Глава 14Саратога. 7 октября 1777 года
Наконец-то Джеку было за что благодарить судьбу, — утренние туманы, которые скрывали его отъезд с Луизой две недели назад, укутали его снова, когда он ковылял по тропе, ведущей к расположению британских войск. Во всяком случае, Джек мог лишь молиться, чтобы это оказалось именно так. Ему казалось, что сейчас около полудня, хотя подсказывал ему это лишь инстинкт: в этом призрачном мире течение времени не отличалось четкими вехами.
Звуки глохли, словно он прислушивался к ним через овечью шкуру; очертания, с десяти шагов казавшиеся человеческими фигурами, в трех оборачивались молодыми деревцами. Джек знал, что блуждает здесь не один. На протяжении нескольких последних миль он не раз слышал тонущие в тумане возгласы и замечал вдалеке движущиеся фантомы.
Это не имело значения: на случай встречи с врагом у него все равно не было оружия, да и узнать в таком мареве друга не представлялось возможным. Наверное, он прошел бы мимо родного отца, так и не признав его.
Но все же некое внутреннее чувство заставляло Джека двигаться по едва видимой тропке на звук, столь слабый, что беглец вовсе не был уверен в его реальности.
"Ну а если меня увидят, то за кого примут? За дух индейца, покинувший Стойбище Мертвых? Или за пугало, которое соскочило со своего шеста, решив, что куда забавнее будет попугать не ворон, а людей... "
Поежившись, Джек остановился и воззрился на серое марево. Несомненно, он пробыл в этом лесу слишком долго. Чащоба сбивает с толку даже таких, как он, привычных к лесам. Особенно в это время года, когда с земли поднимаются испарения, несущие запах плесени и гнили от разлагающейся лесной подстилки. Огонь в каждом клене несет пламя к земле, чтобы там погаснуть и гнить... Что бы на сей счет сказал Ате? "И сам Ад выдыхает заразу в этот мир... "
То и дело Джеку слышался смех Луизы. Всякий раз, когда с шорохом и треском взбегала по стволу белка или взлетала птица, он оборачивался, словно на зов. И всякий раз за этим следовали разочарование и возвращение прежних страхов — за нее и за самого себя.
Толчок в спину заставил его вздрогнуть, но, когда Джек обернулся, на его губах появилась слабая улыбка.
— Храбрец, старина. Я вижу, ты уже подталкиваешь меня в спину.
Он почесал коня между глазами. Ему не было нужды вглядываться сквозь туман, чтобы увидеть, как отощал скакун. Одеяло, которое Джек ухитрился стащить и которое использовал как попону, свисало по бокам коня, не скрывая выпиравших ребер.
Впрочем, точно так же дело обстояло и с ребрами самого Джека. Он поскреб их через рваную блузу, которую вместе с набедренной повязкой ее давно умершего мужа подарила встретившаяся ему на третий день после побега пожелтевшая от старости индеанка-тускарора, проникшаяся состраданием к измученному, нагому скитальцу.
Тогда же — это было пять или шесть дней назад — ему в последний раз довелось и поесть. Если, конечно, не считать сорванных по пути грецких орехов и выкопанных корней лопуха. На своем мучительном пути назад, к Саратоге, он сбил ноги, но упорно продолжал идти.
Размышления отвлекли его, а спохватившись, он вынужден был наклониться, чтобы поискать в тумане едва не потерявшуюся тропу. К счастью, она нашлась, и Джек, цокнув языком Храбрецу, двинулся дальше, туда, откуда доносилось странное потрескивание.
Потом тропа пошла вверх по склону холма, и обзор улучшился: Джек понял, что видит на пять шагов вперед, потом на десять. В лицо дохнул ветерок, туман затрепетал и начал развеиваться. А озадачивавший его раньше треск неожиданно сделался громче. Слух Джека обрел такую же ясность, как и зрение, и в том, что он слышит, сомнений не было.
— Мушкеты палят. И их чертовски много, — промолвил он вслух, схватив коня за густую гриву и вскакивая на спину скакуна. — Дай бог, чтобы мы прибыли не слишком поздно!
* * *
— Пропасть мне на месте, это же Абсолют! Но что за чертовщина, на кого вы похожи?
Подполковник Карлтон, адъютант Бургойна, стоял посреди палатки командующего, ошеломленно взирая на нежданно возникший перед ним призрак. Стоявшее по левую руку от него высокое, в половину человеческого роста, зеркало позволило Джеку увидеть собственное отражение, и он не мог не признать, что выглядит далеко не лучшим образом. Блуза старой скво почти не скрывала татуированной груди, дырявая набедренная повязка едва прикрывала срамные места. Ну а с учетом двухнедельной щетины и состояния кожи, где едва ли осталось не укушенное насекомыми местечко... Джек мог понять, почему его облик привел старшего офицера в такое изумление.
Впрочем, сейчас вопросы внешности волновали его меньше всего.
— Где генерал, сэр? Я должен немедленно поговорить с ним.
Карлтон выставил раскладной стул, и Джек, после недолгого колебания, сел.
— Вы вернулись от Клинтона, капитан? Что он велел передать?
— Прошу прощения, сэр, но мой отчет предназначается только для ушей генерала. Где он?
— А вы как думаете? — Карлтон жестом указал на запад. — Там!
Джеку не было необходимости поворачивать голову на отдаленный треск мушкетных выстрелов, учащающийся и спадающий волнами, как прибой в Корнуолле. На этот треск накладывалось басовитое стаккато артиллерийской канонады. Напрягая слух, можно было различить звуки горнов и даже крики.
— Атака американцев?
— Наша. Вообще-то мы намеревались произвести разведку боем, чтобы испытать крепость левого фланга мятежников. А заодно прихватить с тамошних полей немного зерна. Однако, судя по всему, мы разворошили змеиное гнездо.
