Книга: Русская мифология. Энциклопедия
Назад: Глава 2 ЛЮДИ, НАДЕЛЕННЫЕ МАГИЧЕСКОЙ СИЛОЙ И ДРУГИМИ МИФОЛОГИЧЕСКИМИ ХАРАКТЕРИСТИКАМИ
Дальше: ПРИЛОЖЕНИЕ
Кузнец
Одна из древних, профессия кузнеца была чрезвычайно важной в деревне. Практически каждый крестьянин не раз в году обращался в кузницу для починки сельскохозяйственного инвентаря, изготовления каких-либо предметов или утвари из металла, а также для подковывания лошадей. Но, несмотря на свой сугубо утилитарный характер, кузнечное ремесло в народном сознании было овеяно тайнами и наделялось совершенно необычными свойствами. Это отношение к кузнечеству сложилось в давние времена и объясняется тем, что оно воспринималось как высшее умение, искусство, связанное с преобразованием такого непростого материала, как металл.
В мифологических представлениях обработка железа и создание оформленных предметов из него, наряду с некоторыми технологическими процессами в других областях человеческой деятельности — типа выпекания хлеба, тканья полотна, изготовления горшков и подобного, — соотносится с актом творения мира и преобразования его из хаотического состояния в космическое, то есть упорядоченное. Преобразовательная сущность кузнечества оказывается, согласно мифологическому мышлению, одной из черт, определяющих божественное начало этого ремесла. Не случайно в мифопоэтических текстах прослеживается даже причастность кузнечества к созданию ландшафтных объектов. Эта идея реализуется, в частности, в восточнославянских преданиях этиологического характера о возникновении рек и Змиевых валов — древних укреплений в Северном Поднепровье. Так, согласно украинскому преданию, Бог послал на землю чудовищного змея, который стал требовать здесь принесения ему в жертву людей. Когда пришел черед царевича, тот, читая молитву, бежал от змея и укрылся в кузнице, где в это время святые Борис и Глеб выковывали для людей первый плуг. Змей вышиб языком дверь кузницы, но святые успели ухватить его раскаленными клещами за язык и запрягли в плуг. Этим плугом они провели борозду, которая и получила называние Змеиного вала. Другой вариант этого предания рассказывает о Божьем ковале Кузьме-Демьяне, который заставил Змея подобным же образом пропахать землю до самого Черного моря, после чего дал ему выпить полморя воды, и тот лопнул, превратившись во множество мелких змей.
В народной среде кузнечное дело воспринималось как магическое действо: оно было связано со стихией огня, с умением использовать ее силу при обработке одного из самых твердых материалов, а также со способностью придать металлу большую, чем природная, крепость путем закаливания в воде. Сам кузнец в крестьянском сознании наделялся необычной силой. Предполагалось, что он владеет тайными знаниями, не доступными простому человеку. Представления о мастерстве и особом знании кузнеца отразились в народной пословице: «Не кует железа молот, а кует кузнец».
Борис и Глеб на конях (вторая половина XIV в.).
Секреты кузнечного дела были связаны с термической обработкой металла, с испытанием металлических изделий на излом и другими технологическим процессами. Обычно знание ремесла передавалось по наследству, но, в связи с необходимостью, продиктованной спецификой кузнечного труда, мастер мог брать в подмастерья подростков и со стороны. Основные профессиональные приемы осваивались непосредственно во время работы, при наблюдении за старшим и следовании его указаниям. Вместе с тем, согласно рассказам кузнецов, ученик получал не только технические умения, но в какой-то момент во время работы ему вдруг открывалось и магическое знание. При этом оно исходило не из наставлений мастера; нередко подмастерье сам не понимал, каким образом знание входило в его сознание. В попытках объяснить этот феномен мотив получения магического знания приобретает мифологическое звучание через образ какого-либо видения или голоса. Так, один ярославский кузнец следующим образом передавал рассказ своего отца об этом: «У меня отец кузнец был, только начал работать в кузнице. Топор ковали, а никак не получалось. Тут-то и услышал голоса, дескать, один одного и спрашивает: «Ковали?» — «Ковали». — «А в песок совали?» — «Совали». Вышел — никого нет. А кто подсказывал, не знаю. И дошло до него, что надо в песок совать! Вот работаешь, и предъявлением каким-то явится. А выйдешь — никого и нету»
Фрагмент «Благовещения». Мозаика Софийского Киевского собора
Каждый кузнец, действительно, имел и тщательно оберегал свои профессиональные секреты. Любой мастер без труда мог отличить свою работу от чужой. При этом в отношениях между кузнецами прослеживались четко установленные этические нормы, не позволяющие, в частности, переманивать клиентов. Когда в кузницу приходил новый посетитель, мастер, увидев чужую работу, по негласному обычаю отправлял пришельца к тому, кто его обслуживал раньше.
Простые люди были уверены, что у кузнецов есть и специальные заклинания. Однако и сам кузнец, помимо использования иррациональных приемов и профессионального чутья, должен был владеть силой и быть ловким. Неслучайно в народных говорах, например в тверском, «ковалем» называли бывалого, ловкого, опытного человека вообще. О силе же кузнечных дел мастера в шутку говорили: «У кузнеца рука легка? Была бы шея крепка!»
В традиционном сознании образ кузнеца и кузнечный труд были мифологизированы. Об этом свидетельствуют сохранившиеся в фольклорных произведениях — сказках, обрядовых песнях и приговорах, заговорах — мотивы перековывания кузнецом грубого голоса в тонкий, старого человека на молодого, а также выковывания брачных уз, судьбы или жизни вообще. У украинцев, например, повивальная бабка, обмывая новорожденного сразу после появления его на свет, приговаривала: «Спасибо, тебе, коваль, что ты нам дитину сковал». Мифологизированная картина возникновения жизни под ударами кузнечного молота изображается в сказке, где обычно фигурируют волшебные кузнецы: «Сорок кузнецов, как ударят сорок раз — и родятся тотчас сорок военных солдат, вооружены и на бой готовы». Функцией этих кузнецов является создание необычной воинской силы, защищающей сказочное государство от «чужих». Продуцирующая символика кузнеца отразилась и в русской поговорке о рождении детей: «Был бы коваль да ковалиха, будет и этого лиха!» В этом плане показательно также, что в народных говорах слово «ковач» применялось для обозначения самца любого животного. Связь образа кузнеца с эротической символикой, а соответственно и с идеей жизни обнаруживается в устойчивой для святочной традиции ряженья игре «в подковывание девок» «кузнецами». В связи с этим примечательно, что народное выражение «подковать девку» означает «вступить во внебрачную связь».
В фольклоре овладение кузнечным мастерством подчас осмысляется как необходимость для воплощения в жизнь судьбы «настоящего» героя. Так, в волшебных сказках встречается мифологический образ мужичка с ноготок с бородой с локоть, который насильно заставляет молодых героев «молотовничать», то есть учиться кузнечному ремеслу. Этот мотив в сказке, по-видимому, связан с архаическими обрядами переходного характера, санкционирующими повышение социовозрастного статуса индивида. Научение же сказочного героя искусству «молотовни-чания» дает ему возможность проникнуть в тридевятое царство, где не дозволено быть простому человеку, и познать то, что неизвестно никому. Сказка о Лихе одноглазом рассказывает о любопытном кузнеце, который, благодаря хитрости и своему мастерству, оказывается способен победить персонифицированный образ Горя, пожирающего, как и Смерть, людей, и тем самым спасти свою жизнь:
Кузнец и портной шли, шли, зашли в лес, в густый, темный, <…> видят: изба стоит большая. Ночь; некуда идти. «Сём, — говорят, — зайдем в эту избу». Вошли; никого там нету, пусто, нехорошо. Сели себе и сидят. Вот и идет высокая женщина, худощавая, кривая, одноокая. «А! — говорит. — У меня гости. Здравствуйте. <…> Ну, хорошо; будет что поужинать мне». Они перепугались. Вот она пошла, беремя дров большое принесла, <…> поклала в печку, затопила. Подошла к ним, взяла одного, портного, и зарезала, посадила в печку и убрала.
Кузнец сидит и думает: что делать, как быть? Она взяла — поужинала. Кузнец смотрит в печку и говорит: «Бабушка, я кузнец». — «Что умеешь делать-ковать?» — «Да я все умею». — «Скуй мне глаз». — «Хорошо, — говорит, — да есть ли у тебя веревка? Надо тебя связать, а то ты не дашься; я бы тебе вковал глаз». <…> Взял он толстую веревку да этою веревкой скрутил ее хорошенько. <…> Вот он взял шило, разжег его, наставил на глаз-то ей на здоровый, взял топор да обухом как вдарит по шилу. В мифологических рассказах кузнец выступает как «знающий», то есть обладающий магическим знанием. Так, согласно поверьям, он мог опознать среди местных жителей ведьму: в народе считали, что черти ездят на «бабах»-ведьмах и подковывают их у кузнецов. Вот в такой-то ситуации кузнец и мог узнать по ноге кого-либо из деревенских женщин. Рассказ кузнеца об этом вполне мог послужить реальному обвинению в колдовстве и привлечь названную женщину к наказанию.
Владение магическими знаниями и силой в крестьянском сознании нередко объяснялись связью кузнеца с демоническими существами. До начала ХХ века сохранялись представления о том, что кузнец вступал в особые отношения с нечистой силой — лешим, водяным, чертом. Народная пословица гласит: «Умудряет Бог слепца, а черт кузнеца». Опасная, согласно народным представлениям, сущность самого кузнечного ремесла обнаруживается и на уровне фактов языка. Так, в местных говорах известны слова «ков» и «ковы», означающие соответственно «вредный замысел» и «коварные, злые намерения»; а слова «кознь» и «коварный» произошли от глагола «ковать». Все это объясняет тот факт, что в народе профессия кузнеца приписывалась инородцам и иноверцам, прежде всего цыганам. Демонологизация кузнечного дела объясняется соотнесенностью профессионального орудия труда горна с адским пеклом. Не случайно в одной из русских легенд кузнец называет черта «земляком». Увидев в церкви изображение черта в сцене страшного суда, он «намалевал» себе в кузнице такого же и всякий раз, приходя работать, приветствовал нечистого: «Здорово, земляк!» Это доброжелательное отношение кузнеца к черту обеспечивало благополучие в его работе. Традиционно женщины старались обходить деревенскую кузницу стороной, полагая, что там манит нечистый.
Кузнец и черт — довольно устойчивая пара персонажей в русских сказках, легендах и быличках. Здесь черт выступает в качестве подмастерья кузнеца, попутчика или клиента, которому нужна кузнечная работа. В вологодской сказке рассказывается, например, о деловых отношениях этих персонажей:
Ноцью приехал на Кузьму и Демьяна, цорт приехал на ве-шаном цоловеке к кузнецу. «Куй», — говорит. Кузнец посмотрел, а нога-то цоловецья, сразу и страшился, а цорт говорит: «Куй, куй, паря, не бойся». Подобные рассказы основаны на поверьях, что черти для езды вместо лошадей использовали самоубийц, утопленников, удавленников, умерших от опоя, ведьм. В таких повествованиях, как правило, отмечается, что лошадь не дает себя подковать, и не всякий кузнец может с ней справиться. Крестьяне также полагали, что если клиент ушел от кузнеца, не сказав ни слова, не поблагодарив за работу, не расплатившись, то это был не человек, а черт. Истории о невозможности подковать лошадь служили своеобразным оправданием для неудачливого кузнеца: если с лошадью никак не справиться, то утверждали, что она чертова, да и не лошадь вовсе. Однако в народе считали, что настоящий профессионал, который обладает магическим знанием и специальными приемами, должен справиться и с демонической, и с обычной, но норовистой лошадью. Вот одно из описаний необычного мастерства кузнеца:
С приметам кузнецы ковали. Мне дядя рассказывал: «Возил я лошадь к трем кузнецам. За ногу не могут взять: дикая. Привел к четвертому. Тот говорит:
Ко мне не к первому ведешь?
Нет, к четвертому.
Провел кузнец рукой от головы лошади до ног. И все ноги она дала, не сопротивлялась: знал что-то кузнец. С приметам!» Наряду с благосклонным отношением кузнеца к черту в фольклоре в большей степени представлены мотивы соперничества и противоборства этих двух персонажей. В тамбовском поверье Илья Пророк выступает в роли кузнеца, который кует громовые стрелы и поражает ими чертей: поэтому черти не любят кузнецов, а молния никогда не ударяет в кузницу. Распространенным в фольклоре является мотив «кузнецы бьют молотами плененных чертей». В сказках и мифологических рассказах кузнец нередко обманывает и прогоняет черта. Зная нелюбовь к себе, черт старается с помощью своих необычных умений перехитрить кузнеца и поставить в безвыходное положение на грани смерти, и только при обещании перестать издеваться над ним и относиться к нему с уважением он спасает кузнеца от неминуемой казни. В легендах и сказках черт-подмастерье иногда знает кузнечное дело лучше самого хозяина. Он может выполнять работы, вероятность которых допустима только с точки зрения мифопоэти-ческого сознания: перековывает старых на молодых, калек на здоровых, уродливых на красавцев. Вот как это описывается в одном из текстов:
Раз как-то не было хозяина дома, а в кузнице оставался один работник. Видит он — едет мимо старая барыня, высунул голову из дверей и давай кричать: «Эй, господа! Вы пожалуйте сюда; здесь новая работа открывается, старые в молодых переделываются». Барыня сейчас из коляски да в кузницу. <…> «Ну, вот тебе деньги, сделай из меня молодую». Нечистой взял деньги, посылает кучера на деревню: «Ступай, — говорит, — притащи сюда два ушата молока»; а самоё барыню схватил клещами за ноги, бросил в горн и сжег всю дочиста, только одне косточки и остались. Как принесли два ушата с молоком, он вылил их в кадушку, собрал все косточки и побросал в молоко. Глядь — минуты через три выходит из молока барыня, да молодая, да красивая! Не зная «чертовых» хитростей, кузнец попытался «перековать» старого барина, но от того остались только обгорелые косточки. Тут-то работник и пришел на помощь хозяину, потребовав, однако, с кузнеца клятву не бить черта молотом и «держать честь» к нему. В другом варианте этого сюжета черт под видом цыгана нанимается к кузнецу и показывает невиданное мастерство: сковывает ногу хромому атаману, перековывает калек в здоровых, безобразных в красавцев. Он оказывается отменным подмастерьем — десять против него не сработают. А сам кузнец-хозяин только смотрит и деньги за работу пересчитывает. Сказка тем не менее завершается тем, что кузнец после помощи «цыгана» в переделывании дряхлого старика в молодца швыряет изображение нечистого в огонь: «…с той поры черт почернел еще хуже, и любимым местом его стали кузнечные трубы».
Постоянная надобность крестьян в кузнечной работе, отразившаяся в поговорке: «Кузнецу, что козлу, везде огород», а также хорошая оплата за труд обусловили представление о зажиточности кузнецов. Статус кузнеца как богатого человека запечатлен в русских поговорках: «У кузнеца, что стукнул, то гривна», «Муж кузнец, жена барыня». В подблюдных песнях образ кузнеца символизирует богатого жениха:
Идет кузнец из Питера,
Одна пола — во сто рублей,
Другая пола — во тысячу,
Самому кузнецу — и цены нет.
