Глава пятая. НЕРТОВ СПАСАЕТ РОССИЮ
Он проснулся, испуганный и удивленный одновременно. Ему приснился сон, и ни один из прежних не был похож на него. В голодные годы ему снился хлеб, когда здания не отапливали, он видел горящую печь. И вот, будто стремясь вернуть долги за всю жизнь, ночь показала ему самый настоящий фильм. И если бы он знал слово «интерактивный», то назвал бы фильм интерактивным — в конце он стал героем этого фильма.
Пятилась, опускалась к началу века история Особняка. Сперва мелькнул недавний ремонт, очередные хозяева покинули дом и тотчас же начали опадать, как листья, вывески перед входом: менялись конторы. На некоторое время окна в доме оказались затемнены и заклеены бумагой крест-накрест — война. Потом — новая смена вывесок. Пару раз кого-то из начальства уводили из Особняка под конвоем. А он видел все это, причем, из одной точки. Как и положено дворнику, он стоял перед парадным крыльцом с метлой в руках.
Внезапно особняк стал более высоким, а рядом с ним появился отец. И тотчас же с крыльца спустился старый генерал, Александр Петрович Езерский, счастливо умерший в 1916 году. Отец вытянулся в струнку, но генерал даже не посмотрел в его сторону. Старика интересовал только мальчик.
— Я скоро уйду, — сказал он. — Мои дети уедут. Твой отец тоже уйдет, а ты останешься здесь один.
Девятилетний мальчик изумленно смотрел на старого графа, который прежде ни разу не взглянул в его сторону.
— У тебя будет странная судьба, — продолжил генерал. — Тебя ни разу не мобилизуют, ты всегда будешь здесь, и тебя будут видеть лишь новые хозяева, которые завладеют домом. Потом тебя не будут видеть даже они. И настанет день, когда ты поймешь, что ты не только дворник, но и Страж. Ты не пропустишь этот день, я сам напомню об этом…
Рядом с подвальным оконцем, где была его коморка, злобно, требовательно загудела машина, и он проснулся.
Константин Сергеевич откинул прохудившееся ватное одеяло, но некоторое время не вставал. Он помнил и старого графа, и его сыновей, но мог поклясться: такого разговора не было никогда. Между тем, в мозг впечаталось каждое слово.
* * *
Нертов чувствовал себя усталым и даже слегка напуганным. Он понял это просто: кончилось чувство юмора. Он не улыбнулся сам себе, сообразив, что судьба вынудила его в очередной раз проникать в здание, занятое противником. Однажды он выручил свою будущую (теперь бывшую?) жену, которую бандиты взяли на Лазурном побережье. В другой раз ему пришлось вытаскивать Юлю Громову из подвала детского приюта, куда ее заволокла охреневшая администрация. И вот снова дом, а там та же самая Юля. Или, как минимум, одна Юля.
Уже будучи в пути, он дозвонился в пейджинговую компанию и, буквально умоляя операторшу, узнал, что странную фразу про блокнот, посланную Юле на пейджер, произнес мужской голос. К счастью, видимо, девушка впервые услышала за день слово «блокнот», поэтому вспомнила его. Впрочем, не к счастью. К огорчению…
Боча, сидевший рядом с Нертовым в машине, был огорчен не меньше. Он только что во второй раз закончил пересказывать Алексею и Диме о том, как, посещая Дом прессы, увидел Юлю, идущую по коридору первого этажа между двумя молодыми людьми. Что-то не понравилось Боче сразу же. Видимо, бледность Юлиного лица. А потом, глядя вслед удаляющейся процессии, Боча окончательно смекнул: здесь дело неладно!
Естественно, подавляющее большинство посетителей Дома прессы выходило через парадный вход, на Фонтанку. Длинным коридором можно было выйти и через торцевую дверь, попав тем самым в дворик-проход между зданием и театром. Им пользовались лишь те, кто ставил во дворике машину.
Так поступил бы и сам Боча, подъехавший к Дому прессы на разбитой «копейке», но сегодня в театр приехало слишком официальное лицо, милиция запретила парковаться во дворе. Поэтому, удивленный компьютерщик затрусил следом: ему хотелось понять, почему Юля не воспользовалась главным выходом?
Когда после небольшой паузы он вышел во дворик, девушка и ее спутники были уже на набережной. Теперь стало окончательно ясно: это конвоиры. Они пару раз грубо толкнули Юлю, а когда журналистку усаживали в машину, Боче показалось, будто один из мужчин, постоянно державший руку в кармане брюк, прячет там пистолет.
Бандитская «Волга» еще не набрала ход, когда Боча успел уже все обдумать. Идею обратиться в милицию он отверг сразу: произошедшее выглядело очевидным лишь для него одного, да и пистолет ему лишь показался. И Боча совершил главную авантюру в своей жизни — прыгнул в «копейку»…
Видно, есть некий Автомобильный ангел, спасающий таких шоферов. К собственному удивлению, Боча ни разу не оторвался от преследуемых. Конечно, он нарушил не только половину правил дорожного движения, но и все законы наружного наблюдения. Спасло его, пожалуй, одно — бандиты не обращали внимания на подобную марку. Потом «Волга» скрылась за воротами особняка на Петроградской стороне. Боча столь же необдуманно и нагло проехал рядом — на охраняемой территории бандиты не церемонились совсем, они просто заволокли Юлю в главное здание. Боче хватило благоразумия не пытаться проникнуть туда же, он доехал до ближайшего автомата и позвонил Нертову…
Что касается Касьяненко, которого Алексей подобрал по дороге, молодой опер уже успел рассказать все своему другу, и рассказ был безрадостен. Поступило распоряжение о задержании Нертова.
— Не понимаю, — сказал Боча, — почему мы не можем просто обратиться в милицию? Ну, не ты, Леша, ты подожди, пока все выяснится. Мы позвоним, скажем: «В этом здании заложники».
— А почему ты не обратился в милицию там, на Фонтанке? — ответил юрист. — Это не упрек, просто ты должен понять: сейчас у нас тревожить стражей порядка не больше оснований, чем у тебя. Мы-то ничего не видели. Пока из этого особняка не позвонят и не скажут — готовьте миллион баксов и заправляйте самолет, никаких заложников там нет. Ну, хорошо, милиция тебе поверила. Я недавно говорил с Юлей об этой конторе — Фонде «Социум» — и представляю, что это за штука. Обычный наряд не сможет заглянуть в такое здание, если внутри не будут палить из автоматов. «Где ваше постановление на обыск?» Санкцию не дадут — кто будет обижать серьезную организацию из-за обострения чьей-то мании? Или дадут, но через неделю. За это время трупы можно десять раз скинуть в Неву. Или кремировать внутренними средствами.
— Трупы? — удивился Боча.
— Подозреваю, у них в руках еще одна девушка. Но мои подозрения стоят еще меньше твоих — я ничего не видел.