Поморщившись (по понятной причине, любое упоминание о змеях вызывало у него не лучшие воспоминания), Джек вздохнул:
— Я должен идти к нему.
Он попытался подняться, но опустившаяся на его плечо рука Карлтона без усилий удержала Джека на месте.
— Не в таком виде, приятель. Вас застрелят, арестуют или, самое малое, высмеют. Непозволительно, чтобы штабной офицер выглядел столь постыдно. Где ваш мундир?
Джек провел рукой по глазам.
— Э... полагаю, хранится у генерала.
— Вот как? — Карлтон распахнул дверцу стоявшего рядом с зеркалом шкафа, и его взору открылась дюжина прекрасно сшитых мундиров. — К какому полку вы приписаны?
Вообще-то Абсолют числился капитаном легких драгун ее величества королевы. Однако этот полк в данной компании не участвовал. И поскольку не было ничего особенного в том, чтобы кавалерийский офицер прикомандировывался к пехоте, Бургойн назначил его в... в...
— Кажется, Двадцать четвертый пехотный, сэр.
— Превосходно! Собственный Саймона Фрейзера, он сейчас в самой заварушке. — Карлтон порылся среди одежды. — Да, вот он.
Сняв с вешалки красный мундир, Карлтон выложил его на стол. Из выдвижного ящика были извлечены рубашка, медвежья шапка, галстук, ремень, штаны, чулки, жилет, кушак, стальной воротник...
— Сэр, мне кажется, время поджимает... — начал было Джек.
— Время терпит, сэр! — Карлтон метнул на него сердитый взгляд. — Нас могут разбить, но, во всяком случае, враг не посмеет сказать, будто застал нас в неглиже.
Он снова повернулся к шкафу.
— Я знаю, что у вас репутация эксцентричного чудака, Абсолют, но... ох! Это, должно быть, ваш. Да, вот и инициалы "Дж. А. ". Одному Господу ведомо, как вам удалось уговорить генерала возить с собой эти ваши щегольские штучки.
Он поставил пару сияющих туфель с высокими, до колена, черными гетрами, застегивавшимися на пуговицы, и, повернувшись к входу в палатку, позвал:
— Брэйтуэйт!
Звук его голоса еще не стих, а личный слуга генерала уже был внутри шатра.
— Принесите горячую воду, мыло и бритву. Да, и что-нибудь перекусить.
Скользнув взглядом по обессилевшему Абсолюту, слуга кивнул и удалился.
Полковник залез в ранец и извлек пыльную бутылку.
— Вот, приберегал для подобного случая... Арманьяк. То, что нужно.
Он быстро наполнил два бокала и подвинул один Джеку.
— За короля и Англию, а?
Джек попытался встать, но Карлтон махнул, чтобы он оставался на месте, и залпом осушил свой бокал.
— Да, то, что нужно. А теперь скажите, любезнейший, лошадь у вас есть?
— Мой конь снаружи. Но он выбился из сил.
Карлтон откинул полог палатки. Брэйтуэйт прошмыгнул у него под рукой, прошел к столу и поставил перед Джеком похлебку и сухарь. Джек, даже не подумав о ложке, наклонил миску и мигом выхлебал жидкий суп с кусочками чего-то, что он предпочитал считать мясом. Сухарь исчез в три укуса.
Карлтон высунулся наружу.
— Но это... это же... Храбрец! Лучший скакун во всей армии. На скачках в Тикондероге он обошел моего Нимврода, и я проиграл графу Балкаррасу пятьдесят гиней. Кстати, юный Сэнди, конечно же, тоже там, где палят. А конь, — полковник повернулся обратно, — выглядит прекрасно. Во всяком случае, для скакуна, пронесшего вас через три графства. Брэйтуэйт, займитесь конем. А я займусь нашим гостем.
Подойдя к столу, он взял у слуги помазок, обмакнул в горячую воду и энергично потер о кусок мыла.
— А теперь — типичный вопрос брадобрея, — с улыбкой промолвил Карлтон. — Сбривать все или оставить бакенбарды?
* * *
Просто поразительно, что могут сделать для человека бритье, чистый мундир, миска горячей еды и пара рюмок спиртного. В палатку командующего Джек ввалился в обличий пугала. Вышел же оттуда спустя полчаса элегантный, худощавый офицер. Правда, единственное, что удалось сделать с его спутавшимися волосами, — это собрать и связать их в хвостик.
Храбрец тоже выглядел на славу: Брэйтуэйт нашел время не только для того, чтобы накормить и оседлать коня, но и хорошенько его почистить. При виде Джека скакун тихонько заржал и протанцевал вбок по траве несколько шагов.
— К орудиям! — вскричал Джек, вскочив в седло.
Храбрец заржал, вскинулся на дыбы и сорвался с места. Править конем практически не требовалось, звуки боя он знал не хуже всадника. Лесная тропа, отходившая от прогалины, где стояла генеральская палатка, сливалась с дорогой, ведущей к передовой.
К сожалению, путь туда лежал мимо расположения нескольких отрядов солдат: англичан в красных мундирах и немцев в синих. Все они встревоженно смотрели в сторону затянутой пороховым дымом долины, откуда доносились частые мушкетные залпы, время от времени перекрываемые громом полевых батарей. Лишь изредка сквозь канонаду прорывался высокий зов горна, крики же людей почти не были различимы.
От Карлтона Джек узнал, что для проведения разведки боем каждый полк временного подразделения выделил небольшие силы. Так и получилось, что одни бойцы тех же самых батальонов сражались и умирали в дымном аду, а другие, их товарищи, оставались в лагере.
