ГЛАВА 7
С еще более, чем накануне, опухшим лицом и с новой лентой лейкопластыря на разбитом туфлей гангстера подбородке Фрэнсис внимательно рассматривал фотографии, которые ему показывал инспектор. Это была неплохая коллекция личностей, которыми полиция интересовалась особо. И если Бессетту не удалось найти лицо, хоть немного похожее на напарника Блади-Джонни, то самого толстяка он признал сразу же.
– Вот он!
– Вы уверены?
– Совершенно!
– Отлично. Я не случайно задал вам вопрос, поскольку Дженни Мюррей или иначе Блади-Джонни – наш старый знакомый. Мы им еще займемся. Кстати, мистер Бессетт, вы вспомнили, кто мог знать о вашем визите на Спарлинг Стрит?
Фрэнсис неуверенно заметил:
– Да… но я уверен, что между этим человеком и нападением на меня нет никакой связи…
– Вы уверены… или хотите быть уверенным?
– Не знаю…
– Может, вы все-таки назовете его имя?
– Извините, но пока нет…
– Как хотите, но вы играете в опасную игру и, в случае чего, будете сами виноваты в ее последствиях.
* * *
Фрэнсис пришел на работу с получасовым опозданием. Мисс Скрю осторожно просунула голову в дверь и объявила, что его требует Джошуа Мелитт. Тот неприветливо встретил своего протеже.
– Бессетт, кажется вы ступили на скользкую лорожку. Вы уже второй раз подряд приходите на работу с опозданием, которое любому другому стоило бы места.
– Знаю.
– И продолжаете?
– Это опоздание, как и вчерашнее, не зависело от меня.
– Надеюсь, вы не побывали опять в тюрьме?
– Нет, в больнице.
– Но скажите, Фрэнсис, что за образ жизни вы ведете? Я считал, что на такое способен только Берт, но теперь с сожалением замечаю, что вы идете по его следам!
Бессетт объяснил, что едва не стал жертвой нападения, но его рассказ не произвел никакого впечатления на Джошуа Мелитта, который строго сказал:
– Конечно, иногда можно быть замешанным в неприятную историю, но на ваш случай это не похоже. По неизвестным мне причинам, о которых я могу только сожалеть, вы встречаетесь с людьми не из вашей среды – и вот вам результат! Мистер Лимсей очень надеялся на вас. Боюсь, он будет разочарован… Не знаю, сможет ли когда-нибудь новое поколение понять всю ответственность, которая ложится на него? Драки, девочки, красивые машины…
Фрэнсис мягко сказал:
– У меня нет машины, мистер Мелитт…
– О, я уверен: эта страсть еще придет к вам, как и к Берту! Авария за аварией, каприз за капризом…
– Разве Берт часто попадает в аварии?
– Часто? Да если в течение недели у него их не бывает, все считают это чудом! Кстати, все думали, что он разбился насмерть перед тем, как ездил за вами в Оксфорд.
– Он ничего об этом не говорил.
– Черт возьми, разве хвастаются тем, что разбивают такую отличную машину, как его зеленый "Остин", подарок отца, да еще за такую цену!
– Зеленый "Остин"? А что с ним случилось?
– Он не захотел объяснить… Просто у него тогда появилась новая машина,– кажется, "Купер".
– Точно, "Купер". Именно на нем он приезжал в Оксфорд.
Вернувшись в кабинет, Фрэнсис взялся руками за голову и попытался бороться с охватившим его головокружением. Его родители погибли из-за человека в зеленом "Остине". И в тот день Берт разбил свой "Остин"! Необходимо узнать точное время и место, где это произошло. Ступив на этот путь, Бессетт уже не мог остановиться. В нем все больше росла уверенность в виновности Берта. Слишком частое повторение совпадений противоречило всякой логике. Родители Фрэнсиса погибают в аварии из-за зеленого "Остина", Берт избавляется от такого же. Сразу же после телефонного разговора с Гарри Осли Бессетт перезванивает Берту, а тот не только не торопится приехать, но еще и умудряется заблудиться, словно для того, чтобы дать другим возможность приехать первыми и выкрасть Осли. Опять же такая же коробка конфет была у Берта, и он мог легко ее спутать с коробкой Фрэнсиса. Конечно, существует алиби со стороны рыжей Эллисон, но много ли оно значит? Не могла ли она ошибиться? И, наконец, только Берт знал, что Бессетт собирался в понедельник вечером к О'Милой…
Фрэнсис даже не поднял головы, когда открылась дверь кабинета. Он не был расположен к болтовне. Его раздирали чувства ненависти и сожаления, из-за чего в данный момент ему совсем ничего не хотелось.