При рассмотрении образа кузнеца нельзя не обратить внимания на мифологические характеристики материала, с которым связана кузнечная работа. Железо — один металлов, который в традиционной культуре издревле наделяется не только положительными свойствами, но и высоким сакральным статусом. Этот металл является одним из универсальных оберегов, что объясняется его прочностью, твердостью, долговечностью, связью с огнем. Железные предметы часто применяют в качестве оберега людей, находящихся в переходном состоянии: беременных, рожениц, новорожденных, молодых на свадьбе. Так, чтобы избежать сглаза, беременные носили кусок железа за пазухой. Для предотвращения порчи предметы из железа клали в постель или под кровать роженицы, а также в колыбель новорожденного или под нее. Для этого могли использовать колющие и режущие вещи, имеющиеся в любом крестьянском хозяйстве: иглу, нож, ножницы, топор и подобные. Оберегом от нечистой силы и дурного глаза служили металлические украшения и звенящие бубенчики на некоторых деталях костюма невесты, поддужные колокольчики в упряжи свадебных повозок. В Святки девушки, отправляясь гадать в особенно опасные, согласно народным представлениям, места, обязательно захватывали с собой кочергу, сковороду или сковородник, чтобы защититься от активной в это время нечисти. При обряде опахивания женщины, составлявшие процессию, с помощью металлической утвари и орудий труда — печных заслонок, сковородок, лезвий кос и других — создавали лязгающие звуки, что должно было, по поверьям, отогнать коровью смерть от деревни. Подчас спасти человека могло не наличие у него металлических вещей, а лишь упоминание о них. Так, на Русском Севере верили, что если человек тонет, чтобы его водяной не затянул в воду совсем, надо вслух перечислять любые известные ему железные предметы. Как обладающие защитной силой предметы из железа часто упоминаются в текстах заговоров: это «высокие железные тыны», «крепкие замки» и подобные.
Соответственно признакам крепости, прочности, долговечности железо в традиционной культуре считалось символом здоровья; не случайно существует метафорическое выражение «железное здоровье». В связи с этим железо, как и другие металлы, широко использовалось в лечебной практике.
С другой стороны, из-за признаков холодности, неподвижности железо в мифопоэтическом сознании противопоставлялось живой природе и воспринималось как элемент «мертвого мира». Поэтому в народных представлениях оно нередко выступает как атрибут нечистой силы. Согласно севернорусским верованиям, атрибутом русалок являются железные крюки, которые они держат в руках; у полудениц — сковороды, у лешачихи — железный гребень, у шуликунов — железные колпаки и палки с крюками. Иногда даже образы мифологических существ и мифологизированных персонажей в народном воображении наделяются железными частями тела: у колдунов и чертей — зубы, у полесских русалок — груди. Представления о потустороннем происхождении железа связаны, кроме того, с добычей железа из-под земли, а также с полудемоническим статусом кузнеца, превращающего бесформенный металл в предметы человеческого быта.
Покровителями кузнецов и кузнечного ремесла в народной традиции считались святые Косма и Дамиан. Ко дню их памяти — 1/14 ноября — мастера кузнечного дела обычно выполняли обет-ные работы, а вырученные деньги раздавали нищим или покупали на них свечи, чтобы поставить к иконе своих святых покровителей. Сам день Кузьмы и Демьяна, как полагали в народе, был опасным для кузнецов. В этот день они никогда не работали. Неслучайно в приведенной выше вологодской сказке клиентом, приехавшим к кузнецу в ночь на Кузьму и Демьяна, оказывается черт, а его «лошадь» — «вешаным цоловеком». В народном календаре день памяти этих святых воспринимался как начало зимы и связывался с наступлением холодов и установлением санного пути. Отсюда многочисленные пословицы, относящиеся к этому дню: «Козьма и Демьян с гвоздем», «Козьма-Демьян с мостом», «Козьма-Демьян подмостят» и другие. Все эти пословицы изображают святых как особых кузнецов, работающих не в рамках кузницы, а в природном пространстве.
После празднования Кузьминок, посвященных Кузьме и Демьяну, для кузнецов наступала жаркая пора работы, связанной с приведением в порядок орудий труда после уборочного сезона, а также с подковыванием лошадей и ремонтом средств передвижения, предназначенных для зимнего периода.
Гончар
Гончарство — одна из самых древних специальностей, обслуживающих не только быт, но и обрядовую сферу жизни крестьян. В местных традициях гончара называли также «горшеней» и «горшечником» по названию одного из основных изделий ремесла — горшка, «глинником» — по главному материалу ремесла. Само слово «гончар» произошло от древнерусского «гърньчар», восходящего к названию горшка — «гърньць», которое, в свою очередь, образовалось от «гърнъ», означающего профессиональное орудие труда — горн.
Гончар, как и представители других архаических профессий — кузнец, мельник, пастух, — в мифопоэтическом сознании занимает особое место. Известно, что в народной среде существовало представление о гончаре как ремесленнике, наделенном божественной природой: он лепит горшки, подобно тому как во времена первотворения Бог создал из земли человека.
Гончарное ремесло, как и кузнечное, основано на использовании мощнейшей стихии — огня — и на умении управлять ею. Поэтому в народных представлениях гончару, как и кузнецу, приписывались владение необычным знанием и магической силой. Некоторые факты традиционной культуры указывают на бытование в народной среде представления о гончарах как распорядителях адского пламени. Так, о соотнесении гончарной печи с преисподней, пеклом ада свидетельствует русская пословица-шутка: «Быть тебе в раю, где горшки обжигают!» Иногда это соотнесение находит отражение в конкретных явлениях той или иной местной традиции. Например, в селе Богородском Горбатовского уезда Нижегородской губернии, где гончары жили в отдаленном конце поселения, носящем название Вадского, местные жители в насмешку называли это место Адским концом, намекая на средоточие здесь печей горшечников.
Общеизвестно, что обжигательная печь и место рядом с ней, откуда гончар регулировал процесс термообработки своих изделий, устраивались ниже уровня земли. Профессиональная привязка гончара к подземному пространству, а также использование стихии огня в этом ремесле обусловили традиционные представления о связи гончарства с миром мертвых. Это отразилось, например, в таком языковом явлении, как замена конкретного слова «умер» описательным выражением, в котором соединяются мотив работы гончара и топоним, имеющий звуковую форму, близкую слову «могила». Так, костромские крестьяне об умершем человеке говорили: «В Могилевской губернии горшки обжигает». Идея соотнесения гончарства с потусторонним миром воплощается также в мифологических рассказах и сказках, где герой-горшечник встречается с ходячими покойниками и побеждает их. Сам гончар осмыслялся в народном сознании как посредник между мирами.
Профессия гончара требовала значительных познаний в области преобразования различных природных веществ и четких представлений о специфических химических процессах, что далеко не всегда было доступно крестьянскому сознанию. Крестьяне видели, как правило, только результат работы гончара — керамическую утварь. Даже при пристальном слежении за действиями гончара и их последовательностью у наблюдателя всегда существовала уверенность в наличии особых секретов ремесла. В народе считали, что в посуде гончара, не владеющего профессиональными тайнами, не будет получаться хорошая сметана или не смогут храниться продукты.
Действительно, изготовление гончарных изделий обставлялось множеством правил и запретов, которые были неизвестны обычным людям. Знающий гончар отправлялся за водой для изготовления посуды только в субботу, до восхода солнца. Придя к источнику, он говорил: «Я пришел по воду, делать кувшины для сыра, для сметаны, для масла». Возвратившись домой, мастер тут же заливал глину водой и начинал ее месить. Традицией предписывалось начальные этапы обработки материала совершать только до восхода солнца, иначе, по поверьям, посуда не будет удачной. При формовке каждого сосуда следовало сказать вслух, для какой цели он делается: для сметаны ли, для масла ли, для чего-либо еще. Во многих славянских традициях гончары в конце дня, завершая работу, чертили на оставшемся на гончарном круге куске глины крест, чтобы нечистая сила не вращала круг ночью. Клейма в виде крестов на днищах горшков известны из археологических находок. К особым знаниям гончара относилось умение чувствовать качество материала и придавать ему форму, правильно расставлять многочисленные изделия в горне и регулировать температуру обжига. Отсутствие знаний и профессионального чутья могли на любом этапе работы свести усилия ремесленника на нет. Изделия могли получиться некрасивыми, непрочными, пойти трещинами, разбиться вовсе или просто оказаться неудачными уже при использовании в хозяйстве.
Некоторым видам молочной посуды, в зависимости от времени ее изготовления, получения в результате обжига специфической формы и использования мастером особого материала, приписывались магические свойства. Так, в Подольской губернии ценилась посуда, которая изготавливалась в полнолуние: по поверьям, в ней получалась хорошая сметана. Удачными считались кувшины «с пупом», то есть с небольшим возвышением внутри на днище: крестьяне полагали, что они хороши для молока. Необычными качествами, согласно поверьям, наделялись сосуды, которые были слеплены из остатков глины, снятых гончаром с пальцев. Магическими свойствами обладали также кувшины, специально сделанные для ведьм, которые «отбирали» молоко у чужих коров. На Черниговщине особыми считались кувшины, изготовленные в субботу на первой неделе Великого поста во время, когда шла церковная служба. Эти кувшины гончар помечал орнаментом в виде креста, и женщины стремились приобрести именно такие сосуды, так как верили, что только в них сливки могут отстояться на высоту целого горлышка.
Купля-продажа гончарных изделий, как и технологические процессы их создания, сопровождалась обрядовыми действами, направленными на программирование удачного использования покупки в хозяйстве. Так, на Гомельщине крестьяне, приобретая кувшин, клали в него сено или солому с воза горшечника. Это делали для того, чтобы в сосуде хорошо отстаивалась сметана. В некоторых местах в Полесье гончар сам, продавая посуду, клал в горшки немного сена, объясняя, что содержимое в них никогда не будет убывать. На Житомирщине, покупая горшок, брали его не снаружи, а запуская руку внутрь: тогда, по мнению крестьян, в сосуде всегда будет много сметаны. При покупке старались выбрать горшок, который при постукивании об него давал тонкий, звонкий звук: считали, что в таком сосуде будет вкусно все сваренное.
В традиционной культуре широко бытовали представления о существовании взаимоотношений гончаров и нечистой силы. Формированию этих представлений могли способствовать многие особенности, отличающие гончарное ремесло. Это и связанная с расположением обжигательной печи привязка гончара к подземному пространству, и временные рамки работы, захватывающие ночь, когда, как известно, особенно активна нечистая сила. Так, цикл обжига посуды продолжался, как минимум, 1215 часов, а по мере необходимости, в зависимости от качества глины, он мог длиться 24–48 часов. При этом гончару нужно было постоянно, через определенные промежутки времени проверять температуру в горне. Все это располагало к мысли о причастности нечисти к работе гончара. В связи с этим показательно, что у украинцев богатство горшечника приписывалось помощи нечистой силы: о гончарном мастере говорили, что на него работает черт. Известна и русская сказка о том, как черт нанялся помощником к гончару. Вот как в ней описывается работа нечистого: Вот порядились, ударили по рукам и поехали вместе. Приезжают домой, работник и говорит: «Ну, хозяин, приготовь сорок возов глины, завтра я за работу примусь!» Хозяин приготовил сорок возов глины; а работник-то был сам нечистый, и наказывает он горшечнику: «Я стану по ночам работать, а ты ко мне в сарай не ходи!» — «Отчего так?» — «Ну да уж так! Придешь — беды наживешь!» Наступила темная ночь; как раз в двенадцать часов закричал нечистый громким голосом, и собралось к нему чертенят видимо-невидимо, начали горшки лепить, пошел гром, стук, хохот по всему двору. Хозяин не вытерпел: «Дай пойду — посмотрю!» Приходит к сараю, заглянул в щелочку — сидят черти на корточках да горшки лепят; только один хромой не работает, по сторонам смотрит, увидал хозяина, схватил ком глины да как пустит — и попал ему прямо в глаз! Окривел хозяин на один глаз и вернулся в избу, а в сарае-то гам да хохот пуще прежнего!
Наутро говорит работник: «Эй, хозяин! Ступай горшки считать, сколько за одну ночь наработано». Хозяин сосчитал — сорок тысяч наработано. «Ну, теперь готовь мне десять сажен дров; в эту ночь стану обжигать горшки». Ровно в полночь опять закричал нечистый громким голосом; сбежались к нему со всех концов чертенята, перебили все горшки, покидали черепье в печь и давай обжигать. А хозяин закрестил щелочку и смотрит. «Ну, — думает, — пропала работа!» На другой день зовет его работник: «Погляди, хорошо ли сделал?» Хозяин приходит, смотрит — все сорок тысяч горшков стоят целы, один одного лучше! На третью ночь созвал нечистый чертенят, раскрасил горшки разными цветами и все до последнего на один воз уклал.
Дождался хозяин базарного дня и повез горшки в город на продажу; а нечистый приказал своим чертенятам бегать по всем домам, по всем улицам да народ скликать — горшки покупать. Сейчас повалил народ на базар: обступили со всех сторон горшечника и в полчаса весь товар разобрали. Приехал мужик домой и полон мешок денег привез. «Ну, — говорит ему нечистый, — давай барыши делить». Поделили пополам. Черт взял свою часть, распрощался с хозяином и пропал. Через неделю поехал мужик с горшками в город; сколько ни стоял он на базаре, никто не покупает; все обходят его мимо, да еще всячески ругают: «Знаем мы твои горшки, старый хрен! С виду казасты, а нальешь воды — сейчас и развалятся! Нет, брат, теперь не надуешь!»
В мифологических рассказах гончар бывает связан отношениями не только с нечистой силой, но и с колдунами и мертвецами. Так, в харьковской быличке рассказывается о том, как гончар встречается с умершим колдуном, сам обучается колдовству, превращает в волков участников свадебного поезда и в конце концов сам оказывается побежден другим колдуном. Известны также рассказы о том, что гончар напускает порчу на женщину, укравшую у него горшки.
Красть посуду у гончара считалось большим грехом. Так, в Полесье широко бытовали рассказы, истолковывающие запрет на такое воровство. Согласно местным представлениям, при нарушении запрета на том свете придется просить у гончара забрать горшок обратно, но он не возьмет и скажет: «Грызи сама его замес хлеба!» Существовали и другие варианты объяснения запрета: если украсть у гончара горшок, то, когда умрешь, глаза накроют черепком, или придется на том свете пролезать сквозь сворованный горшок, или носить там его вечно привязанным к поясу.
В народных поверьях магическая сила, приписываемая гончару, могла восприниматься и как отрицательная и как положительная. В Воронежской губернии, например, считали, что если горшечник проедет по улице с горшками, то местных девушек никто не будет брать замуж. В Белоруссии же, в районе Бреста, напротив, появление гончара в деревне на Святки приветствовалось, так как сулило замужество многим девушкам. То же поверье, только относящееся к дню Покрова, бытовало и на Черни-говщине. В Витебской губернии, когда в село заезжал гончар, девушки гадали: они подкладывали в его повозку с горшками лапоть с правой ноги и смотрели, куда она направится. Полагали, что именно с той стороны следует ждать сватов. В некоторых местах в Полесье появление горшечника в селе использовали для защитных целей. Женщины подсовывали ему в воз деталь ткацкого стана — нит, полагая, что волки перестанут бродить вокруг поселения. Туда же незаметно клали и какую-нибудь вещь человека, страдающего лихорадкой, чтобы горшечник «завез лихорадку за границу».
