Глава 25
Шок и страх
– Хумаюн! Да здравствует падишах Хумаюн!
Теплым февральским днем 1555 года, ближе к вечеру, повсюду слышались крики жителей Лахора, когда Хумаюн и Акбар торжественно въехали в город в золоченой хауде на спине слона, чья длинная попона, расшитая золотом и жемчугами, волочилась по широким пыльным улицам города. Во главе процессии шел эскадрон лучших всадников Хумаюна. Все они ехали на вороных конях в тюрбанах из золотой парчи. Утреннее солнце сверкало на острых наконечниках копий, которые они держали воздетыми в небо. За ними, прямо перед падишахом, ехали шесть трубачей и шесть барабанщиков с большими барабанами по обе стороны седла и громко оповещали город о его прибытии. Их звуки вместе с ревом толпы заглушали слова Акбара.
– Папа, все время, пока мы шли от Кабула, нам встречалось только слабое сопротивление. Все главные крепости, такие как Ротас, сдались при нашем приближении, и вот теперь этот великий город Лахор тоже сдался. Как далеко можем мы продвинуться в Индостан без настоящего боя?
– Думаю, недалеко. Скоро мы дойдем до тех мест, где простираются земли Шер-шаха и Ислам-шаха. Трое претендентов на трон уже прослышали о нашем приближении и знают, что мы, законные правители Индостана, теперь сильнее всех претендентов. Один из них или все они забудут о своих ссорах, чтобы напасть на нас.
– Думаешь, они объединятся против нас?
– Возможно, но число жертв и размах разрушений, которые они принесли друг другу, делает это невозможным. Однако каждый будет по-своему грозным противником.
– Как долго мы будем в Лахоре?
– Пока верховный мулла не провозгласит меня падишахом еще раз и не прочтет хутбу в мою честь на пятничной службе в мечети. Смотри, там, за пальмами, два высоких минарета. Надо, чтобы наше наступление было стремительным. Слишком часто я откладывал его и позволял моим врагам перехватывать инициативу…
Спустя две недели, когда, окутанные ранним утренним туманом, его воины разводили костры, чтобы приготовить завтрак, Хумаюн сидел, окруженный военными советниками, в алом командном шатре в центре лагеря. После ухода из Лахора девять дней тому назад он и его армия продвинулись по бескрайним красным долинам на девяносто миль к юго-востоку, далеко на территорию Индостана.
– Ахмед-хан, ты уверен, что войско Адил-шаха движется на восток наперерез нашему маршу?
– Да. Пять дней тому назад они еще раз столкнулись с армией своего соперника Сикандар-шаха, и теперь они спешат в свою крепость Сандарнагар, чтобы собраться с силами.
– Как далеко они?
– Возможно, милях в восьми от нас, повелитель.
– Сколько их там?
– Десять тысяч или около того, почти все на лошадях. Они побросали бо́льшую часть своих пушек и тяжелого вооружения.
– У них есть пикеты и разведчики?
– Совсем немного, повелитель. Они в сильном беспорядке. Останавливаются лишь на несколько часов, чтобы поспать, поесть и отправиться в путь до рассвета. Кажется, они стремятся как можно скорее добраться до Сандарнагара.
– Тогда нападем незамедлительно, воспользовавшись туманом, покуда он не сошел. Прикажи людям затушить костры. Времени на еду нет. Возьмем с собой конных воинов и лучников. А еще прикажи некоторым всадникам взять с собой в седло по стрелку. Ты, Байрам-хан, останешься с Акбаром во главе лагеря. Позаботься о хорошей защите и пикетах. Я собираюсь победить, но лагерь должен быть сильно защищен на случай, если Адил-шах уйдет от нас или по какой-то причине одержит временную победу.