– Почему вы не зашли ко мне, Фрэнсис?
Бессетт вскочил. Перед ним стоял сам Клайв Лимсей.
– Прошу… прошу прощения, сэр…
– Я хочу услышать не ваши извинения, а рассказ о том, что с вами случилось… Что с вами происходит, старина?
– Да так, ничего заслуживающего внимания, сэр.
– Как это? У вас все лицо в лейкопластыре… Вчерашнюю ночь вы провели в тюрьме… А эту, кажется,– в больнице? У меня складывается впечатление, что вы попали в слишком сложную для вас историю… Вы согласны на мою помощь?
Помощь! Несчастный даже не догадывался, что мог бы ему помочь, лишь предав собственного сына!
Фрэнсис еще раз рассказал о том, что с ним произошло вечером накануне. Клайв Лимсей внимательно его выслушал, а затем заключил:
– Если я верно понял, существуют два совершенно разных дела: с одной стороны – ваша идиллия с этой хорошенькой ирландочкой и приключения, связанные с ее семейством, а с другой – охота на вас. Я не собираюсь вмешиваться в вашу личную жизнь, которая меня не касается, но вплотную займусь делом, в котором вы играете роль дичи… Я сейчас же позвоню сэру Герберту Варришу, комиссару этого округа, и узнаю, способны ли его люди защитить вас! Я не могу допустить, чтобы нападали на моих сотрудников – это вызов мне самому!
– Прошу вас, сэр, не делайте этого: я уже нахожусь под защитой инспектора Хеслопа… Пожалуйста, ничего не предпринимайте,– мне совершенно необходимо быть в опасности!
– Почему, черт возьми, вам это необходимо…
– Чтобы помочь найти убийц моих родителей!
Клайв Лимсей долго смотрел на Фрэнсиса, а затем хлопнул его по плечу.
– Ладно, Фрэнсис! Можете на меня рассчитывать: я сделаю все, что смогу.
Увидев отца в кабинете своего друга, Берт застыл от удивления как вкопанный. Из оцепенения его вывел отец.
– Берт, прошу тебя помогать всем, чем сможешь, Фрэнсису на работе и вне ее.
– Само собой, отец!
Фрэнсису хотелось крикнуть, чтобы они замолчали. Берт разыгрывал саму невинность, а несчастный Клайв даже не знал, насколько гротескна его просьба! Разве просят убийцу помочь своей жертве?
Патрон протянул Фрэнсису руку.
– Удачи вам, и все же, будьте осторожны… Думаю, в больнице вы провели не лучшую ночь… Так что можете отдыхать после обеда, а завтра утром зайдите ко мне… До свидания…
Когда дверь за отцом закрылась, Берт, чтобы продемонстрировать свое удивление, присвистнул.
– Вот это да! Кажется, папаша заботится о вас, как о своем сыне?
– Мне кажется,– у вас отличный отец!
Несмотря на все усилия Фрэнсиса, сухость тона этого ответа была слишком очевидна, и Лимсей посмотрел на него с удивлением.
– Что с вами, старина? Вы неважно себя чувствуете?
– Да, не очень хорошо…
– Нетрудно поверить, если взглянуть на ваше лицо. Отвезти вас домой?
– Спасибо, но в два часа у меня встреча с Морин.
– Мне все же кажется, что вам лучше вернуться домой и прилечь отдохнуть.
Бессетт натянуто улыбнулся, чтобы смягчить горечь, вложенную в ответ.
– Как раз этого мне совсем не хочется.
Берт не заметил его тона.
– Ладно, я не настаиваю. Если вы все же передумаете, позвоните мне: моя машина стоит внизу.
