…Осенью 1999 года, когда прогремят взрывы в Буйнакске, Москве и Волгодонске, будущий президент, не скрывая ярости и забыв про дипломатическую лексику буквально прокричит на пресс-конференции: «Мы будем бить бандитов везде, где бы они не находились! Даже в туалете. Будем «мочить» и в сортире!.. Все с этим вопросом»… Но потом будут Махачкала, московский «Норд-Ост» и день Победы в Грозном. Затем — школа в Беслане. И снова Махачкала… Но это будет позднее, когда для миллионов россиян не просто насилие над одним человеком, а повсеместные убийства и террор всего населения станут привычными спутниками «правового демократического государства». Такими же привычными, как подвывание отдельных «правозащитников» о необходимости вести переговоры с террористами, стенаниями «цивилизованной» Европы о нарушении бандитских прав и разглагольствованиями США о недопустимости смертной казни (естественно, не в Техасе и не в остальных двух десятков штатов, где она практикуется!)…

Что же касается убийства Чеглокова, то оно особо не привлекло внимания — мало ли банкиров взрывают на улицах! Разве что жители ближайших квартир пообивали пороги местной администрации, дабы та поскорее вставила разбитые стекла. Немного поудивлялись и следователи, отметив высокий профессионализм исполнителей покушения. Было установлено, что заряд пластиковой взрывчатки, эквивалентный примерно четырехстам граммам тротила, был заложен в электрощит подъезда. Устройство с дистанционным управлением сработало в тот момент, когда Чеглоков вошел в дом, а это прямо указывало на то, что все шаги жертвы контролировались кем-то, кто внимательно наблюдал за банкиром из выходящих во двор окон.

Но ни следствие, ни служба безопасности банка, закономерно поведшая собственное расследование, так и не смогли установить, к кому же направлялся тем утром банкир. Ни одна из живущих в том подъезде женщин не признала знакомства с Чеглоковым. Если только банкир не был любителем особо острых ощущений, навеянных то ли эстетикой модного в его юности неореализма, то ли запоздало освоенного Достоевского. Однако культурными прихотями коммерсанта следствие не очень-то заинтересовалось и сделало прямолинейный вывод о том, что Чеглоков, несомненно, попал в ловушку, организованную профессиональными исполнителями чьего-то заказа. Но и поиски заказчика не увенчались быстрым успехом — эпизод с гибелью очередного банкира надолго пополнил статистику нераскрытых убийств…

Леонид Павлович Расков предложил брать главного подозреваемого именно на похоронах Чеглокова. Он, как и Алексей, были уверен в том, что канувший куда-то в последние дни «С.Б.Ц.» должен непременно объявиться на этом скорбном мероприятии: никаких опасений быть задержанным у убийцы не было. Городские газеты в криминальных рубриках что-то плели о разгуле «чеченской» мафии, о том, что вероятно смерть милиционера связана с его служебной деятельностью. Дескать, в отсутствие хозяина дома, бедолагу заманили в глухое место и там порешили. Выдвигалась также и версия, что жертвой убийц мог стать сам хозяин. Впрочем, за чередой других преступлений смерть старшего лейтенанта милиции сенсацией не стала, и заметки в прессе были немногословными.

Леонид Павлович, проглядывая публикации, лишь хитро улыбался. Он один знал, что тексты, появившиеся в основных городских изданиях, были заранее согласованы с уголовным розыском, чтобы, прочти их «С.Б.Ц.», у него не возникло сомнений в собственной безопасности.

Тем не менее, Расков с Нертовым уже время упустили. Причины были объективными, да результат плачевный. Преступник, как было принято говорить в милицейских кругах, гулял на свободе и мог в любой момент скрыться. Тем более, «клиент» в последние дни и так заметался по городу, даже не ночевал в одном месте больше одной ночи. Появились и некоторые другие признаки того, что он намерен удрать куда-нибудь подальше.

Идея проведения задержания прямо на похоронах была, возможно, не из самых этичных. За то имела массу плюсов. Первый — что подозреваемого вряд ли успели бы предупредить о грозящей ему опасности. Большое стечение народа также было на руку сыщикам. Увести человека из толпы под благовидным предлогом, усадить в машину якобы для нужного разговора, например, намекнув на некую темку, связанную с наследством покойного — что могло быть проще? На том и порешили.

Поскольку сам Алексей никак не мог выступить в роли того «зазывалы», которому предстояло заманить жертву в автомобиль для ареста — Нертов-младший мог вызвать законные сомнения в искренности своих намерений — эта часть операции была возложена на одного из оперативников Раскова, входившего в узкий круг посвященных. Положение Алексея было и сложным, и выигрышным одновременно: его службе надо было обеспечивать порядок на похоронах, а это означало не только немалые хлопоты, но и возможность абсолютного контроля ситуации.