Спустя два часа туман полностью растаял. Хумаюн, ехавший впереди в миле от своих основных сил вместе с Ахмед-ханом и отрядом его разведчиков, заглянул через невысокую глинобитную стену вокруг маленькой деревни, населенной несколькими бедными фермерами, их козами и курами. Заслонившись ладонью от солнца, он увидел в трех четвертях мили большой столб пыли, двигавшейся справа налево. В пыли Хумаюн смог разглядеть лишь очертания всадников и несколько орудий, которые тащили мулы или ослы. Над колонной развевались два больших знамени. Из-за растояния и пыли падишах не смог разглядеть, какого они цвета, тем более какое изображение на них, но это мог быть только Адил-шах. У них не было разведчиков, и, похоже, они вообще не чувствовали никакой опасности.
– Передай приказ Надиму Квадже, чтобы он взял свой отряд всадников и атаковал с тыла. Скажи Заид-беку привести сюда своих людей, и я поведу их в атаку. Кроме того, пусть всадники со стрелка́ми в седле скачут прямо на врага, и пусть наши мушкеты на расстоянии в сто ярдов прибавят им неприятностей.
Скоро стрелки Хумаюна слезли с коней и начали устанавливать треноги, а падишах со своим войском почти достиг первых рядов войска Адил-шаха. В последний момент их противник вдруг осознал опасность, стал разворачивать к ним свои орудия и готовиться к бою. Командиры выкрикивали приказы сомкнуть ряды и готовиться к атаке. Почти мгновенно открыли огонь стрелки Хумаюна, и первые выстрелы выбили из седел несколько человек Адил-шаха, а также напугали их лошадей.
Спустя мгновения в их ряды врезался отряд падишаха. Первым делом Хумаюн прикончил одного из знаменосцев, мечом полоснув его по голове. Падая, тот выронил знамя, и Хумаюн увидел, что оно оранжевого цвета с золотым солнцем на нем. Длинное полотнице запуталось в ногах вороного коня падишаха, и он споткнулся. Хумаюн, склонившись в седле, чтобы ударить мечом второго знаменосца, потерял равновесие, свалился на землю и, падая, выронил меч.
Один из воинов Адил-шаха, грузный командир в куполообразном шлеме с оранжевым плюмажем, добрался до падишаха быстрее, чем телохранители. Он пришпорил своего золотистого коня в сторону Хумаюна и попытался пронзить его длинным копьем. Тот быстро откатился в сторону, метнув в него латную рукавицу, пытаясь выхватить кинжал из драгоценных ножен на поясе. Казалось, прошла вечность, пока он достал его и со всей силой бросил в горло коня противника, который хотел снова наехать на него. Кинжал резанул коня по коже, тот споткнулся и упал, а всадник тяжело рухнул на землю.
Хумаюн вскочил на ноги, подбежал к упавшему командиру, потерявшему шлем во время падения, и схватил его за толстую шею, когда тот хотел встать. Они боролись несколько секунд. Командир пытался вырваться из рук падишаха. Потом он до крови впился зубами в обнаженное запястье противника. Хумаюн ослабил хватку, и воин сумел высвободиться.
Ухмыльнувшись окровавленным ртом, он сразу же ударил врага в пах. Но падишах отпрыгнул назад, и удар не получился, от чего воин потерял равновесие. Хумаюн подножкой свалил его и прыгнул сверху, придавив его грудь коленями. Воин коленом сзади ударил Хумаюна в спину и сбросил его с себя. Они боролись в пыли, пока падишах, изловчившись, не схватил его крепко за горло и не надавил большими пальцами на кадык, сломав ему гортань. Послышался громкий хруст, лицо воина побагровело, глаза потухли, и он перестал сопротивляться. Откинув в сторону безжизненное тело, Хумаюн встал на ноги и поднял свой меч. Он вдруг понял, что без тренировок с Байзид-ханом не победил бы теперь. В пылу сражения его телохранителям было бы трудно защитить его, если он не в седле.
Теперь его окружила охрана, и Хумаюн увидел, что большинство людей Адил-шаха бежали, остальные же сдавались. Не прошло и часа с тех пор, как он заметил из-за глиняного дувала вражескую армию, этих призраков в пыльном облаке, – и вот они уже полностью разгромлены, как и мечты Адил-шаха занять трон Индостана.