Джек галопом проскакал мимо фермы Фримена, которую уже проезжал две недели тому назад, чтобы попасть к британским линиям. Как раз за ней, на небольшом возвышении, насыпали земляные валы и соорудили бревенчатый частокол. Карлтон говорил, что это укрепление уже получило название «редут Балкарраса». Там, на наблюдательном пункте, откуда в подзорную трубу просматривалась рассекавшая лес тропа, находился генерал Бургойн.
Остановившись как раз позади него, Джек спешился и передал поводья ординарцу, уже державшему поводья лошадей штабных офицеров. Капитан Мани быстро пожал руку Джека и повернулся к своему командующему.
— Генерал!
— Ни черта не видно. Все время одно и то же: дым да деревья. Удерживает Фрейзер пшеничное поле Барбера или нет? — Бургойн опустил свою подзорную трубу, но все еще щурился и всматривался вдаль. — Да, Мани? — спросил он, не оборачиваясь.
— Сэр, к вам тут капитан...
Бургойн оглянулся, и на лице его расцвела улыбка.
— Надо же, Джек Абсолют! Вы немного запоздали, а? Едва не пропустили представление.
— У меня было на то несколько причин, сэр. Боюсь, весьма уважительных.
— О, ничуть в этом не сомневаюсь.
Громкие крики заставили офицеров обернуться. Слева от них вдоль внешней стороны редута мчался выбежавший из леса человек в мундире гренадера Шестьдесят второго полка. Почти рядом с наблюдательным пунктом он поскользнулся, упал, но тут же вскочил и вытянулся по стойке «смирно». Малиновый цвет его шарфа указывал на сержантское звание, и уже одно то, что младший командир находился не со своим подразделением, наводило на невеселые мысли.
— Прошу прощения, сэр, — промолвил он с заметным валлийским акцентом, — но майор Экланд опасается, что не удержит леса. На нас сильно напирают, сэр.
Сержант отдал честь, повернулся и побежал назад.
— Фрэнсис, — позвал Бургойн, и вперед выступил молодой, изысканно одетый офицер. — Будьте добры, передайте генералам Фрейзеру и Ридезелю, чтобы они как можно скорее, но в полном порядке отходили по направлению к нам.
— Есть, сэр!
Козырнув, офицер вскочил на коня и ускакал.
— Итак, капитан Абсолют, — Бургойн снова обернулся к Джеку, — какие новости привезли мне вы? Ждать нам здесь генерала Клинтона или он не придет?
Джек бросил взгляд на штабных офицеров, которые, в свою очередь, смотрели на него с напряженным вниманием.
— Может быть, сэр, мне следует пересказать вам все с глазу на глаз?
Улыбка Бургойна заметно поблекла, ибо генерал, разумеется, понял, что хороших новостей ждать не приходится, однако голос его звучал по-прежнему непринужденно.
— Капитан, мне все равно придется очень скоро довести вашу информацию до сведения всех офицеров штаба, дабы они могли действовать, объективно оценивая обстановку. В конце концов, если бы меня и вас убили... — Он махнул рукой. — Так что там Клинтон, идет?
Джек понимал, что подслащивать правду, сколь бы горькой она ни была, бессмысленно и вредно.
— Генерал Клинтон выступит к горным фортам, — промолвил он и, уже перекрывая облегченные вздохи, закончил: — Но всего с тремя тысячами солдат.
Это оказалось слишком даже для хваленого самообладания Бургойна.
— Три? Вы говорите, три тысячи? Боже правый, для захвата фортов этого, возможно, и хватит, но о том, чтобы удержать их и направить подмогу к нам, не может быть и речи!
Он обвел взглядом измученные, мрачные лица подчиненных, старавшихся не встречаться с ним глазами. Потом его глаза на миг, словно в поисках доброго знамения, поднялись к небесам, после чего генерал вздохнул и вновь воззрился на своих офицеров.
— Что ж, джентльмены, похоже, нам придется полагаться лишь на самих себя.
Он снова навел подзорную трубу на поле. Шум боя, вроде бы поутихший во время доклада Джека, не только возобновился, но и пятикратно усилился.
— "...Жизнь свою поставил я и буду стоять, покуда кончится игра", — продекламировал Бургойн, перекрывая шум. — Откуда это, а? «Генрих Пятый»? Азенкур?
Капитан Мани прокашлялся:
— "Ричард Третий", по-моему, сэр. Босуорт.
— Не может быть! Черт, мне не хотелось бы цитировать побежденных. Ваш дикарь, Джек, вот кто сказал бы нам точно. Кстати, он где-то поблизости. Я удержал его при армии, как вы и просили.
Бургойн махнул рукой в направлении британского фланга, снова направил трубу на дорогу и внезапно воскликнул:
— Боже милостивый! Неужели это Фрэнсис?
Все повернулись в сторону леса. Четверо солдат несли по тропе на носилках тело только что отбывшего с посланием генеральского адъютанта, сэра Фрэнсиса Кларка. Оттуда же ковыляли десятки раненых.
На миг воцарилось молчание: все надеялись заметить хотя бы малейшие признаки жизни. Увы, когда носилки положили перед офицерами, стало ясно, что надежды напрасны: в грудь молодого офицера угодило никак не меньше трех ружейных пуль.
— Бедный паренек, — пробормотал Бургойн. — Графиня никогда не простит меня.
Он повернулся к офицерам.
— Мы не знаем, передал ли он донесение. А нам это необходимо. Сумел ли Фрейзер собрать силы? Прежде чем приказывать, я хотел бы спросить: есть добровольцы?
Все ординарцы и адъютанты, видимо, были уже разосланы, что же до штабных офицеров, то все они молчали, отводя глаза. Так было, пока взгляд Бургойна не дошел до Джека, который удержал его и кивнул:
— Раз уж я пропустил большую часть сражения, сэр... К тому же, если подходить формально, я служу в Двадцать четвертом Фрейзера. Стало быть, там мне и место.