Кто бы мог подумать еще неделю назад, что события начнут разворачиваться таким стремительным и неотвратимым образом! Всего неделя прошла с того странного утра, когда Алексей обнаружил пропажу своего оружия, а теперь казалось, что это было давным-давно. Все вокруг стало иным. Даже сам город, хотя в нем-то как раз не было никакой трагедии. Напротив, в Питере установился радостный и солнечный покой. Начиналась страстная неделя — неделя перед пасхой. Тепло последних дней высушило остатки зимней слякоти и луж, грязь сумрачных месяцев стала песком, разносившимся по тротуару свежим весенним ветром. Весна склоняла к беспечному легкомыслию и немотивированному жизнелюбию.

Даже в церкви, где, по настоянию тетушки и других родственников все-таки решили провести прощание с покойным следом за очередными крестинами, царила несколько несоответствующая моменту жизнерадостность. Свет, пробивавшийся мощными потоками через большие окна, был чересчур ярок. Золото окладов и подсвечников слишком блестело. Да и собравшаяся толпа выглядела не такой уж траурной. Кто-то заехал, чтобы отметиться, напомнить о себе, кто-то — полюбопытствовать или пообщаться по случаю с бизнес-коллегами. Но, к немалому неудовольствию Нертова, было много просто случайной публики и вовсе незнакомых.

Начальник службы безопасности хмуро стоял далеко в стороне от окруженного родственниками закрытого гроба и вглядывался во всякое вновь появляющееся у центрального входа лицо.

Некоторые входившие неумело крестились и даже брали в руки свечи. Алексей заметил отца, но не сразу понял, что рядом с ним была мать — ее едва ли не неузнаваемо изменили дымчатые очки, которые она стала носить в последнее время, и повязанный под подбородком черный шелковый платок, вмиг состаривший бледное и суховатое лицо. Юрий Алексеевич обеспокоено озирался по сторонам и, наконец, найдя глазами сына, кивнул ему, не отрывая напряженного взгляда. Следом за родителями вошли несколько девушек с одинаковыми букетами в руках — стипендиатки банка, из финансового колледжа. Они продолжали негромко, но весело перешептываться между собой, а аромат принесенных ими белых левкоев разносился, кажется, по всей церкви, лишь усугубляя полное несоответствие этой праздничной толпы и повода, по которому собрался светский раут.

Но сидевшие у гроба родственники, похоже, не замечали складывавшейся несуразности. Их было немного — пара высоких седых мужчин, черты лиц которых сами подсказывали родство с Чеглоковым, несколько немолодых женщин в будничной, как и матери Алексея, одежде, но в траурных черных платках. Наталья Сергеевна, тетушка Чеглокова, вмиг после смерти любимого племянника ставшая какой-то прозрачной и невесомой, все эти дни до похорон тихо шептала что-то бледными губами, мелко тряся головой и оставаясь безучастной даже ко всем похоронным хлопотам.

Нертов не видел ни лица тетушки, ни других родственников — они были слишком далеко, за стеной из спин прихожан. Более того, он даже толком не знал всех, кто сейчас стоял у гроба — утром их охраняли другие люди из службы безопасности. Сам Алексей и несколько других человек с утра работали в храме и около него. Теперь же он ожидал появления Леонида Павловича Раскова.

Меж тем, старушка то и дело прикладывала к глазам платок. Потом в гулкой тишине храма юрист услышал, как накатили рыдания на старенькую наперсницу и компаньонку, одну, наверное, и любившую погибшего человека — искренне и бескорыстно, всю его жизнь, которой оказался отмерен не такой уж большой срок. Старушку бережно поддерживала, приобняв, еще одна женщина, скорее всего, тоже близкая родственница, что подсказывала ее крепкая и высокая фигура. Лицо этой женщины в темном платке Нертов тоже не видел, стоя у лавки со свечами.

Алексей перевел заболевшие от света глаза на вход. Здесь, среди голов вдруг показались залысины Николая Иванова. Нертов чертыхнулся, поймав себя на мысли, что за событиями последних дней совершенно упустил из виду необъяснимое молчание товарища. Это было непростительной ошибкой, так как сыщики из агентства Арчи должны были заниматься поисками исчезнувшей Марины и организатора убийств.

«Надо будет сразу же переговорить с Колей», — успел подумать Нертов прежде, чем заметил рядом еще одну фигуру — директора страховой компании Сергея Борисовича Царева, держащего наперевес букет-охапку темных роз, чуть ли не полностью заслонявший упитанную фигуру бизнесмена.

Именно Цареву предстояло попасть в сети разработанной и продуманной до мелочей операции. Именно этому лоснящемуся хрюше принадлежали инициалы «С.Б.Ц.», а кроме инициалов — фирма «Царская корона», старый дом с участком в Озерках, еще кое-какая недвижимость в окрестностях Питера. Именно Царев был куратором и убийцей милиционера, заказчиком убийства отца Алексея, а также, что вполне допускали теперь Расков с Нертовым, и заказчиком ликвидации Чеглокова. В общем, то, что он появился сейчас, причем под надзором частного сыщика, никак не входило в планы организаторов задержания.

