– Встань, пожалуйста. – В длинном коридоре Каролина окинула взглядом кабинетные двери – не дай бог, кто-нибудь выйдет и увидит эту сцену

– Тебе все равно, что я тебя люблю? – Джоэл так и стоял на одном колене.

– Мне все равно, что ты себе надумал. Тебе не кажется странным, что ты осознал свою любовь ко мне лишь после того, как переспал с кем-то другим?

– Я же признал свою ошибку.

– Ты думал, что спишь со мной?

Коленопреклоненный Джоэл опустил голову, словно на посвящении в рыцари:

– Да, я себя вел как последний идиот. Но я готов на все, лишь бы тебя сохранить.

– Прекрати. Встань.

Помешкав, Джоэл поднялся. Каролина взяла его за руку:

– Ты не можешь меня сохранить. Потому что никогда мною не обладал. Мы просто… были вместе.

– Как у тебя язык повернулся? То есть что, наши отношения ничего не стоят?

– Я не знаю, чего они стоят, – тихо сказала Каролина, – но я знаю, чего стоит ночь, когда ты переспал с другой.

Джоэл потер подбородок:

– Наверное, я глупость скажу, но до той ночи я ни разу тебе не изменил.

– Ты сам понимаешь, что это неважно. Мы оба сели на свободные места. Но по правде… – Каролина снова оглядела коридор – слава богу, никого, – я все время ждала, что на твое место придет человек с билетом. – Она как будто себе исповедовалась. – Конечно, мило, что ты мне не изменял. Но ты был готов изменить. Так что вперед.

– Да не хочу я… – начал Джоэл.

– Хочешь, – перебила Каролина. – Я понимаю, ты пытаешься стать хорошим мальчиком. Но не получается. Пока что.

– А если лет через пять я пойму, что совершил грандиозную ошибку, потеряв тебя?

Каролина усмехнулась:

– Через пять лет мне будет семьдесят шесть.

Они все еще держались за руки – левая рука Джоэла в правой руке Каролины. Свободной рукой Каролина отдала ему футляр с помолвочным кольцом.

За спиной ее послышались шаги.

– Каролина! Вот вы где!

Она обернулась и в конце коридора увидела Дюпри. Тот остановился, переводя взгляд с Каролины на Джоэла и обратно. Каролина выпустила руку Джоэла.

– Ох, извините, – сказал Дюпри.

– Все в порядке, Алан. Через секунду я освобожусь.

– Нет-нет, ничего срочного. Я потом… э-э… вам позвоню. – Дюпри потоптался, словно соображая, в какую сторону идти, затем развернулся и пошел к двери.

Джоэл привалился к стене, уставившись на футляр с кольцом:

– Наверное, сейчас тебе самое время сказать, что однажды я кого-нибудь осчастливлю.

– Возможно, когда осилишь кольцо побогаче. – Каролина улыбнулась и оттянула его от стены.

– По-моему, я вправду тебя любил, – сказал Джоэл.

Каролина его обняла:

– Хочется верить.

Джоэл прижал ее к себе, и она зажмурилась от знакомого уюта его объятий.

– Может, на прощанье мы… – прошептал он.

– Узнаю прежнего Джоэла. – Каролина его отпихнула и поцеловала: – Береги себя.

Она пошла по коридору, превозмогая желание обернуться. Наверняка Джоэл привалился к стене и смотрит ей вслед. Мощная грудь обтянута белой футболкой, руки в карманах линялых джинсов. Идеал всякой женщины. Только невзаправдашний и недолгий – вроде отпуска в Мексике или пробной поездки на машине, которая тебе не по карману.

В группе никого не было: сыщики разошлись по домам, Спайви и аналитики с телевизионщиками отправились на реку. Каролина глянула на часы: половина восьмого. Она плюхнулась за стол и ткнула кнопку голосовой почты. Четыре сообщения. Первое от Блантона, позвонившего с реки. Каролина включила громкую связь и стала просматривать допросные карточки.

«Мисс Мейбри, – сказал голос Блантона, – вы наслышаны об истуканах с острова Пасхи? Помимо размера самое примечательное в них то, что они безглазы. У статуй лишь пустые глазницы. Зрелище настолько жуткое – особенно на острове каннибалов, – что первые европейские мореплаватели сочли эти фигуры воплощением слепой жестокости океана. Истуканы как будто вопят, что желание постичь океан, который местные народы считали богом, сродни попытке выколоть себе глаза. Все мифы о значении и происхождении статуй сосредоточены на единственном факте: истуканы с острова Пасхи безглазы».