Последовала долгая пауза. Потом Бургойн обвел взглядом поле и сказал:
— Мне следует надеяться на лучшее, однако боюсь, что к настоящему времени Саймону несколько недостает офицеров. Надеюсь, капитан, вы поможете ему собрать солдат и организованно отвести их сюда. Может быть, нам удастся остановить мятежников у этого редута и все-таки переломить ход сражения.
— Есть, генерал!
Быстро отдав честь, Джек снова сел на Храбреца. Замешкавшись лишь для того, чтобы проверить замки полученных от Карлтона пистолетов (работы мастерской Сен-Этьена, одной из лучших в мире) да опробовать, легко ли выходит из ножен сабля, он поскакал на звуки боя. Но не тем путем, на котором погиб Кларк, а в обход. Более длинная, эта тропа, однако, могла быстрее привести его к цели, ибо не была так забита отступающими и ранеными.
Храбрец, как обычно, не нуждался в понуканиях и реагировал на легчайшее прикосновение каблуков. Они быстро неслись вдоль лесной опушки, где деревья и небольшой уклон заглушали большую часть доносившегося с поля боя шума.
По правую руку Джек увидел второй редут — редут Бреймана. Там под началом этого немецкого офицера держали оборону немецкие солдаты.
Между редутами находились два укрепленных блокгауза, и даже беглого взгляда хватило, чтобы увидеть, что удерживавшие их бойцы одеты в самые разнообразные мундиры или не имеют вообще никаких. Канадцы и могавки.
Неожиданно Джек сообразил, что Ате должен находиться среди них. Абсолют надеялся, что скоро увидит его. Если, конечно, исхитрится и уцелеет.
Потом Джек обогнул лес, и все мысли о будущей встрече были сметены треском выстрелов и дымом.
— Огонь! — рявкнул офицер прямо перед ним, и отряд красных мундиров, две шеренги по двадцать солдат, произвели залп. Впереди, всего ярдах в пятидесяти, находились те, в кого они целили: люди в синих мундирах, в мехах стрелков Даниэля Моргана, в разнообразных оттенках серого, коричневого или зеленого. Их было великое множество. Когда прозвучал залп, многие попадали на землю, но подавляющее большинство тут же вскочило, чтобы ответить огнем на огонь.
Стреляли они не залпом, вразнобой, но зато меткостью явно превосходили англичан. Британский офицер схватился за плечо, три человека упали. Однако по зычной команде унтера их тела быстро оттащили в тыл, солдаты сомкнули ряды и перезарядили мушкеты.
Грянул очередной залп, может быть не столь дружный, как предыдущий, но достаточно эффективный, ибо пришелся по плотному фронту противника. Осознав, какую угрозу представляет собой строй обученных солдат, мятежники отказались от лобовой атаки и, разделившись на две группы, напали на отряд с обоих флангов.
Напрягая глаза (дым затруднял обзор), Джек посмотрел направо и с трудом разглядел в центре неровной британской линии другого всадника на превосходном сером коне. Капитан Абсолют похлопал Храбреца по шее, и скакун помчался туда.
Приблизившись шагов на двадцать, Джек понял, что не ошибся: Саймон Фрейзер сидел на огромном мерине, спокойно отдавая приказы находившимся рядом трубачу и горнисту. Трубные звуки взлетали над шумом боя, и солдаты, услышав сигнал сбора, спешили к развевавшимся над генералом знаменам — королевскому штандарту и синему стягу Двадцать четвертого полка.
— Генерал!
— О, капитан Абсолют! Рад вас видеть. И командующий обрадуется. Правда, вы вроде бы похудели. Или похудели, или вам нужно сменить портного.
Совсем рядом просвистело ядро.
— Я как раз от командующего, сэр. Он просил передать вам наилучшие пожелания и настойчивую просьбу отступить к редуту.
— Это именно то, что я и пытаюсь сделать. Самому-то отступить дело нехитрое, но я, видите ли, хочу привести с собой и моих людей.
Пуля пробила обшлаг генерала, но он, не обращая на это внимания, продолжил:
— Чтобы увести солдат, их надо собрать, а для этого у меня не хватает офицеров. Не могли бы вы помочь мне выровнять эту линию?
Он жестом указал налево, где солдаты сбились в кучу, словно овцы, согнанные пастушьей колли.
Не говоря ни слова, Джек соскочил с Храбреца и бросил поводья в руки ошеломленного молодого офицера, почти мальчишки, который принял их, что-то растерянно пробормотав.
У ног этого паренька валялся его эспантон, оружие вроде протазана, служившее строевым отличием младших офицеров. Эспантоны считались старомодными, однако Джеку это своеобразное полукопье всегда нравилось, ибо позволяло удерживать противника на большем расстоянии, чем шпага или сабля. Кроме того, эспантон как нельзя лучше годился для предстоявшего ему дела.
Стиснув древко, Джек помчался к беспорядочной ораве, размахивая эспантоном над головой и крича:
— Ко мне!
Он увидел капрала.
— Хватай конец! — приказал ему Абсолют, и когда тот, не задавая вопросов, ухватился за тупой конец древка, Джек перехватил его у самого наконечника.
Удерживаемый их руками горизонтально шест превратился в нечто вроде изгороди. Натолкнувшись на нее, шестеро солдат неожиданно для себя оказались стоящими в шеренге. Правда, поначалу они чуть не смели это хрупкое препятствие, но устояли. Спустя миг за ними уже выстраивалась вторая шеренга.
— Скусить патроны! — проревел Джек, и по меньшей мере половина солдат выполнили приказ.
Между тем образовавшийся строй сам по себе сделался центром сбора: все отбившиеся от подразделений стали подтягиваться к нему.
— Запал!