Продукция гончарного ремесла была чрезвычайно многообразна и применялась в разных сферах крестьянского быта. Это различная утварь для хранения продуктов, готовки и подачи пищи на стол: кринки, кувшины — для молока, сметаны, сливок; корчаги — для воды; емкости для хранения масла и других продуктов; сковороды и горшки для варки и жарки, всевозможные миски и тарелки для еды, квасники и прочие сосуды для напитков. Гончарами же изготавливались кирпичи и изразцы для кладки и облицовки печей. И наконец, мастера этого ремесла находили возможность создавать из остатков материала просто игрушки и свистульки на радость детям.
Одним из наиболее мифологизированных предметов гончарного производства издавна являлся горшок. В мифопоэтическом сознании этот предмет домашней утвари связывался с символикой печи, очага, земли; в рамках ритуальной практики он осмыслялся как вместилище души и духов. Так, у русских и белорусов при новоселье горшок использовали для того, чтобы перевезти домового на новое место: «жар» из печи в старом доме собирали в горшок и, перенося его в новую избу, приглашали «домового дедушку». Здесь угли высыпали в новую печь, а горшок разбивали и ночью закапывали черепки под передним углом. Соотнесение горшка с жилым пространством нашло отражение в русской загадке: «Плотники без топоров срубили горенку без углов» (Горшок).
Разнообразные манипуляции с горшком широко были распространены в обрядах, сопровождавших переломные моменты жизни человека: рождение, свадьбу, похороны. Это, прежде всего, обряд битья горшка, символизирующий обретение человеком нового статуса и знаменующий начало следующего этапа жизни, даже если речь идет о погребальной обрядности.
Использование горшка в похоронных ритуалах восходит к глубокой древности. Так, в «Повести временных лет» сообщается, что родимичи, вятичи и северяне сжигали своих мертвецов «и посемъ собравше кости вложаху в сосудину малу, и поставляху на столпе на путех». Отголосками древнего восточнославянского обряда исследователи считают такие действия, как помещение в гроб сосуда с пищей, битье горшка при выносе покойника из дома и в других ситуациях похоронно-поминальной обрядности, оставление перевернутого горшка на могиле. На Смоленщине, например, когда гроб с покойником везли в церковь, то на перекрестках стелили солому и ставили там старый горшок, чтобы, увидев его, люди поминали умершего. Во Владимирской губернии для обмывания покойника использовали новый горшок, а если умирал «озорной» мужик, то брали горшок, обвитый берестой, называемый здесь «молостов». В случае, когда умирал хозяин дома, то горшок, из которого его обмывали, закапывали под красным углом, «чтобы не переводился домовой»; если же умирал простой домочадец, сосуд после обмывания относили на границу поля, «чтобы покойник не являлся и не стращал». Из приведенных обычаев очевидно, что в сознании крестьян горшок соотносился с человеком вообще, а подчас — с конкретным индивидуумом. В связи с этим показательно традиционное восприятие горшка через антропоморфные признаки, то есть через черты, свойственные человеку. Это восприятие нашло отражение на уровне названий частей горшка: горло, носик, ручка, черепок. Через обозначение этапов и особенностей жизни человека горшок загадывается в многочисленных загадках, например: «Не родился, а взят от земли, как Адам; принял крещенье огненное, на одоление вод; питал голодных, надселся трудяся, под руками баушки повитухи снова свет увидел; жил на покое до другой смерти, и кости его выкинули на распутье». Или:
Был я на копанце, был я на хлопанце,
Был на пожаре, был на базаре,
Молод был — людей кормил,
Стар стал — пеленаться стал,
Умер — мои кости негодящие бросили в ямку,
и собаки не гложут.
Горшки широко употреблялись в лечебной практике: знахарь накидывал их на живот больного, бабка-повитуха зачастую таким же образом «правила» роженицу. Не случайно у русских сложилась пословица: «Горшок на живот — все заживет». С горшком в печи связывалась также примета, предсказывающая погоду: в народе верили, что горшки легко перекипают через край к ненастью.
Не только горшку, но и другим изделиям гончара приписывалась магическая сила. В Полесье, на Гомельщине, несмотря на существовавший запрет, у гончара специально воровали посуду и били ее или бросали в колодец, когда хотели вызвать дождь. С этой же целью глиняную посуду вообще вешали на забор или на кол. А если дождь был слишком сильным, хозяйке кричали с улицы, чтобы она сняла горшок с кола. В некоторых местах, напротив, считали, что перевернутая глиняная посуда «закрывает» дождь, и поэтому во время засухи горшки и кувшины, висящие на заборе, специально разбивали. У приехавшего в село гончара иногда посуду крали и девушки: они били горшок на улице, чтобы поскорее выйти замуж, а не сидеть, «как горшки», в девках. В Киевской губернии для мытья девочки воду грели в кувшине, полагая, что у нее стан будет тоненький, как горлышко сосуда.
Нередко горшки использовали и для защиты домашней птицы. Так, в Вятской губернии в Великий четверг, до восхода солнца, хозяйка дома нагишом бежала на огород со старым горшком и переворачивала его на кол, где он оставался в течение всего лета, защищая, согласно поверьям, кур от хищных птиц. Повсеместно у русских отбитое горлышко от кувшина или горшка называлось «куриным богом» и считалось магическим предметом, предохраняющим домашних птиц от любых напастей. Поэтому такой амулет часто помещали в курятнике. Кое-где горшки употребляли и для предохранения человека. Так, на Витебщине при встрече похоронной процессии или после прощания с умершим, вернувшись домой, старались дотронуться до горшка, чтобы смерть касалась его, а не человека.
Гончары, как и многие другие ремесленники, имели в глазах крестьян репутацию пьяниц. Согласно украинской легенде, они, возвращаясь с ярмарки, отобрали у апостола Петра золотые ризы, продали их в селе, а деньги пропили. А вместе с деньгами горшечники пропили и свое счастье, так как Петр проклял их, и они стали обречены на никчемность и пьянство. Потому-то гончар — не хозяин, как считают в народе. Русская сказка, приведенная выше, тоже заканчивается тем, что горшечник, у которого из-за обманных горшков, сработанных нечистым, перестали покупать товар, совсем обеднел, «запил с горя и стал по кабакам валяться».
Вместе с тем гончарство как ремесло пользовалось значительным уважением, что, в частности объяснялось тем, что оно связано с огнем и землей — стихиями, которые в народном сознании осмыслялись как чистые и святые, а потому — почитаемые.
Глава 3
ХРИСТИАНСКИЕ СВЯТЫЕ В НАРОДНЫХ ПРЕДСТАВЛЕНИЯХ
Пресвятая Богородица. — Николай Чудотворец. — Илья Пророк. — Егорий Храбрый. — Власий — скотий бог. — Флор и Лавр — лошадники. — Касьян Немилостивый. — Параскева Пятница. — Кузьма и Демьян — божьи кузнецы
Долгое сосуществование у славянских народов языческих верований и христианского вероучения привело к их взаимовлиянию, а подчас и соединению. Христианство, например, восприняло довольно большой ряд слов, понятий, атрибутов и структур обрядовых действ, восходящих к языческой традиции. Так, к дохристианским временам относятся многочисленные славянские слова: «бог», «спас», «святой», «пророк», «молитва», «жертва», «крест», «воскресити», «обряд», «треба» и другие. Современные люди скорее всего соотнесли бы их с христианской культурой. Еще до крещения славянским народам было известно понятие «чудо», а в качестве обрядовых атрибутов широко использовались хлеб, вино, яйцо, сырная пища, тканевые покровы и т. п. Ритуалы молитвы, жертвоприношения, поста также входили в обрядовую практику язычников.
Процесс взаимовлияния языческой и христианской культур обусловил трансформацию образов христианских святых. Они оказались заменителями языческих богов, и соответственно впитали черты языческого происхождения. При этом в народном сознании «уходящие» языческие боги могли ассоциироваться не с одним, а с несколькими христианскими святыми, что обычно объясняется распределением функций высших сил. В связи с этим в народном восприятии подчас обнаруживается пересечение характеристик некоторых святых и представлений о закрепленной за ними роли. Народный календарь внешне подчинен церковному, то есть циклическому празднованию господних и богородичных праздников, а также дней памяти святых и церковных событий. Однако параллельно с христианским годовым циклом продолжала существовать языческая календарная обрядность, связывающаяся порой уже с именами христианских святых. Некоторые обряды такого рода, восходящие к глубокой древности, продолжали совершаться вплоть до середины XIX — начала ХХ веков. Все это делает народные культы святых важным источником для реконструкции языческих представлений.
Канонические образы святых и их судьбы иногда очень сильно расходятся с народными представлениями о них. Сами святые в фольклорных текстах изображаются подчас ленивыми, завистливыми и даже злыми, то есть наделенными человеческими страстями и характеристиками. В сказках и легендах некоторые из них иногда органично выполняют функцию добрых помощников, а иные — даже роль вредителей по отношению к такому персонажу, как крестьянин.
Пресвятая Богородица
Богородица в народе была особо почитаема. Вознесенная на небеса, она все же воспринималась близкой к простым людям, их первой заступницей перед Сыном, по-матерински переживающей за всех, утешающей, милосердной, отзывчивой к любому несчастью и облегчающей боль. Постоянными эпитетами Богородицы у православных славян были «Пресвятая», «Пречистая», которые зачастую заменяли ее имя. Богородицу называли в народе также «Владычицей», «царицей неба и земли», «избавительницей от скорбей», «скорой помощницей», «небесной заступницей» и т. д. К ней обращались с заговорами, молитвами и заклинаниями в разных случаях жизни.
Фрагмент «Благовещения». Мозаика Софийского Киевского собора.
Народное почитание Богородицы соотносилось с церковным. Четыре из дней ее чествования входят в ряд двенадцати особо почитаемых христианами праздников — двунадесятых — и называются Богородичными: Рождество Богородицы, Введение, Благовещение и Успение Богородицы.
Рождество Богородицы — день памяти рождения Пресвятой Девы Марии, Матери Господа Бога Иисуса Христа — отмечается 8/21 сентября. Источником сведений об истории рождения Девы Марии, которые легли в основу литургической, иконографической и фольклорной традиций, считается раннехристианское предание, зафиксированное в апокрифе II века «Книга о рождестве Марии», известного под названием «Первоевангелие Иакова Младшего», и в апокрифе «Евангелие от Псевдо-Матфея». Согласно преданию, родителями Девы Марии были праведные Иоаким из Назарета в Галилее (северная часть Палестины), из царского рода Давида, и Анна — из Вифлеема, из архиерейского рода Аарона. Они были женаты 50 лет, но Бог не дал им детей. Иоаким ушел в пустыню, постился и возносил молитву Господу в течение сорока дней и ночей. По прошествии этого времени ангел возвестил ему о будущем рождении дочери Марии. Анна, оставшись одна, тоже молилась Господу о даровании ей ребенка и дала обет посвятить его Богу. Пред Анной появился ангел Господень и сказал: «Анна, Анна, Господь внял молитве твоей, ты зачнешь и родишь, и о потомстве твоем будут говорить во всем мире». Родившейся девочке было дано имя, указанное ангелом Божьим, — Мария, что в переводе с еврейского языка означает «превосходящая», «госпожа», «надежда».
В праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы, отмечаемый 21 ноября / 4 декабря, церковь вспоминает о событии, связанном с обетом родителей Девы Марии посвятить ее Богу. Согласно обычаю, свершение обета заключалось в обряде введения посвящаемого в иерусалимский храм. По исполнении Пресвятой Марии трех лет первосвященник Захария, отец Иоанна Предтечи, ввел ее в храм, где она с этого времени воспитывалась, служа его святыням.
Благовещение Пресвятой Богородицы — это праздник, в который церковь вспоминает возвещение архангелом Гавриилом
Пречистой Деве Марии о предстоящем рождении ею Иисуса Христа. Об этом событии повествует лишь Евангелие от Луки (1: 26–38). Праздник отмечается 25 марта / 7 апреля. Приуроче-нье его именно к этому времени произошло около IV века: дата была установлена в соответствии с исчислением девяти месяцев, отделяющих Благовещение от Рождества Христова (25 декабря). Благовещение считается церковью третьим по важности праздником после Пасхи и Рождества. Если на 25 марта приходится Пасха, сначала служат благовещенскую литургию и только затем преступают к пасхальной. В связи с этим в крестьянской среде бытовал рассказ, повествующий о том, что однажды, когда Благовещение совпало с Пасхой, священники забыли отслужить благовещенскую службу и начали сразу пасхальную. Уже отслужили заутреню и обедню, а света нет как нет — солнце не встает. Несколько раз принимались за пасхальную службу, но ничто не помогло, пока не догадались отслужить благовещенскую. Лишь только тогда стало светать. Смотрят все, а солнце уже на западе — не пожелало оно светить в этот день. В народной среде в XIX–XX веках Благовещение нередко сопоставляли с Пасхой, а иногда даже ставили выше нее: «Благовещение — самый большой праздник у Бога, даже грешников в аду не мучают».
Успение Богородицы отмечается 15/28 августа. Этот праздник был установлен в память о преставлении и вознесении Богородицы. Согласно апокрифическим сказаниям и легендам, с помощью молитвы Божией Матери ко времени ее смерти в Иерусалим собрались апостолы и окружили ее ложе. Сошедший с небес Иисус Христос забрал душу Пресвятой Девы. Этот сюжет стал одним из широко распространенных в иконописи и жанре духовных стихов. За Успением, знаменовавшимся «разлучением души Богородицы с телом», последовало их соединение, то есть воскресение, и вознесение Пресвятой Девы на небеса. Свидетелем этого события стал апостол Фома, не присутствовавший при погребении Богородицы. Пребывая в скорби, он просил открыть гроб, чтобы приложиться к святому телу Приснодевы, но гроб оказался пуст. За вечерней трапезой апостолы увидели Деву Марию, благословляющую их, и воскликнули при преломлении хлеба: «Пресвятая Богородица, помогай нам!» Народные представления об Успении Богородицы воплотились в легендах, сюжеты которых восходят к апокрифам. Так, согласно вологодской легенде, когда гроб с телом Богоматери несли на кладбище, выбежавший из дома еврей хотел опрокинуть его, чтобы осквернить христианскую святыню, но слетевший с небес ангел отсек ему огненным мечом руки. Видевшие это уверовали в Богородицу. Уверовал и сам еврей, он стал молиться ей, и отсеченные руки приросли обратно. Эта легенда восходит к апокрифическому сказанию о первосвященнике Афонии, пытавшемся опрокинуть одр с телом Богородицы, когда апостолы несли его через Иерусалим в Гефсиманию. Его руки были отсечены невидимой силой, а после раскаяния Афонии они были исцелены, а сам он стал исповедовать учение Христа. Успеньев день был очень почитаем на Руси. Он считался траурным днем: в некоторых деревнях пожилые женщины в знак кончины Богоматери одевались в темные и черные одежды.