Фрэнсис решил воспользоваться случаем.
– А что у вас сейчас за машина?
– По-прежнему – "Ягуар"… Что бы ни говорили злые языки – машинам я верен, не то, что женщинам.
– Я мечтаю купить "Остин".
– Почему именно "Остин"?
– Не знаю… Говорят, это отличная машина?
– Неплохая… У меня был "Остин", он мне очень нравился до того дня, когда непонятно как и почему я врезался в столб… После этого я не доверяю "Остинам"… Во всяком случае, до следующего раза… Но, если все-таки вы хотите купить машину, обратитесь от моего имени к владельцу гаража Элвису Бертону на Киркдейл Роут, он поможет вам хорошо устроить это дело. Я уже пять лет пользуюсь его услугами.
* * *
Элвис Бертом, жизнерадостный толстяк, поначалу был недоволен тем, что его оторвали от трапезы, но когда он узнал, что Бессегт пришел по рекомендации Берта Лимсея, принял его с дружеской вежливостью. Фрэнсис объяснил, что ему нужен "Остин". Элвис показал два автомобиля, к сожалению, не в лучшем состоянии, и попытался привлечь его внимание к другим маркам. Но Фрэнсис твердо заявил, что подождет до тех пор, пока не появится именно эта марка, поскольку он от нее без ума с тех пор, как увидел зеленый "Остин" Лимсея. Бертон признал, что "Остин", проданный Лимсею, действительно представлял собой на редкость удачный экземпляр, и что он сожалеет о случае, заставившем его клиента продать эту машину. Это произошло из-за аварии, в причине которой Бертон до сих пор не мог разобраться, поскольку он сам проверял машину за несколько дней до происшествия и считал мистера Лимсея отличным водителем. По его мнению, вероятно не сработало рулевое управление, нарушенное из-за какого-то сильного удара. Бертон считал чудом, что водитель остался жив. Бессетту удалось увлечь его разговорами об авариях и их причинах, и тот даже проверил по своему журналу точную дату аварии, случившейся с "Остином" Лимсея. Это случилось в тот же самый день, когда погибли родители Фрэнсиса.
Теперь Бессетт знал все. Берг Лимсей за убийство будет повешен! Все слишком хорошо складывалось вместе, чтобы можно было продолжать сомневаться. Сделав это подлое дело, Лимсей заехал в гараж и рассказал о случайной аварии. Вот почему он приехал в Оксфорд за Фрэнсисом на следующий день. Но как обличить негодяя? У него не было сил переговорить с Клайвом Лимсеем, чтобы смягчить для него удар. Он подумал также о скандале, который вызовет это разоблачение. Фирма, конечно, не устоит. Кроме того, вряд ли у Клайва останется желание продолжать свое дело. Эта грязная история могла повлечь за собой невинные жертвы, незаслуженное наказание которых не вернуло бы жизнь Биллу и Мод Бессеттам. Но мог ли Фрэнсис оставить убийцу без наказания? Углубившись в эти размышления о необходимости выбора решения, которое могло перевернуть всю его жизнь, он шел, никого не замечая. Он долго шел по каким-то улицам, не разбирая их названий и, когда, наконец, обратил внимание на то, что его окружало, понял, что оказался у беговой дорожки для собак. Ему пришлось ловить такси, чтобы не заставлять Морин ждать его.
Узнав о нападении, которому Фрэнсис подвергся, выйдя от них вчера вечером, Морин потеряла голову. Ей никак не хотелось, чтобы убили или искалечили того, кого она уже считала своим женихом. Она предложила обратиться за помощью к ее братьям, которые поставили бы на ноги всех ирландцев в городе. В доках все знали и боялись соотечественников О'Миллой, и для нее не было сомнений: если бандиты узнают, что Бессетт находится под их покровительством, они не будут так настойчивы. Однако Фрэнсис не питал столь наивной уверенности в непобедимости ирландцев в борьбе с гангстерами и, кроме того, ему не хотелось призывать на помощь людей, столь недружелюбно встретивших его самого. Он заверил свою спутницу, что опасное приключение подходит к концу, поскольку ему известно имя виновника всех этих несчастий, и он может заставить его отказаться от столь грязной деятельности.