Строй расширился и выровнялся. Удерживать его древком более не требовалось, и Джек, встав впереди, упер эспантон в землю. Сейчас он представлял собой прекрасную мишень, однако думал не об этом, а о том, что, если он проявит спокойствие и уверенность, это передастся солдатам. Хотелось верить, что ему удастся не перепутать порядок приказов: он ведь уже много лет не командовал пехотой.
— Закрыть полки! — выкрикнул он. — Ружья — к ноге! Заряжай! Достать шомпола! Пыжи забить! Извлечь шомпола! Замки — к бою! Взвести курки! Целься! Держи прицел, ребята! Держи!
Джек заставил их продержаться долгое мгновение, способствовавшее превращению оравы вооруженных людей в товарищей по оружию и солдат регулярной армии, и лишь потом скомандовал:
— Огонь!
Наверное, то был не самый дружный и меткий залп в истории британской армии. Но главное заключалось не в этом, а в появлении на участке сплоченного подразделения, тут же ставшего центром общего притяжения. Унтера дюжинами сгоняли туда солдат и ставили в строй. Кутерьма прекратилась: люди ожидали приказов, стоя в шеренгах.
— Прекрасно, ребята! Эй, капрал!
— Что прикажете, сэр?
— Повторить залп. Командуй!
— Есть, сэр!
Пока унтер-офицер выкрикивал команды, Джек, подавшись вперед, попытался рассмотреть поле боя. Неожиданный порыв ветра снес дымовую завесу в сторону, и видимость улучшилась.
Как ни странно, первым, что увидел Джек, оказалась летящая цапля. Похоже, производимый внизу людьми шум ничуть ее не смущал: неуклюже взмахивая крыльями и выгибая шею, она с хриплыми криками направлялась к реке, чтобы там заняться охотой на рыбешку.
А опустив глаза, Джек разглядел Бенедикта Арнольда. Генерал, со шпагой в одной руке и пистолетом в другой, находился ярдах в семидесяти перед ним. Рядом стоял стрелок в одежде из оленьей кожи.
Может быть, именно вид этой птицы и спокойствие ее полета прояснили сознание Джека до такой степени, что он совершенно отчетливо — как если бы стоял рядом — понял, куда указал американский генерал, похлопав по плечу стоявшего с ним рядом стрелка стволом пистолета.
На Саймона Фрейзера.
У Джека едва не подкосились ноги. Он оцепенел, а голос почти не повиновался ему, словно слова приходилось извлекать откуда-то издалека. Между тем стрелок в оленьей коже легко и уверенно поднял ружье...
— Генерал! — закричал Джек, но шум был слишком силен, а расстояние между ними слишком велико.
В тот самый момент, когда Фрейзер, дернувшись, начал валиться с седла, Джек уже был рядом, чтобы поддержать его. Серый мерин, испугавшись, встал на дыбы и помчался к вражеским линиям.
Когда Джек бережно приподнял голову командира, тот открыл глаза.
— В меня попали. Ранило, Джек?
— Боюсь, что да, сэр.
— Это пустяки, я уверен, — сказал Фрейзер и попытался подняться, но тут же потерял сознание.
Джек опустил его на землю, ужасаясь потоку крови, растекающейся по белому жилету и уже начавшей заливать брюки. Генерал получил пулю в живот — худшее ранение из возможных.
— Эй, лейтенант! — крикнул Джек тому самому юноше, который держал для него поводья Храбреца.
Тот вздрогнул, словно ранило именно его.
— Помогите мне усадить генерала на лошадь! Его нужно отвезти к лекарям! Живее!
Не без труда — ибо Фрейзер был крупным человеком — им удалось уложить генерала поперек седла. К счастью, он оставался без сознания и мучений не испытывал. Младший лейтенант по настоянию Джека сел позади тела.
Джек вынул из седельных кобур оба своих пистолета и похлопал коня по холке. Как всегда, Храбрец мгновенно отреагировал на эту команду и помчался галопом.
Увы, ранение Фрейзера сломило дух даже тех, кто был готов сплотиться. Солдаты начали разбегаться, и Джек понял, что надежды остановить их у него нет. Попытайся он сделать это силой, они, скорее всего, просто его убьют.
Всего на миг у капитана возникло искушение подбежать к вражеским рядам, отыскать Арнольда и убить его, как он убил Фрейзера, ибо отданный им приказ — застрелить генерала противника — являлся вопиющим нарушением всех правил войны. Джек, единственный из воинов в красных мундирах, даже сделал шаг вперед — и тут сквозь дым увидел двух бойцов в синем, с торжествующими криками бегущих ему навстречу, нацелив багинеты.
Пуля, выпущенная Джеком, угодила первому из бегущих в плечо, развернув его в сторону. Другой, задержавшись всего на миг, глянул на упавшего товарища, пронзительно вскрикнул и навел ствол на Джека. Но эта задержка определила для него исход дела. Джек, бегло прицелившись, всадил ему пулю между глаз.
На сей раз он устремился к зарослям сразу за распадавшейся британской линией, ибо деревья могли укрыть его от огня американских стрелков. По правую руку от него солдаты в красных мундирах удирали вниз по склону от колонистов.
Абсолют держался в стороне от тропы, забитой отступавшими, которые находились под плотным, непрерывным обстрелом.
Он нырнул в подлесок и помчался, лавируя между кленами и березами, перепрыгивая через валявшихся на земле людей в красных и темно-синих мундирах. Соотечественники, еще живые, взывали к нему с земли, но Джек, невзирая ни на мольбы, ни на проклятия, не останавливался. Помочь им он все равно ничем не мог, а остановиться означало остаться в этом лесу вместе с ними. Навеки. В лучшем случае — застреленным насмерть, а в худшем — пронзенным штыком и брошенным истекать кровью.
Американцами овладела жажда убийства, и пленных они, похоже, не брали. Это повальное бегство и самого Джека едва не ввергло в панику: единственная надежда находилась впереди.
