо знакомые с видом настоящего боя, смотрели с тупым безразличием, но у большинства в широко раскрытых глазах стоял ужас. Пара человек безуспешно пыталась отчистить кровь, покрывавшую оружие и доспехи, но остальные только стирали ее с лица. Они понимали: как ни старайся, скоро все снова будет в крови. Юлий разыскал Марка и с упреками вытащил его из первого ряда, но смягчился, заметив потрясенный взгляд молодого офицера.
— Подходящее место, чтобы тебя убили. В следующий раз стой позади шеренги и посылай в бой солдат. Варвары скоро вернутся. А сейчас для центурии самое время попить воды. Я посмотрю потери…
Он взглянул на двух солдат, убитых топором; один без головы и руки, второй с рассеченной на фут грудью.
— Тебе лучше убрать этих двоих. Они уже с Коцидием…
Марк указал вниз, на раненых воинов, которые лежали недалеко от шеренги.
— А что с этими?
И услышал пренебрежительный ответ:
— Они уже мертвы, просто еще не поняли. Оставь их там, они замедлят следующую атаку.
Молодой офицер резко кивнул, приказал пронести вдоль линии бутыли с водой и отправил ближайших солдат отнести останки мертвых в тыл, к лесу.
Шрамолицый, стоя в первой шеренге, оперся на щит, радуясь возможности перевести дух и прополоскать водой рот, чтобы смыть медный привкус крови.
— Неплохо. Мы завалили десятка два этих ублюдков, а потеряли сколько? Двоих наших? Кто встанет на смену?
Двое солдат из задних рядов неуверенно подняли руки.
— Что, вы двое? Добро пожаловать в первую шеренгу, парни, здесь хлеб добывают тяжким трудом. Удержите головы на плечах на пару лишних минут, и у вас будет здесь место до конца дней.
Он рассмеялся, глядя на лица мужчин, которые осознавали: их солдатская жизнь только что навсегда изменилась.
— А, вся эта болтовня насчет первых рядов, которые всегда берут девок сзади? Сейчас вам самим придется скорее давать, чем брать. Добро пожаловать в мою армию.
Девятая с радостью встретила воду; самые сдержанные солдаты спокойно обсуждали сражение, опершись на щиты, как гончары в перерыве у печей. Другие, более опытные и дальновидные, зная об опасности забыть обо всем в ярости боя, разговаривали с соседями, напоминая им о доме и семье. Морбан отыскал Марка, который тщательно проверял лезвие своего меча, и предложил ему воды.
— Красиво бьешься, центурион. Ты срубил тому здоровому ублюдку руку, как тоненькое деревце, а что сделал своим щитом с парнем в черных доспехах… просто загляденье! Мальчики уже вовсю судачат, как ты прыгнул в шеренгу и принялся за работу.
Марк кивнул, вложил меч в ножны и сжал рукоять, чтобы скрыть дрожащие руки.
— Спасибо. Надеюсь, твой сын не ранен?
— Вроде нет, насколько я мог разглядеть отсюда.
Его внимание привлекли крики в рядах солдат, руки указывали на край долины справа, примерно в миле отсюда, за небольшой выступ леса. Там на фоне горизонта, вырисовывалась масса всадников. Они выдвигались на позицию, идеальную для удара вниз по склону, во фланг варварам. Длинные копья стояли вертикально, острые стальные наконечники поблескивали на солнце.
Доберемся до синих педиков!
Воткнем им в жопу восемь футов!
Судя по развевающимся белым знаменам, это были кавалерийские крылья Петрианы и Августы, около двух тысяч человек. Целый хор голосов обратился к всадникам, заклиная атаковать варваров в долине, но, как и предполагал Марк, они закончили строиться и замерли. Атака такого количества вражеских воинов без поддержки может закончиться только героической гибелью. Однако, что уже хорошо, они обеспечили Кальгу новый повод для беспокойства и воодушевили когорту. От вражеских толп на равнине отделился отряд тысяч в пять и спешно выстроился в грубый защитный порядок, лучники и копейщики готовились встретить атаку.