– Догоните врагов. Захватите как можно больше животных и снаряжения. Все это понадобится в боях, что нам предстоят. Когда схватите Адил-шаха – никакой пощады для него, как и он не пощадил своего юного племянника.
Через три часа после битвы люди, посланные Хумаюном вдогонку, вернулись. Падишах увидел, что один из них ведет коня с висящим на нем телом со связанными под брюхом коня руками и ногами. Всадник сошел с коня и поклонился Хумаюну.
– Это Адил-шах, повелитель. Мы захватили его охрану всего в трех милях отсюда, и они сдали нам его тело. Сказали, что он погиб от мушкетной пули в грудь в самом начале битвы.
Хумаюн подошел к трупу и, подняв его голову, заглянул в лицо. Под слоем запекшейся крови и грязи Адил-шах выглядел совсем обыкновенно. В лице не было никаких признаков болезненных амбиций, которые заставили его убить сына родной сестры. Отпустив голову врага, Хумаюн с трудом подавил желание выразить ему свое презрение, оставив его тело непогребенным, чтобы птицы и шакалы растерзали его. Наоборот, он отвернулся и коротко приказал:
– Похороните его в безымянной могиле.
В ту ночь в тишине шатра Хумаюн молча молился. Он уничтожил одного из трех главных претендентов на престол Индостана, но знал, что расслабляться нельзя. Надо сохранить инициативу и уверенность в победе и неуклонно продвигаться к своей цели. Иначе он навсегда упустит возможность захватить трон и превратиться из неудачника в победителя.
На следующее утро разведчики Ахмед-хана принесли весть о новой благоприятной возможности. Путешественники с юга рассказали, что в пяти днях езды от них стояла небольшая армия под предводительством двух генералов Татар-хана, направлявшаяся на север. Сообразив, что появилась еще одна возможность нанести серьезный удар второму претенденту на трон Индостана и убрать его со своего пути, Хумаюн сразу приказал своим людям идти на юг и атаковать армию Татар-хана.
Спустя неделю падишах осматривал новое поле сражения. Рано утром его войска настигли противника, и обнаружилось, что тот шел двумя колоннами на расстоянии около мили. Оба отряда насчитывали не более четырех тысяч человек. Хумаюн сразу приказал атаковать головной отряд, который под их ударом рассыпался по долине. Вместо того чтобы поспешить на помощь своим войскам, второй отряд отступил и занял оборону на холме неподалеку, который войско Хумаюна быстро окружило.
В этот момент падишах заметил группу военачальников, устроивших совет на вершине холма. Повернувшись к возникшему рядом Ахмед-хану, он спросил:
– Нам известно, кто командует этим отрядом?
– Повелитель, во время недавнего боя командир конного эскадрона сдался почти сразу и сказал, что он и его люди хотят служить тебе. Мы взяли его людей под стражу и держим их в одном из шатров, где он много рассказал о составе вражеской армии и ее моральном состоянии. Он-то знает наверняка.
– Приведи его ко мне.
Спустя несколько минут двое людей Ахмед-хана привели высокого мужчину лет тридцати с аккуратно подстриженной черной бородой. Во избежание любых попыток нападения на Хумаюна его лодыжки связали так крепко, что он мог лишь семенить. Когда пленный приблизился на несколько ярдов, то сразу пал ниц перед Хумаюном.
Через минуту падишах заговорил:
– Помогите ему встать… Кто ты?
– Мустафа Эргюн, турецкий военачальник на службе Татар-хана.
– Я понял, что ты хочешь служить мне.
– И моя сотня тоже.
– Почему?
– Мы присоединились к Татар-хану в надежде на добычу и положение, если он станет падишахом Индостана. Но мы поняли, что он нерешителен в достижении своей цели. Пока Татар-хан слонялся по окраинам Гуджарата, нежась в объятиях наложниц, он направил нас в этот сомнительный поход против самого слабого из его соперников, Адил-шаха. Он даже не дал нам достаточно людей, оружия и снаряжения для такого дела, да и плату задержал на три месяца. Мы считаем, что ты серьезно относишься к своим планам по возвращению имперского трона, и если преуспеешь, то щедро наградишь нас.
