Книга: Ярость ацтека
Назад: 23
Дальше: 25

24

Выйдя из комнаты, я увидел, что вся компания: Лизарди, падре Идальго, актриса, Марина и два священника – дожидается меня, сбившись в кучку в коридоре.
Хозяин дома вопросительно посмотрел на дверь и неуверенно произнес:
– Мы... Брат Хуан, мы слышали вопли сеньора Айалы. Он...
– Ты убил его! – выпалил мой «брат по ордену», весь бледный от страха и готовый в любую минуту дать деру.
Я внимательно посмотрел на Лизарди: глаза его от ужаса расширились, а колени, когда он переминался с ноги на ногу, заметно дрожали.
Я возмущенно поднял брови.
– Что за глупость пришла вам в головы? Да кто я, по-вашему, палач или врачеватель? – И, не дожидаясь ответа, продолжил: – Сеньор Айала спокойно отдыхает. Боюсь, бедняга так громко кричал во время процедуры, что порядком устал.
Я улыбнулся Марине.
– А вы, сеньорита, кажется, обещали мне показать сад.
Она ничего подобного мне не обещала, но ответила любезно:
– С удовольствием, брат Хуан.
Мы уже как раз выходили через заднюю дверь, когда падре окликнул меня:
– Брат Хуан, а какое лечение вы к нему применили?
Лизарди весь напрягся и выкрикнул:
– Признавайся, что ты с ним сделал?
– Я выбрал метод лечения, который полностью соответствовал природе его недуга, – с ухмылкой ответил я. – Больной испытывал трудности при мочеиспускании, и я прочистил ему пенис стальным прутом, только и всего.
Марина проявила замечательное самообладание и сумела не рассмеяться, пока мы не вышли в сад.
– Айала ужасно вопил. Он умрет?
– Нет, не умрет. – Я искренне надеялся на это. – Но испытает просто адские муки.
Она сорвала розу и нюхала ее все то время, пока мы шли рядом.
– Вы очень странный человек, брат Хуан.
– Это еще почему? Говорите, дитя мое, не бойтесь.
– Ну, если позволите быть откровенной, я скажу. Очень многое в вас меня смущает. Например, ваш конь...
– Подарен мне одним владельцем гасиенды. Лошадь постоянно сбрасывала беднягу, и он почел за благо от нее избавиться. Согласен, такой скакун не слишком подходит для монаха, но мы, как вы знаете, живем на пожертвования.
– Наверное, владелец гасиенды подарил вам и эти сапоги? – лукаво поинтересовалась моя спутница.
– Конечно, бедный человек вроде меня не в состоянии позволить себе столь дорогую обувь. Обычно мы носим сандалии.
Я остановился и в упор посмотрел на освещенное лунным светом лицо Марины.
– Вы удовлетворены моими ответами, сеньорита?
– У меня есть еще один.
– Sí?
– Почему вы так странно смотрите на женщин? Ну совсем как мужчины-миряне. Разве члены вашего ордена не связаны обетом целомудрия?
– У нас это не обязательно. В каждом ордене свои порядки.
– Но разве члены вашего братства не должны стремиться к чему-то большему, чем простое плотское вожделение?
Я вздохнул.
– Вообще-то я вступил в орден недавно, не то что брат Алано, который, как мне порой кажется, родился в монашеских одеяниях. Можете считать меня обманщиком, ибо я пришел в братство не по духовному призванию... Должен признаться, что меня привела туда любовная история.
Для подкрепления своих слов я взял Марину за руку и прижал ее горячую ладонь к своей груди.
– Я был влюблен в женщину, чья семья занимала в обществе значительно более высокое положение, чем моя, и когда ее родные узнали, что она отвечает на мои чувства, то потребовали немедленно прекратить отношения. Моя возлюбленная с негодованием отказалась, и тогда ко мне подослали наемных убийц, а ее посадили под замок, и отец заявил ей, что я погиб. К несчастью, бедняжка поверила этой гнусной лжи и... и тогда... – Я замолчал, сделав вид, будто не в силах продолжить.
– Но, сеньор... – Мой рассказ не оставил Марину равнодушной. – Надеюсь, она не?..
Я кивнул.
– Увы, дитя мое... Бедная девушка не смогла жить без меня. И вонзила себе кинжал прямо в сердце. И что мне после этого оставалось делать? Выбор был невелик: я мог вступить в братство... или присоединиться к ней. Но теперь, когда я увидел вас, мне захотелось сбросить эти монашеские одеяния, опять стать мужчиной и вновь познать вкус женских губ.
Я привлек Марину к себе, твердо вознамерившись поцеловать.
– Сеньорита, мое бедное сердце...
И внезапно услышал:
– Брат Хуан, мне нужно поговорить с тобой!
Я чуть было не выпрыгнул из монашеской рясы. Это был Лизарди.
– Не сейчас! – рявкнул я.
Марина отстранилась от меня.
– Я должна идти, – поспешно сказала она и убежала, а я схватил Лизарди за горло, в гневе воскликнув:
– Ты, жалкий книжный червь, мне давно следовало придушить тебя! – Затем я отпихнул его и уже более спокойно поинтересовался: – Ну, что стряслось?
– Хуан, ты же убил дона Айалу!
– Да ничего подобного!
Откровенно говоря, уверенности в этом у меня не было. Я запихнул тонкую серебряную трубку прямехонько в его пенис, наказав таким образом этого негодяя за оскорбление Диего, Марины и моей матери. При этом он страшно вопил. Неужели и правда умер?
– А ты уверен, что владелец гасиенды мертв?
– Я заглянул в комнату дона Айалы и внимательно рассмотрел его при свете свечи. Он и впрямь лежал на кровати неподвижно, словно покойник. Не слышно было ни храпа, ни сопенья, ни стонов – вообще ничего.
– Но ведь ты сам говорил, – обратился я к Лизарди, – что та штуковина, которую я запихнул в него, служит для того, чтобы прочищать член...
– И ты, самоуверенный болван, решил, что сумеешь это сделать? Видимо, что-то пошло не так. Возможно, бедняга истек кровью или умер от страшной боли. В любом случае он лежит сейчас мертвый, а эта страшная трубка до сих пор торчит у него... оттуда.
Я почесал подбородок.
¡Аy de mí! Вечно ты попадаешь во всякие истории, amigo.
– Я? – изумился Лизарди. – Но ведь это ты во всем виноват!
– Ладно, не будем спорить. Лучше подумаем, как нам теперь быть. Если мы уедем сейчас, посреди ночи, наш отъезд вызовет подозрения. Мы не можем уехать, не разбудив конюхов и не поставив в известность падре. Давай смоемся рано утром, на рассвете. Скажем, что нам, дескать, нужно срочно отправляться в путь, и к тому времени, когда обнаружат, что дон Айала умер, мы будем уже далеко.
– А что, если это вдруг выяснится раньше?
– Ну, тоже ничего страшного. Разве это первый больной, которого доктора не сумели вылечить? Мы осмотрим тело и скажем, что у бедняги остановилось сердце. Печально, конечно, но на все воля Господня. Когда приедет его вдова, мы будем стоять на коленях рядом с телом и молиться, открывая душе усопшего путь на Небеса.
– Да ты сумасшедший. И как это меня угораздило с тобой связаться? И не смей впутывать меня в свои грязные делишки...
Я схватил Лизарди за шиворот, вытащил кинжал и сунул ему между ног.
– А теперь слушай меня внимательно, amigo. Если только вздумаешь донести на меня властям, твои глазенки выклюют грифы.
Назад: 23
Дальше: 25