Касьяненко молчал, хотя пару раз порывался встрять в разговор. Ему было обидно слышать о бессилии родного ведомства, а крыть нечем.
Теперь замолчал и Нертов. Он пристально разглядывал двухэтажный дом за высокой оградой, где томились двое друзей. Боча не был прав, но и он, Алексей, не мог ничего предложить.
* * *
Когда человеку боязно думать о настоящем, он начинает вспоминать. Поэтому Юля вспоминала.
Ей не раз приходилось сталкиваться с героями своих публикаций. Были и тонкие намеки, и откровенные, но неуклюжие угрозы. Она не боялась. Журналистов можно запугивать, но убивать особого смысла нет. Поэтому, произошедшее в кабинете ошеломило. С того момента, когда ее ударили и сунули в лицо пистолет, поведение Юли напоминало робота, которому нажали на кнопку «внешнее управление». Она автоматически ответила на вопрос о том, где все рабочие материалы, бездумно смотрела, как бандит сваливает в свою сумку бумаги из стола и дискеты. Потом ее повели к выходу, и она столь же машинально пошла.
Впрочем, она была не единственным роботом. Бандиты вели себя как запрограммированные машины, для которых ничего не существует, кроме приказа хозяина. От них пахло беспощадной чужой волей, а не мелким криминальным хищничеством, с которым она сталкивалась постоянно по службе. Пожалуй, именно это и сломило Юлино сопротивление: когда ей показали пистолет и сообщили, что убьют без колебаний, журналистка поняла сразу — это не фуфло. Это настоящий арест, пусть и без санкции. И похитители не будут колебаться, как не стали бы колебаться давшие присягу офицеры.
Теперь, когда она находилась в подвале незнакомого (нет, заочно знакомого) здания, она снова стала человеком, способным неторопливо вспомнить все произошедшее и обдумать ситуацию. Ее напугала явная небрежность бандитов — жертве не завязали глаза. Может, перед ней собираются извиниться, напоить кофе и отпустить? Или наоборот, уроды заранее знали: какая разница, запомнит их журналистка или нет?
Судя по всему, похищение оказалось импровизацией — негодяи не нашли более подходящего помещения для жертвы, чем огромный отсек подвала, размеры которого Юля не могла представить и видела лишь тусклую лампочку, светившую возле двери. К тому же, когда ее волокли по коридору здания Фонда, один из бандитов обратился к другому: «Где наручники?» — «Их уже надели на другую дуру», — ответил тот. А значит, особняк никогда не использовали в качестве тюрьмы — иначе нашлась бы и более традиционная камера, и дополнительные наручники.
Кроме того, где-то неподалеку находилась подруга по несчастью — «другая дура». Над этим Юля думала недолго. Она вспомнила непонятный, абсурдный звонок Женевьевы и тотчас дыхание перехватило: вот как!
То, что ее подругой по несчастью оказалась французская гражданка, Юлю не успокоило и не обрадовало. Речь шла об очень больших деньгах и слишком большой власти. Интересно, зачем же их схватили? Искали злосчастный блокнот? Хотели выйти на юриста? А может, большой московский заказчик проводит тактику «выжженной земли», стремясь отловить и уничтожить всех, кто знает или может знать о планах Дуба?
Скрипнула дверь, но не та, через которую ее провели в зал, а в другой стороне подвала зала. Юля обернулась и в полутьме разглядела силуэт человека, которого меньше всего ожидала увидеть здесь. Когда же она увидела предмет в руках человека, ее впервые охватил чисто животный ужас.
* * *
— Так. Есть идея, — спокойно, как бы сам себе, сказал Нертов. При этом он вглядывался в противоположный конец улицы, будто нечто, натолкнувшее его на идею, находилось там.
Касьяненко взглянул туда же, но ничего не увидел в полутьме, кроме одинокого прохожего, клеившего на стену что-то достаточно крупное.
— Иногда возникают ситуации, когда даже ментовский курсант имеет право проникнуть в квартиру губернатора, — столь же задумчиво продолжил Нертов. — Сейчас мы такую ситуацию и создадим.
Боча и Дима взглянули на него с одинаковым удивлением. Алексей внезапно рванул с места, остановился метрах в десяти от расклейщика, о чем-то переговорил с ним (Касьяненко видел, как он вынул из кармана и протянул незнакомцу цветную бумажку, потом вернулся к машине). В руке Нертов держал пачку листов средних размеров; Боча разглядел на верхнем физиономию какого-то кандидата.
— Ну вот, Боча, теперь ты у нас агитатор за кого?.. Так, за Севастьяна Пупорыкина!
В глазах обоих друзей прибавилось удивления. Тогда Нертов изложил свой план…
Когда он замолчал, во взорах Бочи и Димы удивления исчезло, зато прибавилось испуга.
— Алексей, — Касьяненко первый раз обратился к нему по имени, — ты уверен, что обе женщины там?
— Как и в том, что вы оба передо мной.
— Леха, — Боча нерешительно перебирал рукой пачку листовок. — Сколько сейчас стоит операция на челюсти?
— Оплачу. И если не сяду, помогу снять сумму с товарища Пупорыкина в пользу пострадавшего соратника.
— Ладно, приступаем…
Боча медленно шел по улице, хищно глядя по сторонам: где бы пристроить еще одну листовку? Возле забора он прошел разочарованно, однако решительно шагнул внутрь приоткрытых ворот.
— Сто-ять! — возмущенно и удивленно прохрипел охранник, бросаясь навстречу гостю. Определение «толсторожий вурдалак», употребленное еще в 1993 году известным питерским журналистом, к нему более, чем подходило.
Боча сделал шаг назад, выставив перед собой пачку листовок, как щит.
— Извините… мои обязанности… в каждом подъезде…
— Сейчас покажу мою обязанность! Пистюлей отвешу, — продолжал охранник, приближаясь к Боче. Тот уже покинул охраняемую территорию, но на прощание сунул листовку между двумя пиками решетки. «Вурдалак» принял это действие как личное оскорбление и, рванувшись за Бочей, выскочил на улицу, ухватив за шиворот нахального агитатора.
— Сейчас, пля, тут зарою!
При этом он размахнулся, да так широко, что Боче, пожалуй, понадобилась бы очень серьезная челюстная операция, однако удар не достиг цели. Рядом оказался прохожий, отклонив удар умелым блоком.
— А тебе чего, козел?! — рявкнул охранник, сдергивая с пояса дубинку ушибленной рукой.
Нертов подумал — опоздай сейчас Дима, и от обороны придется перейти в наступление. Но Касьяненко оказался тут как тут.
— В чем проблема? — сказал он максимально сурово, как техасский шериф.
Охранник, уже замахнувшийся дубинкой, чуть было не опустил ее на милицейское удостоверение, но в последний момент удержался.