– Хорошо помню, как высоко мой отец ценил турецких пушкарей. У меня служат люди разных народов. Байрам-хан, к примеру, перешел ко мне от персидского шаха… Но как могу я быть уверен в вашей надежности?
– Готовы поклясться в верности тебе на Священной Книге, или позволь нам воевать на твоей стороне в следующем бою, чтобы мы могли доказать тебе свою надежность.
– Обдумаю оба предложения. А сейчас даю вам первое задание. Идите к другому отряду вашей армии, окруженному на том холме, и убедите их сдаться. Вот мои условия – либо они уходят со своим личным оружием, но оставляют тяжелое вооружение, либо, как ты, сдаются и присоединяются к моему войску. Если они не сдадутся, то я прикажу тебе начать атаку на них. Принимаешь ли ты мои условия?
– Да, повелитель.
– Снимите с него путы.
Четверть часа спустя Мустафа Эргюн выехал из лагеря Хумаюна в сопровождении десяти человек. Когда он подъехал к холму, на котором стоял военный совет, враги расступились перед ним. Хумаюн видел, как он со своим сопровождением поднялся на холм и начал переговоры с командирами. Вскоре отдельные командиры разошлись, чтобы переговорить со своими воинами. Перед тем как снова расступились войска, послышались крики радости, и Мустафа Эргюн и его люди поскакали обратно к позициям Хумаюна.
Двое телохранителей падишаха подвели к нему и стоявшим рядом с ним Байрам-хану и Акбару улыбающегося Мустафу Эргюна.
– Каковы успехи?
– Больше никакого кровопролития, повелитель. Отряд на холме под предводительством гуджаратского князя по имени Селим и две трети войска гуджаратцев, нанятых Татар-ханом, когда он впервые решил занять имперский трон, устали от этой кампании и желают вернуться домой, приняв твои условия.
– Хорошо. А остальная треть?
– Смешанный отряд из разных мест. Много совсем еще мальчишек, которые присоединились к нам ради приключений, когда мы проходили через их деревни. Большинство не желают ничего, кроме как остаться в живых. Другие – закаленные воины вроде нас, включая сотню стрелков из моего родного края под командой моего старого боевого друга Кемил Аттака, и почти столько же персов, набранных для обслуживания нескольких небольших пушек. Все они хотят служить тебе своим оружием, как и мы.
– Ты хорошо поработал, и я готов принять на службу и тебя, и твоих людей. Могут присоединиться все желающие при условии, если их командиры докажут свою преданность мне. – Повернувшись к Байрам-хану, Хумаюн сказал: – С каждой победой мы все ближе к цели. Но мы не имеем права на ошибку, иначе все наши победы окажутся напрасны. Сегодня вечером мы будем пировать и приветствовать наших новобранцев, но завтра отправимся на бой с последним претендентом на мой трон – Сикандар-шахом. Он гораздо более успешный полководец, и его армия самая большая из трех. В Дели засел его ставленник, а сам он охраняет дорогу к столице. Впереди у нас величайшее сражение.
Поздно вечером, когда в лагуне все еще слышались радостные голоса и пьяное пение, Хумаюн покинул пир и на мгновение остановился посмотреть на звезды, мерцающие в черном бархате ночи. Потом он вернулся в шатер. Слуга поднял занавеску, падишах вошел и сел за низенький стол. Взяв перо, он обмакнул его в нефритовую чернильницу и в мерцающем свете масляной лампы стал писать письмо Хамиде, чтобы утром передать его гонцу, который отправится в долгое путешествие в Кабул. Он писал о том, что Акбар в безопасности, о том, как он любит ее, и о своей уверенности, что скоро он снова взойдет на трон Индостана.
* * *
В неподвижном зное Хумаюн смотрел со своего наблюдательного пункта на невысоком холме из песчаника, как на горизонте собираются темные тучи. Такое всегда случалось в начале лета накануне муссонных дождей. Прошел почти месяц с тех пор, как были разбиты войска Татар-хана. Тогда он приступил к преследованию сил Сикандар-шаха, у которого, согласно сведениям разведки, было четверть миллиона людей, и это число сильно превышало силы Хумаюна, несмотря на то, что они выросли до двухсот тысяч.