Из-за розеток величиной с блюдце блеснула оправа, прибавив золота в пышный интерьер церкви. Нертов повернул голову и встретился с вопросительным взглядом стоявшего поодаль высокого смуглого парня в неприметной серой куртке.

Дело шло к развязке, вот-вот должен был подъехать с постановлением о задержании Расков. Леонид Павлович еще с утра отправился в прокуратуру, имея на руках веские доказательства в виде совпадения признаков отпечатков пальчиков и ладоней на рукоятке ножа с отпечатками, заведомо принадлежавшими Цареву.

Финал должен был занять считанные минуты: от того момента, когда оперативник в серой куртке, представившись родственником Чеглокова, подойдет к Цареву с желанием поделиться некоей информацией о наследниках банкира, дабы попросить совета, а затем выведет его на улицу, а для полной конфиденциальности разговора позовет в свои непрезентабельные «жигули», должны были пройти именно минуты, не больше. Потом у Царева наверняка зазвонит в кармане радиотелефон — Нертов с Расковым, почти на сто процентов были уверены, что один из прокурорских работников был «прикормлен» Сергеем Борисовичем. Но по расчету звонок мог раздаться не раньше, чем через полчаса после того, как подполковник выйдет из кабинета прокурора, санкционировавшего постановление. А потому действовать надо было именно в рамках этого получаса. Проблема заключалась в том, что только на путь от здания прокуратуры до церкви надо было затратить не менее двадцати минут. Они вчера проверяли — и по забитой дневной дороге, и по свободной вечерней, все равно выходила досадная треть часа. Вот и оставалось считать, сколько времени было у них на проведение операции, каждая минута которой была рассчитана и расписана. У Царева не должно было быть никаких возможностей для отступления, а главное, для неожиданного нападения, на которое может решиться любой загнанный в угол зверь.

Алексею показалось, что маячащий рядом с Царевым сыщик исподволь рассматривает лица находившихся в церкви. «Тоже мне, телохранитель выискался»! — мельком подумал Алексей и вдруг у него внутри все похолодело от страшной и, казалось бы, сумасшедшей догадки: а что, если Арчи — такой же оборотень, как Тишко-Шварц и действует заодно с Царевым?!

«Нет, этого не может быть, потому, что не может быть никогда! — Вдруг вспомнился девиз женской логики. — Но ведь именно контора частного сыщика знала о всех тонкостях дела и могла организовать убийство Шварца, чтобы отвести подозрения от настоящего киллера. А имя «Коля», о котором говорила Марина? — Почему я, дурак, решил, что это — именно Шварц?1 Ну, хорошо, пусть Тишко и был причастен к этим делам. Но ведь Иванова тоже зовут Николай. И он тоже мент, хотя и бывший! О ком же говорила тогда девушка?! А непонятное исчезновение сыщика, не могло ли оно быть связано с убийством Шварца и покушением на Чеглокова?..»

Алексею показалось, что Арчи выдал себя довольным лицом, столь неуместным сейчас, на этой панихиде. Не сумел, значит, удержаться, бесценный ментовский кадр! Нертов остолбенел от своего открытия: конечно, все это время Арчи работал на Царева — морочил голову своим якобы деятельным участием в поисках, на которые сам, кстати, и навязался!

А он-то, полный идиот, поверил бывшему оперативнику — разве можно было подумать, что отставной опер, отдавший пятнадцать лет службе, способен работать на убийцу. Конечно, для того и приставил Арчи к нему Царев — чтобы дезориентировал сыщик доверчивого начальника службы безопасности, сбивал со следа, словно маленький собачонок, вертящийся под ногами. Он едва не застонал, с ненавистью взглянув на Николая, теперь уже явно улыбавшегося рядом с упитанной физиономией Царева…

Столпотворения в дверях церкви уже не было — начиналась прощальная служба, и публика подтянулась к гробу. Алексей, у которого в висках стучало от ярости на обведшего его вокруг пальца Арчи, увидел, наконец, появившуюся в проеме распахнутых дверей седую голову Раскова. Тот, быстро перекрестившись, шмыгнул в толпу и встал почти что за спину Царева. Таким был их расчет — подполковник должен был вести подозреваемого вплотную, на том расстоянии, которое делало возможным прямой захват в случае нескольких неожиданностей. Несмотря на свои годы, Расков был в хорошей физической форме и захват не представлял для него особой сложности. Только Леонид Павлович не знал, что Царев не один и что его охраняет не менее слабый сыщик.