Почитали Богородицу не только в двунадесятые Богородичные праздники, но и в другие дни, связанные с событиями из ее жизни или прославляющие ее: Собор Пресвятой Богородицы — всенародное торжественное собрание для прославления Матери Божьей (26 декабря / 8 января); Положение честной ризы Пресвятой Богородицы во Влахернах (2/15 июля); Положение честного пояса Пресвятой Богородицы — в честь исцеления супруги императора Льва VI Мудрого Зои от этой святыни (31 августа / 13 сентября). Особо почитаемым у православных является праздник Покрова Богородицы, который был установлен в память о явлении Богородицы во Влахернском храме в Константинополе в середине Х века, в царствование императора Льва VI Мудрого, и отмечается 1/14 октября. Согласно преданию, явление Богородицы в церкви во Влахернах — императорской резиденции — произошло, когда во время войны с сарацинами жители Константинополя обратились к ней с молитвой и просьбой о защите. Во время всенощной присутствовавшие в храме св. Андрей Юродивый и его ученик Епифаний увидели явление Божьей Матери, которая простерла над молящимися христианами свой омофор (головной плат) и вознесла Господу молитву о спасении мира и об избавлении людей от бед и страданий. У русских праздник
Нерушимая Стена — запрестольный образ Софийского Киевского собора. Мозаика.
Покрова Богородицы отмечался, как великий. В народном сознании он получил иное осмысление, далекое от христианской истории. Русские крестьяне создали свою легенду, согласно которой странствующей Богородице в одной из деревень отказали в ночлеге, за что Илья Пророк наслал на ее жителей гром и молнию, огненные и каменные стрелы, град величиною с человеческую голову. Богородица же пожалела людей и спасла их, развернув покров над деревней. После этого люди стали добрыми и гостеприимными. Образ необычного покрывала Богородицы, наделяемый магической защитной силой, нередко встречается и в русских заговорах: «Зорька — зоряница, красная девица, Мать Пресвятая Богородица! Покрой мои скорби и болезни твоей фатою! Покрой ты меня покровом своим от силы вражьей! Твоя фата крепка, как горюч камень — алатырь!»
В русской традиции особенно торжественно праздновали также дни памяти чудотворных икон Богородицы — Владимирской (23 июня / 6 июля); Тихвинской (26 июня / 9 июля); Казанской (8/22 июля; 22 октября / 4 ноября); Смоленской (28 июля / 10 августа); Донской (19 августа / 1 сентября); Иверской (12/25 февраля) и других. В России насчитывается свыше 700 Богородичных икон, из них чудотворных, празднуемых во время службы, — 260, а по другим сведениям — 468.
В народной культуре Богородичные праздники считались женскими и девичьими. Сама Богородица воспринималась как покровительница женщин, женских работ, рожениц. В этом плане она, как и св. Параскева, унаследовала функции языческой богини Мокоши. Покровительство роженицам обусловлено традиционным восприятием материнского начала в образе Богородицы, что подчеркивается и этимологической связью ее именования со словом «роды». К Богородице обычно обращались с просьбой о помощи при трудных родах, в день Рождества Богородицы беременные молились о легком разрешении от бремени. Богородицу воспринимали также не только как Божью Матерь, но и как родную мать для всех людей. В этом смысле она в крестьянском сознании соотносилась с Матерью-сырой землей. Эта связь обнаруживается также в традиционных представлениях о матерной брани: в народной среде полагали, что она оскорбляет трех матерей человека — Богородицу, Мать-сыру землю и родную мать. До сих пор в деревнях помнят наставления стариков не ругаться матом, так как от этого «Богородица падает лицом в грязь». В фольклорных текстах звучит мотив страдания Богородицы от каждого прозвучавшего матерного слова:
Матерно не бранитеся
Мать Пресвятая Богородица
На престоле встрепенулася,
Уста кровью запекаются.
Соединение культов Богородицы и земли как подательниц плодов земных, свойственное крестьянскому сознанию, и даже их отождествление неожиданно яркое проявление нашли уже в довольно позднее время в Переславль-Залесском уезде Владимирской губернии. Здесь в 20-е годы XX века во время сильной засухи мужчины в отчаянии стали бить колотушками сухие комья земли на пашне, на что женщины потребовали остановиться, говоря, что тем самым они бьют «саму Мать Пресвятую Богородицу». О связи Богородицы с земледелием свидетельствует и приуроченность в некоторых местах у русских обрядов, относящихся к началу сева, именно к дню ее почитания — Благовещенью. Так, например, чтобы был хороший урожай, в этот день, освящая предназначенные для посева семена, икону с образом Богородицы ставили в сосуд с зерном, и произносили приговор:
Матерь Божья!
Гавриил Архангел!
Благовестите, благоволите,
Нас урожаем благословите.
Овсом да рожью, ячменем, пшеницей
И всякого жита сторицей!
В Московской губернии с той же целью во время обряда выноса запрестольного креста и иконы Богородицы в первый день Пасхи в крестьянские дворы эту икону ставили в лен и сыпали «в глаза» Богородице горсть овса. Особое значение для успешного сева имела и благовещенская просфора, которую клали в семена. А во время самого сева зажигали свечи у иконы Богородицы и трижды читали молитву, обращенную к ней. В Полесье вместо просфор пекли особое благовещенское печенье, имеющее форму сельскохозяйственных орудий: плуга, бороны и серпа. «Серпы» доставались девушкам, чтобы они быстро жали, а «бороны» и «плуги» — парням, тоже для спорой работы. Такое печенье также брали с собой в поле во время пахоты. Соотнесение образа Богородицы с мифологическими представлениями о земле обнаруживается в представлениях о Благовещенье как одной из важных для крестьян календарных точек года. Этот праздник приходится на сроки весеннего равноденствия, и, по поверьям, в этот день земля «просыпается», «открывается» и выпускает наружу все живое.
В народном календаре важные вехи земледельческого цикла связывались также с днем Успения Богородицы. К нему, в частности, приурочивались обряды, завершающие жатву. В некоторых же местах в Сибири с Успения только начиналась жатва ячменя, вслед за которым убирали пшеницу, о чем в народе говорили: «Девушка — пшеничка, ячмень — старичок». Значимость дня Успения Богородицы в плане сельскохозяйственных работ нашла отражение в приметах и традиционных рекомендациях: «До Успенья пахать — лишнюю копну нажать»; «Озимь сей за три дня до Успенья и три после Успенья».
Богоматерь с младенцем. В. Васнецов (1885–1896).
Связь культа Богородицы с идеей плодоношения в русской культурной традиции прослеживалась не только на уровне земледельческих занятий, но и применительно к жизни людей. Помимо того что Божья Матерь считалась покровительницей беременных и родовспомогательницей, ее воспринимали и как заступницу детей на этом и том свете. Соответственно к ней обращались в заговорах и молитвах и при родах, и при детских болезнях, и при благословении детей. Таков, например, архангельский заговор, который читали, укладывая детей спать:
Мать пресвятая Богородица,
С золотыми ключами, с золотыми замками,
Спаси, сохрани моих сыновей, моих дочерей,
Моих внуков, моих правнуков
Ото всех горестей, ото всех напастей,
Ото злых людей,
От хвори спаси, сохрани,
Пресвятая мать Богородица.
Да дай им моготы и здоровья,
Чтобы все беды мимо их проходили.
Аминь.
На Тамбовщине верили также, что мать, «заспавшая» своего ребенка, могла облегчить его судьбу на том свете как умершего неправильной смертью. Для этого ей следовало несколько ночей подряд молиться одной в церкви в очерченном кругу. По поверьям, в первую ночь Богородица показывала матери ее ребенка, находящегося полностью в крови, во вторую ночь крови становилось меньше, дальше — еще меньше, и так до полного очищения.
В особой чести Богородица была у девушек на выданье, так как ее считали покровительницей браков. Девушки обращались к ней с просьбами о ниспослании жениха. Нередко имя Богородицы упоминалось и в любовных заговорах, направленных на приворот парня: «Матушка Пресвятая Госпожа Богородица, от ради радости Твоей, от мила милости Твоей и благости, создай несносной тоски и печали раба Твоего (имярек), чтоб в еде не заедал, в питье не запивал, во сне не засыпал, в ходьбе не заходил. Аминь, аминь, аминь». С Богородичного праздника Успения в деревнях начинались посиделки, на которых молодежь обоего пола проводила время вместе, и у девушек была возможность присмотреть себе жениха. Старшие по этому поводу обычно говорили: «С Успенщины не успеешь присмотреть — зиму тебе в девках просидеть!» А с праздника Покрова Богородицы наступал период свадеб. Образ Покрова Пресвятой Божьей Матери в народном сознании соотносился не только со снежным покровом земли, но и с атрибутом брачной обрядности — головным покрывалом, или фатою, платком, которым невеста была покрыта во время венчания и в другие моменты свадебного обряда. Поэтому день Покрова Богородицы воспринимался как «покровитель свадеб», девичий праздник и даже олицетворялся: в заклинательных приговорах он именовался «Мать-Покров» или, в паре с образом самой Богородицы, — «Матушка Богородица, батюшко Покров». В народе об этом празднике говорили: «Придет Покров, девке голову покроет»; «Покров землю и девку покроет: землю снегом, а девку платком». Установление зависимости количества браков от особенностей погоды в день Покрова Богородицы нашло отражение в народных приметах. Так, крестьяне полагали, что «если на Покров ветрено — будет большой спрос на невест»; «если на Покров выпадет снег, то это предвещает много свадеб»; «если снег выпадет на Покров — счастье молодым».
Накануне Покрова и в сам праздник девушки гадали о своем «суженом-ряженом». В Ярославской губернии, например, ночью перед Покровом отправлялись в овин и оставляли там предметы для гадания — специально испеченный небольшой ржаной хлебец и обтрепанный пучок льна. При этом говорили: «Мой суженый, мой милый, приходи сегодня в ригу, на работу насмотрися, из окошка покажися». Затем девушка должна была молча дождаться видения суженого. Утром же хлеб и лен забирали из овина. По поверьям, они получали привораживающую силу. Чтобы полюбил понравившийся парень, девушка угощала его кусочком хлеба и тайно клала ему в карман нитку из «вороженного» льна. Накануне Покрова перед сном девушки молились, обращаясь к Богородице: «Ты, Покров — Богородица, покрой меня, девушку, пеленой своей — идти на чужую сторону! Введенье — Мать — Богородица, введи меня на чужую сторонушку! Сретенье — Мать — Богородица, встреть меня на чужой сторонушке!», а утром как можно раньше старались поставить в церкви свечу перед иконой Покрова Богородицы со словами: «Покров-батюшка, покрой землю снежком, а меня женишком!» По поверьям, кто раньше поставит свечу, тот раньше и замуж выйдет.
В Вологодской губернии существовал обычай, согласно которому девушки ко дню Покрова совместно изготавливали так называемую обыденную пелену: в течение одних суток они проделывали все операции по обработке льна — теребили, чесали волокно, — выпрядали нитки и затем из них ткали кусок холста. В Покров перед обедней «пелену» несли в церковь, украшали ею праздничную икону и молились: «Матушка Богородица!
Покрой меня поскорея, пошли женишка поумнея! Покрой ты, батюшко-Покров Христов, мою победную голову жемчужным кокошником, золотым назатыльником!»
В праздник Покрова девушки не работали, одевались в нарядную одежду, собирались вместе в избе, танцевали, пели песни, устраивали игры, а также угощенье в складчину. В некоторых местностях специальным блюдом таких складчин было мясо петухов. На Алтае, например, сама трапеза называлась «петухов варить». Для этого девушки собирали по селу молоко, масло, муку для блинов, а также пшено для каши и птицу для приготовления главного блюда. На Покровскую вечерку к девушкам приходили парни, принося гостинцы: конфеты, пряники, орехи. На этих собраниях все особенно внимательно примечали, кто за кем ухаживает. Удачливой называли ту девушку, которая в праздник Покрова получала от парня какой-нибудь подарок. Про не вышедшую замуж в сроки, близкие к Покрову, говорили: «Не покрыл Покров, не покроет и Рождество».
Тема брака, но уже свершившегося, звучала в другой Богородичный праздник — Введение Богородицы. В этот день обычно устраивались первые выезды на санях. К выездам приурочивался обряд «казания молодой». Родные и знакомые собирались в доме, где были молодожены, чтобы посмотреть, как поедет «молодой князь со своей княгинюшкой». Пришедших гостей угощали за столом, а в середине трапезы все смотрели, как, отправляясь на гулянье, молодые переступают через порог по вывернутой мехом наружу шубе. Во время катания молодые кланялись по сторонам, «показывая себя», а гости, ехавшие вслед за ними целым «санным поездом», пели, пили хмельные напитки и выкрикивали благопожелания молодым. После выезда все возвращались, «князь и княгиня» так же переступали через порог по шубе, и праздничное угощение возобновлялось.
Повсеместно у русских Богородицу считали исцелительницей от самых разнообразных недугов. В случае болезни не только обращались к Божьей Матери с молитвой, но и использовали магическую силу почитаемых природных объектов, связанных в легендах и преданиях с ее именем. Это камни, на которых, согласно поверьям, отпечатался след Богородицы, водные источники, оказавшиеся местом явления ее икон. К таким святыням крестьяне отправлялись в паломнические путешествия по обету, в большие праздники в подобных местах совершали крестные ходы и молебны. Защитную и целебную силу в народе приписывали также так называемой благовещенской соли. В благодарность за помощь в исцелении или в трудных делах замужние женщины в день Рождества Богородицы выполняли данные «обеты»: посетить святое место, оставить в храме в качестве «приклада» к иконе то или иное ценное украшение, принести в храм или часовню к иконе Божьей Матери подвеску из золота и серебра, в форме той части тела, которая при обращении к Богородице с молитвой была чудесно исцелена. С идеей чудесного исцеления и архаичным обычаем принесения изображений больных частей тела в священное место соотносится христианское предание о возникновении иконы Божьей Матери Троеручицы. Согласно преданию, Иоанну Дамаскину — известному противнику иконоборчества, жившему в VIII веке во время царствования Льва Исаврянина, — по клеветническому навету отсекли руку. Забрав руку в свою келью, Иоанн приставил ее к телу и молился об исцелении перед иконой Божьей Матери, пока не уснул. Во сне ему явилась Богоматерь и сказала, что рука его здорова. В благодарность Иоанн сделал из серебра изображение кисти руки и приложил ее к иконе. Другое предание об иконе Трое-ручицы, известное на Афоне в XVII веке, повествует о живописце из Хилендара, который, решив написать икону Богоматери, очертил изображение мелом. Выйдя из кельи на некоторое время, он вернулся и увидел очертание третьей руки. Полагая, что над ним решила посмеяться братия, он стер это очертание, но ночью оно появилось снова. И так было до трех раз, пока наконец иконописец не услышал глас: «Не дерзай стирать третьей руки, на то Моя воля». И художник написал образ Троеручицы, прославившийся большими чудесами. В России списки иконы Троеручицы появились в XVII веке, а объяснение третьей руки в изображении, далекое от христианского предания, получило форму народных легенд. Согласно одной из них, третья рука выросла у Богородицы, когда она, убегая от разбойников с младенцем на руках, бросилась в реку, чтобы переплыть на другой берег, но грести одной рукой было трудно, и она взмолилась: «Сын мой милый, дай ты мне третью руку, а то плыть мне невмоготу». По другой легенде, Богородица шла мимо водоема и увидела тонущего ребенка. Так как обе руки у нее были заняты, то по ее молитве появилась третья рука, и ей удалось спасти утопающего.