Падишах быстро сообразил, что перед тем, как вступить в открытый бой, для уверенности в победе ему надо сильно сократить численность армии противника. Поэтому двумя неделями раньше он разослал всадников под предводительством Байрам-хана, чтобы те разорили форпосты врага и нарушили связь с Дели. Теперь он наблюдал возвращение войск перса по высохшей долине. Гонцы уже донесли, что они одержали некоторую победу, но падишаху хотелось услышать из уст Байрам-хана все подробности и все, что он и его люди разузнали о силе врага и его планах.
Сгорая от нетерпения, Хумаюн позвал охрану и, пришпорив коня, пустил его галопом со склона холма навстречу Байрам-хану. Через час в жидкой тени одинокого дерева они сидели со старым соратником на красно-голубом ковре, заваленном подушками.
– Успех достался нам с трудом, повелитель. В отличие от прежних противников, люди Сикандар-шаха дисциплинированны. Даже захваченные врасплох и будучи меньше числом, они не паниковали и не бежали, но сплоченными рядами давали сильный отпор, иногда принося нам немалые потери, пока мы наконец не победили.
– Как мы и опасались, они оказались сильным противником. Что ты узнал о передвижениях Сикандар-шаха?
– Перед тем как совершить следующий шаг, он сосредоточил главные силы в окрестностях города под названием Сиринд на южном берегу одного из притоков реки Сатледж. Согласно донесениям, полученным после захвата три дня тому назад нескольких гонцов Сикандар-шаха, он призвал подкрепление из Дели и ждет большой отряд в течение следующих десяти дней, вместе с дополнительными деньгами для выплаты войскам, а также с дополнительным вооружением.
– Уверен, что донесение было настоящим?
– На нем печать Сикандар-шаха, смотри сам…
Байрам-хан открыл потертую кожаную переметную сумку, достал большой сложенный лист бумаги с красной восковой печатью и передал его Хумаюну.
– Похоже, что настоящая. Но возможно ли, чтобы она была послана как некая уловка?
– Не думаю, повелитель. Отряд, который захватил гонцов, выследил их далеко, возможно, в сорока милях в сторону от главной дороги. Они сказали, что гонцы мчались галопом, когда они на них наткнулись. Если бы они хотели, чтобы их поймали, то ехали бы не спеша. Когда я с ними разговаривал, люди Сикандар-шаха произвели хорошее впечатление. Было видно, что они удивлены и растерянны, что их захватили врасплох. Если они притворялись, то игра их была безупречна.
– Тогда сплотим наши силы и перехватим их подкрепление, деньги и вооружение. Немедленно разошли разведчиков, чтобы следить за всеми дорогами и возможными подходами к ним.
* * *
– Повелитель, их пикеты предупредили неприятеля о нашем приближении, – доложил Хумаюну слегка запыхавшийся Ахмед-хан. – Они остановились и приняли оборонительную позицию милях в двух отсюда, за тем хребтом, позади небольшой деревни, население которой сбежало при их появлении, расположили своих людей за деревенскими стенами и соорудили из повозок дополнительные заграждения.
– Сколько их там?
– Около пяти тысяч; в основном всадники, включая нескольких стрелков, защищающих обоз. У них даже есть несколько пушек.
– Теперь у нас нет возможности напасть неожиданно. Лучше всего атаковать до того, как они успеют подготовиться. Пусть Байрам-хан подготовит своих людей.
Через полтора часа Хумаюн стоял на гребне холма над деревней и наблюдал, как первая волна его воинов под командой Байрам-хана двинулась на заграждения, где скрывались люди Сикандар-шаха. Раздался громкий залп из вражеских пушек, и несколько человек Байрам-хана упали. Последовал треск мушкетных выстрелов, опустошивший еще несколько седел. От второго залпа пушек пали еще люди, не успев доскакать до баррикад, но люди Байрам-хана продолжили наступление.