Операция затягивалась — Алексей еще не дал команды на приближение стоявшему рядом «племяннику», как окрестили они оперативника, призванного сыграть роль юного растерянного родственника Чеглокова. Арчи был не дурак, чтобы не просечь надуманность этой ситуации, к тому же бывший оперативник уже давно и наверняка изучил всю родню банкира. Нертов сжал в кармане носовой платок, который был должен поднести к вспотевшему лбу. Он решился: оставалось только вывести из игры перекрасившегося опера, притворяться, что ничего не подозреваешь и уводить его в сторону разве что не силой, а если понадобится — и вырубить. Главное, чтобы убрать подальше от Царева.

Сыщик же не проявлял никаких признаков знакомства с Сергеем Борисовичем. Более того, он лишь постоянно находился за спиной убийцы, старательно отводил в сторону глаза, едва упитанный Царев оборачивался, дабы кивнуть очередному знакомому. Эта сладкая парочка печально подплыла к родственникам, чтобы одарить тех сочувствующим рукопожатием. Царев, а следом за ним и Арчи, по очереди пожимали руки мужчинам, их женам, дошли до тетушки, а дальше произошло нечто, внесшее минутное смятение в скорбную процедуру.

Молодая женщина, поддерживающая тетушку Чеглокова когда к ним подошел Царев, вдруг судорожно всхлипнула и начала медленно оседать на руки растерявшегося убийцы, потеряв сознание то ли от духоты церкви, от расплавленных в воздухе запахов ладана, воска и цветов, то ли от действительно расстроенных чувств. Царев, обхватив женщину и растерянно озираясь, попытался ее поднять. Куст роз был откинут на колени родне. Но тут ему на помощь пришел сыщик: «Да не стойте же, как истукан, ее нужно вывести на свежий воздух»!

— Да-да, скорее, на воздух ее! — Вдруг сообразила Наталья Сергеевна, — Сергей Борисович, пожалуйста, очень прошу вас… — И, остановив жестом охранника, поспешившего было на помощь, закончила: «Пожалуйста, помогите девочке»… Вконец растерявшийся Царев, был вынужден принять непосредственное участие в эвакуации.

Нертов и оперативники Раскова несколько опешили от этого неожиданного происшествия. Однако замешательство продолжалось лишь какие-то доли секунды. Безо всякой команды они ринулись к выходам из церкви, но уже через сомкнувшуюся толпу, продираясь между хрустевшими целлофаном букетами, наступая на ноги и сбивая дамские шляпки своими целеустремленными подбородками. Только, когда они выбежали наружу, там уже никого не было. Никого, кроме пыльных нищенок, собиравших сегодня богатый урожай. Ни убийцы, ни Арчи, ни бездыханной родственницы.

«БМВ» Царева, как ему и было положено, лежал брюхом на асфальте, подвернув под себя проколотые шины. Нертов и Расков дико переглянулись, но не успели и промолвить слова, как звенящую весеннюю тишину нарушил скрежет тормозов — по ведущей от собора дороге рванула черная «Волга», на заднем сиденье которой они, к своему окончательному изумлению, увидели размахивающего руками Царева, зажатого между мужиками в сером. Рядом с шофером вроде бы был Арчи. Бездыханная родственница Чеглокова в траурной одежде испарилась.

— В машину! — скомандовал Расков, хотя они уже и так открывали двери своих «Жигулей», заведенных водителем, едва троица преследователи показались у дверей храма.

Погоня была недолгой. Вывернув на Литейный и промчавшись несколько перекрестков, «Волга» перестроилась в правый ряд. Вслед за нею «Жигули» вырулили на Захарьевскую, на ту улицу, дома которой сплошь были забиты управлениями и отделами родственных, но соперничающих ведомств — милиции и госбезопасности. «Волга» начала сбавлять ход. Расков тяжело задышал и сумрачно посмотрел на Алексея. Нертов и сам уже, кажется, начал понимать, что происходит. Преследуемая машина затормозила у тяжелых железных ворот одного небезызвестного комплекса приземистых зданий, принадлежащих ФСБ. Молодой коллега хлопнул себя по коленям, перегнулся пополам и захохотал, едва не взвизгивая.

— Нас сделали! Сделали! Словно котят! — Приговорил он всех своим неоспоримым резюме, а потом процитировал старинную детскую страшилку:

Расков лишь молча сопел, пока машина с Царевым въезжала в железные ворота…

Когда Нертов вернулся в церковь, оставив вконец расстроенного внезапным поворотом событий Раскова, гроб с телом Чеглокова уже грузили через боковой выход в автобус. Алексей присоединился к похоронной процессии и тронулся за кортежем на Серафимовское кладбище. Весь долгий путь он ехал молча, не перебросившись ни словом с подсевшими в его машину ребятами-охранниками. В душе и в голове была пустота. Все, до чего они смогли додуматься с Расковым после того, как машина с Царевым скрылась в недрах «Большого дома», где находился изолятор ФСБ, так это только до того, что коллеги из спецслужб вели свое собственное расследование и что они, мудрецы, пришли к тем же выводам и даже спланировали такой же конец своей операции по задержанию подозреваемого. Их выигрыш был всего в нескольких минутах, да в более изощренной фантазии.

