Когда Шарни, растерзанный этим страшным ударом, вернулся домой, он уже не нашел в себе сил, чтобы вынести это новое несчастье, которое его сразило.

Сомнений не оставалось: человек, так принятый в парке, был новым любовником. Эта мысль целый день не давала покоя Шарни.

Наступил вечер, принеся с собой нашему пылкому часовому смутные желания и безумные мысли.

Шарни прекрасно помнил час свидания королевы.

Пробило полночь.

Сердце Оливье едва не разорвалось. Он прижался всем телом к балюстраде, чтобы заглушить биение сердца, становившееся все громче и сильнее.

«Скоро откроется дверь и заскрипят засовы», — сказал он себе.

Вдруг засовы заскрипели, и дверь отворилась. Смертельная бледность залила лицо Оливье, когда он заметил двух женщин во вчерашних одеждах.

— Значит, она влюблена! — прошептал он.

Обе женщины проделали тот же маневр, что и накануне, и, ускоряя шаг, прошли под окном Шарни.

Через несколько минут Шарни заметил те же самые плащ и шляпу, которые он разглядел накануне.

На сей раз незнакомец двигался навстречу королеве уже без почтительной сдержанности: он шел большими шагами, не решаясь бежать.

Королева, мучимая любовной тоской, прислонившись к тому же большому дереву, опустила голову.

Теперь незнакомец удвоил нежность своих речей. Порой Шарни, несчастному Шарни казалось, что каждое гармонично трепетавшее слово загорается неземным огнем и что он умирает от ярости и от ревности.

Королева что-то сказала. По крайней мере, так можно было подумать. Слова были совсем тихие, приглушенные, расслышать их мог только незнакомец. Услышав их, он вне себя от восторга воскликнул:

— Благодарю! Благодарю вас, мое прекрасное величество! Итак, до завтра!

Королева закрыла лицо, и без того надежно закрытое.

Шарни почувствовал, как холодный пот, смертный пот тяжелыми каплями медленно струится по его вискам.

Тут незнакомец увидел две руки королевы, простершиеся к нему. Он схватил их в свои и запечатлел на них поцелуй, столь долгий и столь нежный, что за это время Шарни познал муки всех пыток, которые человеческая свирепость похитила у сатанинской жестокости.

После этого поцелуя королева выпрямилась и схватила за руку свою спутницу.

Обе женщины убежали, промелькнув, как и в прошлый раз, мимо Шарни.

Ночь прошла для него в яростном беге по парку, по аллеям, которые он от отчаяния упрекал в преступном сообщничестве.

Он разглядывал следы этого человека с тем холодным вниманием, с каким изучал бы следы дикого зверя. Он узнал дверь за купальнями Аполлона. Взобравшись на верх широкой стены, он увидел следы конских копыт, нанесших немалый урон траве.

«Он приезжает сюда! Он приезжает не из Версаля, а из Парижа! — думал Оливье. — Он приезжает один, и завтра приедет опять, так как ему было сказано: „До завтра“. А до завтра мы будем молча глотать уже не слезы, которые текут у меня из глаз, а кровь, которая волнами струится из сердца. Завтрашний день будет последним днем моей жизни, иначе я превращусь в негодяя, который никогда не любил».

Вонзив ногти в грудь, Шарни мерным шагом направился к дому.

— Они сказали друг другу: «До завтра», — перепрыгнув через балконную решетку, прошептал он. — Да, до завтра!.. Но завтра на свидании нас будет четверо, сударыня!