– Папа, смотри, там, впереди отряда Мустафы Эргюна? – крикнул Акбар.
Хумаюн посмотрел в сторону, указанную сыном, сквозь белый дым, плывший над долиной. Его новый рекрут перепрыгнул на коне дувал, а за ним, не отставая, мчались его люди. Падишах видел, что несколько его отрядов попали под такой мощный обстрел и потеряли так много людей, что пришлось отступить, оставив у заграждения тела соратников и лошадей.
Потом Хумаюн заметил, как Байрам-хан посигналил отряду своих людей в резерве. Они поскакали на брешь в баррикадах, которую пробили Мустафа Эргюн и его отряд, быстро следуя за ними во вражеский лагерь. Внутри они стали рубиться с защитниками с тыла. Несколько минут всадники, занятые в драке, метались из стороны в сторону. Но постепенно люди Хумаюна начали брать верх, и все больше их переправлялись через заграждения, несмотря на потери от решительного обстрела со стороны Сикандар-шаха. Шаг за шагом защитников оттеснили на их прежние скученные позиции. Вдруг группа всадников Сикандар-шаха вырвалась из общей плотной массы, стала прорываться через баррикады и решительно поскакала в сторону, где находились основные силы врага.
– Их надо остановить, – крикнул Хумаюн. – За мной!
Низко склонившись над шеей коня, в сопровождении Акбара он галопом поскакал за всадниками. Возглавляемые упитанным командиром в стальных латах, те держали сплоченный строй, очевидно, стараясь как можно скорее предупредить Сикандар-шаха о судьбе своих боевых товарищей, а не просто спасти свои жизни.
Хумаюн и его люди постепенно настигли их. Как только они оказались на расстоянии выстрела из лука, падишах схватил лук и стрелу и, привстав в стременах с зажатым в зубах поводом, выстрелил в командира, промахнувшись всего на несколько дюймов. Стрела вонзилась в седло. Однако не успел он наложить на тетиву вторую стрелу, воин свалился с коня, пронзенный стрелой в шею. Он запутался ногой в стремени, и его протащило по земле. Голова его билась о камни, покуда не оборвалось стремя. Неприятель перевернулся дважды и замер. Хумаюн сообразил, что спасительную стрелу выпустил Акбар. С лошадей падали и другие всадники Сикандар-шаха.
– Отличный выстрел! – крикнул Хумаюн своему сыну. – Но теперь держись подальше.
Он пришпорил коня еще раз и помчался за оставшейся дюжиной всадников. Вскоре догнал самого последнего, который отчаянно нахлестывал своего взмыленного пони. Увидев Хумаюна, он все же заслонился круглым щитом, но опоздал: острый клинок полоснул его по шее пониже шлема. Кровь хлынула алым фонтаном, и он рухнул на землю.
Не оглянувшись, падишах помчался дальше за единственным всадником, которого не прикончили его люди и который теперь попытался уйти от погони. Это был прекрасный, ловкий наездник на стремительном черном коне, из-под копыт которого летели камушки. Хумаюну никак не удавалось настичь его, хотя конь у него был гораздо свежее. Наконец ему и его троим телохранителям удалось поравняться с ним по обе стороны. Неприятель замахнулся своим ятаганом на одного из телохранителей. Тот успел поднять руку и заслонить голову, но, получив глубокую рану, отступил. Однако, замахиваясь, воин подставился под удар Хумаюна, и падишах пронзил ему бедро. Всадник упал с коня, а конь поскакал дальше.
Придержав своего коня, падишах развернулся в седле и увидел, что все его люди собрались вместе, и, самое главное, Акбар был в безопасности. Когда они прискакали обратно к деревне, Хумаюн заметил, что почти везде бой закончился. У нескольких глинобитных лачуг драка продолжалась. Где-то горела ветхая крыша, возможно, воспламенившись от мушкетной или пушечной искры или нарочно подожженная, чтобы выкурить противника. Но, подъехав ближе, Хумаюн увидел, что и этот бой закончился, и оставшиеся противники сложили оружие.