— Эти б… приперлись на мой объект, — злобно выдохнул он.
— Закон о предвыборной агитации… Я везде имею право… Меня выгонят, если я хоть один дом пропущу, — продолжал лепетать Боча.
— Не понял, о каком объекте речь? — ледяным тоном заявил Касьяненко. — Вы только что напали на двух граждан, нецензурно ругались и угрожали дубинкой сотруднику милиции.
Нертов прекрасно знал эту породу людей, поэтому не удивился, когда гнев мгновенно увял на морде охранника. Его сменила пугливая озабоченность.
— Документы! — потребовал Касьяненко. — Так, Виктор Топоров, охранный концерн «Глаурунг». Подвели вы свой концерн, Топоров. Гражданин свидетель, — обратился Дима к Нертову, — вам придется дойти до того автомата и вызвать милицию.
— Не надо, командир, — просипел охранник. — Давайте с нашего поста позвоним. Отсюда ближе.
В воротах появился другой охранник, с расстегнутой кобурой. Однако он слышал последний диалог, поэтому уже убедился в бесперспективности силового варианта.
Касьяненко, свидетель Нертов и Боча, продолжавший лепетать про демократов и их наемников, вошли на территорию охраняемого объекта. «Вурдалак» пригласил их в белую кабинку, предназначенную для защиты от дождя.
— Слушай, командир, — сказал он более-менее человеческим голосом. — Давай договоримся, а? Пострадавший гражданин (злобный взгляд в сторону Бочи) претензий к нам иметь не будет.
— Топор, мы должны сообщить начальству, — неуверенно произнес напарник.
— Иди ты! — «Вурдалак» больше не сдерживал испуга, и Нертову стало даже немного жалко этого сукиного сына. В его служебные обязанности вряд ли входило затевать конфликты с милицией, и он сразу представил себе возможные неприятности.
— Ладно, — милостиво изрек Касьяненко, хотя его голос стал неожиданно сухим и чуть не дрожащим. — Договоримся…
Никогда не стоит огорчаться из-за мелочей — мало ли какие крупные неприятности впереди. Тупой охранник Виктор Топоров слишком поздно осознал это истину — гражданин, столь удачно блокировавший его удар на улице, теперь целил в него из пистолета. Правильнее сказать, Нертов, отступив на шаг назад, держал под прицелом обоих стражей. Касьяненко отошел в сторону, показывая, что к происходящему отношения не имеет, впрочем, его помощь и не требовалось.
— Оба руки за голову и мордой на стол! — велел Алексей. Не желая оставлять каких-нибудь иллюзий у охранников, он выстрелил в банку с пивом, стоявшую на столе. Несмотря на глушитель, звук получился слишком громким, а может, это так показалось. Пробитая жестянка скатилась со стола, на который тотчас легли две морды. Впрочем, через пару секунд там была лишь одна: юрист, желая исключить любые неожиданности, вырубил одного из охранников. Разумеется, им оказался Топоров.
Такой поворот событий не прибавил оптимизма его напарнику, чьи пальцы начали выбивать на столе легкую барабанную дробь.
— Слушай, друг, — Нертов чуть повел стволом. — Тут у вас не только хамят прохожим. Есть еще один мелкий грешок — похищение людей. Расскажи-ка про женщин, которых сюда недавно привезли.
— Каких женщин? — Голос охранника дрожал не меньше, чем пальцы.
— Глупость я сделал, — обратился Нертов к Боче. — Надо было этого пристрелить.
— Двух женщин не привозили, — еще более испуганно залепетал охранник. — Сперва одну, потом другую. Но я думал, они пьяные.
— С чего ты так решил?
— Их тащили, будто они бухие. Но мы к этому делу, братан, отношения не имеем.
Легкий толчок дула в загривок подсказал нежелательность употребления слова «братан», после чего Нертов поинтересовался: кто такие «мы»? Тот поспешно нарисовал следующую картину.
Объект с начала 1990-х охранял концерн «Глаурунг». Однако у руководства Фонда была своя охрана. Особенно выделялся парень, похожий на Рэмбо — охрана его так и звала. Прежде он появлялся в Фонде три-четыре раза в месяц, теперь же буквально поселился. Его люди заправляли в самом здании, оставив сотрудникам «Глаурунга» лишь дела внешней охраны.
— Нас постоянно дежурит шесеро. Работаем парами: двое у ворот, двое в здании, двое отдыхают. Территорию обходим раз в три часа. А тех, внутри, сейчас внутри пятеро.
— Когда следующий обход? — прервал его Алексей.
— В двадцать часов. Ну, иногда минут на пять запаздываем.
Юрист взглянул на часы. До назначенного времени было минут двадцать.
И тут на поясе Нертова запищала «труба». Он взял ее и услышал незнакомый голос.
— Здравствуйте, Алексей Батькович. Хоть сейчас-то вы понимаете, что ваша идиотская игра закончена, пусть даже для вас и не совсем благополучно? Самое лучшее, что вы можете сейчас сделать — не погубить до конца двух невинных людей.
* * *
Игорь Борисович никогда не считал себя особо сентиментальным, поэтому на открывшуюся перед ним картину смотрел с некоторой брезгливостью. А картина напоминала иллюстрацию к добротному рыцарскому роману: в углу большой комнаты со стеклами-витражами в кресле, полураскинувшись, лежал молодой человек богатырского вида. Возле кресла стояла дама, прикладывая к его голове мокрое полотенце. Патетичность картины снижало то обстоятельство, что дама была явно старше предмета своих забот.
— Клавдия Александровна, нам необходимо поговорить.
— Я занята, — дама не обернулась.
— Лучше бы этим занимался врач. Честное слово, нашему герою самое место в больнице.
— Я должен руководить своими людьми, — возразил Рэмбо более-менее здоровым голосом.
— Даже не знаю, обрадую вас или огорчу, — ухмыльнулся Игорь Борисович, — однако должен сообщить — теперь это уже не ваша проблема.
— Не понимаю, — дама наконец-то соблаговолила повернуться.
— Обстановка изменилась, соответствующим образом изменяются права и обязанности сторон. — Московский гость говорил уже без ухмылки. — Два часа назад я имел разговор с Москвой. Нами, то есть мной, координатор все-таки я, недовольны. Могу объяснить, почему. Чтобы вытащить этого парня… — Игорь Борисович ткнул пальцем в Рэмбо и вдруг заорал: — Этот кусок мускулистого г…, пришлось подключать людей, которых наш клиент просто так не теребит!
Рэмбо поднялся и, слегка покачиваясь, шагнул к Игорю Борисовичу. Тот отступил, вынув небольшой пистолет. Когда дуло уставилось в лоб Рэмбо, тот отступил сам и сел в кресло. Дама злобно взглянула на гостя, будто готовя особо убийственную фразу, но москвич опередил ее.