Юноша пошел дальше, к тому месту, где заканчивались его подчиненные и начинались люди Целия, поприветствовать собрата-офицера. Целий спустился с кучи варварских трупов, посматривая на землю, чтобы не столкнуться с каким-нибудь воином, решившим притвориться мертвым и выждать своего часа.
— Аве, Два Клинка, вкусивший крови, судя по дошедшим до нас слухам и свежей раскраске твоей кольчуги. Надеюсь, ты вознес за меня ту молитву?
Марк криво усмехнулся.
— Я был немного занят. Но обязательно вспомню в следующий раз, когда доберусь до алтаря.
— Неплохо. Как думаешь, что они теперь сделают?
Оба посмотрели вниз, на бурлящую орду, к которой постепенно возвращался порядок.
— Если бы их вел я? Держать кавалерию на безопасном расстоянии, выдвинуть вперед лучников и пращников, беспокоить нас дротиками и камнями, чтобы не дать высунуть голову, и отводить остальных, пока два полных легиона не подкрались сзади…
Эквитий задавался тем же вопросом.
— Мы вышли сюда как приманка, чтобы удержать варваров, пока не подойдут основные силы. И я не считаю, что мы уже достигли этой цели.
Фронтиний поджал губы и покачал головой.
— Я бы сказал, еще хотя бы час. Полагаю, вы предпочтете задержать их еще дольше, нежели дать ускользнуть в холмы?
— Да. Они могут разбиться на кланы и уйти складками местности. И тогда мы получим едва ли десятую часть…
Старший центурион подозвал к себе солдата, прошептал ему инструкцию и вернулся к разговору.
— У меня есть способ удержать их здесь, но не слишком приятный. Тем более что потом они рванутся вверх по склону, как дикие звери.
Префект медленно кивнул.
— Если Кальг не сможет увести своих людей, оно того стоит. Делайте, что нужно.
Старший центурион невозмутимо кивнул и пошел вдоль шеренги когорты у высокой гряды мертвых варваров; он осматривал войска, как на параде, подбадривая солдат то здесь, то там. Солдату, которого он отправил искать подходящее тело, повезло, и сейчас тунгриец бежал мимо шеренги с только что отрубленной головой; кровь капала ему на штаны.
Старший центурион взял у него голову и напряженно уставился в мертвое лицо. Волосы на голове были длинными и жирными, в складках кожи — грязь после долгого похода. Глаза закатились, жизнь ушла из них вместе с человеком, который раньше взирал на мир сквозь эти окна.
— Откуда ты знаешь, что он вождь?
Солдат протянул руку, показывая начальнику покрытую кровью массивную гривну, извилистую золотую дугу, которая еще недавно украшала шею мертвеца. Фронтиний взял тяжелое украшение, взвесил его в руке и вспомнил, что подобное всегда носил отец Дубна, даже когда его уже свергли.
— Кто-то важный.
Он повернулся к армии варваров, сейчас притихшей и ждущей приказов, и заговорил, не отрывая взгляда от воинов:
— Возвращайся к префекту. Предупреди, чтобы он был наготове.
Фронтиний тихо стоял на склоне, в одной руке голова, в другой — гривна. По мере того как первые ряды указывали на него своим соплеменникам, люди внизу замолкали и начинали разглядывать странное зрелище.
Кальг принял решение с обычной для него быстротой и проницательностью. В тылу ждала большая часть его армии, отдохнувшая и готовая двигаться. Справа стояла вражеская кавалерия, временно обезвреженная заслоном из лучников и пехоты, который он выдвинул на прикрытие этого крыла армии. Над вражеским отрядом возвышался целый лес копий, судя по его плотности, целая когорта. Перед ним, выстроившись на окровавленном склоне, покрытом ковром из мертвых и умирающих, неподвижно стояли тунгрийцы. Они ждали его следующего шага. Между Кальгом и когортой, медленно восстанавливая порядок, перестраивались сильно потрепанные отряды кланов. Воины, с новыми вождями, готовились к новой атаке на холм.
