Поутру, когда снова возникают все звуки, когда Париж возобновляет свою жизнь или же прибавляет новое звено к звену вчерашнему, графиня надеялась, что известие об оправдательном приговоре неожиданно проникнет в тюрьму вместе с радостью и поздравлениями друзей.

От состояния покоя человека уверенного, который спокойно поджидает протянутых к нему рук, Жанна перешла — такова была черта ее характера — к чрезвычайному беспокойству.

И тут она услышала не ропот толпы, а настоящий взрыв, возгласы: «браво!», крики, топот, нечто оглушительное, и это привело ее в ужас, ибо у нее не было уверенности, что это именно ей выражают такую горячую симпатию.

Вскоре на набережной, стало появляться много прохожих, а толпа на площади стала растворяться.

— Знаменательный день для кардинала! — сказал письмоводитель прокурора, подпрыгивая на мостовой подле парапета.

— Для кардинала! — повторила Жанна. — Стало быть, пришло известие о том, что кардинала оправдали? Капля пота скатилась со лба Жанны. Жанна поспешно возвратилась в залу.

— Сударыня, сударыня, что это я слышу: «Какое счастье для кардинала?»

— спросила она у жены Юбера. — Что это за счастье, скажите, пожалуйста?

— Не знаю, — ответила жена Юбера.

Хищный блеск, невольно сверкнувший в глазах Жанны, остановил Юбера и его жену, которые уже собрались принять решение.

— Вы ничего мне не скажете? — воскликнула Жанна.

Внезапно вся площадь зашумела, задвигалась. Толпа отхлынула на мост, на набережную с такими дружными, с такими несмолкаемыми криками, что Жанна вздрогнула на своем наблюдательном посту.

Мало-помалу масса народу, сжимая и сдавливая, вынесла на плечах, на руках лошадей, карету и сидевших в карете двух человек.

Один из них был кардинал де Роан.

Его спутник, румяный, радостный, сияющий, встретил столь же лестный прием. Женщины завладели кардиналом, мужчины кричали:

— Да здравствует Калиостро!

Шум со стороны Моста Менял снова привлек к себе внимание Жанны.

Окруженный людьми фиакр взбирался на мост.

В фиакре Жанна разглядела улыбавшуюся и показывавшую народу своего ребенка Оливу, которая тоже уезжала, свободная и обезумевшая от радости.

На середине моста ее поджидала почтовая карета. В этой карете, за спиной одного из своих друзей, прятался де Босир Олива, поднявшись в карету, упала в объятия Босира.

При виде всех этих людей, свободных, счастливых, ликующих, Жанна спрашивала себя, почему она одна не получает никаких известий?

— Но я! Я! — воскликнула она. — Что за утонченная жестокость! Почему не объявляют приговор мне?

— Сударыня! Нам, низшим служащим тюрьмы, запрещается рассказывать о приговорах — их оглашение лежит на обязанности секретарей судов.

— Но это же чудовищно! — воскликнула Жанна в порыве ярости. Привратник испугался — он предугадывал возобновление вчерашних сцен.

— Хорошо, — сказал он, — успокойтесь.

— Ну, говорите!

— А вы будете терпеливы и не скомпрометируете меня?

— Обещаю, клянусь вам! Говорите!

— Так вот: господин кардинал признан невиновным.

— Это я знаю.

— Господин Калиостро объявлен непричастным к делу.

— Знаю! Знаю!

— С мадмуазель Оливы обвинение снято.

— А дальше? Дальше?..

— Господин Рето де Вилет приговорен… Жанна вздрогнула.

— ..к галерам!..

— А я? Я? — крикнула она, в бешенстве топая ногами.

— Терпение, сударыня, терпение!.. Ведь вы же мне обещали!

— Я терпелива. Говорите же… А я?..

— Вы приговорены к изгнанию, — отводя глаза, слабым голосом сказал привратник.

Молния радости сверкнула в глазах графини и угасла так же быстро, как и вспыхнула.

Жанна притворилась, что теряет сознание, и с громким криком упала на руки своих хозяев.

— Что же с ней было бы, — прошептал Юбер на ухо жене, — если бы я сказал ей правду?