– Но, Фрэнсис, почему вы не хотите сейчас же сообщить его имя полиции?
– Я предпочитаю уладить это дело сам.
– Вы от меня что-то скрываете? Зачем вы хотите сами выполнить работу инспектора Хеслопа?
– Морин, прошу вас, не задавайте таких вопросов. Это слишком серьезно… Я обнаружил то, что стало известно моему отцу… Из-за этого его убили… Клянусь вам, со мной ничего не случится… Но я не могу выдать убийцу полиции…
– Скажите еще, что это – ваш друг!
Бессетт грустно улыбнулся: Морин не знала, насколько она была права. Сделав вид, что увлечен предстоящим разговором, он взял девушку за руку.
– А теперь поспешим в тюрьму! Мы сделаем приятный сюрприз вашему отцу…
Они уже собирались идти, как вдруг появился Берт Лимсей. Бессетт инстинктивно прижал к себе Морин, словно хотел ее защитить. Казалось, Берт растерял свой природный оптимизм и беззаботность. Он едва приветствовал мисс О'Миллой:
– Здравствуйте, мисс. Не обижайтесь, что прерываю ваш разговор, но мне нужно срочно поговорить с Бессеттом.
Не обращая на девушку внимания, он подошел к Фрэнсису.
– Я вас ищу более часа. Мне необходимо получить от вас некоторые объяснения!
Фрэнсис недоверчиво посмотрел на него.
– Or меня? Объяснения – вам?
– Можете ли вы объяснить, что значат эти расспросы у Элвиса Бергона?
– Вы уже знаете?!
– Да, представьте себе! После работы у меня случайно произошла мелкая поломка в машине. Я приехал к Бертону сразу же после того, как вы ушли оттуда; он как раз размышлял о сути вашего визита и пришел к выводу, что вам нужна была не машина, а сведения обо мне. Почему вы не спросили о том, что непонятно по какой причине вас интересует, прямо у меня? Какое вам дело до аварии с моим "Остином"?
– Мои родители погибли из-за человека на "Остине"!
Похоже Лимсей не сразу понял. Его лицо выражало усиленную работу мысли. Когда до него наконец дошло то, что сказал Фрэнсис, он ничего не ответил, только как-то смешно встряхнул головой, и этот неловкий жест показался Морин каким-то трогательным. Узнав, на кого пали подозрения ее возлюбленного, и увидев, как тот воспринял это известие, ирландка сразу же поняла, что Фрэнсис ошибся. Берт глубоко вздохнул, и когда его гнев прошел, он почти спокойно спросил:
– Вы не шутите, Фрэнсис?
– Вы думаете, этим шутят?
– Нет, конечно… Так вы действительно считаете меня убийцей ваших родителей?
Бессетт ничего не ответил, и Лимсей стал настаивать:
– По каким же причинам я стал бы совершать это преступление? У меня были отличные отношения с вашим отцом…
– У нас с вами, Берт, тоже были отличные взаимоотношения и все же…
– Все же?
– Вы рассказали убийцам, где я должен был быть в прошлый вечер, чтобы они смогли меня найти… и если бы не полиция, вам удалось бы от меня избавиться!
– Вы случайно не сошли с ума, Бессетт? Чем вы мне можете мешать, скажите на милость?
– Я оказался в курсе ваших грязных дел!
– Каких дел?
– С наркотиками!… С наркотиками, благодаря которым вы добываете те самые деньги, которых вам всегда не хватает! С наркотиками, из-за которых вы убрали моих родителей, когда те обо всем догадались! С наркотиками, из-за которых вы выкрали и, безусловно, убили этого беднягу Осли, который хотел рассказать мне о вас… С наркотиками, которые вы перевозили в прошлое воскресенье и коробку с которыми я нечаянно обменял на свою! Что вы можете на это сказать?
– Что если бы ваша физиономия не была бы в столь плачевном состоянии, я с удовольствием съездил бы по ней!
Лимсей обратился к Морин:
– Вы верите в то, что он говорит, мисс?
– Нет!