Через четыре часа небо заволокло темными, почти лиловыми тучами, и поднялся раскаленный ветер. Муссонные дожди готовы пролиться в любой день, подумал Хумаюн, возможно, даже сегодня во второй половине дня. Повернувшись к Акбару, стоявшему рядом под навесом алого командного шатра, он обнял сына за плечи.
– Я всегда гордился своим мастерством лучника, но твой выстрел, сразивший командира, был исключительный.
– Благодарю, но, кажется, я промахнулся.
– Нет, нет. Видел, как ты тренировался… – Хумаюн помолчал и сжал плечо сына. – Выстрел твой был хорош в любом случае, и я рад, что именно ты его сделал. Надо было приказать, чтобы ты не сопровождал меня в погоне за теми всадниками. Меткие стрелы могли бы убить нас обоих, разрушив мои мечты о предназначении семьи, и причинили бы маме огромное горе. В будущем на поле брани надо держаться друг от друга подальше. И, боюсь, тебе придется оставаться в тылу.
– Отец… – начал Акбар, но смолк, увидев в глазах отца решимость и поняв смысл его слов.
– Хватит об этом. Вот идут наши военачальники под предводительством Байрам-хана, обсуждать дальнейшие действия.
Хумаюн вернулся в шатер, где у трона полукругом были разложены подушки для командиров, а справа от трона стоял золоченый стул для Акбара. Как только все собрались, Хумаюн спросил:
– Каковы наши потери?
– Убиты по крайней мере двести человек и больше шестисот ранены, многие тяжело, включая нескольких турок Мустафы Эргюна, которые первыми одолели баррикады.
– Мустафа Эргюн и его люди бились отважно. При разделе добычи надо будет удвоить их долю, но прежде чем назначать награду, надо определить размер добычи.
– Два больших сундука золотых монет, – сказал Байрам-хан. – И пять с серебром, на уплату воинам Сикандар-шаха. Такая потеря сильно расстроит его планы.
– Можно лишь надеяться, что будет так… Какое вооружение мы захватили?
– Две повозки с новыми мушкетами и порохом с пулями. Две новые пушки среднего размера и десять поменьше. Люди Сикандар-шаха успели взорвать шесть пушек, набив их до отказа порохом. Еще ящики с мечами и боевыми топорами, а также три с половиной тысячи лошадей и несколько быков и других вьючных животных. В целом солидная и своевременная для нас добыча – и точно такая же серьезная потеря для Сикандар-шаха.
– Сколько его людей мы захватили?
– Около четырех тысяч. Остальные убиты. Что делать с пленными, повелитель?
– Держите их сорок восемь часов, а потом пусть все, кто готов поклясться на Священной Книге, что не будут больше воевать против нас, уйдут безоружные пешком на юг. А теперь давайте обсудим план окончальной победы над Сикандар-шахом. Заид-бек, каким, по твоему мнению, должен быть наш следующий шаг?
– Муссон неизбежен. Во время дождей успех кампании маловероятен. Наши обозы и тяжелое вооружение не смогут передвигаться. Надо встать лагерем и разослать разведчиков, чтобы контролировать все пути между Сикандар-шахом и Дели. А когда муссоны закончатся…
– Нет, – прервал его Хумаюн. – Я не позволю муссонам остановить нас. Именно этого и ждет Сикандар-шах. Цена трона очень велика. Я потерял его слишком надолго. Настало время его вернуть. Если мы атакуем теперь, то у нас будет преимущество внезапности. В прошлом я откладывал решительные действия слишком часто – и потерял инициативу. Теперь так не будет. Ахмед-шах, как далеко от нас основные силы Сикандар-шаха? Сколько дней маршевого хода до них?
– Они до сих пор стоят лагерем под Сириндом на Сатледже в ста милях к югу отсюда, возможно, на расстоянии десяти дней марша для армии с обозом. Разведчики донесли, что они, похоже, обосновались там надолго и подготовились переждать муссоны со всеми удобствами до следующего похода.
– Ну что же, их ждет большой сюрприз.