В XVIII–XIX веках в некоторых местах Вятской губернии широко бытовал приуроченный ко дню Рождества Богородицы архаичный обряд, называвшийся «троецыплятницей». Он совершался обычно «по обету» в связи с тяжелыми родами или болезнью, являлся сугубо женским обрядом и заключался в совместной трапезе женщин, старух, вдов, повивальных бабок. Свое название ритуал получил соответственно блюдам трапезы, включавшим навар из троецыплятниц — кур, трижды выводивших цыплят, селянку из яиц, печенки, сердец и пупков этих кур, а также просто яиц троецыплятниц, которые ели как отдельно, так и в наваре. Согласно обычаю, кости куриц должны были оставаться целыми, поэтому их варили целиком, а во время обеда аккуратно ломали руками. Особенностью трапезы являлось сохранение торжественного молчания участниц, которое прерывалось лишь тихим произнесением молитвы и земными поклонами. Горшок с останками троецплятницы ставили на голову, «чтобы не болела голова». Затем остатки обрядового блюда бросали в проточную воду или закапывали в землю в чистом месте.
Повсеместно в России, как и у других славян, сильным защитным средством считалось ношение в виде амулета списка апокрифического текста «Сон Пресвятой Богородицы». Он бытовал в устной и в рукописной форме и мог восприниматься и как духовный стих, и как заговор. Списки «Сна Богородицы» хранили дома, носили в ладанке на груди вместе с нательным крестом, что, по поверьям, обеспечивало сохранение человека в пути, помощь женщине в трудных родах и в других сложных ситуациях. Крестьяне верили, что тот, кто имеет при себе рукопись и читает ее каждый день три раза, будет спасен от суда, рекрутства, сглаза, болезней, защищен в дороге и т. д.
Защитой от пожара — одной из самых больших угроз в русской деревне — считался образ Богородицы Купины Неопалимой, день празднования которой приходится на 4 / 17 сентября. По народным представлениям, она может уберечь от огня. Поэтому ей молились, прося о защите дома от молнии и пожара. Образ Купины Неопалимой восходит к ветхозаветному преданию о видении Моисею горящего, но не сгорающего тернового куста, из которого воззвал голос Божий и призвал его вывести израильский народ из Египта в землю обетованную (Исх 3: 110). В христианской традиции несгорающий куст осмыслялся как символ Богоматери, родившей Христа, но не потерявшей невинности. В крестьянской среде икону Богородицы Купины Неопалимой во время пожара выносили на улицу и обходили с нею вокруг загоревшейся постройки. При этом молили Богородицу, чтобы она отвела огонь. В некоторых местностях у русских этот обряд практикуется до сих пор. На Урале, в Сибири и на Дальнем Востоке широко бытуют рассказы о том, как благодаря иконе Богородицы Купины Неопалимой были спасены отдельные дома, улицы и целые селения от ураганов с огнем.
В фольклорной традиции Богородица — один из персонажей, наиболее часто встречающихся в заговорах, духовных стихах, преданиях и легендах. Согласно севернорусским легендам, Богородица на Пасху «ходит по земле». Белорусские тексты повествуют о том, что плачущая Богородица бывает видима перед какой-либо бедой. Существуют также сказания об особенностях птиц и животных, связанных с действиями Богородицы. Так, в Сургутском крае известна легенда о рябчике, который испугал в лесу Божью Матерь, за что она, рассердившись, превратила его в «малую птицу с большим шорохом», чтобы любой охотник мог быстро его найти. Но все же большей частью народные легенды и предания посвящены рассказам о спасении и исцелении Богородицей людей, особенно тех, кто ведет благочестивый образ жизни.
Немало существует и рассказов, связанных с поверьями о запретах, приходящихся на Богородичные праздники, в особенности — на Благовещенье. Так, широко распространены рассказы о наказании девушки, которая пряла в этот день, и Бог превратил ее в кукушку, и о кукушке, свившей в Благовещенье гнездо, за что Господь проклял ее и лишил своего гнезда навеки. Известна легенда и о граче, который, забыв о празднике, принялся строить гнездо и удавился прутиком, принесенным для своей постройки. Во многих местах верили, что, если птица все же совьет гнездо, то в него или ударит молния и погубит птенцов или у самой птицы отнимутся крылья, отчего она будет ходить по земле до праздника в следующем году. Работающего на Благовещение человека, по поверьям, ожидали неудачи, несчастья и даже смерть. В народе говорили: «Кто не чтит праздника, с огнем за работой сидит, у того убьет летом молнией близкого родственника». Народная поговорка — «На Благовещение птюшечка гнезда не вьет, а девица косы не плетет» — подкреплялась традиционным запретом расчесывать волосы и заплетать косы в этот день, иначе, по поверьям, куры испортят посевы, «расчесав» грядки. Верили также и в то, что если днем в Благовещение спать, то «уснут» под землей и семена, не дав всходов. Крестьяне считали Благовещение тяжелым и несчастливым днем, в который происходят ссоры и недоразумения. Ребенка, зачатого или родившегося в этот день, называли «благовестником», «праздничком» и полагали, что он будет калекой, малоумным или злодеем. Подобное представление распространялось и на животных: повсеместно бытовало поверье, что из снесенных накануне Благовещенья яиц выведутся уродливые цыплята. Тульские крестьянки были уверены в том, что если корова принесла первого теленка на Благовещение, то весь ее приплод не будет жить, хотя молока у нее может быть много. Даже день недели, на который приходилось Благовещенье, в течение всего года считался неблагоприятным для начала любого дела: пахоты, сева, выгона скота, строительства дома и т. д. Вместе с тем день недели, следующий за праздником, полагался удачным для любых начинаний.
Богородичные праздники вообще в народном календаре выступали как важные временные вехи и границы. Благовещение, совпадавшее по времени с днем весеннего равноденствия, в народе считалось началом весны, и о нем говорили: «Щука хвостом лед разбивает», «Весна зиму поборола». В этот день проснувшаяся земля выпускала на поверхность гадов — змей, лягушек, мышей, насекомых. По поверьям, в этот праздник должны были прилететь птиц, пробудиться ото сна пчелы, мухи, медведи. Во многих местах на Благовещение «кликали» весну, зазывали ее песнями и угощением — хлебом и пирогами. На Русском Севере девушки в Благовещенье скакали на досках, подпрыгивая высоко в воздух и махая руками, изображая прилет птиц. О восприятии крестьянами этого дня как временной границы свидетельствуют поверья о том, что все дела, завершенные до Благовещения, будут удачны весь год, а человек, закончивший важную работу, будет счастлив в ней до следующего Благовещения.
С Успеньева дня, по крестьянским представлениям, лето решительно поворачивало на осень. Считалось, что «с Успенья солнце засыпается», т. е. поздно всходит. В народе полагали, что Успение — последний день отлета ласточек; верили также, что с Успеньева дня у лягушек зарастает рот, и они престают квакать. В этот день происходили проводы лета и встреча осени — первые осенины. Вечером в Успенье в избах впервые «вздували огонь» и садились ужинать при свете.
К праздникам Успения и Рождества Богородицы приурочивался период, называемый в народе «бабьим летом». Во многих местах словосочетанием «бабье лето» обозначали время, когда женщины дергают лен или когда совершается уборка хлеба и трав. В Костромской губернии так называли женское гуляние, связанное с окончанием полевых работ. Если в это время выпадала хорошая погода, говорили со смехом: «Ныне бабы умолили Бога». Нередко же вообще несколько погожих осенних дней именовали «бабьим летом».
День Рождества Богородицы соотносился с днем осеннего равноденствия, и к нему приурочивали вторые осенины. Женщины собирались рано утром и выходили на берег рек, озер и прудов встречать матушку Осенину с песнями и специально испеченным овсяным хлебом. Затем хлеб делили на всех собравшихся и кормили им домашний скот. В этот день также обновляли огонь в избах: старый гасили и зажигали новый.
Покров день в народной традиции — праздник, связывавшийся с началом зимы. Пограничное положение дня Покрова Богородицы между осенью и зимой обусловило его восприятие как определяющего погоду на предстоящую зиму. Крестьяне говорили: «Какова погода на Покров — такова и зима»; «Откуда ветер на Покров, оттуда начнутся морозы». В народных пословицах отмечается двойственный характер погоды в этот день: «На
Покров до обеда осень, а после обеда зимушка-зима»; «Покров кроет землю, то листом, то снегом». После праздника Покрова Богородицы молодежные гулянья переносились с улицы в избу, что отразилось в его народном определении: «Покров — конец хороводам, начало посиделкам». В этот день ставили также на двор скотину на всю зиму до Егорьева дня. При этом, чтобы уберечь скотину от бескормицы и болезней, ее закармливали последним сжатым снопом; а чтобы корма хватило на весь год, в ночь на Покров день скотине клали столько сена, сколько она не могла съесть. В день Покрова Богородицы над воротами вешали ведро без дна, чтобы отел у коров прошел благополучно. Все эти действия указывают на то, что праздник считался важной временной границей, с которой связывалось будущее крестьянского хозяйства. С Покрова крестьяне начинали конопатить и чинить свои избы, подготавливая к зиме. В этот день в первый раз топили печи в жилых помещениях. В Тамбовской губернии в связи с этим пекли «блинцы», что называлось «запекать углы». Хозяйки приговаривали: «Покров, натопи избу без дров». По местным поверьям, «если на Покров истопить печь яблонью, то в доме всю зиму будет тепло».
Праздник Введения в народной традиции соотносился с «вводом» — приходом настоящей зимы, о чем свидетельствуют поговорки: «Введенье пришло — зиму привело», «Введенские морозы рукавицы на мужика недели, стужу установили, зиму на ум наставили».
Николай Чудотворец
Св. Николай занимает особое место в религиозном сознании русских. У них он является наиболее почитаемым святым, и это отношение нередко приближается к почитанию Богородицы и Иисуса Христа. Согласно письменным источникам XVI–XVIII веков, содержащим наблюдения иностранцев о русском народе, Николе русские воздавали поклонение, соответствующее Богу, в случае важной просьбы для убедительности молили не ради Бога или Христа Спасителя, а ради Николы, и дни памяти этого святого чтилась иногда выше Господских праздников. Кроме того, даже в XIX–XX веках в народной среде широко бытовало представление, что Троица состоит из Спасителя, Богоматери и Николы Угодника. По сведениям иностранцев, посещавшим Россию в конце XVII века, русские в некоторых местах воспринимали св. Николая и как четвертое лицо Троицы.
В фольклорных текстах — заговорах, причитаниях, былинах, духовных стихах, молитвах — имя св. Николая сочетается с наименованием Господа, Троицы, Богородицы, соединяясь с ними в единое целое:
Теперь благослови, боже Господи,
Божья Мать, Пресвята Богородица,
Свет сударь Микола Многомилостивой.
Или:
Ой, у Миколы милосливого батюшка,
У святой Троицы-Богородицы
Не в большой колокол ударили,
Не к обеденке зазвонили
Нередко образ Николы вообще смешивается с образом Бога:
Ты не дай-же Бог, Микола да на тихом Дону,
На тихом Дону середь лета о Петрова дни да пересохнути,
Ты не дай-же Бог,
Микола во крещенские морозы перемерзнути.
В русской традиции слово «бог» зачастую входило в наименования Николая Чудотворца: «морской бог», «бурлацкий бог», «пивной бог».
В сказках и легендах известен образ Николы, независимый от Бога: так, например, заступаясь за бедных, он может безнаказанно обманывать Господа. Более того, по народным поверьям, зафиксированным иностранцами в XVII веке, бытовавшим еще в XIX веке и иногда встречавшимся даже в проповедях священнослужителей, когда Бог умрет, св. Николай должен занять его место.
В традиционной культуре русских прослеживается и соотнесение Николы с Иисусом Христом. Так, в принятых в народном быту словах напутствия перед отправлением в дорогу их имена стоят рядом: «Никола в путь, Христос подорожник!», «Бог на дорогу, Никола в путь!» В коротеньких текстах божбы и поговорок имена Христа и Николы выступают как взаимозаменяемые: «На то те Христос!» — «На то те Микола!»; «Христос с нами!» — «Никола с нами!» Это соотнесение обнаруживается не только в фольклорных текстах, но и на уровне обрядовых атрибутов и других явлений традиционной культуры. Например, в свадебной обрядности при совершении ряда ритуальных действий использовались определенные иконы для жениха и невесты, и, если последней полагалась икона Богоматери, то жениху — икона с изображением либо Спасителя, либо св. Николая. Начало зимних Святок, знаменующих окончание рождественского поста, во многих местах на Русском Севере приурочивалось не к Рождеству Христову, а к Николину дню.
С введением христианства св. Николай на восточнославянской почве явился преемником языческого бога Волоса и, соответственно, воспринял его функции. Поэтому естественно, что на народные представления о св. Николае значительное влияние оказал культ Волоса. Это соотнесение подтверждается тем, что в географическом отношении прослеживается совпадение привязки культа Волоса на восточнославянской территории и распространения особого почитания Николы, в значительной мере включающего элементы язычества. Это в основном северные и центральные территории расселения русских. В этом плане показательно, что на Украине Николу считали «породы московской». Нередко места почитания Волоса позже связывались с именем Николая Чудотворца. Так, по письменным источникам XIV века известен Волосов Николаевский монастырь на реке Колочке во Владимирском уезде, в 16-и верстах от г. Владимира. По народному преданию, этот монастырь был основан на месте языческого капища, посвященного Волосу, и оттого получил название «Волосова». В монастыре находилась чудотворная икона св. Николая, которая, по преданию же, неоднократно являлась на дереве висящей на волосах.
Русские воспринимали Николу как народного и, более конкретно, как крестьянского святого. В русских переделках греческих сказаний о св. Николае он именуется «смердовичем» и «мужицким заступником». В фольклорных текстах он может называться также «бурлацким богом». В таком отношении к Николе отразилось восприятие Волоса как бога «всей Руси», в отличие от Перуна — бога княжеской дружины. Противопоставление и Волоса, и Перуна в социальном аспекте во времена, последующие за принятием христианства, нашло свое продолжение в том, что имя Николы как преемника Волоса было нехарактерно для княжеской среды.
Отражение основного мифа восточных славян, связанного с противоборством Перуна и Волоса, усматривается исследователями в широко распространенной у русских легенде о споре Ильи Пророка, преемника бога-громовержца, и Николы, когда св. Николай неоднократно обманывает Илью, спасая урожай мужика. Вообще в народных представлениях грозному, карающему с небес Илье противостоит добрый, защищающий «земной» Николай Угодник. Не случайно постоянным эпитетами в именовании Николы являются слова «милостивый», «многомилостивый».
Кроме того, что Никола считался народным святым, он воспринимался и как национальный святой, покровитель русского народа. В этом плане особо почитаемым можно назвать иконографический тип Николы Можайского, характеризующийся изображением святого с мечом в одной руке и храмом или городом — в другой. Древнейшее резное изображение этого типа находилось в г. Можайске Московской губернии в храме во имя святителя Николая; его почитание связывалось с событиями нашествия татар. Согласно местному преданию, когда враги устремились к Можайску, они и жители города увидели над церковью явление св. Николая с мечом и обнесенным стеной храмом в руках. Неприятель бежал, а после этого события у врат храма было сделано резное изображение Николы Можайского, почитаемого как градоспасителя.
Особое отношение к св. Николаю прослеживается в области иконографии и народном взгляде на изображения святого на иконах. В крестьянской среде, например, считали, что любая икона св. Николая является чудотворной. Имя святого нередко использовалось в значении иконы вообще, что, в частности, отразилось в поговорке: «На тебе полотенце — ты утрися, на тебе Николу — помолися». В русской иконописи Никола — единственный святой, изображение которого могло использоваться в «Деисусе» (в переводе с греческого — «моление») — трехфи-гурной иконографической композиции, включающей обычно образ Христа на троне в центре, а по бокам — молящихся ему Богородицу и Иоанна Крестителя. Изображение св. Николая наряду с Богородицей, вместо Иоанна Предтечи, свидетельствует о восприятии его, как и Богородицы, в роли посредника между человеком и Господом, заступника за людей перед Господом. В этой связи показательна русская пословица: «Проси Николу, а он Спасу скажет». Известны также псковские иконы «Воскресения» XIV–XV веков, на полях которых в центре деисусной композиции изображен сам Никола.