— Отводи их назад.
Аэд поднял брови.
— Мой господин, они еще не добились успеха. Мы…
— Я знаю. Но где-то в холмах идут еще два легиона. Этот префект был слишком спокоен для человека, который находится вдали от дружеских копий. Если они двинутся на нас вниз по склону вместе с проклятыми всадниками, — мы покойники. Нет, мы уйдем сейчас, разобьемся на кланы и пойдем к месту сбора. Тогда мы сможем…
До него донесся громкий голос. Это бахвалился какой-то римский офицер с железными легкими. Вот только… Кальг напряг слух, предчувствие внезапной катастрофы зашевелило волосы на его затылке.
Фронтиний поднял голову и гривну; первая болталась на жирных волосах, другая поблескивала золотом на солнце. Он набрал в могучую грудь воздуха и закричал толпящимся внизу людям, заглушая растущий шум:
— Убирайтесь отсюда, или мы убьем каждого из вас! Вы воины? Вы не справились в первый раз и не справитесь снова. Вы похожи на детей, а не на настоящих солдат!
Он умолк, набирая воздуха, и дал паузе немного затянуться.
— Мы убили ваших вождей и отшвырнули вас с этой маленькой горки. Вы пришли за нашими головами — и оставили сотни своих! И если вы вернетесь, с вами будет то же самое. Смотрите, вот голова поверженного вождя!
Он лениво качнул головой мертвеца, подавив искушение отбросить эту дрянь подальше, в кипящие ряды варваров, и поднял тяжелую гривну, чтобы в ней признали символ власти.
— Вы были слабы, и мы наказали вас. А теперь убирайтесь, пока мы не обошлись с вами вот так!
Фронтиний, чувствуя тошноту, приложил голову к паху и сделал несколько узнаваемых движений бедрами, а потом швырнул ее в толпу. Варвары с диким ревом ринулись вперед, взбираясь на холм в безумной ярости. Фронтиний нырнул в шеренгу и закричал солдатам приготовить копья.
Кальг все понял и на мгновение прикрыл глаза.
— Мой господин…
— Знаю. У меня нет выбора. Я должен убить пленных и отправить всю армию на этот холм. Но не на их условиях. Приведи ко мне вождей племен.
Тунгрийцы выпустили — вторую и последнюю — тучу копий, вновь погрузив в хаос передние ряды варваров, и сгрудились за щитами, держа мечи наготове. Порыв варваров замедлился. Они шагом преодолевали скользкую землю, перебирались через груды мертвых и умирающих соплеменников, и только потом, по одному и по двое, добирались до стены римских щитов. Фронтиний пренебрег возможностью атаки на такого неорганизованного противника, предпочитая держать людей на твердой земле. Солдаты ждали, пока враги, шатаясь от усталости, не доберутся до стены щитов, а потом вонзали в них мечи. Даже когда перед когортой собралась значительная группа варваров, пылающий в них гнев сменился осторожным уважением. Большинство держалось подальше от римских мечей, предпочитая выкрикивать оскорбления тунгрийцам.
Палатка Шрамолицего присела за щитами; солдаты чувствовали, что в их противниках угас дух борьбы, но не могли поверить, что сражение может закончиться так легко. Из линии варваров выскочил огромный обнаженный воин, размахивая шестифутовым мечом над головой и выкрикивая угрозы. Влекомый неистовой яростью, ударил над кромкой щитов и распорол горло двум новичкам первой шеренги, потом вскинул оружие над головой и обрушил его на тунгрийцев. Меч опускался прямо на солдата рядом с Шрамолицым, и тот двумя руками закрылся щитом. Солдат отшатнулся, когда клинок разрубил железную раму щита и глубоко вошел в дерево. Шрамолицый и еще один солдат из Девятой шагнули вперед и с двух сторон вонзили гладиусы в обнаженного воина. Шрамолицый ударил врага в бок и потянул меч наружу, через мышцы живота, вырывая скользкие веревки кишок. Воин выпустил рукоять и попятился, по его ногам стекала кровь из ужасных ран. Двое солдат с разрубленным горлом умерли, где стояли; меч перерезал артерии, и люди за минуту истекли кровью. Их бесцеремонно оттащили подальше, и шеренгу заполнили новые солдаты из задних рядов.