Время записи истекло, и Блантону пришлось перезвонить:

«Я сижу на берегу вашей прекрасной реки, мисс Мейбри, и рассказываю вам об истуканах с острова Пасхи, а Макдэниэл разъясняет особенности психоза Ленин Райна ходячей копне залаченных волос, которую телевизионщики издевательски величают талантищем. Мистер Макдэниэл только что поведал талантищу и телезрителям, что Ленин Райан наверняка покинул здешние края, иначе мы бы о нем услышали. То есть нашли бы очередной труп. Слушаю я мистера Макдэниэла, коего уже считаю нашим талантищем, и крепко грущу. А также вспоминаю о том, что, как и с загадками острова Пасхи, порой нечто наиочевиднейшее потому и очевидно, что ложно».

Запись вновь закончилась, Каролина включила третье сообщение:

«Через тяжкое столетие, в котором хвори и угнетение стерли с лица земли почти всех аборигенов острова Пасхи, один мореплаватель наконец-то спросил тамошнего святого, почему его народ ваял безглазых истуканов. В полинезийских диалектах нет прошедшего времени, и потому старец ответил, мол, да, статуи безглазы. Потом уразумел вопрос и терпеливо растолковал: статуи создал древний народ, а спустя много поколений на остров приплыл в выдолбленных каноэ народ старца и уничтожил ваятелей. И тут, к изумлению мореплавателя, святой достал из корзинки великолепно отполированный кругляш из темного обсидиана с белым вкраплением посредине – потрясающий артефакт, единственный глаз с острова Пасхи. “Мы забрали глаза’’ – усмехнулся беззубый старец. Мореплаватель вспомнил, что нынешние островитяне – ритуальные каннибалы, и спросил, не было ли ослепление истуканов знаком окончательной победы над древним народом острова Пасхи».

Голос Блантона опять смолк, Каролина перешла к четвертой записи:

«“Нет, – рассмеялся островитянин. – Мы вынули глаза, поскольку боялись, что вы их стибрите”».

Каролина посмотрела на схему Спайви, занимавшую уже две стены, улыбнулась и набрала номер Блантона.

– Это подлинная история? – спросила она.

– Черт его знает. Я спьяну смотрю научно-популярную программу «Нова», а наутро уже ничего не понимаю.

– Как там у вас?

– Меня загримировали. Это все равно что надушить хряка. Явите милость, подъезжайте и пристрелите меня.

– Уже в пути.

– Мобыть, с вами было бы почти терпимо, – сказал Блантон. Каролина подметила его использование споканского говора. – А то не перед кем закатить глаза. Телеоператор думает, я эпилептик.

Каролина потерла лоб:

– Скажете Спайви, что я скоро приеду?

– Если сумею вытащить его из скульптурной задницы талантища. – Блантон что-то сказал в сторону и вернулся на линию: – Он хочет с вами поговорить.

Спайви взял трубку:

– Где вас носит, Каролина? Вы же член нашей группы.

– Замоталась. Но я скоро приеду.

– Отлично. Вот еще что. Заскочите в магазин и возьмите что-нибудь перекусить. Похоже, у нас тут затянется.

Через паузу Каролина услышала свой голос:

– Хорошо.

– Ну там, чипсы и какую-нибудь выпечку… парочку слоеных пирожных, только если свежие.

– Если свежие, – повторила Каролина и повесила трубку.

Почти сразу телефон опять зазвонил. Каролина ткнула кнопку громкой связи:

– Еще прикажете рогаликов?

– Что? – спросил Дюпри.

– А?

– Что вы сказали?

Каролина схватила трубку:

– Это вы, Алан?

– Да. Здравствуйте.

– Здравствуйте.

– Вы что-то спросили?

– Кажется… – промямлила Каролина, – не прикажете ли рогаликов.

– Ой нет, спасибо.

Каролина зажалась. Отлуп Джоэлу дался совсем не легко. Всякая девушка мечтает выйти за писаного красавца, у всякой мелькает мысль «он будет классно смотреться в смокинге». Но вопреки всей этой соблазнительной дури Каролина точно знала, как себя вести с Джоэлом. Знала, что надо сказать. А вот с Дюпри – нет. И если б он попросил нынче быть с ним, она бы не нашлась с ответом. Впервые препятствием этому были только они двое.