Единственное, что несколько успокаивало Нертова — Коля Иванов («а ведь мог хотя бы намекнуть!») не оказался предателем. Значит, сыщик не вел криминальной игры — просто использовал Алексея в качестве одного из источников информации, вот и все дела… Задержание «С.Б.Ц.» заставило Раскова поворчать о тяге спецслужб к спецэффектам. Ему теперь только и оставалось, что передать находившиеся у него вещдоки в руки тех, кто будет вести дело Царева в другом ведомстве. С Захарьевской понурый подполковник и поехал утрясать проблемы, связанные с пересечением интересов. Только оказалось, это даже не проблемы различных ведомств, а несостыковка главковских «волкодавов» из «убойного» управления с территориалами. И Арчи, накопав компромат на Царева, видимо, не придумал ничего лучшего, чем «слить» его бывшим коллегам, попросту проигнорировав районное отделение. Впрочем, в этом были свои резоны — у главка возможностей побольше. А, самое главное, бывшему оперативнику удалось «обменять» раскрытое преступление на твердое обещание лицензионного отдела не лишать начальника службы безопасности права ношения оружия даже, если кто-нибудь по злобе и ляпнет, мол ствол был утрачен, а разява-охранник своевременно об этом не заявил.

Нертов же всего этого не знал. Он по долгу службы вернулся туда, где ему и предстояло пробыть целый день — на похороны.

После кладбища Алексей вместе со всеми вынуждено отправился на поминки, в опустевший дом Чеглокова. Тетушка покойного, Наталья Сергеевна, вроде, немного оправилась. Хлопоты вокруг стола и закусок для гостей отвлекли ее немного, и она шустро шныряла из гостиной на кухню — вечная и неутомимая помощница. Алексей решил пробыть с нею до конца этого тяжелого дня. Он как мог, помогал старушке, надеясь, что, может, дождется и появления Арчи. Об этом ему как бы невзначай дала понять и сама тетушка, когда он, наконец, решился спросить ее, что это за молодая женщина сидела в церкви среди родственников, и почему он не увидел ее ни на похоронах, ни на поминках? Не просто любопытство заставило поинтересоваться этим, Алексея и в самом деле удивило то, как четко и слаженно была провернута операция по захвату Царева. В том, что обморочная родственница была просто приманкой, сомневаться не приходилось. И если она, в самом деле, приходилась родней Чеглокову, то Нертов с удовольствием задал бы ей некоторые вопросы (если бы та, конечно, захотела на них ответить).

— А-а, девочка? — Переспросила тетушка и как-то задумчиво махнула рукой. — Она еще вернется. Но попозже. Они с твоим приятелем уже звонили.

«Они», «с твоим приятелем» — Алексей чувствовал, как в нем снова закипает злоба к Арчи. В том, что это были проделки бывшего оперативника его доверчивый товарищ практически не сомневался. Так Нертов и остался дожидаться директора сыскного агентства, даже тогда, когда с поминок все разошлись. Предлога искать не пришлось — надо было помочь старушке управиться с уборкой со стола.

Они уже сели пить чай, как в прихожей послышались шаги — в квартире был длинный коридор, так что до в гостиной не донесся звук открываемой входной двери. Стало быть, ее открыли своим ключом — звонка Нертов не слышал. Алексей точно разобрал мужской и женский голоса в коридоре. Тетушка вдруг проворно выскочила из-за стола и засеменила к выходу встречать вошедших, плотно прикрыв за собою дверь гостиной. Однако в комнату она вернулась только с Николаем Ивановым, сопровождаемым ротвейлершей Машей.

Собака, деловито обежав комнату, ткнулась мокрым носом в руку Нертова и, явно сочтя подобное приветствие недостаточным, взгромоздилась передними лапами ему на колени. Затем, для приличия пару раз облизав растерявшегося Алексея от подбородка до макушки, хитрющая псина живо сунула нос в ближайшую тарелку, с которой мгновенно исчезли несколько кусков буженины под запоздалые стенания сыщика: «Назад! нельзя, скотина ты, бессовестная»!

А «бессовестная скотина», мимоходом вытерев морду о нертовские брюки и сыто облизываясь, направилась в сторону тетушки Чеглокова, почувствовав в ней если не сообщницу, то, по крайней мере, защитницу. И действительно, сердечная Наталья Сергеевна что-то заохала насчет голодной собачки, у которой при таком хозяине скоро все ребра наружу вылезут.

Сыщику ничего не оставалось, как тяжело вздохнуть и обреченно взирать на свое сокровище, нежно плюхнувшееся всеми своими шестьюдесятью килограммами на ноги сердобольной старушки в ожидании очередного кусочка буженины или, на худший случай, какой-нибудь булочки с вареньем.