— Успокойся. Ты не понимаешь, каким людям пришлось звонить в ваш болотный город прямо из Кремля, ради одного: лишь бы этот мачо сидел сейчас здесь, а не давал показания на Литейном! Если б ему вдруг дали «вышку», я был бы рад. Хочешь грохнуть какого-нибудь лоха, кровь с третьего этажа затекает на первый. Хочешь грохнуть отставного секьюра — он сам повяжет тебя. Любовь и работа — вещи несовместные. Впрочем, насчет любви мне не все понятно. Вы же читаете Бодлера в подлиннике. Что вы нашли в этой горилле?
— Это все, что вы хотели сказать? — холодно спросила побелевшая Клавдия Александровна.
— Разумеется, нет. Меня наказали, сократив гонорар на половину. Подозреваю, она пошла тому, кто все уладил. Кроме этого, я получил абсолютно четкие указания по вашему поводу. Великая комбинация, согласно которой «Братцы-ленинградцы» берут под контроль будущей ЗакС, отменяется. Вы можете тащить эту контору и дальше — благо, деньги у вас есть, но не советую. Могу открыть маленький секрет — кстати, имеющий отношение к нашему органайзеру — выборы не состоятся. Поэтому не стоит дергаться. Будете мирно и тихо работать на меня. Я всего лишь менеджер, пусть и высшего уровня. Обычный организатор побед. Вы же отныне — мои исполнители.
— Игорь Борисович, — дама уже полностью справилась с эмоциями, — по-моему, это очень глупая шутка.
— Я не шучу. — Голос гостя звучал проникновенно. — Если вы не верите, можете поговорить с клиентом. Однако предупреждаю, его рабочее время очень дорого, и каждый внеплановый разговор имеет определенную таксу: пятьсот долларов минута. Не советую тратиться, все равно ничего нового, по сравнению с моими словами, вы не услышите.
— Игорь Борисович, я не хотела бы вызывать охрану…
— И правильно, что не хотите. Видите ли, после того, как ваш замечательный Фонд был вынужден свернуть свои, так скажем, доходные операции, он существует исключительно под патронажем нашего московского клиента. Вы имеете полное право выставить меня на улицу. Однако, во-первых, я не уверен, что охрана примет в этом участие. Двадцать минут назад я говорил с директором «Глаурунга». Речь шла о лицензии, которой он очень дорожит. И он понял — испортить отношения с вами более разумно, чем ссориться с Москвой. Во-вторых, положа руку на сердце, не вы платите за аренду. Опять-таки, поднимутся некоторые, очень неприятные давние дела. А может, и свежие. Тут ведь речь идет не о «на улицу». Тут, главное, успеете ли вы добраться до Пулково?
— Это лирика, — коротко бросила дама. — Что дальше?
— Нашему инвалиду физического труда я порекомендовал бы постельный режим. Не стоит хорохориться, сотрясения так просто не проходят. Вам, Клавдия Александровна, тоже был бы полезен отдых. Завтра утром у нас пройдет небольшое предвыборное совещание, обсудим новые задачи.
— А как быть с Нертовым? — на удивление спокойно спросила дама.
— Подчищать ваши ошибки придется мне. Рэмбо, не беспокойся о своих гориллах. Я переключил их на себя и думаю уладить все до вечера. Опять-таки, скажите спасибо — это большая грязь! Отдыхайте.
Высказав, что хотел, и, оставив даму рядом с ее поверженным кавалером, Игорь Борисович вышел в коридор и вынул «трубу». Бросив взгляд на клочок бумажки, он набрал номер.
— Здравствуйте, Алексей Юрьевич. Хоть сейчас-то вы понимаете, что ваша идиотская игра закончена, пусть для вас и не совсем благополучно? Самое лучшее, что вы можете сейчас сделать — не погубить до конца двух невинных людей…
* * *
Юля внимательно пригляделась к незнакомцу. Это был старик лет семидесяти, как минимум, в осеннем пальто и давно вышедшей из моды небольшой шляпе вроде тех, которые полагается носить охотникам. Ей недоставало только фазаньего пера. Он двигался медленно, угловато, как и полагается пожилым людям, однако уверенно, хотя шел в полутьме и тащил два предмета, а не один, как показалось ей сначала. Предметами были лопата и лом.
Юля отчетливо видела старика, а вот старик ее не видел. Он прошел шагах в десяти от нее, остановился в почти не освещенном углу. Около минуты незнакомец стоял неподвижно, будто пытаясь сообразить, зачем сюда пришел? Но вот раздумья закончились, он поднял лом и ударил им в каменный пол.
«Могилу мне роет? — подумала Юля. — Вряд ли. Эти козлы не такие уж изысканные психологи, могли бы заранее предупредить — сознайся, иначе закопаем». Но тогда что же?
Совсем некстати вспомнился пошлый анекдот. Третий звонок, гаснет свет, поднимается занавес. Вдруг — блуждающий огонек: на сцену выходит монтер со стремянкой и свечкой. Он идет по сцене, поднимается на стремянку, ставит свечу возле ног, расстегивает брюки и занимается онанизмом. Зал молчит. Три минуты спустя раздается чей-то изумленный голос: «Доколе?» Не менее изумленный монтер смотрит по сторонам: «А кто здесь»? Юля рассмеялась. Громко, почти истерично. Таким смехом можно было бы разогнать крыс, если б они окружали ее, или летучих мышей, если б они висели под потолком…
Лишь сегодня он окончательно осознал, что Дом захвачен бандитами. Он знал это давно, однако этой ночью прежний хозяин дома дал ему приказ: вспомни, ты — Страж! Ты не должен покрывать бандитов. Вынь из-под пола, что было закопано с твоей помощью, и лишь тогда вызови полицию.
Но откуда этот смех? Откуда здесь женщина, которая, окончив смеяться, говорит ему «дедушка»? И чисто интуитивно, лишь бы не позволить вернуться недавнему беспамятству, он двинулся к ней.
— Дедушка, — повторила Юля, — меня схватили бандиты, освободите меня. Пожалуйста.
Старик удивленно глядел на нее, и у Юли мелькнула уже совершенно шальная мысль — может, он сам пленник, давно живущий в подвале и сошедший с ума? Поэтому на него и не обращают внимания, пусть бегает.
Между тем, старик вернулся к брошенным инструментам, поднял лопату, вернулся к Юле. Та даже не могла себе представить, что он сделает дальше: ударит ее по голове, или разрежет веревки?
Однако старик сделал второе, слегка задев Юлино запястье. Та не стала делать ему замечание.
— Спасибо, дедушка. Теперь надо поскорее позвонить.
Старик ничего не ответил. Он отошел в сторону, поднял лом. Через минуту опять послышались громкие удары. Юля поняла: выбираться ей придется самой.