Никола. Икона (XV в.).
У русских широко распространены резные изображения Николы, что резко отличает его от большинства святых. Это необычно, особенно если учесть борьбу православной церкви со скульптурными изображениями. В этом плане знаменателен исторический факт, нашедший отражение в Первой псковской летописи: когда в 1540 году в г. Псков привезли резные образа св. Николая (икону Николы Можайского) и св. Параскевы Пятницы, то народ усмотрел в их почитании «болванное поклонение», отчего в людях была большая молва и смущение. По мнению исследователей, псковичи в этих резных изображениях увидели идолов Волоса и Мокоши. На основе этого и других сведений ученые склоняются к мнению, что статуи Николы, вероятно, восходят к идолам Волоса. Так, например, даже в начале ХХ века в одном селе в Новгородской губернии крестьяне почитали главного из нескольких идолов, сохранившихся с глубоких времен на «жальнике», как Миколу и в определенные сроки приносили к нему в качестве жертвы собранное в складчину зерно с просьбами о ниспослании плодов земных. Очевидно, что в данном случае произошло отождествление языческих богов с христианским святым. Несмотря на то что в православной культуре действительно, как правило, не признаются скульптурные изображения, у русских тем не менее высоко чтится резной образ Николы Чудотворца. Собственно, само бытование резных икон св. Николая и объясняется его особым почитанием, что издавна учитывалось церковью.
Соотнесение Волоса и Николы прослеживается не только в характере почитания, типе изображения, но и в функциях.
Св. Николай, наряду с некоторыми другими христианскими святыми, унаследовал от языческого божества функцию покровительства скоту. По народным поверьям, Николай Угодник охраняет от бед крестьянский скот: незаметно для пастуха святой приходит в стадо, чтобы защитить его от лешего, диких зверей, лихих людей. У русских при приветствии пастуха было принято говорить: «Микола в стадо!», что означало пожелание, чтобы св. Николай всегда оберегал стадо, находясь при нем. Показательна также русская поговорка: «Наше стадо чудотворец Никола пасет», о скотине, пасущейся без пастуха.
Связь традиционного образа св. Николая со сферой скотоводства прослеживается в обрядовой практике и в характере жертвоприношений в дни его памяти, носящих ярко выраженный языческий характер. При падеже скота в некоторых местностях совершали опахивание селения с иконой св. Николая. В некоторых местах при эпизоотиях крестьяне общиной давали обет «повеличать Великому Миколе». Для этого новорожденного бычка, посвященного Николе и называемого «миколец», растили три года, откармливая перед закланием зерном, которое собирали со всей округи. Лучший кусок мяса жертвовали в церковь, а остальное съедали всем миром. Эта трапеза, как и все празднование, называлась «микольщиной»; кроме трапезы устраивался молебен и окропление скота святой водой.
В некоторых местностях в первый день выгона скота стадо обходили с иконой св. Николая, а сам выгон в поле или в ночное мог приурочиваться к дню Николы вешнего. Нередко св. Николай воспринимался непосредственно как покровитель лошадей. Так, в Белоруссии первый выгон коров совершался в день св. Его-рия, а первый выгон лошадей в ночное — в Николин день. В этой связи показательна и русская поговорка: «Святой Юрий запасает коров, а Никола коней». В некоторых местах Николин день считался праздником конюхов. У русских нередко в конюшне вешали икону св. Николая.
Никола. Икона (начало XVI в.).
Подобно Волосу, Никола считался также покровителем урожая и земледелия в целом. Русские считали, что Николай Угодник дарует плодородие и соответственно богатство. Не случайно народная поговорка гласит: «До Миколы — нет добра нико-ли». В фольклорных текстах — обрядовых песнях, притчах, легендах — часто встречается мотив хождения святого по домам: он заглядывает в амбары и погреба и старается их наполнить разным добром.
Согласно народным представлениям, Николу «любит Матушка-сыра земля», и благодаря именно его заботам колосится рожь, цветет гречиха, созревает ячмень. Покровительство святого земледелию отражено в поговорке «На поле Микола один Бог». В обрядовых песнях он предстает как рачительный хозяин, который во время жатвы ходит по полям:
Как Николушка-то по полю ездит,
Суслончики пересчитывает
Оржаные, пшеничные.
О переходе функции покровителя земледелия от языческого Волоса к христианскому святому свидетельствуют данные обряда завивания «Николиной бороды». Связь обоих образов очевидна в одном новгородском обряде, при котором выбранной жнее говорили: «Ты верти бороду Волосу», а она, выполняя это действие, пела:
Благослови-ка меня, Господи,
Да бороду вертеть:
А пахарю-то сила,
А севцу-то коровай,
А коню-то голова,
А Микуле — борода.
В обрядовой сфере образ св. Николая очевидно связывается с идеей продуцирования урожая. Так, например, в Харьковской губернии в течение трех дней — 4, 5 и 6 декабря — праздновали «Николины святки»: для праздника готовили кутью и узвар с определенной целью — чтобы на следующий год был хороший урожай ячменя и плодов. У русских празднование микольщины могло иметь не только скотоводческую направленность, но и земледельческую — в благодарность за уже полученный хороший урожай и чтобы обеспечить его в будущем году.
На связь св. Николая с земледелием указывает также то, что «именины земли» нередко приурочивали к 10 мая, то есть на следующий день после Николы вешнего. Ночью накануне именин земли, чтобы был хороший урожай, исполняли специальные песни, включающие обращение и к св. Николаю, и к Матери-сы-рой земле:
Микула-свет, с милостью
Приходи к нам, с радостью,
С великою благостью!
Держимся за сошку,
За кривую ножку
Мать Сыра Земля добра,
Уроди нам хлеба,
Лошадушкам овсеца,
Коровушкам травки!
Перешедшая от Волоса к св. Николаю функция покровительства богатству и благополучию в значительной мере объясняет и его роль покровителя скотоводства и земледелия. Благополучие и довольство сулила, например, исполняемая во время подблюдных гаданий песня:
Еще ходит Никола по погребу,
Еще ищет Никола неполного,
Что неполного, непокрытого
Еще хочет Никола дополнити.
Воры считали св. Николая своим покровителем и молились ему об удачном воровстве.
С идеей прибыли в широком смысле, достатка, плодородия соотносится обрядовое приготовление в дни памяти св. Николая специального ритуального блюда — вареных крашеных яиц или яичницы. На Николу вешнего существовал обычай приносить в церковь «для святого Угодника» яйца, окрашенные в красный, желтый, зеленоватый цвет. К этому дню в некоторых местностях приурочивался обряд кумления девушек и молодых женщин, во время которого они также обменивались крашеными яйцами, а также готовили и ели яичницу. В Белоруссии в день Николы вешнего конюхи обходили лошадей с яйцом в руке, а потом гладили им животных по спине. Все эти обрядовые манипуляции имели целью обеспечить плодородие и благополучие.
Связь Николы с плодородием и жизненным началом находит отражение в родильной и свадебной обрядности. При родах роженица обращалась к св. Николаю, в ряду других святых: «Господи Иисусе Христе, Николай Угодник, Пятница Параскева, Варвара великомученица, простите меня все православные христиане, мать сыра земля, небо синее, солнце ясное…» По свидетельствам иностранцев, в XVI веке во время крещения священник подносил младенца к иконам Николы и Богородицы и поручал им взять дитя под свое покровительство. Подобным образом и в свадебном обряде дружка обращался к присутствующим, упоминая и Богородицу, и св. Николая: «От великого Николы канун (мед) пей, а от Пречистыя Богородицы хлеб кушай». Нередко Никола вообще мог восприниматься как покровитель и устроитель свадеб. Выходя замуж, девушка обращалась к Николаю Угоднику с надеждой на счастливый брак:
Помолюся я, красна девица,
Я Николе Многомилостиву:
Сохрани, помилуй девицу,
Святый Николай Многомилостивый!
В народе считали, что Николаю Угоднику можно молиться «во всех нуждах», что он всегда и всем поможет и защитит от всякого зла. Женщины обращались к нему при трудных родах. Ложась спать, просили у него защиты от нечистой силы: «Около нашего двора Иисусова молитва, Николина ограда — тын медный, врата железны, аминем заперты, а на хоромах святая вода».
Провожая сына в солдаты, мать благословляла его иконой Николы и причитала:
Да хранит тебя Микола многомилосливой,
И от бури да хранит тебя — от падары,
И от холода тебя да Он от голода,
От тычков-пинков ведь Он да от затыльников!
Во бою да сохранит Он с неприятелем,
От оружьица ведь Он да завоенного;
И от искры сохранит тобя трескучей,
И от этого огня да Он от палящего.
Впереди да Он Микола щитом берё,
Позади да Он Микола мечом секё,
Посторонь да Он Микола огнем палит;
Тучи нет, а быв как гром гремит,
Грому нет, а искры сыплются.
Русские верили, что Николай Угодник помогает людям даже без специального обращения к нему. Легенды повествуют, например, о том, как Николай Угодник подсобил крестьянину вытащить застрявшую в грязи телегу, помог бедной вдове покрыть крышу соломой, защитил женщину от разбойников, спас урожай мужика.
У многих народов, в том числе и у русских, св. Николай почитался как покровитель путешественников. Не случайно его имя всегда упоминалось в молитвах и приговорах при отправлении в дорогу. В северных губерниях Европейской России св. Николая особенно чтили рыбаки и мореходы. В этом плане показателен обряд, распространенный среди жителей около Онежского озера. Каждый год накануне зимнего Николы перед всенощной из каждой рыбацкой семьи собирались старики и делали на берегу антропоморфное чучело, сажали его в дырявую лодку и пускали по воде, где оно тонуло. Старики пели песню с обращением к озеру Онего, чтобы оно забрало чучело, без материнских слез и причитаний, так как у него нет ни жены, ни детей; при этом призывали имя Николы Морского. Нередко Николу называли «морским богом». В некоторых местах к Николину дню приурочивалось также жертвоприношение водяному.
В народном сознании образ св. Николая соотносится с земными водами, в отличие от пророка Ильи, связанного с небесной водой. Соотнесение обоих святых с водой прослеживается в украинском запрете купаться до Николина дня и после Ильина. Этот запрет объясняется поверьем, что в это время в воде водятся черти. При купании же принято было вспоминать св. Николая, который, по поверьям, спасает от утопления. Во многих местах полагали, что св. Николай заботится о земных водах — реках, озерах, морях, — а также обо всех находящихся в них людях и судах со дня Николы Вешнего по Ильин день, а Илья Пророк — в остальное время года.
Св. Николай считался в народной традиции и проводником душ умерших в загробном мире. Наряду с архангелом Михаилом, в поверьях, легендах, сказках он изображается начальником рая. В Архангельской губернии верили, что ключи от неба находятся у Николая Чудотворца. Подобный образ встречается в фольклоре скопцов:
Николай-то чудотворец,
Чудеса тут он творил:
Седьмое небо отворил,
Ко Христу часто ходил.
В новгородском «Сказании о чудеси великих чюдотворець Варлаама и преподобного чюдотворца Николы» св. Николай изображается взвешивающим добрые и злые дела усопшего. По свидетельствам иностранцев, относящимся к XVI–XVIII векам, русские вкладывали при погребении покойнику в правую руку «письмо к св. Николаю» — свидетельство, выдаваемое священником для удостоверения св. Николаю, которого считали небесным привратником, что умерший — христианин, с описанием жизни и поведения покойного. Это «письмо» — так называемая «разрешительная молитва», которая и в настоящее время присутствует в русском православном похоронном обряде. Лист с этой молитвой, разрешающей умершего от бывших на нем клятв и запрещений и испрашивающей отпущения тех грехов, в которых он не каялся, кладется с покойником в гроб, а в случае заочного отпевания может просто зарываться в землю. В народной среде до сих пор этот лист с молитвой называется «подорожной» или «пропуском». Образ св. Николая-проводника встречается и в русских сказках, легендах и рассказах об обмираниях.
Святая Варвара. М. Нестеров (1894).
С образом Николая Угодника традиционно связывалась идея исцеления при любой болезни. Среди знахарей было распространено мнение, что Николин день — самый благоприятный для лечения наиболее тяжелых заболеваний. Имя святого часто встречается в заговорах от самых разных недугов: «На окияне-море стоит золот стул, на золоте стуле сидит св. Николай, держит золот лук, натягивает шелковую тетивку, накладывет каленую стрелу, станет стрелять уроки и призоры, станет стрелять отцеву думу и материну думу и братьевы думы, всех людей думы»; «Есть море золото, на золоте море золот корабль, на золоте корабле едет святый Николае, отворяет морскую глубину, поднимает железные врата, а залучает от раба Божия (имярек) усови [название болезни] аду в челюсти». Стремясь оберечь себя от порчи, читали заговор: «Спущается с небес Николай скорый помощник с двенадцатью учениками, садил Николае на три пещеры каменныя, емлет Николае скорый помощник три лука золотые и три стрелы золотоперыя, стреляет Николае и сберегает меня раба Божия (имярек) от порченика, от порченицы, от колдуна и колдуньи». В Черниговской губернии перед любым заговором для лечения болезни обязательно обращались к св. Николаю: «Николай, угоднык Божий, помошнык Божий! Ты й у поли, ты у й доми, у пути й у дорози, на небеси и на земли; заступы и сохраны од усякого зла!» В русских легендах широко распространен мотив излечения смертельно больных Николой Угодником: как правило, он ведет больного в баню, рассекает его на части, промывает их, составляет вновь и дует, после чего тело оживает, а больной выздоравливает.
Заперлись они в особую избу, клали царевну на большой стол, рассекали ее вострой саблей на мелкие части, кидали в обрез с водой, мыли, полоскали; потом стали складывать штука к штуке; как старичок дунет, так штука с штукой и склеиваются. Склал он все штуки как надоть, в последний раз дунул — царевна встрепенулась и встала жива и здрава
Образ Николая Угодника в русских поверьях мог восприниматься также в качестве хозяина леса. Согласно народной пословице, «в поле да в лесу один Никола бог». Не случайно в Ярославской губернии обращались к нему в приговоре, когда отправлялись в лес за грибами:
Никола Микола,
Наполни лукошко
Стогом верхом,
Перевертышком!
Николу как хозяина леса могли почитать и покровителем охоты и обращаться к нему за помощью. В охотничьем заговоре на горностая говорится: «Сам Исус Христос Небесный Царь посылает св. Николу на пособ и на помощь Отмыкает святой Никола земную широту, небесную вышину и роспускает белых зверей горносталев чернохвостых». Преследуя зверя, охотники обычно обращались к святому со словами: «Николай Чудотворец! Создай его моим».
Наряду со свв. Савватием и Зосимой, Николу считали покровителем пчеловодства. В заговорах пчеловодов нередко упоминается имя святого: «обращается моя пасека Николиною милостию, железным тыном, каменною стеною от земли до неба; покрывается моя пасека Николиною милостию чужим пчелам чтобы пролету не было» В легендах о происхождении пчел иногда сообщается, что Господь обещал Николе первый рой пчел. На Смоленщине «микольщина» называлась также «праздником свечи», и, согласно обычаю, здесь в Николин день «сучили свечу»: после молитвы, обращенной к св. Николаю, ели мед в сотах, а последние выплевывали в чашку с водой. Из этого воска затем делали мирскую свечу Николе Угоднику.