Префекта и Фронтиния мало беспокоила передняя шеренга, их внимание было приковано к толпе у подножия склона.
— Он пошлет людей угрожать нашим флангам, чтобы приковать нас к позиции, возможно, бросит на нас стрелков, чтобы мы не могли поднять головы, а потом отправит вперед эту орду, и они сомнут нас числом…
Префект мрачно кивнул.
Пока они смотрели, основная масса варваров разделилась на три группы. Две меньшие разошлись по сторонам и начали целеустремленно карабкаться по склону, а большая группа, около десяти тысяч человек, двинулась на подкрепление атакующим.
— Что ты посоветуешь?
Фронтиний покачал головой.
— Мы можем только переместить уставшие центурии на фланги, надеясь, что они выдержат сковывающие удары, и усилить центр резервами.
— Это не очень удачный вариант.
— Префект, у нас нет вариантов. В любом случае мы все скоро будем мертвы, если только Лициний в ближайшие десять минут не подведет сюда какие-то войска.
Эквитий обнажил меч и посмотрел на врагов, которые поднимались на холм с двух сторон от позиции когорты.
— Хорошо. Заберите Четвертую и Седьмую из центра и поставьте им на замену Пятую и Десятую. Не вижу большой пользы в резерве, когда дело доходит до ножевого боя. Удачи, старший центурион. Будем надеяться, что мы встретимся снова при лучших обстоятельствах.
Они пожали друг другу руки, и Фронтиний пошел по склону, выкрикивая приказы центурионам и приводя свой последний отчаянный план в действие. Пятая и Десятая центурии потекли вниз, чтобы укрепить центр строя.
Марк и Юлий стояли рядом позади тонкой линии своих людей и смотрели на атакующих. Те, уже один раз отбитые, вновь собирали силы. Руфий на минуту подошел к ним; его жезл был заткнут за пояс, обнаженный меч покрыт кровью. Все больше и больше воинов перебиралось через вал мертвых и умирающих и присоединялось к стоящим перед ними варварам. И, что еще хуже, справа на шеренгу потянуло дымом от подожженной засеки в лесу. Временами дым мешал разглядеть врага. Варвары колотили в щиты и выкрикивали угрозы тунгрийцам. Солдаты, оценив сложность ситуации, чаще поглядывали в тыл, чем на врагов. Юлий хладнокровно смотрел на беснующуюся орду.
— Если они навалятся всеми силами, нам придется забыть о шеренге и сражаться парами, спина к спине.
Марк кивнул, во рту было сухо. Он вгляделся в пелену дыма: похоже, тысячи варваров фланговых отрядов ограничивались угрозой флангам тунгрийцев и сковыванием большей части когорты и не собирались бросаться в атаку.
— Почему они не атакуют по всей нашей длине? Такими силами они наверняка сомнут оба фланга и начнут обходить нас.
Руфий ответил, не отрывая взгляда от врагов:
— Кальг хочет бросить в бой тех воинов, кто еще не сражался, вернуть им мужество, которого их так жестоко лишил дядюшка Секст. Основной удар придется в центр, прямо сюда, и именно нам придется его остановить.
— Интересная и короткая жизнь, а, братья?
Они повернулись и увидели Фронтиния.
— Думаю, ваши парни чувствуют себя немного одинокими, поэтому я пришел поучаствовать в веселье и показать, что все мы сидим в одной гребаной лодке. Юлий, хватит твоей центурии сидеть на заднице, пора немного повоевать. Я отвел их вниз, усилить шеренгу.