Она направилась к двери, через которую в подвал проник старик, найдя ее без особого труда. Там было темно, захотелось вернуться к этому странному человеку, но вдруг стало страшно, уже другим страхом, когда ночью боишься не гопников, а летучих мышей. Что делал здесь этот старик, что хотел он закопать в подвале? Или откопать?
Поэтому она ступила в полную темноту, которой была даже рада: так больше шансов. Интуитивно Юля закрыла за собой дверь — было страшно, но, не дай Бог, кто на освещенных этажах услышит эти звуки. Сделав несколько неуверенных шагов, она увидела впереди слабый отсвет и направилась туда.
Через минуту она была в маленькой убогой комнатушке — возможно, служившей жилищем старику. Разумеется, телефона там не оказалось. В углу стоял ящик для дворницких и плотницких инструментов. Подумав, Юля позаимствовала небольшой молоток на длинной рукоятке и опять шагнула в темноту. Перед этим она услышала в покинутом коридоре шаги и хриплые голоса, но потом скрипнула дверь, и они стихли.
Уже более уверенно она шла вдоль стены, стараясь не думать, что сейчас придется вернуться в тот же подвал. Еще десять метров и ее рука наткнулась на нечто, напоминавшее засов. Она подергала его, скрипнула дверь, сразу стало светло, и Юля вышла на последнюю, подвальную площадку лестницы.
В ту же секунду в уши ей одновременно ударили русский мат и французское ругательство:
— Мерд!
* * *
— Самое лучшее, что вы можете сейчас сделать — не погубить до конца двух невинных людей.
— Представьтесь, пожалуйста, — Нертов из последних сил сдерживал черный вал тоски, готовый рвануться из глубины души. Их обнаружили, это ясно! Пожалуй, осталось лишь одно — подумать о невинных менте программисте, которых он втянул в эту авантюру.
— Экий вы формалист, — ответил невидимый и пока еще неизвестный собеседник. — Какая разница? Впрочем, если вы настаиваете, зовите меня дядя Игорь. Очень добрый дядя, который никому не хочет зла, и вам в том числе. Вас должен радовать хотя бы тот факт, что я решил поговорить. А мог бы обойтись без этого. Ну, чего молчите?
Нертов озирался по сторонам. Двор был достаточно ярко освещен, и все же казалось, будто где-то неподалеку мелькают тени людей, подбирающихся к будке. Как же он вычислил, зараза?
— Так вот, Алексей Юрьевич, думаю, лучше всего нам поскорее встретиться и обо всем договориться. Заодно увидите своих дам. Если согласны — приходите к Петропавловке к двадцати одному ноль-ноль, к главному входу. Там вас встретят и привезут ко мне. Не бойтесь, менты там вас ждать не будут; мне самому невыгодно, чтобы вас забили в «Кресты». И не надо говорить: я не хочу совать голову в пасть! Ваша голова уже давно в пасти. А вытащить ее оттуда могу только я. Но только, если вы и ваши дамы ответят на некоторые важные вопросы. Вы придете?
— Да, — Алексей старался не показать «дяде Игорю», как внезапно возликовала его душа. Приблизительно так радуется человек, с шеи которого сняли петлю. Его враг не подозревал, что он, Алексей Нертов, уже находится на его территории! И никто не подбирается к будке.
— До скорой встречи, — простился дядя Игорь.
Алексей обернулся к встревоженным друзьям.
— Все по плану. Сколько сейчас? Если без десяти восемь, мы опережаем противника больше, чем на час. Сейчас дождемся обхода и двинемся дальше.
Сменщики появились минута в минуту. Они удивились, скорее, не присутствию в кабинке посторонних, а безмятежной позе «напившегося» Топорова. Тотчас же оба охранника пожалели об отсутствии способности удивляться столь наглому нарушению правил караульной службы: в их головы уперлись два пистолета. Касьяненко, осознав, что уже натворил достаточно (семь бед — один ответ), под руководством Нертова связал пленным руки, Боча вытаскивал шнурки из их кроссовок.
Алексей взглянул на часы. Было десять минут девятого. Пришла пора второго этапа проникновения. Охранники готовы были поклясться, что за двором никто не ведет наружное наблюдение. Пришлось им поверить. Нертов так же поверил их обещаниям не пытаться освободиться. От идеи оставить их под охраной вооруженного Бочи юрист отказался.
Через минуту «гости» были перед главным входом. Хозяева особняка считали внешний пост самым важным, поэтому тяжелая дубовая дверь оказалась не запертой. В огромном мраморном вестибюле торчал одинокий охранник, одетый под швейцара. Нетрудно догадаться, что его удивление немедленно перешло в ужас, и бедняге, в ухо которого уперся ствол пистолета, пришлось самому отвечать на вопросы: объяснять визитерам, куда утащили женщин и где тот самый внутренний отряд — люди Рэмбо.
Отвечал швейцар шепотом. Он рассказал — женщины в подвале — и объяснил, каким коридором попасть туда ближе всего. Бандиты находились неподалеку, в одной из комнат. Вообще, события последних пяти минут швейцару не нравились — назревали скандал и беготня.
Нертов с помощью Димы связал швейцара, на этот раз подыскив и кляп в виде носового платка. При этом он размышлял, с чего начать: с зачистки верхних этажей, или быстро вытащить пленниц?
Его сомнения были прерваны самым неожиданным образом: из глубины здания донесся выстрел.
* * *
К Женевьеве, оправившейся после унижения неожиданным захватом, вернулась дневная ярость. Она поняла, что стала невольной виновницей неприятностей Юли, и хотела как можно скорее снова войти в игру. Однако это было непросто. В отличие от Юли, ее держали в маленькой комнатушке, приковав к батарее за правую руку. Левая была привязана к той же батарее. Потом послышались шаги. В комнатушке включили свет, и к Женевьеве приблизились двое парней.
— Бонжур, мадам, — один из них наотмашь ударил девушку по лицу резиновой дубинкой.
Перед глазами Женьки поплыл розовый туман. Пока она приходила в себя, бандит вынул из кармана плоскогубцы, захватил ими нос девушки и слегка сжал рукояти. Новая боль мгновенно вытеснила прежнюю.
— Что ты знаешь про дискету? — спросил второй бандит.
Женька захотела было ударить его ногами, но поняла — в этой ситуации у нее будет лишь одна попытка, и торопиться не следует.
— Я есть гражданка Франции, — ответила она.
— Правда? — искренне изумился первый парень. — Гоша, чего ты мне сразу не сказал? Мы бы ее сперва трахнули. Эй, мадам! Давайте, поиграем в Билла и Монику. Только, чур, не кусаться.
— Ты отмороженная дрянь, — процедила Женевьева.
Плоскогубцы сдавили ее нос на этот раз сильнее. Женька сжала губы, чтобы не закричать, но вдруг хватка ослабла. Бандит достал мобильник и поднес его к уху.