Церковь чтит память святителя Николая Мирликийского, архиепископа г. Миры в Ликии, дважды в год — 9/22 мая и 6/19 декабря. В русской народной традиции эти праздники получили названия соответственно «Николы Вешнего» и «Николы Зимнего». В народе сложились и легенды, объясняющие причину установления двух праздников в честь святого. В них описывается, какие добрые дела для простых людей совершает св. Николай, не гнушаясь грязной и тяжелой работы; при этом он чаще всего противопоставляется народным образам св. Касьяна и пророка Ильи.
В крестьянской среде оба Николиных дня осмыслялись как большие праздники. Вплоть до начала XIX в. они в русских деревнях считались важнейшими после Пасхи. На эти дни приходились мужские братчины, а также престольные праздники, справлявшиеся всей деревней три-четыре дня и знаменовавшиеся приездом гостей, появлением паломников и нищих. К Нико-лину дню как большому празднику варили большое количество пива, иногда всем миром, чтобы как следует почествовать святого. С этим обычаем, вероятно, связано именование св. Николая «пивным богом». Не случайно также в XIX веке в деревнях и городах среди ремесленников широко были распространены слова «николить» в значении «пить, гулять, пьянствовать» и «нани-колиться» — «напиться пьяным, празднуя Николин день».
Илья Пророк
Илия — единственный ветхозаветный пророк, которого православная церковь чтит, как и своих святых. Илия, родом из города Фесвы, жил в IX веке до Рождества Христова, двадцать пять лет пророчествовал в Галааде. В его образе соединились черты аскета-подвижника, проповедника, предсказывающего будущее от имени Бога, и чудотворца, имеющего почти божественную власть. Он проповедовал религию Яхве; в переводе с еврейского имя Илия означает «Бог мой Яхве».
В Ветхом Завете и в многочисленных апокрифических текстах образ Илии Пророка связывается с небесным огнем и животворным дождем. В Третьей и Четвертой Книгах Царств, где описываются деяния пророка, присутствуют повествования о неоднократном низведении им огня с неба с помощью молитвы. Так, в споре со жрецами финикийских языческих божеств Илия трижды сводил огонь на жертвенник, который те использовали для поклонения Ваалу и Астарте (3 Цар 18, 38; 4 Цар 1, 10 и 12).
Среди деяний Илии известны также такие чудеса, как удержание бездождия (3 Цар 17, 1); разделение вод Иордана милотью (плащом из овчины) (4 Цар 2, 8); воскрешение мертвого отрока (3 Цар 17, 22).
Основным из библейских преданий об Илие, унаследованным народной традицией, стал сюжет об огненной колеснице, в которой пророк живым был вознесен Богом на небо (4 Цар 2, 11). Этот сюжет послужил основой для многочисленных вариаций народных рассказов о пророке. «Огненное восхождение пророка Ильи» стало также наиболее популярным фрагментом и его иконографического жития. В изображении этой композиции обязательной деталью является красный ореол вокруг возносящейся с пророком колесницы.
Библейское повествование о вознесении Илии породило представления о том, что он не умер и должен вернуться на землю перед вторым пришествием Христа (Откр 11:3—12). До тех пор Илия облетает мир на своей колеснице и появляется там, где требуется божественное вмешательство; пророк выступает как чудесный исцелитель, советник в брачных спорах, примиритель детей и родителей.
Православная церковь отмечает день памяти пророка Илии 20 июля / 2 августа. Придя из Византии на Русь, культ пророка Илии соединился здесь с дохристианскими славянскими верованиями и приобрел ярко выраженный народный характер.
В русской традиции, особенно на Севере — в Новгороде и Пскове, Илья Пророк принадлежал к числу наиболее чтимых святых. Его образ на иконах, а также в многочисленных апокрифических текстах, легендах, пословицах и поговорках соответственно народным представлениям почти всегда предстает суровым и грозным. В народе Илью называли «могучим», «страшным», «опасным», «сердитым», «тученосным», «громовым», «огненным». Вместе с тем крестьяне, надеясь на милость и покровительство пророка, должным образом почитали его: приносили жертвы в честь святого, соблюдали сложившиеся в традиции запреты, молились ему и совершали крестные ходы в день его памяти. В народном календаре значимой датой был не только сам Ильин день, но и Ильинская пятница. В Вологодской губернии большое значение придавалось также четвергу на Ильинской неделе, который здесь называли «баским» (красивым) и отмечали приготовлением специального обрядового пирога с саламатой.
Образ Ильи в народной культуре впитал в себя черты двух персонажей, принадлежащих к языческой и христианской традициям. Один из них — бог-громовержец Перун, другой — библейский пророк Илия. Св. Илье приписывалась власть над грозой, громом, молнией, дождем, ветром. И в этом плане он являлся преемником функций Перуна. Неслучайно один из эпитетов, сопровождающих имя Ильи, — «громоносный», — как и традиционное определение Перуна, а день памяти пророка назывался «громовым» праздником. В народе широко бытовало выражение: «Илья грозы держит». Услышав гром, крестьяне обычно говорили: «Илья-пророк по небу на колеснице едет». Связь пророка с громом и дождем обнаруживается и в повествовании Третьей Книги Царств: Илья предсказал израильскому царю Ахаву, поклоняющемуся языческим богам, засуху, а затем большой дождь; во время разразившегося ливня пророк бежал перед колесницей нечестивого царя (3 Цар 17:1; 18:43–46).
По народным представлениям Илья Пророк производит гром и молнию, катаясь по небу в колеснице, запряженной огненными конями. По поверьям, если молиться Илье, то он сойдет со своей колесницы, и тогда пойдет дождь. Крестьяне верили также, что молнии возникают оттого, что Илья бросает стрелы в дьявола, в нечистую силу, которые прячутся от него в земле, под деревьями. Когда часто сверкают молнии, в народе говорят, что Илья прогоняет нечисть, карает бесов.
Связь пророка Ильи с громом и молнией предопределила его роль в мифопоэтических текстах и представлениях как змееборца, унаследованную от языческого бога-громовника. Так, по поверьям, огненные или каменные стрелы Ильи направлены против гадов и нечистой силы. Московские крестьяне считали, что пораженная стрелами пророка нечисть глубоко уходит в землю и выходит обратно только через семь лет. Чтобы скрыться от его преследований в Ильин день, нечистая сила прячется под деревьями и на межах, оборачивается в гадов, в рыбу в воде. Отсюда широко распространенные в народе запреты во время грозы и в Ильин день купаться в водоемах или находиться под деревьями, на межах и перекрестках дорог. Известен был также запрет громко кричать и петь, так как нечистая сила через рот может проникнуть внутрь человека, и в него попадет молния. В некоторых местах считали, что нечисть входит в человека, на котором во время грозы нет креста. Вместе с тем существовало представление, что Илья, преследуя нечистого духа, проникшего в человека, может убить и невинного. С этим представлением связано поверье, что убитые громом попадают в Царство Небесное.
Огненное восхождение Ильи. Икона (XVI (?) в.).
Чтобы нечистая сила, спасаясь от Ильи Пророка, не проникла в человеческое жилье, крестьяне предпринимали разнообразные охранительные меры. Так, во время грозы хозяева не пускали в дом кошек и собак, поскольку, по поверьям, нечисть могла спрятаться внутри них; плотно закрывали двери и завешивали окна; перед иконами зажигали лампаду, а также крещенскую или четверговую свечу; совершали крестное знамение, направленное на себя и окружающее пространство, со словами: «Свят, свят господь бог Саваоф». Обращались также с просьбой к самому Илье: «Илья-пророк, избавь от грома трясучего, от стрелы летучей». Женщины обязательно повязывали голову платком, даже в доме, так как непокрытые волосы, по поверьям, притягивают громовые удары.
В устной народной прозе Илья Пророк зачастую выступает не только в роли громовника, преследующего бесов, но и судьи, карающего огненными стрелами грешных людей за неправедное поведение: за обман, корысть, богохульство. Такова, например, история о двух братьях, записанная тюменскими старообрядцами в 1930-е годы:
В пределах Тюменских есть деревня Лучинкина, где жили два по плоти брата. И сперва обои были християне, а по сем един от них уклонился в безбожество. Жили в разных домах и были соседи между собой. Тот и другой имели своего скота, и во время лета скот обоих собирался в скотский двор предре-ченнаго безбожника. И вот однажды в праздник святого пророка Илии сей безбожный дерзновенно взем образ сего свята-го пророка Илии и сказал: «Пойду на игрище и разыграю пророка Илью». И не послуша свою мать, много увещевавшую его не творить сего поругания святому пророку Божию. Но вскоре после сего беззакония прият окаянный достойное себе возмездие от огненнаго оружника, казнившаго иногда нечестивых пятьдесятников огнем. Не укосне и сему послати казнь. На дру-гий бо день явное бысть ему наказание: сниде бо с небесе с мол-ниею огнь, и сгоре дом его и скотский двор со скотом его. И бе видете наказание воистину достойно удивления, ибо точию сего единого сгоре дом со своими приделами и скот его. А его соседа — брата християнина дом остался в целости, тако же и скот его, бывший во дворе безбожника, избеже невредим от огня. Сие чюдное событие бысть около 7440 [1932] года. В духовных стихах и легендах Илья Пророк провозглашается установителем святого Божьего закона на земле. Неслучайно в народе об Илье говорили: «Илья — это гнев Божий», «Илья-пророк несет гнев Божий». Богом же ему даются и сила, и власть над природными стихиями, и знание предсказателя. Согласно орловской легенде, Илья Пророк, не могущий ходить до 33 лет, исцеляется самим Господом: выпивая два с половиной ведра воды, данной ему Богом, он чувствует непомерную силу. Илья говорит Богу: «Я могу поворотить весь свет по-иному, если бы был столб средь неба и земли, то разрушил бы я всю землю», и Господь убавляет силу Ильи, посадив его на шесть недель под землю. По истечении этого срока Бог дает Илье огненную колесницу с ангелами, веля владеть ею до его прихода на землю. С тех пор гром и молния находятся в руках Ильи Пророка, а перед концом света он на колеснице спустится на землю и три раза объедет ее, предупреждая всех о Страшном суде. Очевидно, что в этой легенде соединены образы Ильи Пророка и самого необычного былинного богатыря Ильи Муромца — наделенного силой, мудростью и бессмертием в бою.
В народе о святом Илье сложено множество легенд и преданий, повествующих о его гневе и милости, о совершенных им чудесах и о небесных знамениях, связанных с ним. В воображении народа Илья виделся не только грозно разбрасывающим свои огненные стрелы, но и спокойным, мирно проливающим на землю щедрый дождь.
Помимо функции громовержца Илье в народе приписывали роль «хозяина дождя» и вообще «хозяина над водой». Его поездка по небу нередко объясняется как путешествие за водой. В Оренбуржье до сих пор шутят: если идет дождь, значит, Илья Пророк расплескал воду из полной бочки, а если дождя нет, а только гремит гром, значит, он возвращается с пустой бочкой. В XIX веке на Смоленщине считали, что Илья развозит по небу воду для святых и, если расплескает немного, так на земле идет дождь. А зимой, когда не бывает грозы с дождем, святые сидят без воды. Владимирская легенда повествует о крестьянине, решившем узнать, отчего идет дождь. Для этого он залез на небо и увидел: Илья Пророк разъезжает на своей колеснице, и от ее движения происходит сильный гром, а из-под копыт крылатых коней вылетает молния. Дождь же на земле идет, когда Илья подъезжает к большому чану с водой, черпает воду ковшом и поливает небо.
Храмы, построенные в честь Ильи Пророка, нередко различались как «Ильи Сухого» и «Ильи Мокрого». Соответственно к Илье Сухому обращались с мольбой о сухой и ясной погоде, а к Илье Мокрому — с просьбой о ниспослании дождя. Во время засухи ходили также к святым источникам, опускали в воду источника икону. Во многих местностях у русских вплоть до 1950-х годов действенной мерой для прекращения засухи считалось совершение молебна в поле с обращением к Илье Пророку. При этом священник обычно окроплял поля святой водой. Нередко такие молебны совершали по обету, то есть если в Ильин день происходило какое-нибудь несчастье: смерть человека или пожар от молнии, градобитие посевов и подобное.
Считавшийся мощным распорядителем водной стихии, Илья Пророк соответственно воспринимался крестьянами и как посылающий на землю плодородие. От воли Ильи, как верили в народе, зависел урожай. Отсюда, несмотря представления о строгости пророка, его образ в обрядовой лирике — это образ подателя благ и кормильца. Так, в подблюдных гаданиях, определяющих судьбы людей на следующий год, образ Ильи Пророка связывается с богатством и благополучием, и песни, в которых он изображается как бережливый хозяин, предвещали хороший урожай в новом году:
Ходит Илья-пророк по полю,
Считает суслончики.
В первом-то поле — сто суслончиков,
Во втором- то — тысяча,
А в третьем-то полюшке — сметушки нет.
В жнивных песнях Илья Пророк изображается кормильцем-поильцем («Илюшка и накормил, / И накормил, и напоил»), в колядках — сеятелем («Ходит Илья на Василья/ Сюда мах-не — / Жито расте»), в песнях, сопровождающих обряд обхода домов на пасхальной неделе, — зажинальщиком:
Илья-пророк
по межам ходить,
Рожь зажинает,
Ярь наливает.
То, что в мифопоэтическом сознании образ Ильи наделяется продуцирующей силой, очевидно в народной поговорке: «Пророк Илья куда ни махнет, всюду жито растет», а также в песне, исполнявшейся во время обхода домов в Егорьев день:
Святой Илья
По межам ходит,
Святой Илья!
По межам ходит,
Жито родит,
По межам ходит!
Ильин день был важной вехой в земледельческих занятиях крестьян. К этому дню во многих местах поспевала рожь и начиналась жатва, что отразилось в поговорке: «Илья жниво зачинает, лето кончает». В южных губерниях ко дню Ильи Пророка жатва уже заканчивалась: когда на Ильин день случалась гроза, в народе говорили, что «Илья-пророк поехал копенки считать». Известна и другая поговорка: «На Илью мужик копны считает». Завершение жатвы знаменовалось обрядами, которые связывались с именем Ильи. Один из них — дожиночный обряд, целью которого было обеспечение урожая на следующий год. Обряд назывался «завивание бороды» и заключался в том, что на убранном поле оставляли пучок соломы и говорили: «Вот тебе, Илья, борода, на лето уроди нам ржи да овса». Нередко этот обряд связывали также с именем св. Николая, а «бороду» называли «Николиной».
В некоторых местностях на юге России на Ильин день пекли «новую новину» — хлеб из нового урожая. Это событие отразилось в многочисленных пословицах:
Новая новина на Ильин день;
Петр с колоском, Илья с колобком;
Знать бабу по наряду, что на Ильин день с пирогом;
У мужика та обнова на Ильин день, что новинкой сыт;
То и веселье ильинским ребятам, что новый хлеб. Обычно хлеб из новой муки освящали в Ильин день в церкви. На Орловщине его клали перед иконой св. Ильи. В тех местах, где начинался посев озимых, в этот день в церковь приносили чашки с зерном и освящали «для плодородия». В случае засухи выходили также в поле служить молебен, чтобы пошел дождь.