Арчи тем временем обезоруживающе улыбнулся и сел за стол напротив Алексея.

— Ты меня о чем-то хочешь спросить? — Произнес он после взаимной долгой паузы.

Нертов помотал головой.

— Не-а. Ты ведь все равно соврешь. Устал я, Коля, от всяких ментовских штучек, вот что тебе скажу. Я тут, понимаешь ли, все телефоны оборвал, разыскивая хоть кого-нибудь из твоей конторы, а ты, блин, Бог знает на кого работаешь, творишь невесть что. Неужели трудно предупредить было?

Старушка хотела было вставить, чтобы гость не поминал имя Господа всуе, но дипломатично смолчала, и лишь ее поджатые губы выдавали некоторое недовольство. Впрочем, оно длилось недолго, так как Маша принялась ненавязчиво жевать тетушкин тапок, и волей-неволей Наталье Сергеевне пришлось, пока собачий хозяин был занят разговором, незаметно сунуть в наглую прожорливую пасть кусок сыра. Псина мигом проглотила добычу, благодарно лизнула тетушкину руку и снова принялась коситься на заветный тапок.

Нертов хмуро слушал сыщика.

«Да ладно, не переживай сильно, я ж не знал, что ты сам умудришься вычислить этого подонка». Николай вдруг заговорщицки улыбнулся: «Кстати, а Марина тебя уже не интересует»? — И он оглянулся в сторону сидевшей рядом Натальи Сергеевны. Та, бормоча что-то про забытый на плите чайник, стоявший тем временем рядом на сервировочном столике, быстро ретировалась из гостиной. Следом за ней, в надежде еще чем-нибудь поживиться, выскользнула и Мэй-Маша, по дороге мимолетом свернув ближайший стул.

— Интересует, — довольно равнодушно отозвался Алексей, поднимая свалившийся предмет мебели, — но только с точки зрения моего оружия. Вернет — все прощу. И отпущу с миром…

— Ага, как Шварценеггер в «Коммандос», — неуклюже пошутил Арчи, — «Что ты с ним сделал?» — «Я его отпустил»…

— Послушай, — вскинулся Алексей, вмиг сбросив наигранное безразличие, — я уже сыт по горло всякими Шварцами, а ты еще прикалываешься! Я уже ничего не понимаю, кроме того, что ты меня тут держал за дурачка. Ты-то хоть соображаешь, что натворил? Ну, допустим, у тебя оперативные интересы, то да се, ты мне ни о чем говорить не обязан. Но — извини! — Как ты вообще в этот дом смог заявиться, если из-за этих твоих игр черте что и произошло?!

— Из-за мо-оих? — С расстановкой переспросил Арчи, — Не понял. Объясни-ка пожалуйста.

— А как же ты думал? — Алексей приподнялся из-за стола. — Для вас там главное — дельце состряпать, тему обозначить, а что с людьми будет — это вам глубоко по фигу! Если ты, блин, — придвинулся он к сыщику, — прекрасно знал, кто заказчик убийства моего отца, кто Марину терзает — что же ты передо мной выеживался, не давал остановить весь этот беспредел? На службу вернуться захотел? Звездочки тебе в глазах мерещились? Да у тебя и сейчас в каждом глазу по звездочке!..

— Ты не прав, — не обращая внимания на грубость собеседника, возразил Николай, — я тебе потом, конечно, все расскажу подробнее, но, поверь, времени не было ни секунды. Да, мы сумели просчитать ситуацию. Да, я вычислил и что Царев убил Шварца, и где скрывается Марина, и даже про казашку, отрезавшую эти уши… Я был рядом, в Озерках, в ту ночь…

Нертов едва не потерял дар речи:

— Ты-ы?!.. Ну ладно, твоя причастность к «мокрухе» — тема для отдельного разговора, согласен. Но объясни, почему ты меня заставил всеми этими кругами пройти?

— Ну… Я рассчитывал… Я думал, что… — вдруг смешался Арчи. — Пойми и постарайся не обижаться: ты все равно — не сыщик. А здесь тоже своя специфика работы, которую даже двухмесячного стажерства в «конторе» не понять… Но, обрати внимание, ведь именно ты — лицо, кровно заинтересованное. А, значит, именно через тебя можно было попытаться выйти на дополнительную информацию…

— Гады вы там все, — посмотрел на него с тоской Алексей. — Я участвовал в нормальной оперативной разработке, Расков сегодня должен был взять Царева, прокуратура санкцию дала. Но вдруг появляешься ты с какой-то еще бабой… Затем из-под носа у оперов, ты уж извини, похищаешь подозреваемого. Как мне к этому относиться? Где гарантия, что вы его не покрываешь элементарно — прижимаешь на каком-нибудь пустяковом деле, чтобы отмыть от главного, а? И при таком раскладе я должен тебе верить? Да ты бы сам не поверил! — Нертов постучал костяшками пальцев по столу.