— Чем вы заняты? — мучитель услышал в трубке голос московского гостя.
— Как сказал шеф — доставить сюда мадам и допросить.
— Вы что, не поняли меня? Никаких действий без приказа. Забыли, кто ваш новый начальник? — голос Игоря Борисовича превратился в злобное шипение.
— Помним. Но шеф…
— Считайте, что ему не просто дали по башке, а проломили ее раз и навсегда. Его не существует. Поднять мадам ко мне. Быстро!
Трубка отключилась. Бандиты, ругаясь, отковали Женевьеву от батареи, чтобы тут же опять защелкнуть наручники. Потом на миг прислушались к странным, негромким ударам, раздававшимся неподалеку, но решили время не тратить. Пленницу вывели из подвала и потащили вверх по лестнице. Злость вернулась к Женьке окончательно. Впервые в жизни ее осмелились пытать! И они надеялись остаться безнаказанными!
На первой же площадке у Женевьевы подогнулись ноги, и она опустилась на пол. Бандиты, ругаясь, склонились над ней.
Внезапно скрючившаяся Женька распрямилась и — вуа ля! — одновременно резко ударила обеими ногами каждого из мучителей в пах — «Даже мой строгий сэнсей остался бы доволен»!
Первый бандит вышел из строя надолго, а вот его напарнику повезло больше. Женькины глаза, привыкшие к темноте, подвели ее под ярким светом ламп, и она не смогла точно добить второго бандита скованными руками. Тот, корчась, отскочил в другой конец площадки. Пока Женевьева поднималась, он успел подхватить дубинку и теперь наступал на девушку, покручивая своим резиновым оружием.
— Мерд! — Француженка попыталась выбить дубинку ногой.
В другой ситуации она без труда провела бы такой прием. Но в голове еще гудело после недавнего удара. Поэтому бандит устоял на ногах. Правда, и Женька ушла с линии атаки.
Руки чувствовали себя стесненными в цепях. И все-таки, Женевьева была готова завершить схватку новым ударом, как вдруг корчившийся от боли первый бандит то ли в конвульсиях, то ли нарочно подсек ее, и Женька не удержалась на ногах.
Второй, с дубинкой, был рядом. Он понял, с какой опасной противницей пришлось иметь дело, поэтому замешкался. Женька смотрела на него, моля про себя, чтобы бандит не спускал с нее глаз. Наконец, он пришел к определенному решению и замахнулся дубинкой. И в ту же секунду услышал топот сзади, сообразил — неплохо бы обернуться, но не успел. Подбежавшая Юля с размаху опустила молоток на его темя.
Чисто машинально Юля подумала — в таких ситуациях барышню должно было вывернуть наизнанку. Однако видеть ей приходилось и не такое — все же криминальная журналистка. Разве, на этот раз это было делом ее рук.
Женька перевернулась, встала на колени, нагнулась над бандитом, который все еще корячился, прижав руки к ширинке, будто хозяйство могло оторваться.
— Ключи!..
Через минуту бандиты лежали рядом, прикованные друг к другу. Мстительная Женевьева швырнула ключ подальше.
— Бежим! — крикнула она Юле.
Та окончательно опомнилась, схватила Женьку за руку и кинулась вверх по лестнице. Молоток, положенный на пол, когда она освобождала Женевьеву, теперь был у той в руках. Юля не к месту подумала, что этот дополнительный выход из подвала появился недавно, после капремонта.
Они выскочили в коридор, который, по расчетам Юли, должен был вывести в прихожую, когда увидели перед собой еще двоих накачанных бойцов, прибежавших на шум боя.
— Стоять, твари! — заорал один из них, выхватывая пистолет.
Женька не раздумывала ни секунды. Она взмахнула рукой, как краснокожий воин, и Юля отчетливо услышала глухой стук, тотчас же заглушенный жалобным воем — молоток, пролетев метров восемь, врезался в обширную челюсть бандита, который отскочил к стене, осторожно схватив себя за искалеченное лицо.
Второй попятился, тоже вынул пистолет. Женевьева, так и не выпустившая Юлю, рванулась назад, чуть не опрокинув подругу. Девушки выскочили на лестницу, услышав за спиной грохот. На том месте, где они были, вздыбилось маленькое облачко отбитой штукатурки. Несколько секунд спустя подруги снова оказались в подвале. На раздумья времени было немного — сзади грохотали шаги нескольких человек, и Юля, бежавшая впереди, свернула направо, в маленькую комнатушку, только сейчас признав в ней комнату старикашки, у которого заочно позаимствовала столь пригодившийся молоток.
Девушки закрыли дверь за собой и отдышались. Теперь Юля поняла, что они оказались в тупике, а значит — в западне. Единственным преимуществом их местопребывания была широкая старинная замочная скважина старой двери, не уступавшая дверному глазку.
* * *
Закончив трудный, но необходимый разговор с Королевой и пригласив Нертова в особняк, Игорь Борисович в задумчивости прогуливался по второму этажу роскошного здания. Оно ему определенно нравилось. Позможно поэтому он казался себе слишком добродушным. Не следовало так просто расставаться с партнерами, точнее, с подчиненными, чуть не поднявшими бунт. Завтра они поумнеют. Значит, до завтра им следовало бы отдохнуть в домашних условиях. Пожалуй, стоит проводить их, как только переговорит с заказчиком. Нет, ведь надо же задать пару вопросов девочкам…
Однако соединиться с Москвой не удалось. Сперва снизу донеслись ругань и вопли — Игорь Борисович поморщился, столкнувшись с таким признаком неквалифицированной работы. Потом из комнаты, где отдыхали люди Рэмбо, раздался топот, а потом он услышал выстрел.
Москвич скатился вниз по лестнице, как школьник. В длинном коридоре, ведущем на вторую, более узкую лестницу, чем центральная, он увидел на редкость неприглядную картину: одного из парней Рэмбо, который сидел на корточках у стены, держась за подбородок обеими руками. Дальше валялись еще двое, а четвертый пытался им как-то помочь, но безуспешно. Приблизившись, Игорь Борисович понял, в чем дело: парни были скованы наручниками!
— Где бабы? — крикнул Игорь Борисович.
— Вниз побежали, — просипел Шпрот.
Москвич за одну секунду оценил смысл сказанного.
— Оставь их. За мной! — скомандовал он таким голосом, что Шпрот не подумал ослушаться.
Оба спустились в подвал, однако их ждало разочарование. Девушек не было видно.
— Какого черта вы экономите? — Игорь Борисович недовольно щелкнул выключателем. Помигав, зажглись две лампы, но часть подвала осталась неосвещенной. Москвич замер на месте, как принюхивающийся крыс. Подумав, он свернул налево, а Шпрот пошел в правую сторону. Оба двигались медленно — увиденное в коридоре наводило на размышления.