– Благодарю вас…
Бессетт в ярости оттащил Морин в сторону.
– Не вмешивайтесь в это, а вы, Берт, оставьте мисс О'Миллой в покое!
– Во всяком случае, она не верит вашим дурацким обвинениям!
– Я знаю, что вы умеете говорить с женщинами, но убедить полицейских вам будет намного трудней!
– Почему же вы за ними не бежите? Готов даже помочь вам поискать их!
– Я не сказал обо всем инспектору Хеслопу только из-за вашего отца…
Лимсей сиронизировал:
– Как это любезно с вашей стороны…
– Могу себе представить, каким это будет для него ударом… Я многим ему обязан, и потом… я любил вас, Берт!
– Странное чувство, из-за которого вы считаете меня преступником! Короче говоря, что вам нужно?
– Чтобы вы исчезли прежде, чем полиция арестует вас и ваших сообщников!
– Чтобы я исчез? Вы хотите? Вы хотите сказать, чтобы я покончил жизнь самоубийством?
– Нет… чтобы вы уехали из Ливерпуля, например, в Штаты.
– Вы очень любезны, но мне нравится Ливерпуль, и я не собираюсь отсюда уезжать из-за ваших измышлений!
– Тем хуже для вас; я вас предупредил!
– Вы дурак, Фрэнсис, и мне вас жаль…
Повернувшись на каблуках, Берт Лимсей ушел прочь.
Бессетт в ярости прошипел:
– Смеется тот, кто смеется последним!
Морин попыталась его успокоить.
– А что, если вы ошиблись, Фрэнсис?
– Конечно! Защищайте его! Интересно, почему это все девушки теряют голову, как только его увидят?
В другое время ирландка отреагировала бы куда более жестко, но сейчас она понимала, что ее друг несчастен.
– Я не заслужила сравнения с девушками, сердца которых завоевывает Берт Лимсей…
Фрэнсис покраснел.
– Прошу прощения, Морин… Я не совсем отдаю себе отчет в том, что говорю или делаю… Все это слишком сильно давит на меня… Ах, если бы я не подобрал эту проклятую коробку с наркотиками…
* * *
В камере Пэтрик О'Миллой рассказывал товарищам по заключению о прекрасной жизни ирландцев на родине; при этом сразу было видно, что он готов предотвратить возможные возражения при помощи кулака. Но репутация отца Морин была настолько основательна, что никому не хотелось возражать ему, несмотря на то, что британские бродяги до сих пор живут в полной уверенности, что королева совершила ошибку, приняв в священные земли Объединенного Королевства эту вшивую банду ирландских ерегиков.
Стражник открыл дверь.
– О'Миллой! На свидание!
Ирландец подмигнул сидящим в камере и сказал:
– Это жена! Она испугалась, что я забыл о ней…
Проходя по коридору вслед за охранником, Пэтрик размышлял, додумалась ли Бетти сунуть бутылку виски в пакет с передачей. Конечно, бедняжка была всего-навсего англичанкой, но все же он надеялся… Увидев дочь, он был слегка удивлен, но это тронуло его сердце. Эта Морин все же молодчина! Он не сразу узнал того, кто стоял рядом с ней, и, лишь подойдя поближе, признал в нем англичанина, ставшего причиной его заключения. Приблизившись вплотную к решетке, он спросил:
– Зачем вы привели сюда этого типа, Морин?
– Сейчас объясню… Как вы себя чувствуете?
– Неплохо. Я отдыхаю. А как дома?
– Все вас ждут.
– Я скоро буду. Здесь тоже было бы не так уж плохо, если бы не столько англичан… Вы ничего не принесли?
– Простите, я об этом не подумала.
– Ничего… ничего… У молодежи никогда нет времени позаботиться о стариках… Это в порядке вещей… Конечно, печально, но что ж… Значит, как говорится, вы пришли посмотреть, жив ли я еще?
– Мы с Фрэнсисом хотели бы вас кое о чем попросить.
– С Фрэнсисом?
Морин указала на своего спутника.
– Вот с ним.
– Да?… Тогда слушаю вас, хотя не представляю себе, о чем меня может просить англичанин?
Фрэнсис собрался с духом.