Деревья поредели, лес закончился. Потом показался луг, а в паре сотен ярдов за ним — редут Балкарраса. Перед укреплением на пологом склоне был насыпан небольшой земляной вал.
Стремительно одолев открытое пространство, — мятежники с опушки уже открыли по нему огонь, — Джек перескочил вал и метнулся к стоявшему за ним частоколу. Ворота находились по другую сторону укрепления, но Джек понимал, что они будут забиты отчаявшимися беглецами, и последовал примеру рослого гренадерского сержанта, подбежавшего к укреплению чуть раньше его. Подпрыгнув, он ухватился за заостренные колья, подтянулся и перемахнул через ограждение, едва не сшибив при этом с парапета на землю двоих охранявших стену солдат.
Порядок, царивший внутри, представлял собой разительный контраст хаосу, разлившемуся снаружи. Легкие пехотинцы и солдаты сформированного для атаки корпуса стояли у стен, ведя непрерывный огонь из мушкетов. Выстрелив, солдат отдавал оружие заряжающему и получал в руки заряженное. На центральной площадке форта выстроились подразделения, готовые к отправке туда, где в них возникнет надобность. А на лестнице, ведущей на стену, с улыбкой на бледном лице стоял Александр Линдси, граф Балкаррас.
— Ну и ну, Джек! Никогда бы не подумал, что ты так резв на ноги! — Неожиданно его улыбка исчезла. — Постой, приятель! Но если ты улепетываешь на своих двоих, то где же моя чертова лошадь?
— Храбрец везет генерала Фрейзера к хирургам, Сэнди. Причем так же быстро, как он возил меня.
Граф положил руку на плечо Джека.
— Что с генералом? Надеюсь, ничего страшного?
— Боюсь, что страшнее некуда.
Джек вкратце изложил события, не умолчав и о роли Арнольда. Граф побагровел от гнева: краску на его лице Джек увидел едва ли не впервые.
— Бог даст, я встречусь с ним на этом поле и посчитаюсь за Саймона Фрейзера.
— Думаю, такая возможность появится у тебя достаточно скоро, — промолвил Джек, заряжая пистолеты. — Если не ошибаюсь, он направляется сюда.
Джек кивнул в сторону стены, шум за которой успел заметно усилиться даже за время их короткого разговора.
Оба они взбежали вверх по лестнице и посмотрели через парапет. Защитный вал, располагавшийся перед стеной, был затянут мушкетным дымом и окружен орущими янки. На их глазах кучка красных мундиров, прорвав синие ряды, устремилась под защиту укрепления.
— Арнольд наверняка с ними, возглавляет наступление, — указал Джек. — Он, конечно, далеко не джентльмен, но отважен до безумия, как обитатель Бедлама. Он не побоится атаковать твой форт, тем паче что сил у него много и солдат можно не беречь.
Балкаррас огляделся по сторонам.
— Если только он не подтянет пушки — а на это непохоже, слишком уж в большой спешке все у него делается, — я готов поставить гинею против куропатки, что здесь мы обломаем ему зубы. И тем самым выиграем для генерала Бургойна время, чтобы он мог организовать дополнительную линию обороны. Он поскакал в тыл, чтобы этим заняться. — Балкаррас вздохнул. — Все не так страшно, но только до тех пор, пока Брейман удерживает свой редут, там, справа.
Он махнул рукой, и Джек проследил за его жестом.
— Это, конечно, слабое звено в нашей защите. Я предупреждал их раньше. Те блокгаузы рядом с ним — их легко захватить и обойти его с фланга.
За то время, пока они обменивались этими фразами, плотность огня возросла вдвое. Шеренги солдат в мундирах разных цветов двинулись через луг. Пули все чаще свистели мимо ушей или ударяли в бревна. Это мешало сосредоточиться.
— Блокгаузы, — эхом повторил Джек, пытаясь припомнить, что именно, связанное с этими блокгаузами, привлекло его внимание целую вечность назад, когда он скакал к позициям Фрейзера. — Блокгаузы... Их удерживали... да, их удерживали канадцы. И индейцы. Ате.
Он тронул Балкарраса за плечо.
— Сэнди, я побежал туда. К блокгаузам.
— Дело твое, Джек. Куда бы ты ни направился, жарко будет везде. Но там, пожалуй, жарче всего.
— Есть у тебя лишний мушкет и багинет?
— Возьми мои.
Он передал Джеку ружье и отомкнутый штык. Джек проверил кремневый замок и заткнул багинет за пояс, рядом с заряженными пистолетами.
— Итак, — продолжил граф, — ты уже задолжал мне коня, мушкет и штык... Смотри, чтобы тебя не убили. С кого я в противном случае получу долги?
Он повернулся и принялся командовать стрелками на парапете:
— Заряжай! Взвести курки! Наводи! Целься!
Сержанты эхом вторили его приказам вдоль стен редута.
Команда «Огонь!» прозвучала несколькими мгновениями позже, когда Джек уже ухватился за бревна задней стены, чтобы перемахнуть наружу. Грянул залп, стена содрогнулась, и дрожь отдалась в его руках. Он неловко приземлился на присыпанной к редуту земле: медвежья шапка слетела с его головы и закатилась в валявшийся под стеной мусор. Поднимать ее Джек не стал, а пригнулся и быстро зашагал вперед.
Стоило Джеку выйти из-под прикрытия стен, как он понял, насколько уязвим. Слева от него толпа американцев уже навалилась на редут Балкарраса, словно приливная волна на прибрежный валун. Часть этой волны покатилась дальше, параллельно пути Джека, по направлению к редуту Бреймана, находившемуся ярдах в ста впереди. Новые и новые отряды под развевающимися знаменами спешили присоединиться к атакующим.