Он указал налево, и Юлий увидел, как сквозь дым идут его люди. Оптион вел их к открывшемуся промежутку, пока Четвертая отошла, чтобы солдаты могли пройти сквозь нее и встать в шеренгу. Целий, до сих пор невредимый, коротко отсалютовал Фронтинию и повел центурию в указанном старшим центурионом направлении. При виде своих людей Юлий широко улыбнулся.
— Давно пора. Извините меня, братья. Давайте, девчонки, щиты вверх, копья на изготовку. Покажем этим синим педикам вход в Гадес!
Он потрусил к своим людям, продолжая на бегу воодушевлять их. Справа, за Шестой центурией Руфия, потрепанную Седьмую сменяли здоровяки из Десятой.
Руфий зловеще кивнул.
— Неприятный сюрприз для синелицых. Центурия с топорами — страшная сила, когда они начинают рубить руки и головы. Мальчики Медведя будут грязными с головы до ног… Ладно, мне лучше пойти и присмотреть за своими парнями.
Он оставил Марка и Фронтиния одних, позади Девятой. Старший центурион, который невозмутимо следил за толпой врагов из-за подобранного щита, обратился к Марку, не отрывая взгляда от противника:
— Ну, центурион, будь ты Трибул Корв или Валерий Аквила, можешь утешаться тем, что за последние дни показал себя образцовым офицером. Если мне придется через пару минут встретиться с Коцидием, для меня будет честью оказаться там в твоей компании.
Марк кивнул:
— Благодарю вас, господин.
Мимо его головы пролетела стрела. Внезапный шквал стрел заставил солдат сгорбиться за щитами. Лучники варваров, используя кучу трупов как укрытие, начали засыпать две центурии непрерывным градом стрел. Они гудели и жужжали, некоторые втыкались в щиты или звенели о шлемы. Фронтиний, по-прежнему стоящий прямо, повысил голос:
— Они будут продолжать еще пару минут, снимут нескольких наших удачными выстрелами, потом ринутся в бой. Когда они прорвутся, бейтесь парами. Если напарника убили, найдите другого или сражайтесь тройкой. Пусть каждый присматривает за спиной другого и не покидает напарника. Если напарник ранен, сосредоточьтесь на синелицых, не присматривайте за ним, иначе будете следующим…
Внезапно он замолчал и широко раскрыл глаза. Стрела вонзилась ему в ногу выше колена, между краем кольчуги и поножами. Фронтиний повалился на землю, из-под древка побежал ручеек крови. Варвары, собравшиеся перед шеренгой, радостно заревели и всей толпой бросились вперед. За той головой, которая была для них важнее всех прочих.
Шеренга рассыпалась на сотни схваток, бой превратился в свалку. Марк и Дубн встали спиной к спине над Фронтинием, когда мимо промчалась волна туземцев. Несколько варваров окружили офицеров, постепенно сжимая кольцо мечей вокруг троих мужчин и собираясь с духом. С диким воплем Антенох ударил мечом варвара, который подбирался к Марку сзади, пронзил его насквозь, потом пинком освободил меч и яростно ударил щитом другого. Марк и Дубн перешли в атаку, убив двоих воинов и обратив еще двоих в бегство.
По всему фронту центурии кучки солдат сражались в собственных войнах, продолжая парировать мечи варваров и колоть короткими гладиусами. Но сейчас сражение превратилось в массовую драку, и солдат, лишенных привычной защиты стены щитов, чудовищно превосходили числом. В десяти ярдах от Марка двое варваров зажали одинокого солдата; один колотил в его щит, а второй обошел сбоку и ударил мечом в щель между кольчугой и шлемом. Солдат мгновенно рухнул, в тот самый миг, когда центурион прыгнул вперед и вонзил меч в спину одному из варваров. Длинный кавалерийский меч пробил тело, и Марк, оставив его в ране, сбил щитом на землю второго воина и выхватил гладиус, чтобы добить оглушенного врага.
Все висело на волоске, и тут, без лишнего шума, вниз по склону устремилась волна свежих солдат. Подкрепление мгновенно выправило положение, и солдаты погнались за перепуганными варварами. Марк и Дубн, тяжело дыша, стояли над раненым начальником, пока подоспевшие солдаты быстро и без раздумий добивали раненых варваров. Прозвучали команды, и прибывшие отряды начали занимать места между сильно потрепанными центуриями когорты. Сейчас шеренга оказалась еще сильнее, чем прежде.
