Алексей по привычке очередной раз проверился, крутанув по паре кварталов на машине и, убедившись, что «хвоста» сзади нет, припарковался в скверике на одной из многочисленных улиц — линий Васильевского острова. Дальше, до конспиративной квартиры, где ему назначил встречу бывший наставник — Леонид Павлович Расков, следовало идти пешком.

Нертов не мог понять, куда клонит начальник уголовного розыска, но до поры — до времени честно отвечал на его довольно неожиданные вопросы, лишь мысленно пытаясь догадаться, почему они вдруг заинтересовали старого сыщика. А Леонид Павлович вдруг попросил бывшего стажера подробнее рассказать о деле Керимбаева, в связи с которым столь безрадостно закончилась поездка в Дивномайск-20. Потом Расков начал расспрашивать о давней поездке Алексея в Алма-Ату, о Киме — тамошнем начальнике службы безопасности и даже о том, как был сделан плов.

— Про еду-то он, конечно, по привычке, так сказать, для отвода глаз, чтобы я немного расслабился, — мельком подумал Нертов, продолжая разговор с Палычем, — нет, я точно не могу сказать, что за сделка была в Алма-Ате. Правда, потом мне пришло в голову, что видимо, наши хотели под будущую липовую поставку получить безналичную проплату из Казахстана в советских рублях. Затем было бы заявление об отказе от выполнения договора, и деньги бы вернулись назад, в Алма-Ату. Только уже не в советских рублях, имевших еще хождение у казахов, а в новых российских. По курсу примерно три к одному. Ну, конечно, за вычетом «комиссионных».

Действительно, резон в подобной операции в 1994 году был прямой: на территории России имел хождение лишь новый рубль, а некоторые бывшие республики СССР еще пользовались в качестве платежного средства обесцененными рублями образца 1961 года. Правда, по безналичным расчетам не имело значения, какие рубли переводятся. А вот при обналичивании разница становилась весьма существенной. На российский рубль в том же Казахстане можно было купить три, а то и четыре советских. Только все равно Алексей не мог уловить, куда клонит Расков, почему начальника уголовного розыска вдруг заинтересовала операция, которой если кто и должен заниматься, то лишь ОБЭП, да и то это бесперспективно — умысел на обналичку в век не доказать, да и времени уже столько прошло. Поэтому Нертов довольно спокойно излагал свои предположения, рассчитывая на взаимную откровенность…

Тут Леонид Павлович сжалился и намекнул, что по некоторым прикидкам этот самый Ким может быть каким-то образом причастен к смерти оперативника. Не вдаваясь в подробности, старый сыщик лишь заметил, что похожего по приметам человека видели около отделения милиции, а по данным аэропорта Ким нынче находится в городе.

— Слушай, а ты не мог бы как-нибудь случайно встретить этого казаха-корейца, — поинтересовался Расков, — пообщался бы с ним, что ли, о делах военных поговорил, а заодно и про Керимбаева-старшего, глядишь, что узнал?

И старый оперативник заговорщицки подмигнул, глядя на Алексея, все еще недоумевающего, как за столь короткий срок, прошедший со дня их предыдущей встречи, Расков умудрился не только не забыть о вскользь упомянутом жителе Алма-Аты, но сопоставить этот рассказ с последними событиями и к тому же «вычислить» нынешнее место нахождения Кима…

Но встреча с казахским гостем не состоялась. Сначала Нертов закрутился на работе, а ближе к вечеру самолет, в котором сидел Иван Ким, уже взял курс на Алма-Ату. Гость покидал Питер в отвратительном настроении: впервые за многие годы службы он не выполнил служебное задание. И добро бы, как нынче стало модно говорить, из-за форс-мажора — обстоятельств непреодолимой силы, вроде цунами на Финском заливе или землетрясения гранитной подушки, на которой покоится город — все это еще кое-как можно бы пережить. Так нет: он, профессионал военной контрразведки, руководитель службы безопасности солидной фирмы и доверенное лицо ее руководителя не смог справиться с единственным своим подчиненным! И не с каким-нибудь отморозком, на вопрос: «Зачем вам голова?» задумчиво отвечающим «…А я в нее ем». Девчонка. Обыкновенная своенравная девчонка, которую следовало лишь вовремя щелкнуть по носу. А еще лучше — сразу же из аэропорта отправить домой в Алма-Ату…

«Ну ладно, если я и вылечу с работы, — угрюмо решил Ким, — без куска хлеба не останусь — профессионалы везде нужны. А вот Айгюль эта»… — Ким злорадно стал размышлять, какие кары напустит уважаемый господин Керимбаев на своенравное создание, всю командировку явно строившее глазки своему напарнику.

Бывший контрразведчик злился, не желая признаться себе лишь в одном: на те самые глазки, которые ему строила Айгюль, он не рассчитывал, отправившись на задание. Неизвестно, то ли Ким где-то излишне размечтался, то ли просто расслабился, но последние ночи вместо ставших привычными кошмаров о нападении на Объект ему снилась только напарница. Он представлял, как Айгюль встречает его дома после службы, накрывает на стол, нежно прижимается к его щеке…

Но все сны теперь были в прошлом. После вчерашнего вечера ничего больше с Айгюль у Кима не будет.