И все же бандит сглупил. Дойдя до тупиковой двери, он толкнул ее плечом и ворвался в полутемную комнату, тыча стволом во все стороны, как герой дурного боевика. Впрочем, можно было и не тыкать: одна из девок — Шпрот вспомнил — та самая, которую вытащили из редакции, стояла на коленях, рыдая над подстреленной подругой, валявшейся на кровати кучей тряпья.
— Гы-гы-гы, — затрясся в добротном животном смехе Шпрот, подходя к Юле. — Хошь, мышка, стрельну?
За его спиной раздался шорох, и Шпрот запоздало сообразил, что на кровати действительно лежала куча тряпья, а не девушка. А вот какой предмет дворничьего инвентаря опустила на его голову подскочившая сзади Женевьева, он так и не узнал.
* * *
Королева и Рэмбо тоже услышали звук выстрела. Однако они находились в левом крыле здания, поэтому двинулись вниз по центральной лестнице. Если бы они выглянули в прихожую, то обнаружили там связанного швейцара. Однако они сразу спустились в подвал, откуда раздавались непонятные звуки, причем, с другой стороны — старым ходом, которым когда-то пользовалась прислуга. Дверь оказалась закрыта, и Рэмбо, несмотря на протесты Королевы, обеспокоенной его самочувствием, выбил ее двумя ударами ноги.
Некоторое время они прошли в полной темноте — никто не знал, где здесь выключатели. Наконец, впереди оказалось более-менее освещенное пространство.
И тут же они увидели сгорбленную фигурку, которая с кряхтением отодвигала ломом каменную плиту. Приблизившись к ней, Рэмбо и Королева узнали сторожа, дядю Костю. Перед ним была яма внушительных размеров. Вокруг распространялся тяжелый запах. Оба узнали это место — именно сюда они притащили в ноябре 1992 года тела исполнительного директора фонда и его подруги.
Рэмбо все понял. Московский партнер решил выкинуть их из общего дела по полной программе. Для этого он и раскопал их старый грех, раскопал руками этого придурка!
— Тебя кто просил это сделать?
— Он, — просто ответил старик.
Широко размахнувшись, мощным ударом Рэмбо отбросил старика на стену, и тот медленно сполз по ней. Боль от дневной травмы прокатилась по голове Рэмбо, и тот еще два раза ударил ногой, причем, второй из них был абсолютно излишен. На пол осел уже мертвый Страж.
Королева охнула чисто по-бабьи. Она вцепилась бы в Рэмбо, но тут из полутьмы донесся спокойный голос:
— Что я вижу? Наша сладкая парочка убирает свидетелей из числа обслуживающего персонала. А кто же будет закапывать уютную могилку?
* * *
Боча стоял в коридоре и скучал. Нертов и Дима пошли дальше, оставив его здесь. Боче были даны инструкции и пистолет, который он вертел в руках, прицеливаясь то в одну, то в другую сторону. Было немного страшно, и чтобы успокоить себя, Боча вообразил, будто речь идет о привычном ему «Кваке». Здесь, в коридоре, ему выпала сложная миссия: «скрепить» всех противников, не потеряв ни одного процента здоровья. На данном уровне ни одной «аптечки» не наблюдалось.
Потом ему надоело это занятие, и Боча, пару раз прицелившись в пустой коридор, подошел к окну, положив пистолет на подоконник, взглянул на ярко освещенный двор. Конечно, ничего примечательного он там не обнаружил, а когда обернулся, то понял — в коридоре он уже не один. К нему медленно приближался человек с окровавленным подбородком. Однако Бочу напугал не его бледный и кровавый вид, а пистолет, который он сжимал в руке. Казалось, палец бандита елозит по спусковому крючку, в то время как хозяин думает: нажать или не нажать? Компьютерщик торопливо поднял руки, мгновенно ставшие холодными и потными.
— Ну, не надо, парень, — шептал он непонятно кому, двигаясь вдоль стены.
Боча переместился еще на полметра в сторону, пытаясь уловить какую-то мысль, внезапно посетившую его голову. Ага, еще чуть-чуть!
Еле слышный щелчок, и коридор погрузился во тьму. Раздался выстрел, за ним еще один. Потом свет загорелся опять. В четырех шагах от недоумевающего бандита стоял Боча, снова нащупавший выключатель. В его руке был пистолет. Бандит повернулся, чтобы выстрелить в третий раз, но Боча успел нажать на спуск первым, и его противник медленно осел на пол.
— Мама, что я наделал-то? — испуганно прошептал Боча.
* * *
Королева и Рэмбо оглянулись. С другой стороны главного подвального зала шел Игорь Борисович.
— И как все тонко продумано, — продолжил он, подойдя на расстояние в пять шагов. — Но только зачем было нужно отпускать девочек, супермен ты дерьмовый!
Рэмбо взревел, и не успела Королева опомниться, как он уже летел на московского гостя, сразу определив, каким ударом превратить его в кусок дохлого мяса. Но тот мгновенно поднял правую руку и три раза выстрелил. Три пули остановили Рэмбо, он развернулся вокруг своей оси и рухнул на пол.
— Теперь нам будет проще, — кхекнул Игорь Борисович. — Где девочки? Где они, я спрашиваю?
— Там, — Королева спокойно указала на яму.
— Так быстро? — не смог сдержать удивления москвич. — Он подошел к краю ямы и заглянул вглубь. — Да, вы правы, два в одном. Черт, что это за г…?
Вид полуразложившихся останков шестилетней давности заставил на миг расслабиться, а когда он поднял голову, в руках Королевы был пистолет, и она выстрелила пять раз подряд. Две последние пули вошли в тело Игоря Борисовича, когда он уже свалился в яму.
Все еще сжимая оружие, Королева присела возле своего любимого. Она не рыдала и не выла, только смотрела на него, ожидая, когда шутка окончится, и он очнется. Она смотрела как человек, потерявший все, кроме жизни, и не понимающий, зачем эта самая жизнь ему еще нужна? Поэтому Королева не расслышала ничего, даже чьих-то окликов, а потому не обратила внимание на шаги по соседству.
— Клавдия Александровна, — раздался чей-то знакомый голос, совсем близко.
Она подняла голову. Перед ней стояли Алексей Нертов с незнакомым парнем. Впрочем, нет, знакомым, это опер Дима Касьяненко. За ними были две девицы, которых недавно привезли в особняк по приказам Игоря Борисовича и ее любовника.
Нертову казалось, что ни одно из происшествий этого дня его уже не удивит. Но он ошибся. Перед ним стояла вдова его старого друга Раскова!