Солдаты Девятой центурии засвистели, когда опознали своих новых товарищей по несчастью.
— Да это же гребаная Вторая когорта. Ну, парни, вы молодцы. Наконец-то удалось отыскать поле боя?
Плотно сложенный под-офицер пробрался в первую шеренгу, держа наготове копье. Он бросил равнодушный взгляд на Шрамолицего и вновь вернулся к изучению перестраивающихся варваров.
— Вот так лучше, все парни из первых шеренг вместе. Как раз сейчас один из этих синелицых мальчиков отпиливал бы тебе голову, чтобы отнести ее домой и пугать детишек, когда они не хотят ложиться спать. Но какой-то идиот-офицер сказал, что наш долг — вытащить вас, придурков, раз уж мы ваша сестринская когорта.
— Именно что сестринская… Ладно, мы здесь и стоим здесь. Не знаю, с чего бы это вы должны получить все веселье. Когда начнется новый заход?
Там, где еще недавно была истончившаяся и уязвимая шеренга, сейчас стояли три плотных ряда щитов. Подкрепление придало новых сил смертельно уставшим тунгрийцам. Уцелевшие солдаты когорты энергично выкрикивали избитые оскорбления, которыми Первая и Вторая Тунгрийские всегда обменивались при встрече в поле. Из дыма, все еще тянущегося по склону серыми полотнищами, с мечом в руке вышел офицер. Он разыскивал старшего центуриона. Фронтиний вздрогнул, когда Дубн закончил приматывать к его ноге сломанное древко копья, и устало поднял руку, приветствуя офицера.
— Префект Басс. Честно говоря, никогда еще не был так рад видеть Вторую когорту…
Префект рассмеялся, глядя на вал из тел.
— Мы слышали ваши сигналы, но так слабо, что кое-кто клялся, будто это просто вой ветра. Хотя любой, имеющий уши, разобрал «Держаться стойко». Другие префекты настаивали на выполнении приказов, но мне никогда не нравился этот гаденыш Перенн, и судя по всему, не зря. Тунгрийцы никогда не бросят братьев.
Фронтиний кивнул и с помощью Марка встал на ноги.
— Боюсь, вы добились только того, что поляжете рядом с нами, но ждать смерти лучше в компании. А сейчас прошу прощения.
Старший центурион, опираясь на другое копье, заковылял вверх по склону, чтобы отчитаться перед Эквитием. Басс посмотрел на Дубна и поднял брови:
— Оптион, вы не оставите нас на минутку?
Он дождался, пока могучий бритт не отойдет за пределы слышимости, и с внезапно потемневшим от злости лицом обратился к Марку:
— Вчерашней ночью я получил письмо, табличку от жены, в которой она любезно просит у меня развод. Похоже, она устала от моего общества и, как я могу только предполагать, желает другого. Хотя сейчас не время для таких разговоров, нам нужно будет откровенно побеседовать, когда мы разберемся с этими варварами.
Он развернулся и пошел к своим подчиненным. Юлий, который прохаживался по склону, бросил косой взгляд на старшего офицера.
— Неприятности?
— Ничего такого, с чем бы я не справился.
Юлий слегка улыбнулся.
— Вряд ли он побеспокоит тебя после сражения. Судя по тому, что я слышал из разговоров его солдат в последнюю пару минут.
Марк недоуменно посмотрел на него.
— Не обращай внимания. Всему свое время.
Когда легко раненные оттащили тяжелых и тела вверх по склону, офицеры подвели итог. Две центурии потеряли еще двадцать человек. Шеренга цеплялась за позицию, но даже с подкреплением из восьми сотен человек их было слишком мало.
Сквозь дым Марк увидел гарнизон Петрианы; кавалерия по-прежнему стояла на гребне, редкий лес копий не двигался. Юлий проследил за его взглядом и сплюнул на окровавленную траву.