«Эксцесс исполнителя!»! — Очередной раз зло подумал Ким и снова мысленно вернулся к злополучному вчера…

Шварц уже был почти в их руках: осталось только выбрать момент, когда его можно будет спокойно взять. Конечно, оптимальным было прихватить подозреваемого на пороге его собственной квартиры, затолкать внутрь, а там уж, вколов внутривенно какой-нибудь дряни, парализующей волю, аккуратно вывезти из города. Но эту затею пришлось отбросить, так как в квартире могли быть посторонние: та же любовница Шварца со своим пацаном. Поэтому Ким решил выждать.

Казалось, ничего не предвещало беды. Айгюль беспрекословно мерзла в промозглой питерской сырости, ожидая выхода подозреваемого из дома. Затем ей удалось проследить путь милиционера до метро. Самым удачным оказалось, что телефон-автомат, стоящий рядом с тем, из которого начал названивать Шварц, оказался свободным. Девушка смогла не только запомнить номер, который набрал «объект», но и услышать обрывок разговора, из которого стало ясно, что тот вечером поедет на какую-то встречу в Озерки.

Установить по номеру телефона адрес труда не представляло. Ким даже не удосужился искать бывших коллег, а просто купил на толкучке СД-диск с базой данных ГУВД. Продавец любезно указал на прогуливавшегося неподалеку парня, сказав, что у того есть портативный компьютер, на котором можно опробовать приобретение. Через несколько минут Ким уже мог спокойно выкинуть покупку: высветившийся на экране адрес прочно врезался в память бывшего контрразведчика.

В течение остатка дня Ким с Айгюль проверили подходы к частному дому, который намеревался посетить Шварц и, убедившись, что там пока никого нет, осторожно пробрались на чердак, приготовившись к длительному ожиданию. Только, видно, здесь судьба отвернулась от казахских гостей: ожидая встречи Шварца с хозяином, они упустили, что в доме притаился еще один человек, также незаметно обосновавшийся здесь еще за пару часов до прихода Кима и Айгюль…

— Ты что, «наследил», где только можно? — Набросился на Шварца хозяин дома, как только за милиционером закрылась дверь. — Почему к клиенту вдруг охрану приставили?..

Хозяин казался каким-то испуганным, суетливым. Выключив свет, он осторожно выглянул через занавеску в окно и внимательно осмотрелся по сторонам. Деревья и кустарник мешали наблюдать за улицей. Но, казалось, ничего подозрительного вокруг не было — соседи-пенсионеры в это время, досмотрев очередную «Просто Марию», потихоньку отходили ко сну, праздно шатающихся малолеток-тинейджеров тянуло в более шумные места, чем неширокие улочки с массивными заборами новых кирпичных коттеджей, владельцы которых тоже не питали особой страсти к пешим прогулкам по слякотному городу.

Дом, который посетил Шварц, был построен в одном из самых престижных мест — прямо на берегу озера. Правда, новый «сиротский домик» не успел украсить местный ландшафт — определенные финансовые затруднения последних месяцев заставили хозяина отложить грандиозное строительство и временно найти обитель в старом деревянном доме бывших хозяев. Прежний сад, в котором некогда местные мальчишки воровали недозрелые яблоки, а их старшие приятели обламывали ветки сирени на букеты для подружек, был спешно вырублен прошлым летом. Тогда у нового владельца дома дела шли весьма успешно и ему ничто не мешало строить грандиозные планы обустройства участка, подкрепленные рассматриванием архитектурного проекта, сделанного довольно известным мастером. Но нынче папки с аккуратно вычерченными перспективами и разрезами пылились на подоконнике, став неотъемлемой частью открывавшегося вида на воду и фрагмента кладбищенской ограды, тянувшейся по косогору на противоположном берегу.

Тишко, наблюдая за суетой хозяина, хмуро осматривался по сторонам. В этом строении он был впервые. Еще подходя с улицы к дому, он решил, что серьезных дел с хозяином иметь нельзя — внешний вид развалюхи давал определенное представление о доходах ее владельца. Но оказалось, что содержание не всегда соответствует форме: интерьер был самый что ни на есть современный, напоминающий офисный «евростандарт». Гость отметил про себя, что одни только кожаные кресла и диваны потянут на несколько тысяч «баков», а несколько старинных картин на стенах и ампирный стол с бронзовыми ангелами, украшенный маркетри, дополняли картину благополучия…

Так и не дождавшись от гостя ответа на поставленный вопрос, хозяин оторвался от созерцания темной улицы.

— А грязный ты такой почему? Что, в «сэконд-хэнде» ничего получше не нашлось? Тебе же дали денег, сказали: «Купи, родимый, чего-нибудь эт-такое, ведь в приличный дом ходишь».

Тишко как-то странно взглянул на говорившего и медленно ощерился своими гнилыми зубами.

— А ты, мой дорогой хрюндель, сам-то соображаешь, что несешь? Одеться, говоришь? Это чтобы я в гробу симпатичнее смотрелся?..