Так вот, кто была та неизвестная женщина, на которую он натыкался все эти дни, расследуя убийство Леонида Павловича и отбиваясь от врагов! Юрист давным-давно знал, еще от своего покойного друга, что его супруга заведует каким-то фондом. Знал, что она занимается общественными делами. И больше ничего не знал. Не интересовался. Эта скромная печальная женщина, так похожая на подбитую птицу, королева, потерявшая короля, эта дрянь убила своего дорогого мужа! И, наверное, в день его смерти дала ублюдку, которому изменяла с ним все эти годы.
Однако этого он вслух произнести не мог.
— Клавдия Александровна, как же вы так? — В его голосе Нертова не было ничего, кроме усталости.
— Леша, пожалуйста, отойди, — сказала она и, видя, что Нертов еще стоит на месте, взмахнула пистолетом: — Ну же, дай мне еще минутку.
Касьяненко, как и Нертов, сжимавший в руке пистолет, вопросительно взглянул на него. Алексей кивнул: отойдем. Они сделали несколько шагов в сторону. Клавдия Александровна нагнулась к любимому, поцеловала его и поднесла пистолет к виску. Даже если бы кто-нибудь и захотел остановить ее, времени уже не было…
— А теперь уносим ноги. Быстро! — крикнул Алексей.
* * *
Касьяненко увез Юлю к себе домой. Всю дорогу они молча просидели на заднем сиденье такси, тесно прижавшись друг к другу. Войдя в квартиру, Дима немедленно наполнил ванну, и Юля закрылась минут на сорок. Сперва из-за двери слышались рыдания, потом они стихли.
Юля вышла из ванны и замерла, пораженная. В коридоре было темно, лишь в комнате на столике мерцали три свечки. Рядом со свечами стояли бутылка белого вина, извлеченная хозяином из какой-то немыслимой заначки, салат, икра. А посередине комнаты, озаренный теплым и дрожащим светом, стоял ее Дима, успевший не только подготовить все это, но и умыться на кухне. Он был в одном халате, и когда Юля приблизилась, скинул его взмахом плеч. Девушка замерла, потом засмеялась, сбросила полотенце на кресло и кинулась ему в объятья. Перед тем как они опустились на кровать, Дима дунул на свечки. В темноте светились лишь три рубиновые точки, а потом погасли и они…
Юрист решил переночевать у Бочи. Конечно, от такой идеи отдавало эгоизмом, но для самого Бочи польза была очевидной. Алексей и Женевьева буквально вытащили его из здания — он был в легком трансе и все порывался вернуться, узнать, жив человек, в которого он стрелял, или нет?
Нертов управлял машиной Бочи, сам хозяин дрожал рядом. Женевьева вела машину юриста — было решено не оставлять возле злополучного особняка ни одной улики.
Жена Бочи отнеслась с некоторым предубеждением к компании, которая ввалилась в дом около одиннадцати и сразу же начала искать выпивку. К ужасу супруги, муж нашел бутылку «Белой лошади», которую она берегла, намереваясь подарить собственному отцу, и к ее же изумлению, накричал на жену, когда она попыталась этому помешать. Бутылка опустела за час. Особенно поразило жену то, что гости за это время ни разу не чокнулись и почти ни о чем не говорили.
Потом все пошли спать. Квартира состояла из четырех маленьких комнатушек, и супруга захотела было наказать мужа единовременным актом отдельного проживания, но Боча буквально загнал ее в спальню и та поняла: сегодня тот день-исключение, когда надо подчиниться всем его прихотям.
Алексей попросил Бочу уложить его в комнате, которая ближе к дверям.
— Чтобы у вас было меньше проблем, если меня придут забирать, — сказал он напоследок хозяину квартиры.
* * *
Нертов проснулся около шести утра от громкогих и привычных звуков. Через несколько секунд он определил их источник: собственный мобильник, валявшийся где-то на стуле в куче одежды. «Отключить было надо, — подумал он, поднимая аппарат. — Кто же это?»
— Доброе утро. Вы Алексей Нертов? — голос был незнаком.
— Да. Кто вы? — неприязненно пробормотал Алексей.
— Я Дубинский, — спокойно сказал незнакомец. — Надеюсь, дополнительная информация не нужна?
— Не нужна, — удивился Алексей. Про себя он отметил, что за всю его не такую уж и короткую жизнь, первый раз ему домой звонят люди, входящие в первую пятерку российских богачей.
— О том, что случилось вчерашней ночью в Питере, я знаю. Меня не интересует ваша роль во всей этой истории. Хотя бы по одной причине — я никогда не занимаюсь такими глупостями, как месть. Меня интересует лишь будущее. Я знаю, что дискета, на которой был текст, написанный моим покойным другом, уже уничтожена. Однако до этого она побывала в ваших руках.
— Да, — согласился юрист. — И я получил немалое удовольствие, познакомившись с текстом.
— Вот как? Я в одном никогда не соглашался с покойным Игорем Борисовичем — он почему-то недооценивал любителей и считал, что прочесть дискету смогут лишь в специализированном центре. Только, пожалуйста, не говорите, что у трех ваших лучших друзей находятся копии и в случае, если на вас упадет сосулька или вы внезапно скончаетесь от пневмонии, тексту будет дан ход. Это мелкие приемы, которые никому не нужны.
— Что же вы хотите? — поинтересовался Нертов.
— Мы просто забудем друг друга. Видите, как я сказал, мне месть не нужна, а ваша, надеюсь, удовлетворена. То, что было записано на дискете, потеряло свою ценность вчерашним вечером. После кризиса я и так колебался, стоит ли возиться с этими выборами. Теперь, когда я лишился нескольких человек, двигавших эту работу, все стало ясно. Конечно, большие деньги уже вложены и не только мной, там еще постреляют и повзрывают, но я к этому отношения иметь не буду. Честное слово, больше мне эти выборы не нужны!
— Может, и я вам не нужен? — обозлился Алексей.
— Совершенно верно. Милиция вас уже не ищет, гуляйте спокойно. И если какой-нибудь кирпич на вас и упадет, я тут ни при чем, честное слово.
— Спасибо.
— Пожалуйста, — без тени юмора ответил Дубинский. — Вы сохраняете свою жизнь, что не так и плохо. К тому же у вас останется убеждение, что именно вы спасли Россию.
— Знаете, об этом я думаю в последнюю очередь, — вяло отозвался Нертов.
— Рассказывайте, — невидимый собеседник, похоже, был немного обижен. — Все равно, чувствуете себя спасителем, чувствуете! И еще: имейте в виду, что когда-нибудь, вероятно, ближе к Новому году, я вам позвоню. И это будет интересное предложение. Ладно, извините за ранний звонок. Прощайте.
Алексей привстал, положил мобильник на стул. В душе были неостывшая злость, немного радости и полная опустошенность. Но кроме этого присутствовало еще одно чувство, еще одно желание. Немного подумав, Алексей понял, какая усталость накопилась за эти дни, как хочется ему наконец-то выспаться.
И он заснул.