– Извините, что помешал, – сказал Дюпри. – Не вовремя я появился. Как у вас ним?.. – Он помолчал. – Разобрались?

– Да. Вроде бы.

– Вот и ладно. Хорошо. – Дюпри прокашлялся. – Возможно, это все чепуха… Я хотел узнать, не повидаетесь ли вы со Спайви в ближайшее время?

– Как раз к нему собираюсь.

– Понимаете, этот придурок меня чурается. Нынче взломали особняк на Южном холме. Хозяин Джон Лэндерс.

– Катера-яхты.

– Точно. Возможно, все это никак не связано, но грабитель явно что-то искал.

– То есть?

– Я не знаю. В кабинете разбросаны бумаги, а на столе макет микрорайона… Вспомнились Ленин Райан и его дядя, хозяин ломбарда… Скажите, вы разговаривали со старым охранником лодочного центра?

– С охранником? – Каролина не поспевала за его мыслью.

Дюпри смущенно рассмеялся:

– Ладно, ерунда все это.

– Нет, говорите.

– Да я сам ни черта не понимаю. – Он опять засмеялся. – Просто скажите Спайви, что в доме нужно снять отпечатки, пока хозяева не вернулись. На всякий случай.

– Ладно, скажу.

– Спасибо. – Дюпри хмыкнул: – Вот же засело-то.

Они помолчали и одновременно спросили:

– Как вы?

– Пожалуйста, извините за нашу последнюю встречу, – сказал Дюпри. – Я не имел права так вас огорошить и… чего-то требовать.

– Алан…

– Я многое могу себе простить, но вовек не прощу, если из-за меня вы будете думать, что вы плохой коп.

Каролина зажмурилась и приказала себе молчать, чтобы не нарваться на вопрос, ответа на который еще не знала.

– Ну ладно, поеду встречать пиццу. Значит, скажете Спайви?

– Да.

Помолчали. Каролина вспомнила, как шесть лет назад они переплелись на кушетке, вцепившись друг в друга. Оба знали, что если разомкнут объятия, это произойдет и все изменится. Неделей раньше ей исполнилось тридцать. Неужели шесть лет так пролетели?

– После разговора со Спайви я вам перезвоню, – сказала Каролина.

– Если угодно, – ответил Дюпри.

Каролина положила трубку и закрыла руками лицо. Перед разводом мать вот так же ни с того ни с сего зарывалась лицом в ладони, и маленькая Каролина – ей было лет восемь-девять – изводилась от беспокойства за нее. Как-то раз она играла с куклами, в детскую вошла мать, по щекам ее текли слезы. «Каролина, – сказала мама, – никогда не позволяй другим решать, чего ты хочешь». Эта фраза – чего ты хочешь — отпечаталась в голове восьмилетней девочки как священный завет, гарантирующий счастье по списку необходимых кукольных аксессуаров: домик, кабриолет, красивый жених.

Однако последние пять лет жизни смахивали на каталог пластмассовой посуды, и стоило задуматься, чего же она по правде хочет, как перед мысленным взором тотчас возникал Алан Дюпри.

Каролина уже потянулась к телефону, чтобы перезвонить ему, но взгляд зацепил карту города. Она придвинула карту к себе. Что сказал Дюпри? Кто-то проник в дом, искал документы. Интересно, зачем? Вот он лодочный центр, в самом сердце «охотничьих угодий Ленин Райана», как выражался Макдэниэл.

Каролина задумалась, потом решила взглянуть на распечатки судмедэкспертиз, лежавшие на совещательном столе в центре комнаты. Отыскала отчет по первой жертве, Ребекке Беннетт, и просмотрела список волокон и частиц, обнаруженных на трупе. Вот деталь, которая поначалу всех ставила в тупик, – ковровые волокна. Позже выяснили, что это волокна непромокаемого катерного паласа. Сыщики узнали, что одно время проститутки принимали клиентов в катерах «Бухты Лэндерс». Каролина просмотрела другие отчеты, но эта деталь больше нигде не встречалась. За отчеты экспертов отвечал Лейрд, он вряд ли проглядел бы столь явное совпадение. Каролина направилась к телефону, но опять до него не дошла.