– Мистер О'Миллой, надеюсь вы меня не забыли? Мое имя – Фрэнсис Бессетт, и я занимаю хорошее положение в фирме Лимсея и сына, экспорт -импорт…
– Вы хотите рассказать мне о своей жизни?
– Нет, мистер О'Миллой, только сказать, что я люблю вашу дочь…
– У вас хватает наглости, молодой человек!
– … и что я хотел бы на ней жениться… И поэтому, честь имею просить ее руки.
Пэтрик взглянул на Фрэнсиса круглыми г лазами и повернулся к Морин.
– Он что, пьян?
Фрэнсис обиженно возразил:
– Смею вас заверить, что я совершенно трезв, мистер О'Миллой!
– Тогда значит вы пришли, чтобы оскорбить меня?
– Простите?
– Вы пользуетесь тем, что я за решеткой и не могу свернуть вам шею за то, что вы оскорбляете меня, мою дочь и всех О'Миллой!
– Я вас не оскорбляю, я прошу руки вашей дочери!
– Англичанин!… Нет! За кого он нас принимает, Морин?
– Папа… Он любит меня…
– Это его дело, так, доченька? И даже для англичанина он не так уж плох… Ну ладно, мы достаточно пошутили,– уходите отсюда, молодой человек, и поищите других девушек для ваших чувств!
Бессетт уже собирался уйти, но Морин удержала его за руку.
– Скажите, отец, скоро кончится эта комедия?
– Комедия? Какая комедия?
– Этот парень любит меня; он пришел просить моей руки, а в ответ вы говорите только разные гадости?
– Морин, мне не нравится, как вы говорите с вашим старым отцом!
– Отец, вы должны понять одно: мне двадцать два года, Фрэнсис любит меня, а я люблю его…
– Вы лжете!
– То есть?
– Вы лжете, Морин! Никогда О'Миллой не сможет полюбить англичанина!
– Вы ошибаетесь, отец,– я люблю Фрэнсиса, и мы поженимся!
– Я никогда не дам вам на это родительского согласия!
– Тогда мы обойдемся без пего!
Удар был для Пэтрика неожиданным.
– Вы сможете ослушаться отца, Морин?
– Именно так!
– Тогда я вас прокляну! И до конца вашей жизни вы будете несчастны! Морин, дитя, возьмите себя в руки… Разве вы не видите, что это англичанин?
– Такой же, как и мама, да?
О'Миллой ждал этого удара ниже пояса с того момента, как разговор принял неприятный оборот. Он стал разыгрывать обычную слезную трагедию.
– Неужели же мои дети до конца жизни будут упрекать меня моим прошлым? Неужели же я не заслужил прощения, как следует воспитав вас?
– Нас воспитали не вы, а мамми!
– Неблагодарная! Я знал, что это случится! Я был уверен, что английская кровь вашей матери когда-нибудь отравит чистую ирландскую кровь в ком-то из вас! Для меня вы – потерянная дочь, Морин, слышите? Потерянная дочь!
Подошел стражник, привлеченный его криком.
– Успокойтесь, О'Миллой, или я отведу вас в камеру!
– Здесь я нахожусь под защитой королевы! Вы не можете допустить, чтобы меня оскорблял англичанин, которого я не в состоянии сейчас вздуть!
– Я думал, что молодая мисс – ваша дочь?
– Нет, это не дочь! У нее нет отца! Она дошла до того, что хочет выйти замуж за англичанина!
– И что же? В чем дело?
– Естественно,– вы на их стороне! Господи, дай мне силы сломать эту решетку, и клянусь: моя дочь станет вдовой еще до свадьбы!
Он бросился к решетке, яростно рыча, ухватился за нее, и надсмотрщику пришлось позвать на помощь своих сослуживцев, чтобы отвести обратно в камеру этого сумасшедшего. Все это происходило на глазах у перепуганных Фрэнсиса и Морин. Непослушная дочь только и смогла крикнуть:
– Отец! Отец! Ради Бога, успокойтесь!
Но тот, вырываясь из рук охранников, прорычал в ответ:
– Я прибью этого английского вора! Слышите, Морин? Я прибью его! Я натравлю на него ваших братьев! Дайте мне только вернуться домой!