— С той стороны помощи ждать не стоит. Проклятая кавалерия все та же — хорошо догоняет проигравших, но в пекло не полезет.
Марк мрачно кивнул, наблюдая, как варвары собираются для очередной атаки. Юлий снова сплюнул на истоптанную землю и проверил лезвие меча.
— Вот и все. На этот раз они бросят на нас все силы, сюда, на фланги, всюду, есть тут Вторая Тунгрийская, или нет. Готов умереть за империю?
— За когорту. Империя может поцеловать мою волосатую задницу.
Юлий мрачно рассмеялся, в его глазах сверкала ярость боя.
— Сказано настоящим тунгрийцем. Пошли в шеренгу. Если умирать, то красиво.
Выше по склону префект перебирал варианты, наблюдая, как медик оказывает первую помощь Фронтинию. Медик очистил влажной тряпкой входную и выходную раны от стрелы и осторожно потрогал оперенный конец древка, торчащего из ноги старшего центуриона. Префект вздрогнул, увидев, насколько больно его другу. Фронтиний устало лег на траву и прикрыл глаза, когда медик покрепче взялся за древко. Внезапно медик резким движением сломал стрелу, потом быстро ухватил зазубренный наконечник и выдернул древко из раны. Фронтиний, прищурившись, следил, как медик умело забинтовал ногу и туго затянул повязку. На ткани сразу проступила кровь.
— Старший центурион, вы можете стоять, но не сгибайте ногу. И не налегайте на нее.
Префект протянул руку, Фронтиний принял ее и с трудом поднялся.
— Сынок, очень скоро у меня не будет головы. Так что колено может…
Он умолк, заметив какое-то движение у кромки леса, выше по склону.
Тунгрийцы следили, как к ним медленно ползет стена варваров; воины осторожно перебирались через вал из своих мертвецов. В этот раз кланы не рвались вперед, словно безумные, а спокойно надвигались на когорту. Тысячи воинов были уверены в своем численном преимуществе, но вид и запах сотен мертвых тел, устилающих землю, заставлял их соблюдать осторожность. Солдат неподалеку от Шрамолицего заскулил от страха, но притих, когда ветеран посмотрел вдоль линии и рявкнул его имя. Под-офицер Второй когорты одобрительно кивнул:
— Парни, уже поздно передумывать. Не стоило вербоваться, если шуток не понимаете. Главное, позаботьтесь прихватить с собой через реку этих ублюдков.
Верная гибель была уже близка, и солдаты стискивали скользкими от пота и крови руками щиты и мечи, дожидаясь возможности в последний раз убить врага.
Варвары преодолели вал из мертвецов и спешили пересечь линию препятствий. Отсутствие у римлян копий делало препятствия всего лишь помехой, а не смертельной ловушкой, которой они были утром. В двадцати ярдах от тунгрийцев варвары остановились. Из их рядов вышел посланник Кальга.
— Тунгрийцы, повелитель Кальг предлагает вам последнюю возможность выжить. Сдайтесь сейчас, и о вас будут хорошо заботиться…
Голос варвара затих, когда вперед вышел Юлий. Его доспехи покрывала кровь десятка людей, из изрубленного щита торчали древки трех стрел.
— Еще один шаг, и я отправлю повелителю Кальгу твой член, пока все остальное будет валяться здесь. Хочешь сразиться…
Он взял щит и меч на изготовку и неторопливо отступил к шеренге. Солдаты поднимали щиты, готовясь к бою.
— …тогда иди сюда и сражайся, кусок дерьма.
Посланник равнодушно пожал плечами и исчез в массе варваров. Свежие воины кланов начали стучать мечами по щитам, этот грохот волной обрушился на тунгрийцев. Вперед двинулся один варвар, за ним другой, некоторые размахивали мечами или кричали, как сейчас разорвут врагов. Тунгрийцы с ввалившимися глазами ждали, когда варвары бросятся через узкую полосу и завершат неравный бой.