— Подожди-ка, — вдруг спохватился Арчи, — ты что, считаешь — я на «Большого брата» работаю? — Ну, тогда ты совсем охренел. Я твоего Царева «волкодавам» из «убойного» тепленьким сдал. А что ФСБэшный изолятор — так это у них свои дела. Скажи спасибо, что не в «Кресты» запихали — там то ли придушат невзначай, то ли научат, что и кому говорить. Сам понимать должен.

«Впрочем, — мирно вздохнув продолжил Арчи, — все-таки мне придется восполнить тебе некоторые пробелы в оперативном образовании»… Затем, устремив взгляд в потолок и раскачиваясь на стуле, сыщик принялся излагать Нертову историю, по-видимому, давно уже составленную из тех фрагментов и эпизодов, которые никак не желали складываться в единую картину у Алексея, не сумевшего разыскать главное — стержень, на который можно было бы нанизать все события. То, что Арчи назвал пробелами, на самом деле было одной из отправных точек всей интриги.

Интрига была не такой уж сложной и заключалась в одной фразе: Царев хотел взять под контроль весь банк, превратив Чеглокова в зиц-председателя. Инструмент влияния на Андрея Артуровича сам свалился в руки, стал, так сказать подарком судьбы: наводя, по просьбе самого же Чеглокова, справки об одной особе, встреча с которой отчего-то озадачила банкира, Царев случайно узнал, что эта юная барышня — родная дочь Андрея Артуровича. Он решил воспользоваться этим обстоятельством, чтобы взять Чеглокова на крючок. В желании защитить единственное чадо, да и себя тоже (кто поверит, что папаша не ведал о похождениях любимого дитяти?), Чеглоков должен был пойти на все — и стать покорным исполнителем у Царева.

Алексей остановил повествование Арчи простым вопросом, который напрашивался сам собой: кто же эта особа, одним своим существованием устроившая такие основательные неприятности? Сыщик ответил не сразу. Он осуждающе посмотрел на так ничего и не понявшего юриста.

— Не получится из тебя сыщика, Нертов, — констатировал бывший оперативник. — И, все-таки, попытайся угадать с трех раз: кого тут у нас в последнее время приперали к стенке, кого пытались скомпрометировать так, чтобы уж никогда в жизни было не отмыться?

Алексей замер на месте, не смея произнести вслух пришедшее ему наконец на ум имя…

— Вот-вот, — Арчи будто бы прочитал ответ в его глазах. — Ладно, не комплексуй. Я и сам узнал об этом случайно, когда ознакомился с весьма любопытным документом, бережно хранившимся у Царева в сейфе… Да не думай, же что я уже целую вечность об этом знал!.. К тому же сегодня Царев сам о многом рассказал — пустился, понимаешь ли, в чистосердечные раскаяния, а я, понимаешь, случайно в кабинете рядышком находился. Так вот, убивец наш в курсе, что ему светит за зарезанного милиционера, вот и закладывает всех кого ни попадя, в том числе и себя. Сейчас он списывает все крайности на Тишко — дескать, случился эксцесс исполнителя. Сам он, мол, велел лишь обнести квартиру Македонского, чтобы припереть Марину кражей. И в покушение на убийство твоего отца он Марину тоже, мол, не вовлекал.

Имя, наконец, было произнесено вслух.

Алексей сел за стол, обхватив голову руками. Помедлив, он переспросил Арчи:

— А сам Чеглоков — он узнал об этом или нет?

— Царев утверждает, что так и не успел ничего ему сказать. И, кстати, всячески отпирается, от организации убийства банкира. Не берет на себя, хоть режь; доказывает, что для него это не имело никакого смысла.

— А ты как думаешь?

— Видишь ли… — Арчи вновь запнулся и пристально посмотрел на Алексея. — Пока в выигрыше от убийства Андрея Артуровича, если я, конечно, не ошибаюсь, только один человек. Но это не его дочь, которой еще только предстоит установить по суду свое родство — у нее нет никаких доказательств, кроме написанного матерью в загсе, на заявлении о регистрации ребенка, имени реального отца. Правда, есть еще нескольких студенческих фотографий, где мать снята с Чеглоковым. Но это, как ты понимаешь, еще не повод для объявления Марину наследницей.

Нертов молча кивнул, не понимая, куда клонит сыщик, а Арчи продолжал рассуждать вслух:

— Так что в выигрыше тот, к кому доля Чеглокова перейдет по завещанию, если таковое, как говорится, имеет место быть. Нет завещания — задним числом мог быть оформлен договор купли-продажи акций, с одним из компаньонов, например. А этим самым близким компаньоном, как ты понимаешь, мог оказаться и твой отец. И бывшая супруга твоя, между прочим. С которой ты, как я слышал, успел возобновить былые отношения. Светлана Лишкова ведь у тебя сейчас живет, не так ли? Она тоже немало теперь поимеет, поскольку, как известно, много чего на нее было записано.