Гость вдруг схватил хозяина за лацканы пиджака: «Сволочь! Ты что, забыл договор: деньги — товар — деньги?! А ведь это твой план был, куратор хренов! Это ты на диссертацию о руководящей роли партии в осеменении крупного рогатого скота стряпал, чтобы потом мозги нам компостировать… Но чтобы теперь меня… меня за это мочить»?!

Несмотря на попытки хозяина освободиться, Тишко продолжал говорить, срываясь на крик и тряся при этом своего визави за грудки.

«Куратору» стало страшно. Он вдруг с ужасом понял, что никакой тщательно собранный компромат не сможет спасти от этого парня с затуманенными глазами и выступающей в уголках гнилого рта белой пеной. Хозяин очередной раз залепетал, что все денежные проблемы он уже давно решил и, надо только нормально сесть, поговорить. Но Тишко вдруг как-то сник и, толкнув его в ближайшее кресло, тяжело опустился на стоящий напротив диван.

— Вот, смотри, тварь, — чуть порывшись в карманах, Шварц протянул хозяину раскрытую ладонь, на которой тускнели две бесформенных капельки металла, — смотри, на труды свои. Это ты мне предназначал.

Гость то ли рассмеялся, то ли закашлялся: «Кхе-кхе-кхе… Но ты, паскуда, не рассчитал: Меня так просто грохнуть не удастся». При последних словах он вскочил и, больно пнув носком ботинка куратора по голени, снова начал орать: «Ты! Это ты, гадина, послал меня убить! Ты послал!.. Но ничего, теперь ты же и сожрешь все это!»

Шварц быстро нагнулся и, обхватив хозяина одной рукой за шею, попытался затолкать ему в рот кусочки деформированных пуль, отпустив захват только тогда, когда это удалось.

— Да ты что, Коля, — чуть не всхлипывая пытался оправдаться куратор, осторожно выплюнув в пухлую ладонь металл, — я понимаю, у тебя были какие-то трудности. Ну, давай, поговорим, успокоимся…

Гость снова упал на диван и ободренный этим хозяин потихоньку начал возвращаться в более уверенное состояние. Шварц молчал, слушал его, не обратив внимание, что куратор в ходе монолога осторожно поднялся с кресла и переместился к столу, подальше от опасного собеседника.

— …Ты, пойми, Коля, — голос говорившего помалу начал твердеть, — мы с тобой договаривались. Об этом никто не спорит. Но договор о чем был? — О сроках. То, что я просил сделать, следовало закончить еще вчера. А завтра, как говорится, будет поздно. И заплачено тебе за все было сполна. А ты что? — Аванс получил, а клиент гуляет живой-здоровый, да еще под охрененной охраной.

Охрана то когда появилась, а? Уж не после того, как ты постарался? Не считай меня идиотом. Я все понял: клиент информацию от кого получил? От меня? — Хренушки. А кто еще мог шепнуть ему, если только ты, да я, да мы с тобой обо всем знали? Что, нечего возразить? Или «бабок» на халяву решил сорвать? — Так халявы-то, как говаривает один знакомый тебе начальник службы безопасности, не бывает… Послушай, а может, ты решил все-таки спокойно отдохнуть в «Крестах» перед отправкой на «петушиную» зону?.. Нет, ты объясни все-таки, чего ты добиваешься…

— Ладно, извини, — вдруг как-то тяжело выдохнул Шварц, медленно поднимаясь с дивана, — ну, погорячились и хватит. Не хочу я сидеть. Ты прав…

Хозяин успокоено кивнул, чуть прикрыв в знак согласия глаза, но это была ошибка: в следующий миг Шварц прыгнул и от мощного удара ногой в голову куратор, словно куль, рухнул на устилающий пол ковер.

Сознание нехотя вернулось к нему от болезненного пинка в подреберье. Хозяин с трудом приоткрыл глаза, но комната закружилась перед ним в немыслимом вихре. Он даже не смог повернуть голову в сторону, когда его вытошнило. Машинально попытался смахнуть рвотные массы рукой, но не смог сделать этого: руки были крепко стянуты за спиной.

— Что, довыеживался? — Злорадно осведомился Шварц, склонившись в шутовском поклоне. — Не угодно ли вашей милости освежиться, чтобы так не вонять?

С этими словами гость поднял со стола стоявший там сифон и методично вылил все его содержимое в лицо лежащего куратора.

— А теперь лежи, сука, и молчи. А то удавлю, — прошипел миционер.

Из заплывающих синяком глаз связанного хозяина непроизвольно катились слезы, но они не лишали возможности видеть, как гость методично роется во всех шкафах и ящиках стола, рассматривая попадающиеся под руку бумаги.

— Коля… — Решившись на отчаянную попытку выторговывать себе жизнь, тихо пролепетал хозяин. — Ты не найдешь… Развяжи, я сам… Я все отдам… Давай, разойдемся по-хорошему… Я же тебя никогда не обманывал. Ты же зна…

В этот момент глаза лежащего широко раскрылись и подбородок задергался мелкой дрожью: черный дульный срез пистолета угрожающе ткнулся ему в лоб.

— Разойдемся!.. Говори, тварь, где пленка! А то спалю всю хату вместе с тобой, зас…нец!