В Ильин день освящали и огородные растения — огурцы и горох, которые традиционно не разрешалось собирать до этого срока. Народная рекомендация в области огородничества гласит: «С Ильина дня защипывай горох — а репу с Ивана Постного». В некоторых местностях в день Ильи Пророка было принято разговляться свежими огурцами. В Костромской губернии грехом считалось есть до этого дня и морковь, которую тоже приносили для освещения в церковь, а св. Илью в связи с этим называли «морковником».
Почти повсеместно к Ильину дню завершался сенокос, что отразилось в поговорке: «Илья-пророк — косьбе срок». Собранное до этого дня сено считалось самым хорошим. В народе говорили: «В ильинском сене сладимая яства в цветах для скотины». Пермские крестьяне считали, «кто до Ильина дня соберет 100 копен сена, у того в сене будет собрано 12 пудов меду». Как правило, сушка сена после Ильина дня из-за возможных дождей и убывания тепла становилась проблематичной, поэтому народная мудрость гласила: «Сенокос надобно кончать до Ильина дня: после Ильи на вилах сено сушить». А владимирцы и костромичи категорично подмечали: «До Ильина дня сено сметать — пуд меду в него накласть, после Ильина дня — пуд навозу».
Несмотря на то что именно в это время был разгар уборки хлеба и других полевых занятий, крестьяне старались соблюдать один из основных запретов Ильина дня — выполнять какую-либо работу. Традиционные рекомендации гласили и предостерегали: «На Ильин день в поле не работают», «Кто робит в Илью, того гром убьет». Согласно одной из распространенных русских легенд, Илья Пророк жалуется св. Николаю на крестьянина, который в его праздник и молебен забыл отслужить, и вышел в поле работать. С гневом он выговаривает: «Как спалю я молнией, как выбью градом все поле, так будет мужик твой правду знать да Ильин день почитать!» И только помощь Николая Чудотворца, милостивого святого, который в народной традиции противопоставлялся грозному Илье Пророку, спасла мужика от беды. Св. Николай научил крестьянина поставить большую свечу Илье и отслужить молебен.
Не разрешалось в Ильин день работать и в огороде: крестьяне верили, что если в этот праздник даже просто зайти в огород, то огурцы сгниют на корню, а капуста станет мягкой. Запрет распространялся и на косьбу. Пермские крестьяне были уверены, что скошенная в этот день трава непременно сгниет, а сметанное сено разнесет по полю ветром. Во многих местах считали, что в наказание за метание стогов в Ильин день, а также за перевозку сена св. Илья сожжет его.
В народе свято верили в то, что при нарушении запрета и непочтительное отношение к своему празднику Илья может сурово покарать: наслать проливные дожди на не убранные еще поля, поджечь молнией и сено, и хлеб, и дом, убить громом. Поэтому сами крестьяне строго следили, чтобы в этот день никто не работал, так как отвечать за это придется всем — Илья может сжечь всю деревню. В Калужской губернии односельчане могли выпрячь лошадей из телеги нарушителя, снять хомут и сбрую и пропить всем обществом в кабаке. В деревнях до сих пор очень часто рассказывают страшные истории о наказании пророка Ильи за работу в его день. Не случайно Ильин день называли «страшным» праздником.
Один из запретов Ильина дня касался скотины: ее не разрешалось выгонять на пастбище, так как, по поверьям, рассерженный Илья Пророк может подбить и животных, и пастуха. Согласно другому поверью, звери и гады, выходящие в Ильин день из своих нор и бродящие по лугам и лесам, являлись убежищем для прячущейся от Ильи нечистой силы. А она может принести вред людям и домашнему скоту, если они будут находиться вне дома.
Единственная работа, которая допускалась в Ильин день, это осматривание и подчищение ульев, перегонка пчел и первое под-резывание сотов. В связи с этим в народе говорили: «На Илью-пророка улья заламывают». Известно также народное выражение, связанное с подрезыванием сотов в Ильин день: «Богат, как ильинский сот». Исключительное отношение к пчеловодческим работам объясняется представлениями о пчеле как «божьей работнице», что и защищает ее от гнева Ильи Пророка. По поверьям, даже нечистую силу грозный святой не сможет настигнуть «громовыми стрелами», если она проникнет в пчелу или спрячется в улье.
Чтобы оградить от опасности свои дома, поля и скот, крестьяне накануне Ильина дня вечером окуривали все домашние постройки ладаном. На Вологодчине также закрывали тканью или выносили из дома все блестящие предметы — самовары, зеркала и подобное, так как, по местным поверьям, Илья Пророк мог спалить дом, считая роскошью иметь такие предметы в крестьянском хозяйстве. В Вятском крае для предотвращения последствий сильного дождя с градом и молнией крестьяне в Ильин день выставляли хлеб и соль за окно, а затем относили их к реке и опускали в воду. У русских широко было распространено представление о том, что при пожаре от ильинской грозы избу нужно тушить не водой, а молоком.
В некоторых местах милость Ильи Пророка старались вызвать принесением ему жертвы. Так, в Вятской губернии в праздничный день крестьяне приносили в церковь ногу барана, пчелиный мед, колосья свежей ржи и зеленый горох. Часть приноса оставляли в церкви, а остальное несли домой и разговлялись.
С идеей жертвоприношения св. Илье был связан существовавший во многих местах у русских обряд заклания барана или быка, завершавшийся коллективной трапезой. Этот обряд Ильина дня был с известен под разными названиями: «мольба», «жертва», «мирская складчина», «братчина». Он проводился следующим образом. В Ильин день животное, купленное односельчанами в складчину или выращенное и выкормленное всей общиной, приводили к церкви, освящали, а после молебна закалывали.
В Олонецкой губернии жертвенным животным был нехолощеный бык, причем старались выбрать быка красной масти, что, по народным поверьям, должно было обеспечить ясную погоду на период сенокоса и уборки хлеба. В Пермском крае это мог быть и бык и теленок. В Калужской губернии в жертву приносили молодых барашков, а в Вятской — баранов и овец, которых называли «ильинчиками».
Жертвенное животное закалывал либо старейший член общины, либо наиболее почтенный человек. В некоторых местах это делал колдун. Мясо варили в котле и ели все вместе. Трапеза устраивалась прямо на улице, а угощались не только жители деревни и их гости, но и нищие, собиравшиеся к празднику из окрестных мест. Деньги, вырученные за покупку жертвенного животного, поступали в пользу церкви.
Кровью жертвы мазали глаза и лоб, а детям — щеки; по поверьям, сила и здоровье животного передавалась людям. Продуцирующие свойства приписывались и костям съеденной жертвы: «ильинская» кость способствовала удачной охоте.
В Вологодской губернии заклание животного совершалось в крестьянских дворах, а в церковь приносили уже печеные и жареные козьи и бараньи головы с горохом или говяжьи ляжки. Здесь об Ильине дне говорили: «Илья — бараний рог», «На пророка Илью баранью голову на стол».
Зачастую к дню Ильинской «мольбы» в складчину, всей деревней, приготовляли сусло и варили пиво. Братчины устраивались каждый год в разных деревнях или всегда в одной, где Ильин день был престольным или обетным праздником. В этот день из церкви в деревню приносили икону Ильи Пророка и служили молебен. Основными участниками ильинских братчин были мужчины. Праздничная трапеза заканчивалась обычно гуляньями молодежи: играми, хороводами.
Обряд жертвоприношения в Ильин день имел определенное магическое значение — избавление от дождей и гроз и, следовательно, обеспечение урожая, а также обеспечение плодовитости скота, здоровья и благополучия в каждой семье крестьянской общины.
Этот обряд, несомненно, имеет языческую основу и восходит к древним временам. Он еще раз подтверждает, что предшественником народного образа св. Ильи являлся языческий бог-громовник, так как в древние времена, по свидетельству византийского историка VI века Прокопия Кесарийского, именно ему славяне приносили в жертву быков и других животных. Согласно легендам, распространенным на Русском Севере, раньше жертвенными животными были выходившие сами из леса или из озера дикие животные: олени, лоси, быки необычной породы. Когда однажды люди не дождались прихода жертвенных животных и зарезали домашнего быка, те перестали приходить. Версии легенды называют и другую причину: однажды люди, не зная меры, убили сразу двух прибежавших животных, и с тех пор они перестали появляться.
По народным представлениям, покровительство Ильи Пророка распространялось на охоту, а отчасти — и на лесных зверей. В Вологодской губернии Ильинскую неделю называли «звериною», так как именно в это время медведь не давал покоя скоту. Со дня Ильи Пророка охотники начинали устраивать выезды на волков. Согласно охотничьим приметам, если удастся затравить волка в Ильин день, то весь год будет удачным. Олонецкие охотники и рыбаки держали при себе кость ильинского быка, так как она, по поверьям, утраивает добычу.
Образ св. Ильи, многие из деяний которого были чудотворными, воспринимался в традиционном сознании как один из значимых в области народной медицины. Легенды и предания приписывают ему сотворение святых родников, не замерзающих зимой, которые, по народным поверьям, появились от удара копыта коня пророка или его «громовой» стрелы о камень. Над такими источниками обычно ставили кресты и часовни с иконами св. Ильи, к ним совершали крестные ходы, а вода в них считалась целебной. Целительную силу в народе приписывали и дождю, собранному в Ильин день. По поверьям, он избавлял «от очного призора и всякой вражей силы».
Белемниты — «огненные» или «громовые» стрелы Ильи Пророка, которыми он, по народным представлениям, бил гадов и всякую нечисть, широко использовали в лечебной практике: водой, политой с такой стрелы, лечили больных и умывались в профилактических целях. Самими «громовыми» стрелами растирали опухоли. Чудодейственную силу приписывали также свечам, вытопленным из змеи, убитой в день Ильи Пророка. По народным поверьям, сам св. Илья помогал от укуса змеи.
К св. Илье обращались с просьбой об исцелении от самых разных болезней: икоты, уроков, притки, прикоса, падучей и других, а также от порчи, сглаза, осуда. При лечении от этих недомоганий произносили заговор, в котором упоминается Илья Пророк:
На том Окияне море стоит Божий остров, на том острове лежит бел горючь камень Алатр, а на камени святый пророк Илия с небесными ангелами. Молюся тебе, святый пророче Божий Илия, пошли тридцать ангелов в златокованном платье, с луки и стрелы, да отбивают и отстреливают от (имярек) уроки и призоры, и притки, щипоты и ломоты, и ветроносное язво, туда, куда крылатая птица отлетает, на черные грязи, на топучия болота Образ Ильи Пророка встречается также в воинских заговорах, охраняющих в бою: «Именем святого пророка Ильи от порчи и от стрел, и пуля, и дробь, и ядро стой, не ходи ко мне».
В пермском заговоре от порчи яркое отражение нашли основные атрибуты и функции св. Ильи, фигурирующие в народных представлениях о нем:
Еще покорюсь я, раб Божий (имярек), Илие пророку: свет ты, Илья пророк, огненна карета и огненна колесница, туго ты тянешь, метко стреляешь, врага и супостата убиваешь и огнем опаляешь, чтобы меня, раба Божия (имярек), не испорчивать, не исколдовывать ни колдунье, ни злому и лихому человеку, ни злой крови и думе злой, помышлению, встречному и постижному, и на питие и на еде в пиру, в беседе, во всякой смертной потехе.
В традиционной культуре Ильин день осмыслялся как важная сезонная граница. В народе говорили, что на Илью конец лета: «Зима с летом борются, до обеда — лето, после обеда — осень». Восприятие Ильина дня как рубежа между летом и осенью нашло отражение в многочисленных народных приметах, касающихся изменений, происходящих в природе. Так, издавна было замечено, что жизнь растений переходила в стадию увядания: «С Ильина дня на деревьях лист желтеет», «Придет Петрок — отщипнет листок, придет Илья — отщипнет и два». В Пермской губернии крестьяне считали, что трава растет до Ильина дня; смятая до этого дня, она поднимается, а после — так смятою и остается. С Ильина дня становилось особенно заметно, что темнеть начинало раньше. Поэтому в народе говорили: «Петр и Павел на час день убавил, а Илья-пророк — два уволок», «С Ильина дня ночь длинна: работник высыпается, а кони наедаются». На Вологодчине о ночной темноте замечали: «После Ильина дня в поле сива коня не увидишь — вот до чего темны ночи». Заметно становилось и холоднее, что отразилось в поговорках и приметах: «На Ильин день и камень прозябнет», «С Ильина дня начинаются утренники». Ильин день приносил с собой ненастную погоду и дожди, по поводу чего в народе говорили: «Придет Илья, принесет гнилья», «До Ильи и поп дождя не намолит, а после Ильи и баба фартуком нагонит», «До Ильина дня и под кустом сушит, а после Ильина дня и на кусте не сохнет». С Ильиным днем связывалось и изменение в поведении насекомых и птиц: «Муха до Ильина дня кусается, а после — запасается», «С Ильина дня комары и пауты пропадают», «С Ильина дня всякой мухи по решету убудет», «До Ильи грачи поодиночке, а после Ильи большими стаями».
Илья Муромец и Соловей-разбойник. Раскрашенная литография (1868)
Крестьяне считали, что с Ильина дня вода в водоемах становится холодной. В местных традициях по-разному объясняли это явление. Широко было распространено представление о том, что в Ильин день пророк бросает в воду камень или лед. Отсюда поговорка: «Илья-пророк пустил в воду ледок». На Ярославщине полагали, что одна из лошадей Ильи Пророка от быстрой езды по небу роняет подкову в воду, и вода от этого холодеет. В Новгородской губернии существовало много вариантов толкований: и Илья бросает кусочек льда в воду, и лось обмакивает в нее рога, олень переплывает через реку и остужает воду. А в Пермском крае говорили, что в воде медведь лапу обмочил. Еще одной причиной похолодания воды считали «открывание» родников: Илья открывает родники, и вода становится холодной. Кроме того, по поверьям, вода с Ильина дня портится и делается непригодной для купания потому, что «Илья написал в реку» или «олень в воду насикал». В Вологодской губернии верили, что вода после Ильина дня осквернена выкупавшимся в ней чертом-водяным. Во многих местах полагали, что в этот день купается только нечистая сила, и крещеному человеку после этого нельзя заходить в воду.
С Ильина дня повсеместно у русских существовал запрет купаться в водоемах. В этой связи показательна поговорка: «До Ильи мужик купается, а с Ильи с рекой прощается». Нарушение запрета грозило, по народным поверьям, тем, что человек может заболеть, утонуть, на него может напасть нечистая сила. Вместе с тем, в некоторых местностях именно в Ильин день старались последний раз в сезоне окунуться двенадцать раз в реке. Возможно, поэтому сохранились такие названия Ильина дня, как «купальня», «обливушки». В некоторых местах в этот день купались прямо в одежде, не раздеваясь. И обязательно стремились искупаться в Ильин день колдуньи-«пережинщицы», те, что делали заломы на крестьянских полях. Между заутреней и обедней они спешили к реке, чтобы очиститься от своего греха.
Назад: Глава 2 ЛЮДИ, НАДЕЛЕННЫЕ МАГИЧЕСКОЙ СИЛОЙ И ДРУГИМИ МИФОЛОГИЧЕСКИМИ ХАРАКТЕРИСТИКАМИ
Дальше: ПРИЛОЖЕНИЕ