Справа от Джека выстроившиеся в две шеренги красные мундиры вскинули мушкеты, наведя их на американцев. Он оказался как раз между противниками, причем на равном расстоянии и от тех, и от других. Что, возможно, его и спасло: и англичане и колонисты сочли одинокую цель слишком далекой.
В этой ситуации Джек повел себя в известном смысле по-детски, подобно малышу, считающему, что если он не видит угрозы, то ее и не существует. Стиснув зубы, он заставил себя не смотреть на ряды готовых выстрелить солдат, а сосредоточил все внимание на пункте назначения.
Перебежка заняла у него не больше минуты, но, когда он укрылся за большим кустом, росшим возле самого редута, его рубаха уже взмокла от пота.
Оказавшись на месте, Джек, даже не будучи фортификатором, понял, что имел в виду Сэнди. Германский редут хоть и уступал британскому по размерам, выглядел вполне основательно. А вот два блокгауза по его флангам являлись слабыми звеньями обороны. В случае захвата их противником основное укрепление попадало под перекрестный огонь. И это при том, что, в отличие от редутов, обороняемых солдатами, готовыми погибнуть во славу своих командиров или во имя своей чертовой чести, блокгаузы удерживали полуобученные канадские добровольцы и те, для кого пребывание в осаде никак не связывалось с представлением о достойном настоящих воинов способе ведения войны. То были последние из туземных союзников Бургойна.
Надо полагать, слабые стороны этих оборонительных пунктов не являлись секретом и для командования противника, сосредоточившего на бойницах большего из двух блокгаузов столь плотный огонь, что защитники были практически лишены возможности отстреливаться.
Слабость заградительного огня позволила мятежникам подобраться ближе с факелами и горящими головнями, которыми они принялись забрасывать деревянные стены. Группа атакующих притащила заостренное кедровое бревно, намереваясь использовать его в качестве тарана. Они надеялись разнести в щепки дверь и ворваться внутрь сооружения, где устроили бы резню.
Когда мятежники предприняли первый решительный натиск, Джек снял и бросил под куст красный мундир. Перекинув мушкет через плечо, он помчался вперед, громко выкрикивая боевой клич, который чаще всего звучал сегодня над полем битвы:
— Бей ублюдков!
Солдат, поддерживавший бревно сзади, упал, схватившись за шею. Джек отпихнул двоих других в сторону и занял его место как раз в тот момент, когда доски двери начали трещать. Еще три глухих удара, и дверь упала. Людей, стоявших у головы тарана, скосил произведенный изнутри залп, но атакующие уже хлынули в пролом. Многие падали, но еще большему числу удавалось прорваться.
Джеку, проскочившему внутрь во втором десятке, показалось, будто он ворвался прямиком в ад. На задней стене уже распускались багровые цветы пламени, помещение заполняли клубы дыма. Повсюду слышались отчаянные крики: люди сошлись в смертельной схватке. Ружья стреляли в упор, штыки пронзали тела, удары томагавков раскраивали черепа. Устилавшая пол блокгауза солома пропиталась кровью и стала скользкой. Люди падали, вскакивали и падали снова.
Это было не сражение, а настоящая свалка. Используя мушкет как дубину, Джек отбивал удары своих, принимавших его за врага, в то время как сам искал друга. И нашел его — в самом темном углу, где лежало больше всего тел. Пять неверных, скользящих шагов, и Джек, попутно отбивая сыпавшиеся со всех сторон удары, прорвался к Ате, который только что свалил здоровенного детину и теперь, с томагавком в одной руке и дубиной из железного дерева в другой, вел бой сразу с четырьмя противниками. Валявшиеся перед ним тела указывали на то, что он уже основательно поработал своим смертоносным оружием, однако руки его, похоже, начинали слабеть. Вражеский штык оцарапал его бедро, и ему с трудом удавалось парировать стремительные выпады двух сабель.
Прыгнув вперед, Джек обрушил мушкет на одного из врагов, бросил слишком тяжелое оружие и, скрестив руки, выхватил из-за пояса слева саблю, а справа багинет. Чтобы отражать атаки двоих из наседавших на его брата противников, ему требовались два клинка.
Отбив в сторону саблю офицера ополченцев, пытавшегося достать его слишком длинным выпадом, Джек отвел свой клинок назад и встретил врага ударом кулака в лицо. Тот упал, но Джек едва ли заметил это, ибо он почувствовал, как дрогнул под саблей зажатый в его левой руке багинет. Сабля взлетела снова, но Джек опередил врага, полоснув его по груди. Вскрикнув, тот пошатнулся и рухнул навзничь.
Последний из противников Ате не захотел разделить участь товарищей и обратился в бегство.
Вокруг них уплотнился дым, и на какой-то момент Джек и Ате оказались внутри дымного кокона совершенно одни.
— Дагановеда! — Смуглое лицо Ате осветилось радостной улыбкой. — А я думал, что ты умер!
— Почти. И не один раз. Очень часто. А это, — Джек указал багинетом на лежащие тела, — прими как уплату долга за Орискани.
Улыбка Ате исчезла.
— Что, эти? Всего четверо? Я мог бы и сам...
Увы, рвавшийся с его уст протест так и остался неуслышанным, ибо утонул в двух громких звуках: почти единодушном «Сдаемся!» защитников и оглушительном треске прогоревшей и рухнувшей задней стены блокгауза. Джека и Ате обдало жаром и осыпало искрами, но за языками пламени Абсолют увидел ясное небо.
— Сдаемся или?.. — крикнул он Ате, перекрывая шум, и показал на пламя, полыхавшее там, где была задняя стена.
— Или! — крикнул ему в ответ Ате, отшвырнул свою пороховницу и устремился прямо в огненный ад.