«П-пленка… Да… Только она н-не здесь… Она в банке… Я все дам… У м-меня к-ключ есть»… — С перепугу куратор начал заикаться.

— А за то, что в меня стреляли — кто отвечать будет? — Ствол оружия качнулся в сторону от лица лежащего.

— В тебя? — Искренне удивился тот. — Я, п-правда, не знаю. Ты мне нужен. Может это кто-то из твоих знакомых или из тех, кого ты, так сказать, по работе?..

Хозяин старался говорить как можно участливее, чтобы этот псих не начал снова издеваться. «Главное освободить руки. Главное — освободить», — лихорадочно думал куратор, осторожно пробуя на прочность путы. Но ремень, который Шварц раньше выдернул из брюк лежащего без сознания хозяина и использовал для его пленения, был прочен. Гость будто угадал мысли пленника и с силой ударил лежащего рукояткой пистолета по зубам:

— Я же сказал: лежать тихо!.. Или ты за щечку хочешь? — Ствол пистолета, жестко царапнул по разбитым губам, больно надавив на десну, — а может не сюда? давай-ка, маленький, мы тебе что другое отстрелим…

Тело хозяина дернулось от тычка в пах.

— Не н-надо, — сквозь непритворные слезы пролепетал куратор, — Коленька, умоляю тебя, не надо! Скажи, сколько ты хочешь!..

И, уже не сдерживаясь, говоривший разрыдался, не замечая, что на его брюках начало расплываться мокрое пятно со специфическим запахом.

Но Шварца это только разозлило. Остервенело он схватил куратора за волосы, дернул вперед и начал исступленно тыкать лицом в намокший ковер.

— Сколько хочешь, говоришь? — Все хочу! Все! А ты, гад, жрать свое дерьмо будешь! Пока не сдохнешь!

— Раз-звя-вя-я-жи! Я-а-а да-ам! — Едва мог между тычками в ковер пролепетать куратор.

Эти слова, наконец, дошли до Шварца, так как он прекратил экзекуцию и разогнулся, убирая пистолет в наплечную кобуру.

— Развяжи, пожалуйста, — снова заканючил хозяин, — мне плохо… У меня сердце больное и… и мне надо переодеться. Я все понял. Все отдам…

— Ой-ой, как нам неприятно, — издевательски запричитал гость, — ладно, чтобы вонь больше не нюхать, развяжу. И даже (если умницей будешь) отпущу. Но учти: ты теперь исполнитель. А я — заказчик. Так сказать, пассив и актив. И иметь потому буду по полной программе за все годы, которые ты, падло, меня на крючке держал. Якши — Согласен?

Хозяин лишь мелко заморгал.

Шварц поискал глазами по комнате и, заметив висящий на стене кривой коллекционный восточный нож, вынул его из разукрашенных орнаментом ножен: «Эх, надо бы тебе этим самым что-нибудь отрезать. Ну, да ладно, живи пока». Тишко рассек ремень, стягивающий руки и бросил нож на стол: «Поднимайся, умывайся, на зарядку собирайся!», после чего рассмеялся довольный вспомненной к месту пионерской песней.

Шварц постоянно находился неподалеку от куратора, пока тот неуклюже поднимался с пола, плелся в приспособленную под временную ванную комнатенку, мылся, смыливая с себя весь ужас происшедшего, переодевался в чистый костюм…

Во время всех этих процедур хозяин потихоньку приходил в себя и осторожно пытался разговорить гостя, убедить его, чтобы тот предъявил какие-нибудь более разумные требования, чем «Все»!

— Коля, тебе ведь нужны только деньги. Но ведь, правда, лучше получить много? Пусть даже чуть позднее. Подумай, давай, я доведу наше дело (хозяин сделал ударение на слове «наше», чтобы гость, упаси Господи, не почувствовал себя исполнителем). Ты даже не представляешь, какой клад — эта девчонка! Ее папаша ведь на все пойдет ради нее. Да пойми ты, — он перешел на шепот, — это же крючок на всю оставшуюся жизнь…

Хозяин сделал длинную паузу и страдальчески продолжил: «…Конечно, если мы доведем до ума этого Нертова… Ну, зачем же ты сейчас поперек идешь-то»?..

— А Лишкова с каких хренов «мочить» надо было?

— Ка-ак? — Куратор неподдельно удивился. — Ты что, до сих пор не понял? Только это долго объяснять про все невозвраты. Тебе, конечно, спасибо за Лишкова. Ты знаешь, ведь там не миллионами пахло. Миллиардами! Но, увы, везде риски. Да и язык у покойничка был длинноват. Заниматься бизнесом гораздо сложнее, чем кирпичи кулаками крушить. Тебя кидают — ты кидаешь. Кто первый кинул — тот и молодец. Согласен? — Хозяин опасливо посмотрел на Шварца и, спохватившись, быстро добавил: только это бизнеса касается, а не наших дел. И, тем более, не старых друзей. Правда ведь?

Но Тишко вместо ответа молча вытащил из кармана несколько стандартных листов бумаги и протянул их куратору.

— Что это? Это только копии какие-то незаверенные, — начал было хозяин, взяв в руки листы, но вдруг, чуть не потеряв дар речи, с трудом выдавил: а оригинал где? Где сама лишковская заява?