Алексей растерялся. Не дав сказать ему и слова, сыщик продолжил. Теперь уже чуть ли не в отчаянии:

— Ну, теперь-то ты понимаешь, почему я не мог тебе до конца доверять? Дружба — дружбой, но для любого нормального оперативника в такой ситуации ты остаешься точно таким же подозреваемым! Да ты сам подумай: в банк ты попал по рекомендации своего отца — лица заинтересованного. Возглавил охрану, которая, кстати, чаще всего и причастна к убийствам своих хозяев… Что ты на это скажешь? — Наступал Николай. — А я что должен говорить? Что глаза у тебя честные как Мариша тут твердит?

Нертову и в самом деле было нечего возразить: все сходилось.

— И кстати, — волновался сыщик, — это ты отвез Чеглокова на место покушения! Ты сделал так, что он первым вошел в подъезд…

— Коля! — Взмолился Алексей. — Все было совсем не так. Или не совсем так, — проговорил он устало и безнадежно.

— Ну, знаешь ли, — перебил бывший оперативник, — если не найдешь реального заказчика, оправдываться тебе, собственно, будет нечем. Понял, Нертов? Даже сейчас еще может быть полно подозрений. Не у меня, естественно. Но на тебе. И на твоей семейке. Так что приготовься…

Докончить фразу ей не дала тетушка Андрея Артуровича, просунувшая голову в дверь гостиной. Ее привлек этот разговор на повышенных тонах.

— Николай, я прошу вас… — Тетушка не успела закончить фразу. Огромная черная собака с рыжими подпалинами, любившая тишину не меньше, чем буженину или чужие тапочки, неуклюже протиснулась в комнату, походя чуть не уронив старушку на пол. Наталья Сергеевна лишь успела ойкнуть и уцепиться руками за косяк двери.

Меж тем, Мэй добралась ближе к столу и предостерегающе заворчала. Продолжать ругаться в присутствии этого невоспитанного сокровища было неразумно. Арчи примирительно потрепал псину за шею и в виде компенсации за беспокойство сунул в услужливо открытую пасть очередной кусок сыра. Маша моментально проглотила угощение и направилась воспитывать Нертова в надежде еще чем-нибудь поживиться.

— Леша, — спасла гостя от позора старушка, — а что это мы чай не пьем? Ну-ка, быстро в кухню, — и она кивнула на стоящий на сервировочном столике чайник, уже не раз фигурировавший в этот вечер, — а ты, Машенька, будь любезна, посиди где-нибудь в уголке, пока у меня еще не вся мебель поломана.

Собака недовольно что-то проурчала, но улеглась в ногах хозяина, а Нертов машинально взял этот проклятый чайник и направился к двери. Нужна была пауза, чтобы обдумать все, высказанное ему в эти минуты. Уже в коридоре он услышал хрипловатое напутствие сыщика.

— Только не превратись там в соляной столп! — Отчего-то засмеялся он.

«Уже превратился». — Буркнул Алексей. Но увиденное на кухне, и в самом деле заставило его остолбенеть.

У раскрытого к огням Фонтанки окна стояла Марина. Молодая родственница в трауре, за черным платком и очками которой он не распознал в церкви ту, которую искал все эти дни. Он подошел к ней и, все еще не веря своим глазам, провел рукой по высвободившимся из-под накинутого теперь на плечи платка, распущенным волосам. Марина, не отводя от него взгляда, высвободила из другой его руки этот злополучный чайник и молча перешла к плите. Он осторожно взял ее сзади за плечи. Она вздрогнула, обернулась и так же, без слов, отняла его ладони.

— Я искал тебя. — Прошептал он, почему-то едва не задыхаясь в этом свежем весеннем воздухе, врывавшемся с раскрытое окно.

Марина зябко поежилась и потянулась к лежащему на подоконнике рюкзачку. Расстегнув его, вынула пистолет и, слегка подбросив оружие на ладони, поднесла Алексею, улыбнувшись одними губами — сухо и жестко.

— Инцидент исчерпан? — Она, заранее изобразила полное равнодушие к любому из возможных ответов.

Нертов машинально засунул пистолет за пояс брюк. Она пристально проследовала взглядом за этим его привычным движением и усмехнулась. У Алексея заходили жевлаки на скулах.

— Какая же ты все-таки… — С расстановкой начал он, но не закончил фразу, лишь молча и презрительно посмотрел в глаза девушки.

Марина отпрянула, будто от пощечины, но, справившись с собой, пожала плечами и отвернулась к окну, вцепившись побелевшими пальцами в холодный черный мрамор подоконника.

Сидевшие за столом в гостиной Николай и Наталья Сергеевна лишь переглянулись в полном молчании, услышав, как с силой захлопнулась входная дверь, а из кухни послышались безнадежные рыдания…