Его увели, но голос его еще долго был слышен под сводами тюремных коридоров. Успокоился Пэтрик только в камере. Поправив одежду, он сел на кровать и взглянул на товарищей по несчастью, ожидавших объяснений. О'Миллой вздохнул и разбитым голосом произнес:
– Как трудно стареть, ребята… Даже ваши дети не хотят больше вас уважать… Если хотите знать,– мир на краю гибели…
В молчании, которое последовало за этим важным заявлением, никто не произнес ни слова, зная, что старик, начав, выскажет все до конца.
– У меня была дочь. Настоящий дар неба – вылитая я… Я думал, что проживу с ней остаток дней. И вот у меня больше нет дочери, и мне не хочется жить…
Для большей убедительности он упал на постель и уставился в потолок. Один из заключенных удивленно спросил:
– Она что, плохо себя вела, ваша дочь?
– Хуже!
– Хуже? Вы хотите сказать, что она зарабатывает на жизнь с мужчинами?
– Хуже!
Любопытный посмотрел на остальных, словно хотел спросить их мнение, затем вновь обратился к несчастному отцу:
– Она, случайно, ничего не украла?
– Если бы дело было только в этом!…
– Она… убила кого-то?
– Нет! Говорю вам,– это хуже!
В камере заговорили:
– Нет ничего хуже, чем убить кого-то: за это казнят!
Пэтрик О'Миллой вдруг неожиданно поднялся, словно черт, выпрыгнувший из бутылки.
– Нет ничего хуже?
И отчетливо произнес:
– Моя дочь хочет выйти замуж за англичанина! И сейчас она осмелилась мне это сказать!
* * *
Морин и Фрэнсис зашли на Спарлинг Стрит, чтобы рассказать о плачевном исходе их предприятия. Бетти О'Миллой, которая, узнав о том, как бесновался Пэтрик, обрадовалась, что тот находится в добром здравии.
– Старый еретик! Если он так кричал, значит неплохо себя чувствует! Он спит целыми днями, а остальное время, я уверена, проводит за разговорами! Он никогда не изменится…
Но в ее ворчании было столько нежности, что Бессетту показалось, будто она вовсе не желает, чтобы ее муж переменился. Однако Морин придерживалась другого мнения, и, когда мать заговорила о том, что к словам отца все равно нужно прислушиваться, она поступила так же, как и он, впав в такую ярость, что соседи сразу же поняли, что у всех О'Миллой со здоровьем все в порядке. Высказав все, что она думала о глупом упрямстве отца, нерешительности матери, о недоброжелательности Неба, из-за которого она появилась на свет в подобной семье, она закрылась в своей комнате. Бетти подумала, что это не лучший поступок в присутствии того, кого она избрала себе в женихи. Она тихо сказала:
– Не обращайте внимания, мистер Бессетт, у Морин – золотое сердце…
Но Бессетт и так был далек от пессимистичных мыслей по этому поводу, что было заметно по его глупо-восхищенному лицу.
– Мисс О'Миллой, она еще красивей, когда сердится!
По его топу Бетти поняла, что он не шутит, и ей стало жаль Фрэнсиса. С этого момента она поняла, что он займет место среди мучеников, которые имели несчастье жениться на ирландках или выйти замуж за ирландцев. Она сочла своим долгом предупредить его об этом:
– Честно говоря, мистер Бессетт, боюсь, как бы Морин не унаследовала характер своего отца. Быть может, вы будете еще благодарны Пэтрику О'Миллой за его отказ?
– Мамми, как вам не стыдно?
Морин, конечно же подслушивавшая за дверью, внезапно появилась, словно богиня мести, и Бетти, покрасневшая, как вишня, не смогла скрыть смущения. Бессетт, чтобы избежать ненужной сцены, предложил Морин проводить ее до ресторана, где она работала. Она согласилась и, поцеловав Бетти, ушла с женихом. Глядя в окно на удалявшуюся пару, Бетти размышляла о том, что на свете все-таки существуют мужчины и женщины, рожденные для того, чтобы стать жертвами.