— В оч-чень надежном месте, с расстановкой отчеканил гость. Ты что считаешь, Тишко — придурок? (Хозяин испуганно спрятал глаза: именно так он и полагал). А теперь думай, у кого из нас мозги круче.

— Нет-нет! Это надо немедленно уничтожить, — всплеснул руками хозяин, который уже к этому времени заканчивал переодеваться в комнате, где был перед тем бит, — ты даже не представляешь, насколько опасны эти бумаги для всех нас!

— Я-то представляю, а ты — нет. Думаешь, это меня на зоне сгноят? — Нет, братец, — тебя. А если понадобится, то я сам, по своей служебной линии, так сказать, свидетелей подыщу. Наде-ежных. Которые от показаний на суде не откажутся.

Коля, продай мне эти бумаги, — попросил хозяин, — я любую нормальную цену заплачу.

Но Шварц только хмыкнул, напомнив, что он пришел, чтобы получить «все», так что торга не будет.

Куратор с почти неприкрытой ненавистью взглянул на гостя: «А оригинал где все-таки, не в прокуратуре ли»? Но Тишко лишь самодовольно похлопал себя по карману: «Ты вот, умник. А знаешь русское слово, в котором семь согласных и всего одна гласная? — Взбзднуть! — Так ты не бзди — у меня все с собой».

Куратор потянулся к массивному письменному прибору, стоявшему на столе и, перехватив хмурый взгляд Шварца, быстро залепетал: «Я ничего… Я тут только… здесь у меня ключик от сейфа… Мы поменяемся… Я тебе — фотопленку, а ты мне — заявление Лишкова».

Шварц ощерился, забирая ключ из рук куратора: «Не раскатывай губищи. Будем играть по моим правилам. Где сейф»? Обладатель уникальных снимков, запечатлевших насильника, выбрасывающего из окна общежития свою жертву, кивнул в сторону ближайшей картины: «Там».

Тишко довольно ухмыльнулся и направился к картине. В это мгновение произошло то, чего Шварц никак не ожидал от, казалось бы, сломленного морально и физически хозяина: тот, схватив со стола легкомысленно брошенный туда Шварцем кривой нож, изо всех обеими руками сил вонзил это оружие в спину своему мучителю, а потом долго исступленно раз за разом вгонял клинок в ненавистное тело, распростершееся на дорогом ковре.

В какой-то момент силы оставили хозяина и он сел рядом, тупо уставившись на окровавленный труп. Затем, превозмогая подступившую к горлу тошноту, с трудом перевернул тело и начал обшаривать карманы его одежды…

«Теперь главное — уничтожить бумаги, — хозяин принялся лихорадочно шарить по карманам Шварца, — потом — аккуратно умыться… О его приходе сюда никто не знал. Значит, искать не будут… Тело… Куда же его?.. Ковер завтра вывезу сам. Пол чистый… следов не будет»… Он услышал за спиной легкий шорох, но обернуться не успел: некто, одетый во все темное, спрыгнул в комнату из чердачного люка.

Хозяин не успел заметить взметнувшейся руки в перчатке, пальцы которой, казалось, едва коснулись его шеи. После этого убийцу окутала темнота, и он повалился на ковер рядом с только что поверженным противником. А незнакомец за упор-предохранитель, чтобы не повредить отпечатки пальцев, аккуратно взял валяющийся рядом со Шварцем нож. Так же аккуратно, двумя пальцами он оттянул по очереди оба уха жертвы, быстро отсекая их от головы острым лезвием. Затем ловко вынул из кармана небольшой пакетик из фольги. Надорвав его, незнакомец ловко извлек оттуда презерватив и засунул внутрь этого изделия оба уха. После на свет появился полиэтиленовый пакет, в который осторожно был помещен окровавленный нож с отпечатками пальцев убийцы.

Быстро проделав свою работу, незнакомец подпрыгнул и, подтянувшись на руках, вновь скрылся на чердаке. Внимательный наблюдатель мог бы заметить две тени, мелькнувшие вскоре у задней стены дома и удалившиеся куда-то вглубь участка. Но очевидцев происшествия не было.

Вернее, один очевидец был. Но он, лежа в дальнем углу чердака под грудой тряпья, боясь даже дышать, чтобы не быть обнаруженным.

Когда еще засветло руководитель частного сыскного агентства Николай Иванов незаметно пробрался в злополучный дом, ничего не предвещало столь ужасного вечера. Но, если что хорошо начинается, еще не факт, что и закончится удачно. Сначала он, осторожно выглянув в чердачное окно, убедился, что за домом наблюдают двое: мужчина и девушка, судя по внешнему виду, выходцы из азиатской республики, пару раз прошлись по улице туда-сюда, потом на некоторое время пропали из поля зрения. Когда же Иванов уже собирался поближе познакомиться с обстановкой комнат и очередной раз на всякий случай выглянул на улицу, то заметил, что азиаты подбираются к дому с тыльной стороны.