Джек тоже отбросил пороховницу, вложил саблю в ножны и прыгнул сквозь завесу пожара, отставая от друга только на шаг. Огонь лизнул его, опалил кожу и закурчавил волосы, но спустя мгновение оба уже скатились по склону позади блокгауза и принялись хлопками сбивать огонь с себя и друг с друга.
— Туда! Наверх! — указал Джек, и они вдвоем побежали к редуту Бреймана.
Пули летели не только сзади. Поначалу немцы тоже открыли по ним огонь, но, когда Джек крикнул «офицер Короны!», перестали стрелять, и друзья успели проскочить в поспешно приотворенные и так же поспешно закрытые ворота.
Поначалу их главной заботой было поскорее потушить все еще тлевшую одежду, но когда это было сделано, дало о себе знать другое — неожиданная боль. Смуглая кожа ирокеза приобрела лихорадочный оттенок, а одна бровь, похоже, сгорела начисто. Судя по ощущениям самого Джека, он выглядел ничуть не лучше. И Ате подтвердил это, указав на его одежду.
— Король лохмотьев и дыр! — расхохотался он.
Джек огляделся по сторонам и понял, что они отнюдь не избежали ада, но лишь перешли в иной его круг. Егеря в зеленом и здоровенные германские гренадеры в синем вели ожесточенный бой, с каждым мгновением становившийся все более неравным. Стены редута лишь слегка возвышались над коническими гренадерскими шапками, отделанными металлом. Американцы повсеместно пытались перескочить через невысокую ограду. Их расстреливали в упор, но место каждого убитого занимали трое новых. На утоптанном земляном дворе редута уже вовсю шла рукопашная.
— Посмотри туда! — показал Джек.
Главные ворота атаковали тем же манером, что и дверь блокгауза. Было ясно, что они не выдержат, и рослый, весьма усатый офицер — не иначе как сам Брейман — уже выстраивал перед ними солдат, чтобы встретить прорвавшихся дружным залпом.
Ате подхватил брошенный кем-то мушкет, Джек выхватил пистолеты, каким-то чудом не взорвавшиеся в пламени и не потерявшиеся во всей этой кутерьме, и они оба устремились к собиравшимся возле ворот людям.
Увы, они не успели. Ворота с оглушительным треском распахнулись, и хотя наспех выстроившиеся немцы дали залп, он оказался не слишком дружным и почти не нанес штурмующим урона. Мятежники хлынули в пролом, возглавляемые неистовым всадником, оравшим, как гоблин, и вращавшим над головой саблей. Его Джек узнал мгновенно.
— Арнольд! — вскричал он и вскинул для выстрела оба пистолета.
Однако его опередил гренадер, чей выстрел угодил в коня. Скакун вздыбился, и обе пули Джека прошили воздух в том месте, где только что находилась голова генерала. Потом конь свалился, придавив ногу всадника. Джек, находившийся неподалеку, услышал хруст и крик боли.
До этого мгновения Джека больше заботило сохранение собственной жизни и спасение друга. Теперь, когда перед ним лежал человек, приказавший застрелить Саймона Фрейзера, им овладела ярость. Отбросив пистолеты в сторону и выхватив саблю, он направился к врагу, видя только его и помышляя лишь о мести.
— Бенедикт Арнольд! Убийца! — крикнул Джек, приближаясь.
Генерал, несмотря на терзавшую его боль и хаотический шум боя, услышал крик Джека и поднял глаза.
— Лорд Джон! — В первое мгновение в голосе генерала преобладало удивление, но затем гримасу боли на его лице сменила ярость. — Клятвопреступник!
Арнольд потянулся к седельной кобуре за пистолетом, а Джек, не помня себя, рванулся вперед. Ате находился позади него в паре шагов — как оказалось, слишком далеко, чтобы помешать одному из офицеров Арнольда поднять ружье.
Страшной силы удар, жгучая боль, ослепительная белая вспышка — и Джек упал.
Правда, на сей раз он не провалился в умиротворяющее беспамятство: на его глазах люди продолжали сражаться, падать и умирать, однако казалось, что все это происходит в замедленном темпе и совершенно беззвучно. Джек видел разинутый, окаймленный пеной рот Арнольда, изрыгавший проклятия, пока генерала не вытащили из-под коня и его голова не откинулась бессильно назад — неистовый полководец потерял сознание.
Потом Джек почувствовал, как его крепко обхватили поперек груди (руки, сделавшие это, были обожжены я перепачканы сажей) и потащили назад. Сабля, хотя он и пытался ее удержать, выскользнула, каблуки оставляли на земле две бороздки. Затем чужие руки разжались. Джек ощутил позади стремительное движение, и рядом с ним, выпучив невидящие глаза, на землю упал мертвый мятежник. Его снова подхватили, куда-то оттащили и привалили спиной к какой-то деревянной опоре.
Перед его взором продолжало разворачиваться бесшумное сражение. Все больше и больше американцев, разинув рты, вливались в выбитые ворота. Немцы дрогнули. Брейман порубил саблей нескольких пытавшихся дезертировать трусов, но был застрелен собственным солдатом, использовавшим тело командира как ступеньку, чтобы взобраться на стену.
В это время Джека вновь схватили, подняли и перевалили через бревенчатый тын. Падая, он почувствовал хруст в запястье, хотя боли почему-то не ощутил. Знакомые руки вновь подхватили его и взвалили на плечо.
Пока Джека бегом несли по жнивью фермы Фримена, в его голове промелькнули две отчетливые мысли. Первая касалась того факта, что Ате, похоже, снова опередил его по части взаимного спасения жизни. Вторая же возникла при виде казавшейся особенно красивой в этом лишенном звуков мире бабочки-монарха, что раскинула на былинке широкие красные крылья с черными прожилками и белой каймой. Когда Джек поравнялся с ней, она запустила свою мохнатую головку внутрь розово-лилового цветка, и Джек сообразил, что бабочка, как и он сам, висит вниз головой.