Теперь она свернула к шкафу, в котором хранились так называемые косвенные дела. Вот результаты экспертизы тела Шелли Нордлинг. Каролина пробежала пальцем по списку частиц, обнаруженных на трупе и одежде. Есть. Ковровые волокна.

Так. Ленин Райан расспрашивал проституток и выяснил, что Шелли водила клиентов в «Бухту Лэндере». Предположим, это он проник в дом Лэндерса, чтобы найти… что? Дюпри сказал, там разбросаны бумаги. Бумаги?

Каролина казалась себе полной дурой, неспособной сложить два и два. Она потерла виски. Куда обычно идешь, если нужны документы? Каролина посмотрела на часы: почти восемь. Мэрия уже закрылась на выходные. На столе Спайви она отыскала список телефонов экстренных служб и набрала сотовый начальника окружной канцелярии. Тот ответил после первого гудка, фоном слышался шум ресторана. Представившись, Каролина извинилась за поздний звонок.

– Моя просьба покажется странной, но до понедельника дело не терпит, – сказала она. – Вы регистрируете тех, кто запрашивает документы? Мне нужно выяснить, кто интересовался судебной тяжбой Джона Лэндерса.

– Торговца яхтами.

– Верно.

– Я перезвоню.

Через две минуты раздался звонок:

– Дэвид Никелл.

Каролина поискала ручку:

– Ой, одну секунду.

– Ничего-ничего. Я только что дал взбучку служащему, который отправил ему копии судебных документов почтой. В Спрингдейл. Грубейшее нарушение. Документы выдаются только на руки. Никаких исключений. Можете жаловаться на свою горькую судьбину, плакаться, что живете в глуши, – мы не отправляем документы почтой.

– Когда они ушли?

– Мой сильно обгадившийся чиновник говорит, что отправил на этой неделе. Наверняка Дэвид Никелл его подмазал. Придется уволить подлеца.

– Не знаете, Никелл предъявил удостоверение личности?

– Иначе документы не получить.

Каролина затаила дыхание:

– А как он выглядел?

– Чиновник говорит, лысый и бородатый.

– Адрес дадите? – рискнула Каролина.

– Может, в понедельник?

– Нет, это поздно. И хорошо бы ваш подчиненный сегодня же к нам заглянул.

– Ладно, попробую. – Начальник повесил трубку.

Дэвид Никелл. Каролина взяла телефонный справочник Спрингдейла. Есть: Дэвид и Анжела Никелл. В адресе только номер шоссе – видимо, супруги жили в глуши. Каролина позвонила по указанному телефону – никто не откликнулся, даже автоответчик. Она открыла базу данных и проверила Дэвида Никелла в списках доносчиков, свидетелей, подозреваемых, жертв. Пусто.

Каролина перешла к другому компьютеру и пробила имя по всем картотекам преступников – местной, штата и национальной. Базы выдали нескольких Дэвидов Никеллов, тогда она сузила круг поиска, добавив слово «Спрингдейл», и вскоре получила номер социального страхования. Этот Дэвид М. Никелл, сорока двух лет, житель Спрингдейла, привлекался к ответственности за домашнее насилие в отношении Анжелы Никеля и трижды – за вождение в нетрезвом виде. Два месяца назад его вновь арестовали на западе штата: пьяный, на угнанной машине он пытался уйти от полицейской погони. В изоляторе Такомы ожидал суда. Фотография представила лысого бородача в очках. Каролина вспомнила, что свидетели, описывая предполагаемого Ленни Райана, упоминали густую бороду и бейсболку.

Если Дэвид Никеля сидел за угон, значит, кто-то другой сделал запрос о Джоне Лэндерсе. Если Дэвида Никелла взяли в ворованной машине, значит, человек с его удостоверением вполне мог разъезжать в его автомобиле.

Каролина уже убедила себя, что к ее дому подъезжал не Ленни Райан, а какой-то парень с пивом. Но теперь не сильно удивилась, когда по номеру социального страхования выяснила марку машины Никелла – красный «ниссан-сентра» 92 года.

Откинувшись на стуле, Каролина уставилась в потолок. Как, пожалуй, всякий человек, она надеялась остаться в стороне от событий собственной жизни, не замочившись в их стремительном потоке, но теперь с удивлением поняла, что ее тащит тем же течением, с которым она так долго боролась.