Волей-неволей сыщику пришлось забиться в угол чердака, накидав сверху на себя каких-то тряпок. Предосторожность оказалась не лишней, так как вскоре оба новых гостя оказались на том же чердаке. Арчи был далек от мысли, что они пришли сюда заниматься любовью, и решил выждать. Оказалось, что предчувствия не обманули: ни о каком сексе речи не было. Азиаты лишь иногда тихо перебрасывались парой слов на незнакомом Николаю языке и делали примерно тоже самое, что и он до их прихода. Сначала мужчина внимательно осматривал улицу, потом изучал люк, ведущий в комнату. Сыщику показалось, что девушка торопит своего спутника, безмолвно указывая на люк и как бы жестом открывая его, но мужчина отрицательно мотнул головой и вдруг, прижав палец к губам, застыл на месте.

Арчи услышал тихие шаги внизу и понял, что в дом кто-то вошел. Теперь уж и двое непрошенных гостей затаились. О дальнейшем, что происходило в доме, догадаться было не так трудно: слишком громко кричал появившийся несколько позднее человек, которого хозяин называл Колей, слишком возбужденно пытался доказать ему свою правоту и сам хозяин.

По жестам девушки, подглядывавшей через щель люка в комнату и жестами показывающей своему спутнику, что происходит внизу, можно было представить более полно картину происходящего. Когда же незнакомка, взметнув руки над головой, резко бросила их вниз, а потом начала методично имитировать дальнейшие удары, у Арчи все похолодело внутри. «Вот вляпался, так вляпался», — едва подумал он, как девушка, быстро приоткрыв люк, спрыгнула вниз.

«Айгюль»! — Запоздало окликнул свою спутницу мужчина, но уже было поздно. Азиат тихо выругался на своем языке, что было понятно и без перевода, но вниз не полез, а приник к чердачному окну, явно страхуя свою напарницу от случайного вторжения в дом посторонних. Вскоре девушка снова очутилась на чердаке, мужчина ей что-то быстро выговорил и буквально вытолкал через другое окошко наружу. Пролежав тихо еще пару минут, сыщик, наконец, решился покинуть свое укрытие.

«Чему быть — того не миновать», — рассудил он и решительно спрыгнул в комнату. Это только бестолковые журналисты любят утверждать, описывая подобные случаи что-то вроде «даже видавших видов стражей правопорядка потрясло увиденное». А бывший оперативник насмотрелся на множество трупов, и открывшаяся его глазам картина не помешала действовать быстро и аккуратно. Для начала Арчи заглянул в тайник, из которого так призывно торчал ключ. Он вытащил оттуда пару листков бумаги и, пробежав их глазами, от удивления даже присвистнул, после чего листки перекочевали в карман сыщика. Туда же была засунута и фотопленка, которую сыщик даже не удосужился изучить. Лежащие рядом несколько пачек денег Иванов трогать не стал, за то в его карман перекочевала фотопленка, которую он рассчитывал посмотреть на досуге. Больше в сейфе ничего достойного внимания не было.

Затем Николай, опасливо поглядывая на лежащего без сознания хозяина, сноровисто обшарил карманы убитого. Из внутреннего кармана он извлек конверт, на котором был написан адрес прокуратуры. Конверт последовал за листками и пленкой из тайника. В это время хозяин застонал, и сыщик опрометью выскочил из комнаты в открытый чердачный люк.

В то время, пока Арчи буквально удирал от злополучного дома, Ким и Айгюль были уже далеко. Им тоже не было резона крутиться около места убийства, учитывая, что реакция очнувшегося хозяина могла быть совершенно непредсказуемой. С большим успехом он, например, мог бы вызвать милицию, заявив, что кто-то неожиданно напал на него, избил (следы побоев были бы на лицо), да еще и совершил тяжкое преступление.

Только, придя в себя, хозяин поступил иначе: он попросту сбежал из злосчастного дома, обдумывая, кого из знакомых удастся уговорить подтвердить алиби, что в этот день они провели вместе где-нибудь на пикнике километров за сто от места убийства. «А еще лучше, — рассуждал хозяин, — взять пару знакомых и заявиться с ними домой с утра пораньше. Во-первых, они потом подтвердят, что труп я увидел впервые, во-вторых, я успею при них достаточно натоптать в комнате. Можно будет даже упасть в обморок на тело этого подонка. Тогда никакой дотошный следователь не сможет впоследствии уличить меня, что обнаружил где-то след моей ноги или отпечаток пальца»…

Всю ночь Ким с Айгюль провели в аэропорту, передвигаясь от буфета к буфету. Бывший особист был в крайней ярости и своими руками был готов буквально придушить самовольную напарницу. Мало того, что из-за нее они не выполнили задания — не сумели поговорить с живым (!) Шварцем и доставить его в Алма-Ату; так еще девица умудрилась устроить какую-то басмаческую выходку, отхватив уши покойнику.

Ким корил себя за то, что не спрыгнул в комнату следом за Айгюль, но понимал: так поступать тоже было нельзя — без присмотра осталась бы улица и, войди кто случайно в дом… Сначала он хотел немедленно выкинуть трофей в ближайшую урну, но Айгюль, сообщившая о своих действиях, уши не отдала, заявив, что она сама будет отвечать за все. «Ну не драться же с ней», — вздохнул Ким. Потом он рассудил, что уши вполне могут сойти для уважаемого отца Керимбаева в качестве отчета о какой-никакой, а выполненной работе.

«Эксцесс исполнителя, — думал Ким, — договаривались об одном, а своевольная девица поступила по своему разумению. Я отвечать за это не должен, тем более, я возражал против подобного напарника. Да, точно — эксцесс исполнителя».

Ругая про себя Айгюль, Ким решил, что до отлета самолета следует обязательно встретиться со старым знакомым — Алексеем Нертовым, чтобы получить у него хоть какую-нибудь дополнительную информацию о давних событиях в Дивномайске. Эта информация могла бы быть неплохим дополнением к отчету о командировке.

Ким справедливо рассуждал, что бывший помощник военного прокурора должен был знать гораздо больше, чем было им записано в официальных протоколах допросов. Эту-то информацию и можно будет впоследствии красиво преподнести Керимбаеву, выдав ее за плод собственной исключительной работы. Предлог для разговора? — Он ясен как божий день: отец погибшего солдата хочет узнать подробности об армейских днях жизни любимого сына. Почему бы для этого не послать в Питер своего человека?

Однако встретиться с Нертовым не удалось — тот все время где-то разъезжал по своим делам или, не исключено, его просто не звали к телефону. Представляться же секретарю, кто и зачем звонит, у Кима не было никакого желания.

Ким пытался подкараулить бывшего помпрокурора у банка и даже увидел, как тот вышел на улицу. Только рядом с сыщиком шел посторонний мужчина. Ким сразу же определил в нем сотрудника правоохранительных органов. Как ни маскируй взгляд, походку и манеры после нескольких лет работы в «системе» — все равно ментом за версту пахнет, — некогда услышал Ким на лекции по ОРД — оперативно-разыскной деятельности. И оказалось, что лектор не ошибся.

Позднее, уже работая в войсках, особист сделал вывод: любая профессия деформирует человека, как и среда, в которой он вращается — этакий своеобразный диагноз. Или, как говорят чаще: «С волками жить — по-волчьи выть». Только диагноз этот бывает от «практически здоров. Годен к строевой» до…

«Я безу-умно люблю кофе»! — С придыханием в голосе и томно закатывая глаза, изречет практически любой причисляющий себя к творческой богеме субъект. Именно «безумно», а не просто «люблю» или «нравится». А о чем идет речь — о кофе, булочках или о творчестве художника — значения не имеет. Богема все любит. Все безумно… Вспоминая манеры своих школьных учителей, Ким отметил, с каким придыханием говорили словесники: «Онегин (Ленин, Пушкин, Сталин и т. д.) — самый человечный человек»! Тут же он вспоминал сухонькую математичку, что-то бурчащую об иксах и игреках… А народные избранники первых созывов? — Этим некогда гарантированную психушку заменили возможностью официальных выступлений в парламенте. «Да там же две трети — мои клиенты»! — Смеялся главврач психиатрической больницы, куда Ким как-то зашел навестить «косящего под дурика» солдатика, — вы только послушайте, что они несут! А жесты? А ужимки? — Диагноз без дополнительного обследования ставить можно. Как там они говорят? — «Однозначно»! — И врач снова рассмеялся.

Так вот, человек, шедший рядом с Нертовым, по мнению Кима, имел непосредственное отношение к оперработе. Непонятно как выделив азиата из толпы граждан, идущих по людной улице, оперативник задержал на Киме взгляд и, чуть подавшись в его сторону, приостановился. Бывший особист поспешил ретироваться. «Пускай у меня тоже профессиональная деформация — мания подозрительности и преследования, — Ким, спешно удалялся от банка, — но береженого Бог бережет. А парень этот не случайно на меня запал, ох, чую, не случайно».

В результате, визит к Нертову был отменен. Единственное, что успел сделать Иван Анатольевич, так это передать через надежных людей бывшему помпрокурора небольшую посылку. «Раз разгребывался с этим делом, так пусть ему жизнь медом не кажется сейчас», — злорадно решил Ким, всовывая в коробку от торта пакетик с одним из ушей и пачку листов бумаги».

Эти бумаги, безусловно, тоже не следовало брать. Но опять умудрилась насвоевольничать Айгюль. Выяснилось, что пока Ким ходил в банк, девушка дождалась ухода из квартиры, где обитал Шварц, любовницы оборотня, вскрыла жилище, словно заправская домушница («Дура, а если бы в это время туда милиция нагрянула? Прямо по «горячим» следам?!»- Возмущению Кима не было предела), и учинила небольшой обыск.

Ничего, представляющего интерес, в квартире не нашлось. Напоследок Айгюль бегло просмотрела содержимое стоящего в прихожей «дипломата», обнаружив там кучу заявлений в милицию и прочих подобных бумаг. Ким, слушая об этом, хмыкнул про себя — подобные чемоданы были почти что у каждого оперативника, в них они хранили незарегистрированные заявления и прочие, скрываемые от статучета, документы. Если такой портфель и обнаруживали проверяющие в кабинете оперативника, то не вскрывали, в отличие от сейфов. Одно дело — государственное имущество, другое — личные вещи, досматривать которые без постановления, подписанного прокурором, никто не решался.

Так вот, в «дипломате» Шварца, кроме кучи казенных бумаг, лежала отдельная папка, на которой крупными буквами значилось «Операция Мстителя». Пролистнув несколько страниц, Айгюль увидела знакомую фамилию «Керимбаев» и поспешила забрать папку с собой.

Ознакомившись с содержимым документов, Ким направился к ближайшей конторе, где делали платные ксерокопии. Теперь один экземпляр содержимого папки должен был попасть на глаза Нертову. Наверное, это тоже не следовало бы делать, но бывший особист почему-то решил, что его знакомому не помешает почитать записки Шварца.

Хотя Алма-Ата, как обычно, встретила ярким солнцем, настроение у Кима не улучшилось. Несмотря на то, что за время полета он уже несколько раз мысленно просчитал все возможные варианты доклада руководству и последующие реакции, уверенности, что оно, руководство, по крайней мере, не укажет бывшему особисту на дверь, не было. Такие же мысли преследовали Кима и когда он вместе с Айгюль спустился с трапа самолета, и когда добрался до зала прилета.

Предчувствия, видимо, не обманули: господин Керимбаев, за спиной которого маячили несколько охранников, лично прибыл в аэропорт. Киму показалось, что его ноги наливаются свинцом, но, тем не менее, он шел вперед, на встречу своей судьбе. Керимбаев выглядел недружелюбно и смотрел куда-то мимо командированного, хотя тоже двинулся навстречу. И вдруг, совсем неожиданно для Кима, бизнесмен обнял Айгюль и, прижав ее к себе, как-то очень нежно прошептал: «Доченька, ты вернулась, наконец. Мы с мамой так за тебя волновались»…

Ким ошалело глядел на эту сцену. Все его планы относительно оправданий разрушились, словно карточный домик от неосторожного дуновения сквозняка.

Потом он ехал в личной машине почтенного Керимбаева к нему домой, где гостей ждал накрытый стол, во главе которого восседал древний старик с изборожденным морщинами лицом и редкими седыми волосками бороды. По почтительному обращению, Ким догадался — старик был отцом директора. Приехавшие некоторое время ожидали, пока Керимбаев что-то негромко говорил старику, слегка согнувшись перед ним. Потом аксакал неожиданно быстро для его возраста поднялся со своего места и, отрывисто позвав: «Айгюль!», вышел из комнаты. Девушка спешно последовала за ним. Следом, извинившись перед гостями, скрылся и ее отец.

Прошло около часа прежде, чем хозяева вернулись. О чем они столь долго беседовали, можно только догадываться. Айгюль же между тем решительно подошла к Киму и, что не вписывалось ни в какие правила домостроя, села рядом с ним. Бывший особист настороженно молчал, исподтишка наблюдая за главой семьи, но тот, казалось, ничего не замечал.

Затянувшуюся паузу, наконец, прервал Керимбаев. Он медленно поднялся и витиевато поблагодарил «уважаемого Ивана Анатольевича» за помощь, оказанную роду.

— Я успел ознакомиться с записями этого… — Керимбаев не произнес имени, но Ким и без того понял — речь шла о Шварце, — он сам обо всем рассказал. Имена в записях, думаю, вымышленные, но события описываются реальные. Во всяком случае, они совпадают с теми данными, которые нам достоверно известны. Единственный вымысел, пожалуй, лишь, что этот негодяй представляет себя этаким суперменом-мстителем.

Ким и сам пришел к подобному выводу, ознакомившись с записями, добытыми Айгюль. Бывший прапорщик, очевидно, описывал события, связанные с собственной службой, только попытался облечь все это в форму некоего романа. Читая это произведение, Ким то и дело ловил себя на мысли, что оно напоминает записки сумасшедшего маньяка. Одним из эпизодов книги был сюжет о том, что герой, профессиональный киллер, решил подчинить своей власти одного из первых лиц города. Поэтому, получив задание убить очередного бизнесмена, он заставляет стать исполнителем дочь этого «первого лица», рассчитывая впоследствии его шантажировать и заставить подчиниться своей воле. Этот-то эпизод вкупе с военными мемуарами Шварца и заставил Кима передать копию романа Алексею Нертову.

От раздумий бывшего особиста оторвал голос Керимбаева: «Иван Анатольевич, а проверить некоторые обстоятельства все же не мешало бы. Вы как, не будете возражать против небольшой поездки в Дивномайск, а? Глядишь, там, на месте бы и уточнили кое-какие детали…» — Керимбаев сделал паузу, а потом, чуть усмехнувшись, добавил: «Мы не будем также возражать, чтобы вас сопровождала Айгюль. Если, конечно, ее общество вам не неприятно». И Керимбаев снова усмехнулся одними уголками рта.

Ким лишь медленно кивнул. Он не мог разобраться в собственных чувствах, очередной раз меняя мнение об Айгюль. Теперь ее поступки не казались столь сумасбродными. Рядом с ним сидела загадочная молодая женщина, как могла отомстившая убийце собственного брата. Только этим и можно было объяснить поступки напарницы, в очень большой симпатии к которой Иван Анатольевич до сих пор боялся себе признаться…